В деревенской глуши Тамбовской области юмор был своеобразным. Местные с удовольствием подтрунивали над своим бытом, понимая определённую разницу с городским, пусть даже районным центром. Сосед-балагур, например, изображал деревенского парня, приехавшего из города в новых сапогах и с новыми часами на руке. Но никто якобы обновок не замечал. Тогда парень находил повод прицепиться к кому-нибудь и сказать:
- Как дам сейчас новым сапогом! – после чего смотрел на часы, - так через пять минут и сдохнешь!
Село наше было достаточно механизировано. Поля пшеницы, ржи и подсолнечника простирались до горизонта, и я с вершины комбайна своего деда Василия видел, как они от одного горизонта удалялись к новому. И на всё это нужны были десятки тракторов, комбайнов, прицепов и другой техники. Обычными были и мотоциклы. На них ездили лихие парни в рубашках с засученными рукавами, в галифе, в сапогах и с часами. Но нам нравились и смешные образы. Моим сверстникам не было и пяти, когда мы от души хохотали над стишком, в котором два деревенских парня, купив в городе мотоцикл, возвращались домой. По дороге они обнаружили, что тормоза не работают, и один кричал другому:
- Вантё! Тормози лаптём! Дярёвня близко!
Вот эта какая-никакая рифма создавала нам определённый настрой. Уже тогда мы чувствовали, насколько стихотворение отличается от прозы!
Мальчишкой я был активным и порой непредсказуемым. Убегая с утра по сложному маршруту: речка, кузница деда, речка, барский сад, речка, машинно-тракторная станция, речка и т.д., возвращался к вечеру в свежих синяках, ссадинах и в растрескавшихся за лето цыпках - до колен. С цыпками бабушка справлялась сметаной и сливочным маслом, предварительно посадив меня на русскую печку (на которой я, кстати, и родился). Это были болезненные процедуры. Их мне не забыть никогда! Синяки и ссадины бабушка сводила настоями трав.
Однажды, возвращаясь с реки, я неловко крутнулся в густой осоке, и она порезала меня прямо по талии. Оглядев себ, я понял: меня разрезало пополам, как буханку хлеба. Кровь текла по всему кругу: от пупка до пупка! Стало страшно: как теперь идти по бездорожью с его коварными кочками и донести до дома то, что выше пупка?! Каждое движение было осторожным и медленным. Только бы верхняя часть меня не свалилась наземь! В том, что бабушка спасёт – сомнений не было! Так я шаг за шагом в густой траве пробирался к дому. Хорошо, что огород наш был самым близким от мест традиционных купаний! Заборов по тем временам в деревне не было и в помине. Вот уже и двор показался. Но около дома – никого! И вдруг дверь из сеней открылась и вышла она – спасительница!!!
- Бабушка! – закричал я что было сил в разрезанном пополам теле. А она уже спешила ко мне, заподозрив неладное: шагом её внук никогда не ходил. Тут и я изо всех сил помчался навстречу, совершенно не опасаясь, что развалюсь на ходу. Всемогущая бабушка обхватила меня так, что верхняя и нижняя половинки срослись крепче прежнего.
Ну, это всё – прелюдия, так сказать - введение в атмосферу. А рассказать я хочу одну маленькую стихотворную историю, случившуюся со мной именно в эти, пятилетние времена.
Как-то все взрослые нашей семьи с утра собрались по делам – на весь день. Решив, что безопаснее оставить меня в доме, проинструктировали: на улицу не ходить! Но для гарантии закрыли входную дверь и вставили в засов колышек. Замками никто в деревне не пользовался. Разговоры уходящих стали стихать и немного погодя перестали быть слышны. Все были уверены, что оставшийся дома ребёнок займётся рисованием. Но не тут-то было! Именно в этот день мне не сиделось под крышей как никогда! Я вышел в чулан. Там в двери, за которой солнцем сияла свобода, было вырезано прямоугольное отверстие для кур. Дырка была достаточной, чтобы наблюдать за всем, что творилось на улице. Изредка проходили люди, проезжали телеги. Эх, где-то резвились мои друзья, а за огородом, в ивовых зарослях, струилась речка… Я попробовал было пролезть через куриный лаз, но из этого ничего не вышло: было узко и края больно царапались. Оставалось лежать на земляном полу и смотреть на мир.
Вдруг я увидел Ваню-дурачка. Так звали его в деревне. Был он умственно неполноценным или просто неуравновешенным, никто толком не знал. Про него ещё ходил стишок. Помню только начало:
- Ваня дурак, курит табак,
Спички ворует, дома не ночует…
Дальше были забористые строчки, не исключаю, что матом, но я их не помню, как будто память отшибло. Мы с Ваней никогда до этого не общались: мне – 5, а ему за 20. Но это был шанс!
- Вань! – закричал я в дырку, - выпусти меня!
Тот огляделся, увидел меня и подошёл. Вместо того, чтобы вытащить щепку из засова и открыть дверь, он, не задумываясь, взял меня за руки и выдернул на улицу. Шкура моя на плечах и боках покрылась красными полосами. Но нужно было не только терпеть боль, но и как-то отблагодарить своего спасителя! А кроме упомянутого стишка на ум ничего не приходило. Мы с Ваней зашагали по горячей дорожной пыли. Боль ободранной кожи стала затихать, и я запел:
- Ваня дурак, курит табак…
Мне показалось, что он благосклонно слушает посвящённые ему слова. Но чем дальше я пел, тем загадочнее становилось его и без того странное лицо. Я же весело прыгал и поднимал за собой столб пыли. Надо сказать, что тёртая-перетёртая пыль моих первых дорог была такой мелкой, что соперничала с пудрой и, поднятая ногами на одном конце улицы, висела в воздухе так долго, что с попутным ветром достигала другого края. Я продолжал петь про Ваню и оглядываться на своеобразную красоту: сзади стояла настоящая пыль-завеса.
Вдруг от страшного удара я закрутился по земле! Ваня катал меня ногами, с размаха попадая куда придётся. Сразу стало понятно: если не вывернусь, быть беде! И я принялся лавировать в пыльной завесе, заодно поднимая её всё больше и больше. Ваня рычал от злости. Его кулаки проносились иногда буквально над моей головой. С трудом сориентировавшись, я бросился к дому. Но тут же вслед за мной помчался и Иван. Расстояние неумолимо сокращалось! Ситуация стала критической. Времени на размышления не было. Я примчался к двери дома и со всего размаха проскользнул сквозь куриную дырку. Мне показалось, что я даже не задел её краёв! В ту же секунду в куриный лаз влетела Ванина рука и чуть не схватила меня за пятки! Она могучей пятернёй металась во все стороны, гребла землю и сжималась в кулак. Но вот что значит - дурак! Он и тут не догадался освободить петлю и открыть дверь. Трудно представить, что стало бы тогда с судьбой будущего моряка…
Вечером вернулась семья. Издали было слышно, как бабушка хвасталась, вынимая утренний колышек-запор:
- Вот хорошо, что мы оставили мальчика дома! Хоть денёк отдохнул от царапин!
Когда дверь была открыта и все вошли, наступила абсолютная тишина. Перед оторопевшими родными сидело домашнее сокровище, на котором практически не было «живого места»: всё моё тело во главе с лицом было в синих тумаках и багряно-лиловых колеях. Сверху добавлялся изрядный слой грязи. Бабушка запричитала, но сразу же взялась за лекарскую работу. Дед коротко спросил: «Кто?» Деваться было некуда и я сказал правду.
- Пойду наведу баланс, - сказал дед и вышел. Он был технически грамотным и лаконичным.
В деревне не было поблажек никому…
И на следующий день Ваня-дурак выглядел ничуть не хуже меня.
А я с тех пор твёрдо усвоил силу поэтического слова!
На фотографии: мама и я.