Приглушив нутро дьявола
Болезненно-желтый оттенок луны не радовал. В груди жгло от невыносимой боли. Пуля прошла насквозь, и Вели;на истекала кровью.
- Ты уверен, что убил её? – грубый, хриплый голос ворвался в тишину, и девочка замерла, задержав дыхание. – Тогда где тело поганой твари?!
- Откуда я знаю!- ответил второй, и Велина узнала его. Это был молодой охотник, тот, что хромал, прикусывая нижнюю губу при каждом болезненном шаге. – Попал прямо в сердце...
- Будто оно у неё есть, сердце это! – чертыхнулся первый. – Теперь точно жди беды...
Кровь тонкой струйкой стекала по холодной руке. Шум реки казался слишком громким.
- Пусть всё закончится, - прошептала Велина, тяжело дыша. Каждый новый вдох давался с трудом, но вместо того, чтобы умирать, она ощущала невероятную силу, зарождавшуюся внутри.
***
Город трех полей находился на юге Са;рмонда – богатого и сильного государства, однако не был его частью, как многие другие. Одни поговаривали, что король Хэсвирд опасался магии трёх ведьм, что простиралась над полями и властвовала в пещерах трехглавой горы, защищавшей город от ураганных ветров. Другие говорили, что король проиграл схватку с черными силами, признав поражение, потеряв бо;льшую часть воинов, тела которых так и не нашли во тьме глубоких пещер. Захватив окраинные, обитаемые и необитаемые, плодородные и засушливые земли в округе, Хэсвирд так и не смог заполучить столь желанные поля, о которых слагали легенды, перешептывались, спорили.
Три поля окружали небольшой город, переходя одно в другое, словно пояс огибая каменное тело. Первое – красное, словно закат, ежевечерне опускавшийся на черепичные крыши, разливавшийся густым, вязким маревом. Второе – белое, словно снег, покрывавший зимой дороги и дома воздушными хлопьями, прилипавший к ладоням, одежде и лицам жителей. Третье – желтое, словно луна, освещавшая ночами безмятежным ликом тихую округу.
Трехглавая гора, возвышавшаяся над городом, была завесой: тяжёлой, чёрной, непроницаемой. Туман, оседавший ранним утром на острых зубьях, всегда густой и белёсый, не рассеивался до полудня.
Зимы здесь были суровые, холодные, хоть и безветренные. Лето – жарким, пылающим и знойным. По весне красное поле расцветало. Еле уловимый и тонкий аромат огромных маков кружил в воздухе, принося с собой лёгкое забытье.
Болезни и хворь обходили благословенный город стороной, плодородная земля возле подножья могучей горы не оставляла жителей в голоде и нужде. Так было задолго до того, как король Хэсвирд обнаружил эти земли и вторгся, обрушив жажду власти и жадность, горящие беспощадным пламенем в его душе.
***
- Велина, ты собрала семицветки и городыжки?- голос бабушки раздался над ухом, но девочка даже не вздрогнула, отчего старуха довольно ухмыльнулась.
- Сегодня в Сармонде празднование великолепия, столько народа собралось, - тараторила внучка, словно завороженная, не отрывая взгляда от горстки воды, что держала в ладонях. – Смотри, как они все разоделись...
Старуха сжала сердце оленя изо всех сил, дабы не обрушить злость на девчонку. Тонкие струйки крови просочились сквозь костлявые пальцы, маленькая лужа на холодном полу становилась прозрачной – душа животного покидала пещеру.
- Велина, девочка моя... – прошептала ведьма, резко дунула в сторону, и вода в ладонях стала пылью.
- Уф! – воскликнула, вскочив. Наткнувшись на строгий взгляд, замолчала.
- Скорее, деточка, - прохрипела старуха, улыбнувшись уголками тонких, морщинистых губ. – Семицветки и городыжки. Душа покинула тело. Осталась совсем малость.
Велина выбежала из пещеры, всё еще злясь на бабушку, поторапливавшую позади тяжелым взглядом. Запах черевичной мятки ударил в нос, и девочка поморщилась. «Только эта голубая трава может вернуть силы, если правильно её приготовить», - вспомнила она слова старухи. Склон полыхал синим пламенем пахучей мятки. Туман рассеялся, и солнце спокойно гуляло, подсушивая кончики листьев: приближалось лето. Вздохнув, девочка присела на корточки и, осторожно раскрыв широкие листья возле стебля, достала маленькую, с горошинку, черную ягоду – кислую и твёрдую. Ягодка черевичной мятки пробуждала странные видения, стоило соку коснуться языка. Велина закрыла глаза, почувствовав горячее дыхание ветра: маленькие синие бусинки, с горошинку, прыгают по полу, разлетаются в разные стороны; золотистая нитка извивается в воздухе, отпуская последнюю. Длинные острые когти царапают белоснежный пол, оставляя тонкие глубокие полосы. Синяя бусинка, последняя, застывает в воздухе и, лопнув, превращается в звёздную пыль – ту самую, что каждую третью ночь пятого и девятого месяца осыпается с неба.
- Эй, девочка! – звонкий голос, и пелена видения исчезла, оставив горький привкус во рту. – Эй, ты чего там делаешь? - Молодой мужчина, сжав ствол ружья, приблизился к Велине.
Прислушавшись к шагам, не оборачиваясь, она заглянула в его глаза. Зелёные, как у портнихи из города. В их краях редко встретишь зеленоглазых – значит, приезжий. С чем пришел? С добром ли? С ружьем. Резко поднявшись, Велина сорвалась с места. Он бежал следом, но совсем недолго: хромая, стонал от боли.
Семицветки росли у подножия: они несли забвение и сон. Чтобы проникнуть в чужое беспамятство нужно было соединить сок семицветок с истолченными в густую кашицу стеблями городыжек, которые росли возле реки. Сердце оленя открывает путь, но необходимо успеть, пока душа животного не покинула пещеру. Велина собрала семицветки и спустилась к воде. Река, всегда спокойная и тихая, мчалась, бурлила – значит, бабушка уже начала колдовство. И если Велина не успеет принести растения, то в этот раз старуха вырвет из груди её сердце, заставив страдать от боли, которой не будет конца.
Нарвав городыжек, девочка поспешила в пещеру. Молодой охотник давно покинул их землю, дрожа от страха. Но что привело его на склон трехглавой горы, куда не поднимался ни один житель? Бабушка уж точно знает, и кто он, и зачем пришел, но разве она расскажет?
«Где ты ходишь, глупая девчонка?» - прошелестели листья, и Велина бросилась вверх по склону.
***
Король с интересом наблюдал за маленькой синей птицей в саду. Говорили, они прилетали из леса, того самого, который даже самые смелые охотники обходили стороной. Их называли птицами смерти, но разве могут такие маленькие и красивые создания нести на своих хрупких крыльях саму смерть? Усмехнувшись, Хэсвирд внезапно почувствовал тяжесть в плечах, словно кто-то обрушил на него целую крепость, ноги заныли, будто прошел тысячи километров, веки смыкались. Он с трудом дошел до беседки и прилег на скамью. «Что за странная сонливость?» - подумал, закрывая глаза. Король любил послеполуденный сон, сладостный и блаженный, но это было нечто другое.
Бурная река несла его в неведанные дали, мимо трех полей и трехглавой горы. Маленькая синяя птица села на грудь, а затем резкая боль пронзила тело, и он начал тонуть. Вода была вязкой и горячей, солёной, с кислинкой. Захлёбываясь густой жижей, он увидел её, свою Манитарику: прекрасную королеву с белоснежной кожей и голубыми глазами, золотистыми волосами и алыми губами. Синее ожерелье, которое он подарил, нежно обнимало хрупкую шею.
Хэсвирд открыл глаза, почувствовав чье-то присутствие. Он стоял в беседке, но полдень сменила тьма. «Когда наступила ночь?» - подумал, как тихие шаги раздались за спиной. Король попытался оглянуться, но тело сковал необъяснимый страх.
- Хэсвирд... – шепот окутывал, приближаясь. – Хэсвирд... – холодный пот проступил на высоком лбу. – Остановись, пока не поздно. – ледяная рука коснулась плеча. – Тебе не заполучить поля. – острая боль пронзила спину. - Ты пришел на наши земли, и мы разрешили остаться. Будь покорен, Хэсвирд.
- Вы забрали Манитарику! – крикнул он, застонав, и, наконец, обернувшись.
- Ты получил власть и земли взамен, - острые, длинные когти коснулись груди. – Манитарика была угрозой, но не беспокойся, её сердце мы съели с особенным удовольствием, – громкий хохот звенел в ушах. – Отзови охотников. Не кличь беду.
Когда тьма рассеялась, король дрожал, но не от страха, а от ненависти и жажды. Власть была наваждением, упоением. Когда ведьмы впервые пришли к нему во сне, он был на пути к трехглавой горе. С тех пор прошло много зим, но сейчас он вдруг вспомнил то первое забвение: как и сегодня, внезапная сонливость окутала тело, и он покорился необычному ощущению. «Тебе не заполучить поля...» - шептали страшные твари с глазами мглы и пастями – пещерами, длинными когтями и алыми языками - пламенем. Но король был слишком молод и нетерпелив. Когда осталась малая часть от его могучей армии, он сдался. Когда твари явились вновь, покорился. Когда потребовали Манитарику, склонил голову. Но больше он не повинуется страху.
***
Велина тихо наблюдала за бабушкой, боясь пошевельнуться. Сердце оленя превратилось в чёрный пологий шар, а старуха стала густой тенью. Мгла в её глазах устрашала, но манила девочку. Длинные когти резким движением вспороли сердце, и синее пламя вырвалось наружу. Когда позади бабушки возникли еще две тени, перешептываясь, Велина замерла, пытаясь разобрать слова, но ничего подобного она никогда не слышала. Отрывки неведомых заклинаний доносились до чуткого уха, но, дотронувшись нежной мочки, исчезали, не запоминались, растворяясь. К кому так торопилась бабушка, что начала колдовать посреди дня? На кого наслала забытье, чтобы явиться с посланием?
Когда девочке впервые пришли видения, старуха поведала тайну трёх ведьм и трёх полей, хранивших магию старой земли. Могущественная Колтохи – древняя колдунья – явилась в город посреди ночи, рассыпав звёздную пыль по обочинам вокруг. На утро возникли три широких поля, а высокая вершина горы разделилась на три части с острыми зубьями, потому и назвали ее трёхглавой. Густой туман спустился с небес, прикрыв три вершины, и не рассеивался до полудня.
Ближе к ночи три девы разродились тремя младенцами – девочками - страшными были роды, умирали девицы в муках, а поля горели смертным пламенем. Колтохи пришла, как только женщины испустили последнее дыхание. Забрав новорожденных, ведьма скрылась в глубокой пещере. Забытье опустилось на город, потому ни один из жителей не смог воспротивиться чёрным чарам.
Вырвав из груди сердце разрывавшегося в крике малыша, Колтохи окропила кровью двух остальных, а затем съела еще бьющийся крохотный мешочек. Три ночи выпаивала двух детей оленьей кровью, настоянной на заклинании, забродившей. А на четвертое утро три ведьмы вышли из пещеры. Колтохи и две воскресшие души её сестер. Тела трёх младенцев захоронили в трех полях, запустили черные силы под землю – оставили смерть за порогом.
А когда забытье рассеялось, разъярённые жители зажгли факелы и побежали вверх по склону, к колдовскому логову. А как подошли к самому входу, замерли, словно завороженные. Тех, кто стоял впереди, страшные твари с огромными пастями разорвали в мгновение. Оставшиеся с криками побежали обратно, побросав факелы, словно подталкивал их кто-то сзади. Несколько месяцев копилась злоба в сердцах людей, но слишком силен был страх перед неведомым. Никак не решались они возвратиться в пещеру, а в первое время даже из домов не выглядывали.
Но в одну ночь словно бес овладел умами мужчин: собрались они с палками и топорами, побежали вверх по склону, не зная страха. Ненависть и жестокость вырвалась из сердец, затмила разум. Ворвались в пещеру, надругались над двумя молодыми ведьмами, разодрали их на части. Так и сжигали потом обрубками: руки, ноги, груди кусками мяса, головы в пламя забрасывали. Только до старухи никто не дотронулся, столь противно было: текла из её чрева багряная слизь, а глаза горели синим пламенем. Схватили её и бросили в костёр.
- А почему ведьмы не воспользовались чарами? – удивленно раскинула руки маленькая Велина, когда бабушка замолчала.
- Потому что была то третья ночь девятого месяца, - вздохнула старуха, блеснув угольками чёрных глаз. – Колдовское бессилие.
В час, когда на костре сожгли последнюю ведьму, на город опустилась ночь, беспробудная и холодная. С тех пор жители не видели ни дня, ни солнца, ни блуждавших по небу облаков. Не было ни дождей, ни снега. Осень, весна, лето, зима смешались в беспроглядную тьму. От болезни и хвори медленно умирал город, не видевший прежде столь страшных мучений, пока не прибежали люди к подножью с мольбами и стонами.
Появилась тварь, раскрыла широкую пасть, в которой спрятались мгла, страх и смерть. Жители принесли трех младенцев, склонив головы. Вырвала беспощадная тварь три сердца, забросила в глотку, взвыла и скрылась в глубокой пещере.
- Была то третья ночь пятого месяца, - сказала бабушка, поднеся к губам росток черевичной мятки. – Колдовское возрождение.
***
- Вы нашли пещеру? – король Хэсвирд даже не взглянул на двух мужчин, стоявших позади.
- Нашли, - отозвался старик.
- Сегодня ночью ведьмы лишатся сил, поэтому убить их будет не трудно. Только если вы и есть те самые охотники, слухи о которых дошли до самого Сармонда, - усмехнулся король.
- Те самые, - гордо произнёс молодой мужчина, ударив кулаком в грудь. Старик тут же толкнул его в бок.
Король поднял руку, жестом приказывая покинуть зал. Он не сказал о том, что каждую третью ночь пятого месяца колдуньи лишаются сил, если верить старику, которого с некоторых пор держал в подполье, не зная, чего ожидать от сумасшедшего травника, волею судьбы забредшего в Сармонд однажды. Однако слишком уж заманчивой была его история о ведьмах трёх полей. Король умирал, а уходить, не заполучив столь желанные поля, не желал. Если старик врал, то охотники умрут, и Хэсвирду ничего не будет. Мало ли что затеяли пара глупцов, прибывших в Сармонд без ведома короля. Даже если твари разорвут их в клочья, как растерзали и его воинов той страшной ночью, он ничего не теряет. Поморщившись, Хэсвирд вышел в сад. Праздник великолепия был назначен сегодня не просто так. Если охотники уничтожат ведьм, он получит поля и город, а так же станет хозяином трехглавой горы, разом прекратив слухи о том, что сам король Хэсвирд страшится черных сил.
Тем временем двое мужчин приближались к городу трех полей в полном молчании: каждый думал о предстоящей ночи.
- Ты уверен, что там только одна пещера? – спросил старик, остановившись.
- Уверен, - молодой мужчина неохотно отозвался, продолжив путь.
- Что с тобой? Никак колдовства испугался? – старик громко засмеялся, закашлявшись.
- Вовсе нет. Подумаешь, ведьмы. Мы и не таких тварей в тёмном лесу извели. Что мне ведьмы!
- Боишься, не спорь, - старик сжал крепкой рукой плечо сына. – Это ведь не звери. Поговаривают, что они...
- А ты не слушай, что говорят! Враньё это! Пристрелим ведьм и вернёмся в родные края, набив карманы королевским золотом. Не нравится мне здесь. А ведь тоже говорили, Сармонд, мол, такой да сякой! Тьфу! – мужчина сплюнул, громко выругавшись.
- И всё же будем осторожнее... – старик нагнулся, сорвав распустившийся бутон мака. - Красное поле. Говорят, оно выращено на крови. Только вот чьей, не рассказывают.
- А ты слушай больше! – воскликнул мужчина. Он пытался прогнать мысли о девочке, которую увидел на склоне горы, но память упорно возвращала его к тому самому моменту, когда от страха сердце перестало биться, а страх застыл в горле. - Как она превратилась в лань? Как это могло быть?
- Чего? – отозвался старик. – Какая лань?
Мужчина промолчал, прибавив шаг, не оглядываясь. Они подошли к городу. А лань эта, да не было никакой лани! Мало ли что причудится на колдовской земле. Сплюнув, он прогнал воспоминания и громко произнёс: - Пришли.
***
- О чем задумалась, девочка? – хриплый голос бабушки всегда внезапно врывался в тишину, но она научилась не вздрагивать.
- Ты ведь знаешь, о чем, - вздохнула Велина.
Старуха всё видела и знала, поэтому попытаться её обмануть было не просто глупостью – смертельной ошибкой.
- Твои видения всего лишь выдумка, - ответила старуха на вопрос, который Велина только собиралась задать. – Эти синие бусинки ничего не значат. Перестань думать об этом, - махнула рукой, скрываясь в темноте. – Мне нужен покой. Ведь сегодня третья ночь.
Велина вскочила, пытаясь окликнуть старуху, но той уже не было. Как же она позабыла? Сегодня третья ночь пятого месяца - ночь великого возрождения, когда силы Колтохи умирают, чтобы возродиться.
Девочка вышла из пещеры и помчалась по склону, вдыхая ароматы растений. Когда она впервые обратилась в лань, то не сразу поняла, что несётся в теле резвого животного, подминая под копытцами черевичную мятку. Запахи вдруг стали острее, цвета – насыщеннее и ярче, а зрению открылись невиданные ранее детали. Остановившись возле раскидистого куста бередики – лечебной ягоды, утолявшей голод, притуплявшей боль, она вдруг увидела мелкие прожилки на широких листьях. Спустившись к тихой реке, наклонилась, чтобы взять в ладошки немного воды и побаловаться с видениями, но, увидев морду животного, отпрыгнула. Долго она скакала по склону, пытаясь выбраться из чуждого тела, но, выбившись из сил, прилегла на траву. Бабушка знала, что с ней случилось, но совсем не хотелось возвращаться в пещеру. Пусть и страшно, но побыть быстроногой ланью было интересно.
- С годами ты сама научишься обращениям, - засмеялась старуха, поглаживая морду животного, стучавшего копытцами по каменному полу.
Так и произошло: через несколько зим Велина становилась трепетной ланью с той же легкостью, как и возвращалась в своё тело.
- А почему ты не превращаешься в какое-нибудь животное? - спросила она старуху однажды.
- Потому что мне это не нужно, - устало отмахнулась та.
Иногда Велина убегала в тёмный лес, о котором слагали легенды. Больше всего ей нравились маленькие синие птички, которых люди называли птицами смерти. Но были те птицы неприкаянными душами, хоть об этом мало кто знал. Иногда приходили охотники, тела которых позже не находили, ведь нельзя было тревожить тёмный лес. Велина не понимала, почему люди так стремились нарушить тайные законы, установленные задолго до того, как они ступили на эти земли. Но когда один охотник попытался пристрелить быстроногую лань, бабушка запретила бегать в тёмном лесу. Девочка слушалась старуху, боясь её гнева.
И сегодня она покорилась наказу, обогнув лес, хоть и сильно хотелось послушать звонкие трели. «Возвращайся, девочка», - прошелестели листья, и быстроногая лань помчалась к трёхглавой горе.
У подножия собрались жители города, опустив головы. Три молодые девушки стояли впереди толпы, сдерживая слёзы. Каждую третью ночь пятого месяца к колдунье приводили трех девственниц на растерзание. Так было и задолго до того как король Хэсвирд обнаружил эти земли и вторгся, обрушив жажду власти и жадность, горящие беспощадным пламенем в его душе.
- В эту ночь Колтохи теряет силы, потому требует три невинных души, чтобы до рассвета обрести утерянное, - рассказывала бабушка Велине.
- Бабушка, а ведьмы не умирают?
- Умирает одна, рождается другая. Все мы – она, все мы есть Колтохи. Сила её глубоко в земле похоронена, и нет ей смерти.
- А сёстры Колтохи? Почему они не вернулись?
- Не хватило им силы тела обречь, но возродились их духи.
- Две тени?
- Две сути. Белая и чёрная. Благо и беда.
- А я как появилась, бабушка?
- А ты была послана вместе со звёздной пылью, - ответила колдунья, устало махнув костлявой кистью, скрываясь в темноте.
***
Велина открыла глаза. Когда она провалилась в забытье? Где охотники? Река затихла, замерла, обездвиженная. Так было всегда в третью ночь пятого месяца.
Она вспомнила, как приблизилась к подножию, а затем двое мужчин выскочили из высокой травы, и раздался выстрел – жгучая боль проникла в сердце. Хромой попал прямо в цель, только не знал он, что сердце оленя чуть выше людского.
Велина дотронулась до груди и поднесла окровавленную ладонь к лицу. Яркое багровое пятно теряло цвет, исчезало. Так было, если душа покидала тело. Мгла сгущалась, и вязкий туман осел над рекой. Велина прищурилась, ощущая чье-то присутствие. Тихие шаги становились всё отчетливее, запах гнили – все насыщеннее.
- Кто здесь? – прошептала девочка. – Бабушка Колтохи, это ты?
Расчищая туман руками, появилась перед ней молодая женщина с белоснежной кожей и голубыми глазами, золотистыми волосами и алыми губами. Синее ожерелье, нежно обнимало хрупкую шею – то самое, что видела Велина в видениях.
- Доченька, - захрипела, падая на колени, простирая худые руки. – Колтохи вырвала тебя из моего бренного тела, напоила колдовским настоем, лишила памяти.
Когда женщина дотронулась до руки Велины, река забурлила, и резкий запах гнили ворвался в ноздри. «Смотри», - прошипела она, и девочка погрузилась в видение.
Три ведьмы, в которых Велина сразу признала Колтохи и двух её сестер, склонились над молодой женщиной, перешептываясь. Древняя ведьма, сорвав синее ожерелье, сжала хрупкую белоснежную шею костлявыми пальцами, и из глаз жертвы тонкими струйками потекла кровь, а из широко раскрытого рта - густой и вязкий туман, такой же, что оседал на вершинах трехглавой горы каждое утро. Затем одна из сестёр Колтохи вонзила изумрудный кинжал прямо в сердце женщины, отчего та взвыла, а глаза стали чёрными, затвердели, словно уголь. И только тут заметила Велина огромный живот бедолаги, услышав внутри него биение крохотного сердца.
- Если не можешь уничтожить дьявола, держи его под боком, - ухмыльнулась Колтохи, вонзив второй, агатовый, кинжал в сердце женщины. Дикий нечеловеческий вопль вырвался из груди жертвы, разлетелся эхом по смиренной округе.
Тогда третья ведьма воткнула третий, серебряный, кинжал, завершив обряд колдовства. Вспоров живот женщины, они осторожно достали младенца, окропив его кровью из своих запястий.
- Велина, - прошептала Колтохи над ухом ребенка. – Ты будешь всегда рядом со мной.
Громкий детский плач раздался в глубокой пещере, и ведьмы довольно переглянулись.
«Велина», - прошелестели листья, и девочка открыла глаза. Река затихла, и рана больше не кровоточила. Боль исчезла, растворилась, как и густой туман. Женщины, что назвалась её матерью, не было. Вскочив, девочка побежала вверх по склону.
- Вы убили мою мать! – с криком ворвалась в пещеру, но, увидев три тени, остановилась. – Вы убили её! - перед ней лежали растерзанные тела охотников.
Внезапно она бросилась к ним, ощущая невыносимую жажду. Вгрызшись в сердце первого, почувствовала запах старости, но продолжила с жадностью отрывать острыми зубами куски, глотая, не пережевывая. Издав громкий рык, прыгнула ко второму - его сердце было плотным и обжигающим, молодым и невероятно вкусным. Запах живой плоти вскружил голову.
- От тебя я земли наши уберегала, - услышала она голос бабушки, но даже не взглянула в её сторону. - От силы твоей смертоносной и губительной. – Велина зарычала, проглотив большой кусок мякоти. – Выкармливала тебя отваром сердец трёх невинных, чтобы утолить дьявольскую жажду.
Две тени склонились над девочкой, и еле уловимый, тонкий аромат маков закружил в воздухе. Острые длинные когти вцепились в шею, и Велина застонала.
- Манитарика была сильной колдуньей, приворожила молодого короля, привела его к священным землям, дабы обрести силу, - шептали тени. – Но то, что зародилось в её чреве, могло уничтожить всё живое. Тьма и смерть сошлись в её утробе. Нечестивый плод чёрных замыслов.
- Бабушка Колтохи, отпусти! - взвыла Велина.
- Сёстры мои чёрному духу служить вздумали, вот и наказала я их, призвав жителей, не знавших, что не огонь несет ведьмам смерть, но лишает плоти, - старуха подошла к девочке, открыв огромную пасть-пещеру, в которой пылало пламя.
- Не убивай меня...
- Не смогла я заглушить жажду твою, девочка, - хриплый голос отдавался в каждом уголке глубокой пещеры. – А когда появились твои видения, поняла, что пробуждается нутро твоё нечестивое. Уничтожу дитё дьявола - грозит землям нашим вечное проклятье. Не хватит сил моих смерть остановить - все они ушли на возрождение полей, когда сожгла сестёр своих, а с ними и нечестивые помыслы.
Старуха влила в глотку девочки горячий отвар трёх невинных сердец и, устало махнув костлявой кистью, скрылась во тьме пещеры. Велина упала без сил, забытье окутало гору.
Наутро весть о смерти короля Хэсвирда пронеслась над тремя полями, пролетела над трёхглавой горой, унеслась в тёмный лес. Велина очнулась к полудню и, выбежав из пещеры, вдохнула запах черевичной мятки. Поморщившись, помчалась по склону, радуясь приближавшемуся лету, подминая под копытцами мягкую траву.
Колтохи довольно вздохнула, взглянув вслед быстроногой лани. Еще не раз предстояло ей приглушить дьявольское нутро.
«Городыжки, девочка, городыжки», - прошелестела листва. – «Не забудь нарвать городыжек».