Темно. Холодно.
Снег обнимает мир медленно,
Наваливаясь сзади,
Проводя по хребту ледяными пальцами,
Рассыпаясь безумными искрами под сгорбленными фонарями.
Я впервые вижу тебя такой искренне-одетой:
укутанный кулёмыш с опущенными глазами и красным носом.
Я знаю, что под слоями одежды твоё тело
сведено
судорогой
Я знаю, ведь каждое утро я тебя рисовал, выласкав кистью каждый миллиметр, каждый скользящий овал, выучив геометрию.
Каждое утро я приходил туда: в огромный зал, где ты стояла обнаженная и безразличная. На тебя смотрят тридцать три урода, тишина раскрашивается их выверенно-реалистичной палитрой, оседая на холстах нежно-розовым.
Обмакни в расстворитель и вытри кисти,
Дай моему сознанию слиться с мраморной красотой,
обвини меня в холоде - высокие потолки рассмеются эхом.
В ровных лучах этого призрачного смеха тебе было скучно,
но за это неплохо платят.
Последнее испытание:
тебя окружают разбитые зеркала, растянутые в прощании подписи под множеством отдалённо похожих на тебя голых женщин.
Это памятники объекту изучения, привыкшему к экспериментам на себе, вяло наблюдающим за результами, ведь это лишь зоны лица, груди и паха, материал в руках художника
И вот сейчас ты стоишь совершенно одетой напротив меня,
прикрываешься горькой улыбкой и сжатыми кулаками
в проблеске маленького испуганного фонаря и почти плачешь.
Ты стестняешься посмотреть мне в глаза,
задыхаешься
и кричишь мне одними губами:
"я
люблю
тебя"
Я чувствую , как бьётся твоё маленькое сердце,
твои полуптичьи движения тянутся к моему лицу,
ты шепчешь что-то об акварели -
что она цветами проросла в твоей душе,
что ты стоишь на краю пропасти и боишься, боишься, боишься,
потому что уже падаешь,
потому что знаешь: никто тебя не поймает.
Ты пытаешься найти тепло в моих холодных руках,
целуешь мои пальцы, рассказываешь о снах, где я был богом, нарисовавшим тебя.
Ты отдаёшь мне себя беспомощной,
показываешь свою слабость, свою привязанность,
снимаешь кожанный панцирь
И мне тоже страшно
потому что ты - натурщица, вызывающе-равнодушная к сексу, голому телу, пошлости
вдруг
любишь меня - приличного человека, равнодушного к твоему маленькому внутреннему фонарику