Стихи и проза

Афиноген Иванов
         Марк мечтал о большой поэзии и в ожидании заслуженного признания писал прекрасные стихи. Мало того, эти самые стихи так и пёрли из него в любое время дня и ночи, а начинающий поэт нарадоваться не мог на свою творческую плодовитость.
              «Не понимаю, что за чудо творческий кризис? – спрашивал себя чахоточный юноша в огромных, как велосипедные колёса, очках. – Потерять вдохновение – зачем?»
              - Откуда столь очевидный дебил черпает такое огромное количество превосходных рифм и всяких высоких поэтических сравнений? – удивлялись, глядя на тщедушного телом, но сильного духом Марка, его друзья-писатели и прочие нравственно одарённые личности. – Если подобное продлится ещё лет десять, то, неровен час, какой-нибудь дурак-издатель даст-таки маху и напечатает пару из них отдельной брошюрой. 
              Но время шло, а необычного не происходило – поэт так и прозябал в начинающих, зато ни один из редакторов не хотел прослыть дураком. Пожалуй, единственным, что ещё хоть чуть-чуть поддерживало Марка, было его собственное вдохновение, а более у него уже не оставалось ничего – ни денег, ни сил ходить по многочисленным издательствам. 
              И в тот последний момент, когда поэт уже начал подумывать о громком самоубийстве, в его жизнь и взошёл прозаик Аполлон Кондратьевич – зрелый и заслуженный писатель в теле. Видный и успешный, он неожиданно принял в судьбе худосочного и бледного Марка самое деятельное участие. Другими словами, сначала между ними состоялся секретный разговор, затем стороны пришли к некоему тайному соглашению, а в конце концов (через несколько месяцев) в свет вышла книжка-премьера двух соавторов – Аполлона Кондратьевича и Марка.
              Все были поражены: во-первых, впервые в истории литературы в творческом дуэте выступили представители прямо противоположных направлений – поэт и прозаик; а во-вторых, в их совместном художественном продукте легко угадывался стихотворный стиль Марка, написанный почему-то в прозе, а Аполлон Кондратьевич не угадывался вообще.
             Сначала никто ничего не понял и было единогласно решено, что произошла ошибка. Однако на пресс-конференции по поводу презентации книги её создатели пояснили - ошибки тут и в помине нет:  начинающий поэт Марк просто поменял ориентацию, а Аполлон Кондратьевич при этом незримо присутствовал и осуществлял общее руководство процессом.
            - Внезапно Марк понял, что ранее сильно ошибался, - уточнил известный писатель для присутствующих на брифинге. – Вернее, даже не так: он издавна тяготел именно к прозе, а по какой-то непостижимой причине полагал, что родился поэтом. Но отныне, слава Богу, Марк отказывается скрывать свои истинные наклонности и будет работать исключительно в нестихотворной форме, радуя всех собственным по-настоящему генетическим талантом.
            Сам же поэт выглядел счастливым, довольным опубликованной книгой и опровергать соавтора не собирался.
            - А может, и правда? - спрашивали друг друга и других создатели романов и иронических детективов. - Может, действительно Марк не был талантливым поэтом, а является гениальным прозаиком? Может, сокровенное наружу вылезло и попёрло без спросу и удержу?
            - Полная чушь! А кто верит в неё - просто идиот! – утверждали те, кто привык выражаться исключительно стихами. – От беспросветной безнадёги Марк элементарно предал родную поэзию, чтобы, прикрывшись именем уважаемого Аполлона Кондратьевича, протиснуться хотя бы в отечественную прозу. Ведь дураку понятно: статус городского прозаика в России неизмеримо ниже статуса поэта, даже рядового районного звена.
            При этих словах особенно успешные творцы нерифмованных произведений среднего (областного) и высшего (всероссийского) уровней начинали задыхаться от справедливого негодования и хватались за сердце:
            - Так, может, какой-нибудь стихоплёт, пишущий в заводской малотиражке свои глупые ямбы, более значим для литературного наследия страны, чем уважаемый создатель эпических полотен в прозе? – с сарказмом вопрошали они у ярых сторонников поэм, од и баллад. 
            Чаще всего эти острые дискуссии заканчивались неоригинально и без долгих предисловий – поэты били прозаиков томами Шекспира по голове, а прозаики руками душили поэтов за излишнее свободомыслие.
             Так или иначе, но в отечественной литературе случилось странное: начинающий поэт вступил в связь с немолодым прозаиком, а в результате… родилось художественное произведение, а потом ещё одно и ещё. В конце концов интерес к истории со сменой ориентации потихоньку угас и больше уже никто не обращал внимания на творческие успехи и новые книги странных партнёров. Они были обоснованно причислены к состоявшимся крепким соавторам, оставлены в покое и принялись постоянно и много печататься.
             Между тем мало кто знал, как обстояли дела с нетрадиционным дуэтом на самом деле. Собственно, сначала всё было хорошо: напрочь потерявший творческое вдохновение Аполлон Кондратьевич неожиданно в огромном количестве нашёл его у поэтически настроенного, но неудачливого Марка. Наскоро показав тому, насколько легко писать без рифм, известный писатель занялся своими делами, а худосочный юноша стал творить в прозе, и за них двоих.
             Так вот, сначала всё было хорошо, причём продолжалось это «хорошо» в течение многих лет. Но однажды случилось странное.
             - Братец, дозволь мне на сон грядущий побаловаться поэзией и черкнуть тройку-другую душещипательных стишат, - попросил как-то Марк своего руководителя-соавтора за вечерней чашечкой ароматного чайку. А надо сказать, что оба уже давно жили вместе в прекрасном загородном доме.
             -  Что с тобой, брат? – в полном недоумении поинтересовался Аполлон Кондратьевич. – Мы же договорились: ты больше никогда не будешь поэтом! Я не понимаю! 
             - Я сам не знаю, что со мной происходит, - признался Марк с ностальгическими слезами в близоруких глазах. – Нет, конечно же, я очень ценю старую добрую прозу, которая даёт нам верный кусок хлеба! Но с недавнего времени мне страстно хочется высказаться также и другим – поэтическим языком, хотя бы даже про себя, а не вслух. Хорея душа моя просит, анапеста с амфибрахием требует!
             Возмущение Аполлона Кондратьевича оказалось беспредельным:
             - Амфибрахия? Но ты же поклялся? Или ты забыл, несчастный, как я вытащил тебя из этой самой поэзии – без имени и без приличных штанов? – уважаемый прозаик был вне себя. – Я запрещаю тебе, брат! Слышишь? Я запрещаю тебе писать стихи даже мысленно, а тем более – на бумаге!
              После этого Марк расплакался и ушёл в свою комнату, а Аполлон Кондратьевич остался и впал в тревожные раздумья. Известному писателю виделось лишь одно: всё перестало быть «хорошо», а, наоборот, – начало становиться «плохо». Он прекрасно понимал, что, если поэт вернётся к своему прежнему ремеслу, - их удачный тандем распадётся, а потому решил бороться за него до конца и любыми средствами.
              То, что происходило дальше, было просто ужасно. Уставший от постоянной прозы, Марк всё-таки осмелился и создал перед сном несколько приличных поэтических четверостиший и даже записал их в свою толстую личную тетрадь-дневник. Он уже почистил зубы и собирался тихо лечь спать, как в комнату без стука вошёл Аполлон Кондратьевич.
             - Напрасно ты меня не послушался, брат! – произнёс он грустно, а глаза его при этом горели, как у мартовского кота, – страстью и безумием!
             Последующие события Марк всегда вспоминал с содроганием и душевной мукой. Аполлон Кондратьевич набросился на него и стал наносить удары какой-то плетью, которую для этого специально принёс с собой. Напрасно поэт воздевал к небу тощие ручки и ими же пытался защитить свои некрепкие голову и тело – всё было напрасно: собрат по перу не успокаивался, а, впадая в ещё больший экстаз, снова наносил удар за ударом. Наконец, убедившись, что Марк затих и уже не в состоянии сегодня писать стихов, Аполлон Кондратьевич ушёл в уверенности: он добился желанного результата – вернул несчастного на истинный путь, а именно - в отечественную прозу.
             С этого дня почтенный литератор практически каждый день колотил бедного Марка, когда за дело, а когда – и просто так, в целях профилактики и пропаганды своего любимого литературного жанра.
             «Не надо было мне тогда соглашаться на соавторство! – в отчаянии и со страхом думал поэт-очкарик, с утра и до ночи ожидая очередной экзекуции. Однако тут же резонно спрашивал сам себя: – Но что мне оставалось делать? Всю жизнь прозябать в начинающих и подающих надежды? И сейчас - что я без уважаемого братца?»
              Так или иначе, но Аполлон Кондратьевич добился-таки своего: его молодой напарник даже и подумать отныне о поэзии боялся.
              Между тем время шло, и проходили годы, а однажды известный писатель заметил, что Марк - уже не тот.
              «Как-то не талантливо он стал писать, - размышлял про себя Аполлон Кондратьевич, с трудом пристраивая их «совместные» художественные продукты в непрестижных издательствах. – Исписался - нет прежней свежести и искренности души, а вместо них жуткая тягомотина и сплошная проза жизни».
               В конце концов произведения соавторов прекратили печатать совершенно, и они расстались без слёз, упрёков и сожаления.
               Спустя несколько дней после этого Марк из газет узнал о новом эксперименте Аполлона Кондратьевича: тот создал перспективный коллектив под названием «Литературный союз здоровых сил», состоящий из продавца мороженым, балалаечника и полковника милиции в отставке. По идее многоопытного писателя, все они обладали огромным потенциалом и в сумме обещали превзойти любые даже самые удачные прежние творческие ансамбли. При этом неясным оставалось другое: в чём именно должен был раскрыться их потенциал – в торговле мороженым, в игре на балалайке или в ношении на головах фуражек с кокардой?
             С Марком же случилось страшное: он вдруг понял, что больше не в состоянии придумать ни одной стоящей поэтической строчки. Бывший поэт настолько погряз в той самой прозе, с которой кормился много лет, что напрочь забыл, как легко и весело пишутся с утра гениально дурацкие стихи, а вечером рождаются слезливые до гениальности поэмы. Так или иначе, но все его сегодняшние попытки подобрать вовремя и в «кон» нужную рифму заканчивались непременным кошмаром: в памяти Марка тут же вставал образ Аполлона Кондратьевича с плёткой в руках.
             «У меня иссякло вдохновение, а значит, как творец я умер! – с грустью признал несчастный. Однако он тут же поправлял сам себя: – Но пусть я не ворвался в отечественную поэзию, зато достойно пожил в национальной прозе, а это не так уж и плохо!»
             Потом Марк познакомился с юным артистом балета, который мечтал танцевать в Гранд-Опера…      
-