Русалка

Григорович 2
Она запамятовала, кем была доселе. Только переставши быть отроковицей, или девицей во цвете лет? Смутные видения прошлого ещё, нет-нет, бередили её потерянную душу, заставляя трепетать умолкнувшее годы назад… Нет! Столетия, сердце, а со временем и вовсе становясь всё расплывчатее и бледнее, оставляя после себя муторное чувство недосказанности и неясности. Помнилось только вероломство мил-друга, да неутолимое желание вновь обрести неизбывную радость, готовую разорвать живое, тогда ещё, сердце на сорок сороков клочков, забыться в небывалой дотоле неге, вновь и вновь умирая от счастья, и возрождаясь, подобно былинной жар-птице.

Самое, что ни на есть, яркое её воспоминание было неразделимо связано с детством, когда летними днями она беззаботно бегала по кромке воды, разбрызгивая бисеринки капель влаги, перлами сверкавших в жарких лучах солнца, суровой, с началом осени, а пока ласковой и тёплой реки. Думалось ли ей тогда, что река навсегда станет её домом? Наверное, нет. Она была легка и наивна, как июльское облачко, разглядывающее своё отражение в глади воды, не ведая, в этой недолгой жизни о злых ветрах, способных разметать его без остатка по небу, об огромных тёмных зимних тучах, готовых целиком поглотить его, и унести на край света, к вечным снегам и безрадостным ледяным пустыням. Догадывалась ли она о своей несчастной судьбе, уготованной ей жестокими богами? Нет, конечно. Никто в этом мире, кроме мудрых волхвов, не знал будущего, и даже закалённые в битвах воины не прочили себе скорой погибели от копья или меча супротивника. Не знала о грядущих бедах и она, росла как придорожный цветок, не помышляя, что кованый обод колеса повозки самой Макоши может в любой миг вдавить её в сухую дорожную пыль, и покатиться дальше, безразличным к предсмертным мукам пока ещё живого безответного существа.
Так, спустя нЕдолго и случилось. Ладо её, корысти ли, норова ради, заслал сватов к богатой, да знатной. Не вынесла душа девичья обиды лютой, и молвы людской недоброй. Бросилась девонька с берега крутого в реку-заступницу. Так и стала она русалкой, нечистой силе на потеху, чеснОму люду на страх и мысли греховные. Много воды в реке с тех пор утекло, не мало молодых, да ладных на её дно она утянула. Всех уже и не упомнить. А только нет покоя мечущемуся духу, нет замены неразделённой, попранной любви. Вот и выходит она На Зелёные святки из воды на сушу на всё лето. Беду, кому не то, готовит. Не найдёт никак дОбра молодца, всё мелюзга какА, что в сети нерадивых рыбалей попадается. Скучно ей, от душ измельчавших. Нету у неё на них жалости. Извести бы под корень всё их племя непотребное, и весь сказ…

***

Илья с друзьями собирался на рыбалку. Давно сговорились, да всё не случалось. То машина у кого в ремонте, то работа, то у жены аллергия на рыболовный промысел вообще, и на рыбную ловлю, в лице благоверного, в частности. Словом, извёлся весь, пока сподобились. Зато потом… Сказка! Погода шепчет. Иван Купала завтра, а на следующий день Феврония-русальница. Говорят, русалки об это время особо озоруют, но да то всё бабкины сказки. Сам Илья русалок не видел, но рыбацкие байки о зеленоволосых дЕвицах, расчёсывающих волосы, сидя у воды, неведомо откуда взявшихся, не принимая на веру, чтил вполне. Не обошлось и без мелких неприятностей. Никита, увалень, жену с собой прихватил. Жену, и на рыбалку! С ума соскочить. Оправдывался, что она за повариху у них будет. Эка подмога, а то без бабы бы не управились! Ну, да ладно. Нинка, девка вроде свойская, ещё до свадьбы-женитьбы в их компании тусовалась, может, и не огорчит. А в целом, несмотря ни на что, всё здорово. Солнышко светит, теплынь. Мотор сыто ворчит под капотом мощного внедорожника. В конце рабочего дня, перед выходными, «генерал-аншеф ему руку жал» - начальник лично похвалил за отличную работу, и выразил общее мнение руководства, что в лице его, Ильи, фирма приобрела ценного сотрудника. Всё пучком! А впереди два дня выходных, река, старые, с детства, друзья, рыбалка, выпивка, куда ж без неё? И ещё чуть меньше двух месяцев лета, которое в их краях последние годы было на зависть курортной Европе.

На заранее оговоренное место шли тремя машинами. В «паджеро» Ильи Никита с женой, в Севиной «ниве» Мишка с Борюсиком, поди уже пивом накачиваются, а Пашка с Лёшиком на «патриоте» пикапе, с кузовом, под завязку, забитым палатками, надувными лодками, и прочими необходимыми, для рыбалки с ночёвкой, вещами.

От города поднимались вверх по реке, на давно облюбованное место. Не то, что там особо рыбы много было, красиво просто. Лес, подступающий прямо к воде, поляна с замшелыми камнями, один из которых, с плоской верхушкой, они приспособили под стол, противоположный берег, с отвесными скалами, тоже поросшими поверху берёзами и елями. Пресытившиеся «египтами» и «турциями» туристы, с некоторых пор зачастившие в их «пенаты», об этом месте пока ещё не знали, так что, встреча с шумной компанией «понаехавших» им вряд ли грозила.
 
К позднему вечеру пятницы выехали на знакомую поляну. Разбили палатки. Натаскав дров, разожгли костёр. Нина наскоро приготовила нехитрый ужин, из припасов, что захватили с собой. Посидев у костра, и проредив запасы спиртного, отправились на боковую. В просторной палатке Ильи разместились уже «размякшие» Миша с Борей, Никита с Ниной уединились в семейном «вигваме», а Павел и Лёша устроились в «паджеро», разложив сиденья, посчитав, что из-за пары ночей корячиться с палаткой не имеет смысла. «В такой тачке не поездить, так хоть поспать», - дружно заявили они, затаскивая в машину спальные мешки.Сева тоже поленился палатку ставить.

Илья был в их компании самым удачливым. Отучился в Москве, вернувшись, устроился в процветающую частную фирму. Денег он имел не в пример друзьям, работавшим на одном из немногих сохранившихся в городе предприятий. Те, что называется, звёзд с неба не хватали, но были верными, надёжными товарищами, которых он не променял бы ни на одного, мнящего себя «крутым» столичного хлыща, взявшего «шефство» над приезжим провинциалом. Записаться в таковые, оказалось немало. Илья, как с картинки, был похож на исконного русича: рослый, широкоплечий, с приятными, и одновременно мужественными чертами лица, которые украшали серо-голубые, всегда распахнутые навстречу новому, глаза «непуганого лоха», при всём выше сказанном, готового за свою правду легко «отметелить» пару тройку зарвавшихся аборигенов. На курсе его любили, и таскали за собой по московским тусовкам. Насмотревшись на «мажоров», Илья, отучившись, рванул домой, от всей этой насквозь пропитанной фальшью столичной жизни, словно побывав на инопланетном космическом корабле, экипаж которого ничего не знал о жизни его сородичей, а если честно, то и знать не хотел. Вот уже десятый год он на родине, и ни на секунду не пожалел, что не остался в так и не ставшей ему близкой Москве. Побывав же во второй «столице», Илье припомнились пушкинские строки:
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
Он почувствовал себя Евгением из «Медного всадника», маленьким, не пришедшемся ко двору человеком. Ему привиделся родимый край, где ни суровая река, ни грозные скалы, никогда не пугали его так, как музейная красота Питера, и инородные скопления небоскрёбов в Москва-Сити, столицы нынешней. Ему вдруг страшно захотелось домой, в свой понятный и простой мир, где нет натянутых улыбок, и неуёмной жажды наживы.
«Домо-о-о-ой там так сладко бьется
Сеpдце севеpных гоp
Домо-о-о-ой снова остается
Бесконечный пpостоp за спиной…», - словно заведённый напевал он всю дорогу.

Дома его встретили повзрослевшие, уже семейные, нажившие детей друзья, не забывшие его, и по-прежнему верные. Как же он был тогда счастлив!

У самого него с семьёй пока не сложилось. Много работы, карьера. Да и московские барышни, весьма к нему благосклонные, оставили свой неизгладимый след в отношении к противоположному полу. Всё ему мнилось, что местные красавицы не дотягивают до уровня столичных фемин.
 
Так и жил Илья бобылём, по будням, нечасто, проведывая матушку с отцом, а по выходным встречаясь с друзьями, в некогда облюбованном ими баре с бильярдной.

В такие поездки, с ночёвкой, они выбирались нечасто. Жёны, дети, обычные для семейных людей хлопоты. И вот свершилось! Они, как и много лет назад, снова здесь, на том же месте. Даже отбивающаяся в соседней палатке от нетрезвых приставаний Никиты Нина, не в силах помешать их проверенной временем дружбе.
Не сумев заснуть под исполняемый дуэтом Пашей и Лёшиком "марш храповицкого", Илья выбрался из палатки, и пошёл на берег реки.

В неверном свете луны он увидел стройный девичий силуэт, стоявший на вросшем в песок камне у воды. Длинные, ниже спины, распущенные волосы девушки, украшенные венком из цветов, колыхались от лёгкого ночного ветерка, придавая её виду некую зыбкость, словно та была миражом, случайно занесённым откуда-то издалёка в эти места…

***

Она узнала об их приближении сразу, задолго до того, как их самодвижущиеся, смердящие угаром повозки выехали на лужайку. Наблюдая за ними из-за деревьев, она сразу заметила Его, своего суженного, которого ждала столько лет. «Он! Он!  - твердила она, как заведённая, пожирая его глазами, - Свершилось! Боги смилостивились надо мной. Я возьму его с собой в свой мир, и горе тому, кто посмеет мне препятствовать в этом!».

Проследив за их ватагой до ночи, она ревниво заметила среди них женщину. Нет, она не видела в ней соперницу. Та была с другим молодым мужчиной, да и выглядела не лебедью белой. Рано располневшая, обычная земная баба. Видно, что замужняя, хоть и с не прибранными волосами, без шамшуры на голове. Но она несла в себе опасность, чары русалок на женщин не действуют. Эта может помешать её замыслу. Мужчины тоже не к месту. «Ужо устрою я вам! - она скривила губы в недоброй улыбке, - сейчас самая наша сила – русальная неделя. Придёшь ко мне никуда не денешься. - Она смахнула на ладонь пыльцу с зонтика реброплодника, и сдунула её в сторону веселящейся компании, - на реке буду тебя ждать, суженный мой».

***

Илья, удивившись появлению незнакомки в их «вотчине» (дорога сюда была одна, и он не заметил поблизости других машин), решил разузнать у неё, кто она, и как здесь оказалась.

Девушка обернулась, словно почувствовав его  присутствие. В призрачном свете луны Илья, приблизившись, узрел неземную красоту, с огромными, в пол лица, глазами, именно узрел, а не увидел. Он так и замер на месте, приоткрыв рот.

- Вижу, приглянулась я тебе, сокол ясный, - белозубо улыбнулась незнакомка, будто жемчугом одарила, - ты мне тоже на сердце лёг, лишь глянула на тебя.

Илья, ещё не совсем придя в себя, был снова заворожен, теперь уже звуком её глубокого, низкого голоса. В смысл сказанного он не вникал, не обратил внимания и на странный наряд девушки. На ней было что-то вроде длинной, до пят, вышитой по вороту, порванной в нескольких местах, некогда белой рубахе, из под подола которой выглядывали изящные маленькие ступни босых ног. Незнакомка протянула к нему руки, и Илья, интуитивно поняв её намерения, снял девушку с камня. Она была легка, как пушинка.

До рассвета они гуляли по лесу, о чём-то говорили, Илья не запомнил о чём, он пребывал будто в тумане. Туман и вправду был. Он молочной дымкой клубился под ногами, создавая иллюзию нереальности происходящего, словно они по облаку шли. Его непреодолимо влекло к странной незнакомке. Имени её Илья так и не спросил, да и не до того было, он, как губка, впитывал всем своим существом звук её голоса, не вникая в суть ею произносимого, а она всё говорила и говорила…

Наваждение исчезло, когда он боковым зрением заметил наполовину скрытую туманом присевшую под кустиком сгорбившуюся фигуру. «Да это же Нинка! Вот, не к месту-то!», - только и успел подумать он, как та, заорав, как ненормальная, на ходу натягивая джинсы, оленихой, защищающей своё чадо, ломанулась сквозь заросли кустарника в их сторону:

- Сюда, Илюха! Бежим!

Его спутница неприятно вскрикнула, и исчезла, как в тумане растворилась. Илья, покрутив головой по сторонам, уставился на подбежавшую к нему Нину.

- Ну, я бы точно обо…сь, если бы до этого не успела! – зачастила она, - страх-то какой! Не приведи Господь такое ночью увидеть! Ты что, с глузду съехал, с такой страшилищей по лесу разгуливать?

- О чём ты? – спросил Илья, продолжая оглядываться.

- Да о том! Ты с кем только что был?

- С девушкой. У реки с ней ночью встретился…

- С какой девушкой, на хрен! Такая страхолюдина одним своим видом в реанимацию прямиком отправит!

- Чего ты несёшь?! Да я в жизни никого красивее не встречал! – обиделся за спутницу Илья.

- Да ты, никак, с нежитью встретился! – отступила от него на шаг Нина, - видать, верно тётка моя балакала, да я не так, чтобы особо верила. Ой, ёё-ё! Во ты конкретно попал! Пойдём скорее. Валить отсюда надо.

Нина подхватила Илью под руку, и потащила к лагерю.

Странно, но минуту спустя, Илья почувствовал себя так, будто он неделю ходил по лесу. Голова гудела, страшно хотелось есть и пить, ноги тряслись и под-кашивались. Ему даже пришлось опереться на плечи Нины, чтобы не упасть.
Только добравшись до костра, в который Нина перед «прогулкой на пленэр» подкинула дров, Илья заметил, что его одежда промокла насквозь. Его бил озноб, руки и ноги сводила судорога. «Что это было? – морщась от боли, думал он, - галлюцинация, морок? Он, как вживую, увидел идущую рядом с ним девушку, небывалой красоты,  потом Нину, обозвавшую ту страхолюдиной… Нет. Женщины бывают беспричинно ревнивы, но Нинка… Ну, заглядывалась на него в школе, ничего у них не случилось. Она любит Никиту, у них двое отличных пацанов погодков… Чего орать-то? Что-то тут не так».
Илья стащил с плеч мокрую ветровку, выцепил прутиком печёную картофелину из костра.

Нина, тем временем, поднимала команду, кого «добрым» словом, а кого и пинками.
Собравшись у костра, поёживаясь от утреннего холода, ребята, без энтузиазма, выслушали сбивчивый рассказ Никитиной жены.

- Ты уж прости, но всё это тебе от натуги привиделось, - зевая, предположил Лёшик, - как в том анекдоте: в туалете лампочка погасла, а «сиделец» подумал, что глаза лопнули.

- Дурак ты, Лёха, обиженно поджала губы Нина, - я, как было, говорю. Зеленая, глаза мёртвые, белые, как у мороженой рыбы, заверещала, ощерилась на меня, а зубы длинные, острые, что у щуки, и исчезла. Вот вам крест! – она размашисто перекрестилась.

- Нинон, я человек пьющий давно, и убеждённо, но таких глюков у меня не случалось. Никит, ты ей больше не наливай, - "посочувствовал" другу Борюсик.

- Да что с вами говорить, дебилы! Попомните моё слово, обыкаемся от этой поездки.

Позавтракав, ребята надули лодки, и разобрав снасти, отправились на рыбалку. Сева, послав всех подальше, остался досыпать в "ниве". Нина осталась в лагере. Подбросив дров в костёр, она сходила на реку, помыла с песком посуду, поставила кипятить воду в котелке. За делами её не отпускали мысли об утренней встрече с Ильёй и этой нежитью. Рациональная в быту, Нина на подсознательном уровне верила в приметы, тётины рассказы о всяческой нечисти, что обитает рядом с людьми, строя тем различные каверзы. То, что она видела, то видела. До сих пор мурашки по коже бегают. «Так сегодня русальная неделя! Не иначе, Илья с русалкой сознакомился! Вот беда-то. Околпачит парня, да на дно утянет. Вытаскивать надо отсюда мужиков, как бы лиха не испить... Что это я, как в сказке, какой заговорила", - удивилась себе Нина.

Костёр, как от ветра, заметался, а к ногам потянулись языки тумана. Она, вздрогнув, почувствовала чьё-то присутствие.

- Ну, здравствуй, сестра, - Нина обернулась на голос, и обмерла. Облокотившись о ствол берёзы, ей улыбалась удивительной красоты дЕвица, - так-таки и страхолюдина?

Нина ойкнула, попыталась закричать, но девушка, неестественно вытянув руку, вцепилась ей острыми ногтями в горло… Захрипев, женщина замертво упала на землю, зацепив котелок, и опрокинув треногу.
 
«А с вами, голубы, я сейчас разберусь», - коротко взглянув на реку, где замерли на якорях лодки с рыбаками, пообещала незваная гостья, направляясь к берегу.

- Ты в голову не бери, - наставлял Илью Никита, забрасывая леску, с наживкой на крючке подальше от лодки, - Нинка по молодости неровно к тебе дышала. Потом ты учиться уехал, она со мной сошлась. С глаз долой, из сердца вон. Однако, эк её зацепило! Приревновала тебя  к туристке. Какую тень на плетень навела. Одно слово, баба… А ты вправду деваху какую подцепил?

- Не то, чтобы подцепил, разговорились, гуляли…

- И на мою Нинку, оправляющую естественные потребности напоролись, - булькающе хохотнул Никита, но осёкся, - смотри! – показал он на лодку Лёши и Борюсика.

У Ильи, от увиденного, волосы зашевелились на голове - пара зелёных, покрытых местами рыбьей чешуёй рук, с длинными, неопрятными ногтями, неожиданно легко, перевернули лодку  Бори и Лёши. Те, матерясь, забарахтались на поверхности реки, но те же зелёные руки, одного за другим, утянули их под воду.

Илья, отцепившись от хватающего его за одежду, что-то кричащего Никиты, нырнул,надеясь помочь товарищам... и оказался в объятиях вчерашней дивы.

- Это ты? – спросил он, почему-то не удивившись, что может говорить под водой.

- Я. И теперь ты всегда будешь со мной, - засмеялась чему-то его вчерашняя зна-комица.

Миша с Павлом, заметив что-то неладное, подгребли к лодке Никиты.

- Что тут у вас.

- Лёшку с Борькой русалка утопила, и Илью утащила, - провёл рукой по вспотевшему лбу Никита,- как Нинка-то там, права она оказалась. Не врала тётка. Вы тут подождите, может выплывет кто, а эту вёслами по башке, если появится. Я на берег, что-то на душе не спокойно, как бы с женой чего не приключилось.

***
Илья медленно, ещё непривычно, передвигался в толще воды, ступая по пружинящим под ногами, шевелящимися под течением водорослям, следуя за зовущей его жестами девушкой, ставшей теперь его судьбой.