11.МИНОР-МАЖОР
"Живите граждане! Только ради создателя, не играйте в
шахматы!
Вы же просто не умеете играть!"
И. Ильф, Е. Петров («Двенадцать стульев»)
В один из мартовских дней к специализированному магазину Торгмортранса подкатила вишнёвая «Тойота». Из автомобиля выпорхнула молодая женщина в песцовой шубке. За ней вывалилась эффектная матрона с цыганскими очами, облачённая в новомодное пальто «варёнка». Они появлялись здесь обычно в третьей декаде месяца, когда в «Аквариуме» не просто ожидались, а могли стопроцентно быть вновь поступившие импортные товары. В салоне авто остался водитель — импозантный молодой человек с трубкой в зубах. Он был задумчив. Из головы не выходил вчерашний разговор с тёщей...
- Ну как, подошли детишкам колготки? - спросил зять. - А то ребят знакомых встречаю, интересуются. Всё-таки вместе «дефссит» добывали... И вообще, почему бы нам не слетать в Одессу?.. Марина, слышишь? Интересно же знать, на кого хоть похожи... Слётаем?
Марина взяла кофейник и удалилась на кухню. Маман не спеша, словно вбивая гвозди, что ни фраза - гвоздь! - ответила:
-Дорогой, это был тактический ход!
- Какой ещё ход? - насторожился Кальмарский. - Кес ке-се, мадам?
- Чтоб ты смог помочь нам... привезти (замах) контрабанду (!).
Стае в волнении вскочил с оттоманки: «Какая... Да что вы тут? Гражданка Ветрова, вы отдаёте отчёт?!..»
Тёща зло рассмеялась, открыв красивые фарфоровые зубы:
— Колготочки, зятёк! Одному человеку сколько можно с собой провозить? То-то!.. Контрабанда и есть! И нечего из себя строить эдакого некоммерческого рыцаря... Тоже мне герой труда Сериков! Не лезь в волки, коли хвост от тёлки…
Тут Стае понял всё: «Стоп, Маман!» Выходит, они пошли не на Ростика и Леночку? Вы их элементарно сбыли? Да ещё, небось, по космической цене?
- Ха! Сообразительный товарищ!..
- Куда вам столько денег? У вас же и без этого- Клондайк!
- Это моё дело, зятёк…Мало ли у кого денег гуси не клюют!..Только насчёт собственных детей ты глубоко ошибаешься: у тебя их нет!...
Стас замолчал. Глаза его впились в белые тёщины зубы…
- И я полагаю, их не может быть, пока не встанете на ноги…
Моряк как-то странно вспыхнул, голос его дрогнул, в движениях появилось что-то хищное, словно он вновь вышел на татами: «Что вы несёте? Как это у меня нет детей? »
- Элементарно! Они - липовые! Фиктивные!
- А я, может, хочу быть отцом настоящих детей!.. Слышишь ты, скумбрия провесная! Имею я право?..
Маман согласилась неожиданно быстро: «Имеешь, имеешь... Трехкомнатную ты уже имеешь. И машину по доверенности. Так что не ори, морячок, а слушайся умных людей...»
Стае в гневе крикнул прямо в её нахальные чувственные губы: «Умных? Я, выходит, тупой? Ах ты, попугай заморский!..»
Он схватил первое, что подвернулось под руку и в сердцах хватил об пол. Марина, взвизгнув, бросилась к матери. Мгновенно, словно шрапнель на поле боя, брызнули хрустальные осколки. Рыдающая Марина и воющая Маман ползали на коленях, пытаясь собрать бывшую уникальную египетскую вазу. Кальмарский выскочил на кухню. Грохнул дверью. Несколько минут оттуда доносился его срывающийся голос: «Вот попугаи-то! Ишь, попугаи!..»
* * *
...Стае вышел из машины, промялся до дверей магазина. Внутри творилось что-то невообразимое. Ему это было уже не в диковинку - привык. Неожиданно из толпы пешеходов с пронзительным криком, напоминающим клич японского смертника при нанесении удара на поражение, известного миру как харакири, на него бросился некто. Какой-то тип в замызганной кроличьей шапчонке попытался схватить Стаса за плечи. Экс-борец молниеносно развернулся боком, чуть подсел под нападающего, плотно прихватил его руку и, упруго оттолкнувшись ногами, чётко подбил соперника бедром... Неизвестный плюхнулся мешком, описав дугу. Стае вовремя подстраховал его за руку... Помог подняться... На него смотрело испуганное лицо. Чудилось что-то знакомое. Стае силился вспомнить, на каком корабле он ходил с этим мореманом.
- Извини, друг! Я сразу не разобрался...
- Ничего, бывает... Здравствуй же, дорогой Кальмарский! Дай пощупать щупальцы!..
- Ты никак с «Таймыра»?
- Почти! Мордовские моря...
- Ну, с приходом, старик!
- Скорее с выходом...
- Капитаном всё Тамбовцев? Сколько на пай взяли?..
Мужчина грустно улыбнулся, обнажив кривоватые редкие зуюы Запахло свежезаваренным индийским чаем: «Там все капитаны. Перевоспитывают нашего брата... А срок, в смысле рейс, от звонка до звонка...»
И Кальмарского озарило. Перед ним, отряхивая от снега сильно потёртую шубейку, был не кто иной, как...
- Дядя Сява!
- Я, я, племяшик!
Из магазина вывалились две разлохмаченные, но торжествующие фурии, победно вздымающие добычу. Стае представил:
— Супруга! Маман! Вернее…
Дядя Сява прищёлкнул ботинками: «Всеволод Плюхов, экс-заведующий торговой точкой! Возвращаюсь из очередного пятилетнего... творческого отпуска... Приглашаю по случаю встречи в ближайший кафе-шантан...»
Женщины не обратили на Плюхова внимания.
- Какая всё-таки нахалка — в плюшевой пилотке!
- Я тебе мигала, чтоб оттирала её в сторону... Что вы сказали?
Дядя Сява похлопал себя по карману: «Отметить! Гамбургский счёт оплачиваю наличными!»
- А-а... - протянула Маман, презрительно поджав губы. «Так это твой родственник? Открой дверцу!..»
Стае пригласил и дядю: «Прошу!» У дяди Сявы округлились глаза и тонкие губы: «О! Тво-оя?!»
- Наша! — с нажимом ответствовала тёща, опередив Стаса. Тот молча повернул ключ...
...Через несколько минут они оказались перед ничем не примечательной дверью квартиры Кальмарских. Она была как две капли воды похожа на соседние двери. Разве только наличие второго глазка, не сразу заметного, отличало её. Впрочем, это различие было несущественным. Таких дверей-двойников, одинаковых по обивке, по невыразительному виду, чему в немалой степени способствует изумительно налаженный бытовой сервис, в городских подъездах великое множество. Трудно предположить, кто обитает за ними: великие труженики или мелкие рвачи, люди передовых взглядов или отсталые, махровые, функционерно-системные...
Верю, верю, дорогой Читатель, что последних - значительно меньше...
-Чтоб глядеть в оба! - не то шутя, не то серьёзно сказал Стае, кивнув на глазки и открыл замки. Войдя в аппартаменты племянника, дядюшка едва не издал вопль изумления: напротив входа в огромном коридоре стояла статуя нимфы из чёрного дерева, на стене висел телефонный аппарат «Ретро», отделанный серебром, в глубь квартиры вела, как хорошо ухоженный газон после лёгкого летнего дождика, изумрудно-малахитовая лохматая дорожка.
Маман чувствовала себя здесь как у себя на работе:
- Зятёк, раздевай своего дедушку…э-э…дядюшку. Проходите, проходите, чего встали, как баран на новые ворота…Нас подняли- мы проснулись, нас толкнули- мы пошли…
- Марина, пошли проверим. Мне пять лет назад такое подсунули за двенадцать бонов!..
Стае выставил парчовые тапки с загнутыми, как у Хоттабыча, носами. Дядя несмело шагнул на ковровую лужайку... Стае вошёл в роль экскурсовода: «Будуары». В спальне стояли две широкие деревянные кровати, разделённые проходом. Окно закрывали длинные шторы из неведомого материала, напоминающего расшитый золотом бархат. Стены были увешаны коврами невиданной расцветки.
- Тысчонки по две, - быстро оценил экс-заведующий, - но если учесть, что пока: я сидел, цены не стояли, то значительно дороже... Дядюшка завистливо цокал языком. Лицо Стаса, напротив, было скучным, голос вяло продолжал спецэкскурсию:
- Мой кабинет.
В комнате было устроено что-то вроде эстрады: стояли микрофоны, висели прожекторы, на рояле лежала гитара, валялись ноты... Повсюду тянулись шнуры, провода...
- Дискоимпульсная установка... Вертушка... Это - стрингс. Стае подошёл к противоположной стене. Там висел настоящий
большой штурвал. Моряк погладил его потемневшее от времени дерево: «Боевые реликвии». - Он подергал свою бороду. - «Это макет моего БМРТ. Ребята подарили... Что там осталось? Гостиная!»
Дядя Сява ойкнул: хрусталь, камин, фонтан...
От обилия впечатлений Плюхову стало жарко. Дядюшка вытер разом взмокшую голову с лаконичной прической штапельным платочком...
Стае указал на мягкий угловой диван - один из предметов роскошного мебельного импортного гарнитура: «Присаживайтесь,дядя! Сейчас поужинать организую...»
«Ты, племянничек... Всё это...,- дядюшка обвёл комнату завидущими глазами, - «на заработанное ку-ку?.. Пил?..»
Кальмарский отвёл взгляд. Странно усмехнулся: «Кое-что в Баренцевом море выловил... Есть подарки горячо любящей меня... родни... А в принципе, извлекая звуки, я умываю руки... «По просьбе нашего дорогого гостя Заполярья!» И тэ дэ. Крутимся, дорогой дядюшка!.. Как видишь, не жалуемся! Излишки ещё никому не вредили...»
Стае нажал на голову пингвина, стоящего неподалеку. Послышалось шипение. Дядя испуганно дёрнулся. Кто-то горячо задышал ему в бритый затылок: «Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой!»
Плюхов жалко улыбнулся и, сославшись на общую слабость, нервной походкой направился к туалету. Навстречу ему двигалась Маман, облачённая в прозрачные шорты... Её походка, призванная продемонстрировать обнову, напоминала плохую копию хорошо известной певицы... Дядюшка, прижавшись к стене, пропустил даму.
В туалет-салоне его едва не хватила кондрашка: стены и пол были закафелированы голубым и золотистым, унитаз розовел восточным фарфором, цепочка была из мельхиора, а сливной бачок...
- Рубликов девятьсот, - оценил последний из вороватых могикан...
Бедный родственник с презрением оглядел свои стоптанные «прощай, молодость!», когда-то модный, а теперь занюханный пиджачишко «под Бендера» - бывшего зелёного цвета, старенький полушерстяной шарф... И - зарыдал. По его неровным впалым щекам проворно заскользили крупные горошины... Но это были отнюдь не слёзы прозрения. То катились слёзы ПРЕЗРЕНИЯ.
— Ради чего рисковал? Разбавлял, недоливал, комбинировал... Прятал в штанину шланги…На что потратил лучшие годы? Недюжинный талант, силы, молодость? Чего достиг?.. Люди честным трудом заработали несравнимо больше!.. Больше! Честно!..»
Из огромного зеркала в богатой оправе на дядюшку взирало всхлипывающее лицо неудачника... Плюхов взялся за рулончик туалетной бумаги, радужной, как дензнаки. Послышался звук, напоминающий журчание ручья... Затем кто-то закричал совсем рядом:
«Барабан был плох, барабанщик бог...»
Глухие, беззвучные - на фоне жизнеутверждающей песни - рыдания сотрясали обоих дядь: в зеркале и его двойника на розовом фарфоре, исступленно бормотавшего неизвестно кому:
- На свободу! На свободу! С чистой совестью!..
(Продолжение следует.)