Любой город, даже очень маленький, имеет повод чем-то гордится. А уж такой большой и колоритный областной центр как город N тем более. Граждане этого города гордились многими славными свершениями, событиями, случившимися в их городе. Эти свершения были увековечены танком, орудием, бронекатером установленными на постаментах, революционными памятниками, историческими зданиями.
Гордились они и многими своими согражданами, просиявшими в различных сферах. Но больше всего они ценили свой оперный театр, единственный в мире поставивший на своей сцене все оперы и балеты П.И. Чайковского.
И если певцов поставляли театру консерватории других городов (город N не имел своей консерватории), то артисты балета были доморощенные, воспитанные городским балетным училищем, которым горожане тоже гордились. Выпускники училища блистали не только в своём городе, но и в других городах. и даже в Москве.
И вот в этом училище, в этом цветнике юных граций случился оглушительный скандал. Скандал на сексуальной почве. Педагога Чернышова уличили в совращении юных учениц. Причём это бало не принуждение, не обман со стороны Чернышова. Девочки сами соглашались на половой контакт с педагогом.
Такое согласие возникала по следующим причинам. Балерине, чтобы совершать сложные па нужны крепкие мышцы не только ног, но и всего тела. Чернышов внушал будущим балеринам (и он был прав), что у девушки, познавшей мужчину, мышцы наращиваются быстрее и они имеют больший объём, чем у девственницы. Кроме того, от подруг, уже пообщавшихся с Чернышовым, невинные девочки знали, что процесс дефлорации Чернышов выполняет элегантно и боль при этом не очень сильная. Конечно, такой контакт для них был предпочтительнее, чем акт с возбуждённым пацаном, страстно рвущимся вперёд.
И всё бы шло хорошо. Всё удовлетворяло бы обе стороны, но случился конфуз. И даже не конфуз, а гром небесный и скандал.
После занятий Чернышов подошёл к Любушке Скворцовой. Он отметил определённый прогресс в её движениях, но посетовал на шероховатости при исполнении некоторых антраша: «Если у тебя есть желание, я могу с тобой дополнительно позаниматься.»,
Люба знало, что это было приглашение к сближению. Она согласно кивнула головой.
Под звуки Адажио из «Лебединого» она в белой пачке вошла в малый зал, насыщенный алостью заходящего солнца. Чернышов предложил для обеспечения легкости, воздушности полёта остаться только в пуантах. Люба, удивляясь своей бесстыдности, послушно оголилась. На третьем упражнении педагог поддержал балерину, не дав ей коснуться пола, обнял и, целуя то в сисиньки , то в живот, то в лобок, понёс ей на самодельное ложе, застланное большим махровым полотенцем.
И произошла катастрофа. Любина киска так вцепилась в прибор Чернышова, так его зажала, что для разъединения пары потребовалось вмешательство медиков. Вот тут-то всё и открылось. Общественность взъярилась, прокуратура засуетилась. Началось расследование.
Однако судебного разбирательства не произошло, поскольку ни одна из девочек не Чернышова не заявила, а наоборот, на собеседованиях со следователем все они всячески обеляли Чернышова. А Любе буквально за неделю до катастрофы исполнилось 16 лет.
Чернышова «за поведение, недостойное педагога» уволили из Училища. Он уехал из города N. Отчислили и Любу за аморалку, но ей уезжать было некуда.
Люба, закончив школу, поступила в Политех на самую непристижную
специальность. Из-за малого конкурса. Поскольку знания у бывшей балерины были не ахти какие высокие. Училась он в институте с отвращением.
Хотя Люба и покинула Училище, нехорошая слава черным хвостом последовала за ней. Сокурсники чурались её. На вечерах её редко приглашали на танец.
Действительно, кому нужна бракованная девушка. Вагинизм – это не шутка.
Но вагинизма у Любушки не было. Врачи, обследовав Любу, определили, что сексуальная катастрофа произошла из-за излишнего нервного напряжения. Но не будешь же на каждом углу кричать: «У меня нет вагинизма! У меня нет вагинизма!»
От шока, полученного в Училище, от нелюбимого института, от одиночества Люба хмурела всё больше и больше. Её стала подминать под себя мания самоубийства. Прогуливаясь, она отмечала удобные мест дал броска под поезд. На мосту ей нравились проёмы между перилами, позволяющие легко спрыгнуть в реку . Она стала изучать свойства ядов. Родные не отходили от неё ни на шаг. Они стали прятать ножи и острые предметы.
Однако, если человека накрыла мания самоубийства, то карауль ни карауль, он всё равно самоубьётся. Наверное и Любу родные не уберегли бы. Но выручил случай.
Люба увлеклась лазерными дисками. Она часами сидела перед проигрывателем, слушая Вагнера, Баха, Малера. Понятно, что эти мастера оптимизма Любе не прибавляли, а Чайковского и прочих Шубертов Люба игнорировала, считая их легковесными композиторами.
Однажды она отправилась в музыкальный магазин поинтересоваться новинками и при входе лицом к лицу столкнулась с Чернышовым. Они не приняли индифферентного вида, не сконфузились, не отпрянули один от другого. Они радостно кинулись в объятия друг друга. Облегчительные слёзы обильно хлынули из глаз девушки. Через два месяца они поженились.
Чувства, прошедшие через горнило испытаний, это всегда прочные чувства. Вот и чета Чернышовых прожила жизнь в атмосфере взаимоуважения и добра. Произвела на свет двух девочек и мальчика. а на склоне лет наслаждалась забавами внуков.
Конечно, на фоне нынешней половой беспардонности с постоянными разбирательствами об отцовстве, с подсчётами разводов и определении количества жен и мужей, с обороной от реальных или мнимых внебрачных детей, Чернышовы смотрятся особняком. Им ещё не хватает только акридами питаться, чтобы зачислиться в ряды святых.
Вот такие у нас нынче нравы. Простая, спокойная семейная жизнь вызывает удивление. Нормально ли это?