матерная лексика
Это произошло в прошлом тысячелетии, но не тысячу, а всего лишь сорок лет назад.
Мы с другом рыбачили на пруду.
Часа полтора назад, пастухи прогнали через плотину деревенское стадо. Значит время близилось к девяти. Солнце припекало затылок, карась почти не клевал. Мы, молча, смотрели на поплавки.
Вчера вечером, намыв мотыля и приготовив удочки, мы с Сашкой улеглись спать на веранде его дома, на стареньком раздолбанном диванчике.
Веранда была застеклена, и имела две двери; одну на улицу, другую в квартиру.
Время близилось к двенадцати ночи, но спать не хотелось.
Сначала мы, разговаривая о своих мальчишеских делах, и вспоминая самое смешное, хохотали. Потом стали толкаться и, наконец, схватившись бороться, с грохотом скатились с диванчика на бетонный пол веранды.
Открылась квартирная дверь.
- Мальчишки, вам завтра вставать в четыре часа утра. Саша, если не прекратите шуметь, пойдёшь спать к себе в комнату!
Нина Васильевна строго смотрела на нас.
Вскочив с пола, мы улеглись на диван.
Сашкина мама, постояв немного, ушла.
Через пять минут Сашка дрых без задних ног.
Через несколько минут заснул и я.
Проснувшись от резкого, и противно дребезжащего будильника, я дотянулся до него, и нажав кнопку, сел.
Спать хотелось так, как будто я никогда до этого не спал. С трудом преодолевая желание свалиться на диван и спать дальше, повернулся и стал тормошить Сашку. Оттолкнув мою руку, и промычав что-то, он зарылся под подушку.
Зная, что он меня слышит, я сказал.
- Мы опять придём на пруд не первые.
Сашка сел.
На него было жалко смотреть: с закрытыми глазами и опущенной головой, он, казалось, так и не сможет проснуться.
Наконец, придя в себя, и надев трико и кеды, Сашка встал и мы, выйдя через уличную дверь, и взяв свои снасти, пошли на пруд.
- Здорово пацаны!
Колька Чепик, балагур и весельчак, смотрел на нас, улыбаясь.
- Ну! Как улов?
Колька заглядывает в наши бидончики.
- Чё-то не густо. Не клюёт?
И начинает раздеваться.
Мы посматриваем на него.
- Да не боись, пацаны. Я отойду.
Оставшись в трусах, Колька отходит шагов на десять, спускается к воде и заходит по пояс. Ополоснув лицо и плечи, и потерев под мышками, наклоняется, отталкивается и плывёт. Доплыв до середины пруда, возвращается. Выходит на берег, снимает трусы и выжимает. Надев трусы, подходит к нам и начинает одеваться.
- Не распугал?
Колька был нашим. Деревенским.
Окончив восьмилетку, до армии работал в совхозе: на ферме, на току, в конюшне.
Отслужил.
Женился.
Поработав в совхозе, уволился, и устроился грузчиком на базу райпотребсоюза.
Устроиться на базу, даже грузчиком, даже в те советские времена, было невозможно.
Но Колька приходился какой-то дальней роднёй, седьмая вода на киселе, Сашкиному отцу. А Сашкин отец был директором базы.
Тут и началась у Кольки разгульная жизнь.
Не сказать, чтобы был он таким уж красавцем писаным: лицо круглое, кожа белая, курчавилась русая бородка, и непокорно выбивался из-под кепки чуб, лихо закрученный.
Сложен Колька был хорошо. Широкоплеч и грудь колесом. Ходил слегка вразвалку, будто по палубе. Нраву весёлого. Знал кучу похабных анекдотов, поговорок и прибауток. За словом в карман не лез, и девкам нравился. И хотя был женат, и имел двоих деток, но пройти мимо юбки, привлекательной блондинки или брюнетки, истосковавшихся по мужской ласке, и коих было в избытке, на базе райпотребсоюза, не мог!
От одной, из таких бабёнок, и подхватил Колька триппера.
Рассказывал об этом Сашка. Сам он подслушал, как рассказывал Колька, его отцу.
Было смешно, даже в Сашкином пересказе.
Любка-разведёнка работала кладовщицей. Было ей под тридцать. Указывала Кольке куда ставить ящики, а куда мешки. И наклонялась перед ним, как будто, что-то, подбирая с полу.
Привлекательна была Любка. Поза соблазнительна. И не сдержался Колька, и шлёпнул по округлой попе, как-бы отодвигая в сторону, чтобы пройти с ящиком.
Ладонь будто прилипла к заднице.
И Любка замерла. Не отодвинулась. Не выпрямилась. Лишь оглянулась, и облизнула губы.
Тут и отходил её Колька, завалив прямо на мешки с мукой!
Задыхаясь, и давясь смехом, они обтряхивали друг с друга.
Любкины глаза блестели. Она прижималась к Кольке грудью. Тёрлась лобком и притягивала.
Но Колька отодвинул её, и буркнув – Обед! - ушёл.
Работали по сменам. В следующие три дня, Колька, с Любкой не встречался.
На третий день Колька заметил, что позывы, помочиться, стали частыми. А через неделю, в уретре, появилось жжение.
Почуяв неладное, Колька стал спать отдельно, притворяясь то уставшим, то пьяным.
Жжение не проходило, частота позывов не сокращалась. И Колька пошёл к урологу.
Седоватый врач, выспросив зачем пришёл, взял у Кольки мазок, и предупредил.
- Пока делаем анализ, с женой воздержись.
Через три дня он пришёл к урологу повторно.
- Ну батенька, поздравляю! Подхватили триппера!
Доктор, улыбаясь, посматривал на Кольку сквозь очки.
- Нуте-с! - потёр он руки - Будем лечиться.
Выписывая рецепт, врач сказал.
- Назовите мне имя и фамилию вашей дамы. Дату рождения. И адрес, желательно. Она тоже должна пролечиться.
- Любка - сказал Колька и замолчал.
Не дождавшись продолжения, врач поднял голову.
- По пьяни?
Колька замотал головой, и почувствовал, как загорелись уши.
- Ладно. Передайте даме, чтобы она обязательно пришла на приём.
Выписав рецепт и объяснив, как принимать таблетки, приказал.
– Раздевайся!
Заметив, что Колька потянул, было, с себя и рубашку, добавил.
- Спусти брюки и трусы.
Повернувшись к застеклённому шкафчику, достал из него какой-то стержень с ёршиком из лески на конце.
- «Шомпол!» - почему-то подумал Колька, и ятра сжались.
Обернув ершистый кончик шомпола ваткой, и окунув в какую-то желтоватую мазь, врач повернулся к Кольке.
- Давай сюда своё хозяйство. Чистить будем!
Позже, рассказывая об этой процедуре друзьям, Колька даже не улыбался. Но мужики покатывались со смеху.
- Оттягивает член. Засовывает в него этот шомпол, и начинает ебошить им, как в той винтовке! У меня душа наизнанку выворачивается, а он ***рит, и приговаривает – Терпи! Терпи казак! Член опухнет. Но через недельку всё пройдёт. Зато жена любить будет. С презервативом, можно. Какая нахуй любовь! Галька сказала, пока не вылечишься, в мою сторону даже не дыши!
На удивление, супруга отреагировала спокойно. Сказала только, что с базы должен уволиться, и устроиться на работу в совхозе.
Колька написал заявление и уволился одним днём.
Выйдя из отдела кадров пошёл на склад.
Любка сидела за столом, делая записи в журнале. Заулыбалась.
Подойдя к столу, сгрёб Любку за грудки, и толкнул.
Любка, охнув, свалилась спиной на мешки.
Колька наклонился к ней, и прошипел – Ссука! Ты меня триппером заразила! Если не пойдёшь лечиться, придушу!
Одёрнул пиджак, и ушёл.
Колька пропал в начале октября.
Сентябрь, в том году, выдался солнечный, без дождей.
Уборочную закончили в агротехнические сроки.
Выкопали картошку, ссыпали в погреба. Управились с огородами.
Комбайны и трактора, требующие текущего ремонта, загнали в мастерскую. Остальная техника, приготовленная к зиме, стояла рядами на улице, на огороженном дворе мастерской.
В совхозе наступал период отпусков.
Взял отпуск и Колька.
Общественную баню, в деревне, давали два раза в неделю: в пятницу и субботу. В уборочную, добавляли ещё четверг.
И хотя у Кольки была банька, но попариться он ходил в совхозную.
Банным днём у него была суббота. Но в этот раз он сходил в пятницу: в субботу начинался отпуск.
Пиво и лимонад, в те годы, продавали прямо в бане.
Колька, напарившись и выпив пару бутылок пива, пошёл домой.
Отдохнув немного, вспомнил, что давно не заходил в гости к куму.
Повод, на этот раз, был вполне подходящий. И Галина не стала противиться.
Кумовья жили на той же улице, через два дома.
От них он направился, было, домой. Но передумал и пошёл к тестю.
Колька входил в загул.
Проводив зятя до калитки, тётя Надя спросила ещё раз.
- Мож дед проводит тебя?
Оттолкнувшись спиной от забора, Колька ухмыльнулся, и зашагал вдоль улицы, почти не шатаясь.
Ребятишки давно уже спали, а муж всё не возвращался.
Час назад, уложив детей, Галька сбегала к кумовьям.
Но Кольки у них не было.
Иногда это случалось. Загуляв, Колька мог остаться ночевать у родственников, или у друзей. И Галька, просидев у окна, на кухне, ещё часа полтора, пошла спать.
Иван Зелепукин, участковый Майского поселкового совета, воскресным утром мёл двор, собирая опавшую листву.
Хлопнула калитка
- Дядь Вань, Колька пропал!
- Ну, прям уж сразу так и пропал! Мож загулял где с друзья …
Иван осёкся, заглянув в глаза молодой женщины, полные страха и тоски. Шевельнулось недоброе предчувствие.
Бросив метлу, направился в дом.
Галина, понуро, шла следом.
Усадил её за стол и подробно расспросил.
- Ты, Галина, иди домой. Сильно-то не убивайся. Никуда твой Колька не денется. Найдём.
Говорить старался уверенно, но внутри нарастала дрожь.
Пройдя по всем адресам, указанным женщиной, нового не добыл.
Только к вечеру, кто-то вспомнил, что, вроде бы, видели поздно вечером, в пятницу, изрядно подвыпившего Кольку, на Заречной улице у дома Личменят.
Сердце ёкнуло, на голове шевельнулись волосы. Мишка Личмен, уголовник и рецидивист, почти всю свою, сознательную, жизнь, проведший на тюремных нарах, год назад вышел из тюрьмы, отсидев десять лет за убийство.
Иван вернулся домой. Зарядил ПМ. Передёрнул затвор, включил предохранитель, и сунул пистолет в кобуру. Рука, по привычке, застегнула кобуру. Но помешкав, Иван расстегнул её.
Стоя у забора, и с опаской посматривая на беснующегося, на цепи, волкодава, Иван ждал.
Скрипнула сенная дверь. Звякнул крючок входной, и на крыльцо вышел малорослый, плюгавенький мужичонка.
- Кого там угораздило на ночь глядя? - недовольно бросил он, вглядываясь, в стоящего у забора, человека.
- Здравствуй, Михаил.
- Аа! Здорово, гражданин начальник. Да цыц, ты! - прикрикнул он на пса.
Спустился с крыльца, и прихватив за поводок, мотнул головой.
- Проходи в дом!
Иван сидел за кухонным столом.
Хозяин стоял, подперев плечом дверной косяк.
- Где жена?
- Ребят укладывает.
- Мать?
Из темноты комнаты вышла старуха, и прислонившись к печке, замерла.
Мишке Личмену было за пятьдесят.
Жена лет на семь моложе.
Пятеро детей.
Старшему двадцать три, и жил он в городе. Второй сын ходил в четвёртый класс деревенской восьмилетки. Ещё трое были совсем маленькими.
- Ты знаешь, почему я к тебе пришёл?
- Нет, начальник.
- Колька Чепик пропал. С пятницы уже. Был он у вас?
Мишка усмехнулся, и повернув голову, показал синяк на правой щеке.
- Вот, метку оставил.
- Ну рассказывай
Со слов Мишки вырисовывалось следующее: Колька, действительно, заходил к ним. Был уже изрядно пьян. Сидели на кухне, пили самогон. Слово за слово, х..м по столу! Колька, вдруг, взъерепенился, и отвесил тумака хозяину. Не миновать побоища. Но старуха повисла на Колькиных руках, и причитая, удержала. Колька ушёл.
Иван взглянул на старуху.
Уставившись куда-то в одну точку, она кивала, подтверждая сказанное.
- Оружие есть?
Участковый встал из-за стола.
- Шутишь начальник?
Мишка скривился в улыбке.
- Куда он пошёл?
- Вроде домой подался.
Мишка махнул рукой в сторону плотины.
- Проводи.
В понедельник Иван собрал человек двенадцать мужиков и баб, и разделившись на несколько групп, они прочесали берёзовый подлесок, примыкавший к Заречной улице, и тянувшийся, вдоль полевой дороги, до Барнаульской трассы.
Безрезультатно.
В последующие два дня, участковый съездил на вторую ферму и в Ярки. Там жили друзья Колькины и многочисленная его родня.
Колька, как в воду канул.
Прошло три недели.
Выпал первый снег.
В деревне, понемногу, стали затихать сплетни о том, куда пропал Колька.
Все склонялись к одному. Кольки уже нет в живых.
Вечером, 27 октября, Иван, сидя на кухне, чистил ПМ.
Любуясь вороненой, с синеватым отливом, сталью ствола, мысленно благодарил Бога, что, за восемнадцать лет службы, ни разу не пришлось воспользоваться оружием.
В голове свербилась какая-то мысль, и … ускользала.
Иван отложил пистолет, попытался сосредоточиться, и клюнул носом. Встряхнувшись и пробормотав - Утро вечера мудренее - пошёл в спальню.
Пышнотелая Клавдия, ещё больше раздобревшая с возрастом, спала, раскинувшись по всему дивану.
Иван, осторожно, стараясь не разбудить, перелез через жену, и втиснувшись между ней и стенкой, мгновенно заснул, едва голова коснулась подушки.
Клавдия, подоив Зорьку, хлопотала на кухне, стараясь не звякать посудой, но Иван уже проснулся.
Тикали стенные ходики.
За окном, сквозь занавески, серел рассвет.
Иван потряс головой, как бы вытряхивая из неё остатки кошмара, который мучил его всю ночь. Из берлоги, с утробным рёвом, выкатывался медведь и, вздыбившись на задние лапы, шёл на него. Ноги приросли к земле. Скованный ужасом, Иван пытался закрыться руками. Громыхнул выстрел, откуда-то из-за спины, и медведь, оседая, стал заваливаться на бок. Оглянувшись, Иван увидел Мишку Личмена с обрезом в руках. Из стволов струился дымок. Ещё запомнились две несуразности: медведь был в ботинках, а берлога, почти доверху, заполнена картошкой.
Позавтракав, и взяв папироску, вышел во двор.
Пальцы привычно мяли мундштук, левая рука замерла с коробком спичек.
Мысль, ускользавшая вчера, оформилась.
Вспоминая допрос у Личмена, мысленным взором проследил траекторию взгляда старухи … и вздрогнул.
На лай собаки вышла мать Михаила.
Загнав собаку в будку, и закрыв ногами дыру, молча ждала, пока участковый заходил в дом.
- Михаил дома?
- На работе – старуха, настороженно, смотрела на Ивана.
- Дома есть кто?
- Одна я
Иван подошёл к подполу, приподнял и сдвинул крышку.
Пахнуло пылью, сыростью и картошкой.
Достав фонарик, и щёлкнув выключателем, Иван посветил в подпол и обернулся
- Там Колька?
Старуха кивнула.
Он спрыгнул в лаз, и подсвечивая фонариком, пролез в глубину подпола, и зашарил по картошке.
Рука наткнулась на что-то твёрдое.
Это был ботинок.
Разбросал картошку и, в свете фонарика, увидел Кольку.
Рана в груди была ужасной.
Странно, но мыши и крысы не тронули труп.
Посветив по сторонам, увидел обрез, взял его и вылез из подпола.
Из-за чего вспыхнула ссора, Мишка не помнил. Схватившись за нож, получил удар в лицо и, вместе с табуреткой, отлетел на середину кухни. Колька встал и, наливаясь яростью, двинулся на него.
Мишка метнулся в комнату и, почти сразу, выскочил с обрезом в руках.
Харкнули картечью стволы, и Колька рухнул навзничь, раскинув руки.
На шум прибежала Личмениха, и зажав рот, с ужасом, смотрела на бездыханного Кольку, и его белый свитер, буреющий от крови.
Мгновенно протрезвев, Мишка уронил обрез, и подойдя к столу, и взяв папиросы, вышел на крыльцо.
Закурил только с третьей попытки, так тряслись руки. Глубоко затянувшись и успокаиваясь, осмотрелся по сторонам. В домах соседей свет не горел, на улице никого не было.
Докурив, и постояв ещё с четверть часа, вернулся.
Мать и жена, так и стояли, словно остолбенев.
- Неси воды! - приказал Мишка жене, и подойдя к Кольке, и захватив за ноги, потянул на середину кухни, к подполу.
Откинув крышку, столкнул тело, и спустившись, протолкнул по картошке в глубину подпола.
Через полчаса, забросав труп картошкой, вылез, и подобрав обрез, швырнул в подпол.
Жена отмывала пол.
Жуткая новость разнеслась по деревне.
Похоронили Кольку через два дня.
Мишка Личмен получил двенадцать лет строгача. Из тюрьмы он не вернулся, так и сгинув там.
Через восемь лет, после того, как посадили Мишку, его второй сын, в пьяной драке, зарезал собутыльника, и получив десять лет, пошёл по стопам отца.
20.02.2012 Отредактировано 06.12.19