Послевкусие жизни

Сергей Шангин
– Ум-м-м, как вкусно! Передайте повару мое восхищение, сегодня он превзошел самого себя!

– Хорошо. Передам. Вы не могли бы кушать побыстрее?

– Быстрее? Кушать эту вкуснятину второпях, наспех? Как вы себе это представляете?

– Понимаете, вас ждут люди? Все уже собрались, многие ехали издалека, сам господин бургомистр сидит в первых рядах, ожидая вашего выхода!

– И что из этого? По-вашему, это весомая причина, чтобы оскорбить повара спешкой в таком важном процессе? Нет, я так не могу!

– Я все понимаю, но и вы поймите меня, вы тут в тепле и сыте, а люди на улице! Там холодно, начинает накрапывать дождик! Вам их не жалко? Чисто по-человечески!

– Интересный вопрос! Я бы даже сказал философский! Нет, не жалко! Это было их желание, их решение, за что же мне их жалеть? В конце концов они могут просто уйти обратно, а вот я вряд ли еще когда-то смогу отпробовать таких блюд.

– Я понимаю, последнее желание – это святое, но и вы войдите в мое положение! Вам просто отрубят голову, а мне с этими людьми еще жить и жить, они мне весь мозг вынесут, жалуясь на ваше упрямство! Вы же знаете нашего бургомистра, редкий зануда, деспот, тиран! Я даже представить себе боюсь, что меня ждет, задержись вы еще хотя бы на пару минут!

– А это вы правильно заметили, последнее желание свято! Хочу десерт!

– Вы в своем уме? Откуда я вам возьму десерт? Повар давно уже дома, магазины закрыты, лавочники собрались на площади, все ждут только вас, а вы десерт?

– Да, десерт – я хотел вкусно поесть напоследок и в это желание входит десерт! Милейший, не заставляйте людей ждать, делайте уже что-то, иначе бургомистр будет вами недоволен!

– Боже, за что мне такое наказание? Все люди, как люди, отработали и домой, а я торчи здесь в камере приговоренных, ублажай их последние прихоти только потому, что кто-то придумал это дурацкое право на последнее желание! Послушайте, это ведь прихоть, блажь, мимолетное желание, зачем вам это? Давайте остановимся на том, что уже было подано к столу! Нет, у меня есть бутылка хорошего бургундского вина, хотите? Для вас мне ничего не жалко! Последнее отдам!

– Десерт! Вина у меня еще достаточно, я хочу десерт!

– Что там за шум в коридоре? Неужели нельзя подождать? Что значит, бургомистр ушел? Устал ждать? Все переносится на завтра? А завтра все с самого начала? Нет? Слава богу! Так, милейший, я оставляю вас со всем этим до утра, а там без лишних уговоров пожалуйте на казнь. По вашей милости бургомистру придется выплатить палачу двойную плату, хотя он ничего сегодня не сделал, но был занят ожиданием казни. От вас одни убытки, буду рад, когда это все, наконец, закончится! Прощайте! И не думайте, что с утра вам принесут десерт! Этого не будет!

Тяжелая дверь со скрипом затворилась, в замке провернулся ключ и наступила тишина, какая может быть лишь в камерах приговоренных к смерти. Человек, не притронувшись к еде и вину, смотрел в маленькое зарешеченное оконце под самым потолком. Там сияла звезда – такая яркая, чистая, далекая. Он смотрел на нее влюбленной улыбкой, наслаждаясь ее чистотой и недоступностью.

– Завтра мы с тобой встретимся, – пообещал он.

Кто-то, словно заботясь о его последних часах жизни, разогнал мокрые тучи, чтобы он мог еще раз увидеть ее, свою звезду, которой столько любовался в сделанный своими руками телескоп. Восторгаясь красотой увиденного, он позволил себе неосторожность ляпнуть, что нигде, блуждая между звезд,  не увидел ни Бога, ни ангелов. Он усомнился в основах основ, покусился на святая святых и получил заслуженную кару.

– Господи, если случайно обидел тебя своими словами, прости мой грех! Это была не более, чем шутка, – он говорил негромко, будто боялся быть услышанным охраной. – Разве под силу человеку сотворить подобную красоту? Нет, я верю, ты существуешь! Не прошу спасти меня, отправь душу мою к ней, этой звезде! Если это возможно, конечно.

Он не собирался спать в последние часы своей жизни, но усталость взяла свое – глаза моргали все чаще и однажды просто не открылись. Он не заметил, как оказался на жесткой постели и уснул крепким сном. Ему казалось, что он по-прежнему стоит и смотрит в оконце, а от звезды к нему тянется тонкий лучик. Вот он касается решетки и она с хрустальным звоном рассыпается на тысячи осколков. Еще мгновение и лучик прикасается к нему, нежно пробегает по губам, гладит щеки, блуждает в волосах, вороша их мягко и ласково. Затем убегает к ладони и тянет за собой.

– Пойдем, милый, пора!

С замиранием в душе он приподнимается и, следуя за лучиком легко вылетает в узкое окошко, мимолетно удивляясь, что оно пропустило его, не заставив продираться, разрывая одежду и раня кожу. Он поднимался все выше и выше над спящим городком, устремляясь к своей звезде, а там…

Там в камере осталась пустая оболочка. Сердце, стукнув в последний раз, остановилось, радуясь возможности отдохнуть от сумасшедшей тридцатилетней гонки. Жизнь покидала тело, оставляя его жадным, глупым людишкам, которые не получат удовольствия от вида отрубленной у живого человека головы. Бургомистр будет недоволен и выскажет все, что думает тюремщику, но что это значит для души, летящей к своей мечте?

НИ-ЧЕ-ГО!