Amor ordinem nescit*
В день визита к Карлосу и Марии Анна выбрала желтое платье с рисунком. Утром Роза помогла ей одеться и сделала ей прическу, но, как бы она ни старалась, одна вьющаяся прядь черных волос все равно выбивалась, спадая Анне на лоб. Закрепить ее так и не удалось, что я заметил, когда Анна вышла к завтраку.
– Наверное, прическу все-таки лучше переделать, – волновалась она.
– А по-моему, не стоит. Ты очень хороша! – возразил я.
Она улыбнулась:
– Тогда оставим, как есть.
Я не стал говорить Анне, но во всей ее прическе мне больше всего нравилась именно эта непослушная прядь.
В Вила Рику мы поехали в легком экипаже, который всего несколькими днями ранее мне привезли из Рио. Солнце уже давно встало, но, казалось, еще не проснулось: лучи его рассеянного света играли на листьях деревьев, не обжигая, а ласково грея. До города мы добрались к полудню. Дом Карлоса и Марии найти было несложно – рядом с ним рос огромный куст, усыпанный мелкими розовыми цветами, похожий на облако, окрашенное рассветом.
Хозяин и хозяйка дома сидели на веранде. Карлос – невысокий, плотный мужчина, лет тридцати пяти, как и мой старший брат, носил очки, казавшиеся очень маленькими на его широком круглом лице. Его густые усы, напротив, были очень большими, но ему это, на мой взгляд, шло. Мария выглядела младше мужа. Думаю, тогда ей было около тридцати. Невысокого роста, смуглая, с темно-каштановыми волнистыми волосами и карими глазами, она не принадлежала к числу красавиц, которых сравнивают с феями или нимфами. Нет. Однако в ней было нечто большее: я сразу заметил ее живость, в которой не было ни капли наигранности или жеманства. Позднее я понял, что Тьяго сказал мне правду – искренностью и жизнелюбием она действительно была похожа на Анну.
Когда Карлос и Мария увидели мою возлюбленную, идущую рядом со мной, на их лицах отразилось удивление. Однако встретили нас они очень приветливо.
Карлос предложил всем пройти в столовую. За обедом он немного рассказал нам о себе и о своей семье. Карлос родился в Порту, несколько лет учился в Коимбре, но курс не закончил, вернулся в родной город, где стал торговать вином. В Порту встретился с Марией, вскоре они обвенчались, а потом вместе решили отправиться на поиски счастья, которое блестело вдали не то, как золото, не то, как восходящее тропическое солнце…
Мария, сидевшая рядом с мужем, весело щебетала, дополняя его рассказ живыми подробностями. Так, вспоминая о Порту, она заметила, что рядом с их домом рос большой куст, каждый год распускавшийся розовыми цветами. Когда супруги выбирали дом в Вила Рике, они остановились на том, рядом с которым был посажен похожий куст. Затем Мария опять заговорила о Порту: о красоте старинных улиц и о прозрачных водах реки Доуру**. Ее мысли иногда перескакивали с предмета на предмет, но слушать ее все равно было интересно – она рассказывала от души.
Первое время Анна робела: молчала и стеснялась пробовать стоявшие на стеле угощения. Однако, чувствуя, что хозяева дома, особенно Мария, к ней хорошо расположены, она постепенно перестала смущаться. К концу обеда Анна разговаривала с Марией так, словно они были давними подругами.
Когда я спросил у Карлоса и Марии, согласятся ли они научить Анну играть на клавесине, Карлос добродушно улыбнулся:
– Как ты на это смотришь, Мария?
– Прежде я никогда не давала уроков, – быстро проговорила она, – но почему бы не попробовать?
Встав из-за стола, мы прошли к стоявшему у окна старому инструменту. Мария и Анна сели перед ним, а Карлос и я расположились на стульях, стоявших немного в стороне.
Мария начала рассказывать Анне об устройстве клавесина, когда вдруг в комнату со смехом и веселыми криками вбежали двое мальчиков лет пяти-шести. Это были дети Карлоса и Марии. Как я понял, они играли в догонялки.
Через несколько минут в столовой появилась запыхавшаяся и взволнованная няня. Она кричала мальчикам: «Осторожнее! Осторожнее!» и извинялась перед нами за то, что они устроили переполох.
– Ничего страшного! – ответил ей Карлос. – Пускай побегают! – и, повернувшись ко мне, представил своих сыновей: Тот, что бежит впереди, – наш младший Роналдо, а за ним – Рикардо. «Мой отец точно не позволил бы нам с братьями так бегать по дому, тем более при гостях», – подумал я.
Мария как ни в чем не бывало продолжила урок. Теперь она показывала Анне, как правильно держать руки и ставить пальцы. Анна внимательно смотрела за движениями рук Марии и повторяла их, касаясь клавиш с такой осторожностью, словно клавесин был сказочным зверем, которого ей предстояло приручить.
Я взглядом следил за тонкими пальцами Анны. Карлос не спускал глаз с жены и то и дело оборачивался ко мне, наверное, опасаясь, что я засматриваюсь на Марию.
Было около трех , когда Мария закончила урок. Проведя еще несколько часов у Карлоса и его жены, мы отправились в Ларанжейрас.
По дороге Анна благодарила меня за то, что я «все так замечательно устроил» и что она не только начала учиться играть на клавесине, но и познакомилась с Марией. Я отвечал, что благодарности заслуживает, прежде всего, Тьяго, ведь это он предложил мне обратиться к супругам Перейра.
Анна склонила голову мне на плечо и закрыла глаза. Я был счастлив: на моем плече дремала усталая Айо, то есть усталая Радость.
Когда мы подъехали к воротам, она проснулась и нежно посмотрела на меня, говоря одним своим взглядом: «Я люблю тебя, Паулу».
– Meu amor, – прошептал я.
Наши губы слились в поцелуе. Казалось, в мире нас было только двое. Казалось, весь наш мир умещался внутри одного экипажа. Все, что происходило вокруг, тогда не имело для нас никакого значения.
Только Тьяго, вышедший встречать нас, заметил, как Педру, сидевший на веранде, неодобрительно посмотрел на меня, качая головой, и со словами: «Что же ты делаешь, брат?» зашел в дом.
Вечером Педру был мрачен. Он почти не говорил со мной и рано лег спать.
С того дня брат старался не видеться с Анной. Он стал проводить в Ларанжейрас еще меньше времени. Теперь он уезжал в Вила Рику раньше обычного, а возвращался еще позднее. Находясь в имении, он тоже избегал встреч с Анной. Если она выходила на веранду или в сад, он не появлялся там, если же она была в столовой – запирался в своей комнате.
В свою очередь, Анна, чувствуя, что ее общество стало для Педру так неприятно, делала все возможное, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза.
Лишь изредка мы все собирались за столом во время ужина, и такие вечера становились невыносимыми. Каждый из нас чувствовал себя крайне неловко. Мы почти не говорили друг с другом. Тишину нарушал разве что звон приборов. Педру едва скрывал недовольство. Анна, стеснявшаяся нашей любви перед мои братом, волновалась. Я, ощущая застывшее в воздухе напряжение, мысленно разрывался между двумя дорогими мне людьми.
Кроме того, всякий раз, когда тяжелый взгляд брата останавливался на мне, я вспоминал о своей тайне, и эта тайна нависала надо мной, точно черное грозовое облако. Я не сомневался – в такие моменты Анна чувствовала, что я от нее что-то скрываю, что-то очень серьезное. Тогда у меня горело лицо от стыда, потому что я не находил в себе сил признаться Анне, что женат. Я боялся, что не сумею объяснить ей, как не умел объяснить брату, что для меня другая Анна, Анна Мария де Менезеш, – кузина и только кузина. Меня сковывал страх потерять Айо, мою радость, мою любовь.
После таких вечеров, ложась в постель и закрывая глаза, я представлял разговор, который мог бы произойти между мной и Анной, подбирал нужные слова и фразы. Иногда они казались мне подходящими, и я засыпал со спокойным сердцем, надеясь, что завтра раскрою Анне свою тайну, от которой мне так хотелось освободиться. Однако это мифическое завтра никогда наступало. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, что объяснение, найденное мной накануне, никуда не годится.
* Любовь не знает правил (лат.)
** Город Порту стоит на реке Доуру.