Орудия, видимо, стояли где-то в глубине нашей обороны – выстрелов никто не услышал, и лишь свист летящих через голову снарядов известил всех о начале артподготовки. Но понять, откуда и куда летят снаряды, неопытным бойцам было невозможно, и рота практически вся, легла на дно траншеи.
- Бум! – неохиданно крикнул кургузый солдатик, оставшийся стоять, и ближайшие бойцы обхватили руками каски.
Лишь после того, как первые разрывы донеслись со стороны противника, бойцы стали робко и неуверенно подниматься.
Старший лейтенант, командовавший ротой, вздохнул, глядя на своё воинство, и устало сказал:
- Хватит, Савелич, над ребятами издеваться. Давай сюда взводных.
- Передать по траншее: командиров взводов к командиру роты, - зычно крикнул было солдат, считая приказ выполненным.
- Сам сходи, - сказал ротный, рассматривая немецкие позиции в бинокль. Видишь же, уставились на представление и не слышат.
Савелич же поступил иначе: встряхнув по очереди трёх первых попавшихся под руку бойцов за шиворот, отправил выполнять поставленную ему задачу. Старший лейтенант, не отрываясь от бинокля, довольно улыбнулся.
- Хорошо бьют, черти, - сказал солдат, расхлябавшись с делами.
- Хорошо-то, хорошо, да не очень-то: недолётов много, - пробурчал ротный в ответ.
- Это хорошо, - вздохнул Савельич.
- Чем? – удивился ротный.
- Калибр большой, значит дырки в земле крупные будут. Будет где прятаться, когда к земле прижмут пулемётами.
- А если минами добавят? – зло спросил ротный, но, решив, что сейчас это лишнее, примирительно добавил. - Давно воюешь?
- Со Смоленска.
- А я от границы топаю. Два раза ранен, так что полгода не в счёт. Значит, ты дольше на фронте.
- У меня тоже полгода не считайте, товарищ лейтенант.
- Что так?
- Да… тоже по тылам ошивался. Только по немецким… В плену был, пока не удрал.
Ротный, опустив бинокль, повернулся к солдату. Заметив, что у того за спиной уже стоят три молоденьких лейтенанта, готовых доложить о своём прибытии, старший лейтенант кивком головы принял их не состоявшиеся доклады. Солдат же, потупившись, ничего не заметил.
- Ну, и?
- Тот раз попал по глупости – жить очень уж хотелось, - Савельич, подняв голову, честно посмотрел в глаза командиру. – Но теперь, если будет выбор, живым не дамся, - сказал он так зло, что лейтенанты у него за спиной переглянулись.
Повисла пауза. Ротный видел, что его вестовому нужна минута, чтобы чётко и ясно, как того требуют уставы сформулировать свою мысль, и он не торопил солдата.
- Лучше уж погибнуть, чем быть побеждённым, - уверенно сказал тот, собравшись. Честно и без позору. - Почувствовав, что у него за спиной стоят люди, солдат обернулся, и, уверенно смотря, на лейтенантов, сказал. – Там человеком оставаться нельзя. А что это за жизнь, если не по-человечески?
- Снова сбежишь, - улыбнулся было безусый лейтенант, но солдат посмотрел на него так, что тот осёкся.
- Всё время везти не может, - зло сказал Савельич.
Но злился он не на самого лейтенанта, а на его глупость. Его глупую веру в то, что всё в его жизни преодолимо, что всё ему будет по силам, что он уверено в том, что сможет выдюжить всё. Злился на его самоуверенность, ещё растерзанную опытом, а потому несколько заносчивую перед теми, кто уже повидал жизнь.
- Знаешь, что, - Савельич, уже спокойно посмотрел в глаза лейтенанту. – Давай поговорим с тобой после боя…