Проснулась поутру Марфа Тимофеевна, сладко потянулась и вспомнила о своей вдовьей участи.
«Чего печалиться? Кому вдовство - сиротство, а мне и оно в выгоду... Эх, грех о покойнике плохо. Вывел меня Федот в барыни, спасибочко ему превеликое, никогда ему не забуду, памятник на могиле поставлю, поминки на весь город устрою. Только вот горевать не буду, разве для приличия. Был ты, Федот, мужиком-навозником, таким и остался. Ни платья надеть, ни слова сказать. Мне уж с тобой и неловко было в людях-то... Да видно, все, что ни делается — к лучшему...»
Так думала Марфа Тимофеевна, лежа в мягкой постели, чтоб попривыкнуть чуток к новому своему свойству, а потом — прыг из кровати.
К шифоньеру бросилась платья перебирать. Темное надо бы, да чтоб и к лицу. Оделась, но перед зеркалом не задержалась — поскорее туда, в кабинет, к заветному шкафику. Все помыслы Марфы Тимофеевны о нем, вся от нетерпения дрожит. Да и страшновато ей одной к покойнику идти с нехорошей мыслью.
У двери постояла, с собой совладала, вошла в кабинет хозяйкой.
На диван, где вечор мужа оставила, и не глядит, скорее к шкафчику.
И тут...
Если б гром грянул, не так поразил бы он Марфу Тимофеевну. Такие с ней страсти-ужасы приключились, что все помыслы-задумки из головы повыскакивали, вся храбрость и бойкость ее навек улетучилась. И остались в грешном теле лишь нижайшая покорность да леденящий страх.
А приключилось все от того, что услышала Марфа Тимофеевна голос.
Вроде знакомый и все же чужой.
Голос мужа-покойника.
И пронзил он ее всю с головы до ног. Нашло на нее прозренье, и поняла она, что, встав из мертвых, прознал ее муж то, что живым ведать не дано.
Что открыты теперь ему и все старые ее грехи да помыслы, и те лукавые мысли, что в ее голове шевелятся.
Подумалось Марфе Тимофеевне, что встал покойник со смертного ложа, чтобы с ней, с неверной женой, все счеты до конца свести. И похолодела она, и все волосики у нее на теле встопорщились.
Хочет обернуться — и не может.
Хочет вздохнуть — и не может. Воздух в грудь не идет, и словно каленым гвоздем ее к полу пришпилило.
Тут шаги тронулись.
Снова заговорил покойник:
- Чего молчишь, жена?.. Аль задумала что?.. Отвечай, когда муж требует.
Голос властный, твердый, никогда она у Федота такого не слыхивала.
Закрутилась в голове огненная карусель. А голос все громче - отвечай, отвечай! - шаги все ближе. Ой, схватит!
Завизжала Марфа Тимофеевна, как чушка под ножом. Словно подхватило что ее - отпрыгнула к двери одним прыжком, глаза выпучила, руки наперед выставила...
Глядит Марфа Тимофеевна и видит: стоит под самой люстрой муж ее, Федот Агафоныч, и никак на покойника не похож.
На нем халат бархатный, кушаком подхваченный, руки на груди сложил, а на пальце золотой перстень с печаткой.
Впилась Марфа Тимофеевна в него взглядом:
лицо как лицо, румяное даже. И нет в нем обычной дряблости, напротив, словно из камня высечено, хорошее лицо, человечье. Только вот глаза нестерпимо горят, хоть и прищурены.
А может, мстится ей? Машет Марфа Тимофеевна рукой, чурается, отгоняет призрак.
А он стоит, как стоял, усмехается.
- Ты чего, жена, мужа чураешься? Иль ночь скверно спала, приснилось что? А может, приболела, а? Тогда за доктором пошлю. Я свою жену люблю и ценю весьма. Мне здоровьечко твое, как свое собственное... Мне ведь жена здоровая нужна. Мужу — помощница, во всех делах — верная рука. Так послать за доктором?
Марфа Тимофеевна слушает, а сама трясется вся, слова вымолвить не может.
- А раз нет, - тут глаза у Федота Агафоныча распахнулись, сверкнули молнией, - а раз нет, - повысил он голос, — то ступай к себе. Да ко мне чтоб без спросу не соваться! Сам позову, когда надобность будет.
Хотела что-то спросить Марфа Тимофеевна, рассеять недоумение: как такое чудесное исцеление приключиться могло? Но не смогла совладать со своим голосом, слова так и застряли в пересохшем горле.
А Федот Агофоныч, видя, как жена мешкает, усмехнулся, зло глазами блеснул. Сел он за стол и раскрыл толстую книгу, в переплете кожаном, с застежками.
- Вот послушай, чему мудрые люди учат.
Голос его вроде ровный, но чудилась бедной Марфе Тимофеевне в нем ехидная насмешка.
- Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле? Всех тех злее злая жена. Нет ничего на земле лютее женской злобы. Из-за жены прадед наш Адам из рая был изгнан. Из-за жены Иосиф Прекрасный заточен был в темницу...
Марфа Тимофеевна и не помнит уж, как дослушала обидную эту тираду и как выбралась из мужнина кабинета, как к себе добралась, на постель рухнула.
А когда очухалась малость, полились у нее слезы, а губы зашептали давно позабытые молитвы. Просила она Бога, чтоб защитил он ее от мужнина гнева, и давала вечный обет в смирении ему и покорности.