Глава III
2. Часть. Наш двор.
1. Игры.
Мы любили свой двор, утопающий в зелени, и полностью его обследовали, включая все закоулочки, а их было бесчисленное множество, поскольку одноэтажные, двухэтажные, трехэтажные дома, гаражи, хозяйственные постройки располагались как по периметру, так и внутри него, образуя всевозможные проходы и тупики. Двор состоял как бы из трех частей: наш двор, территория непосредственно перед нашим домом, дальний двор, выходивший на соседнюю улицу, и средний, соединяющий дворы воедино. Было очень удобно играть в «казаки-разбойники» или в прятки, потому что двор был большой, к тому же проходной и отсекал от смежных улиц угол в виде треугольника, давая нам раздолье и разнообразие в приключениях.
Звонкоголосая ватага ребят носилась по двору, играя в мяч, взмывая ввысь на качелях или вертясь на турнике, как заправские циркачи. Обладатели велосипедов маневрировали между цветочными клумбами, огороженными побеленными треугольниками кирпичей, наполовину вкопанных в землю. К вечеру во двор стекались уставшие от работы женщины, чтобы посудачить на скамейке о жизни и поиграть за столом в лото, вдыхая аромат цветов: колокольчиков, неприхотливых ирисов, пахучих пионов, ночных фиалок и сирени, а мужчины – «забить козла» в домино.
Палисадники, прилегающие к одноэтажным домам, окружали кусты сирени, дикой розы, шиповника. Весной в воздухе стояло благоухание от цветущих вишневых деревьев, абрикос, яблони, каштанов, липы и черемухи.
Мы облюбовали для своих игр раскидистое дерево тутовника, ветви которого причудливо изгибались, образовывая сиденья, где мы удобно устраивались, как в креслах, а на нижних массивных ветках ловко раскачивались, передвигаясь подобно обезьянам. Проводя много времени на дереве, мы лакомились её белесыми сладковатыми плодами, но чаще всего довольствовались недозрелыми зеленоватыми, которые легче было достать с нижних веток. В глубине двора росло еще одно дерево тутовника с черными плодами, более сочными и крупными, оставляющими чернильные следы на руках и вокруг губ, но мы предпочитали нашу белую тютину (так мы её называли). Частенько с дерева нас сгоняла сварливая тетка с первого этажа, которой вечно мешал наш гомон. Рассерженная, она высовывалась наполовину из окна и, потрясая своей тростью, угрожала выйти и стряхнуть нас с веток, чтобы мы посыпались с них, почему-то как груши, если мы сейчас же не уберёмся. Смущенные, мы ретировались и уходили кататься с деревянной горки, такой же, как в первом детском саду, с которой мне так и не удалось прокатиться, только намного выше. Но с этой уж я накаталась вдоволь! Или же шли копаться в песочнице, в которую нам на большом самосвале завозили желтый влажный песок.
Огромной популярностью у детворы пользовалась спортивная площадка. На ней мы затевали игры: «чью душу желаете?» ( в неё часто играли и в детском саду), «вышибало», «штандр», футбол, пионербол. В них принимали участие ребята разных возрастов, что придавало всем затеям особый интерес.
Родители никак не могли загнать нас домой. Со всех сторон неслось:
- Ну, мамочка, еще 5 минуток! Мы еще не доиграли…
- Папа, пожалуйста, еще немножко!
- Еще чуть-чуть…Ладно?
Внутренняя часть двора, на которой находилась спортивная площадка, была на возвышении, поэтому зимой мы лихо неслись с этой горки на санках прямо к воротам. Когда выпадал снег, мы лепили снеговиков, строили ледяные замки и крепости, играли в снежки.
Двор меня притягивал, как магнит. Там всегда происходило что-то интересное. Я прямо приросла к нему, и родителям стоило немалых усилий уводить меня домой, уговорить пойти вместе к кому-нибудь в гости или проведать дедушку. Мама порой даже обижалась …
Новая жизнь захватила меня полностью, отодвинув прежнюю в дальний уголок памяти, до поры до времени совершенно не востребованный.
Вскоре после нашего отъезда на новое место жительства моя Лёля с семьей переехала жить в другой город, а в дедушкиной квартире хозяйничала в бабушкином фартуке чужая полная женщина с грубыми чертами лица, властным взглядом, слащавой улыбкой, никак не шедшей к её облику, и уродливой волосатой бородавкой на щеке.
Когда мы приходили проведать дедушку, она подставляла мне свою щеку для поцелуя, и я трепетала от ужаса, ожидая, что колючая безобразная бородавка коснется моего лица. Маме эти визиты приносили боль, да и новая жена дедушки была не в восторге от наших посещений.
- И что таскаться сюда без конца? – говорила она притворно плаксивым голосом. – У нас всё в порядке. Твой отец на моей заботе… Живите своей жизнью. Вот скоро мы переедем на мою родину в Краснодарский край и заживем припеваючи, не то, что здесь.
Дедушка только покряхтывал и молча потирал ладонями колени в залоснившихся темных брюках. Недолго посидев, мы уходили несолоно хлебавши. Поначалу мама обращалась к новой хозяйке с просьбой разрешить ей взять нашу швейную машинку, некоторые бабушкины вещи, кулинарные рецепты, книги, на что та в недоумении заявляла:
- Душенька, это что же ты хочешь забрать? Здесь нет твоих вещей! Всё твоё у тебя дома…
Создавшаяся ситуация больно ранила маму, она переживала за своего отца и, тяжело вздыхая, сокрушалась, что дедушкина сестра из лучших побуждений позаботилась пристроить его в надежные руки, из которых было не выбраться.
Но как бы я ни любила дедушку, меня больше занимали мои детские дела.
Я подружилась с ребятами во дворе, а с соседской Олей мы стали просто не разлей вода и всё время бегали из одной квартиры в другую. Оля, высокая, худенькая, с длинной русой косой, открытым покатым лбом, была старше меня на три года, но это не мешало нам хорошо понимать друг друга. Мне нравился ее внимательный взгляд серых глаз, мягкий голос, покладистый характер, рассудительность. Мы с ней хорошо ладили и никогда не ссорились, а также с удовольствием участвовали в дворовой жизни.
Как такового лидерства в нашем детском коллективе не было, но всё же некоторые ребята пользовались авторитетом, а разница в возрасте не только не мешала, но даже помогала в игре.
Заводилой у нас частенько был Валерка, долговязый, смешливый парнишка из соседнего дома, немного старше нас. Выходил он гулять всегда с мячом, лихо с ним управлялся и учил нас играть в «штандр». Суть игры была в том, что все собирались вокруг одного человека, который высоко подбрасывал мяч, и пока тот летел, все разбегались в разные стороны как можно дальше. Ведущий тоже убегал, выкрикивая имя одного из нас, и тот должен был быстро вернуться и поймать мяч, пока он не коснулся земли. Если ему это удавалось, то игрок имел право снова подбросить мяч и выкрикнуть другое имя. Если же мяч касался земли, то тот, чьё имя выкрикнул ведущий, ловил мяч и кричал: «Штандр!». Это означало, что все должны застыть на месте, после чего ведущий выбирал игрока, который стоял к нему ближе всех, определял количество шагов до него, отмеривал их и кидал в него мяч. Если попадал, то тот водил, а если промахивался, то все собирались в круг заново и ведущий не менялся. Сколько эмоций, споров вызывала эта игра! Иногда звучало: «Это нечестно, ты подбросил мяч невысоко, мы не успели убежать!» Или: «Не бей сильно мячом, синяк останется!»
Набегавшись вдоволь, мы усаживались играть в «колечко, колечко, выйди на крылечко» или в испорченный телефон. Потом кто-то произносил: «А давайте в вышибалу!», и тут же мы подхватывали: «Айда играть!». Снова в ход шёл мяч.
В этот раз Валерка и Андрей, белобрысый мальчишка, острослов и заводила, на выдумки которого мы отзывались всей душой, заняли место вышибал, а все остальные сгрудилась посередине площадки между ними. Уворачиваясь от мяча, нестройная шеренга перебегала от одного конца площадки к другому. Ребята натыкались друг на друга, наступали на ноги, толкались. Поскольку в круге было много народа, при каждом ударе мяч в кого-нибудь да попадал.
- Всё, Вася, тебя я выбил, - кричал Андрей. – Выходи из круга.
- И ничего подобного! Мяч меня не коснулся, я выгнул спину вот так, смотри! – и он демонстрировал, как уклонялся от мяча.
- Нет-нет, дотронулся, не спорь!
Если мяч касался игрока, то тот покидал поле, но бывало и так, что кто-то очень ловкий умудрялся поймать мяч, и это позволяло возвращать выбитых игроков в команду или накапливать очки.
- Не переживай, я сейчас поймаю мяч, и ты войдешь снова, - успокоила я.
- Обещалка, сначала попробуй поймать! – парировал Валерка.
- Не бойся, она поймает! – поддержала меня Оля.
Несмотря на мою худобу, я была быстрой и ловкой, и мне частенько удавалось ловить мяч. Сверстники ценили мои качества незаменимые в игре: быструю реакцию и выносливость, поэтому верили в меня. Когда в кругу оставались 2-3 человека, то вышибалам приходилось изрядно попотеть, чтобы попасть в них. Среди таких стойких «оловянных солдатиков» была и я. Когда на поле остался один Сережка, слывший у нас хорошим спортсменом, мы во всю глотку кричали:
- Давай, Сережка! Держись!
- Быстрей… Беги! Мяч слева!
-Эй, Валерка, не заходи за линию! Так нечестно!
Когда Сережка в запале подбежал слишком близко к Андрею, тот постарался поскорее поймать мяч и с силой ударил по нему, чтобы выбить последнего игрока из круга, не дав ему времени переместиться на другой конец площадки к другому вышибале. Мяч закрутился в воздухе, отлетел к гаражам и с грохотом упал на острую железку, торчащую в просвете между стенами построек, заросших высоким бурьяном. Мы подбежали и увидели сдувшийся резиновый мяч.
Валерка взял его в руки, повертел и обвел нас растерянным взглядом.
- Да-а-а, за это отец не погладит по головке.
- Тебе попадёт? – участливо спросила я.
- А мы с тобой пойдем, объясним, как было, - предложил Андрей.
- Конечно, я всегда привожу с собой подружек, если чувствую, что мама меня будет ругать. А при гостях не станет. А когда подружки уйдут, уже и поздно наказывать, – поддержала рассудительная Оля.
Вся компания направилась домой к Валерке. Ввалившись в прихожую, мы притихли, встретив суровый взгляд Валеркиной мамы, наскоро вытиравшей руки о фартук, и наш азарт несколько поугас. В квартире было жарко и пахло чем-то кислым.
Андрей взял из рук друга испорченный мяч и стал объяснять, что произошло.
Поджав губы и пристально недобро смотря на сына, совсем не слушая Андрея, мать крикнула:
- Отец, ну-ка поди сюда! Смотри, что, шельмец натворил!
И к сыну:
- Вот так тебе покупать игрушки!
- Что тут? - недовольно спросил отец, лениво потирая заросший щетиной подбородок и обводя взглядом нашу компанию.
- Вот полюбуйся, как сын ценит купленные ему вещи, - пожаловалась мать, забирая у Андрея мяч и протягивая его мужу. – Уже второй за этот месяц!
- А у меня разговор короткий! - гаркнул отец и тут же, быстрым, отлаженным движением выдернув из помятых брюк ремень, без предупреждения хлестнул им Валерку. Мы от неожиданности отпрянули назад, а Валерка, видимо привыкший к такому обращению, мгновенно согнулся, закрыв руками голову и подставив под удар спину.
- Не получишь никаких игрушек больше, если не умеешь беречь, - пригрозил отец и стегнул еще раз.
- Не надо! Что вы делаете! – опомнившись, стали выкрикивать мы.
Ухватив сына за чуб, он выволок его полусогнутого в комнату и зычно шикнул на нас:
- А ну марш отсюда! А то и вам достанется! – и замахнулся ремнем в нашу сторону. В этот момент Валерка вывернулся из рук отца, а мы в страхе выбежали из квартиры.
От ужаса, что мы оказались свидетелями такого сурового наказания за разбитый мяч, нас трясло. Взгромоздившись на тютину, чтобы прийти в себя и успокоиться, мы шёпотом обменивались впечатлением от увиденного.
- Я слышал, что у Валерки папка крут, но чтоб так… - заметил Вася. Мы закивали.
Нам было очень жалко Валерку. Андрей чувствовал за собой вину и решил отдать товарищу свой мяч.
- Мои родители поймут. Я им все объясню, - рассуждал он.
- А играть можно и моим мячом, - предложил Вася. – Меня не будут ругать, если он лопнет.
Я была под впечатлением от этой истории и сделала вывод, что в каждой семье свои законы и бывают такие родители, которые бьют детей ремнем практически ни за что. Как хорошо, что мои родители никогда нас с братом и пальцем не трогали.
2. В песочнице.
В дверь постучали.
- Кто там? – спросила мама.
На пороге стояли мои подружки: Оля и Инна.
- А Надя выйдет?
Я сидела за столом и рисовала. Мне подарили новую раскраску, и я с удовольствием раскрашивала картинки.
- Ну, что ж, пойди, Надя, погуляй, раз зовут.
Я соскочила со стула и подбежала к подружкам:
- Я рисую, мне не хочется гулять. Давайте рисовать вместе.
- Нет, там Вася принес большой экскаватор, Вова вынес новый грузовик, и мы хотим построить в песочнице город. Пойдем!
Да, это было интересное предложение. Я быстро сложила в коробку карандаши, закрыла книжку и вышла с девочками на улицу, прихватив совок и ведёрко.
- Давайте зайдем еще за Леной и Галей. - Сестры жили в соседнем доме.
- Пошли!
Мы побежали.
В песочнице полным ходом шла работа: рылись ямы, строились дома, башни, которые украшали цветами, разбивались парки из травинок и листочков. Рядом с песочницей была колонка, из которой мы набирали воду в ведерко, смачивали песок, чтобы легче строилось, наполняли «пруды» в «парках». Вокруг города был вырыт ров, его аккуратно трамбовали ладошками. Мальчишки вывозили своими машинами строительные материалы.
- Вов, а дай грузовик мне, я поеду за деревьями для сада, – попросил Андрей.
- Не-е-е, я сам хочу.
- Дай ненадолго, что ты жадничаешь? – поддержали Андрея ребята.
- Он отдаст. А ты возьми пока мой экскаватор, - предложил Вася. Он был добрым мальчиком. Всем всегда давал свои игрушки и никого не обижал.
Он протянул свою машину и постарался взять грузовик.
- Не лезь, - засопел Вова, - что отбираешь? Ма-ма!
- Никто у тебя не отбирает, что ты раскричался? – возмутились мальчишки.
- Дай машину, что ты вредничаешь? Мы все вместе играем, - вмешались в разговор девчонки.
После всеобщей поддержки Вася снова попытался завладеть машиной.
- Не трогайте машинку, она – моя! – еще сильнее вцепился Вовка в игрушку. - Я маме пожалуюсь!
Детвора недолюбливала Вовку за то, что он любил ныть по поводу и без повода и по всякому пустяку бежал жаловаться маме. В этот раз он поступил так же. Не успели мы оглянуться, как он бросил машинку в песочнице, а сам с ревом побежал домой.
- Опять к мамочке побежал, - презрительно сказал Андрей и часто заморгал своими белесыми ресницами, пытаясь очистить глаз от попавшего в него песка.
Мы уже приблизительно знали последующий сценарий событий, поэтому к машинке никто не притронулся.
Вскоре на пороге дома показалась мама Вовы, которая решительным шагом направилась к нам. Вовка трусливо плелся за ней.
- Что же это вы, ребята, устраиваете? - начала она. - Неужели нельзя дружно играть? За что вы обижаете Вову?
Мы как по команде встали, отряхнув руки и одежду от песка, и молча смотрели на тетю Нору, которая отчитывала нас и одновременно нервными движениями заправляла в косынку выбившиеся непослушные черные с проседью волосы. Весь ее облик выражал недовольство, брови сурово сошлись к переносице, а темные карие глаза метали молнии. Было понятно по раскрасневшемуся лицу и линялому фартуку, одетому поверх домашнего ситцевого платья, что она оторвалась от дел и пришла защитить свое чадо.
- Что молчите? – строго спросила тетя Нора.
- Его никто не обижает, - ответил за всех Андрей, который всегда отстаивал справедливость.
- Как это не обижаете? А машинку отобрали. Разве это хорошо?
- Мы не отбирали. Я попросил, а он не дал. Вот она лежит, - пояснил Вася и указал рукой на машинку. Его брови на круглом лице поползли вверх, подчеркивая невинный взгляд темно-серых глаз.
- Брали-брали, – посапывая и потирая нос, заныл Вовка из-за маминой спины.
- Не ври, ты сам ее бросил, - возмутились ребята.
- Вот бери свою машинку, она никому не нужна, – вступилась я.
- А что он жадничает, тетя Нора? – спросила Оля.
- Так, что за разговоры? Надо играть вместе и дружно. Понятно? - продолжала мама Вовы, пытаясь навести порядок и оградить своего сына от обвинений. – Давайте, принимайте Вову обратно в игру и не обижайте больше. Слышите? – и, не дожидаясь ответа, подтолкнула Вовку вперед. – Иди, играй! И не реви!
Она развернулась и решительной походкой направилась к дому. Конфликт, казалось, был улажен. Но это только казалось…
Мы опустились на колени и продолжили строить город. Вова вытер нос рукавом и как ни в чем не бывало, поехал грузовиком по только что построенным дорогам, издавая звуки работающего мотора. Мы старались возобновить игру, но настроение изменилось. Честно говоря, после вмешательства тети Норы мы сторонились Вовки, играть с ним не хотелось. Заступничество родителей обычно приносило только вред. В нашем детском коллективе, естественно, бывали конфликты, вспыхивали ссоры, но потом мы мирились, стараясь разобраться в своих проблемах самостоятельно. Если кому и приходило в голову пожаловаться родителям, то чаще всего получали вердикт: «Не можете играть мирно – марш домой!» А кому понравится такое решение? По твоему мнению, ты пострадал, ждал поддержки, а тебя же и наказали: загнали домой в разгар интересной игры. Обидно… Поэтому большинство ребят предпочитали не посвящать родителей в свои дела. Даже когда нам случалось пораниться, мы старались не плакать, чтобы не слышали родители, а лечились сами: срывали лист подорожника, слюнявили его и приклеивали к ранке или бежали к тёте Паше, Васиной маме, которая работала медсестрой.
Я твердо знала, что никогда не буду просить маму или папу вступаться за меня, ведь ребят невозможно насильно заставить кого-то любить. Дети должны сами улаживать свои конфликты.
В общем, игра в песочнице уже не клеилась. Вовка ездил своим грузовиком – «вж-ж-ж-ж» - по всей песочнице, как ни в чем не бывало бибикал, буксовал, но нам с ним общаться не хотелось. Мы сторонились его.
- Вы что, не хотите играть со мной? – заныл снова он.
Ему никто не ответил.
- Не хотите? – заводился он.
- С чего ты взял? – постаралась успокоить его Оля.
- Вовка, ты почему так ябедничать любишь? – не выдержал Вася.
- Надо играть дружно, а вы меня не принимаете… – затянул Вовка. – Мама сказала вам, вместе играть…
Он уже готовился снова зареветь.
- Иди еще раз мамочке пожалуйся, - пробурчал Вася.
- Вот и пойду! И не надо… Я и сам не хочу с вами играть!
- Ну, и иди… - сказал Андрей спокойно.
- А это не твоя песочница, не распоряжайся! Сам уходи!
- Да, ладно, ребята. Айда на качели. Пусть сам в песке возится! – заключил Андрей.
Мы все вскочили и побежали к качелям.
- А я разломаю ваш город! И башни! – угрожал нам обиженный Вова. - Вот вам, вот!
Он в гневе поддевал ногой дома, топтал улицы только что построенного города, превращая его в руины.
Но мы уже были на другом конце двора и оккупировали качели. Кто-то сразу взобрался на наш любимый канат с большим узлом на конце, кто-то повис на турнике, но хорошее настроения бесследно пропало, и все постепенно разошлись по домам. Я осталась одна.
Домой мне идти не хотелось, поэтому я вернулась к песочнице посмотреть на наши постройки. Вовы там не было. Зато я увидела, что по нашему городу пронесся ураган: в песке валялись цветы, выдернутые из верхушек башен, травинки и листочки «садов» и «парков». Я старательно собрала их в ладошку и выкинула из песочницы. Чтобы вымыть руки, я подошла к колонке, не заметив, что крышка люка сдвинута. Я включила воду и, чтобы не забрызгаться от сильного напора воды, вырвавшегося из крана, отскочила назад, нечаянно наступив на качающуюся крышку, и - провалилась в люк, успев зацепиться за края локтями, а ноги мои повисли над зияющей темнотой. Где-то в глубине булькала вода, а надо мной на голубом небе светило солнце. Ситуация была опасная и крайне нелепая, но страха я почему-то не испытывала. Я замерла, боясь пошевелиться, и только глазами водила по сторонам: во дворе никого не было. Кричать мне не хотелось – надо было беречь силы, да и кому кричать? Вокруг никого. Я спокойно висела и ждала, когда кто-нибудь выйдет из дома и вызволит меня из беды. Руки начали уставать и предательски подрагивать. Наконец из подъезда вышла тетя Люда со второго этажа и повернула в сторону ворот. Она не заметила меня, а я не знала, как привлечь ее внимание. Сейчас она уйдет и все! Я останусь висеть над пугающей пустотой дальше. Надо было подать голос. Но что кричать? Я пошевелилась, и крышка люка цокнула. К моему счастью тетя Люда почему-то обернулась и, заметив меня, пытающуюся изо всех сил удержаться на поверхности, с ужасом в глазах бросилась мне на помощь.
- Боже мой, Надя! Я сейчас помогу тебе! Держись!
Она ухватила меня под руки и осторожно вытащила из люка. Ее всю трясло. Она стала ощупывать меня, проверяя, не поранилась ли я, и все время причитала:
- Да что же это? Как же ты туда угодила? Теперь все хорошо, не волнуйся! Надо же такому быть… Все хорошо уже…все хорошо…
Я почему-то была абсолютно спокойна, как будто мне приходилось часто висеть над пропастью. А вот соседка была бледная. Откуда-то появилась моя мама, и собрался народ. Все обсуждали: как такое могло случиться? Почему не закрыт был люк? Ахали и охали, радовались, что все благополучно обошлось. Все удивлялись, что я не испугалась, не запаниковала. Говорили, что я смелая девочка и правильно себя вела: не дергалась, не пыталась сама выбраться, а то бы обязательно сорвалась вниз... Я слушала и молчала. Мама обняла меня крепко и увела домой, и мы постарались поскорей забыть об этом происшествии.
Хорошо, что я по какой-то необъяснимой причине не запаниковала. Мне самой было интересно, почему? Может быть, я не понимала степени опасности? Да нет… Когда я висела над бездной, то старалась не смотреть вниз. Интуитивно я не давала страшным мыслям поселиться в моей голове. Я просто не думала о плохом, а знала, что все будет хорошо: надо только подождать.
Я сделала вывод, что самообладание помогает в трудные минуты, надо не паниковать, а верить в лучшее.
3. Крепкий сон.
Со мной вечно что-то случалось. Если ехали отдыхать на Дон, то там обязательно я заболевала: то дизентерией, то крапивницей, то комары не оставляли на мне живого места и искусывали до невозможности. Все дети играли в песочнице, но именно ко мне приставала какая-нибудь инфекция, если бегали, я обязательно стесывала колени, если ходила без головного убора в ветреную погоду, то зарабатывала воспаление среднего уха, зимой непременно простужалась, не говоря уже о съеденном холодном мороженом - ангина была обеспечена. Поэтому родители вечно кутали меня, читали нотации, чтобы я не ела зелёных абрикосов, росших у нас во дворе, чаще мыла руки и не моталась, как угорелая. Но все эти увещевания были напрасны.
Как-то раз мы прыгали с девчонками на скакалках, и кто-то из мальчишек, пробегая мимо, нечаянно толкнул меня. Я неловко упала на деревянную ручку прыгалки, подвернув руку. Боль пронзила меня, и я громко заплакала, а дети в недоумении смотрели на меня. Сидевшие неподалёку на лавочке взрослые сразу кинулись ко мне, но ничего не могли понять. Они расспросили детей и, не найдя объективных причин для беспокойства, постарались меня успокоить. Плач не утих даже тогда, даже когда пришла мама. Она осмотрела меня, но тоже ничего не обнаружила. Вокруг меня собралась большая компания моих друзей и взрослых, меня старались утешить и рассмешить. И я действительно принялась смеяться. Но теперь собравшиеся не могли остановить мой смех. Я хохотала, как ненормальная, и именно это всех насторожило. Вызвали скорую помощь. И что вы думаете? У меня обнаружили перелом руки от такого, казалось бы, пустякового падения. Пришлось месяц ходить в гипсе, а потом ещё посещать лечебную гимнастику и разрабатывать руку. Хорошо, что повредила именно левую руку!
В другой раз, когда мама стригла мне ногти на руках, кусочек ногтя отскочил и попал мне в глаз. Резь в глазу была невыносимая, глаз покраснел, а я, конечно же, заголосила от боли. Мама надеялась, что слезы помогут выйти инородному телу из глаза, но ничего не получалось. Пришлось идти к медсестре в детский сад. Она оттянула веко и достала отстриженный ноготок, который принес столько неприятностей. После этого случая я всегда отворачивалась при стрижке ногтей или зажмуривала глаза.
Но это были еще цветочки. Удивила я всех совсем другим.
Как-то раз, вернувшись из садика и не застав никого дома, я прилегла с игрушкой на кровать, да и заснула, предварительно закрыв дверь изнутри на навесной железный крючок. Спала я глубоко и сладко и, естественно, ничего не слышала. Но, может быть, это было как раз и неестественно, потому что я совершенно не слышала, как тарабанили в дверь.
В общем, проснулась я и ничего не пойму: в комнате полно народа, а моя мама вытирает мокрые от слез глаза. Рядом с ней папа и Юра стоят с обеспокоенным видом, в руках у них топор и стамеска. Потягиваясь, я сладко зевнула и обвела удивленным взглядом всех присутствующих, а потом поинтересовалась, что происходит. В комнате воцарилось молчание. Я не спеша встала с кровати, обошла всех собравшихся, надеясь понять причину всеобщего замешательства, но, ничего не обнаружив, снова спросила, что случилось.
- С тобой все в порядке, доченька? - обратилась ко мне мама. Её вопрос показался мне странным.
- Да, - ответила я.
- Ты просто крепко спала? – поинтересовался папа.
- Да.
- Мы не могли достучаться, - пояснила мама, - ты не открывала, и мы забеспокоились.
- Ты хорошо себя чувствуешь? - снова задал вопрос папа, и чтобы удостовериться, приложил руку к моему лбу, проверяя, нет ли температуры.
Вдруг все разом загалдели, стали смеяться, подтрунивать надо мной и, успокоенные, потянулись к выходу, бросая реплики. Наша массивная деревянная входная дверь почему- то стояла прислонённой к стене рядом с дверным проемом и толпа соседей беспрепятственно проследовала наружу.
Родители рассказали мне, что не моли попасть в квартиру, когда вернулись с работы, затем пришел Юра. Было понятно, что дверь заперта изнутри. Стали стучать все громче и сильнее. Юра уже просто неистово колотил в двери кулаками и ногами, но никто не отвечал. Сбежались соседи, собралась детвора. «Решено было влезть через окно, но все окна оказались закрыты, и удалось только увидеть тебя, лежащую на кровати, - рассказывал папа. - Мальчишки стали стучать в окно. Не помогало, ты не двигалась и не подавала никаких признаков жизни».
- Тогда решили позвонить от соседей по телефону, - вступил в разговор брат, - но и звонок не разбудил тебя. Родители забеспокоились: почему ты ничего не слышишь? Весь дом в панике, всех переполошили стуком, а ты не открываешь дверь!
- Да, даже детвора под окнами хором скандировала: «Надя-Надя!», - пояснила мама.
Юрка продолжал: «В дверь ломились соседи с криками: «Надя, открой!», но все было напрасно. Ничего не оставалось, как применить крайние меры и высадить дверь! С помощью топора и лома папа с мужчинами выломал дверь, и все вбежали в квартиру узнать, что с тобой случилось».
- Ну, ты и горазда спать, - с восхищением закончил Юрка.
-Да-а-а у-у-уж! – протянул папа.
А мама крепко меня обняла и поцеловала в лоб.
Весть об этом случае быстро облетела весь двор, и я мгновенно стала знаменитостью. Где бы я ни появлялась, каждый считал своим долгом поинтересоваться: как же я могла так крепко спать, что ничего не слышала? «Неужели совсем ничегошеньки?» – переспрашивали дети. И, услышав мой ответ, начинали смеяться.
Вот, оказывается, как можно прославиться, совсем не желая этого.
4. Плохой аппетит.
- Мама, ма-а! Я хочу бутерброд с маслом и сахаром! – с порога заявила я, влетая в комнату.
- Что? Какой бутерброд?
Намажь хлеб маслом, а сверху посыпь сахаром…- запыхавшись, распорядилась я.
- И что, ты такое будешь есть? – удивилась мама.
Да, я ела плохо и хлеб совсем не любила, если не считать того, что я с удовольствием грызла горячую хрустящую корочку хлеба, за которым мы всей оравой бегали в ближайшую булочную на углу нашей улицы. Туда доставляли горячий хлеб из пекарни, и невозможно было удержаться, чтобы по дороге не отгрызть соблазнительный уголок кирпичика. Родители нас ругали, но удержаться мы не могли: отрезанная дома ножом горбушка не такая вкусная.
Мама была удивлена моей просьбой сделать бутерброд, потому что даже в садике на меня жаловались, что я плохо ем. Перед обедом нам в столовую ложку наливали противный рыбий жир, который надо было выпить, прежде чем приступить к еде. Хорошо, что мы за столом сидели с моей пампушкой Таней, у которой всегда был прекрасный аппетит, и она охотно выручала меня, выпивая и свою, и мою порции. Таня была настоящей подругой!
Когда мы играли во дворе, вышла Галя с аппетитным бутербродом. Все обступили ее: бутерброд был очень соблазнительным.
- Дай откусить, - попросил Вася и шумно сглотнул.
Галя сначала сама откусила уголок хрустящей горбушки белого хлеба, а потом протянула Васе. Он немного пригнулся, чтобы было удобнее кусать, и захватил ртом приличную часть бутерброда. С довольной улыбкой Вася пережевывал угощение.
- А мне дашь попробовать? – спросила я.
Галя внимательно оглядела горбушку и согласилась:
- Ну, только немножко, ладно?
Я приготовилась откусить другой уголок корочки, но Галя резко отдернула руку с бутербродом, так что я чуть не клацнула зубами.
- Ишь, хитренькая! Кусай мякушку, а не горбушку, а то не дам!
Мне больше нравился уголок корочки, но выбирать не приходилось: бутерброд был чужим.
- Давай я тебе лучше отломлю… Мама не разрешает мне давать откусывать другим… - вдруг неожиданно вспомнила Галя.
Она отломила маленький кусочек и дала мне. Я положила его в рот и ощутила сладковатую мякоть свежего хлеба, пропитанную сливочным маслом. Вкусно!
- Ой, а какой маленький кусочек отломила… - заметил мой друг Андрей, сглатывая подступившую слюну. – Я бы не жадничал.
- Вот и не жадничай! Возьми дома свой бутерброд и раздавай, кому хочешь, – парировала возмущенная Галя.
- Вот и возьму.
- Ну и возьми! А я буду есть свой бутерброд!
Детвора стала разбегаться по домам за бутербродами. Вот и я примчалась домой.
- Ты проголодалась? Хочешь есть? Так садись, пообедай, нечего с кусками по улице гонять, – воспитывала меня мама.
- Нет, я не хочу есть! Дай бутерброд… - настаивала я.
- Что за привычка выходить с едой на улицу? Это неприлично. Сядь и поешь дома спокойно.
- Не хочу дома! Там все гуляют. И выйдут с бутербродами!
- Помой руки. Грязными руками нельзя есть. Будете облизывать друг у друга куски? Я этого не одобряю, - ворчала мама.
- Если не дашь, то буду откусывать чужие бутерброды, а если дашь – буду есть свой! – напирала я.
- Ох, уж эти капризы! И приходится мириться с ними.
Мама сдалась, потому что
радовалась любой возможности меня покормить. Она взяла батон, но я остановила.
- Нет, отрежь горбушку «кирпичика», большой кусок!
Мама улыбнулась и выполнила просьбу. Она намазала хлеб маслом и обильно посыпала сахаром.
- Так? - уточнила она.
- Да, - расплылась я в улыбке и выразительно погладила свой живот. – Ням-ням!
- А может, дома съешь? Чаю налить? – с надеждой в голосе предложила мама.
- Нет, мамочка, я - гулять! – и, схватив бутерброд, помчалась во двор.
Друзья постепенно стекались к тому месту, где мы расстались. Некоторые вынесли бутерброды, как у Гали, другие просто посыпали хлеб солью или намазали вареньем. Только Андрей был без еды.
- А почему ты не взял бутерброд? – спросила я его.
- Да, не хочу заходить домой, потом не отпустят гулять. Бабушка не разрешает мне бегать туда-сюда. Говорит: «Пошел гулять, так гуляй, а не хлопай без конца дверью».
- Хочешь? – я указала на бутерброд.
- Да ладно, не надо… - он махнул рукой и отвернулся.
Но в глазах я видела скрытое желание, поэтому разломила бутерброд пополам и протянула одну часть Андрею.
- Только руки вымой водой из колонки, - вспомнила я мамины наставления. - Грязными руками есть нельзя – можно заболеть.
- Чего их мыть, они чистые, - заверил Андрей, вытирая о рубашку руки и протягивая мне их для проверки.
- Нет, надо вымыть. Пошли к колонке, - поддержал меня Вася.
Он нажал на тугую ручку, и из крана под большим напором вырвалась струя воды. Андрей подставил ладони, и брызги полетели в разные стороны. Настроить колонку, чтобы вода текла тонкой струйкой, у нас не получалось, и мы с хохотом кинулась врассыпную.
Ах, как вкусно и весело есть на улице! И почему так неохотно родители разрешают это делать – непонятно!
Из-за отсутствия у меня аппетита дома часто вспыхивали споры. Неблагодарным делом было уговаривать меня есть первое, особенно борщ. В лучшем случае я выцеживала юшку, оставляя гущину в тарелке.
- Ну, разве можно считать, что ты поела борщ? – сокрушалась мама, качая головой. – Это называется перевод продуктов!
- Я не люблю капусту! – возражала я.
- А что ты любишь? Ничего не любишь! Котлеты не ешь, каши терпеть не можешь, молоко не пьешь, кисель не выносишь. Даже не знаю, чем тебя кормить. Скоро от ветра будешь падать. Вот ветер подует, и ты улетишь, как пушинка!
- И нет!
- И да! Придется гири в руках носить, чтобы не улететь. Да и гири не поднимешь, сил не будет. Все дети будут расти, а ты будешь ходить тростинкой и от ветра качаться…
Я представила себе эту картину: я иду очень тоненькая, в платьице и все время кланяюсь, как Ванька-встанька. Я засмеялась.
- Что смеешься? Смешного мало. Надо хорошо кушать, быть сильной, выносливой!
- А я сильная и выносливая! Знаешь, как я быстро бегаю? Меня никто не может догнать! Вот мы играем в прятки, так я всегда успеваю «застучаться» за себя! - похвасталась я.
Я действительно была активной и легко состязалась с мальчишками, например, в умении крутиться на турнике. Надо было сесть на перекладину, обхватив ее ногами, и сделать полный круг, а потом на согнутых ногах повиснуть вниз головой.
Многие девочки таких упражнений не делали, Инна так и вовсе не умела. Она даже не пыталась научиться.
Мне нравилось лазать вверх по канату или, опираясь ногами на его узел внизу, раскачиваться из стороны в сторону. Часто мы играли в «подготовку космонавтов».
- Закрути меня посильней, - просил кто-нибудь и залезал на середину каната, а кто-то из ребят брал за узел и с силой раскручивал канат.
- А меня завертите на качелях, - просила я ребят, усаживаясь поудобнее.
Веревки закручивали до самого верха, а потом отпускали, и ты крутился, подобно волчку, с бешеной скоростью, как в центрифуге.
Проходившие мимо взрослые удивлялись нашим упражнениям и качали головой: «Надо же, что вытворяют!»
- Тренируете свой вестибулярный аппарат? Молодцы! – восхищались они. - В космос собираетесь? Голова не кружится после такого испытания?
- Не-е-ет, - отвечал дружный хор.
В общем-то, моя худоба никак не сказывалась на моем физическом состоянии. Надо признаться, что у «чужих» я ела лучше. Например, когда мы играли у Васи, его мама всегда усаживала меня обедать с ними. Спорить было бесполезно, она умела уговаривать. Пока я отказывалась, передо мной неожиданно появлялась тарелка с котлеткой и пюре.
- Нет-нет, тетя Паша, спасибо. Я не буду. Я не люблю перемолотое мясо! – категорически заявляла я.
- Это ты мамины котлеты не любишь, а мои… Пальчики оближешь! Попробуй кусочек, тебе понравится, – уверяла тетя Паша.
Вася в это время уже уминал за обе щеки свою порцию. Я подчинялась и откусывала маленький кусочек котлеты. Она была мягкая, сочная и прямо таяла во рту.
- Ну, что я говорила? – победоносно заключала хозяйка, прочитав на моем лице одобрение. – Правда, вкусно? Мама твоя так не умеет!
- Да, вкусно, - с удивлением соглашалась я и отламывала еще кусочек.
- Пюре не забывай. Оно без комочков. Я его специально венчиком взбиваю, как крем получается. Не пюре, а просто объеденье! – продолжала тетя Паша нахваливать свои кулинарные произведения.
- Да, очень вкусно, - подтверждала я и съедала все содержимое тарелки.
- А теперь кисель!
- Его я точно не буду, – снова сопротивлялась я. – Там комочки попадаются, бе-е-е… - я поморщилась.
- Никаких комочков, уверяю! Пей.
Действительно, пригубив кисель, я отмечала, что и кисель какой-то необыкновенный.
- А вы скажете маме моей, как вы готовите котлеты? – спросила я.
- Конечно, скажу, но почему-то мне кажется, что у нас тебе всё равно будет вкуснее есть, - она хитро прищурила глаз.
Действительно, тетя Паша поделилась с моей мамой секретом приготовления своих котлет, сообщив, что я все съела, да еще и похваливала.
- Не может быть! Неужели все съела? – удивилась мама.
- Да, - гордо призналась я. – Котлета очень вкусная.
- Неужели? Прямо волшебство какое-то.
- Будешь готовить такие котлетки, как у тети Паши? – поинтересовалась я.
- Конечно, с радостью научусь, если моя принцесса будет их кушать!
Мама повернулась к соседке:
- А ведь мы, Паша, уже и не знаем, как ее накормить. Не ест ничего. Клюнет раза два что-нибудь - и все! Знаешь, отец даже в ресторан ее водит, там у нее просыпается хоть какой-то аппетит.
- Неужели? И ты с ними ходишь?
- Нет, я не люблю долго ждать, когда обслужат, да и еду предпочитаю домашнюю.
- А что же ты там ешь? – поинтересовалась у меня тетя Паша.
- Мясораздирающее? – сообщила я.
- Какое-какое мясо?
- Мясораздирающее, – повторила я. – Это очень вкусно.
- Что же это за блюдо такое? Никогда не слышала.
- Это я сама его так назвала, потому что этот кусок мяса надо раздирать на части. И мне нравится в ресторане кушать, там приносят красивую еду на красивых тарелках.
- Ишь какая эстетка! - заметила с улыбкой тетя Паша.
- Да, представляешь, там она ест. Любит шницель натуральный в панировочных сухарях, называет его «мясораздирающее». Однажды, когда отдыхали в Сочи, повел ее Николай в ресторан. Заказали мясораздирающее, а им вынесли шницель рубленый. Надя фыркает: «Это котлета, а не мясо. Принесите мне мясораздирающее!». Официантка в замешательстве, такого блюда не знает. Никак не поймет, что у нее просят!
- Я не стала есть такое… И мы ушли.
- Да-а-а, барышня, капризная ты… - покачала головой тетя Паша, скрестив на животе усталые от работы руки.
- А в Сочи в прошлом году практически ничего не брала в рот. - Стала рассказывать мама. - Сядет глубоко на лавочку, так что издалека видны голова и две ножки-спички! Страшно смотреть. Так мы ходили в магазин, где продавалась черная икра. Как только я обнаружила, что Надя ест её, стали заходить туда часто: возьму немного, намажу там же на свежий хлебушек, она и съест. Потом дочка распробовала, и мы стали туда захаживать часто. Продавщицы нас уже знали и по всем правилам готовили бутерброд. Иногда не успевали уйти, как Надя всё съедала и просила еще. Так ее и подкармливала, чтобы с голоду не умерла.
- Да, губа не дура! Черной икоркой хорошо полакомиться.
- Да вот же! Хорошо, что хоть она ей пришлась по вкусу и в продаже была… А так и не знала бы, что делать…
- Надя, любишь икорку? Не всех так балуют, цени. Мама ради тебя на все готова…
- Вот иногда ей даже на дом берем еду в ресторане… Знаешь, в ресторане «Южный» есть такая услуга. Муж тоже ест с удовольствием. И мы практикуем! – продолжала мама.
- Ты лучше, Томочка, приводи Надю ко мне. У меня ей понравилось, значит, будет кушать с удовольствием. Правда? – обратилась она ко мне.
- Правда, - согласилась я.
Когда мы с Васей остались вдвоем, он спросил:
- А ты правда ходила с папой в ресторан?
- Да, - ответила я, - и с мамой тоже… но чаще с папой.
- И как там?
- Что? – я не поняла вопроса.
- Ну, что там, в этом ресторане?
- Ничего особенного… Там просто люди едят. К нам подходит официантка и приносит меню. Мы выбираем и заказываем блюдо. Потом ждем… А когда приносят заказ, едим. Иногда ждать приходится долго…
- Здорово! - восхищенно протянул Вася.
- Только надо хорошо знать название блюд, а то можно заказать не то, что хочешь. Я их не знаю … Мне папа помогает.
- Неужели туда пускают детей?
- Конечно, пускают… но только днем. Вечером играет музыка, и туда ходят только взрослые. Нарядные такие!
- Тебе нравится там?
- Да, в зале красиво, как на празднике: скатерть, цветы, официантки в белых фартуках… все улыбаются.
- Везет тебе… - протянул Вася, - а я никогда в ресторане не был. И икру черную ел один только разок. На кусочек хлебушка назмазали немножко и всё… Вкусно!
- А хочешь пойти с нами в ресторан в следующий раз? Я отпрошу тебя у мамы. Мой папа возьмет! – предложила я. Мне почему-то стало жалко друга.
- Не-е, не надо. Меня не пустят.
- Тогда я позову тебя в гости, когда у нас будет черная икра, и намажу тебе во-от такой бутерброд! – и я расставила широко руки, показывая размер будущего угощения.
Мы засмеялись и побежали к ребятам.
Разговора с Васей показал, что не всё привычное для тебя является таким же понятным для других.
Потом я узнала, что мама иногда хитрила: готовила еду и относила ее к соседям, а там нас с подружками усаживали за стол, и я наминала мамину стряпню, думая, что ем чужое.
Мама очень радовалась, когда к нам приходила в гости Таня Поперечная. Таня всегда готова была есть и, заходя в гости, если заставала меня за столом, громко сообщала, что тоже любит суп, или блины, или макароны по-флотски. В общем, всё, чем в это время пыталась меня накормить мама.
- Садись, Танечка! Вот уж кого приятно угостить, всегда прекрасный аппетит у ребенка! – восхищалась мама, с укоризной поглядывая на мое ковыряние в тарелке и «перевод продуктов».
Мама шла на любые ухищрения, чтобы накормить дочку. Накрывала, например, стол на общей кухне, созывала ребят и устраивала праздничный обед или ужин. Приглашала к нам моих друзей: она считала, что в коллективе есть веселей. Но я все равно была разборчивой в еде и никак не поправлялась.
Мне не хотелось есть, и с этим я ничего не могла поделать.
4. Цыганка Роза.
Запыхавшись, я прибежала со двора и уже с порога закричала:
- Мама, мама, дай мне свое платье или юбку, мы будем наряжаться…
- Что будете делать? – переспросила мама.
- Наряжаться!
- Для чего?
- Просто…Мы так играем…
- Что это за игра?
- Во взрослых…
- Вот как…А может быть что-то поинтересней придумаете?
- Ну, ма-а-а…
Мама все же пошла доставать мне одежду.
- На, держи мое крепдешиновое платье. Я его раньше очень любила… - мама протянула мне цветное легкое платьице.
Я быстро натянула его на себя поверх своего платья, подпоясалась и подоткнула под поясок юбку, чтобы была короче и не телепалась по земле. Сверху нацепила бусы.
- Ма, а можно взять накидку с подушек? Я сделаю фату на голову.
Накидка была очень красивой: тонкой, кружевной. Я любила играть с ней, но мама этого не одобряла. Один уголок накидки я завязывала узлом или лентой и получалась фата, как у невесты. Я надевала ее себе на голову и щеголяла по квартире, выступая перед зеркалом.
- Нет, обойдешься. И платья достаточно…
Я не настаивала, чувствовала, что не разрешит.
- А распусти мне волосы тогда. Я буду цыганкой. Дай мне веер…
Преобразившись, я выбежала во двор, где уже собиралась детвора. Сначала мы рассмотрели наряды друг друга, а потом побежали по квартирам созывать остальных своих подружек. Походив разодетыми по двору, покрасовавшись перед соседями, прохожими и друг перед другом, мы решили устроить концерт для взрослых.
Потом такие концерты стали у нас привычными.
Даже в длинных платьях мы умудрились залезть на тютину, чтобы провести на дереве заседание штаба по организации концертной программы. Мальчишки тоже принимали участие в этой затее. Они нарядились в папины рубахи и фуражки, нацепили тяжелые ремни, военные пилотки. Каждый определял, что будет делать: танцевать, петь, читать стихи… Обсудив содержание концерта, мы сорвались с дерева и помчались к Васе рисовать афиши, а потом развесили их на дома по всему двору. Разбившись на группы, мы отправились по квартирам лично приглашать на концерт.
- Петь хорошо под музыку, - заметил Андрей.
- А давайте попросим Юрку! Пусть на баяне подыграет нам, предложил Вася.
Юра жил в нашем доме и был постарше нас, ходил в музыкальную школу. Он хорошо подбирал по слуху разные песни, и часто взрослые просили его сыграть ту или иную песню, когда в доме или во дворе бывали общие застолья. Вообще мы жили очень дружно. Все жители домов с удовольствием работали на субботнике, приводя в порядок двор: убирали мусор, сооружали клумбы, чинили детский городок, а потом выносили из дома еду, у кого что есть, и накрывали столы прямо во дворе. Иногда разводили костер и пекли картошку, взрослые рассказывали разные истории, а мы слушали, затаив дыхание. В вечернем воздухе пахло дымом, мятой и ночной фиалкой. Когда темнело, зажигались фонари, и к лампочкам слетались мотыльки. Взрослые разговаривали, пели песни, а мы носились рядом. Чувствовалось какое-то всеобщее единение, от которого становилось радостно на душе. Мы были все вместе.
Когда пришло время концерта, стали собираться зрители: взрослые и дети. Многие несли с собой стулья. Мы облюбовали для представления заасфальтированную площадку и превратили ее в сцену. Вечером ее освещал фонарь, а рядом стояли лавочки, которые подходили для зрительного зала.
Мы еще раз придирчиво осмотрели свои наряды и решили доработать их. Каждый выбрал себе имя. Я украсила волосы розочкой и решила, что буду зваться Розой. Я была возбуждена. В животе что-то приятно сжималось в предчувствии чего-то очень хорошего. Мы принялись репетировать с девчонками танец с бубном. Бубен принесла Лена. Мы напевали мелодию и танцевали. Потом пели с Юрой под баян.
Народу на наш концерт собралось много. И он начался. Сначала ребята стеснялись. Некоторые выходили на сцену и тут же убегали, так ничего и не сказав. Но публика все прощала. Нас подбадривали громкими хлопками в ладоши, кричали «Молодцы!» и «Браво!» тем, кто хорошо выступил. Потихоньку артисты перестали волноваться, освоились, в них вспыхнул артистический азарт, взявший верх над страхом. Ребята загорались друг от друга. Уже всем хотелось выступить и показать себя с лучшей стороны, получив свою порцию аплодисментов.
Я декламировала стихи, танцевала с подружкой Олей цыганочку, отбивая ритм на бубне. После выступления с удовольствием кланялась и принимала одобрение зрителей.
От волнения и танцев я раскраснелась, мои волосы растрепались. Я не забывала обмахиваться веером, чтобы поддерживать свой образ цыганки Розы.
Представление окончилось, но публика расходиться не спешила. Начались разговоры, обсуждение концертных номеров. Зрители не скупились на похвалу артистов. Кто-то из взрослых затянул песню, зазвучал баян.
- Вот молодцы, - говорили взрослые, - такой замечательный концерт показали!
- Прямо настоящие артисты!
- Такое удовольствие получили! А следующий концерт когда будет? Приглашайте. Придем.
- Надюша, а ты кто? Испанка?– спросила меня соседка тетя Нина.
- Я цыганка Роза.
- Роза?
- Да, потому что в волосах у меня роза, – кокетливо ответила я.
- А где же роза?
Я потрогала рукой волосы – розы там не было. Где же она? Я посмотрела вокруг – вдруг упала на землю… Увы, розы не было. Настроение сразу пропало, даже слезы готовы были политься из глаз. Вечер был испорчен.
- Я розу потеряла, - пожаловалась я подружке. – Не видела ее?..
- Нет, - ответила Оля.
- Пойдем поищем.
- Давай, но темно… плохо видно…
Мы поискали на сцене, вокруг нее, среди зрителей, но розы нигде не было. Я не знала, где ее потеряла. Оле искать надоело, ее кто-то позвал, и она убежала, а я упорно продолжала поиск.
Мама тоже была среди зрителей. Она подозвала меня:
- Надюша, ты чего такая расстроенная? Что случилось? Так хорошо выступала! Такая умница!
- А-а-а! - я махнула рукой, - розу потеряла… Не могу найти… А ведь я Роза.
- Ну, не расстраивайся, это такой пустяк! Сегодня ты была умницей, всем очень понравилось…
Вокруг было шумно. Ребята бегали, смеялись…А я искала потерянный цветок и не могла успокоиться.
- Зачем тебе роза? – удивилась Оля. – Ты что, не можешь сорвать другую?
Действительно, зачем она мне? Глупо… Но без розы терялся смысл моего образа Розы, в котором я выступала. Это меня угнетало. По моему разумению, это все равно, что разгуливать в спортивном костюме, а изображать принцессу на балу.
И мама, и Оля были правы, ничего страшного не случилось, но эта потеря испортила мне настроение, и сорванная новая роза не могла его вернуть. Потеря обыкновенного цветка перечеркнула радость всего дня,
Я признала тот факт, что даже пустяк может испортить настроение. Иногда мелочь, которая для других даже незаметна, для тебя очень важна.
6. Игра в куклы.
В каждой семье хранились разные лоскутки материи от сшитых самими или на заказ нарядов. Маленькие разноцветные и разнокалиберные лоскутки отправлялись в целлофановый мешок, чтобы в нужный момент сделать заплатку или отдать дочери для игры в куклы. У каждой уважающей себя девочки были пупсы: маленькие пластмассовые пупсики с двигающимися ножками, ручками и головой и большие куклы. Для них приобреталась мебель и кухонные принадлежности, чтобы играть в дочки-матери. Весь скарб выносился во двор, и в укромном месте всё основательно обустраивалось для игры. Мы лечили своих дочек у врачей, делали понарошку покупки в магазине. Деньгами служили листики сирени, а мелочь изображали овальные листики акации. Когда мы разыгрывались, то бесполезно было кого-то звать домой обедать или укладывать спать. Родители щадили нас и выносили еду во двор, а потом вытаскивали раскладушки и укладывали нас отдыхать хоть таким образом. Такие игры происходили не часто, на них нужно было вдохновение, и, когда оно посещало, игра нас захватывала на целый день. Но ещё больше нас занимала возможность обшивать своих кукол. Конечно же мы были неопытными швеями, но с нами играли дети и постарше, которые обучали нас. Шить на больших кукол для нас было не так интересно, как на маленьких пупсиков. Достаточно было взять небольшой лоскут материи, придать ему прямоугольную форму, вырезать ножницами две небольшие дырочки для рук, и кофточка для малыша готова! Даже без иголки и ниток. Со штанишками дело обстояло сложней, надо было делать несколько стежков, и штанишки готовы. Мы мастерили всякие накидки, плащи, шили одеяла и подушки на игрушечные крохотные кровати, в общем, работа шла. Наши пальцы, не приученные держать иголку, то и дело выпускали её из рук, или непослушная нитка выскальзывала из ушка и не хотела залезать обратно. Мы набирались терпения, сопели от усердия, стараясь нашить своим куклам красивые наряды.
Родители не помогали, им некогда было заниматься такой ерундой, но нам и самим было приятно пыхтеть над шитьем, соревнуясь друг с другом в успехах. Тот, кто осваивал азы, затем пробовал шить на больших кукол. Лоскуты требовались же других размеров, на кофточки пришивались пуговицы, кнопки и крючки. Иногда подруги так увлекались, что на один лоскут лепили по несколько пуговиц. Им нравился сам процесс, хотя за этим занятием покололи немало пальцев.
Иногда к нам присоединялись старшие девочки, когда они заражались швейным бумом, но с их приходом игра постепенно теряла свою привлекательность. У них, конечно же, получалось всё быстрее и ловчее, мы оставляли свои работы и следили за ними. Уступая взрослым подругам пальму первенства, мы становились пассивными наблюдателями, а они увлекались, устанавливали свои правила и забывали о нас. Мы чувствовали себя лишними. Особенно было обидно, когда девчонки выбирали чью-то куклу и обшивали ее.
Однажды, когда мы в очередной раз открыли швейную мастерскую, Инна вынесла свою любимую куклу с очень красивыми и аккуратно сшитыми одежками. Мы были удивлены, потому что у Инны с шитьём сразу не заладилось: то она теряла иголку, то беспрестанно ойкала, исколов себе пальцы и расстраиваясь из-за своих неудач.
Мы обступили ее, рассматривая обновки куклы, и завалили расспросами. Оказалось, что это старшая сестра вместе с мамой соорудила такой гардероб. Наши обновки с этой одеждой не шли ни в какое сравнение.
Мы тут же ринулись к своим мамам с просьбой сшить такие же красивые, из большого количества лоскутков наряды своим куклам. Каждая мама занималась своим делом, и девчонки ныли над душой, требуя немедленного пошива одежды. Одни получили решительный отпор и звонкий шлепок по мягкому месту – не мешай! Других оставили дома – жди пока освобожусь, третьим счастливчикам мама соглашалась помочь и принималась основательно за дело, и ребёнок уставал ждать заветного костюма, а четвертым мама вручала кое-как сварганенную одежду, лишь бы отстали. В итоге все разбредались по домам, общая игра расстраивалась, и даже новая одежда не приносила радости.
В очередной раз усевшись на тютине на своём детском, совете мы постановили, что будем шить сами, как умеем, все вместе, не допуская в игру старших и не обращаясь за помощью ни к мамам, ни к сестрам.
7. Операция «Сирень».
Среди наших развлечений была операция под кодовым названием «Сирень», которая не шла ни в какое сравнение со всеми остальными нашими выдумками.
На том углу, который как раз отсекал наш двор от улицы, располагалось студенческое общежитие. Улица наша была тихая, поэтому мы часто играли за пределами двора, который граничил с генеральским садом. Через поврежденный забор мы в сумерках проникали на генеральскую территорию, чтобы полакомиться зелеными яблоками, обнести абрикосу и наломать сирени. В этом деле преуспевали пацаны, а мы чаще всего ждали их на заборе, не отваживаясь спуститься вниз. Старенький генерал не мог ухаживать за садом, поэтому участок был запущенный, заросший сорняком, а кусты персидской сирени разных оттенков разрослись густой стеной. Грызть несозревшие фрукты родители нам запрещали, но запретный плод всегда сладок, да и таинственное проникновение в чужие владения вносило остроту приключений в нашу жизнь.
Наломав ветки сирени, мы поначалу приносили их домой, но это вызывало лишние вопросы у домашних, поэтому мы решили радовать цветами обитателей первого этажа общежития, у которых по вечерам всегда были открыты окна.
Мы, как партизаны, незаметно подкрадывались к окнам и бросали на подоконник ветки пахучей сирени, а потом быстро уносили ноги. В вечерней тишине гулко раздавалось шлепанье об асфальт подошв детских сандалий. После вылазки градус волнения зашкаливал: перехватывало дыхание, сердце колотилось с такой силой, что могло выпрыгнуть наружу. И только отбежав на приличное расстояние, мы позволяли себе обменяться впечатлениями о содеянном. Чтобы проверить результат своей операции, мы через какое-то время всей ватагой шли как ни в чем не бывало прогулочным шагом по аллее, свернув шеи в сторону общежития. Первый этаж был высоким, и с тротуара нам не было видно, что творится в комнате, но с аллеи обзор был лучше: мы видели подоконник и часть комнаты, если занавески не были задернуты.
Самой большой удачей считалось, если твои цветы поставили в вазу или трехлитровый баллон с водой. Некоторые студенты выглядывали в окно, стараясь выяснить, кто же закинул им сирень, другие даже не замечали букета, и бедные веточки сиротливо лежали на подоконнике. В таких комнатах чаще всего был выключен свет, и невозможно было понять, есть ли там кто. Уличить нас в этих проделках никто не мог, на «дело» ходили избранные, кому родители разрешали гулять до темноты. От взрослых сестёр и братьев до нас доходили слухи, что ребята из общежития гадали, кто это дарит им цветы таким странным способом, и поскольку парни не обсуждали эти происшествия с соседями, то некоторые склонны были думать, что это их девчонки-однокурсницы оказывают им внимание. Потом эта версия не подтверждалась, и тайна подкинутого вечером букета сохранялась. Может быть студенты стали догадываться о наших проделках, когда слышали шаги убегающей ребятни или замечали нас прогуливающимися по аллее, но полностью нас никто не разоблачил.
Я задумалась, почему нам неинтересно и даже стыдно открыто подойти и подарить незнакомым людям цветы, а бросить под покровом ночи букет в окно захватывающе интересно? Почему так? Может быть, нам в обыденной жизни не хватает приключений, и мы их выдумываем? Даже порядок в квартире стараешься навести тогда, когда никого нет, чтобы потом домашних удивить, сделать сюрприз. А когда все дома, заниматься уборкой не хочется, сколько бы тебя ни просили…
8. В парке на каруселях.
По выходным шумной гурьбой мы отправлялись кататься на каруселях в городской парк, который располагался неподалёку от нашего дома. Родители отпускали нас в компании с более взрослыми дворовыми ребятами. Детворе выдавались деньги на аттракционы и мороженое. Мы неизменно посещали комнату смеха, где зеркала изменяли нас до неузнаваемости, причудливо искажая наши фигуры и лица. Задерживались мы у зеркала, в котором наши головы на тонких шейках причудливо изгибались, отделяясь от туловища, и перемещались на плечи соседа. Мы называли это «примерить голову друга». Следовали остроумные комментарии, раздавался хохот. Затем наша компания осаждала цепочные карусели, где взрослые ребята во время движения лихо закручивали цепи своего сидения, а потом на скорости раскручивались. Некоторые пытались догнать предыдущее кресло и уцепиться за спинку, а потом резко толкнуть, чтобы сиденье подбросило в сторону и у седока захватило дух. С восторженным визгом и гиканьем ребята мчались по кругу!
Невинную детскую карусель, на которой кружились индийские слоны, верблюды, лошадки разных мастей и кареты, мы тоже не обходили вниманием. Споря друг с другом из-за выбора места, мы перебегали от одного животного к другому, потом менялись местами, стаскивали друг друга, из-за чего контролер ужасно нервничал и ругался, что наша беготня вызывает у него головокружение. Он грозил: «Если сейчас же не усядетесь по местам, то карусель не запущу!». Старших пацанов он вообще не желал пускать, так как во время движения они пересаживались с одного места на другое, толкали друг друга, баловались, таким образом нарушая порядок. Но нас все-таки кружили, и мы пребывали в приподнятом настроении.
Потом мы переходили к лодочкам, но малышня вроде меня на большие лодочки не допускалась. Нам оставалось только наблюдать, как старшие ребята лихо раскачиваются, взлетая до небес, а потом падая вниз. Даже со стороны было страшно смотреть и представлять себя летящей вниз с высоты. Были и детские лодочки, но на них кататься мне не нравилось, тем более, что раскачаться самой не получалось: не хватало силёнок. Иной раз старшие ребята брали нас в свою лодку, усаживая на дно, и тогда уж мы наслаждались взлетами-падениями в полной мере. Когда время катания выходило, пол на помосте поднимался, это был тормоз, за который цеплялось дно лодки, скорость постепенно падала, и лодка останавливалась. Если лодка раскачивалась сильно, то надо было быть готовым к резкому толчку и крепко держаться за поручни, чтобы не вылететь. Признаться честно, этот момент я недолюбливала.
Накатавшись вдоволь на качелях-каруселях, мы бежали в тир. Чтобы удобней было стрелять и доставать до прилавка, мы становились на специальную скамейку и выбирали мишень. Каждый покупал пульки на своё усмотрение, кто 5, а кто 10 штук. Все стремились попасть в заветную цель, но не у всех выходило, зато каждый получал удовольствие от самого процесса. На прилавке стояли v-образные подставки, в которые новички устанавливали ствол ружья и, прищуривая глаз, пытались взять на мушку черный кружок понравившейся цели. Удачный выстрел сопровождался бурным одобрительным возгласом и аплодисментами.
Несколько утомленные от катания и полученных эмоций, мы отправлялись за мороженым. В основном ребятня предпочитала сливочное за 13 копеек или пломбир за 19 копеек. Я же покупала только шоколадное за 15 копеек, его я ни на какое другое не променяла бы. А «Ленинградское» за 22 копейки почти никто не брал: дорого и трудно есть не измазавшись. Эскимо быстро таяло, растекалось по бумажке, тонкие кусочки шоколада откалывались и падали на землю или одежду, а рот и руки становились липкими.
Увидев, что мой сосед Артемка стоит в стороне, я спросила, почему он не ест мороженое.
- А-а, - отмахнулся он, - у мамки денег на мороженое нет, еле выпросил на одни карусели прокатиться, а то и вовсе не хотела пускать.
- У мамы что, не было 15 копеек? Как это? - удивилась я.
- Что значит - как? Ты что, с неба свалилась? Не было ещё получки! – объяснил рассерженный моим вопросом Артемка.
Я вытаращила глаза, ничего не понимая.
- А что такое – получка?
- Ну, ты даёшь?! Издеваешься, да?
Я помотала отрицательно головой, в моей семье я никогда не слышала этого слова!
- Не было получки - значит нет денег, понимаешь? Поэтому и на мороженое не дала мамка, тебе что, всегда дают деньги?
- Всегда, это же немного, копеечки.
- Копеечки, - недовольно передразнил сосед.- Так не бывает.
- А вот и бывает!
Мне вдруг стало жалко Артема.
- Хочешь моё мороженое? - протянула ему облизанный мной и довольно подтаявший вафельный стаканчик.
Он посмотрел на него:
- Вот ещё! Обмусолила весь, а теперь предлагаешь.
Вспомнив о том, что облизывать одно мороженое с кем-то нехорошо, да и расставаться со своим шоколадным мне, сказать по совести, не хотелось, я порылась в кармашке и выудила оставшиеся 15 копеек.
- Слушай, давай я тебе куплю мороженое, вот деньги.
Артемка недоверчиво посмотрел на мою ладонь с монеткой и нехотя проговорил:
- Только чур мамке моей ни слова! Она запрещает брать в долг.
- А я не в долг, я угощаю!
- А тебе не попадёт за это?
- Не-е-ет! - крикнула я и побежала покупать другу заветный стаканчик шоколадного.
Дома я поинтересовалась у мамы, что такое получка?
- Это зарплата, которую выдают взрослым за их работу, а с чего это ты вдруг заинтересовалась?- удивилась мама.
Я объяснила ситуацию с Артемкой.
- А почему ты никогда не говоришь, что у нас нет денег на мороженое?
- Потому что у нас всегда есть деньги на мороженое.
- Почему?
- Да потому, что твоя мама умеет вести хозяйство, надо распределять деньги с умом, чтобы хватало на месяц до следующей зарплаты, и стараться не влезать в долги. Запомни, это тебе пригодится! Надо уметь обходиться теми средствами, которыми располагаешь.
- А мама Артемки не умеет вести хозяйство, значит? – не унималась я.
- Видимо, так, но она молодая, может быть ещё жизненного опыта маловато, хотя иные и до старости могут его не набраться. Мы все здесь практически в одних условиях... Надо учиться распоряжаться деньгами.
- А ты меня не будешь ругать? Я купила на свои деньги Артему мороженое?
- Ругать не буду, но объясню. Эти деньги, голубушка, не твои, ты ещё не зарабатываешь, поэтому и распоряжаться ими не можешь! Понятно?
- Но мне так жалко стало Артема!
- …. Ну, что угостила товарища - это хорошо, поступок твой одобряю, – мама улыбнулась и взлохматила мне волосы, чтобы я не стояла такой сосредоточенной и серьёзной..
У меня отлегло от души.
Я была рада, что моя мама знает какой-то секрет, чтобы мне всегда находились деньги на мороженое и газировку. Когда вырасту, я тоже буду правильно вести домашнее хозяйство.