лютая

                Лютая.


                Посвящается жертвам       
                крестьянского восстания 1921    
                года в Тюменской губернии.



               
Глава первая.


Заболотное – село особое. Его особенность заключалась в месте расположения и жителях, проживающих в нём. Основанное староверами около двух веков назад на островной возвышенности посреди огромного озёра, оно быстро разрослось до внушительных размеров. К началу двадцатого века в нём насчитывалось более трёхсот дворов,  в которых проживало около двух тысяч граждан разной национальности. Поэтому на центральной площади невдалеке друг от друга стояли три культовых здания: старообрядческая, православная и баптистская церкви.
Несмотря на разношёрстность, население в основном жило дружно, порой даже весело, хотя смешанных браков почти не было. Основными ремеслами местных жителей являлись сельское хозяйство, рыбный и охотничий промыслы. На пойменных лугах паслись огромные стада коров, лошадей, овец и стаи домашней птицы. А отвоёванная у зарослей кустарника и камыша плодородная посевная площадь осенью колосилась морем ржи, пшеницы и овса. Выращивалось много льна и конопли. После переработки на местном льнозаводе эти культуры превращались в ткани, постное масло и корм для животных. На Абрамовке, единственной реке впадающей в озёро, богатый односельчанин возвел плотину и построил мельницу, которая, приглушённо стуча жерновами день и ночь, превращала зерно в качественную муку. Село располагало мощной сыроварней, маслобойкой, фельдшерским пунктом, двухклассной школой при церковном приходе и даже избой – читальней. До революции и два года после за порядком в Заболотном присматривал староста, избранный на сходе жителями, достигшими восемнадцати лет. Как правило, это был человек уважаемый, с твёрдым, и порой даже жёстким характером. Народ жил в основном зажиточно, хоть и без особых излишеств.
Испытывали жители села  и определённые трудности. Особенно во время весеннего половодья и затяжных осенних дождей. В такие периоды в озере резко поднимался уровень воды и широкой лентой отрезал остров от материка. А внешний периметр озера от берегового уреза был на полсотни саженей заболоченным. Не пройти – не проехать. Летом выручали в основном лодки, которых было по две, а то и по три в каждом дворе. Если у кого –то из жителей их не было, то они нанимали специального перевозчика, рассчитываясь с ним натуральными продуктами. Не лучше положение села было во время лютых морозов и зимних буранов. Соединяющий остров с материком перешеек, шириной в четыре сажени и длиной в триста, который граждане села загатили круглым лесом, и по которому проходила единственная дорога, так заметало, что даже верхом на лошади нельзя было проехать. Приходилось ставать на широкие охотничьи лыжи и пробираться по полутораметровым сугробам или плотному снежному насту.
Но люди привыкли к этим трудностям и не роптали. Особые условия существования вынудили граждан Заболотного создать автономную структуру, обеспечивающую выживание в самые неблагоприятные периоды. В тоже время, благодаря этим обстоятельствам граждан села не напугали первые шаги советской власти и не так больно задели бесчинства карательных отрядов Колчака. Советская власть не успела добраться до этого глухого угла, а белогвардейские отряды смогли попасть в село всего только два раза. Но без потерь всё –таки не обошлось. В первой мировой войне на полях сражений с германцем погибло пятнадцать односельчан и ещё двадцать вернулись калеками. За период  революционных событий и начавшейся гражданской войны к концу 1920 года село недосчиталось ещё тридцати молодых мужиков, которые были  принудительно мобилизованы в белую армию.
Известие о разгроме колчаковских войск и возвращении советской власти, граждане Заболотного восприняли спокойно. Они надеялись, что и на этот раз властям будет не до них. Уездный город находился в семидесяти, а волостной центр в пятнадцати плохо преодолеваемых верстах.
Но большевики думали иначе. В конце 1920 года Губернская власть поставила перед уездными коммунистами жёсткую задачу - любыми способами собрать и отправить по железной дороге в Центр новой России шестьдесят семь тысяч пудов зерна и значительные объёмы других видов сельхозпродукции. Разверстав задание по волостям, уездная власть быстро создала чрезвычайные «тройки», сформировала вооружённые отряды и, наделив районных продовольственных комиссаров высокими полномочиями, отправила изымать у крестьян, потом и кровью давшееся имущество, не предлагая взамен тем ничего.
Первое время продразвёрстка проходила без сбоев. Крестьяне хоть и без охоты, но шли навстречу новой власти. Однако, по мере развивающегося у той аппетита, по уезду стали прокатываться волнения недовольства поведением «троек» и теми методами, которые они пользовались во время изъятия зерна и прочей продукции. В уездный центр от граждан полетели письменные жалобы и направились ходоки. Но уездные начальники, словно не слышали и не понимали их. В пылу рвения любой ценой выполнить продразвёрстку и выслужиться перед вождями пролетарской революции, они ещё сильнее закручивали гайки. В начале 1921 года резьба недовольства в некоторых сёлах и деревнях стала срываться, и дело доходило до вооружённых столкновений.
В Заболотном «тройка» в сопровождении  бойцов продотряда состоящего из десяти красноармейцев впервые появилась в начале января. Собрав жителей села на центральной площади, районный продовольственный комиссар Бузыкин, смуглый на лицо, с орлиным, крючковатым носом и горящими революционным огнём глазами, произнёс пространную речь. Из неё граждане узнали, что в течение трёх дней им предстоит сдать государству все излишки хлеба и своим гужевым транспортом вывезти его на железнодорожную станцию для отправки в Москву. Покряхтели, посопели в недовольстве мужики, покудахтали бабы, но супротив возникать не стали. Подготовив с помощью председателя сельского совета Заверюхи «подворовое» распределение задания и, переночевав в казённой избе, «тройка» утром выехала в волостной центр, оставив для устрашения бородатых мужиков пятерых вооружённых винтовками красноармейцев.
С выполнением задания граждане села справились в установленный властью срок. Рано утром третьего дня, обоз из пятидесяти санных повозок гружённых мешками с зерном медленно тронулся в сторону железнодорожной станции, которая находилась от села в тридцати верстах. Сдав зерно на приёмный пункт и, получив на него документ, мужики только за полночь вернулись домой
Но не прошло и недели, как продотряд вновь появился в Заболотном. На этот раз райпродкомиссар Бузыкин и его подручные вели себя как хозяева. За четыре дня обошли все дворы, описали движимое и недвижимое имущество и на основании описи разбили граждан на три социальные группы: бедняки, середняки и кулаки. Вскоре родился документ, в котором были установлены дополнительные задания по сдаче государству сельхозпродукции. Население напряглось и ушло в себя. Дополнительное задание было не только не подъёмным, оно в корне подрывало материальную базу граждан и грозило к весне оставить их на голодном пайке и без семян. Поэтому, как только продотряд во главе с райпродкомиссаром покинул приделы села, всё его население пришло в движение. Люди бросились прятать зерно, муку, мясо и даже картофель. Основными схронами добра стали сенные зароды, а также рыбацкие и охотничьи избушки, построенные на крошечных островах и разбросанные по всей огромной площади озера. Мужики, женщины и мальчишки повзрослей, ставали на широкие лыжи, впрягались в лямки перегруженных санок и, медленно удаляясь от берега, тащили поклажи в разные стороны.
Не дождавшись нового обоза из Заболотного, Бузыкин решил нагрянуть в село сам. Усилив команду красноармейцев до двадцати человек и выдав им дополнительные обоймы с патронами, он ловко взобрался в седло и, удобно умостившись, с силой ткнул шпорами в бока буланого жеребца. Тот нервно вздрогнул, выгнул шею колесом, взглянул на седока большим разгневанным глазом и резко рванул с места.  В конце  дня отряд ворвался в село.
Не слушая объяснений председателя сельского совета и не считаясь с материальным положением граждан, райпродкомиссар приказал своим помощникам беспощадно реквизировать у них всё, что те найдут. « Пока ваше село не выполнит дополнительное задание по продовольственным развёрсткам, мы будем жить у вас, а вы будете кормить, и поить нас!»,- грозным голосом заявил он гражданам на очередной сходке.
Десять дней, словно иноземные захватчики, бесчинствовали представители новой власти в селе. Обнаглевшие от безнаказанности, красноармейцы днями разграбляли хозяйства, а вечерами до беспамятства пили реквизированную брагу и самогон. Комиссар не очень был рад их  поведению, но молчал, понимая, что без таких помощников задание партии ему не выполнить. А это он себе позволить не мог.
Почти ежедневно из села стали выходить обозы с зерном, маслом, тушками домашних гусей, мороженой рыбой, а к каждым дровням были привязаны быки, коровы и нетели, которые изымались у населения в зачёт выполнения развёрсток по мясу, шерсти и молоку. Не брезговали бойцы продотряда и личным имуществом граждан. Крестьянские хозяйства скудели на глазах. Даже вдов, чьи мужья погибли в первой мировой войне и в боях за советскую власть, поборы не обходили стороной.
Завершив грязную работу и наизгалявшись вдоволь над местным населением, продовольственный отряд покинул село с чувством выполненного долга. Особенно был доволен Бузыкин. Ещё –бы! Даже в такой глухомани он смог обеспечить выполнение задания партии. Его не волновал зловещий ропот мужиков, плач женщин и косые, наполненные ненавистью взгляды ребятишек. Для него было главным, чтобы в далёкой столице советской России не погибли с голоду соратники по партии и пролетариат -гегемон революции.
Расставаясь с председателем сельского совета, хитро улыбаясь, райпродкомиссар сказал: « Пусть немного успокоятся мужики. А там смотришь, и из захоронок свои запасы достанут. Вот тогда мы и нагрянем снова в село. Ты только вовремя  просигналь нам».



Глава вторая.

        Новый день Акулины начинался, как всегда, с хозяйских забот. Ещё затемно подоила корову, подложила в ясли сена и поспешила в дом, где на печке в корчаге ждала квашня, выпирающая из посудины выше краёв.      
Не медля ни минуты, она быстро накатала из теста клубочки, ловкими пальцами размяла их в небольшие лепёшки и ровным слоем стала накладывать на них толчёную в большой миске варёную картошку, тщательно перемешанную с молоком. Уложив на металлический противень, смазанный гусиным жиром, два десятка картофельных шанежек, широкой деревянной лопатой с длинной ручкой Акулина отправила его в творило печи. Оставив лист на пышущем жаром поду, прикрыла заслонкой творило, вернулась к столу и продолжила стряпню.   
Когда дети проснулись, которых у Акулины было трое и все мальчики, то на столе их уже поджидала горка румяных, вкусно пахнущих шанежек и по бокалу парного молока. Умяв всё это с видимым удовольствием, ребятишки быстро оделись и выбежали во двор, где тут же включились в игру. Самому старшему из них Митьке было семь лет, среднему Ваньке пять и последнему Кольке четыре года. Мальчишки держались дружно, не дрались между собой, не хулиганили и особых хлопот матери не доставляли.

Накормив детей, Акулина занялась уборкой в избе. Усердно скобля большим ножом половые доски в горнице, она не видела когда на упитанной лошади, запряженной в дровни, к избе подъехали продотрядовцы, целыми днями снующие по селу и выбивающие из граждан недоимки.   
Акулина таких гостей не ждала. Всё, что могла, сама отдала на благо новой власти, а лишнего не было. Тем более, что её любимый муж Степан служил в красной армии и геройски сражался за правое дело с мироедами беляками -лютыми врагами коммунистов. Она верила в справедливость и считала, что  как жена красного командира имеет законное право на благосклонное внимание к себе.   
Но те, кому было приказано любыми способами выполнить задание по продразвёрсткам и изъять у населения всё до последней нитки, так не считали. Им без разницы, кто ты и кому служит твой муж, сын и отец. Для них своя рубашка была ближе к телу, а комиссарский приказ заменял совесть, человеческий  разум и божьи заповеди.   
Акулина не слышала, как трое красноармейцев зашли в сенки и, не постучав в дверь, перешагнули порог избы. Захваченная врасплох, она стояла посреди комнаты босяком, с засученным выше колен подолом юбки и с только что отжатой половой тряпкой в руках.
- Смотрите, ребяты, какая красавица перед нами. Не баба, а жар –птица! Я бы такой за одну ночь весь долг по развёрсткам простил,- вылупившись на Акулину наглыми глазами простакишного цвета, воскликнул высокий чернявый парень, с портупеей на боку. -Хороша!,- поддакнул стоящий за ним мужичок с рыжими конопушками на лице. Акулина резко одёрнула подол, бросила тряпку в лоханку и грудью пошла на незваных гостей. -Вы чо ко мне припёрлись? Нет у меня больше ничего в хозяйстве, кроме ребятишек малых. Может, их заберёте вместо развёрстки на шерсть, которую я не выполнила?!, - выпалила она. -Огонь баба! Всю жизнь такую искал,- пятясь, продолжал восклицать «чернявый». -Хороша Маша, да не ваша. Мой муж орёл, ни то, что вы – петухи ободранные неизвестно из какого курятника. Будь он сейчас рядом, ваши сопатки враз поразбивал бы. Пока вы вонючее пойло пьёте, да со стариками и бабами по деревням воюете, мой Степан мировую контру добивает. Вот вернётся, я ему обязательно расскажу, как у его жены холуи советской власти, за которую он кровь проливал,  хозяйство грабили,- на одном дыхании выкрикнула Акулина. -Но –но, не балуй. Придержи свой поганый язык за зубами. А то мы быстро разберёмся кто здесь холуй. Ишь, раскудахталась курица безмозглая, - выкрикнул из-за спины чернявого «конопатый».  -Так вы мне ещё и угрожаете! Вломились в избу непрошенными гостями, и я же перед вами распинаться должна. Пошли вон отсюда лапти изношенные. Иначе я сама вам сейчас хари бессовестные попорчу,- пригрозила Акулина и схватила подвернувшийся под руку ухват.   
В гневе она была особенно красива. Высокая, стройная, с голубыми глазами, пухленьким ртом, русой косой до пояса, чёрными бровями, словно крыльями, и пышной грудью, которая упруго упиралась в цветастую блузку и открывала лебединую шею до её соблазнительного начала.  В больших глазах горел огонь ненависти, а губы нервно улыбались. Решительность, с какой Акулина схватила ухват, моментально сбила спесь с продразвёрсточников,  и они выскочили во двор.

Она не бросилась за ними. Обречённо опустившись на огромный сундук, стоящий вдоль печки, Акулина тихо заплакала. «За что это мне всё?! Двадцать пять годков на свете прожила, а счастья настоящего ещё не видела. Неужто человек рождён только  для того, чтобы мучиться всю жизнь? Чо людям не хватает? Всё какую-то власть делят. За неё проклятую друг другу глотки перегрызть готовы. Им бы, пока молодые, любить, да детишек на свет божий пускать, а не вшей окопных кормить. Где же ты сейчас, Стёпа? Соскучилась я по тебе шибко. Когда уж хоть вы всех этих буржуев проклятых перебьёте?»,- прошептала молодая женщина и, притихнув, невольно ушла воспоминаниями в свою прошедшую жизнь.
………..
Судьба не щадила Акулину. Родилась и росла в бедной семье, и была последней из шести девочек. Рано познала крестьянский труд, кнут отца и тяжёлую руку матери. Не баловали её родители, хотя была не самая худшая из детей. А тут ещё на беду бог подарил красоту неписанную. Только, только подрастать стала, к ней, как осы на мёд, молодые парни и взрослые мужики прилипать начали. Особенно по – хамски вели себя дети зажиточных сельчан. Отец, вместо того, чтобы этих наглецов отваживать от малолетней дочери, свой кнут по её спине часто пускал. Так и взрослела Акулина между кнутом и наковальней. Пока, наконец, не повстречала Степана, который был  на пять лет старше.
В Заболотном парень появился недавно. Года за два до войны с германцами, его мать вышла замуж за местного вдовца и вместе с сыном переехала к нему жить. Акулина сразу приметила Степана, хоть и была ещё шестнадцатилетней глупышкой. А он на неё длительное время никакого внимания не обращал. Но однажды, в один  зимний вечер  на сельских  посиделках в казённом доме, Степан открыл её для себя, как прозревший слепой познающий окружающий мир. Он смотрел на молодую красавицу и не мог оторвать от неё глаз. Словно наваждение  на него нашло. В тот же вечер Степан пошёл провожать Акулину до дома. С этого момента для него она стала богиней и самой желанной. Ну, а девушка уже давно молилась на него, и готова была продолжать молиться до скончания земного века. Вскоре они настолько сблизились, что стали  считать дни до её совершеннолетия, чтобы сыграть свадьбу.   
Но сбыться их счастливым грёзам не суждено было. Родители, пожелав заиметь хоть какую-то выгоду от красоты младшей дочери, решили «продать» её подороже, и родство с небогатой семьёй Степана их не устраивало. При посредничестве пробивной кумы, к Акулине посватался старший сын богатея из волостного села Преображенское – Пётр. Парень видный, работящий, но от природы молчун.
 Для Степана и Акулины это стало страшным приговором. Они собрались было пуститься в бега, но не успели.
Началась первая мировая война и Степан, вместе с односельчанами призывного возраста, ушёл защищать землю русскую и престол государев. Воевал хорошо, за что неоднократно награждался медалями и памятными подарками. В самом конце шестнадцатого года, незадолго до Февральской революции в России, в одном из боёв Степана тяжело ранила шальная пуля в плечо. Подлечившись в военном госпитале, он собрался снова на фронт, но тут рабоче –крестьянский гнев стал выплёскиваться на улицы. А вскоре и демобилизация подоспела. Наслушавшись революционного бреда и наглотавшись воздуха перемен, он с богатым воображением отправился в сторону родного сибирского края. 
По прибытию в село, Степан некоторое время помогал матери и отчиму по хозяйству, но когда Октябрьская революция победила, и советская власть добралась до их глухого уголка, он стал её активным помощником. В надежде вернуть Акулину, которую не мог забыть, Степан часто ездил в волостное село и искал с ней встречи. Он был уверен, что она по –прежнему его любит и смело решится на этот шаг. Но уже при первом свидании понял, какая пропасть возникла между ними. И этой пропастью оказались дети.
Во время встречи Акулина едва сдержала себя, чтобы не броситься к любимому мужчине  на шею и не завыть по-бабьи. Боялась, как бы кто не увидел и не сообщил Петру, который и без того ревновал её к каждому встречному поперечному. Подозрение в её неверности у Петра возникло тогда, когда Акулина, не доходив положенного срока, родила первенца. И хоть не стал пытать, почему она не доносила ребёнка, постоянно вглядывался в младенца, отыскивая в нём родственные черты.
      Пока строился их пятистенок, Акулина почти три года жила в доме свекра. За это время родила ещё сына и ходила с третьим в животе. Но, несмотря на большую семью, её никто не обижал, лишний раз куском хлеба не попрекал и на тяжёлую работу не отправлял. А она беспрекословно исполняла по хозяйству всё, что ей приказывала свекровь. Однако, как только появилась возможность отселиться, в один день перетащила все вещи в новую избу и стала обустраивать быт.
          Петр был хорошим хозяином, заботливым мужем и отцом. И хоть не любила она его, старалась честно исполнять долг жены и матери. Несмотря на то, что в волостном селе уже успела покомандовать советская власть, на достатке семьи особо это не отразилось. И хлебушек был и мясо и молоко. А что ещё надо для молодой матери, у которой подрастали три сына.       
Именно поэтому она не сказала Степану в тот раз, что старший сын Дмитрий от него..

А тут вдруг гражданская война кровавой молнией озарилась. Колчаковские карательные отряды выбили из волостного села и ближайшей округи советскую власть, обобрали, как смогли, местное население и мобилизовали в свои войска парней и мужиков от 18 до 40 лет. С благословения отца, на борьбу с красными ушли Пётр и два его брата. Побыв некоторое время под советской властью, волостные богатеи хорошо прочувствовали какое будущее для себя от неё ждать.
Решение Петра пойти сражаться с коммунистами в составе колчаковской армии огорчило Акулину, но особенно перечить она не стала. На то он и мужик, чтобы решения такие принимать.
         Степан тоже оказался на войне, только в рядах красных партизанских отрядов. Жуткие бои проходили между родственными по вере и даже по крови, сибирскими мужиками.
Гром семейных трагедий грянул в конце девятнадцатого года. Сначала пришло известие о гибели двух братьев Петра, а однажды, ближе к вечеру, его самого всего израненного привёз в село закадычный друг и сослуживец по белой армии Еремей Капустин. Акулина днями и ночами не отходила от мужа и молила бога, чтобы тот помог ему выжить.  Но, пролежав дома месяца полтора, Пётр скончался, оставив молодую жену один на один с трудностями и малыми детьми. У неё была только одна надежда, что свёкор и свекровь не бросят в беде. 
Всё поменялось с возвращением в начале 1920 года Советской власти. Узнав, что некоторые жители волостного села добровольно воевали на стороне белых, большевики включились в борьбу с их семьями.  Вскоре у родителей Петра была изъята большая часть имущества, огромный крестовый дом, в который вселился революционный волостной совет, и наполовину урезана посевная площадь. Свекор и свекровь, с оставшимися двумя дочерьми, были вынуждены перебраться на постой в избу старшего сына, к Акулине. Несмотря на тесноту и возникшую нужду, жили они вполне дружно. Трудились, как и прежде, не разгибая спин, и помогали снохе поднимать детей.
Шло время и вроде как стало успокаиваться вокруг. Крестьяне, не покладая рук, гнулись на своих пахотных делянах и надеялись на хороший урожай зерновых. Семья Акулины тоже не исключение. Обе сестры Петра были посватаны и собирались осенью после свадьбы покинуть родительское гнездо. Ребятишки росли под присмотром бабушки и вполне были довольны детством. Со своими родителями Акулина не очень зналась, затаив на них обиду за принудительную выдачу замуж. За всё время, которое прожила в волостном центре, она всего трижды побывала в родном селе и то только на свадьбах своих сестёр.
Очередная встреча со Степаном произошла в конце лета. Акулина шла сельской улицей в скобяную  лавку за керосином и спичками. Неожиданно за спиной услышала цокот копыт и мужской, до боли знакомый, голос: -Сударыня, ты, куда это так торопишься?  На жеребце догнать не могу. Она обернулась и увидела того, кто ещё совсем недавно сводил её с ума одним взглядом своих карих, чуть насмешливых глаз. Поравнявшись, Степан придержал коня и ловко спрыгнул на землю. -Здравствуй, Акулинушка. Давно тебя не видел. Говорят, вдовой осталась. Тяжело, поди, жить одной –то?,- обратился  он с затаённой лаской. -По всякому бывает. Да и кому сейчас легко. Война и разруха кругом. А ты как поживаешь? Не женился ещё?, - губами улыбнулась она и заглянула Степану в глаза. -Некогда, да и  ненаком. Такой, как ты на всём белом свете больше нет.  Вот разобьём окончательно всю белогвардейскую сволочь, тогда и думать об этом буду. Может, ты за меня выйдешь, как за красного командира и героя гражданской войны. -А не побоишься на бабе с тремя детьми, да ещё и бывшей жене колчаковца, жениться? Советская власть не одобрит твоё решение. Меня до сих пор в сельский совет вызывают и пытают о Петре. А что я им могу сказать? Домой –то он вернулся уже почти не живой. Не до рассказов ему было о своём боевом прошлом.
Акулина отвечала Степану, а у самой душа и сердце пели. Разбередила встреча всю её девичью любовь к этому человеку. Чтобы не выдать себя и не натворить глупостей, она низко наклонила голову и произнесла: -Ты, Стёпа, ехал бы своей дорогой. А то неровен час, доложат родителям Петра о моей встрече с тобой, тогда пересудов не оберёшься. Я хоть одинокая, но детная женщина. И мне злые пересуды не к чему. -Занозой, ты у меня в сердце сидишь, Акулинушка. На войне вроде и некогда думать о прошлой жизни, но бывало, так ярко всплывут в памяти наши золотые с тобой денёчки, что аж душу выворачивает наружу и слезу вышибает. Если бы не уезжать снова на фронт, я бы тебя силком сгреб в охапку и забрал себе!,- воскликнул Степан.
 -А детей на кого же я оставлю? Довесок у меня большой. Его ведь тоже кормить и одевать нужно. -И дети твои мне не чужие. Жили бы вместе и не тужили.
На повороте к скобяной лавке они расстались. Акулина и на сей раз, не сказала Степану, что старший сын от него. Не хотела она впутывать любимого человека в свою семейную жизнь и родителей Петра волновать.
Но прошло после этой встрече  всего три дня, как в их избе появился Степан и с порога заявил: -Акулинушка, я за тобой и детьми приехал. Собирайте свои вещи и переносите в фургон, что  стоит у ворот. Без вас отсюда не уеду.  Свекровь торопливо перекрестилась на образа, а свёкор от удивления даже рот открыл. Немного успокоившись, он произнёс: -Вот те на! Это откуда такой молодец взялся? Кто он, сношенька?. Опешившая было, Акулина собралась с мыслями, и спокойно ответила: - Это Степан, тятя. Он из нашего села. Мы с ним дружили ещё до моего замужества. Так что не гневайтесь сильно на меня и не обессудьте за поведение. Любила я его, а за вашего сына замуж пошла не по своей воле. Но Петру не в чем было меня упрекнуть. Верна я ему была все прожитые годы. Свекровь громко завыла, а свёкор что –то буркнул себе под нос и вышел во двор.
В этот же день Акулина с детьми оказалась в своём селе, но не в родительском доме, а в реквизированной у бывшего белогвардейца, избе, которую Степану выделил сельский совет, как командиру красной армии.
Вместе они пробыли недолго. Через неделю красный командир вынужден был покинуть любимую жену и отправиться к месту прохождения службы. Но даже за это короткое время они успели насладиться своей непогасшей любовью и зарегистрировать брак в сельском совете, официальном органе новой власти. И только в прощальную ночь, Акулина не выдержала и сказала: - Стёпа, я хочу, чтобы ты знал – Митька твой родной сын. Собиралась раньше об этом сообщить, но не смогла. Родителей Петра пожалела. Степан с особой нежностью поцеловал глаза жены и ответил: -Они все, как и ты, родные мне люди. Подождите ещё немного. Скоро окончательно вернусь домой, и заживём мы дружно и весело.
Но шло время, а он всё не появлялся. Изредка и из разных мест, Акулина получала от него короткие весточки, но куда ответы на них посылать не знала. Храбро сражаясь с белогвардейскими бандами, Степан устанавливал советскую власть сначала в Омской губернии, а затем на Алтае.
Сама большевистская власть в конце 1920 года повела себя в Сибири так, словно огромная, голодная и злая собака с цепи сорвалась. По команде из столицы, обозвав свои бесчинства развёрстками, она принялась за изъятие у крестьян всё то, что они годами по крупицам собирали  и потом и кровью выращивали на земле сибирской.
Стоны и слова проклятия в адрес советской власти неслись со всех сторон. А она, не обращая на них внимания, только усиливала свои нечеловеческие злодеяния.

---------
Акулинины воспоминания прервал голос старшего сына: -Маманя, дядьки Вербу повели из пригона на улицу. -Как повели!? Они что, совсем страх потеряли перед богом и совестью?,- встрепенулась Акулина и, вновь схватив ухват, выскочила во двор.
- Вы что, окаянные ироды делаете? Креста на вас нет! Зачем корову забрали? Чем же я ребятишек своих кормить буду?,- закричала Акулина на продразвёрсточников, которые привязывали Вербу верёвкой к дровням. Чернявый нагло ухмыльнулся и нараспев произнёс: - У тебя вон вымя,  какое. Прокормишь. Акулина не раздумывая, «съездила» обидчика по боку ухватом, да так, что даже деревянный черенок сломался. «Конопатый» скинул с плеча винтовку и выстрелил вверх. Лошадь с испуга сорвалась с места и потащила за собой дровни и Вербу. Та упиралась, как могла. Словно чувствовала скотина, что и её сытая жизнь закончилась. Чернявый погрозил Акулине кулаком, догнал обоз и прыгнул в дровни.
Молодая женщина ещё долго стояла раздетой на морозе у открытых ворот и смотрела вслед удаляющейся Вербы. Подошли сыновья, и, уткнувшись матери в живот, в один голос навзрыд заплакали.
Акулина очнулась от холода, пронизывающего до костей. Машинально погладив ладонью головы сыновей, она тихим голосом сказала: -Пойдёмте в избу, а то застудимся.
Не до конца ещё осознав произошедшее, она заметила, как мимо окна прошли несколько человек, в которых узнала недавних «гостей». «Что это ещё они у меня забыли?»,- равнодушно подумала Акулина и, накинув на себя старую лопатину, снова вышла во двор.
Непрошенных гостей застала в амбаре. Двое из них выгребали из сусека зерно и затаривали в мешки, а «конопатый» стоял с винтовкой в руках у входа. - Это тебе за сопротивление советской власти. Чтобы знала, как на её верных сынов с ухватом нападать,- осклабился чернявый, заметив хозяйку.  Акулина с безразличием посмотрела на них и, не сказав ни слова, развернулась и пошла в избу.
Наполнив под самую завязку, пять мешков зерном и один мукой, продразвёрсточники погрузили всё это на дровни и, прихватив из предбанника старый тулуп, которому было лет десять, выехали со двора. 
В оцепенении безразличия Акулина прибывала несколько часов, пока не услышала голос Митьки: -Маманя, когда есть будем?. От страшного вопроса она встрепенулась, словно от наваждения, посмотрела на сына и заплакала, обильно обливая красивое лицо горькими слезами.
Остаток дня Акулина провела, как во сне. За что не бралась, всё валилось из рук. Покормив ребятишек, чем смогла, она оделась и направилась в сельский совет искать правду. Но там её никто не ждал. Выслушав гневные слова односельчанки, председатель  сказал: -Ты пойми, Акулина, в Москве и Петербурге люди с голоду мрут. У вождей советской власти -Сибирь главная надежда на выживание. Мы –то в деревнях как нибудь переживём временные трудности с продовольствием, а где в городах его найти. Из кирпича да камней суп не сваришь. - А кто этих вождей власть в России брать заставлял? Если не знают, как народ кормить, то и в цари нечего лести. - Ну, это уже не твоего бабьего ума дело. - А я бы и не думала об этом, если бы моим ребятишкам было, что есть. Вожди –то советской власти далеко, а дети рядом. Как  им объясню, почему в сусеках не осталось ни зёрнышка. Весны и нового урожая ох как долго ещё ждать. -Не переживай шибко. До голодной смерти твою семью власть не доведёт. Всё чем нибудь поможет. - Что -то я не очень верю, что она поможет. Если у меня, у жены красного командира зерно из амбара выгребли и корову увели, то у остальных граждан и вовсе изымут всё, даже амбарных мышей и крыс выловят.
Устав защищать новую власть, председатель, повысив голос, сказал: -Вы, бабы, самый вредный народ. С утра не даёте покоя. Что вы от меня хотите? Я человек подневольный. Как волостное начальство скажет, так и будет. А над ним уездное стоит, а над тем губернское. Ну, а губернское выполняет директивы Москвы. Не выполнит вовремя - будет арестовано и посажено в каталажку или даже расстреляно. Вот они и подчищают у народа всё подряд. Иди домой, Акулина и думай, как парнишек своих паужином накормить. -Так ты, как сельский голова, хоть подскажи, кому жаловаться на произвол продотрядчиков? Они ведь не только у меня, а и у других красноармейских жён всё барахло забрали. - Можешь, конечно, в уездный исполком советов обратиться, да думаю, что и там толку не добьёшься. Не до тебя большому начальству сейчас. 
В растрепанных чувствах шла из сельского совета молодая женщина. «Как дальше жить? Чем ребятишек кормить? Без молочного некоторое время обойдутся, а вот без хлебушка  пухнуть начнут. И картошки в подполе мало осталось. Даже если  семенную съедим, то всё равно до тёплых дней не дотянем.  На поклон к свёкру идти не хочется. Он вряд –ли за Степана меня простил.  Да и его, поди, советская власть потрясла основательно. Как никак, трое сыновей на стороне беляков воевали. От моих родителей и вовсе нечего ждать помощи. Они и в добрые времена не жили богато, а сейчас вовсе на голодном пайке перебиваются»,- размышляла Акулина, и от этих размышлений на душе становилось всё горше и тошнее. Тупик и страх впереди. Хоть в петлю лезь, да малых деток жалко. Кому они нужны, кроме неё, да отца. Вспомнив Степана, она аж простонала: «Где ты сокол мой ясный? Если бы только знал, как мне тяжело живётся без тебя. Приезжай скорее и защити нас от несправедливости и издевательств несусветных».
Прейдя домой и немного успокоившись,  Акулина решила навести полный учёт того, что ещё из продуктов осталось. Больше часа подчищала все углы. С горем пополам  наскребла в сусеках амбара два мешка вперемешку пшеничного и ржаного зерна, и тут же перемолола его на ручных жерновах, а муку перенесла в избу и спрятала в сундук под носильными вещами.
Покормив ребятишек уже при свете керосинки, и загнав их на полати спать, Акулина оделась и вышла на двор. Сознанием она понимала, что в пригоне её не ждёт Верба, которую пришло время доить, но ноги сами понесли туда. Войдя в открытые ворота, заглянула в помещение и, вобрав в себя воздух, ощутила запах коровы и парного молока. «Скоро отдоится кормилица. Отелиться должна весной»,- подумала Акулина, не допускающая даже мысли, что её Вербу могут забить на мясо, чтобы накормить вождей революции.
Побродив бесцельно по пригону и стайкам, она вернулась домой, разделась и легла на кровать.
Но сон не приходил. Тяжёлые думы забили голову. Ворочаясь с боку на бок, и вспоминая события прошедшего дня, Акулина невольно прошептала: «Светать скоро начнёт. Чем ребятишек кормить ума не приложу. Будьте прокляты вы ироды окаянные. Ничего святого для вас нет. И сердец у вас нет. У жены красного командира из амбара всё выгребли, корову, единственную кормилицу и поилицу малых деток, забрали и даже старым тулупом не побрезговали. Чтобы утонули ваши вожди в этой самой Москве в слезах народных. Эх, Степан, Степан! Знал бы ты только, как мне горько живётся!».


Глава третья.
            
       Земля продолжала крутиться вокруг своей оси, а зима шла своим чередом. Земле не было разницы, какая на её территории человеческая власть, а зиме не было никакого дела до того, что творится на сибирской земле. Природа –мать наша. Может обидеться и наказать неблагодарных обитателей планеты, а может пожалеть и приласкать. И хоть пыжится человек, и пытается подмять её под себя, да ничего у него из этого не получается. Только гнев на себя накликивает. Слаб, видно человек против природы.
          Лишь под утро тревожный сон слепил Акулинины длинные ресницы. Но ненадолго. Разбудил горластый соседский питух. «Что ты ни свет, ни заря поднимаешь? Корову не доить, пироги не стряпать»,- недовольным голосом произнесла Акулина, но глаза больше не закрывала.
           Мальчишек накормила ржаными лепёшками, испечёнными на гусином жире, и напоила кисловатым компотом из сушёного боярышника. Понимая, что дяди с красными звёздами на малахаях и винтовками наперевес их обокрали, Митька особенно не привередничал. Зато младшие братья с трудом съели то, что поставила на стол мать. «Сегодня и завтра я ещё их накормлю, а что через месяц будет, когда закончится мука? Даже подумать страшно! Надо немедленно готовить документ, и отправляться в уезд. Должна же мне, как жене красного командира, новая власть помочь»,- приняла решение Акулина.
             Написав вполне понятным языком жалобу – ходатайство и договорившись с одной из сестёр, чтобы та присмотрела за ребятишками, пока её не будет дома, рано утром следующего дня, Акулина встала на лыжи и пошла в сторону волостного села. 
            Рыхлый непроторенный снег заметно сдерживал передвижение. В Преображенское пришла только ближе к полудню. Не рискнув продолжать путь дальше, Акулина решила в первую голову навестить волревсовет и поговорить с председателем. Но того на месте не оказалось. Выслушав причину, из-за которой молодая женщина отправилась не в близкий путь, секретарь совета, щеголеватый хлыщ рассмеялся и сказал: - Не мучай зря по бездорожью свои красивые ножки. Они тебе ещё пригодятся на будущее. В уезде и без тебя ходоков невпроворот. Акулина едва сдержалась, чтобы не врезать этому прыщавому хаму по физиономии. Но без ответа не оставила: -Соплю подбери. А то выпустил до подбородка. Ишь, какой умный отыскался.
            Ночевала у подруги, которая также как она когда –то была выдана за преображенского парня. Но в отличии от Акулины, жила вполне счастливо. Свой крестовый дом, тоже трое детей, из которых две девочки, и муж, служивший в уездном военном комиссариате кучером на выездных рысаках. И хоть он редко бывал дома, но всегда приезжал с разными подарками и городскими сладостями.
Акулине повезло.  Именно в тот день муж подруги, Савелий, навещал семью и наутро собирался возвращаться в город. Так что уже на рассвете, они сели в кошёвку, и пара резвых коней, продрогших и застоявшихся на морозе в пригоне, рысью понеслись по санному пути.
Пятьдесят пять вёрст проехали часа за четыре. Оказавшись в пределах уездного города, Савелий подвёз Акулину к постоялому двору и посоветовал: -Ты вначале определись на ночлег, а уж потом иди искать правду в инстанциях. Дело это не простое и потребует время. Может, дней пять придётся ответа ждать.
Но всё оказалось проще и закончилось неожиданно быстро.
С первых минут пребывания в уездном исполкоме советов Акулина поняла, что здесь ей никто не рад. Даже наоборот. В стенах грозного заведения она была лишней. Выслушав короткий рассказ женщины о причине побудившей её обратиться к новой власти, товарищ председателя исполкома совета, вполне приличный с виду мужчина лет пятидесяти, не скрывая раздражения, выкрикнул: - Совсем совесть потеряла! Советская власть задыхается от дыма гражданской войны, а ей вынь да положь благи барские! Не ты одна жена красного командира. Много таких. Но они терпят, а у тебя претензии к власти. Нечем сейчас помочь твоей семье. Вот победим окончательно белогвардейскую контру и разного рода кулаков, тогда и благи будем раздавать. Акулина попробовала убедить товарища председателя в незаконных действиях продотрядов, но тот даже слушать не стал. Наконец, не выдержав напора женщины, благим матом заорал: - Оставь свою жалобу в секретариате, а сама улепётывай из города по добру - по здорову. Иначе вызову конвой и он прямым ходом доставит тебя в каталажку!. Полыхнул гневными глазами по точёной фигуре Акулины и отвернулся, дав понять, что на этом разговор с ней закончен.   
Здание исполкома советов Акулина покидала опустошённой и униженной. В глубине души она надеялась, что здесь её поймут, помогут и пообещают разобраться с зарвавшимися продработниками, а получилось всё наоборот. Оказывается, не комиссар со своими дружками грабят граждан села, а это она совесть потеряла и воду мутит. «Господи! Подскажи, где мне правду найти. Наставь на путь истинный. Неужели придётся возвращаться в село ни солоно хлебавши и продолжать ждать наступления голодной смерти. Я то ладно. Пожила немного на белом свете, да и нагрешить успела. А дети –то мои почему должны нести кару небесную? Будь справедлив к ним, Господи!»,- чуть слышно прошептала Акулина, остановившись в растерянности на  крыльце важного государственного учреждения.
Немного успокоившись, она решила пойти в уездный комиссариат, чтобы узнать о судьбе любимого мужа Степана.
Но и в этом военном ведомстве должного внимания, как жена красного командира, со стороны руководства Акулина не получила. Не дослушав её до конца, усатый мужчина с побитым оспой лицом хитро улыбнулся и произнёс: - Как же посмел Степан оставить такую красавицу одну и надолго? Поди, ухажёры покоя не дают? А ты будь смелее. Пользуйся своими прелестями с выгодой для семьи. Зачем такие трудности испытывать, когда бог сотворил тебя красавицей. А муж, если живым вернётся домой, то благодарен будет только за то, что сынов спасла от неминуемого голода. Акулина на некоторое время даже дар речи потеряла. Но, опомнившись, рванулась в сторону усатого вояки с неотвратимым желанием вцепиться в его наглую физиономию и до крови расцарапать. Тот ловко увернулся, схватил её за руки и так дёрнул, что Акулина свалилась перед ним на колени. - Ты что, девка, совсем с ума сошла, на официального представителя советской власти нападаешь? Под трибунал захотела? Эко, какая обидчивая. Уж и шуток не понимаешь. Оставь все данные на своего мужа в секретариате и жди сообщений. Как будет какая –то информация, направим её в ваш волревком,- отчеканил командирским голосом враз посерьезневший «усач».
Оглушённая хамским отношением к себе со стороны военного комиссара, Акулина, сопровождаемая красноармейцем, вышла во двор и тяжело вздохнула: «Вот вернётся Стёпа домой, я обязательно ему пожалуюсь на его товарищей по безбожной власти. Пусть знает, как они почитают дружбу большевистскую». Заметив в глубине двора Савелия, Акулина направилась к нему.
- Ну, что, красавица? Добилась правды у больших уездных начальников?,- весело спросил муж подруги. - Какое. Одно расстройство, а не правда. Видно нет у них её. Для них власть дороже человеческих жизней. Переночую, а завтра домой отправлюсь. Нечего мне по деревянным тротуарам ноги топтать,- ответила Акулина и добавила: - Дети уже, поди,  заждались меня.
Посетив базар и купив гостинцев, она не стала больше болтаться по городу, а направилась на постоялый двор.
Рано утром, задолго до восхода солнца, Акулина оделась, попила чайку с ржаной лепёшкой и тронулась в обратную дорогу. Выйдя на санный путь, переметённый позёмкой, она подставила спину попутному ветру и бодро зашагала вперёд, надеясь до вечерних сумерек оказаться в волостном селе.
Но Акулине и на этот раз повезло. Не прошла она и половины, как на дровнях догнал знакомый крестьянин из Преображенского, возвращающийся домой с Никольской ярмарки. Так что уже в три часа дня, Акулина была у подруги, пила чай из самовара и рассказывала о неудавшейся поездке в город. На ночь глядя в Заболотное не пошла, а ещё одну ночку заночевала в волостном центре. И только к обеду следующего дня появилась в своём селе. Протопив печку и сготовив мало- мальский обед,  Акулина сходила к сестре за ребятишками, которые безмерно обрадовались её возвращению.

Глава четвёртая.

Январь лютыми морозами и обильными снегопадами заканчивал свой срок и готовился передавать правление природой  коварному и непредсказуемому февралю.   
 Больше двух недель не заглядывали в Заболотное продразвёрсточники. Ждали сигнала от председателя сельского совета. И дождались. Потеряв бдительность, граждане села по ночам  стали потихоньку возвращать из схронов зерно и другое имущество первой необходимости. Не всё, конечно, только столько, сколько требовалось для проживания семей в феврале и марте. Остатки они намечали вернуть в свои амбары накануне распутицы и таяния льда. Но как бы крестьяне не осторожничали, какой –бы тайной не окутывали свои действия, добровольные «стукачи» советской власти выведали об этом и доложили председателю сельского совета. А тот, выждав два дня, отправил в уездный город своего секретаря с донесением, в котором говорилось: «Граждане села активно задвигались. Возвращают зерно и муку в свои дворы. Жду дальнейших указаний. Заверюха».
Прочитав послание, райпродкомиссар Бузыкин довольно ухмыляясь, сказал:  - Писать ответа не буду, а на словах передай председателю, что дня через три нагрянем к нему в гости. Пусть готовит закуски и самогона больше. Думаю, что не один день придется трясти кулаков вашего села.

Продотряд в количестве семнадцати человек, включая Бузыкина, прибыл в Заболотное ранним воскресным утром. Красноармейцы ехали на трёх конных подводах, запряжённых в дровни, а райпродкомиссар восседал в седле на резвом жеребце гнедой масти. Не останавливаясь у здания сельского совета, отряд разделился на две части и с разных концов села стал врываться во дворы граждан, которые стояли первыми в списке. Неожиданность, напор и наглость продразвёрсточников, обезоружили население и сделали его беспомощным. Граждане даже не пытались сопротивляться действиям опричников новой власти. Женщины и старики падали на колени перед иконостасами, моля помощи божьей, а мужики и дети стояли в сторонке и с ненавистью смотрели на вооружённых людей, отбирающих у них последнею надежду на жизнь.   
Воскресный день для Бузыкина оказался удачным. Загрузив к вечеру мешками с зерном и другими сельхозпродуктами девять подвод, включая три свои, под охраной пяти красноармейцев он в ночь отправил обоз в уездный центр на приёмный пункт. А с оставшимися бойцами решил продолжить грабёж населения. С раннего утра следующего дня работа эта вновь закипела. Всё, что удавалось у граждан найти, продразвёрсточники заставляли  их самих на быках и коровах, а иногда и вовсе на хозяйственных санках, отвозить в казённые амбары, которые располагались на краю села. Там по описи принимал секретарь сельского совета и выписывал сдатчикам накладную. Люди втихую на чём свет стоит, гневно проклинали  новую власть, но в открытую своё настроение  выказывать боялись.
Прошли три кошмарных для жителей Заболотного дня, а наглость и жадность райпродкомиссара и его подручных только усиливались. Мало того, что они днями дворы граждан обчищали, так ещё и ночами селу жить спокойно не давали. Напьются до чёртиков и давай по домам бродить в поисках самогонки и браги. К молодым девкам и замужним женщинам приставали. Несколько групповых изнасилований совершили. Народ с жалобами на беспредельщиков к председателю сельского совета обратился, а тот только руками разводит, приговаривая: - Что я сделаю. Такая власть ноне. Сам комиссар с красноармейцами сладить не может. Мне кажется, даже боится их. Без них –то он кто? А ему задание большевистской власти выполнять надо. Граждане угрюмо смотрели в сторону Заверюхи, матерились, но собственных противодействий не предпринимали.
А тут ещё погода с катушек слетела. Забуранила, запуржила, что свету белого не видно стало. Дорогу в Заболотное так перемело, что ни проехать, ни пройти. Между колками трёхметровые сугробы набились версты на три от села. Для жителей это привычное явление, а вот для комиссара и его бойцов оно было в диковинку. Они оказались отрезаны от мира ни только сугробами, но и прочей связью с ним. Первое время Бузыкин надеялся вырваться из снежного плена, но когда и на десятый день в село не вернулись подводы с красноармейцами, смерился и стал ждать милости от природы.
Ждать да догонять дело скучное и не благодарное. Ввиду полного отсутствия в амбарах, погребах и сундуках у жителей села сельхозпродукции, работа по изъятию её закончилась, а самогон и брагу внутренности стали плохо принимать.
Бузыкин сидел в одной из комнат сельского совета и явно скучал. Вести разговоры с мужиковатым председателем ему надоело, а других занятий не было. Процарапав в заледеневшем оконном стекле небольшое отверстие, он увидел идущую по улице женщину, закутанную по пояс в пуховую шаль. Неожиданно комиссар вспомнил, что в его кожаной дорожной сумке лежит конверт с какой –то официальной бумажкой, который ему выдали в военном комиссариате для жительницы этого села. Бузыкин прошёл в соседнюю комнату, служившей ему спальней, достал из сумки конверт и вернулся к председателю.
- Чуть не забыл. Перед отправкой сюда мне всучили конверт, чтобы я передал его вашей сельчанке. Может, отнесёшь, или подскажешь, как найти её дом?,- обратился он к Заверюхе и положил конверт на стол. Тот нацепил на нос пенсне, бегло взглянул на документ и нехотя процедил: - Акулине Буровой адресовано. Наверное, о муже что-то сообщают. Степан командиром служит в Красной Армии. Может, какая беда с ним приключилась. Услыхав, что в письме могут быть сведения, которые связаны с плохими новостями, Бузыкин насторожился. Ему не хотелось быть гонцом, приносящим горе.
-Ох, и красавица же эта баба! Лет восемь назад все сельские парни и мужики по ней сума сходили. А она чужака из города предпочла. Но и с ним у неё ни сразу жизнь склеилась. Сначала с парнем из богатой семьи в Воздвиженском пожила, а потом, когда его смертельно ранило в бою, вновь со Степаном снюхалась. Я их в совете расписывал, и домишко, реквизированное у бывшего беляка, им передал.  Троих сынов уже нажила. Два –то точно от колчаковца, а первенец вроде на Степана походит,- как бы между прочим, сообщил подробности Заверюха. - И как? Уживаются дети белого отца с братом от красного?,- оживился комиссар. - Да вроде мирно живут. А там кто его знает. Может, когда и ссорятся»,- не поняв шутки, ответил председатель сельского совета. - Ладно, пойду, навещу эту красавицу. Вдруг утешать придётся, а я на это мастак,- улыбнулся комиссар и попросил: -Рассказывай, как её избу найти. - А чо её особо искать. Рядом с пятистенком бывшего старосты стоит, в котором твои бойцы расквартированы. Только пятистенок на бугре, а её изба пониже,- сориентировал комиссара председатель.    
               К Акулине Бузыкин пошёл не сразу. Вначале они с Заверюхой попаужнали сытно, пригубив граммов по двести самогонки, затем привёл свой внешний вид в соответствии с комиссарским  статусом и только после этого, положив конверт в карман дублёного полушубка, вышел на улицу. Подогретый «огненной» жидкостью, Бузыкин не сразу почувствовал обжигающий лицо холод и кромешную темноту, приглушающую все звуки и голоса. Но, постояв на крыльце минут пять, он недовольно крякнул: - В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выпускает, а я сам к какой –то бабе на ночь глядя попёрся. Присмотревшись, Бузыкин резво спрыгнул с крыльца и направился в сторону центра села. Не прошло и двадцати минут, а он  уже стоял у калитки той, которую ему захотелось непременно увидеть.
    
           В этот холодный, буранистый вечер Акулина гостей не ждала. Закончив управляться со своим скудным хозяйством и накормив с горем пополам в очередной раз мальчишек, она загнала их на полати, а сама стала замешивать тесто из ржаной муки. Жизнь её семьи с каждым днём всё ухудшалась и ухудшалась. Но врождённая гордость и понимание, что и остальные граждане села не жируют, не позволяли Акулине идти на поклон к своим родителям и матери Степана. А те делали вид, что не замечают её трудности. Иногда, правда, её мать приносила, что ни будь из продуктов, а  сёстры ребятишкам сладостей подкидывали, но в основном всё, что можно есть, Акулина добывала сама. То фитилями рыбёшки в озере поймает, то зайца из петли, установленной на тропе в осиннике, вытащит, то куропатку из силков выпутает. Во всех таких промыслах её неизменно сопровождал Митька, которому в самом начале февраля исполнилось восемь лет. Но, несмотря на юный возраст, был он рослым, серьёзным и рассудительным пареньком.   
Занятая нелёгкими мыслями о тяжёлой жизни, Акулина не услышала негромкий стук в сенные двери, которые были закрыты изнутри на деревянную щеколду. И лишь следующий, более настойчивый стук заставил её вздрогнуть. «Кого это ещё чёрт на ночь глядя ко мне принёс? Может, мать решила навестить? Навряд ли, так поздно она никогда не приходила»,- подумала Акулина и, тщательно обтерев тряпкой руки от теста, пошла в сени. Перед тем, как открыть щеколду, она громко спросила: - Кто там?.       
-Здесь живёт гражданка Бурова Акулина?,- послышался слегка картавящий мужской голос. - Да. Это я. А ты кто таков?,- насторожилась Акулина. - Я районный продовольственный комиссар Бузыкин. Мне необходимо передать письмо из уездного комиссариата,- ответил мужской голос. И хоть застучало бешено сердце в груди молодой женщины и руки сами тянулись к щеколде, но какая –то внутренняя настороженность сдерживала её эмоции. Лично сама она с Бузыкиным до сих пор не общалась. Видела раза два, да и то издалека, но молва по селу о нём ходила плохая. Наглый, жестокий и очень падок на женщин, которые ему нравились. -А почё засветло не пришёл? Время не нашёл?,- поинтересовалась Акулина. - О письме только вечером вспомнил, вот решил передать тебе в столь поздний час. Ну, если не хочешь открывать двери, то я завтра с утра тебе его принесу, или кого нибудь из бойцов отправлю,- спокойным голосом ответил комиссар, но с крыльца не сошёл. - Ладно, проходи. Только снег хорошенько с валенок голиком смахни, а то полы протирать не успеваю,- сдалась Акулина и, выдернув из засова щеколду, открыла непрошенному гостю дверь.   
- Тепло у тебя, хозяйка, в избе и домашним уютом пахнет. Давно я такого не ощущал. Уже боле шести лет. То окопы, то походы, а теперь вот молодую советскую власть как могу, спасаю. Совсем очерствел телом и душой, - произнёс комиссар, присаживаясь на скамейку, стоящую перед творилом печки. - Не ты один такой. Мой Степан тоже не на перинах отлёживается. Всего себя без остатка отдаёт этой самой власти. Так, где письмо, о котором ты говорил?,- спросила Акулина. - Чую, не любишь, ты нашу народную власть. Сразу видно, что сладко жилось в семье бывшего богача и колчаковца. Ну, да ладно. Не будем старое вспоминать. Тем более, что нынешний муж твой геройский командир красной армии, -высказался Бузыкин, достал из кармана конверт и положил на стол. Акулина хотела спросить, откуда он знает о её прошлой жизни, но передумала и, подкрутив фитиль керосиновой лампы, стала вскрывать письмо.
То, что прочла, с первого раза её сознание не приняло. Акулина прочитала ещё раз, потом ещё несколько. Набор казённых слов набитых печатной машинкой на сероватом листе бумаги сухо, с полным безразличием к тому, кто их будет читать сообщали: «Акулина Семёновна, доводим до твоего сведения, что Степан Матвеевич Буров, командир кавалерийского взвода 139 стрелкового полка геройски погиб от рук белогвардейской нечисти во время боя за станцию Петухово, Петропавловского уезда, Омской губернии. Одноразовую материальную помощь и документ вдовы красного командира можешь получить в уездном военном  комиссариате в любое время. Зам. Военного комиссара Хрусталёв».  Акулина машинально перевернула лист на другую сторону, осмотрела её широко открывшимися, застывшими глазами и, не обнаружив больше никаких слов, низко опустила голову. Не обычного в таких случаях бабьего воя, не истерики и не стона не прозвучало в ночной тишине, а только тяжёлая и безжизненная атмосфера заполнила всё окружающее пространство.
Шло время, а она молчала.
         Бузыкин сидел рядом и внимательно рассматривал Акулину. Он с первого мгновения понял, что принёс этой женщине худую весть, но чувств переживания и сочувствия по этому поводу не испытывал. Сердце и нервы солдата революции давно не реагировали на чужое горе. Его гораздо больше заинтересовала природная красота женщины, которая в состоянии её внутреннего страдания только усилилась. «Да, было из-за чего местным мужикам с ума по ней сходить. Пожалуй, такой женщины, и я ещё не видел. Сколько в ней нежности, совершенства и изящества. Обладать такой, значит обладать миром сладострастия, безумия и бесконечного счастья»,- подумал комиссар, и по его телу пробежала волна неудержимой похоти, требующей немедленных действий.
- Вижу, известия плохие в письме. Жаль. Очень жаль, что именно я их тебе принёс. Может, помочь, чем могу?,- вкрадчивым голосом, спросил Бузыкин. Но на его слова Акулина не прореагировала. Она даже головы не подняла. Комиссар осторожно взял со стола письмо и вслух прочитал. - Да. Лучших сынов своих приносит в жертву страна, чтобы победила рабочее –крестьянская революция и сделала народ счастливым, равноправным и богатым. Сочувствую тебе сестра и скорблю вместе с тобой. Видно, храбрый был твой муж, раз в бою погиб за правое дело,- высказался комиссар и немного помолчав, добавил: - По русскому обычаю помянуть было бы неплохо его.  Но и эти слова не вывели Акулину из забытья. Она по-прежнему сидела, уткнувшись взором в пол, и не слышала бормотание Бузыкина. Поняв, что женщина находится в глубоком душевном трансе и навряд ли из него скоро выйдет, комиссар встал с лавки и, не прощаясь, вышел из избы. Но направился не на ночлег в сельский совет, а в избу напротив, где квартировали красноармейцы из его отряда. 
Несмотря на поздний час, бойцы ещё бодрствовали. Вернее бражничали. Появление комиссара их встревожило, но особого испуга не вызвало. Они считали, что дело своё сделали, а теперь могут и отдохнуть от души. Тем более, что спиртного и закуски было вдоволь.
Без предварительных слов и объяснений, Бузыкин подошёл к столу, взял начатую «гусыню» самогонки, поставил её в первый попавшийся под руку вещевой мешок, затем туда же положил продукты, которыми закусывали красноармейцы. Завершив процедуру экспроприации, комиссар также без лишних слов удалился.
- Вот даёт, комиссар! Первый раз нас так нахально обирает. Куда это он с этим добром направился?,- пробурчал «конопатый», когда за Бузыкиным закрылась дверь. - Может, пойдем, посмотрим. Думаю, что он к этой красотке решил наведываться, у которой муж служит командиром в красной армии,- предложил «чернявый». - А чо, пойдём. Может нам чо отломится,- согласился «конопатый» и встал из-за стола. Скрытно подобравшись к избе Акулины друзья –товарищи через узкие щели ставней стали всматриваться в происходящее на кухне.


Глава пятая.


         Акулину Бузыкин застал всё в том же состоянии, в котором она прибывала до его ухода. - Что же ты так убиваешься? Понимаю –горе великое. Но на войне часто такое случается. Вон сколько овдовевших баб, осиротевших детей и родителей вокруг. Крепись Акулина. Тебе ещё детей поднимать,- высказал слова поддержки комиссар и добавил: - Я вот тут самогонку и закуску принёс, чтобы помянуть твоего мужа. Может, полегче станет. - Не верю, что Степан погиб. Не мог он погибнуть. Он у меня сильный и умный. Такого не каждая пуля возьмёт,- тихо произнесла первые слова женщина. - Твоё право не верить. Но военный комиссариат не может ошибаться. У него каждый красноармеец на счету, а командиры тем более. Так что можешь думать что хочешь, но против факта не попрёшь,- высказал своё мнение комиссар и, достав из шкафчика два гранёных стакана, налил в них из «гусыни» сивушную жидкость. - Память и слава вечная красному командиру Степану Бурову! Мы за него белым гадам обязательно отомстим. Как окопных вшей всех придавим,- произнёс Бузыкин и опорожнил стакан до дна. Закусив тем, что принёс, он вопросительно посмотрел на Акулину и в очередной раз предложил: - Выпей. Легче будет. - Не верю я этой бумажке. Мне бы хоть одним глазом посмотреть на Стёпу, и я бы успокоилась. А где железнодорожная станция Петухово? Далеко от нас?,- тихо спросила Акулина. - В Петропавловском уезде, Омской губернии. Вёрст четыреста отсюда будет. Да разве в расстоянии дело. Война кругом. Месяц будешь до Петухово добираться. Пока едешь - войска в другую местность перебазируются,- ответил комиссар. - Всё -равно не верю, что Степана нет в живых. Поэтому за упокой пить не буду, а за здравие пригублю,- произнесла Акулина и, взяв со стола стакан, отпила почти половину. Резкий сивушный запах ударил в нос и выбил слезу. - У, какая дрянь. И как только люди пьют её,- поморщилась Акулина, но закусывать не стала.
Её решительный настрой немного озадачил Бузыкина. Он –то пришёл утешать женщину, а она в этом не нуждается. Наоборот, вопреки официальной бумаге, сообщающей о гибели мужа, выпила за его здравие. Но терять надежду на близость с красивой вновь испечённой вдовой ему не хотелось. Подогретый спиртным и легкомысленным воображением, Бузыкин уже не находил в себе сил остановиться. Да он и не искал их. Выпив залпом подряд два стакана самогона, он стал быстро пьянеть. А ещё через полчаса,  заплетающимся языком, заявил: - До сельского совета мне не дойти. Буду у тебя ночевать. Акулина хотела вытолкать непрошенного гостя на улицу, но, подумав, решила этого не делать. – Упадёт где ни будь на улице и замёрзнет до смерти, а я потом за него отвечай. Положу на кровать, а сама в бане переночую. Поди, не остыла ещё, - подумала она, а вслух сказала: - Ладно. Давай перебирайся потихонечку в горницу. Так и быть, уступлю  тебе кровать на эту ночь. - Спасибо хозяйка за заботу. Только самому мне в горницу не перейти. Ноги не слушаются. Помоги немножко,- попросил комиссар.
Высказывая эту просьбу, Бузыкин намеренно врал ей о своём беспомощном состоянии. Комиссар уже полностью находился во власти похоти и желания овладеть этой женщиной. Опёршись, на хрупкие плечи Акулины, он с трудом передвигал ноги, но как только они оказались рядом с железной панцирной кроватью, аккуратно заправленной покрывалом, он с силой толкнул женщину вперёд и, не дав времени опомниться, всем телом навалился на неё. Акулина попробовала вырваться из под озверевшего комиссара, но тот распалённый чувством близости, всё сильнее и сильнее прижимал её к постели. - Ну что ты так испугалась? Ты же не девочка безмозглая. Будь позговорчивей и поласковей со мной и жизнь твоей семьи станет безоблачной. Я  всё сделаю, чтобы ты стала счастливой. Подари мне эту ночь,- тихо бормотал комиссар ей в ухо. Акулина с силой укусила Бузыкина за кисть руки, которой он держал её голову. Комиссар нервно дёрнулся, резко поднял руку  и, что было мочи, ударил женщину кулаком по голове. Удар пришёлся в висок. Акулина судорожно вздрогнула и притихла, потеряв сознание. Не раздумывая ни секунды, комиссар стал быстро стягивать одежду с себя и с неё.   
Сытость пришла не сразу.  Он долго, с особым остервенением и плотским наслаждением, мучил беспомощное тело прекрасной женщины, а когда, наконец, устал, свалился рядом и почти сразу уснул.
Придя в сознание Акулина не сразу поняла, что с ней произошло. Но, обнаружив рядом спящего Бузыкина, вспомнила всё и ей стало гадко, мерзко и нестерпимо больно за себя, за детей и особенно за Степана, который верой и правдой служил власти безбожников и насильников. Едва сдерживая рыданья,  она осторожно, чтобы не разбудить комиссара, встала с кровати, вышла в куть, сняла с вешалки полушубок и пошла в баню с мыслью наедине выпустить наружу свои эмоции. 
«Чернявый» и «конопатый» мало, что видели из происходившего в избе. Но любопытство и желание поживиться удерживали их на холоде уже почти час. А после того, как Акулина повела комиссара в горницу, они и вовсе замерли в ожидании. Друзья –товарищи не могли слышать и  видеть, что там творится, но были уверены, что Бузыкин своего не упустит. Красноармейцы хорошо знали нрав и повадки комиссара.
Приглушённый стук сенных дверей внёс в их ожидание живой интерес. А после того, как через некоторое время проскрипели двери предбанника, «чернявый» со знанием дела произнёс: - Подмываться побежала. Боится забрюхатить от Бузыкина. - А чо мы тогда стоим? Пора и нам с этой красавицей поиграть,- вырвалось у «конопатого», и он первым рванул в сторону калитки.
Акулина зашла в баню, наощупь добралась в кромешной темноте до полка и, бросив полушубок на ещё тёплые доски, легла, свернувшись калачиком. Но не успела ещё осознать  произошедшее, как  дверь предбанника скрипнула, и через мгновение рядом с полком появились две тени. - Ну, здравствуй хозяюшка. Вот пришли должок с тебя взять. Комиссару ты его отдала, теперь с нами рассчитывайся,- пробубнил «чернявый» и первым полез на полок. Акулина с силой ударила его ногой, но от этого «чернявый» только наглей стал. - Подержи, Ванюха кобылку за ноги, а то больно лягучая,- выкрикнул он, а сам стал срывать с Акулины оставшуюся одежду. Она попробовала, было закричать, но «чернявый», тут же крепко схватил её за горло и зловеще прошипел: - Будешь орать – задушу!, а потом добавил: - Можешь и орать. Кто тебя услышит. Зато в гневе ты ещё красивее и желанней. От беспомощности, лютой ненависти к уродам рода человеческого и нестерпимого позора, Акулина обмякла, ей стало всё безразлично и на душе возникла устрашающая пустота.
Два полупьяных, озверевших мужика изгалялись над беззащитной и полуживой женщиной больше часа. Наконец, насытившись и истратив всю накопившуюся мужскую энергию, они покинули баню и направились в свою избу. На прощание «чернявый» злобно процедил сквозь зубы: - Скажешь комиссару –убьём!.
После их ухода, Акулина ещё долго лежала на полку без движения и эмоционального всплеска. События, произошедшие за несколько последних часов, не укладывались в голове и потому не могли быть перевариваемые. Она то начинала о чём –то думать, то вновь уходила в туман безразличия. Моральная и физическая боль всё ещё дремали в глубине её сознания и не торопились выходить наружу.
Но вдруг в голове сверкнула молния: «Дети! Неужели они видели, как издевался надо мной комиссар? Убью эту сволочь! Пусть расстреляют меня, но этому злодею не позволю жить! Они все не должны больше творить горе на земле!». Акулина с трудом сползла с полка, накинула на голое тело полушубок и направилась в сторону избы. Она ещё не знала, что будет дальше делать, но была твёрдо уверена, что комиссару на земле нет места. Машинально прихватив в сенях топор, Акулина прошла в горницу, подошла к кровати и прислушалась. Мирно похрапывая, Бузыкин крепко спал. Холодная луна тусклыми бликами пробивалась через заиденевшее окно и рассеивала сумеречный свет по горнице.  Не раздумывая и не колеблясь ни секунды, она  резко подняла топор и с силой рубанула по шее, как не раз проделывала с питухами. Лезвие беспрепятственно вошло в мягкую ткань. Раздался приглушённый гортанный хрип, по телу комиссара пробежала судорожная волна и через мгновение затихла.
Накинув на голову убиенного небольшую кружевную скатерть, Акулина взяла со стола в кути керосиновую лампу и вышла из избы.
Перед тем, как поджечь дом, в котором были расквартированы красноармейцы, она с четырёх сторон обложила его сухой соломой, принесённой со своего двора, облила её керосином и подпалила. Пламя занялось сразу. Вскоре оно по углам добралось до берестяной крыши, и вся изба вспыхнула как свечка.  Акулина дождалась, когда загорелось внутри и, поняв, что пьяные и мертвецки спящие бойцы красной армии уже никогда не будут приносить людям горя, вернулась в свою избу.   
Разыскав в полутьме портупею комиссара, и вытащив из карманов гимнастёрки какие-то бумажки, она разбудила спящих на полатях сыновей и, не объясняя им ничего, перевела в баню. Заметив горящий напротив дом, Митька хотел было рвануть туда, но мать строго прикрикнула: - Оставайся с братьями, я скоро вернусь.
Подходя к догорающему дому, в сполохах высоких языков пламени Акулина ещё издали увидела толпу зевак и мечущуюся между ними фигуру председателя сельского совета. Заверюха громко кричал и энергично махал руками.  Она подошла к нему вплотную и громко спросила: - Что, жалко стало подельников? Почему не лезешь в огонь и не вытаскиваешь их оттуда? Страшно?. Все, кто находился в этот ранний час у догорающего дома, с удивлением повернули головы в её сторону и словно впервые увидели. Красивое, молодое лицо было берестянно -белым, губы плотно сжаты, а глаза так злобно улыбались, что аж мороз по коже у людей пробежал.  - На дружка своего закадычного не хочешь посмотреть? В моём доме на перине лежит с отрубленной башкой. Весть мне горькую принёс, а у самого на уме одна похоть была. Опоганил кровать мою, на которой мы с законным мужем миловались -любовались. А теперь твоя очередь пришла. Думаешь, мы не знаем, что ты заодно с ним был. Шпионил постоянно и людей грабил. Теперь ответ держать будешь перед гражданами села. Закончилась твоя власть над нами. Сказывай как на духу, где ключи от казённых амбаров. Будем забирать своё добро, которое вы  отняли по большевистской указке,- потребовала Акулина, и подставила к носу председателя комиссарский револьвер. - Ты что, девка, сдурела? Опомнись. Всё село под удар поставила. Теперича и тебя арестуют и мне не сдобровать. Не простит советская власть гибель Бузыкина и красноармейцев. И не махай перед моим носом револьвером, а то не ровен час –выстрелит,- попробовал урезонить Акулину председатель. - И выстрелит. Стёпа научил меня, как такой штуковиной пользоваться. Поэтому не дёргайся, а веди народ к амбарам за своим добром, - приказала Акулина и, обведя взглядом собравшихся граждан, впервые обратилась к ним за поддержкой: - Правильно я говорю, или у вас другое мнение?. - Правильно то правильно, но вот боязно как –то. Вдруг завтра в село нагрянет боевой отряд красной армии. Погибнем ведь все, как один,- послышался робкий голос кузнеца Спиридона Шикова. - Не погибнем, если отпор сможем дать достойный. Ты, Лукич самый главный теперь будешь. Собирай у жителей ружья. Не пригодные, в ремонт пускай. А в наши места сейчас не каждый отважится сунуться. Засады во всех проходных местах устроим и будем непрошенных гостей картечью да дробью встречать,- неожиданно для себя приняла верховенство над гражданами села Акулина.
Толи гневный, устрашающий вид, толи решительные твёрдые слова заставили людей без оговорок признать её лидером, способным повести их на борьбу с несправедливостью и унижением. - Лютая, ты Акулина шибко. Смотри, как бы не пожалеть опосля, когда поздно будет,- процедил Заверюха. - Так ты ещё меня стращаешь! А ну марш вперёд. Будем прямо сейчас амбары вскрывать,- угрожающе произнесла Акулина и направила в сторону председателя револьвер. - Впрямь лютая. Откуда в тебе столько злобы взялось,- огрызнулся председатель, но перечить больше не стал, а зашагал в сторону сельского совета за ключами от амбаров.  Брошенное мимоходом им в адрес Акулины слово –«Лютая», тут –же прижилось в среде граждан. И хотя оно не соответствовало её красивому, нежному и женственному обличию,  прилипло к ней, словно смола к юбке.
 До самого рассвета сельчане вывозили из амбаров добро, которое было изъято у них продразвёрстачниками, и перепрятывали в надёжные места. 

Глава шестая.

Закончив раздачу сельчанам имущества из казённых амбаров, в сопровождении двух мужиков -односельчан Акулина вернулась домой, чтобы убрать труп комиссара и накормить детей. -Здорово ты ему шею раскромсала. На одной коже держится,- ни то с восхищением, ни то с испугом произнёс один из сопровождающих, когда сдёрнул с головы убиенного кружевную скатерть. Но, не дождавшись ответа, спросил: -Где нам его закопать. Акулина ненадолго задумалась, потом ответила: -На краю кладбища. Человек как никак, хоть и изверг-. Мужики перевалили тело комиссара на одеяло, закутали его, словно младенца в пелёнку, выволокли на улицу, погрузили на хозяйские санки и медленно потянули их за ограду.
Перед тем, как пойти в баню за ребятами, Акулина аккуратно заправила кровать, заменив простыни и наволочки, затопила печь и приготовила скудный завтрак. Только сейчас до неё стали доходить весь ужас, который испытала за эту ночь и чувство ответственности, которую взвалила на свои женские плечи, став убийцей бойцов советской власти и подняв односельчан на справедливую, как ей казалось, борьбу с коммунистами и комиссарами. Но чем дольше Акулина думала о произошедшем, тем сильнее утверждалась в мысли, что поступила правильно. «Ничего. Мы в обиду себя больше не дадим. Поиздевались до сыта и хватит. Теперь наша очередь характер показать. Народ у нас хоть и разный, но человеческое лицо пока не потерял. Надо дружину создавать и охранные посты организовывать. До лета в село мы никого не пустим, а там может, снова власть сменится. Жили же мы при царе спокойно и уверенно»,- размышляла Акулина. Вдруг настроение резко изменилось, она присела на лавку и зарыдала. «Стёпа, был бы ты рядом со мной, тогда бы не произошло такой беды. Знаю, что ты живой, но только где-то далеко. Зачем ты за эту безбожную власть кровь проливаешь? Если бы только ты знал, как она твою жену обидела и унизила. Как мне жить после этого? Подскажи, если можешь», - тихо шептала Акулина.   
Накормив детей и оставив Митьку за старшего, она надела полушубок, затянула его на талии мужниной опояской, накинула комиссарскую портупею и вновь направилась в сельский совет.
Заверюха сидел за казённым столом и копался в каких –то бумагах. Здесь же присутствовали две бабы, которых Акулина оставила присматривать за председателем. - Ну, что бумажная душонка, настало время решать, что дальше с тобой делать. Гадостей ты гражданам села много наделал, теперь ответ перед ними держать придётся,- издевательским тоном произнесла Лютая. -А я что? Я ничего. Зависимый был. Советская власть приказывала, я исполнял. А если бы не слушался её, то давно в каталажке сидел,- чуть заикаясь, попробовал оправдаться Заверюха. - В общем, сделаем так. Пока посидишь в тёмной комнате под охраной, в которой ты наших мужиков держал по указу всё той же власти, а как утрясем все организационные дела, будем судить тебя по закону военного времени. И даже не пытайся убежать. Застрелю, как собаку,- пригрозила Акулина.
Закончив с бывшим председателем, она приказала одной из женщин сходить за попом Ефремом, настоятелем православной церкви. Тот пришёл незамедлительно. -Я вот что попрошу сделать, батюшка. Ударь в колокольный набат. Надо –бы народ на площади собрать и поговорить с ним по душам. Время настало всем вместе держаться, иначе эти безбожники нас вмиг уничтожат. - Не горячишься ли ты, сестра? Опасное дело затеваешь, за которое перед обществом и богом придется отвечать,- робко возразил поп. Акулина зыркнула на него гневными глазами и твёрдым голосом произнесла: - Если ты не ударишь в колокола, то это сделаю я сама. А ты жди милости от безбожной власти. Может, пулю в лоб и дождёшься. - Да я что, я ничего. Если больше ко мне вопросов нет, то пошёл выполнять твою просьбу,- пролепетал поп и вышел из казённого дома.
На удивление Акулины, не прошло и полчаса после последнего удара колокола, как сотни сограждан от мала до велика дружной гурьбой стали заполнять главную площадь перед церковью. - Тебе бы на какой нибудь стол встать, чтобы народ слышал и видел,- подсказал кузнец Спиридон Шиков. -Вон во дворе Прохора Стрельцова телега стоит. Давай её сюда,- приказала Акулина и окинула глазом площадь. Кузнец и ещё трое мужиков быстро подтянули по сугробу телегу, и Лютая ловко взобралась на неё. 
Акулина ещё раз, но уже с высоты, окинула взором площадь и не очень уверенно начала: - Односельчане! Граждане! Пробил час постоять за себя, за своих детей и стариков. Я, жена красного командира, долго терпела и ждала от новой власти человеческого к себе и моей семье отношения. Но так и не дождалась. Меня так же, как всех вас она обобрала до нитки и заставила жить на голодном пайке, с которого до весны ноги протянешь. Более того, вчера поздно вечером ко мне пришёл районный продовольственный комиссар с известием о гибели Степана, но вместо поддержки и сочувствия моему горю, избил до полусмерти и надругался. Докончили начатое им гнусное дело его верные помощники. Не выдержала я этих издевательств и бесчестия. Отрубила голову комиссару и сожгла заживо продразвёрсточников.
Акулина замолчала, а по толпе прокатился гул голосов и ропот удивления. - Не знаю, простит ли мне на том свете этот страшный грех Всевышний, но я не жалею о содеянном и готова отвечать за него перед новой властью.  Однако торопиться с этим не хочу. Мы, обобранные, униженные и оскорблённые, должны, наконец, проснуться, прозреть и понять, что можем постоять за себя и не пустить больше  в Заболотное красных разбойников с большой  дороги. Знаю, что некоторым гражданам мои слова не по душе. Я не обижусь, если они не встанут со мной в ряд и не пойдут на  защиту села. Но сразу скажу, что к тем, кто надумает нас предать будут приняты самые жёсткие меры. Вплоть до расстрела.
После слов Акулины по толпе прошёл очередной ропот, но вскоре затих.  А она уже уверенно продолжала: -Мы должны сформировать отряды самообороны и занять позиции на подходах к селу. Для этого необходимы опытные мужики, знающие военное дело. В селе должны на полную мощность заработать фельдшерский пункт, кузница, мельница, шорная и оружейная мастерские и другие, важные для военного периода заведения. Прямо после этого схода я прошу тех, кто способен организовывать военное дело, командовать людьми и готов не по приказу, а по доброй воле встать на защиту своего села, зайти в здание сельского совета на запись и разговор. Тех граждан, у которых есть в избах или схронах огнестрельное и холодное оружие, но сами они не хотят вливаться в отряды самообороны, прошу сдать его в общее пользование. Время для организации достойного отпора красным очень мало. Так что сразу после сходки приступим к выполнению необходимых мероприятий. Есть ко мне вопросы?. - А скажи ты нам девонька, как ты думаешь от артиллерии и кавалерии отбиваться? Вилами да косами их не победишь,- спросил стоящий недалеко от Акулины высокий, худой, как доска, старик. - Ты, дед Матвей, сам знаешь ответ на свой вопрос. Наша задача не впустить артиллерию и кавалерию в пределы села. А на расстояние они нам не страшны. Будем пути и дорожки им отрезать.
Ответив ещё на несколько вопросов граждан, Акулина подняла руку и решительно заявила: - Так мы можем бесконечно  переливать из пустого в порожнее. Но время ограничено. Пора уже и делом заняться.
В комнатах бывшего сельского совета собралось немало люда. Здесь были и бывшие фронтовики, воевавшие с германцами, и молодые парни, не нюхавшие ещё пороху, и женщины, ненавидящие новую власть, и даже старики, пожелавшие оставшиеся силы отдать на пользу общества. Некоторые граждане села Акулину по имени и отчеству не знали, поэтому называли по прилепившейся кличке – Лютая. Она не обижалась, а вскоре и вовсе привыкла откликаться на неё, словно другого имени и не было.
Первым делом был решён вопрос с командирами и её ближайшими помощниками. Кого –то из них выдвигали жители села, кого-то Лютая, а некоторые сами предложили свои кандидатуры на опасные для жизни должности. Главным помощником Акулины стал пятидесятилетний бондарь Николай Пантелеевич Кустов. Он прошёл две войны –японскую и с германцем, получил два Георгия на грудь и имел в царской армии чин фельдфебеля. Это был мужчина неимоверной силы, да и умом не обижен. С германской домой Кустов пришёл без правой ноги, но, смастерив собственными руками протез, вскоре так освоился на нём, что мог во время гулянки цыганочку с выходом сплясать. Поговаривали, что во время колчаковского правления, Николай был активным помощником белого режима, но доказать вины храброго воина красные так и не смогли.  Его кандидатуру на должность первого помощника Акулина выдвинула сама, так как знала этого человека с детства.
Всего в руководящий состав штаба самообороны вошло девять человек, двое из которых, не считая Акулину, женщины - солдатские вдовы. Спиридон Шиков стал начальником отряда тылового обеспечения и вооружения, фельдшер Михаил Комов возглавил санитарную часть,  Екатерина Суздальцева, как самая грамотная в селе,  отвечала за делопроизводство и агитационную работу, Стрельцов Илларион, Кузьма Чикирев, Манька Забродина стали командирами взводов, а Степану Кирпичёву было поручено создать кавалерийский отряд, который должен  заниматься разведкой.   
Закончив формирование штаба, Акулина взяла слово: - Граждане односельчане, мы встали на очень опасный путь, ведущий к непредсказуемым последствиям. Но по- другому поступить не могли, так как иного выхода, как защищать село и самих себя у нас нет . Наше человеческое терпение лопнуло. Мы не должны допустить, чтобы над нами, над нашими детьми и стариками и дальше изгалялись безбожники и мракобесы. У всех у вас есть ещё время отказаться от этой борьбы. Поэтому в последний раз спрашиваю: -Вы готовы пойти за мной на бой с заразной чумой?. - Лютая, что ты толчёшь в ступе воду? Видишь, люди серьёзные здесь собрались. Давай заканчивай агитацию. Ты подняла народ, тебе и дальше командовать нами,- ответил за всех Степан Кирпичёв. В помещении послышались одобрительные голоса в поддержку его слов. - Ну, раз так, то не будем больше время терять, а начнём создавать отряды самообороны. Даю на всё это сутки, не боле. Через сутки встречаемся здесь и намечаем план дальнейших действий,- поставила задачу перед избранными командирами Акулина, а когда те с шумом стали покидать помещение, выкрикнула: - Николай Пантелеевич, останься ненадолго. Нам поговорить надо.   
- Вот о чём хотела посоветоваться с тобой. После того, как зарубила комиссара и сожгла красноармейцев, прошло почти десять часов. Наверняка кто нибудь из сельчан уже добрался до Преображенского и сообщил об этом волостному начальству, а то постарается как можно быстрее, доложить уездному. Не думаю, что волостная власть решит своими силами подавить наше восстание. Испугается. Подождёт, когда из уезда силы придут, чтобы уже вместе напасть. А мы пока к такой встрече не готовы. Нет боевого оружия, да и отряды ещё не сформированы. Я этот разговор вот к чему завела. Может, нам первыми ударить по волости? Собрать отряд из  двух десятков надёжных мужиков, вооружить, чем можно, поставить на лыжи и, как только стемнеет, выйти. В волостном центре нас не ждут, поэтому красноармейцы, которые там расквартированные, навряд ли окажут активное сопротивление. Нам сейчас главное оружия побольше заиметь и паники нагнать. А как только вернёмся, будем гать разбирать и все тропы перекрывать на подступах к селу. Что скажешь на это предложение?,- спросила Акулина. Подумав некоторое время, Николай Пантелеевич ровным голосом ответил: -Мысль твоя правильная. Винтовки нам по зарез нужны. Да и от берданок не откажемся. Пожалуй, сам возглавлю отряд. Надёжней будет. - Но ведь далековато до Воздвиженского. Как ты на протезе этот путь по сугробам преодолеешь?,- удивилась Акулина. - Не волнуйся на этот счёт. По озеру цельными днями елозю, да ничего,- улыбнулся Кустов. - Ну, смотри. Если ты возглавишь отряд, мне только спокойней будет. Надежды больше на успех,- одобрила Лютая.
Бойцов  в отряд Николай Пантелеевич отбирал сам. Прожив в селе всю жизнь, он хорошо знал, кто из его жителей чего стоит. Подобрав  семнадцать человек хватких, смелых и хороших охотников, под покровом ночи он вывел их из села. Путь предстоял нелёгкий, но бывалых людей это не пугало, так же, как и то задание, которое им предстояло выполнить. 
Проводив Кустова, Акулина, наконец, вспомнила о детях, и на душе заныло. «Как они там? Поели хоть что нибудь? Надо их к родителям на время пристроить. Всё под присмотром будут. А я продуктов подкидывать стану»,- решила она и пошла домой.
Решение матери ребятам не очень понравилось, но они были вынуждены с ним смериться, так как другого варианта у них не было. Каким –то не детским чутьём сыновья осознали, что их мать теперь принадлежит народной массе, которую она подняла на борьбу с нехорошими дядьками, а не им. И родители не сопротивлялись. Поняв, что их Акулина сейчас в селе главная власть, поэтому, чтобы не вызвать гнев дочери, безропотно приютили внуков в своей избе. 
Формирование отрядов самообороны и других служб шло быстрыми темпами. Акулину так закрутил водоворот происходящих событий, что она даже забыла о недавней личной трагедии, и известии о гибели мужа. В последнее она так и не поверила. Однажды, вспомнив на чьей стороне Степан воюет, Акулина тяжело вздохнула и с горечью тихо произнесла: - Теперь мы с тобой, любимый муж, по разные стороны. Трудно нам будет понять друг друга. Но ты сам в этом виноват, став в один строй с безбожниками и душителями расейского народа.
          Отряд Кустова вернулся к полудню  следующего дня. В результате успешно проведённого задания, у захваченных в врасплох красноармейцев было изъято десять винтовок, два нагана, шашка и несколько сотен патронов.  -Потери человеческие есть? – спросила Лютая во время доклада Кустова. -У нас один легко подстреленный, со стороны красных – трое убитых и столько же раненных. Но добивать мы их не стали. Пусть живут. Может, другим расскажут, как бывает страшно, когда народ на борьбу поднимается,- спокойным голосом ответил Николай Пантелеевич. И помолчав, добавил: -Теперь необходимо срочно разобрать гать и установить посты на всех участках, на которых могут быть попытки прорваться в село. На всё про всё  у нас не больше трёх суток.
Сотни граждан села добровольно включились в работу по возведению оборонных сооружений.  Узкие места заваливали хлыстами леса, из глыб льда, заготовленного на озере,   выкладывали на подъезде к перешейку высокие баррикады, разбирали гать на главной дороге, раскидывая по сторонам тяжеленные брёвна, и до самой трясины чистили снежные заносы. На исходе третьих суток все работы были закончены и люди разошлись по домам, чтобы немного передохнуть. Впереди их ждала пугающая вображение неизвестность.   

Глава седьмая.

О том, что в селе Заболотное произошёл бунт граждан, и о набеге взбунтовавшихся на Преображенское, уездное руководство узнало от Савелия, который в ту ночь  находился в семье на краткосрочном отдыхе. В город ему предстояло возвращаться только через день. Но ранним утром секретарь волостного совета, друг детства Игнат, разбудил его и сообщил эту неприятную новость. Перепуганный Савелий быстро запряг в кошёвку выездного рысака, попрощался с женой и рванул в сторону уездного центра. Всех подробностей о произошедшем бунте в Заболотном и о нападении на его село он не знал, поэтому рассказал большому начальству уездного военного комиссариата только о том, что услышал от Игната.
Военный комиссар Орлов Венедикт Александрович лично доложил о возникновении чрезвычайной ситуации в отдалённой волости  председателю уездного исполкома советов товарищу Недорезову Исааку Васильевичу, а тот уже через час собрал всех высоких чинов уездной власти. Без лишних дежурных вступительных слов, он произнёс: - Сегодня получено сообщение из Преображенской волости, что в селе Заболотном на почве недовольства проводимыми продразвёрстками произошёл бунт граждан. Более того, бунтовщики этой ночью напали на волостной центр и обезоружили отряд красноармейцев, который  был направлен туда для поддержания порядка и охраны ссыпного пункта. О масштабах вреда, нанесенного Советской власти действиями бандитов, пока не знаем, но в ближайшее время, надеюсь, информация такая будет. Поэтому, прошу высказаться по этому вопросу и предложить пути его решения.  Слово взял Маерс Яков Захарович- член губернской продовольственной коллегии. - Товарищи! Этот сигнал необходимо хорошенько проверить. И если бандиты нанесли власти материальный ущерб и есть потери в рядах красноармейцев и других активных членов советской власти, то с бунтовщиками необходимо разобраться по всей строгости военного времени. Церемониться и жалеть их не надо. - Ещё у кого какие мнения есть?,- спросил председатель. - А какие здесь ещё могут быть мнения. Необходимо уже завтра утром отправить хорошо вооруженное отделение стрелковой роты на усмирение этих бандитов. Не думаю, что они окажут серьёзное сопротивление. Некому, да и нечем организовать его. Единственным серьёзным препятствием в выполнении задания будет погода. Я сам в тех краях не был, но наслышан, насколько трудно в эту пору добраться до Заболотного, - высказался руководитель уездной партийной организации Смоляков. - Ну, что же, если других мнений нет, то так и поступим. Поручим уездному военкому товарищу Орлову незамедлительно приступить к организации выполнения этого задания. Если в ходе подготовки к выступлению воинского подразделения появятся новые  подробности о произошедшем бунте в Преображенской волости, прошу о них незамедлительно докладывать мне,- закончил совещание Недорезов.      
Ближе к вечеру у Орлова на столе появилась дополнительная информация о бунте в Заболотном. Её принёс секретный агент Малюгин, который выполнял особое поручение советской власти на территории северных волостей уезда. Ознакомившись с информацией, Орлов сделал  вывод, что бунт в Заболотном возник стихийно, однако зачинщики в нём чётко просматривались. Военного комиссара очень сильно удивило, что мятеж возглавила  женщина, с грозной кличкой – Лютая, и  что в нём принимают активное участие вдовы и жёны красноармейцев. Известие о зверском убийстве райпродкомиссара Бузыкина и о заживо сожженных двенадцати бойцов Красной армии  взбесило Орлова Венедикта Александровича. Не прибавило ему настроения и то, что бандиты из Заболотного совершили дерзкую вылазку в волостной центр, убили трёх бойцов красной армии, несколько ранили, включая командира, забрали их оружие, открыли казённые амбары на ссыпном пункте и удалились восвояси.  «Дорого вам этот бунт обойдётся! Я вас научу, как советскую власть почитать и любить! Половину жителей села расстреляю, а их избы сожгу!», -вскипел Орлов. Но, немного успокоившись, решил поделиться этой новостью с Недорезовым. Тот внимательно выслушал, постучал пальцем по телефонной трубке и задумчиво произнёс: - Да. Это в корне меняет дело. Не простой задачка оказалась. Как планируешь поступить?.   - Усилю отряд до тридцати бойцов, дополнительно выделю пулемёт. Во главе отряда поставлю Хрусталёва. Он  знает, как усмирять бунтарей,- коротко ответил Орлов. - О ходе выполнения задания сообщай мне регулярно. Успехов тебе,- напутствовал председатель.
Как и планировалось, на следующий день хорошо вооружённый отряд красноармейцев на шести подводах выдвинулся в сторону села Преображенское. Командир, заместитель уездного военкома Хрусталёв ехал верхом на вороном жеребце и внимательно вглядывался в даль. Его не пугала предстоящая встреча с бунтарями и бандитами. В своём военном таланте, который уже не раз выручал в самых сложных ситуациях, и в силе оружия, в том числе двух пулемётов –автоматов Шоша, он ни минуты не сомневался. В тоже время Хрусталеву не очень понравилось решение уездного военкома отправить именно его на такое пустяковое дело. Получив боевой орден за храбрость проявленную в боях с  колчаковскими отрядами и во время подавления масштабных крестьянских волнений на юге уезда, он мнил себя  крупным военным начальником, способным вести за собой полки и дивизии. «Мог бы и Гуськова послать. Давно пора ему доказать советской власти свою преданность и профессиональную пригодность. А то уже полгода в штате, как командир взвода, а не разу в деле не побывал»,- подумал Хрусталёв и пришпорил вороного.
В Преображенское отряд прибыл после полудня. Собрав в здании волревкома партийных  и советских работников, а также легко раненного командира красноармейского отряда, потрёпанного восставшими ночью при внезапном набеге, и детально разобравшись в ситуации, которая создалась в волостном центре, Хрусталёв сказал: - Сегодня в ночь выдвигаемся в сторону Заболотного. Обязываю руководство волисполкома и волревкома обеспечить отряд провиантом, гужевым транспортом и охотничьими лыжами. Кроме того, дать опытного проводника, способного показать путь, по которому мы сможем незамеченными пробраться в село. Немного помолчав, он обратился к раненному командиру: -У тебя есть возможность реабилитироваться. В противном случае ждёт трибунал, как не обеспечившего надлежащей охраны ссыпного пункта и допустившего гибель трёх бойцов. Тот вздрогнул, побледнел и тихо промямлил: - Я этих бандитов своими руками душить буду. -Задушишь, если до их горла дотянешься,- одёрнул его Хрусталёв.
Немного отдохнув, плотно поужинав, в девять часов вечера воинский отряд, включая оставшихся в живых красноармейцев и их командира, двинулся в сторону Заболотного. Пропуская вперёд подводы с решительно настроенными бойцами, заместитель уездного военного комиссара, улыбаясь в темноту,  произнёс: -Зададим сегодня порку тёмным мужикам. А кто останется в живых, больше никогда не поднимет руку на советскую власть.
Хрусталёв не сомневался в успехе похода и в скорой расправе над бандитами. 
О том, что вечером из Преображенского в  сторону Заболотного собирается выходить отряд красноармейцев, возглавляемый заместителем уездного военного комиссара, Акулина и Кустов узнали от специально оставленного во время ночного набега молодого, но ловкого и толкового парня  Южакова Григория. Как только он увидел у волревкома скопление подвод и бойцов с оружием, тут же смекнул, что к чему. Получив подтверждение от двоюродного брата, служившего посыльным в волисполкоме, о времени нападения на его село, Григорий, не долго думая, встал на лыжи и бегом домой.
-Теперь бы ещё угадать по какому маршруту отряд красных пойдёт. Не всякий житель Преображенского знает подходы к нам. Только охотники, да рыбаки могут показать и то не все,- задумчиво произнёс Николай Пантелеевич. - Думаю, что не будут они ночью по тропам пробираться. Напрямую пойдут. Если, конечно не знают, что мы гать разобрали,- высказала своё мнение Акулина. - Хорошо, если бы так. В этом месте сможем им достойный приём устроить, - согласился Кустов, но тут же добавил: - Заслоны надо оставлять на всех тропах. Если что пойдёт не так, то сможем быстро подоспеть на помощь. -Сколько у нас людей вооружёно огнестрельным оружием?,- спросила Акулина. - Если считать берданки и обрезы, то около семидесяти стволов наберётся. - А троп, не считая основной дороги?. - Надёжных три. Остальные сейчас непролазные. - Тогда сделаем так. На каждую тропу по десять стрелков с берданами и обрезами, а на основное направление всех остальных,- предложила Акулина. - Согласен. Но ко всему этому  на встречу красным отправлю лазутчиков, чтобы после обнаружения, они скрытно сопровождали их, а  не доходя  до заградительной линии с полверсты дуплетным выстрелом обозначили место нахождения непрошенных гостей,- высказался Кустов.  - Всё. Время, для продолжения  обсуждений нет. Собирай, Николай Пантелеевич, командиров и ставь перед ними задачи,- приказала Лютая и добавила: - Патроны пусть жалеют, но не врагов. Если будут пленные, пожелавшие перейти на нашу сторону, оставлять живыми. С остальными, как получится. Всё добытое в бою оружие должно быть учтено и сдано Спиридону Шикову.
Предстоящий бой с красными для Акулины, как командира, был первым и от того волнительным. Перед тем, как побывать в отрядах самообороны, она ненадолго заглянула к родителям, чтобы повидать своих мальчишек. Те были несказанно рады её появлению, но вида старались не выказывать. Только младший Колька пустил слезу и пожаловался: -Бабушка с дедушкой не отпускают меня с ребятами на улицу. Говорят, мал ещё. -Ладно,  скажу им, чтобы  разрешили тебе с братьями играть,- пообещала Акулина и, подозвав Митьку, предупредила: -За братьями следи. Скоро может начаться бой с красными, так что особенно на улицу нос не высовывайте. Прилетит шальная пуля и считай пропали. Ты меня понял?. - Понял. Только не понял, почему ты и жители села собрались с красными воевать. Папка –то наш командир красной армии,- спросил Митька. - Потом как нибудь объясню. А сейчас выполняй, что  сказала,- отмахнулась Акулина и вышла из избы.
Николай Пантелеевич оказался хорошим стратегом. Он правильно предугадал поведение красноармейцев. Хрусталёв не стал дробить отряд, а решил пробираться в Заболотное по центральной дороге. Сколько смогли, проехали на подводах, а когда кони стали тонуть в сугробах выше груди, он приказал встать на лыжи и тремя цепочками передвигаться вперёд. Но даже широкие охотничьи лыжи не удерживали солдат на поверхности сугробов. А на некоторых участках, бойцы  и вовсе проваливались до болотной жижи.
Проводник шёл в голове общей цепи, но за версту до перешейка, пропустил колону вперёд и, дождавшись Хрусталёва, предупредил: -Скоро начнётся загаченный  участок. Если бандиты узнали, что к ним идёт отряд красноармейцев, они обязательно устроят в том месте засаду. Необходимо вперёд послать лазутчиков. Пусть проверят хорошенько. Хрусталев скинул с плеча лёгкую кавалерийскую винтовку американского производства, передёрнул скобу, и, загнав патрон в патронник, уверенно сказал: - Смысла не вижу в этом. Бандиты могут обнаружить лазутчиков раньше времени. Тогда всё преимущество внезапного нападения на село сойдёт на нет. Если засада бандитов заметит нас раньше, то мы не дадим ей опомниться и на её плечах ворвёмся в село и раздавим бунтарей, как тараканов.   

Акулина, Николай Пантелеевич и командиры отрядов самообороны собрались в здании сельского совета уже затемно. Выслушав короткие доклады о готовности к встрече отряда красноармейцев, Акулина сделала короткую паузу и, зло улыбнувшись одними губами, произнесла: - Пробил час ответить на вопрос: «Кто мы и зачем живём на этой грешной земле». Не мы затеяли эту революцию, не мы пошли грабить других людей, не мы оторвали мужиков от крестьянского труда и от семей своих, не мы сделали детей сиротами, женщин вдовами, стариков несчастными. Может статься так, что многие из нас в этой бойне навсегда уйдут в землю холодную. Поэтому последний раз предлагаю тем, кто боится или сомневается, покинуть ряды отрядов самообороны. Через два –три часа сделать это уже будет поздно.  - Заканчивай Лютая митинговать. Не у тебя одной горе. У всех нас есть, что предъявить этим безбожникам,- выкрикнула Манька Забродина. - Все так думают?»,- окинув взглядом лица присутствующих, которые в свете керосиновых ламп и пелене табачного тумана выглядели серыми и очень суровыми, спросила Лютая и через мгновение продолжила: - Ну, раз так, то обо всех дальнейших наших действиях расскажет Николай Пантелеевич. Кустов грузно поднялся из-за стола, прокашлялся и стал излагать план, в соответствии с которым перед каждым отрядом стояла своя конкретная  задача и ответственность.
          Сразу, после окончания встречи командиры поспешили к своим бойцам, чтобы организованным порядком выдвинуться к месту засады. Самое крупное и хорошо вооружённое подразделение, которое должно было охранять главное направление, Николай Пантелеевич возглавил сам. А Акулина влилась в женский отряд Маньки Забродиной.
О том, что зря не послушался проводника и не отправил вперёд отряд разведчиков, Хрусталёв понял сразу, как только почувствовал усиливающийся зловонный болотный запах. Он остановил бойцов и, подозвав проводника, строго спросил: - Ты нас правильной дорогой ведёшь? А то, может, как Иван Сусанин поляков,  решил в болоте утопить?. - Это единственный путь, который связывает Заболотное с большой землёй. Есть ещё тропы, но ночью туда соваться с таким количеством людей бесполезно. Однако, меня настораживает запах. Уж больно плотный он. Боюсь, как бы бандиты не разобрали гать и не открыли болото. - Сколько осталось до гати?. - Саженей сто, не больше. - Бери двух бойцов, и направляйтесь в разведку. А мы пока подготовимся к последнему рывку.
Шло время, а разведчики с проводником всё не возвращались. -Они что, решили одни брать село?, -невесело пошутил Хрусталёв. Но, подождав ещё полчаса, заволновался: «Может в  бандитские лапы попали? Однако ни криков, ни выстрелов не было слышно? Неужели до села решили разведку провести? Если так, то ладно, хоть и анархией попахивает. А если всё –таки в плен попали? Подожду ещё полчаса и решение принимать буду».
Проводник и бойцы вынырнули из темноты уже на исходе намеченного срока. - Где вы болтались?,- не скрывая гнева, спросил Хрусталёв. -Как я и предполагал, бандиты всю гать разобрали. Пришлось искать возможные пути прохода, но и они ненадёжные.  На ощупь и с большой осторожностью надо будет пробираться по ним,- ответил неуверенно проводник. -Подозрительного ничего не заметили? Не устроили нам засаду бородатые бунтари?, - поинтересовался Хрусталёв. -Вроде тихо, а там кто их знает. Может, и затаились где,- ответил один из красноармейцев. - Большое расстояние по тропам придётся пробираться?, - спросил заместитель уездного военного комиссара у проводника. -Сажен триста. – А если напрямую, по сугробам? – Не пройти и сотни сажен. Снег по горло, а под ним  не замёрших полыней много. - Ладно. Отдохните немного, и будем выступать.   


Глава восьмая.

Николай Пантелеевич нутром чувствовал, что командир красноармейцев, узнав, что гать разобрана, не повернёт отряд назад. Жажда наказать взбунтовавшихся мужиков и женщин Заболотного, доказать силу новой власти и свою воинскую доблесть не позволит ему остановиться на полпути. Поэтому Кустов разбил свой отряд самообороны на три отделения. Два замаскировались на флангах, чтобы, пропустив мимо себя красноармейцев, могли ударить им в тыл, а третий, основной, занял позицию за брустверами построенной баррикады. Напутствуя бойцов, Николай Пантелеевич строго настрого приказал: - Тишину соблюдать, как на охоте. Чтобы шорох мыши был слышен, а ваш нет.   
Хрусталёв находился в середине цепочки бойцов, которые вслед за проводником с трудом пробирались по зарослям тальника, сухого плотного камыша и полусгнивших пней. И несмотря, что им было приказано двигаться бесшумна, нет, нет, да кто небудь запнётся, завалится на бок и брякнет карабином винтовки. Но ни это больше волновало Хрусталёва, а то, что справа и слева раздавались приглушённые стоны болотной массы и бульканья зловонных пузырьков. «Нам бы только до острова добраться. Тогда покажем этим тёмным мужикам, как на советскую власть руки поднимать. Ишь, что удумали – бунтовать!». Неожиданно  он вспомнил райпродкомиссара Бузыкина, которого  давно и хорошо знал, и  в груди тоскливо заныло. «Как же ты допустил, чтобы красноармейцев и тебя самого народ как желторотых птенцов придушил? Неужели все пьяные были?».
Раздумья Хрусталева прервал оружейный дуплет на правом фланге. А следом за ним прогремели ещё несколько. «Наугад лупят, чтобы напугать. В темноте не очень просто мишень засечь»,- машинально подумал он и громко выкрикнул: -Ускорить ход. На выстрелы не отвечать! Прорываться только вперёд!. Слепая стрельба затихла, словно по команде. «Видно, дозорные нас обнаружили. Интересно, сколько ещё осталось до острова?»,- успел подумать Хрусталёв и в это время редкие выстрелы зазвучали спереди. «С острова палят. Значит, до него сажен пятьдесят осталось, не больше», -догадался он, и в очередной раз выкрикнул: - Вперёд!.
Прорвавшись до кромки островной части без потерь от шальных пуль, отряд красноармейцев попадал в сугроб и стал ждать дальнейших команд командира. «Интересно, много у бандитов патронов? Навряд ли. Если бы было много, они бы голов поднять нам не дали. Видно, берегут каждый. Но медлить нельзя. Придётся ползком подбираться к баррикаде и одним махом овладеть ей»,- принял окончательное решение Хрусталёв и вполголоса скомандовал: - По -пластунски до баррикады, марш!. Но темнота и желание незамедлительно и непременно наказать взбунтовавшихся граждан Заболотного сыграли злую шутку с храбрым, опытным и везучим командиром. 
До оборонительного сооружения, которое граждане села воздвигали всем миром, красноармейцы доползли быстро, но как только стали подниматься, чтобы с ходу преодолеть его, плотный оружейный огонь встретил их почти в упор.  Выпустив винтовки из рук и громко вскрикнув, несколько бойцов замертво свалились вниз, а остальные, не дожидаясь команды на отступление, попрыгали в сугробы и стали зарываться в снег. Не успев ещё осознать произошедшее, Хрусталёв громко крикнул: - Вперёд! Бей бандитов! Да здравствует советская власть!, и стреляя из карабина в темноту,  стал остервенело карабкаться по скользкому льду на вершину баррикады. За ним рванули ещё человек пятнадцать. Но в это время выстрелы загремели ни только спереди, но и сзади. Красноармейцы были вынуждены скатиться вниз и занять круговую оборону. А тут как назло луна вышла из-за облаков и матовым светом залила округу. 
Только сейчас Хрусталёв понял, какую стратегическую ошибку допустил, недооценив граждан восставшего села. Но уже было поздно. Мужики держали их на мушке и при первом поднятии головы, стреляли. «В село нам не пробиться, а обратный путь отрезан. Что делать? Сдаться, чтобы сохранить себя и красноармейцев, или пока темно с боем прорываться назад? Наверняка, главные силы бандитов находятся за этим укреплением. Нет. Сдаваться нельзя. Тогда вся жизнь моя напрасно прожитой окажется. Необходимо во что бы то не стало, скрытно подобраться к тем, кто бьёт по нам с тыла и всей оставшейся мощью разметать их по сторонам»,- решил Хрусталёв и отдал приказ на отступление.
Но и здесь его поджидало разочарование. Как только красноармейцы приблизились на расстояние выстрела к перешейку, по которому пробирались на остров, оружейные залпы накрыли их плотным свинцовым дождём. «Всё! Ловушка захлопнулась! Теперь бандиты будут держать нас на прицеле до утра, чтобы затем отловить, как зайцев и поставить к стенке»,- пронеслось в голове заместителя уездного военного комиссара. В это время выстрелы неожиданно прекратились, и в звенящей ночной тишине прозвучал громкий и властный голос: - Граждане красноармейцы! Мы не хотим вашей крови, так как она такая же, как  наша – мужицкая. Если вы не самоубийцы и желаете остаться в живых, то предлагаем сложить оружие и сдаться в плен. После проверки, мы отпустим вас на все четыре стороны. Кроме, конечно, комиссаров и командиров, если таковые имеются. А тем, кто пожелает влиться в ряды нашей народной армии, мы будем рады. Петрящие в военном деле нам очень нужны. На размышление и решение у вас пять минут.
«Сдаться предлагают только бойцам. Их могут и на самом деле отпустить, но меня в любом случае, не задумываясь, расстреляют»,- пронеслось в голове Хрусталёва, и он стал ждать реакцию красноармейцев. Те, не поднимая голов, продолжали лежать в снегу. - Ну, что. Время ультиматума подходит к концу. Ещё минута и наше предложение силы иметь не будет,- угрожающе прозвучал всё тот же голос.
Вначале одна тёмная фигура поднялась из белизны пушистого снега, потом вторая, третья …пятая. - Не стреляйте. Мы сдаёмся,- глухим голосом произнёс кто-то из красноармейцев. - Идите вперёд, не бойтесь. Мы вас ждём,- ехидно прокричал звонкий голос из-за укрытия. «Вот и всё. Закончилось моё славное революционное прошлое. Через минуту окажусь в руках этих бандитов, а утром они расстреляют меня посреди села. Ну, нет. Я не доставлю им такого удовольствия. Лучше в болоте утонуть, чем погибнуть от рук этих тупых мужиков»,- решил Хрусталёв и, выстрелив из карабина в спину идущему сдаваться красноармейцу, мощными прыжками побежал в сторону гати. Не сразу сообразив, кто стрелял, мужики ответным огнём накрыли красноармейцев, идущих сдаваться. Те попадали в снег и стали вновь зарываться. Как только оружейные залпы стихли, голос из засады спросил: - Вы что жить не хотите?. - Хотим. Это заместитель уездного военного комиссара стрелял, когда убегал, - прозвучало в ответ.   
Из тридцати семи, в плен сдались двадцать четыре бойца красной армии. Остальные были убиты или тяжело ранены. Воткнув винтовки прикладами в снег, они встали в шеренгу и стали ждать своей дальнейшей участи.  Кустов осмотрел пленных оценивающим взглядом и твёрдым голосом приказал Кузьме Чикиреву: - Веди их в село. Решение там принимать будем, а мы порыщем по местности. Может, отыщется, где в кустах красный командир. 
Но мечте Кустова не суждено было сбыться. Потратив на поиски  Хрусталёва часа два и, заглянув во все уголки возможного укрытия беглеца, раздосадованный Николай Пантелеевич махнул рукой и дал команду бойцам возвращаться в село. «Если везучим оказался комиссар, то смог найти спасительную тропу, а если нет, то болото навечно проглотило его. Придёт время –узнаем»,- рассудил он.
Правильным оказалось второе предположение. Достигнув разобранной гати, заместитель уездного военного комиссара плюхнулся на живот, и стал медленно ползти вперёд по поверхности дышащего смрадом болота. Вначале это ему давалось легко. Не зная местности, он интуитивно старался держаться ближе к тропе, по которой пробирались на остров. «Проползу саженей сто, вылезу на тропу, а уж потом меня не остановишь»,- подбадривал себя комиссар. И ему почти удалось это. Напряжённо вглядываясь вдаль, Хрусталёв, наконец, обнаружил полоску хвойного леса, через которую проходила спасательная дорожка. «Ещё немножко и буду у цели. Видно не пробил час моего заката. Ещё повоюю с этими тёмными и злыми мужиками. Порубаю шашкой по их бородатым  башкам»,- обрадовался он, и на душе стало легче.   
На высокой душевной волне Хрусталёв прополз саженей тридцать. До заветной тропы оставалось не более пяти. Вдруг плотная болотная масса под ним резко раздвинулась, в нос ударил смердящий запах, и его потянуло в вязкую пучину. С трудом стянув с себя карабин, заместитель уездного военного комиссара стал цепляться ремнём за корягу, которая выглядывала из трясины. Но, несмотря, что попытка удалась, спастись от поглощающей силы болота он уже не смог. Ствол карабина выскользнул из замёрших рук, и тело комиссара стало медленно уходить в пучину бездны. Прошло несколько минут и в память о боевом командире Красной армии остались только газовые вонючие пузыри и противные причмокивания, раздающихся из глубины.    
         Сразу после боя, Лютая, Кустов и остальные командиры, собрались в помещении бывшего сельского совета и детально обсудили  его результаты. В целом они были неплохими. Даже лучше, чем ожидалось. Потери со стороны повстанцев оказались минимальными: один убитый и трое легко ранены. Но успешному проведению военной операции Лютую  не очень радовало. -Плохо, что мы их командира не пленили. Солдаты рассказывают, что он большой начальник при новой власти. Да и душ мужицких успел много загубить. Хорошо, если утонул в болоте. А если выжил и теперь спешит доложить начальству о наших силах?,- выразила она своё мнение.  -Думаю, что те не будут долго церемониться и нашлют на нас регулярные войска с артиллерией,- подлил масла в огонь Стрельцов Илларион. Лютая зло зыркнула  в его сторону, но промолчала. - Не наводи панику, Илларион. Большими силами, да ещё с артиллерией к нам пока ни кто не сунется. Им сегодняшнего позора хватит. Диверсантов мелкими группами могут насылать. Но, с ними мы справимся, если будем бдительными. Так что гадать не стоит, а лучше военную силу продолжим накапливать. Более двадцати винтовок прибавилось и два пулемёта. Патронов, правда, к ним маловато, но будем добывать, где сможем,- высказался Кустов. - Согласна с тобой, Пантелеевич. Нечего в панику вдаваться. Ввязались в борьбу с новой властью, теперь хода назад нет. С пленными как будем решать? Предложения есть?,- спросила Лютая. - А что с ними решать? Пусть, кто захочет, в нашу армию вливается, а остальных отпустить, как обещали,- высказалась Екатерина Суздальцева. - Отпустить мы их всегда успеем. А пока наших бойцов военному делу пусть подучат,- предложил Кузьма Чикирев. Лютая посмотрела выжидающе на Кустова, но, поняв, что тот своего мнения высказывать не будет, решительно заявила: - Кто из красноармейцев останется в селе, тот и первый помощник Николаю Пантелеевичу. Остальных держать и кормить нам незачем. Завязать им глаза, связать одной верёвкой между собой и прямо сегодня переправить на большую землю. А как они дальше будут жить, дело не наше. Главное, чтобы больше не совались в село.
Из двадцати четырёх красноармейцев в рядах повстанцев пожелало остаться только пять. А тех, кто не захотел вливаться в дружину самообороны - накормили, напоили и, под присмотром вооружённых мужиков, выдворили из села. До самого последнего момента бойцы красной армии не верили, что останутся целыми и невредимыми. И только после того, как им развязали руки и открыли глаза, надежда на продолжение жизни стала реальной. Не зная ещё как себя вести, они тепло попрощались с сопровождающими повстанцами и неуверенно цепочкой стали пробираться по высоким сугробам снега в сторону леса.
На второй день после ночного боя Акулина со своими верными помощниками приступила к укреплению боеспособности отрядов самообороны. И хотя вооружены они были слабовато, силу представляли уже нешуточную. Не отставали от мужиков и женщины. Манька Забродина так рьяно муштровала подчинённых баб, что те даже пожаловались на неё Николаю Пантелеевичу. Выслушав, тот улыбнулся и произнёс знаменитую фразу Суворова: «Тяжело в учении - легко в бою!». Больше женщины к нему не обращались, а Лютую и вовсе боялись.


Глава девятая.

Проводник Прохор Девяткин, как только услыхал первые выстрелы со стороны баррикады, упал в сугроб и стал отползать подальше от тропы. Опытный охотник, он хорошо знал эту местность и коварство, которое она таила в себе. Обосновавшись на самом крае твёрдой части узкого прохода, затаив дыхание и ухватившись обеими руками за прутья невысокого тальника, он стал ждать дальнейших событий. А когда мимо промелькнули тени мужиков, перекрывающих отход красных, понял – дело «табак». Подождав ещё некоторое время и убедившись, что путь в сторону Преображенского свободен, Прохор осторожно выполз из укрытия и, не оглядываясь, рванул, словно молодой лось.
Первым, кому он рассказал о произошедшем бое, был председатель волисполкома Сидоров. Тот долго с подозрением смотрел на проводника, затем спросил: - А ты не в сговоре с Заболотными?. - Ты, Иван, в своём уме? Я что самоубийца? У меня семеро по лавкам  и родители старые. Кто их кормить будет, если красные к стенке поставят. Но то, что заболотские бандиты были кем-то предупреждены и ждали отряд красноармейцев, это точно. Уж больно всё продумано у них. Гать разобрана, баррикада возведена и тыловой заслон организован. - Как думаешь, кто –то ещё кроме тебя спасся?,- задумчиво спросил Иван. - Не знаю. Я ведь убежал оттуда, когда бой только разгорался. Красноармейцы тоже ребяты не из робкого десятка. Опытные. Да и командир ихний геройский мужик. Может, не всё так плохо, как мне показалось,- уклончиво ответил проводник. - Ладно. Подождём до рассвета, а там видно будет, что дальше делать. Ты только меньше языком вякай. Иди домой, а я тебя кликну, если потребуешься,- распорядился председатель волисполкома.
Но ни на рассвете и ни ближе к полудню никто из отряда красноармейцев в Преображенском так и не появился. Сидоров хотел, было связаться с уездом по телефону, но, прокрутив бесполезно ручку коммутатора не меньше часа, смачно выругался и вслух произнёс: «Всё. Дальше нечего ждать. Надо срочно ехать в город и докладывать начальству». Поразмышляв ещё минуты две, крикнул секретарю, находящемуся в комнате через стенку: - Гордей, беги на конюшню за Козырем.
 Председатель уездного исполкома совета Недорезов Иван Васильевич был ошарашен известием. Выслушав Ивана Сидорова, он в срочном порядке пригласил к себе военного комиссара Орлова, представителя губчека, руководителей гражданской власти и,  распаляясь с каждой минутой всё сильнее,   стал ставить перед ними задачу по немедленному наведению революционного порядка в бунтующем глухом селе. -Такой отряд загубили! А каких командиров потеряли?! За них эти тёмные люди должны кровью ответить! Не жалеть ни молодых ни старых, ни детей  ни женщин! Всех к ответу, а само бандитское гнездо сжечь до тла! Карать так, чтобы другим было неповадно против советской власти бунтовать, - грохотал он. Закончив гневную речь, Недорезов посмотрел на уездного военкома и спросил: - Тебе известно, кто командует бунтовщиками? Наверняка, кто–то из бывших царских  офицеров или колчаковских карателей?.  Орлов на мгновение замешкался, а затем неуверенным голосом ответил: - Баба какая –то. Лютой кличут. А как звать величать нам пока не известно. - Дожились! Баба бандитами командует и верных соколов революции уничтожает! Да ещё и налёты на соседние сёла совершает. Только за то, что её люди в Преображенском  натворили эту бандитку в юбке без суда и следствия к стенке надо поставить!,- вновь взорвался Недорезов. По –видимому, устав от нервного перенапряжения, он до красноты сжал кулак и с силой опустил его на край стола. Графин с водой подскочил, а  два гранённых стакана звонко задребезжали от соприкосновения с ним. - Всё! Совещание закончено. Завтра утром буду ждать предложения по ликвидации этого осиного гнезда!.
Но на следующее утро намеченный сбор в кабинете Недорезова не состоялся. Посреди ночи Ивана Васильевича разбудил вестовой и сообщил о нападении на город со стороны железнодорожной станции отрядов повстанческой армии под предводительством Атаманова Григория. - Чтобы бронепоезд не пустить на станцию они в двух местах разобрали рельсы, и  взорвали мост через речку Емец, - дополнил он своё сообщение. - Поднимай по тревоге всех командиров  воинских подразделений, руководителей комиссариатов, партийных, советских и хозяйственных активов и направляй в исполком советов на экстренное совещание,- приказал Недорезов и, быстро одевшись, следом за вестовым выскочил из дома.
С прибывшими в экстренном порядке командирами и советскими начальниками разговор был коротким. Без вступительных слов, Недорезов громко выкрикнул: - Товарищи! Недобитые банды белых и мужицкий сброд решили овладеть уездным центром и уничтожить в нём советскую власть. Вы без меня знаете, насколько важен город и железнодорожный узел в деле переброски зерна и другой сельхозпродукции в столицу молодой республики. Если это произойдёт, то мы все пойдём под ревтрибунал, а там с нами церемониться не будут. Поэтому, не медля больше ни минуты, приказываю вернуться на свои места и приступить к организации отпора бандитам. Ответственность за выполнение задачи возлагаю на военного комиссара. Всё, товарищи коммунисты. Митинговать нет времени. Враг уже штурмует окраины. 
Бои за город с переменным успехом продолжались более двух недель. То затухали, то с новой силой воспламенялись. Несмотря на численное превосходство, слабо вооружённые повстанцы никак не могли пробиться в центр, чтобы выкурить из него основные отряды красноармейцев, имеющих на вооружении винтовки, пулемёты и даже артиллерийские орудия.  С той и другой стороны сотнями гибли безвинные люди, оболваненные ловкими авантюристами от политики, и одуревшие от запаха человеческой крови.
Перелом в военном противостоянии произошёл после прибытия  по железной дороге из Тюмени и Омска внушительного боевого подкрепления. Тысяча красных стрелков и два кавалерийских эскадрона с хода стали теснить повстанцев в степную часть уезда, нанося им огромный урон в живой силе. И даже после того, как выдавили мужицкую армию за пределы уездного центра, ещё неделю гонялись за разбитыми отрядами повстанцев и добивали их без жалости и братского милосердия.   
Занятые важными событиями, уездные начальники не сразу вспомнили о взбунтовавшемся Заболотном. А когда вспомнили, то поняли, что опоздали. С наступлением весны  забытый богом край и вовсе стал недоступным для воинских подразделений, а малыми силами его не захватить.
       Шло время, но попыток овладеть селом красные не предпринимали. Прослышав об успешных действиях сил самообороны Заболотного, из прибрежных сёл и деревень в него стали просачиваться по одиночке и группами молодые парни и зрелые мужики. Прибывали с берданками, обрезами и даже винтовками, но были и такие, у которых в руках кроме пешни, вил или топора с длинной ручкой ничего не было. После тщательной проверки их зачисляли в отряд и требовали неукоснительного выполнения командирских приказов. 
Акулина с Николаем Пантелеевичем радовались укреплению народной армии и в тоже время побаивались. Они понимали, что настанет время, когда у этой силы неминуемо появится потребность в действиях.
К концу марта днями стало припекать солнце и съедать снежный покров, который  ночные морозцы превращали в мощную ледяную корку, способную выдерживать человека даже без лыж. Акулиной стало овладевать чувство тревоги. Она поделилась им с Кустовым: - Красные могут воспользоваться настом и в любую ночь напасть на село. Усилил бы посты на всех направлениях. - Уже сделал. Но паниковать пока нет причин. Мои лазутчики каждый божий день информируют об отсутствии красных в ближайших селениях. Говорят, что сейчас  у комиссаров главная задача – выстоять  натиск армии повстанцев на город и железную дорогу, по которой в Москву идут составы с зерном из восточных губерний Сибири. Но держать ухо востро необходимо. Акулина ненадолго задумалась и неожиданно предложила: - Раз так, то давай сами совершим набег на ближайшую железнодорожную станцию и захватим зерновые склады. Кто там нас ждёт? Никто. Раздадим хлеб гражданам, захватим немного с собой, а заодно и оружием пополнимся. - Рисково это, Лютая. Воинские силы там стоят немалые. Даже, говорят, бронепоезд имеется. Как -бы людей своих не положить,- осторожно воспротивился Кустов. - А ты вначале лазутчиков туда спровадь. Пусть изучат обстановку и доложат. После и примем окончательное решение. То мужики в бой рвутся. Как бы не перегорели,- настаивала Лютая. - Хорошо. Сегодня в ночь разведчики уйдут»,- сдался Николай Пантелеевич.
Лазутчики обернулись за два дня. Из их подробного доклада стало известно, что станцию охраняет один взвод стрелкового полка, которому в помощь предан бронепоезд, стоящий в депо на ремонте. - Узнали где расквартированы красноармейцы?,- спросил Кустов старшего. - Не только узнали, но и на листе нарисовали,- ответил разведчик и протянул сложенную вчетверо бумажку. - Молодцы. Ступайте отдыхать. Не исключено, что скоро  к ним в гости нагрянем. Вам придётся впереди отряда двигаться,- предупредил Кустов, а когда лазутчики покинули помещение, спросил Акулину: - Может, какие новые мысли появились?. - Нет. Всё те же. Готовь самых надёжных и толковых бойцов и, не тратя попусту время, завтра выступай с ними. А мы уж как нибудь здесь без вас обойдёмся,- сказала, как отрезала Акулина. 
 По сложившейся привычке, Кустов комплектовал мобильный отряд сам. Отобрав, двадцать пять молодых крепких парней, способных безропотно преодолевать расстояния и трудности, и, выдав бойцам дополнительные  патроны, Николай Пантелеевич повёл  отряд напрямик, через озеро, в сторону железной дороги. Путь был не близким –вёрст тридцать, поэтому долгих привалов бойцы не делали, а проворно шагали вперёд. Вначале по насту озера, а затем по знакомым с детства лесным тропам, с особой осторожностью обходя населённые пункты и лесные замки.
Гудок паровоза, пронзивший предутреннею тишину, оповестил, что отряд находится рядом с целью. Кустов подозвал двух лазутчиков и по-военному чётко поставил перед ними задачу: - Осторожно обследуйте  подходы к станции и назад. А мы пока подготовимся к бою.
Лазутчики вынырнули из кустов молодого осинника через час. - Ну, что? Как сходили?,- спросил Николай Пантелеевич. - Нормально. Склады охраняют четыре красноармейца, а пятый, их старший, спит в станционной будке,- доложил один из лазутчиков. - Понятно. Значит, сделаем так. Ты берёшь пятерых самых проворных парней и обезоруживаешь охрану складов. Сделать это необходимо тихо, чтобы не поднять тревогу. С остальными я иду захватывать красноармейцев, пока они в постелях. В случае осечки и вступления бронепоезда в бой, отступайте в сторону дома. Но это так, на всякий случай. Надеюсь, что у нас всё получится,- выдал установку Кустов.
Внезапность, напор и храбрость бойцов отряда, привели в замешательство ни только тех красноармейцев, которые охраняли склады, но и расквартированных в трёх избах. И наверняка военная операция прошла бы без единого выстрела, если бы не красный командир, который отдыхал в комнате начальника железнодорожной станции. Какое-то тревожное предчувствие подняло его с деревянной лавки и направило  на улицу, чтобы проверить несение бойцами службы. Подходя к станционной будке, он услышал приглушённый разговор. Командир сделал ещё несколько шагов, встал за ствол берёзы и замер. Через минуту мимо прошло с десяток человек, среди которых он заметил своих бойцов. Не раздумывая, командир выхватил из портупеи револьвер и, не целясь, выстрелил  в темноту. В ответ прогремело несколько залпов. Шальная пуля угодила в грудь и командир, как подкошенный, упал на снег.
Ночной выстрел не помешал Николаю Пантелеевичу и его бойцам обезоружить и связать спящих красноармейцев. Сделано это было одновременно  в трёх избах оперативно, тихо и надёжно. От неожиданности бойцы красной армии долго не могли прийти в себя. А когда, наконец, поняли, что произошло, стали наперебой просить пощады. - Никто вас не собирается убивать. Посидите здесь связанными денёк, другой и живыми останетесь,- успокоил их Кустов.
Одиночный выстрел сквозь сон слышал и командир бронепоезда, но значения ему не предал. «Показалось»,- подумал он и, повернувшись на другой бок, снова захрапел. Внезапно открылся незадраенный боковой люк, и  внутрь влетела самодельная граната. Прозвучал мощный взрыв. Осколки металла разлетелись по всему пространству. Бронепоезд был на время обезврежен и угрозы  для нападавших не представлял. 
Закончив с нейтрализацией охраны железнодорожной станции, Кустов приказал одному из бойцов бить в церковный колокол и собирать людей на площади. Несмотря на ранний час, большинство граждан уже не спало. Услышав от незнакомого вооружённого парня, что охрана с казённых складов снята, они тут же бросились растаскивать своё добро.
В Заболотное отряд, включая пятерых прибившихся красноармейцев, возвращался победителем. На трёх конфискованных у красных подводах он вёз   два десятка винтовок, полторы сотни патронов, револьвер, две сабли, семь центнеров муки и два мешка кускового сахара. Не доезжая с версту до заболоченного берега, часть добытого добра была закопана  в сугробе оврага, а остальная переложена в вещевые мешки,  которые бойцы понесли на себе. Подводы Николай Пантелеевич приказал отогнать в ближайшую деревню и оставить у знакомого крестьянина. 
Отважных земляков граждане села встретили, как героев. Осмотрев трофеи, Лютая скупо улыбнулась и произнесла: - Молодцы! Надолго нас запомнят комиссары. - Этот дерзкий налёт они точно нам не простят. Попытаются уже в ближайшее время напасть на село, - немного отрезвил её Кустов. - Пусть нападают. Мы уже стали той силой, которая не каждому по зубам,- одними губами прошипела Лютая.
Военные успехи старших не давали покоя подрастающему поколению. Ребятишкам хотелось быть полезными своим родителям и совершать подвиги. Они втайне от взрослых создали свою «армию», вооружились, кто, чем смог и ждали своего часа. Рядовым бойцом этой «армии» стал и старший сын Акулины. И хотя Митьке было всего восемь, выглядел он гораздо старше.   
Вскоре после ночного боя, несколько пацанов решили поискать за баррикадой оружие, надеясь, что кто-то из красных бойцов мог потерять или припрятать его. Упросив старшего дозора пропустить в сторону гати, они стали сажень за саженью обыскивать прибрежную территорию. «Улов» оказался не богатым, но ценным. Один из парней отыскал в камышах автоматическое оружие «Шоша» и три десятка патронов к нему. Повезло и Митьке. Уже заканчивая обследование топкой части гати, он заметил на коряге кусок ремня, концами уходящего в жижу. Изготовив из тальника рогатулину,  с большим трудом дотянулся крючком  до ремня, и, зацепив, потянул. Облепленный водорослями и тиной, из болота вынырнул кавалерийский карабин, надёжный спутник заместителя военного уездного комиссара. Митька тщательно протёр ружьё рукавом ватной телогрейки и отстегнул магазин. В снег вывались несколько патронов. Сердце мальчишки тревожно забилось.  «Красивое ружьё! Отберут его у меня взрослые. Как пить дать, отберут. Надо где нибудь запрятать, а ночью перенести домой»,- подумал он, и, отыскав в снегу патроны, быстро юркнул в чащу тальника.
Как и предполагал Митька, заметив у одного из пареньков в руках автоматическое ружьё, старший дозора без лишних слов  и благодарности отнял его.  - Дяденька, мы хотели отнести ружьё главному командиру – Лютой,- попробовал схитрить паренёк. - Я сам передам ей. А патроны к нему где?. -В вещмешке,- недовольно пробурчал паренёк. - Давай их сюда. Они тебе не пригодятся,- потребовал старший дозора, чем очень сильно обидел ребят.
 Митька выжидал несколько дней, и только тогда, когда появилась благоприятная возможность, тайком пробрался на другую сторону баррикады, забрал карабин и надёжно перепрятал его в пригоне деда. «Патронов, конечно, маловато, но это уже не главное. Начнутся бои - появятся и патроны. Зато  теперь, если потребуется, я смогу мать защитить»,- по взрослому подумал он. А ещё через некоторое время, на одном из островов Митька опробовал свой трофей. Сделать это ему было не трудно, так как накануне очень подробно расспросил одного молодого бойца из отряда самообороны  о принципе работы винтовок. Зная, чей это сын, отказать любопытному мальчишке тот не смог.


Глава десятая.

        Со дня бунта граждан Заболотного прошло всего два месяца, а село не узнать. Оно жило и действовало, как единый механизм. Кто-то нёс караульную службу, кто- то ремонтировал огнестрельное оружие и ковал холодное, кто –то выпекал хлеб, сбивал масло, ухаживал за домашним скотом и занимался подлёдной рыбалкой. На центральной площади села постоянно проводились воинские учения, а на устроенном за селом стрельбище раздавались тренировочные выстрелы, с каждым разом чаще попадающие в цель.  Лютая и Кустов всё время суток отдавали укреплению обороноспособности села и повышению боеспособности дружин. Акулина заметно похудела, на лице реже стала появляться женственная улыбка, а голубые широко открытые глаза обжигали холодным, стальным, насквозь пронизывающим взглядом. Лютая и Кустов хорошо понимали, что новая власть им не простит неповиновение и в покое не оставит и при первой же возможности постарается уничтожить не только их, но и жителей непокорного села. Поэтому стремились сделать всё, чтобы не отдать село и граждан на растерзание новым хозяевам российской земли.
       
       Советская власть и на самом деле про Заболотное не забывала. Несмотря на то, что в это самое время против грабительских продразвёрсток восстала вся губерния и три прилегающих к ней, и ей приходилось подавлять взбунтовавшихся крестьян с помощью регулярных войск, она ждала подходящий момент, зависящий в основном от природы.
Очередную попытку захвата взбунтовавшего села решено было осуществить в середине мая. И, хотя весенний паводок на реках и озёрах к тому времени ещё не закончился, уездная власть медлить больше не могла, так как её постоянно теребила губернская, угрожая различными карами.  Уездный военный комиссар, совместно с командованием стрелковой дивизии, расквартированной в городе, разработали подробный план нападения, определили численность красноармейцев и назначили командиров взводов. Общее руководство группировкой было возложено на помощника командира стрелковой дивизии, кавалера ордена Красного Знамени - Лушникова Петра.
          17 мая этот день настал. Отряд в количестве ста пятидесяти хорошо вооружённых красноармейцев и преданным ему эскадроном кавалеристов, прибыл в село Преображенское, чтобы ранним утром следующего дня ринуться на захват восставшего села. Сила немалая и сломить сопротивление мужицкого отребья, как считал комиссар Касьянов участвующий в этом походе, не составит труда. Но одно дело намерение и уверенность, другое дело реальные природные и моральные обстоятельства, которые в тот момент были на стороне восставших. Вроде -бы всё до мелочей продумали красные штабисты. Преображенские мужики под руководством председателя волревкома Сухарева заранее подготовили плоты и запрятали недалеко от места переправы. И погода установилась по- летнему –тёплая и сухая. И всё должно было пройти на «Ура», если бы сложилось так, как намечалось.
О том, что бригада преображенских мужиков недалеко от озера вяжет плоты, Кустов узнал от своих лазутчиков. Для чего они их делали, вопросов не вызывало. Посоветовавшись с Лютой и командирами дружин, он принял решение не мешать этой работе, а вести тайное наблюдение, вплоть до её завершения. Получив информацию о количестве готовых плотов, и прикинув, сколько может один плот взять на себя бойцов красной армии, Кустов поспешил  доложить Лютой: - Большое войско обещается прийти. Тридцать пять плотов связали преображенские мужики. Думаю, больше сотни бойцов на них поместятся, включая тяжёлое оружие. - И что предлагаешь делать, чтобы не допустить красных до острова?, -спросила озадаченная Акулина. - Есть одна мысль, думаю, что понравится тебе,- загадочно улыбнулся Кустов. - Давай рассказывай, не томи,- потребовала Лютая. - Мы на их пути двойное заграждение выставим. Свяжем хлысты сухостоя между собой верёвками и заякорим валунами. Заграждение установим на таком расстоянии, чтобы красные смогли подойти к нам на оружейный выстрел. Не до разбора преграды  им будет, когда мы их накроем огнём. Они ведь наверняка выступят в предутренний час, когда на улице ещё темно будет. Главное нам узнать время их наступления.
Ближе к вечеру 17 мая в Заболотном появился человек Кустова и сообщил: - В Преображенское прибыли полторы сотни стрелков и эскадрон кавалерии. Две пушки с собой притянули. Сегодня в ночь двинутся на вас. Так что ждите гостей. - Спасибо, кум за известие. Мы тоже здесь не пимы валяем. Готовы краснопёрых встретить достойно.  Домой возвращаться будешь, или у меня заночуешь?, - Домой. Не хочу, чтобы меня кто нибудь спохватился. Вмиг подозрение падёт, а там и до беды недалеко. - Ну, тогда хоть чайку зайдём, попьём. - Некогда, кум чаи распивать. Пока совсем не стемнело надо на тот берег успеть перебраться. - Тогда иди с богом. Только аккуратней будь. - Не бойся за меня. Не впервой мне такие трудности преодолевать. Даст бог, и сейчас не попаду на глаза чужакам,- улыбнулся лазутчик и вышел из штаба народной армии. 
               Узнав, что в составе отряда красных имеется эскадрон конников, Кустов призадумался. «А если кавалеристы надумают перебираться где-то в другом месте? Вода хоть и холодная, но кони вряд ли испужаются. Надо на чеку быть и дозоры усилить. Особенно на флангах, где заграждений нет», -сделал вывод Пантелеевич и направился на встречу с Лютой. 
Доложив Акулине о встрече с лазутчиком, Кустов спросил: - Как думаешь, мужики не дрогнут?. - Всё может быть. Поэтому сама на передовую пойду. А ты защиту флангов организуй. И ещё. Береги людей и себя. Чую , что это только начало затяжной битвы  за свободу граждан  и за свою жизнь. Уж больно сильно мы насолили советской власти. Поперёк горла им наше Заболотное.
               
                Глава одиннадцатая.

Из Преображенского отряд красных выступил сразу, как только солнце скрылось за сосновым бором. Лушников был опытным и осторожным командиром. Зная судьбу Хрусталёва, он выпустил конный эскадрон вперёд и на протяжении всего пути непрестанно вёл разведку. Достигнув без происшествий места, где были замаскированы плоты, командир не стал форсировать события, а объявил короткий привал, в течение которого разведчики тщательно осмотрели прилегающую местность. Выслушав их доклад, пригласил взводных и начальника эскадрона и выдал им установку: - Плоты на воду спускать с особой осторожностью. Чтобы ни скрипа, ни шума воды не было слышно. Как только бойцы окажутся на плотах, эскадрон должен будет с двух сторон на расстоянии двухсот саженей от них направиться вплавь в сторону острова. При достижении берега, незамедлительно вступить в бой, чтобы отвлечь бандитов от наших главных сил. Всех, кто окажется на пути с оружием, рубить и расстреливать без жалости и сомнений. - Может, пушки с собой не брать? С ними одна морока. Без них справимся,- предложил один из взводных.  - Брать. И не доходя острова, прямо с плотов приступить к обстрелу села. У бандитов обязательно сдадут нервы, когда почувствуют на своей шкуре силу нашего оружия,- решительно ответил Лушников.   
Форсирование водной преграды началось строго по плану. Красноармейцы тихо расселись по плотам, машинально проверили готовность оружия к бою и устремили взоры в темноту, туда, где их поджидала неизвестность.

       Осторожно и ловко орудуя длинными шестами, бойцы медленно продвигали плоты по водной глади вперёд. Лушников находился в середине флотилии и напряжённо вглядывался в сторону острова, словно хотел острым взором пронзить ночную мглу. «Кавалеристы бы не подвели. Если вовремя переправятся на ту сторону, то особой трудности взять за горло бородатых мужиков не будет», - подумал он, и по телу пробежала нервная дрожь.
        Прошло минут двадцать, и плот вдруг остановился.  Не до конца ещё понимая, что произошло, Лушников выхватил у одного из бойцов шест и с силой упёрся в дно озера. Шест прогнулся, но плот остался на месте. Командир осмотрелся и понял, что и остальные плоты стоят без движения. «Ловушка!», -пронеслось в голове. Лушников перебрался в носовую часть плота, выставил шест вперёд и тот концом ударился в связку брёвен, которые едва высовывались из воды. «Заграждения установили, бандиты»,-не -то восхищаясь, не то возмущаясь сквозь зубы процедил командир красных. Немного подумав, он приказал стоящему рядом взводному: - Направь крепких парней в воду. Пусть попробуют разобрать заграждение. Наверняка брёвна связаны верёвками. Только тихо надо это сделать. Иначе бандиты огонь откроют.
Понимая, что добровольных смельчаков лезть в холодную воду найдётся немного, командир взвода сам определил кандидатов. Прошло около десяти минут, как бойцы стали возвращаться на плот. Физическое состояние у них было незавидное. Озноб тряс молодые сильные тела, а зубы отбивали барабанную дробь. - Удалось распутать плети?,- не выдержав паузы, спросил Лушников. - На двух пролётах срезали верёвки, но от грузов освободить не смогли. Необходимо ещё раз залазить в воду,- заикаясь, ответил один из ныряльщиков и добавил: - Водки бы по стакану  во внутрь залить, а то ноги сводит.  - Где я тебе водки возьму. Придётся без неё завершать работу,- одёрнул красноармейца Лушников. - У взводного всегда самогонка в запасе есть,- подсказал боец.   
Немного отогревшись в накинутых на голое тело шинелях и пропустив граммов по сто пятьдесят вонючей самогонки, бойцы вновь спустились в холодную воду. На этот раз им удалось таки освободить брёвна от грузов и открыть саженей на десять проход. Плоты выстроились в три ряда и медленно двинулись вперёд. Пройдя створ заграждения, они вновь рассредоточились по одной линии.
После преодоления препятствия прошло не более десяти минут, когда Лушников услышал выстрелы, раздающиеся на правом фланге. «Кавалеристы на остров ворвались! Рановато. Мы не успеем их поддержать»,- подумал командир и грозно прорычал: -Ускорить движение!. Бойцы, что было сил, стали отталкиваться шестами и грести вёслами, но плоты плохо слушались и едва заметно прибавляли ход.  В это время стрельба стала раздаваться уже и на левом фланге. Вначале оружейная, а затем пулемётная. И хотя пули летели наугад, в предрассветную тишину, молчавшая до сих пор природа стала выглядеть зловеще. Лушников напряг слух. «Кавалерия вперёд продвигается. Эх, помочь бы ей сейчас немного»,- с досадой произнёс он и смачно выматерился. Но, вспомнив про пушки, скомандовал: - Взводный, открывай огонь из орудий!. - Может, рано ещё обнаруживаться? До берега сажень сто плыть. Бандиты все силы бросят против нас,- робко возразил взводный. - Вот и хорошо! Зато эскадрон сможет к ним с тыла зайти и посеять панику. А там мы подоспеем. Так что пали не раздумывай,- подтвердил свою командуЛушников.       
Первые выстрелы из орудий прозвучали в небольшом интервале друг от друга. Мощь отдачи была такой сильной, что плоты, на которых стояли пушки, даже назад дёрнулись. Снаряды с шипящим свистом покинули стволы и устремились в сторону села. Туда, где находились не только бойцы народного ополчения, но и мирные граждане –старики, женщины и дети. Прошло чуть больше минуты, и выстрелы повторились. А потом ещё несколько раз.  И, наверное, быстро бы не закончились, если бы на пути плотов не появилась очередная преграда, на разбор которой время уже не оставалось. В тылу отчаянно вели кровопролитный бой кавалеристы и надеялись на помощь основной силы, без которой победить вооружённую бандитскую армию им было не под силу.      
Лушников некоторое время колебался. Он понимал, что его отряд, не достигнув из -за очередной преграды острова, попал в очень тяжёлое положение. И хотя до берега, где были воздвигнуты баррикады повстанцев, оставалось не более семидесяти саженей, добраться до него с оружием по ледяной воде было невозможно. Пальба из пушек позволила повстанцам засечь расположение плотов и теперь в любой момент они могли открыть по ним прицельный огонь. А тут ещё забрезжил рассвет на Востоке, который лучами солнца грозился открыть всю панораму водной глади и ослепить бойцов. «Как же так случилось, что разведка прозевала возведение заграждений? Ведь не за одну же ночь бандиты их установили. Ладно. Жив останусь –разберусь. А сейчас надо решать, что дальше делать. Стоять на месте и ждать чуда - преступно. Можно потерять всех бойцов», - вихрем пронеслось у Лушникова в голове.   
         Принять решение помогли залповые выстрелы с бандитского берега. Один из бойцов, словно подкошенный, свалился в воду, а второй с пронзительным воплем осел на край плота. - Немедленно отступить в глубь озера!,- зычным голосом скомандовал Лушников и первым схватился за шест.
          Из зоны обстрела плоты вышли минут через пятнадцать. Несмотря на плотный оружейный огонь с острова, больших потерь отряд красноармейцев не понёс. Но Лушников думал о другом. Внимание было полностью сосредоточено на событиях, которые в его воображении разворачивались в логове бунтарей. «Нет, не удастся кавалеристам одним решить исход боя. Не хватит ни патронов, ни бойцов, чтобы подмять под себя бандитов, превосходящих кратно в численности. Только один вариант сможет спасти положение, это обход заграждений. Конечно, много время займёт, а значит, потерь среди кавалеристов не избежать, но и выхода другого нет»,- рассудил командир и приказал взводному: - Половину плотов направь на левый фланг, вторую на правый. Пусть обходят заграждения в том месте, где кавалерия переправлялась. Плоты с пушками заякорьте здесь и через двадцать минут вновь начинайте палить по острову.
Несмотря на усердие гребцов, продвижение шло медленно. Когда пушки возобновили стрельбу, плоты только, только повернули в сторону острова. Поднявшееся весенним радостным оскалом над верхушками деревьев, солнце стало быстро опускать свои яркие лучи на гладь озера.
До острова оставалось сажень двести, когда Лушников увидел плывущих навстречу несколько лошадей и рядом с ними всадников, держащихся за стремена. А чуть подальше ещё такая –же группка. «Дрогнули кавалеристы!»,- с горечью подумал командир, и ему стало нестерпимо стыдно и обидно за столь неудачный поход. «Недооценил я бандитов. Видно и среди них есть достойные люди, мыслящие в военном деле». Приблизившись почти вплотную к группе всадников, он строго спросил: - Почему покинули остров? Где эскадронный?. - Убит. Пол эскадрона погибло,- раздался в ответ приглушённый голос. Лушников готов  был вспылить от дерзких слов кавалериста, но промолчал. - Вы то теперь куда плывёте? Вас прямо на плотах как куропаток побьют. У них там целая армия,- предупредил всё тот- же голос. - Но, но! Ты давай панику не наводи. Сейчас разберёмся, какая такая армия у бандитов. А ну разворачивайтесь и следуйте за нами!,- прикрикнул Касьянов. Но реакции со стороны кавалеристов на комиссарский  окрик не последовало. Они продолжили свой путь к безопасному берегу.
          Чем ближе плоты приближались к острову, тем тяжелее на душе становилось у Лушникова. Его пугала зловещая тишина, которая внезапно повисла над гладью озера. Даже водоплавающие и просто летающие птицы, напуганные грохотом пушек, прекратили утреннею перекличку. «Нет, не время сейчас высаживаться на берег и идти в атаку. Погибнем все, а село не захватим. Надо возвращаться и тщательно готовиться к повторному походу на Заболотное»,- сделал неутешительный вывод командир и собрался было сообщить своё решение взводному, как шквал оружейных выстрелов на правом фланге нарушил тишину. «Бандиты палят. Видно подпустили наших на выстрел и теперь в упор расстреливают. А вот и наш «максим»заработал.  Где же пушки? Почему они молчат? Их поддержка в самый раз сейчас пригодилась бы», -заскребло на сердце  командира.
          Лушников ещё не успел принять решение, как со стороны острова по плотам бандиты бешено открыли прицельный огонь из трёхлинеек и дробовиков. Несколько бойцов попрыгали в воду, а остальные упали на животы и не поднимали головы. Лушников в два прыжка оказался у пулемёта, оттолкнул стрелка и кинжальными очередями стал поливать прибрежную зону. Следом затрещал пулемёт ещё на одном плоту. Стрельба с острова притихла.
         Воспользовавшись паузой, Лушников выкрикнул: - Взводный, уводи плоты назад, а я огоньком прикрою.
          Из опасной зоны плоты выползали ещё медленнее, чем плыли к острову. По крайней мере, так казалось тем, кто находился на них. От массовой гибели бойцов спасала пелена тумана, поднявшаяся над водой благодаря лучам солнца, прогревающим воздух. Выстрелы с острова стали раздаваться реже, а вскоре и вовсе затихли. «Патроны берегут», - равнодушно подумал Лушников и поднялся из-за пулемёта.
         
            В самом начале задуманной уездными штабистами и исполняемой Лушниковым военной операции, у эскадрона шло всё нормально. Разделившись на два отделения, по двадцать пять бойцов в каждом,  кавалеристы благополучно достигли своих флангов. Спешились, обезопасили, как могли стрелковое оружие от прямого попадания влаги и, взяв коней под уздцы, направились в сторону озера. Вначале животные не очень обрадовались холодной воде, но постепенно привыкли и потащили за собой седоков. Одной рукой бойцы крепко держались за стремена, а второй подгребали и помогали, как могли своим четвероногим товарищам.
         Первыми на берегу острова оказались бойцы отделения, котороё возглавлял командир эскадрона Вараксин. Быстро приведя себя и оружие в боевое состояние, кавалеристы вскочили на коней и резво рванули вперёд. Но не успели кони и бойцы ещё разогреться, как натолкнулись на первое препятствие. Вдоль берега были вкопаны остро заточенные брёвна, остриём обращённые в сторону озера и закреплённые между собой на уровне человеческого роста прочными жердинами. Не заметив преграду, несколько лошадей сходу налетели на опасные сооружения и с жалобным ржанием свалились на землю.  Кавалеристы ещё не пришли в себя, как в их сторону засвистели бандитские пули. И только благодаря темноте многие из них не погибли. Сообразив в чём дело, командир эскадрона на ходу повернул коня  и галопом рванул вдоль препятствия, уводя за собой бойцов.  Кавалеристы, оставшиеся  без коней, были вынуждены отползти к озеру и затаиться в камыше.
         Примерно такая –же история произошла и со вторым отделением. В одном только разница, что потерь в живой силе оказалось больше. Отделение не досчиталось пятерых бойцов, которые были убиты шальными пулями слепой стрельбы во время заминки у возведённой преграды. Жертв могло быть больше, но бандитам не повезло. Один из кавалеристов был вооружён автоматическим ружьём Шоша, из которого он выпустил в их сторону  несколько очередей  и спас своих товарищей от неминуемой гибели во время отступления.
Срыв внезапного  проникновения на территорию острова не остановил кавалеристов от дальнейших действий. Преодолев по берегу версты  две, отделения почти одновременно двинулись навстречу друг друга. Не ожидавшие такой настырности красноармейцев, бойцы мужицкой армии вначале даже растерялись. Обозлённые за неудачное начало и потерю товарищей, красные кавалеристы с двух сторон ворвались в село, и стали с остервенением крушить на своём пути всё, что попадалось под руку. Подожгли с десяток  домов, зарубили несколько граждан, оказавшихся на улице и расстреляли в упор православного попа, выходившего из церкви. А затем, надеясь, что Лушников с отрядом бойцов уже высадился на берег, с диким гиканьем рванули в сторону озера, в тыл боевого расположения повстанцев. Но здесь их поджидало второе препятствие, уже намного опасней.
Разгорячённые боем и желанием мстить, кавалерийский эскадрон в полном составе, за исключением убитых и оставшихся без лошадей, не заметил, как влетел в самую середину обороны села. Бойцы народной армии оперативно сомкнули кольцо и отрезали путь к его отступлению. С двух сторон хлёстко «протараторили» пулемёты, замертво завалив несколько кавалеристов с коней на землю, и в последовавшем за этим затишье прозвучал громкий голос: - Товарищи красные конники! Вы окружены бойцами народной армии и будете все уничтожены, если не сложите оружие и не сдадитесь в плен. А чтобы вы были сговорчивей, сообщаю, что стрелки и командир, которые плыли на плотах к вам на помощь, уничтожены полностью и затоплены в озере. Так что думайте скорей. Даю вам на размышление не более двух минут!.
Вараксин два года командовал эскадроном и хорошо знал своих бойцов. Близок был он и с Лушниковым и ценил того, как умного и храброго командира. Поэтому в гибель его или предательство он не верил. Выслушав до конца обращавшегося к ним, он принял решение любыми путями вырываться из бандитского окружения. Но не единым отрядом, а врассыпную. «На улице ещё темно и просочиться в одиночку через заслон бандитов будет проще. В противном случае они всю огневую мощь по нам  выпустят. Тогда гибель эскадрона будет неизбежна», -обосновал Вараксин своё решение и коротко скомандовал: - в сторону озера пробиваться по одному. В бой без нужды не вступать. Встретимся в Преображенском!. 
Не предсказуемое решение Вараксина ввело в короткое замешательство командование народной армии. Не прошло минуты, и эскадрон красных растворился в темноте. Кавалеристы проскочили главный заслон и устремились к озеру. Но не все. Меткие выстрелы ополченцев догнали с десяток беглецов и их бездыханные тела свалились с коней. Пал смерть храбрых и доблестный воин Вараксин. Две шальные пули впились в спину и одна в шею. Распластав могучее безжизненное тело на крупе верного коня, он продержался в седле почти до самого озера. Затем накренился на правый бок и  свалился в прибрежный камыш.

                Глава двенадцатая.

Пантелеевич и на этот раз оказался прозорливым и думающим командиром. Установленные в озере и на берегу заградительные сооружения сыграли важную роль в нейтрализации красных бойцов ещё на подступах к острову и в ослаблении натиска эскадрона кавалеристов на берегу.  И хотя он не считал ночной бой победой, заметное удовлетворение от его исхода получил.
События развивались, как он и предвидел. Отряд красноармейцев, потратив много времени на разбор первой линии преграды, уткнувшись плотами во вторую, находящуюся в пределах прицельного выстрела, рисковать не стал и после первых же залпов с берега повернул назад. Ставка на внезапность потеряла смысл. И даже то, что, обойдя преграду, красные вновь направились в сторону острова, не давало им шансов достичь поставленной цели. Яркое майское солнце уверенно поднималось над землёй и лучами слепило глаза бойцов, а на берегу, за земляным бруствером их поджидали лучшие стрелки народной армии. Пантелеевич и это предвидел. Он понимал, что не попав на остров по прямой, красные пойдут в обход и попытаются взять село сходу. Поэтому, на фланги были направлены лучшие силы народной армии, а на центральном направлении выставлен женский батальон, усиленный отрядом новобранцев и одним пулемётом.  Возглавила этот оборонительный участок сама Лютая. 
Не достигли поставленной цели и пушечные залпы. Снаряды, выпущенные наугад в основном для устрашения, перелетали линию обороны народной армии, но не долетали до села. Конечно, на нервы необстрелянных бойцов и на жителей они действовали угрожающе, но панического настроения не вызвали. А вскоре, по непонятной для Пантелеевича причине, залпы и вовсе замолкли.
Понимание того, что исход боя предрешён, к Пантелеевичу пришло сразу, как только после массированного обстрела со стороны берега, красные стали спешно отводить свои плоты в глубь озера.
Небольшая осечка вышла с кавалерией. Остановив её возведённой преградой и оружейным огнём на берегу, Кустов рассчитывал, что она не станет углубляться в береговую зону, а будет ждать высадки на берег основных сил красных. Но ошибся. Эскадрон, двумя отрядами, обошёл село стороной и напал на него с тыла. И хотя на ночных улицах было мало народа, жертв оказалось  неоправданно много. В основном это были старики, женщины и подростки, растормошённые пушечными выстрелами. А ещё кавалеристы подожгли несколько изб, которые в считанные минуты вспыхнули, как спички, и озарили небо над Заболотным. Как только эскадрон удалился в сторону озера, граждане села бросились тушить пожар и подбирать бездыханные тела своих родных и земляков. Была у народной армии возможность отомстить красным кавалеристам за злодеяния, когда те сами залетели к ней в капкан. Но недооценили врага, а вернее командира эскадрона. «Зря с ними в переговоры вступаил. Пока в панике находились, уничтожать надо было. Всех до единого, чтобы комиссары знали, что их ждёт, если попробуют ещё раз сунуться в Заболотное»,- сделал вывод Пантелеевич. Однако, немного остыв, подумал: «Нет, красные теперь не отстанут. Все силы бросят, чтобы отомстить за поражение и свою власть установить в Заболотном».
Как только закончились последние выстрелы, и солнце залило теплом округу, народ стал собираться на сельской площади, куда уже привезли и принесли убитых. Тела лежали вдоль кирпичной стены погоста, а между ними ходили люди, внимательно всматриваясь в лица. Не обнаружив среди убитых родствеников, они с облегчением вздыхали и отходили в сторону. А те, кому не повезло, падали на колени и начинали рыдать и взывать к богу.
Лютая тоже пришла на главную площадь. Она осознавала, что многие граждане в гибели родных винят её, главную возмутительницу спокойствия и врага Советской власти. Но прятаться от людей не собиралась. Наоборот. Поднявшись на высокое крыльцо баптисткой церкви, которая находилась к ней ближе остальных, Лютая, что было мощи, выкрикнула: - Граждане! Наши враги, прислужники советской власти и безбожники, сегодня ночью хотели захватить село и уничтожить всех жителей до единого. Наша непокорность и желание быть свободными людьми для них, как нож к горлу. Но у этих кровопивцев ничего не вышло. Мы смогли защитить себя, свои семьи и наше село. Теперь надолго пропадёт желание у комиссаров соваться к нам со своими непомерными потребностями. Тем более, что дни их власти сочтены. По всей губернии восстал простой народ против узурпаторов. Хоть они и вооружены до зубов и в злобе непомерной, а против массы людской не сдюжат и разбегутся. Об этом мне надёжные источники донесли. Да, не малой кровью далась нам сегодняшняя победа. Более тридцати лучших представителей села безвинно пострадали за правое дело, и мы их никогда не забудем, а если приведётся, то и отомстим жестоко. Пусть земля станет пухом для наших героев. Какая помощь нужна будет –обращайтесь. Мы всё сделаем, чтобы героев похоронить достойно. После слов Лютой гул людской усилился. - Пойдём Пантелеевич в штаб. Сейчас мы здесь лишние,- пригласила Лютая своего верного помощника и первой направилась в сторону бывшего сельского совета.   
Обсудив все вопросы, связанные с прошедшими событиями, они  решили, после того как в селе успокоится народ, собрать всех командиров и  наметить дальнейшие действия по укреплению обороноспособности народной армии. Расставаясь, Лютая попросила: - Отправь своих проворных лазутчиков в соседние селенья, пусть послушают, что о сегодняшнем налёте красных на нас говорят люди. - Уже отправил,- коротко ответил Кустов. Лютая с благодарностью посмотрела на своего помощника и подумала: «Умнейший человек! Что бы я без него делала», но вслух ничего не сказала.
Вечерняя встреча прошла шумно, но  продуктивно. Выслушав всех командиров по поводу прошедшего боя и дав объективную оценку действиям каждого из них, Лютая заявила: - Победа осталась за нами, но ошибок мы наделали немало. Необходимо их учесть и в дальнейшем не допускать. Вы все должны понимать, что иного выхода из создавшегося положения у нас не осталось, как только до победного конца  драться с новой властью. А для этого мы должны всё сделать, чтобы оборона села и его граждан стала неприступной. День и ночь над этим будем работать. Люди нам верят, и мы не должны обмануть их доверие. Поэтому уже с сегодняшнего дня выполнение этой задачи станет главным смыслом нашей с вами жизни. О военных планах и путях их решения вам расскажет Кустов.   
До глубокой ночи шло обсуждение представленного Пантелеевичем стратегического плана по дальнейшему укреплению военной мощи народной армии и обеспечению надёжной защиты населения. Споры, крики и даже оскорбительные реплики раздавались до тех пор, пока Кустов зычно не крикнул: - Всё! Разговоры пора заканчивать. К утру я изложу наше решение на бумаге и всех ознакомлю, чтобы затем заставить каждого расписаться под ним. По этому документу будем жить или до победы полной, или гибели героической. 

         Все последние дни после неудачной попытки захватить село Заболотное Лушников прибывал в депрессивном состоянии. Мало того, что не оправдал доверие партии и не усмирил взбунтовавшихся мужиков, так ещё ощутимые потери отряд красноармейцев понёс. Шутка ли, пятнадцать бойцов и двенадцать кавалеристов погибли. А в придачу ещё и две пушки ушли на дно озера. Не выдержав мощных толчков, канаты на плотах лопнули, брёвна разошлись, и орудия свались в воду. Хорошо хоть артиллеристы не утонули –успели за брёвна ухватиться. В общем, не лучшие времена ждали боевого командира впереди. Да и комиссару Касьянову не легче было. Не смог вовремя разглядеть политическую близорукость Лушникова. А как он мог её разглядеть, если авторитет у командира непререкаемый. Конечно, о некоторых негативных деталях в поведении Лушникова перед боем, он уже доложил начальству, но как это поможет ему самому, Касьянов даже не предполагал.
Но всё закончилось, как нельзя лучше. Во время заседания военной коллегии, занимающейся разбором неудавшегося подавления бунта в Заболотном, Лушникова поддержали непосредственный начальник - командир стрелковой дивизии Колобов Степан Игнатьевич и уездный военком Орлов. Комдив заявил: - Если уж орденоносец и отчаянный рубака Лушников не смог взять это село, значит мы с вами  недооценили силы, которыми обладают бандиты. Впредь необходимо быть умнее и операцию разрабатывать тщательней. А Орлов, вспомнив первую попытку усмирить граждан Заболотного, во время которой погиб его заместитель Хрусталёв, заметил: - Хорошо, хоть таким количеством погибших красноармейцев обошлось. Могли бы и все полечь.
         Посовещавшись, коллегия постановила:
1. Признать виновным Петра Матвеевича Лушникова в провале воинской операции по подавлению крестьянского бунта в селе Заболотное. Однако, учитывая его особые героические заслуги перед Советской властью, наказание определить смягчающее. Освободить от должности помощника командира стрелковой дивизии и назначить командиром кавалерийского эскадрона, вместо убитого Вараксина.
 2. Признать виновным полкового комиссара Владимира Павловича Касьянова в политической близорукости и направить его в стрелковую роту рядовым бойцом.   
3. Обязать командование стрелковой дивизии, уездный военный комиссариат, совместно с уездным исполкомом советов в течение пяти дней разработать подробный стратегический план захвата села Заболотное и при первой же возможности осуществить его.

                Глава тринадцатая.

Очередная военная победа над советской властью окрылила и укрепила веру в будущее ни только Лютую с Пантелеевичем, но и большинство граждан села. Теперь они не отлынивали, как было ещё недавно, от работ по укреплению обороны и повышению воинской подготовки, а наоборот, старались максимально быть полезными.
            Наряду с военными, у граждан села появились не менее важные заботы - сельскохозяйственные. Всё население от мала до велика включилось в полевые работы. Война войной, а кушать всегда хочется. Тем более, что запасы продовольствия, которые придавали уверенность крестьянским семьям  в завтрашнем дне, были полностью исчерпаны в результате проведённых зимой продразвёрсток. В общем, жизнь в селе кипела по всем направлениям.
Лютая и Пантелеевич в основном занимались организацией военного строительства. Формировали боевые отряды, укрепляли в них дисциплину и повышали уровень военной подготовки. Ещё недавно сугубо гражданская личность, Лютая не заметила, как превратилась в  жёсткого, рационального и решительного командира. Граждане к ней относились по –разному. Кто-то боялся, кто-то уважал, а кто-то ненавидел. Но она не обращала на это внимания и полностью была сосредоточена на безопасности своих односельчан.
Однажды в штаб народной армии с передовой защитной линии прибежал ополченец, и, увидев Лютую, сообщил: - Со стороны Преображенского приплыл мужик и просит пропустить к тебе. Говорит, что приходится тебе свёкром. Лютая грозно зыркнула на вестового, но, заметив на его лице испуг, тихо сказала: - Возвращайся на позицию,  скоро буду у вас.
Ивана Прокопьевича застала в окопе командира дружины. За то время, что они не виделись, он сильно изменился. Постарел и очень осунулся. А на голове, вместо пышной шевелюры, красовался пушок пепельных волос. С трудом, узнав бывшую сноху в нынешнем облике, свёкор громко откашлялся и, не поздоровавшись, произнёс: - Вот, значит, какая ты стала. Мне сказывали, что всё село тебя боится. Лютая вскинула на свёкра злые глаза и глухим голосом спросила: - Вы сюда добирались, чтобы на меня посмотреть, или хотели ещё что-то сказать?. Иван Прокопьевич недовольно передёрнул плечами: - Приплыл за внуками своими. Тебя -то ни сегодня так завтра убьют, а им жить надо. В общем, отдай нам Ванятку с Кольшей. Гнев готов был немедленно вырваться наружу, но, немного подумав, Лютая чуть теплее посмотрела на деда своих сыновей и уже ровным голосом сказала: - Может, вы и правы. Ждите здесь, я скоро вернусь. 
Расставание младших братьев со старшим было тяжёлым. Они по –детски преданно Митю любили, а он для них был опорой и защитой. Услышав от матери, что за ними из Преображенского прибыл дед, Ванька и Колька переглянулись и заплакали. - Почему мы должны уезжать с  дедом, а Митька останется здесь?,- спросил сквозь слёзы самый младший. - Потому что в Заболотном становится очень опасно жить. Я бы и Митьку с вами отправила, да он здесь нужен. Мне ведь тоже помощник по хозяйству требуется,- схитрила Акулина и посмотрела на мать, стоящую невдалеке. Та  смачно высморкалась в подол фартука, вяло улыбнулась и кивнула головой. - Ну, ладно. Так и быть. Поедем в Преображенское, но только не надолго. Лето поживём, и домой вернёмся,- произнёс, всхлипывая, Ванька и уже на правах старшего брата деловито добавил: - Собирайся Колька. Только смотри, игрушки свои не забудь. После таких слов бабка вновь задрала подол фартука, но не для того, чтобы высморкаться, а чтобы вытереть слёзы, невольно выкатившиеся на щёки. «Вот уж не ожидала, что ей станет жалко мальчишек. Никогда не замечала особой любви к ним с её и отца стороны», - с нежностью подумала Лютая. Ей самой было жалко расставаться с сыновьями, но она понимала, что грядущее ничего хорошего не предвещает. «Неизвестно ещё чем закончится борьба с новой властью. Если она одолеет , то никого не пожалеет, включая родителей и детей. А так может хоть до Вани с Колей не доберётся», -с тоскливым холодком в груди, подумала Акулина.
Иван Прокопьевич с нетерпением поджидал бывшую сноху и опасался, что она не отдаст ему внуков. После того, как они со старухой остались без сыновей, жизнь их превратилась в никчемное прозябание. Дочери одна за другой вышли замуж за городских парней и, покинув родительский дом, укатили в уездный центр. Поэтому, когда  Иван Прокопьевич узнал, что в Заболотном произошёл крестьянский бунт, и возглавила его их бывшая сноха Акулина, он с затаённым дыханием стал следить за развитием дальнейших событий. Иван Прокопьевич всеми фибрами души ненавидел советскую власть, обобравшую его до нитки и уничтожившую кровинушек –сыновей, продолжателей рода.  Он искренне радовался тому, как  заболотские мужики дважды намылили холку богохульцам и христопродавцам. Но Иван Прокопьевич также понимал, что советская власть не отступится и жестоко подавит бунт граждан Заболотного. При такой мысли у него сжималось сердце, и появлялся панический страх за внуков, детишек старшего сына. Через несколько дней, после очередного неудачного похода красных на остров, посоветовавшись с женой, Иван Прокопьевич, сел в добротную лодку и направился в сторону Заболотного. Он, конечно, побаивался, что ополченцы могут принять его за красного лазутчика и открыть по нему оружейный огонь. Но всё, слава богу, обошлось.
Встреча внуков с дедом по отцовской линии прошла напряжённо. Но припасённые на этот случай сладости сделали своё положительное дело. Облизывая с удовольствием сладкие леденцы, держа их за короткие палочки,  мальчишки отошли в сторонку от старших.
- Прошу Вас, Иван Прокопьевич, если со мной не дай бог что случится, постарайтесь сохранить Ваню с Колей. В них ведь вашего Степана кровь течёт. Ну, а если всё будет хорошо, то я вновь заберу их к себе,- впервые назвав бывшего свёкра по имени и отчеству, попросила Лютая.  - Не волнуйся Акулина за ребят. У нас им хорошо будет. Сыты, одеты и присмотрены. Бабка их с нетерпением ждёт,- ответил Иван Прокопьевич и, посмотрев на внуков, ласково скомандовал: -А ну, мужики, забирайтесь в лодку. Пора отчаливать нам в сторону бабушкиных пирожков. 
Лютая по очереди расцеловала сынишек, погладила по белокурым головкам и тихим, дрожащим голосом произнесла: - Хорошо себя ведите у деда с бабушкой. Слушайтесь их и помогайте им. Здоровье берегите. В холодную воду купаться не лазьте. - А когда ты нас обратно заберёшь домой?, - спросил Ваня. - Как только в нашем селе всё успокоится,  сразу приеду за вами. - Ладно, подождём-,- согласился Коля. - Ну, всё. Пора. Ты тоже себя, Акулина береги. Опасное дело вы затеяли. Власть не любит, когда супротив нее идут,- произнёс Иван Прокопьевич напутственные слова. Оттолкнув лодку от берега, в которой на лавке уютно примостились внуки, он ловко перелез через борт и взялся за вёсла.
Лютая ещё некоторое время постояла на берегу, провожая взглядом удаляющихся сыновей, затем резко повернулась и, пряча от посторонних полные слёз глаза, быстрым шагом направилась в сторону села.
Прошло немного времени, и она вновь ушла мыслями в события последних дней. Молодая, красивая и хрупкая женщина была уверена, что Советская власть долго тянуть не будет и уже в ближайшее время вновь нападёт на село. «Дождутся коммунисты, когда полевые работы закончатся, и ринутся на нас. Поэтому, нам нельзя расслабляться. С двойным рвением готовиться к грядущим боям надо. Заступников у нас нет, и не будет, кроме божьей помощи да самих себя», - сделала вывод Акулина, и в больших глазах молнией сверкнул гнев.


Глава четырнадцатая.

Красный командир Степан Буров, получив десять дней отпуска после восстановительного лечения тяжёлого ранения, полученного в бою у железнодорожной станции Петухово,  ехал из Омска на поезде домой в Заболотное, чтобы повидаться с любимой женой и сыновьями. Сойдя на вокзале уездного центра, он первым делом решил наведываться в военный комиссариат, чтобы встать на временный учёт, а затем посетить Никольскую ярмарку и купить семье подарки.
Его приход в военный комиссариат вначале никого не удивил. Конечно, боевой командир, награждённый орденом Красного знамени, не каждый день встаёт на временный учёт, но здесь и повыше рангом иногда бывали. Но когда заместитель военного комиссара взял в руки красноармейскую книжку посетителя и прочитал фамилию, то глаза его вмиг округлились, а на устах появился немой вопрос. - Что ты на меня так смотришь? С документами что –то не то?,- первым спросил Степан. - А ты точно этот, как тебя, Буров Степан Матвеевич, 1896 года рождения?,- вопросом на вопрос ответил чиновник. - Вроде фамилию в документах не менял и год рождения не подправлял. Можешь сказать, что с моими документами не так?,- раздражённым голосом спросил Степан. - Дело в том, что ты, дорогой товарищ Буров, числишься мёртвым, и уездный военный комиссариат собрался выплачивать твоей жене ежемесячное пособие, как вдове красного командира, геройски погибшего в бою,-  наконец пояснил заместитель военного комиссара. - А на каком основании вы меня в мёртвые записали?,- удивился Степан. - На основании документа, который пришёл в комиссариат из штаба дивизии, в которой ты служил. Сейчас найду тебе его, - ехидно улыбнулся чиновник и, порывшись в стоящем на столе продолговатом деревянном ящичке, вытащил  из него конверт и протянул Бурову.
Степан внимательно прочитал текст казённой бумажки и зло выругался: - Во дают, крысы тыловые! Да, я был тяжело ранен в том бою. Доктора собирались даже ногу отрезать, но всё обошлось. Месяц провалялся на госпитальной койке. Выжил, и как видишь, не плохо выгляжу. Хромаю, правда, но на мои командирские качества это не влияет. Заместитель военного комиссара невольно посмотрел на Степана, и видимо оставшись довольным внешним видом красного командира, задумчиво протянул: - Да, обстоятельства. Что же мне с тобой делать? Надо с комиссаром посоветоваться. - Пойдём вместе к твоему начальнику, а то ты соображаешь очень плохо,- отреагировал Степан и первым направился в сторону приёмной уездного военкома.
Орлов, в отличие от своего заместителя, быстро вник в проблему и категорически заявил: - Очень хорошо, что похоронка оказалась липой. Значит, долго жить будешь, товарищ Буров. И дружески улыбнувшись, спросил:  - Куда путь после нас держать собираешься?. - Вначале на ярмарку. Подарки матери, жене и сыновьям хочу купить, а затем в село Заболотное. Они там у меня живут,- доложил Степан. Военный комиссар вдруг сразу посуровел, прокашлялся и глухим голосом произнёс: - Не побывать тебе в Заболотном сейчас. Село взбунтовалось и вот уже почти полгода мы тамошних мужиков усмирить не можем. - Как взбунтовалось?! Там спокон веков граждане были смирными. Драки, конечно, были, но чтобы против власти пойти, такого не было, - искренне удивился Степан. - Дважды туда отряды красноармейцев направляли, и оба раза только потери несли. Уж больно местность неудобная для ведения военных действий. И командир у бунтарей не очень правильный. Какая –то молодая баба заправляет всеми делами в селе. Лютой  кличут. Сколько раз просил у своих помощников информацию о ней, но до сих пор не получу, словно призрак какой, а не живой человек. – пожаловался Орлов. - Я почти всех жителей в Заболотном моего возраста знал, но женщины способной поднять бунт не припомню,- задумался Степан, огорошенный неприятным сообщением о положении в его селе.
Короткую паузу прервал Орлов: - Слушай, товарищ Буров, раз ты из Заболотного, то и карты тебе в руки. Кто, как не ты сможет, подавить бунт в селе. Прямо сегодня доложу свои соображения по тебе председателю уездного совета, командиру стрелковой дивизии и начальнику УВЧК. Думаю, что уже завтра, ты возглавишь сводный отряд по уничтожению бандитов в Заболотном. Согласия не спрашиваю. Ты коммунист, человек военный и что такое партийная и воинская дисциплина знаешь не хуже меня. Сегодня походи по городу, а завтра с утра прошу прибыть ко мне. Повернувшись к заместителю, стоящему рядом, приказал: - Выдай товарищу Бурову месячное денежное довольствие и обеспечь его гужевым транспортом, а также ночёвкой. Пусть по родным местам покатается, а потом  отдохнёт с дороги.
В уездном комиссариате Степан был уже в восемь утра, но Орлова в кабинете не застал. - Товарищ военный комиссар уехал в уездный совет и просил вас туда поспешить,- сообщил дежурный по комиссариату.
У помпезного здания с колоннами вдоль привязи стояло несколько верховых коней и две упряжки, на каблучках которых сидели красноармейцы и переговаривались между собой. Заметив незнакомого командира в обтягивающей мощный торс гимнастёрке и орденом на груди, они бодро выкрикнули боевое приветствие и продолжили беседу. Степан быстрым шагом поднялся на высокое крыльцо, вошёл в здание и, спросив у часового, где находится председатель уездного совета, направился в сторону большой двухстворчатой двери.   
- А вот и товарищ Буров собственной персоной,- услышал Степан голос уездного военного комиссара Орлова. - Проходи боевой командир поближе к столу, как раз речь  о тебе ведём,- пригласил полный лысоватый мужчина в штатском костюме. Подождав, когда Степан усядется за стол, продолжил: - Моя фамилия Недорезов. Я являюсь председателем уездного Совета, это командир стрелковой дивизии товарищ Колобов Степан Игнатьевич, ну а с уездным военным комиссаром вы уже знакомы. Товарищ Орлов доложил нам план захвата мятежного села, а в целях его неукоснительного выполнения предложил назначить тебя командиром особого воинского соединения. Отряд планируется довести до трёхсот бойцов, с приданием ему кавалерийского эскадрона, четырёх пулемётов и трёх дальнобойных тяжёлых орудий, которые будут вести обстрел села зажигательными снарядами. Необходимо до основания уничтожить это змеиное гнездо, чтобы другим не повадно было против Советской власти - власти рабочих и крестьян выступать. От слов Председателя уездного Совета под гимнастёркой у Степана даже мурашки по телу пробежали. «А как же Акулинушка с пацанами? Старики, другие дети? Они –то за что будут страдать?»,- подумал Буров, а в слух сказал: - План, конечно, надёжный. Но может, есть, какой другой. Без лишних жертв законопослушного гражданского населения и тотальных разрушений.
         Недорезов в недоумении поднял на Степана глаза и отчеканил: - Эти законопослушные граждане убили десятки верных сынов революции, разграбили несколько ссыпных пунктов, уничтожили зерновые склады и подвижной состав на железнодорожной станции, включая бронепоезд. А сколько вёрст железнодорожного полотна разобрали! Нет, товарищ Буров, не заслуживают твои земляки снисхождения. Всех, кто добровольно не сложит оружие, уничтожать без суда и следствия!. В кабинете наступила гнетущая тишина. После некоторой паузы её разрядил командир стрелковой дивизии: -Товарищи! Есть предложение дать время товарищу Бурову для разработки ещё одного плана. Пусть подготовит и доложит нам дня через три. А мы сравним с существующим, и примем окончательное решение».
          К этому времени спесь с Председателя уездного Совета слетела и после некоторого раздумья он согласился, не упустив возможности при этом укусить Степана: - Может, для тебя товарищ Буров, идеи партии и  борьба за светлое будущее простого народа ничто, по сравнению с судьбами бандитов из твоего села? Так ты скажи. Мы другого командира назначим на должность воинского соединения, которому предстоит навести революционный порядок в этом диком болотном крае. Степан резко выпрямил спину, смело взглянул на Недорезова и твёрдым голосом ответил: -За идеи партии и за светлое будущее простого народа я более четырёх лет кровь на полях войны проливал и буду делать это дальше. До полной победы над внутренним и внешним врагом. Так что не вам, товарищ Председатель, ставить под сомнение мою преданность партии и трудовому народу. - Ну, ладно, не кипятись. Однако и меня пойми. Две попытки усмирить бунтовщиков делали и обе безрезультатно. Губернское начальство каждый день на меня давит и требует, чтобы как можно скорее погасил в нашем уезде очаги крестьянских бунтов. В общем, разрабатывай свой план, а мы решим по которому действовать. Три дня тебе даю на всё про всё.
          В этот же день Степан вступил в командование особым воинским подразделением. Лично отобрал несколько бойцов в разведывательной и сапёрной ротах,  переговорил с артиллеристами и заехал в расположение кавалерийского эскадрона. Здесь Степана поджидал сюрприз. Командиром этого мобильного подразделения оказался давнишний товарищ и соратник – Лушников Пётр. Друзья искренне обрадовались встрече и больше часа вспоминали былые времена, боевых товарищей, победы и поражения. - Ты как оказался в этом городе?, -спросил, наконец, Лушников. -В краткосрочный отпуск по ранению ехал к семье. А тут заковырка вышла. В селе, в котором она живёт, бунт граждан не шуточный произошёл. Вот и мобилизовали меня уездные власти на его подавление,- ответил Степан. - Твоё село не Заболотное называется?, - живо отреагировал Лушников. - Заболотное. Ты откуда о нём знаешь?. - Споткнулся я на нём, дорогой товарищ. Чуть под трибунал не угодил. Но пожалели за мои старые заслуги и только понизили до должности командира эскадрона. Поэтому у меня особые претензии к твоим землякам.
          - Это хорошо, что именно ты командовал последней операцией. Мне поручено в течение трёх суток подготовить план по взятию Заболотного. Так что, будем вместе его разрабатывать, - обрадовался Степан. - Согласен. Только больше не привлекай к нему никого. А то наш план быстро станет известен бандитам Заболотного. У них очень активно и плодотворно работает разведка,- предупредил Лушников. Степан задумчиво посмотрел на товарища и спросил: - О главарях, что нибудь знаешь?. - К сожалению, нет. Говорят, какая –то баба всем заправляет, которую за крутой нрав бандиты Лютой кличут, а ей помогает полковник царской армии. Но я не очень –то верю этой информации. Откуда в глухом селе взяться аж целому полковнику. Может, и есть в её окружении бывшие военные, но не выше младших офицеров. А то, что по –военному грамотные решения принимаются это у бандитов не отнимешь. - Ладно. Захватим Заболотное, разберёмся, кто там замутил этот бунт и народ в смуту ввёл. Жду тебя через час в штабе дивизии. Будем стратегию вырабатывать,- закончил разговор Степан.
      
         Глава пятнадцатая.
   
           Почти месяц прошёл после ночного боя с красным отрядом под командованием Лушникова. Граждане села за это время  закончили заготовку дров на предстоящую зиму, вспахали и засеяли, на сколько семян хватило, плодородные поля и готовились к сенокосу. Но не забывали они и о военной подготовке. Всё свободное время физически способное держать в руках оружие население обучалось ратному делу. Даже подростки старались от старших не отставать. Облюбовали для своих военных игрищ поляну в глубине дремучего леса, построили несколько землянок из подручных брёвен и прокопали между ними траншеи. Руководил юными бойцами пятнадцатилетний Серёжка «конопатый», сродный брат Митьки. Сам Митя тоже в этой команде был. Даже несколько раз стрелял из трёхлинейной винтовки, которую ребята нашли после последнего ночного боя. Но свой кавалерийский карабин Митька никому не показывал, справедливо считая, что старшие отберут его и спасибо не скажут. Военные игрища проводились каждый день, несмотря на капризы  погоды и ворчания родителей.
          
              С середины июня установилась нестерпимая жара, которая грозила спалить солнечными лучами озимую рожь и подрастающие травы. Вода в озере стремительно прогревалась, а камыш стал стеной затягивать береговую зону с противоположной стороны и со стороны острова. Всё это не нравилось Лютой и  Пантелеевичу, которые сутками проводили время в расположениях оборонительных дружин. Вот и в этот раз, оказавшись на берегу озера, Лютая показала рукой в сторону противоположного берега и громко произнесла: - Думаю, что недолго осталось ждать непрошенных гостей. Видишь, как быстро тростник затягивает мелководье. Ещё неделя –другая такой жары и до середины озера лесом встанет. Красные не упустят шанс воспользоваться благоприятными условиями для нападения. Надо будет хоть с нашей стороны тростник до воды вырубать. А то стрелять неудобно будет.  Пантелеевич немного помолчал, затем спокойным голосом ответил: - Дал я такую команду командирам дружин. А ещё попросил установить сразу за заграждениями сетные полотна и мерёжи. Если красные вплавь пойдут, то обязательно в сетках запутаются. Вот только маловато у нас неводного полотна. Не больше двух вёрст сможем таких заколов установить. - Так усади, всех, кто умеет, за вязку сетных полотен,- подсказала Лютая. - Вязать есть кому, а вот пеньки маловато. Всю, какую только нашли, в дело пустили, - ответил Пантелеевич и тяжело вздохнул. - Ладно. Будем надеяться, что красные  не бросят все свои силы на нашем направлении. У них и кроме нас, забот полный рот. Вся губерния на ушах стоит. Да и в соседних краях не спокойно. Целые крестьянские армии существуют. Ты бы, Пантелеевич, направил кого из толковых и ловких мужиков по уезду. Пусть тайно побродят, обстановку выведают. А если потребуются, то и в сговор с соседними бунтующими сёлами вступят. Грамоты с собой дай, которые позволяли бы им говорить от имени граждан Заболотного. В общем, подумай, как правильно это сделать. Да не затягивай. Нет у нас время на раскачку, - дала указание Лютая.      
 Обострённое внутреннее чувство Акулины подсказывало ей, что в уездном центре активно готовятся к нападению на Заболотное. И хотя народная армия села уже имела опыт ведения оборонительных боёв и сильнее в два раза стала во всех отношениях, включая наличие оружия, тревога перед грядущим держала её в постоянном напряжении. Она даже благодарна была Ивану Прокопьевичу, за то, что тот забрал к себе двоих ребятишек. Митьку Акулина видела редко и мало ведала о его повседневной жизни. Но то, что  родители не жаловались на него, уже было хорошо. Иногда на Акулину нападала смертельная тоска по прошлой жизни, в которой  любимый муж Степан был рядом. И хоть не часто это было – именно эти мгновения она считала самыми счастливыми. В такие минуты Акулина с замиранием сердца мечтала: «Эх, как хорошо бы было, если бы Степан вновь оказался рядом. Тогда бы вся моя и детей жизнь стала совсем другой. Красивой и счастливой!». Но, вспомнив, что с ней сделал красный комиссар и его подельники, Акулина вновь становилась Лютой и тихо шипела: «Всю мою жизнь сломали! Разве я нужна, такая буду Степану! Да и где он, мой сокол ясный? Мстить! Только месть этим безбожникам поможет обрести мне покой и сохранить память о счастливом прошлом».
Пантелеевич крутился как белка в колесе. Он понимал, что не пришло время опускать руки. Враг в любой момент мог нагрянуть. Поэтому днями занимался военной подготовкой новобранцев и формировал отряды самообороны, а ночами проверял дозорных, находящихся в окопах передовой линии.  Он не задумывался над своим будущем, а полностью отдавался организации безопасности всех граждан села.
Выбрав четырёх смекалистых и проворных парней, Пантелеевич поставил перед ними ответственную задачу, выдал необходимые документы и направил в разных направлениях. Напутствуя, сказал: - Серьёзное дело мы с Лютой вам доверяем. Будьте очень осторожны и внимательны. Больше слушайте и запоминайте. И только в исключительных случаях вступайте в переговоры. А так вы плотницких дел мастера и ищите подработку. На всё про всё даю вам семь дней. Старайтесь лишний раз не рисковать и на рожон не лезть. Живыми и с известиями вы мне нужны.
Через день, как Пантелеевич разослал гонцов, рано утром к нему домой прибыл из Приображенского кум, он же тайный агент. - Ну, сказывай, какую новость принёс? Неужто, красные опять в волостном появились?,- вяло улыбнулся Пантелеевич. - Пока в селе нет, но разведку ведут серьёзную. Кавалеристы рыщут по берегам озера вот уже два дня, а к нам в село не заглядывают. Видно хотят в тайне провести подготовку нападения на вас. Чтобы, как в прошлый раз, утечки информации не произошло. Даже председатель волисполкома не в курсе их задумок, - сообщил новость кум. - А ты как понял, что красные разведку ведут?,- поинтересовался Пантелеевич. - Намедни сети ставил на озере и случайно наткнулся на конный отряд. Бойцы  на берег перекусить спешились.  Осторожно подобрался по камышу  поближе к ним и стал слушать. Из разговора  понял, что бойцам приказано изучить берег озера и все подходы к нему. Ну и сделал вывод, что готовится нападение на остров. А когда оно произойдёт, то мне не известно. - Понял, кум. И на том спасибо. Усилим дозор и ждать будем непрошенных гостей. Не впервой уже. А теперь давай по стакану хорошей самогонки настоянной на кедровых орешках выпьем, - предложил Пантелеевич.  Вскоре мужчины перешли из горницы на кухню, где заботливая и гостеприимная хозяйка уже накрыла стол.
Попрощавшись после задушевного разговора и плотного перекуса с кумом, Пантелеевич направился в бывшее здание сельсовета, где находилась Лютая. Сообщив ей всё, что услышал от своего лазутчика и по совместительству родственника, спросил: - Как думаешь, долго красные будут готовиться к нападению, или уже в ближайшее время ждать?. Лютая  на время задумалась.  После небольшой паузы произнесла: - Думаю, что затягивать с нападением они не будут. Сейчас для них самое благоприятное время. Погода стоит жаркая. Камыш выдурел, как лес. И ночь короткая. А потому, как красные осторожно ведут разведку, видно, что готовятся к нападению на нас они очень серьёзно. Только не понятно, почему на этот раз не вяжут плоты. Неужели собрались все свои воинские силы пустить вплавь? Ну, да ладно, гадать не будем. Время покажет.


Степан и его главный помощник Лушников день и ночь работали над планом нападения на Заболотное и усмирения восставших крестьян. Двое суток сами занимались разведкой на местности и изучали возможность незаметной переброски бойцов и тяжёлых орудий на остров. В результате скрупулезного изучения всех деталей и возможностей, были разработаны два варианта, но после длительной дискуссии и спора, на доклад к уездному начальству друзья –товарищи решили представить только один. Он кардинально отличался от того, который был применён Лушниковым во время предыдущего похода. В этом варианте переправлять бойцов на остров, было решено не на плотах, а на рыбацких баркасах и лодках и не со стороны Приображенского, а с флангов, там, где расстояние до Заболотного было в разы дальше. Несколько усиленных плотов с установленными на них тяжёлыми орудиями должны были отойти от берега только после того, как основные силы зацепятся за остров и начнут боевые действия. У артиллерии задача одна – поджигать в селе дома и вызывать среди населения панику.
Заслушав доклад командира особого воинского соединения, задав несколько вопросов и получив на них чёткие ответы, председатель уездного Совета Недорезов одобрил представленный план и пожелал удачи, добавив при этом, что наказание бунтарям должно быть самое суровое. Понравился план захвата бунтарского села и командиру стрелковой дивизии с уездным военным комиссаром. Осталось только на поле боя успешно исполнить стратегию этого плана.
Степан и Лушников хорошо понимали, насколько не просто будет это сделать, но отступать было некуда. Поэтому, сразу после совещания в уездном Совете они начали действовать. Первым делом необходимо было мобилизовать у населения, проживающего на побережье озера, все имеющиеся плавательные средства. Сделать это скрытно и накануне выступления. Задача сложная, но очень важная. Поэтому выполнять её вызвался Степан, а Лушникову приказал  заниматься окончательным формированием специального соединения и его вооружением. Изучив ещё раз детали утверждённого плана, Степан сказал: - Тянуть с выступлением нельзя - могут пронюхать бандиты. Поэтому на все организационные дела у нас три дня. 24 июня сразу после полудня воинское соединение должно покинуть пределы казарм и направиться в сторону Заболотного. Постарайся добиться от уездного начальства, чтобы весь отряд красноармейцев был обеспечен гужевым транспортом. 

Глава шестнадцатая.

Июнь 1921 года перевалил на третью декаду, а жара  не спадала. Крестьяне с тревогой смотрели на хлеба и тяжело вздыхали: «Не ровен час, без урожая ноне можем остаться. Дождь нужен больше жизни». А вскоре от слов перешли к делу. Собирались в толпу, брали в руки иконы и ходили вокруг полей, вымаливая у всевышнего влаги. Но тот равнодушно поглядывал на жаждущих свысока и не торопился благоденствовать. - Видно, сильно мы прогневали Господа нашего своим непослушанием, раз он не слышит нашу просьбу,- говорили одни. - При чём тут мы. Во всей округе такая засуха стоит,- отвечали другие. Но как бы там ни было, тревога за будущее всё сильнее охватывала население Заболотного. И не только из-за угрозы плохого урожая, но и из-за боязни кары советской власти. Не могла она просто так простить им отступничество.
Сводное воинское соединение выдвинулось из города в час дня. Кавалеристы во главе с Лушниковым гарцевали впереди кавалькады. Следом за ними три тройки сытых коней тянули грозные орудия, поднимающие за собой до небес чернозёмную пыль, а дальше в пятидесяти фургонах сидели триста молодых и сильных красных бойцов. Степан ехал верхом на резвом, буланом иноходце, и часто менял позицию. То догонял кавалеристов, то, пропуская кавалькаду, пристраивался в самом её хвосте. Путь был не близким, поэтому силы нужно было распределять правильно и рационально. «Семьдесят вёрст могут так вымотать бойцов, что на штурм у них не останется сил»,- подумал Степан, с интересом рассматривая красноармейцев.
Первую остановку сводное воинское соединение сделало через четыре часа, преодолев за это время почти половину пути. Отдохнув, кавалькада тронулась дальше. Вторую остановку было решено сделать за пять вёрст от озера. Взмыленные лошади нещадно махали во все стороны хвостами и пытались отогнать от себя слепней, паутов и прочих кусачих насекомых. Это не всегда им удавалось, поэтому они на мгновение приостанавливались  и всем крупом тряслись.  Сидящий на каблучке красноармеец понужал концом вожжей по лошадиному крупу, и та нехотя продолжала путь. Палящая и удушающая жара только усугубляла состояние коней и бойцов. - Эх! В воде ключевой сейчас бы искупаться!, -помечтал молодой боец. - Потерпи немного. Скоро до смерти накупаешься,- пошутил красноармеец постарше, по –видимому имеющий представление куда и зачем их везут.
К назначенному месту второй остановки кавалькада прибыла около десяти часов вечера. Немного отдохнув и поделив воинское соединение на два отряда, Степан и Лушников повели их в разные стороны. Три конных тройки потащили дальнобойные орудия прямо.
В соответствии с военным планом, достигнув места временной дислокации, отряды должны были произвести скрытую доставку баркасов и лодок к берегу, переждать в отдалении от населённых пунктов день и вечером, как только наступят сумерки, грузиться и плыть в сторону острова. Штурм села был назначен на час ночи. Расставаясь, Степан сказал: - Как только прибудете на место, незамедлительно установи контроль над озером. Чтобы ни одна подозрительная лодка не ушла в сторону острова. И ещё, береги себя и бойцов. Но и жизнь у простых граждан села не забирай без нужды. Всех тех, кто взял в руки оружие и восстал против народной власти, будет судить революционный суд. Выслушав боевого товарища и командира, Лушников угрюмо промолчал, только недовольно дёрнул бровями.
После последней встречи с кумом, Пантелеевич стал ещё требовательней и осторожней. О любых новых людях, появившихся в селе, приказал докладывать незамедлительно. Он понимал, что красные очень бы хотели знать, какими военными ресурсами располагают повстанцы, где и как проходят заградительные линии и о моральном духе населения. Поэтому, попадавших в поле зрения чужаков, Пантелеевич допрашивал сам и неблагонадёжных на вид приказывал запирать в кирпичном сарае до полного выяснения личности. А ещё он с нетерпением ждал разведчиков, направленных для изучения военной обстановки вокруг острова. До их возвращения оставалось два дня.
Лютая тоже заметно изменилась в последние дни. Выглядела суровей чем обычно, собранней и молчаливей. Граждане и до того –то побаивались её, а сейчас и вовсе старались на глаза не попадаться. Акулину никто не видел отдыхающей. Она была в постоянном движении, как челнок в швейной машинке. Лично проверяла состояние оборонительных сооружений, боевой дух командиров и бойцов дружин, работу оружейной мастерской, фельдшерский пункт и содержание продовольственного запаса в общественных амбарах. 
Вечером 24 июня, во время ежедневного обсуждения вопросов связанных с обороной, моральным духом бойцов и рядовых граждан и состоянием хозяйственной жизнью села, Лютая спросила: - Пантелеевич, разведчики, когда должны вернуться? Что –то у меня на душе не спокойно. -Сегодня поджидаю. Завтра крайний срок. - Как только кто из них появится, сразу веди ко мне,- приказала она.  И немного помолчав, вновь спросила: - На воздвиженской стороне ничего подозрительного не наблюдается?. - Да, вроде нет. Если бы что красные там затевали, то кум сообщил. К плотам, построенным к прошлому бою, которые заросли камышом, даже никто не подходит,- ответил Пантелеевич. -Ладно. Смотри в оба глаза в ту сторону, не проморгай. А разведчики появятся –сразу ко мне,- напомнила Лютая и направилась на выход.
После разговора с Лютой на душе Пантелеевича ещё сильнее кошки заскребли.  «Что –то не так с разведчиками. Не может такого быть, чтобы не один из них к этому времени не появился. Тем более, что они из разных сторон возвращаться должны. Надо объехать все посты на флангах и предупредить дозорных, чтобы глаз не спускали с озера. Мало вероятности, что красные по большой воде надумают добираться до острова, но чем чёрт не шутит. Может и рискнут. Правда, для этого нужен не один день подготовки. С малыми силами они к нам не сунутся, а большие доставлять ещё на чём –то надо. Впрочем, что гадать. Прейдет время, всё увидим и узнаем», - подумал мудрый вояка.

Санька Краснопёров, один из четырёх разведчиков, посланных для сбора информации и проведения переговоров с соседними бунтарями, возвращался домой за несколько часов до окончания условленного срока.  Ему было, что рассказать Лютой и Пантелеевичу о состоянии дел в деревнях и сёлах, расположенных севернее Заболотного. За отпущенное время он намотал на ноги вёрст двести пыльных дорог и лесных троп. Побывал и в селе Кратово, где базировался большой отряд повстанцев, гордо называющих себя народной дивизией, под командованием бывшего фельдфебеля царской армии Зноева Михаила Терентьевича. Санька не сразу пошёл к командиру на разговор, а вначале узнал о нём от старенького жителя села. Дед уважительно охарактеризовал Зноева, но предупредил, что тот бывает очень крут. И если, что не так, то и расстрелять может.
Но до расстрела дело не дошло. Командир принял Саньку доброжелательно и внимательно выслушал. В конце разговора он сказал: - Наслышан  о вашем селе. Храбрые видно у вас бойцы, раз уже не единожды красным холки мылили. Нам бы объединиться, тогда и вовсе непобедимы станем. У меня под началом пятьсот бойцов, да и у вас, чую, не меньше. Так что передай своим командирам, что будем рады с вами породниться. Попотчевав гостя вкусным борщом,  томлёной на загнетке картошкой с гусиным мясом и напоив крепким чаем, Зноев спросил: - Говорят, вами командует красивая баба. Правда это, или выдумка комиссарская?. - Правда. Молодая, красивая, но очень Лютая. Её все боятся, уважают и слушаются, - ответил Санька. - Тогда и вовсе есть особая причина нам с вами породниться. Я тоже парень хоть куда. И не женат даже,- расплылся в улыбке Зноев и добавил: - Привет от меня ей отдельный передай.
Вспоминая встречу с храбрым командиром народной дивизии, Санька незаметно для себя, оказался на берегу озера. До родного села оставался сущий пустяк- всего –то вёрсты три по воде. «Два часа и дома. Доложу о проделанной работе Пантелеевичу и Лютой и бегом к тяте с мамкой на блины. А вечером с Тонькой встречусь. Соскучилась теперь поди», - сладостно улыбнулся парень и направился искать лодку, которую припрятал в камыше. Осторожно ступая по илистому дну, он вдруг услышал приглушённый разговор, раздающийся со стороны лесной опушки, почти вплотную прилегающей к воде. Санька присел на корточки и стал с замиранием сердца вслушиваться в человеческую речь. - Мошка достала. Хуже слепней и комаров. У нас в Ивановской Губернии её почти нет. Только в болотистой местности. Сейчас бы костёр развести, да травы в него набросать для дыма. Может, тогда эта гадость от нас отстала бы,- услышал разведчик жалобные слова. - Нельзя. Командир строго настрого приказал сидеть тихо, следить за озером и без надобности не высовываться. Так что придётся потерпеть до вечера. А в бою тебе не до мошек будет,- ответил другой голос.
«Окружили! Сегодня вечером нападать на Заболотное задумали. Надо срочно пробираться в село. Но, как? На лодке они мне выйти на озеро не дадут. Пристрелят, не задумываясь. А сами краснопёрые на чём собрались добираться до острова? Не вплавь же?», - роились вопросы в голове у Саньки.
Бесшумно выбравшись из опасной зоны, разведчик стал лихорадочно соображать, как вовремя предупредить своих о готовящемся нападении красных. «Разыскивать лодку не безопасно. Если не застрелят, то обязательно арестуют. Переплыть озеро вплавь не смогу. Что же делать? Может, двинуть к  Абрамовке.  Но успею ли добраться до села и предупредить Лютую с Пантелеевичем? И сколько вообще осталось времени до наступления красных?  Голос из леса сказал, что вечером уже бой на острове начнётся»,- метался в мыслях Санька. Поняв, что время на размышление не осталось, он решил идти в сторону реки, где можно было переплыть  на левый берег и по лесным тропам подобраться к озеру, а там до села всего двести сажен. Путь не малый, вёрст пятнадцать, но другого варианта не было.
Осторожно и быстро, как настоящий разведчик, Санька стал удаляться на север, в сторону глухой тайги и смертельно опасных болот. Кроваво - оранжевое солнце стало крениться на запад, оповещая землю, что знойный день идёт к концу.
Команду вытаскивать на озеро из укрытий плавательные средства и грузиться на них Степан подал незадолго до наступления темноты. Не прошло и часа, как с десяток баркасов и сорок  деревянных плоскодонных лодок уже покачивались на воде. Вскоре кавалеристы почти силой завели в большие баркасы лошадей, крепко привязали их за поводья и, вставив в уключины вёсла, стали ждать дальнейшую команду. Остальные бойцы расселись по лодкам и тоже были готовы к отплытию. Через несколько минут томительного ожидания по берегу прокатилось глухое эхо командирского голоса: «Вперёд! На остров». Вёсла дружно опустились в воду, уключины не громко заскрипели, и эскадра стала медленно отходить от берега. С востока надвигалась сумрачная пелена короткой летней ночи.

                Глава семнадцатая.

Сырой от пота с бешено бьющимся сердцем в груди, Санька, наконец, достиг окраины села, которое утопало  в благоухании дурманивших запахов цветов и трав. Утомившись за день, граждане в большинстве своём отдыхали и не чувствовали приближающейся беды. «Скорей в штаб. Лютая с Пантелеевич наверняка там находятся», -решил разведчик и бегом, устремился в сторону бывшего сельского совета. Но командиров там не застал. На месте был только дневальный. - Где Лютая?, - громко спросил разведчик. Заспанный дружинник с удивлением посмотрел на Саньку и нехотя ответил: -На передовую ушла часа два назад. - А Пантелеевич?. - И он с ней. Санька со злостью выругался, повернулся и побежал туда, где были сосредоточены главные силы повстанцев.
Прошло ещё полчаса драгоценного времени, пока он, наконец, разыскал Пантелеевича. Увидев разведчика, тот тотчас понял, что на пороге дома стоит беда. – Говори!,- коротко приказал Пантелеевич. - Красные с восточной стороны от села Берёзовского к нам на лодках пробираются. - С чего ты это взял?,- не сразу поверил Пантелеевич. Санька успокоил дыхание и подробно рассказал о подслушанном разговоре красноармейцев. - Это ещё не факт, что они собрались с той стороны на нас нападать. Уж больно неудобная позиция, да и ты, как я понял, не видел их реальных сил. Но проверить надо, - отреагировал Пантелеевич. В это же самое время в направлении, о котором докладывал разведчик, раздались одиночные выстрелы, а уже через минуту ночную тишину стали прошивать пулемётные очереди. Ещё через мгновение, такие же очереди стали раздаваться на западном побережье села.
- Обвели нас красные. Видно не зря рыскали втайне несколько дней по берегам. На флангах дружинники пулемётной стрельбы не выдюжат. Бойцы там, в основном не обстрелянные и вооружены плохо. Надо срочно принимать меры, чтобы не дать красным войти в село, - решил Пантелеевич и скомандовал: - Ты, Санька, что есть силы мчись в село, разыщи звонаря и прикажи ему поднимать народ. Если увидишь Лютую, передай, что я снимаю армию с центрального направления и иду на помощь.
Но время было упущено, и быстро внести коррективы в оборонительную тактику было невозможно. Пока Пантелеевич раздавал приказы командирам отрядов и ставил перед ними задачи, стрельба и страшный гул человеческих криков всё ближе продвигались к селу. А вскоре вспыхнули первые избы, подожженные кавалеристами. Не успел основной отряд народной армии отойти на версту от оборонительных линий, как сзади со стороны Преображенского загремели орудийные выстрелы и над головами прошипели зажигательные снаряды. Вскоре небо над Заболотным озарилось сполохами рваного пламени горящих деревянных домов. Бойцы народной армии перешли на бег, но достичь окраины села и закрепиться в резервных окопах им не позволил  плотный пулемётный огонь. Они попадали, в свежую, пахнущую вензелем и мёдом, траву и долго не поднимали головы. Но как только собрались ринуться в атаку, из-за флангов выскочила красная конница и стала безжалостно орудовать шашками и пиками. Отряд повстанцев не выдержал мощного натиска кавалерии и дрогнул. Почувствовав беду, Пантелеевич, срывая голос, крикнул: - Вперёд! Беглым огнём по кавалеристам пли!, - и поднявшись во весь рост, стал хладнокровно стрелять в стремительно приближающихся красноармейцев. Воодушевлённые примером своего командира большинство бойцов народной армии перестали кланяться пулям и тоже стали палить по врагу.
Оказавшись в зоне обстрела и перекрыв своим стрелкам возможность стрелять по повстанцам, кавалеристы оказали последним неоценимую услугу. Придя в себя, бойцы народной армии выставили вперёд два пулемёта и с малого расстояния кинжальным огнём стали поливать конницу и всё, что было за ней. Теперь уже красные дрогнули. Кавалеристы бросились спешно уходить из зоны обстрела, а пешие бойцы дали задний ход и укрылись за крайними избами села. Пантелеевич мгновенно оценил обстановку и крикнул: - С флангов заходите. Зажимайте красных гадов в кольцо!. Не зная реальных сил противника, он посчитал, что те, с которыми они встретились на околице и есть вся их мощь.  «Около ста стрелков будет. И кавалеристов не боле тридцати. У красных пулемётов больше, но мы в живой силе превосходим раза в четыре. Давить их надо пока не опомнились»,- решил Кустов и рванул вперёд вместе со своими бойцами. Натиск был таким мощным, что красные в панике побросали позиции и отступили в глубь села, в сторону центральной площади.
Но произошло непредвиденное. В тыл народной армии вначале ударила конница, под командованием Лушникова, а вскоре к ним присоединились и стрелки, форсировавшие остров с западной стороны. Растянув силы для замыкания кольца, Пантелеевич потерял над ними управление и вовремя не смог остановить неизвестно откуда взявшихся в тылу красных. Началась страшная бойня. Повстанцев кавалеристы уничтожали безжалостно: рубили шашками, расстреливали в упор и добивали штыками. Особенно усердствовал сам Лушников. Он словно озверел. Стрелял и рубил всех, кто попадал на пути. Налитыми гневом глазами командир эскадрона не замечал поднятые руки бойцов народной армии и лица, молящие о пощаде. Рубил яростно, с плеча, мстя за своё поражение в предыдущем походе. Как капусту рубил.
Утреннее летнее солнце быстро поднималось над тайгой и через пелену дыма, освещало панораму ночного боя. Кругом валялись поверженные повстанцы и редкие трупы красноармейцев.
Бой продолжался часа три. По всему селу полыхали избы, сараи и изгороди. Раздавались истошные женские вопли, стоны раненых и отчаянные крики бойцов, вступивших в братоубийственную схватку. Раненный в правую ногу, Пантелеевич лежал за поленицей дров в чужом дворе и редко, но прицельно стрелял. Старый вояка понимал, что ни только он, но и восставшие сельчане в целом обречены на погибель и унижения.  В эту минуту он не свою жизнь жалел, а переживал за судьбу села и его граждан. «Подвёл я их. Очень подвёл. Проворонил подготовку красных к нападению на село. Надеялся, что не рискнут они идти в атаку по большой воде. Плохо, что уже не будет возможности исправить всё это», - невольно подумал Пантелеевич. 
За спиной молнией мелькнула тень всадника, и на голову опустилось острое лезвие клинка.  Тело дёрнулось в предсмертной судороге и затихло.
Лютая возвращалась с правого фланга оборонительных сооружений. Короткая летняя ночь только, только угомонила на отдых птичек, зверей , окружающую природу и даже назойливых насекомых. Тихо, безветренно, а потому даже душно. Привыкшая к ночным блужданиям по оборонительным позициям народной армии, Лютая чувствовала себя уверенно и спокойно. Посмотрев вверх, на мерцающие звёзды, она тяжело вздохнула и прошептала:  «Как хорошо на белом свете. Жаль только, что жизнь короткая и даётся один раз. И почему людям не живётся спокойно? Всё правду какую-то ищут и глотки за неё друг другу рвут. Заморочили им головы пустыми сказками о хорошей жизни городские бездельники, которые привыкли  не работать, а красиво время проводить, сытно есть и сладко пить. Ну, кому из крестьян эта война нужна? Им пахать, сеять, да урожаи богатые собирать надо, чтобы достаток иметь и род человеческий продолжать. А этим революционерам власть подавай. Зачем им власть, если они не знают, как страну накормить. Почитывали бы себе книжечки, да мазурку танцевали»  Потом резко одёрнула себя и уже громче произнесла:  «Куда это разведчики запропастились? Что-то не ладное деется вокруг нашего села. Может, пока меня не было, Пантелеевич уже встретился с ними?».

Глава восемнадцатая

Едва переступив порог штаба, Лютая услышала стрельбу, раздающуюся  на западной стороне  села. «Где это могут стрелять? Неужели на нашем берегу?», -подумала она и сердце  тревожно заныло. В это время из дежурной комнаты выскочил испуганный дневальный. - Разведчики не вернулись?,- спросила Лютая. - Санька Краснопёров полчаса назад заходил. Я его к вам на берег отправил,- скороговоркой ответил дневальный. - А Пантелеевич не приходил?. - Нет. Как ушёл с тобой засветло, так больше не показывался».
В это время выстрелы на берегу уже не прекращались. А после очередей из пулемётов, они стали быстро перемещаться в сторону окраины села. Не понимая ещё до конца происходящие события, Лютая выскочила из штаба и рванула бегом на площадь. Она намеривалась колокольным набатом известить Заболотное о нападении красных.
На площади уже собралась кучка перепуганных граждан, среди которых был отец Акулины и сын Митя. А когда она поравнялась с ними, на православной церкви тревожным голосом «заговорил» колокол. Чтобы люди услышали, Лютая, что было мочи в голосе, закричала: - Граждане, не толпитесь на площади. Разбегайтесь по домам и прячьтесь, кто, где может. Сражаться с красными будут только те, у кого есть оружие. В это время со стороны Преображенского прилетели зажигательные снаряды, выпущенные из мощных орудий.  Тут же вспыхнули два дома и баптиская церковь. Не дожидаясь повторного обстрела, люди стали покидать площадь и прятаться.
Брезжил рассвет. Лютая стояла одна посреди площади и лихорадочно  думала, что дальше делать, куда бежать. А стрельба в это время неумолимо перемещалась в сторону центра села. «Надо вернуться в штаб. Пантелеевич, наверняка там ждёт»,- приняла она, наконец, решение.  Но в штабе её встретил всё тот –же дневальный. Взглянув на него, Лютая поняла, что спрашивать о Кустове нет смысла. Её верного помощника в помещении не было. Она повернулась и собралась было бежать на берег, где были сосредоточены главные силы народной армии, как в ту же секунду несколько зажигательных снарядов попали в крышу штаба, и, пробив потолок,  шипящими  искрами упали на пол, отрезав путь к дверям. Лютая и дневальный метнулись к окнам. С трудом, выбив  рамы вместе со стёклами, они выпрыгнули на завалинку. В это время ещё несколько снарядов попали в избу и разворотили часть стены. Огромные бревна, перебитые пополам, повалились на землю. От удара по голове и спине Лютая потеряла сознание. Пламя широкими зловещими языками стало облизывать избу со всех сторон.
Благополучно добравшись до острова и, оттеснив пулемётным огнём, малочисленные силы повстанцев, Степан со своим отрядом первым ворвался в село. Не встречая серьёзного сопротивления, он стал продвигаться в южном направлении, где были построены мощные заградительные линии и находились основные боеспособные силы повстанцев. Буров не хотел лишнего кровопролития среди граждан села и собирался обойтись малыми потерями в живой силе. Но осечка на краю села, где его отряд вынужден был пятиться от превосходящих сил повстанцев под командованием Кустова, заставила его принять самые решительные меры. Соединившись с отрядом Лушникова, подоспевшим во время на выручку,  он приказал красным стрелкам и кавалеристам без жалости и снисхождения уничтожать бойцов народной армии. Степан видел, насколько жесток и беспощаден был с его односельчанами командир эскадрона кавалеристов, но одёргивать его не спешил.
Бой ещё не затих, когда Буров решил разыскать и арестовать главарей бунта. Он взял с собой двух кавалеристов и направился в центр села. Улица, по которой отряд продвигался, была пустынной. Догорали подожжённые артиллеристами дома, на обочинах дороги  и во дворах валялись безжизненные тела повстанцев и даже домашние животные, оглушённые артиллерийскими раскатами, пулеметной трескотнёй и предсмертными криками людей, попрятавшись в пригонах, хлевах и палисадниках, не подавали признаков жизни. 
Оказавшись на площади напротив церквей, Степан заметил одинокую фигуру в монашеском одеянии, которая стояла на коленях и неистово крестилась. Он остановился  около неё, спешился и, резко дёрнув за плечо, спросил: - Где штаб главарей бунта?. Молящийся даже не повернулся и продолжал креститься. Разозлённый Степан схватил его за шиворот, поднял с колен, встряхнул и повторил вопрос: - Я спрашиваю, где штаб бандитов? Или ты ждёшь, когда мои бойцы нагайками по твоей спине пройдутся?. Молодое лицо испуганно перекосилось, по всему телу пробежала дрожь и, сильно заикаясь, он произнёс, показывая рукой: - Вон их штаб. Раньше там сельский совет был. - Кто у них главный?,- спросил Степан. - Лютая. Она недавно туда убежала, - ответил молящийся. Степан выпустил тщедушное тело из своих крепких рук, вскочил на Буланку и помчался по известному ему направлению. Сопровождающие кавалеристы последовали за ним.
Какое –то непонятное и странное предчувствие преследовало Бурова на протяжении всего времени, что он занимался подготовкой к нападению на Заболотное и во время его штурма. Вот и сейчас, мчась на махах к бандитскому логову, он вновь ощутил чувство тревоги. Увидев догорающее здание сельского совета, Степан подъехал к нему на близкое расстояние и остановился. Внимательно, как смог, он осмотрел территорию, затянутую едким дымом, но ничего подозрительного не заметил. Хотел уже разворачивать Буланку, как вдруг услышал приглушённый стон, раздающийся из завала тлеющих  брёвен. Степан соскочил с коня, вытащил из портупеи наган и направился на звук. Сажень, другая и перед ним открылась ужасающая картина. Под разбитым снарядом  бревном лежала женщина в догорающей одежде, с обожженными до черепа волосами, и с покрытым чёрной копотью лицом.
Не сразу поверив своим глазам,  слушая только занывшее сердце и внутренний голос, Буров с ужасом понял, что перед ним лежит его жена, которую любил,  всегда помнил,  и к которой ехал на побывку.   
- Акулина! Родная! Потерпи немного, я сейчас спасу тебя! , -выкрикнул он и решительно бросился на выручку. Но в это время невдалеке прозвучал пронзительный детский голос: - Не тронь мамку! Убью!.
Степан не успел повернуться на крик, как прогремел выстрел. Буров машинально сделал два шага вперёд и замертво свалился на землю рядом с Акулиной. Митька  бросил карабин, перескочил через Степана и упал на колени перед матерью. Приоткрыв на исходе последних сил глаза, Акулина тихо произнесла: - Что ты наделал, сын? Это  же твой папка. И её голова безжизненно повернулась на бок. Митька в беспомощности положил руки на  голову матери и громко, навзрыд заплакал.
Всё так быстро произошло, что сопровождавшие Степана кавалеристы, находившиеся  невдалеке,  даже среагировать не успели, а когда поняли, что случилась трагедия, спешились с коней, подбежали к телам и сидящему рядом с ними мальчишке и в недоумении развели руки. - Кто стрелял?, -спросил один из них Митьку. Но пацан рыдал так, что не смог выговорить не единого слова. - Видно кто –то из бандитов рядом находился. Вон видишь, ружье валяется,- сказал другой и направился в сторону карабина. Вскоре раздался его возглас: - Э, товарищ, да это знатная находка. Оружие принадлежало заместителю уездного военного комиссара  Хрусталёву, который погиб при первом нападении на село. Очень он дорожил и гордился им. - А ты откуда знаешь?. - Так я с ним во многих боях участвовал. Героический был командир, - ответил бывалый.  - Ладно. Поехали докладывать Лушникову. Сейчас он с нас шкуры снимет, за то, что не  уберегли командира особого воинского соединения.
Они погрузили безжизненное тело Степана на его лошадь и медленно тронулись в сторону центральной площади.
Но Лушникову было не до них. Он сам был тяжело ранен и лежал на кровати в избе одного из повстанцев, который выстрелил в него, когда боевой командир мчался по улице мимо. Повстанца и его жену кавалеристы зарубили тут –же во дворе, а Лушникова занесли в дом и перевязали рану.       
Командование особым воинским соединением принял на себя командир стрелкового взвода Иван Петрилин. Первым делом он приказал кавалеристам в срочном порядке доставить раненного Лушникова в волостную больницу Воздвиженска, а Степана в уездный центр.
– С заслуженными почестями боевого командира необходимо похоронить, - пояснил он.  Затем, собрав на площади оставшихся в живых граждан Заболотного, Петрилин  обязал их в течение суток вырыть на лесной пустошке, подальше от погоста, общую яму и закопать в ней всех убитых бандитов.
Некоторое  время Митя никак не мог справиться с рыданьем. Крупные слёзы непрерывно катились по чёрным от дыма и копоти щекам, оставляя разводами за собой следы. Наконец, он  затих, посмотрел на изуродованную огнём до неузнаваемости мать и решительно вскочил на ноги. – Я не отдам тебя этим большевикам! Я не кому тебя не отдам,- выкрикнул Митька и, схватив попавшуюся под руки доску, стал яростно сбивать пламя с горящего  бревна, лежащего на матери. Потушив огонь, паренёк подсунул под него доску и осторожно начал сталкивать в сторону. Давалось это ему тяжело, но Митька не отступал. И как только высвободил мать из  завала, крепко вцепился в ёё безжизненные руки и волоком потянул за пределы пожарища. Сантиметр за сантиметром, сажень за саженью, главное, чтобы  подальше от этого трагического места и глаз злых людей.
          Дотащив мать до заросшего крапивой и коноплёй рва,  Митя скатил её на  дно, накидал сверху ивовых веток и побежал в сторону своей избы.  «Ночью перевезу маму на остров и там захороню. Здесь ей и мёртвой покоя не будет»,-  по взрослому рассудил восьмилетний паренёк.
      Ближе к полночи, Митя вытащил из сарая самодельную тележку на деревянных колёсах, положил на неё лопату и, оглядываясь по сторонам, направился к оврагу. После того, что он испытал и пережил за последние часы, страха в нём не осталось. Мысли, душа и сердце были наполнены возмущением, гневом и ненавистью к тем, по чьей воле и злому умыслу он остался сиротой. Жажда мести в этом маленьком, но сильным духом человечке, росла всё сильнее и сильнее. 
        Вытянув мать со дна оврага и, положив её  на тележку, Митя медленно тронулся в сторону  озера,  где на якоре стояла  небольшая лодка деда. Собрав все силы и потратив много времени, паренёк с большим трудом перегрузил в неё тело матери и поднял со дна металлический якорь. Затем столкнул лодку с мели  и ловко в неё забрался. Ночь была тихая и лунная. Через час Митя причалил к небольшому островку, который служил знакомому сельчанину, убитому красными в первое нападение на село, убежищем во время рыбалки и охоты, а также надёжной базой для утаивания продовольствия и зерна от продразвёрсточников.
           Небольшую могилку Митя выкопал ближе к рассвету. Из найденных на острове горбылей,  устроил полик, обложил по кругу земляные стенки, постелил на дно плотную мешковину и медленно опустил на неё тело матери. Постояв над ней минут десять, Митя накрыл покойную ещё одним куском мешковины, уложил поверх его несколько горбылей и стал  закидывать яму землёй.  Закончив с погребением самого дорогого ему человека и приведя  островок в порядок, какой был до его прибытия, Митя сел в лодку и направился в сторону села, где хозяйничала советская власть, решая судьбы его односельчан.
          «Прощай мама. Я буду часто тебя навещать. А стану взрослым, обязательно отомщу тем, кто осиротил меня и погубил всё Заболотье»,- недетские мысли созрели в голове  восьмилетнего мальчишки, которого впереди ждала трудная, полная трагических испытаний жизнь. 
               
Прибывшие в Заболотное после его захвата  военный уездный комиссар Венедикт Орлов и губернский председатель чрезвычайной комиссии Александр Дятлов, произвели аресты всех граждан мужского пола от 17 до 50 лет и оставшихся в живых женщин из батальона Маньки Забродиной. Поиски главной зачинщицы бунта – Лютой ни к чему не привели. Всё село было перевёрнуто вверх дном, все дома и постройки обысканы красными не на раз, и безуспешно. Её родителей и сестёр даже пыткам подвергали, но что они могли сказать, если сами ничего не знали о судьбе Акулины.
– Найдём, куда она от нас денется. Если не сегодня, то в ближайшие дни, - пообещал председатель губернской ЧК  Дятлов. – Хорошо бы. А мы организуем показательный судебный процесс с широкой оглаской в средствах массовой информации. Пусть все узнают, как советская власть поступает с теми, кто идёт поперёк её воли и воли народной,- заверил Венедикт Орлов 
После допросов и  очных ставок было отобрано около семидесяти активных участников восстания, которых этапом отправили в уездный центр для дальнейшей с ними работы.
Не доходя до деревни Пихтовка , колонну повстанцев попытался отбить небольшой отряд местных партизан. Но, получив жёсткий отпор со стороны хорошо вооружённого конвоя и потеряв убитыми несколько бойцов, отряд скрылся в сосновом бору.
   Однако, несмотря на выигранный бой, нападение небольшого отряда партизан напугало командира конвоя и заставило его задуматься. Чтобы не рисковать выполнением задания и самим не попасть в руки бандитов, командир конвоя дал указание своим бойцам расстрелять всех пленных. Мужиков и женщин выстроили в три ряда, установили напротив  пулемёт и дали по ним несколько длинных очередей. После того, как пленные попадали на землю, командир конвоя крикнул: - Кто живой, поднимайся. Пленные покорно встали. По ним вновь прошлись пулемётные очереди. И так несколько раз, пока не добили всех бунтовщиков.
Сложив трупы поленицей, красноармейцы обложили её сухим хворостом и подожгли. Вскоре чёрный смолянистый дым с резким запахом горящего человеческого мяса заполнил всё окружающее пространство.
Совершив страшное преступление в рамках революционной необходимости, командир конвоя повёл своих бойцов в сторону уездного центра, чтобы получить новую команду от советского начальства на продолжение убийств единоверцев и единокровников. 

Победа над повстанцами взбунтовавшегося села красным далась  нелегко. За время ночного боя навечно выбыло из строя двадцать семь опытных стрелков, включая командира, и более десяти было тяжело ранены.  Не досчитался девяти кавалеристов и кавалерийский эскадрон.
Но несравнимые потери понесла народная армия села Заболотье. Больше двухсот пятидесяти человек, включая расстрелянных и сожжённых пленных, полегли в родную землю.  Из них двадцать пять женщин и семнадцать молодых парней. Они мужественно защищали свой клочок земли  от произвола и несправедливости большевистской власти, но силы оказались неравными и они проиграли.



P.S.  Страшное слово - «Война», а ещё страшнее, когда к нему добавляется слово «Гражданская». В первом случае оно несёт ни только горе, слёзы и смерть, но и великую гордость за подвиг нации, храбро сражавшейся и победившей иноземного захватчика. Во втором сочетании, слово является великим позором нации, которая, оболваненная политическими авантюристами, в основном инородцами, жаждущими власти и богатства, уничтожает себе подобных, сынов и дочерей страны, доставшейся им от общих предков.   
 Когда же, наконец, наш народ выучит уроки истории и прекратит совершать губительные для нации ошибки. Так ведь и великую страну- Отчизну навсегда потерять можно.