20 марта Костя Леонов вместе с отрядом добровольцев прибыли в Оренбург. Через пару дней отряд Матвея Маслова направили на укрепление гарнизона города Соль–Илецка, в районе которого активно действовали отряды казаков, возглавляемые бывшими царскими офицерами. В Соль–Илецке отряд вошёл в дружину Петра Александровича Персиянова – убеждённого большевика, матроса Балтийского флота и уроженца города Соль–Илецка. Он разведал, что в станице Изобильной казаки готовят наступление на Соль–Илецк. Персиянов с небольшим отрядом решил отправиться в Изобильную, чтобы разъяснить трудовым казакам политику Советского государства, убедить их не поддаваться на провокации офицеров.
Предпринятая экспедиция была крайне рискованным и смертельно опасным мероприятием, на которую, пожалуй, не решился бы ни один здравомыслящий командир, но только не матрос Персиянов. О нём в Соль–Илецке и его окрестностях ходили легенды, как об отчаянном, бесстрашном большевике–ленинце, беззаветно преданном делу революции. Персиянов и на этот раз решился пойти без малейших колебаний с небольшим отрядом добровольцев в самое логово врага, считая, что этого требует общее дело. Из вновь прибывшего отряда Матвея Маслова он взял с собой в Изобильную Константина Леонова и ещё двух большевиков из бывших солдат.
Персиянов с пятнадцатью красноармейцами и сестрой милосердия 27 марта направились в станицу Ветлянскую, где они провели собрание казаков. На нём был избран станичный совет, который возглавил большевик Яков Чигвинцев. Утром 28 марта отряд Персиянова уехал в станицу Изобильную и провёл там собрание жителей. Туда же приехал Чигвинцев и предупредил Персиянова о том, что над ним и его отрядом казаками готовится расправа. К вечеру, полностью выполнив свою миссию, отряд возвратился в Ветлянку и остановился в доме у местного казака Андреева, заперев ворота с калиткой на замок.
Вслед за ними в станицу Ветлянскую прискакали две сотни белоказаков из станиц Изобильной и Буранной под командованием полковника Донецкова. Казаки окружили дом Андреева. Костя Леонов выглянул в окно и в надвигающихся сумерках разглядел на улице у их ворот трёх офицеров и отряд конных казаков. Затем он кинулся к противоположному окну дома и увидел на улице спешившихся казаков с винтовками наперевес.
«Пётр Александрович, дом окружён со всех сторон. Что будем делать?» – растерянно спросил Костя, отпрянув за косяк оконной рамы. «Обложили, сволочи! Ничего, не робей Константин Николаевич. Для моряков – это пыль! Мы тоже не пальцем деланы. Я и не в такие передряги попадал. Как видишь, жив пока» – уверенно ответил Персиянов. Он достал из кобуры свой двадцатизарядный маузер и выбил рукояткой стекло в окне. Костя с револьвером в руке и красноармейцы с винтовками расположились возле окон по периметру дома.
К воротам подошёл офицер в погонах есаула и, постучав в них рукояткой револьвера, крикнул: «Открывайте ворота! Вы окружены, сопротивление бесполезно. Советую всем сложить оружие и сдаваться!». «Балтийские матросы не сдаются ваше благородие! Попробуйте, только суньтесь сюда! Я вам такой краковяк на мотив «яблочко» исполню, что мозги от забора не отскребёте» – пригрозил Персиянов.
«К чему вам лишние жертвы комиссар, тем более, мы знаем, что с вами барышня? Хоть её пожалейте. Воевать мы с вами не собираемся, а просто забросаем гранатами. Сдайте оружие и мы сохраним вам жизнь, если вы немедленно уедете из станицы и больше никогда не явитесь сюда» – продолжал убеждать есаул. «Вот уж, правда, баба на корабле, как матрос на козле. Не надо было её брать. Как было бы всё просто» – с досадой в голосе сказал Пётр.
Он подошёл к разбитому окну и крикнул в него: «Кто у вас старший? Отзовись!». «Я, полковник Донецков» – ответили с улицы. «Полковник дайте слово офицера, что отпустите нас, если мы сдадим оружие» – крикнул Персиянов. «Мы вас не тронем, я даю вам слово офицера!» – выкрикнул в ответ полковник. «Обманут они Пётр Александрович, нельзя сдавать оружие» – неуверенно сказал Костя.
«Выхода нет Костя. Силы не равны, их там сотни две. Ничего не поделаешь, придётся нам поверить на слово их высокоблагородию» – ответил Персиянов. Отряд с оружием в руках в полном составе вышел из дома во двор. Ворота отворили. В них вошли полковник и есаул с казаками. Полковник Донецков приказал немедленно сдать всё оружие. Красноармейцы не тронулись с места. Они начали складывать оружие на землю и расходиться к своим лошадям лишь после приказа Персиянова.
После того, как последний красноармеец сдал оружие, полковник Донецков вдруг выстрелил в него из револьвера и убил. Тогда Персиянов подошёл к нему вплотную и сердито сказал: «Где же ваше слово офицера, гражданин полковник? Или теперь у вас слово не воробей, с воза упало, не вырубишь топором?» В ответ полковник с руганью взмахнул шашкой, разрубив ей правое плечо Персиянову. Тот бросился бежать через калитку на улицу, но полковник догнал его и застрелил. Казаки начали стрелять и рубить красногвардейцев. Зарубили и сестру милосердия.
Михаил растерянно смотрел на всё происходящее. Он многое повидал за годы войны. Много раз видел смерть своих врагов, сам убивал их. Только враги были с оружием в руках и могли защищаться. Но, чтобы он или его бойцы со звериной яростью, остервенением и жестокостью убивали безоружных, беспомощных людей, такого видеть ему не доводилось. Он с чувством отвращения отъехал за сарай, не в силах наблюдать эту бессмысленную бойню русских людей. К нему подбежал Егор Медведев, который вынес на своих плечах избитого во дворе молодого красноармейца.
«Куда его девать, ваше благородие? Забьют казаки до смерти парня. Еле отбил его» – взволнованно пояснил Егор, положив красноармейца на землю. Михаил наклонился над ним и вдруг с удивлением узнал в пленном Костю Леонова. «Костя, а ты как здесь оказался?» – спросил его Михаил. «А, и вы здесь, Михаил Петрович?» – с трудом вымолвил Костя окровавленным ртом, видимо плохо понимая, что происходит вокруг. «Егор, проведи его незаметно до околицы и отдай ему свою лошадь» – приказал он Медведеву. «Понял командир, всё будет исполнено в лучшем виде, можете не сомневаться» – заверил Егор.
Он взвалил Костю на плечи и скрылся в кромешной темноте улицы. Затем Егор переложил его на лошадь поперёк седла и повёз вдоль тёмной улицы за околицу станицы. Там он усадил Костю в седло и, улыбаясь, сказал: «Повезло тебе паря, видно маленьким говна ел. Скажи спасибо командиру, а то бы тебя казаки на куски нарубили. Дальше дуй напрямки по этой дороге и никуда не сворачивай. К рассвету доберёшься до Илецкой. Да смотри, к нам снова не попадайся, так может больше не подфартить».
Несколько красноармейцев, оставшихся в живых после учинённой расправы, казаки погнали за собой в станицу Изобильную. Раненых привязывали за ноги и волокли по дороге за санями. По пути всех пленных спустили под лёд в реку Илек. Михаил возвращался в станицу вместе с полковником Донецковым. Он в задумчивости молчал всю дорогу и с неохотой отвечал на вопросы полковника, который был явно доволен проведённой операцией и пребывал в отличном настроении. «Что с вами капитан, уж не заболели ли вы?» – спросил он у Михаила, заметив его угрюмый вид.
«Да нет, я совершенно здоров. Просто не люблю, когда безоружных людей убивают. Ведь вы же им слово офицера дали, господин полковник, или оно для вас ничего не значит?» – с горькой усмешкой спросил Михаил. «Ах, вот в чём дело! Какое может быть слово офицера для этих голодранцев. Они всю Россию кровью и слезами залили, и это только начало. Уж поверьте мне капитан, комиссары бы нас с вами пустили в расход без всякого сожаления. Для борьбы с этой заразой годятся любые методы. Так что, Михаил Петрович, вы свои сантименты и сомнения извольте сразу отбросить в сторону. Большевики такие же для нас враги, как и немцы, а может, даже хуже» – с уверенностью ответил полковник.
Тем временем они уже въехали в станицу Изобильную. Михаил перекрестился, проезжая мимо церкви. «Приходите ко мне на ужин Михаил Петрович, если же, конечно, не побрезгуете. Все наши офицеры будут, вы познакомитесь с ними поближе, как говорится, в неофициальной обстановке» – пригласил его полковник Донецков. «Спасибо, я сыт, господин полковник» – ответил Михаил и, пришпорив коня, поскакал к хате, где он разместился на постой вместе Сергеем Красновым и Егором Медведевым.
Они опередили Михаила и уже сидели за столом в ожидании его на ужин. Он вошёл в избу и, не снимая шинели, устало опустился на скамейку. Затем, облокотившись на стол, мрачно обратился к Сергею Краснову: «Налей мне Серёга самогонки. Давайте по русскому обычаю помянем невинно убиенных соотечественников. И пусть земля им будет пухом». Сергей разлил самогон по стаканам, и они, молча, не чокаясь, выпили их содержимое.
Михаил долго не мог заснуть этой ночью. Перед ним вставала картина жестокой расправы над красноармейцами в станице Ветлянской. Он вдруг отчётливо понял, что попал на какую–то абсолютно другую, ещё непонятную для него войну, где сошлись в жестокой смертельной схватке люди одной страны и одной веры, говорящие на одном языке и думающие одинаково, несмотря на все их разногласия и кажущееся их различие. Под разными красивыми лозунгами и идеями был запущен процесс самоуничтожения целого народа. И как его можно остановить Михаилу было не понятно. Он понимал только одно, что победителей в этой войне не будет.