11. Расследование
Пшеница сгорела. От сажи пожарища в зернохранилище почернели и стены, и потолки, и подкрановые балки. Закопчённые оконные стёкла лопнули и растрескались. Их осколки, словно зубы, по-хищному нависали из пасти металлических переплётов, тоже оплавленных огнём. Повсюду на пепелище валялись обгоревшие голуби. До этой ночи они проживали, словно в раю, под крышей сытного склада, но не все из них нашли дорогу на улицу, когда приключилась беда: метались, спасаясь от пламени, между фермами, бились о стены, ломали крылья, но от бессилия выдыхались и задыхались.
Капитана Брусницкого ожидала расплата за халатность. Этой ночью он верховодил на промке один. Душою офицер предчувствовал, что пожар, произошедший на мельнице, связан с его последней санитарной работой по утилизации кошек. Пререкаясь во время последнего шмона, Пакоста нашаманил по существу. Кости убитых животных обуглилась в сажу, и никакой полезности для производства извёстки не получилось.
«Эх-х, вы… Телега, Пакоста, Кучумов, — стонал Брусницкий. — Вы же — подлые зэки. Вы — распроклятые колдуны и душегубы, достойные высшей меры».
Экономический эффект не состоялся. Напротив, свершились убытки. Перепуганный санитарный офицер лихорадочно придумывал себе оправдание за пожарище. Он виновато молчал и, глядя под ноги, соглашался на любые оскорбления командиров. Пока ошарашенный Тарануха в гневе матюкался, Мардяндя, подельщик деловитого санитара, поверху обугленных животных в печку накидал необожжённые камни и притворился невинным. Теперь всё выглядело прилично. Другие немногие ночные труженики промзоны во время охоты на кошек спокойно отдыхали в своих бытовках. Их удивлённое мычание не продвинуло дознание Таранухи ни на шаг. Но всякое лагерное пространство по периметру имеет несколько вышек, и, вот, оттуда, издалека, из-за «колючки», случился самый главный сигнал. Не один, а даже несколько военных из роты охраны с различных позиций одновременно заметили на промзоне что-то похожее на электрический разряд. Сговориться между собою эти достойные люди не могли, и Тарануха, чуть-чуть поостывши от гнева, призадумался. Он решил изучить видеозапись. И, действительно, оказалось, что какая-то огненная стрела сверкнула около мельницы ночью, но природа её появления была загадочна. Предположить, что это был горящий котёнок, никто не догадался.
В каждом лагере есть свои корифеи. Это — бывшие офицеры, которые дослужились до звёздного потолка и на старости лет выполняют в конторе пристойную гражданскую работу среди бумаг. Уже невоенные, но по-прежнему бравые пенитенциарные кумовья всё ещё не расстаются с парадной одеждой. Они давно не участвуют ни в каких «облавах на телефоны», не высиживают, словно охотники, часами в засадах, вдыхая и пыль, и слякоть, и запахи отхожих мест, не выполняют сыскные или карательные мероприятия в среде непослушных заключённых — живут себе припеваючи от зарплаты к зарплате. И она у них — замечательно высока!.. Эти люди — хранители истории части, «железные» аксакалы. Им завидуют все, ими гордятся. Старый, седой и бородатый полковник в отставке Иван Иванович Бугаёв был таким офицером. В ходе панибратской беседы с командиром, он, зевая от скуки, припомнил, что в старосоветские времена однажды подлые зэки вырыли подкоп.
— Он находился в том самом месте, где нынче сверкнул огонь. Я в те годы был ещё лейтенантом, — прошамкал старый военный хрыч.
— Мне и без тебя досадно, Иван Иваныч, — сердито оборвал его Тарануха.
— Нет, вы, только меня послушайте, Сан Санныч да прислушайтесь. Подкоп был пятнадцать метров длиной. Половину зимы наши дежурные удивлялись тому, почему повсюду сверкает утоптанный снег, а поперёк вот этой дороги и почти до забора, — при этом он показал пальцем на монитор, — находилась чёрная весенняя проталина шириною в полметра.
— Ну и как же это произошло? — заинтересовался хозяин.
— Морозы в те времена были суровые. Это сегодня я хожу нараспашку в любое время года.
— Да, ты не тяни кота за яйца, мой закалённый консультант, а давай-ка рассказывай, как обстояло дело с подкопом. Да, пожалуйста, покороче.
— Была одна вот такая большая чёрная полоса, — Бугаев развёл руками на всю сажень. — Мы долго обсуждали её природу. И галдели об этом в штабе, не выходя из кабинетов так же, как вы сегодня болтаете о причинах пожара на мельнице.
— Поближе к делу, Иван Иваныч, и не дерзи, а то уволю.
— Как только эти подлые зэки удрали, подкоп мы сразу нашли… Тепло исходило из-под земли, из маленького тоннеля, поэтому таял снег.
— Вы их, конечно, поймали и распяли в нулёвке?
— Да, что вы, что вы, Сан Санныч?.. Всё было гораздо проще. Их никто не ловил. На воле наши подлые зэки напились до поросячьего визга около первого магазина (Откуда деньги?) и воротились самостоятельно, честно, поближе к ночи.
— И получили по три года за побег, — перебил его Тарануха. — Но только, к чему мне это знать?
— А к тому, товарищ полковник, вам это знать, что надобно взять лопаты в руки и поковыряться ими в землице. В том самом месте, где ночью увидели электровспышку.
Тарануха вызвал Брусницкого на ковёр и озадачил:
— Ты сегодня домой не пойдёшь… Ты отныне будешь работать в зоне, как цуцик из транспортного шлюза — без выходных. Ты — самый последний в мире лентяй и подлец!..
— Да, чего вы меня всё время ленью пугаете, товарищ полковник.
— А, ежели ты не перестанешь качать свои права, как сейчас, то я тебя уволюиз части за дискредитацию нашего офицерства, и ты попадёшь в голодное гражданское общество, на растерзание горожанам, и будешь жить безо всякого устава в страхе перед всеми честными людьми. А я посмотрю, куда ты пойдёшь от меня работать — безрукий и безмозглый.
— Раньше я был нужен — меня ценили, — обиделся Брусницкий. — А, вот, когда остался калекой, вы ругаетесь, товарищ полковник, и прогоняете в люди. А кто же будет кошек тогда ловить и морозить?.. Кто из ваших законопослушных солдат возьмётся утилизировать всю эту живность по-человечески, честно?.. Не царское это дело…
— Через полгода ты воротишься ко мне обратно, но не инспектором, а заключённым, и будешь гоняться за кошками, как Мардяндя. — Тарануха показал на цыгана пальцем. — А пока катитесь вы оба отсюда в инструменталку да берите в руки лопаты. Ты, Брусницкий, в этом квартале не получишь ни одного рубля в качестве премиальных.
В месте бывшего подкопа землица была податливой и мягкой. Мардяндя возился с нею, не напрягаясь, почти весь день. Углубившись на метр, он обнаружили старый кабель. Когда-то для пользы дела его проложили в тоннеле, через который зэки совершили побег. Старые, самые матёрые арестанты тоже припомнили об этом расчифирившись и рассказали тюремному миру иную правду. В стране наступил капитализм. Излишнее производство осталось без денег, Спасаясь от полного разорения, механические станки в промзоне были разрушены и разграблены навсегда. Два с половиной года назад их отвезли на переплавку. С тех самых пор только верхнее однофазное электричество освещало руины социализма, а толстый жилистый кабель отключили за неуплату. «Вспыхнуть прошедшей ночью он никак не мог — всё это враки», — твердили зэки. Но офицеры, расследовавшие причины возникновения пожара на мельнице, решили иначе. Собравшись у вырытой траншеи, они деловито посовещались и предположили, якобы этот кабель был запитан как прежде. От ветхости этой ночью он замкнул и породил беглый огонь на складе и возле склада. Уже потом в кабинетах администрации лагеря дознаватели заверили все сочинённые документы печатями и приложили к бумагам оцифрованную копию видеосъемки, запечатлевшей ночную вспышку. Самый старший пожарник в городе принял это за чистую монету, не посещая пепелище. А назавтра кабель исчез. От него осталась только одна оплётка. Траншея была зарыта…