Лучше прочитать хорошую книжку, чем дружить с недостойными. Что поделать? В первые же дни в пансионе под предводительством мисс Берк я успела нажить круг врагов, а друзья почему-то пока не появлялись. Зато мне понравились и вдохновили некоторые учителя. Наверное, каждый из них сильно отличался характером от мисс Берк; поэтому между верхами и персоналом давно сложились напряжённые отношения. Эта грозная, хищная женщина их не переваривала, при этом своими лживыми поступками старалась не показывать этого. Потому что они были лучшими в своем роде, а Берк - вредной, тщеславной особой. Мисс Амалия Берк - главная воспитательница и просто добродушная, но слабовольная женщина, посещающая наши комнаты и ухаживающая за моим классом, та самая, что встретила нас у порога школы в первый день - была замужем, но фамилию ей запретила изменять мисс Берк.
Мистер Ледли, молодой географ - умный и добрый человек, обожающий ставить прекрасные отметки и хорошо относившийся даже к двоечникам.
Мистер Маззл, математик и физик средних лет немного суров и необщителен, но по-своему справедлив. В свою очередь его любимая привычка - карать нерадивых и ленивых учеников.
Простоватая и наивная Мисс Птич была похожа на маленького снегиря, всегда увешана безвкусными ожерельями, обладала тоненьким голоском в учебе не требовала невозможного от юных девиц.
Мистер Патрик Демаршель недавно приехал в Лондон и тут же стал преподавателем французского. Он окажется моим любимым учителем, и не только потому что я обожаю французский, а и ввиду превосходных личных качеств и благородства души.
Мисс Берк полностью оправдала мои ожидания и вскоре после моего приезда показала себя во всей красе. Она оказалась злобной, прожженной, эгоистичной женщиной. Как я уже упоминала, мне она не понравилась с первого взгляда. От неё пахло дорогой лавандой, но это единственное, что могли бы смягчить моё представление о ней. Она была жалка в своей ярости и жестокости и сама себя позорила, как мне кажется, и если бы не страх перед ней, это было бы смешно для меня - наблюдать все ее выходки и попытки ещё больше усладить свою жизнь. Она представляла мир таким, каков он есть: пустым, денежным, горьким; таким же, какой являлась она сама. Именно за то, что на ее стороне была горькая правда, я ненавидела этого человека.
Вскоре я познакомилась, или вернее, узнала всех двенадцать девочек класса, из которых мало кто мне пришёлся по душе. Сказать по существу, это были избалованные, болтливые, легкомысленные особы. Елена Питсбур, Лаура Свенсон, Эрина Ларри, Эльза Молдридж, Магдалена Айнт, Сара Эйзенберг, Кэтрин Джонс, Нина Эфрон, Джиана Дрейфус, Алиса Грейндж, Пайпер Рид, Сиена Смит. Двенадцать девочек одного возраста. Я была тринадцатой. Я была лишней. Как мне не хотелось учиться в этом пансионе! Однако, не будь я здесь, не случилось бы того, о чем будет вскорости рассказано. Да и там, «на воле», мне остаться тоже было не с кем, ведь пришлось примерить новую роль круглой сироты. Никто из девочек не был на меня похож, я сильно отличалась от этого состава не скажу, что умом, это было бы в высшей степени нескромно, но мировоззрением, складом духа, мироощущением. Я была ненормальна для них, а они для меня. Это неприятное, но предсказуемое обстоятельство долгое время меня печалило, пока я не поняла, что, в сущности, не важно, что они обо мне думают. Это наше неравенство, правда, сильно меня расстраивало даже тогда, когда пришло время расставаться с ними.
А теперь пришло время описать тех, с кем я должна была учиться и жить вместе несколько лет.
Мисс Свенсон оказалась весьма миловидной, но распущенной и избалованной девицей. Да что там говорить: она была первой красавицей в институте. Но у неё я быстро обнаружила большой недостаток - постоянное враньё. Она много говорила неправды о себе, своей семье, своих подругах преувеличивала достоинства своего внутреннего мира, хотя то, что она рассказывала, притягивало к ней девушек. Так она и стала самой популярной в нашем классе. Несмотря на то, что многие ей завидовали, коль скоро она обладала не только внешними порядочными данными, но и солидным достатком и прекрасной семьей, состоящей из сливок общества, с ней пытались завести дружбу почти все в классе. Исходя из этого, я поняла и даже почувствовала, что класс меня, такую правильную и справедливо, здраво оценивающую мир, не примет, что и оказалось правильным предположением. У Свенсон была лебединая шея, густые золотые волосы, тёмные пушистые ресницы, голубые, большие глаза, белая тонкая с прожилками кожа, в иное время загоравшаяся румянцем на щечках, которые образовались от постоянного переедания. Единственные её внешние недостатки - узкий лоб и маленькие ручки. Её голос журчал, как ручей, хотя был слишком резок для слуха и немного слащав, а оттого и противен. Несмотря на красоту, она производила неприятное впечатление, по крайней мере, для меня, для моего строгого взгляда. Красота - это ещё далеко не все. Она обожала булочку и колбасу на завтрак, обед и ужин, что было свойством, породнившим нас, к моему неудовольствию (шоколада она не принимала, считая, что он портит ее внешность). Она была помешана на внешности, эта мания переходила все границы. Ей хотелось, чтобы все перед ней преклонялись, даже старшие, да так оно и было. Меня раздражало это лицемерие. Зачем ей был нужен успех? Я вполне могу обойтись без лобызаний, без согнутых спин, без всеобщего поклонения, а она нет.
У Свенсон была лучшая подруга, которую она покровительственно выделила из всех, мисс Ларри. Эта девочка была не только тривиальна внешне, но и не шибко умна и добра. Есть люди пусть и некрасивые, зато добрые и умные. Есть те, которых природа не наделила ни красотой и ни умом, но при том добряки. В крайнем случае находим в толпе не красивых, не добрых, но умных, злых гениев. Но в случае с Ларри было что-то экзотическое. У неё не было ни одного достоинства, зато она обладал порядочной кучей всевозможных недостатков.Может, вы думаете, она прекрасно пела или шила или рисовала? Нет и нет! Для неё у природы не нашлось ни одного таланта и дара. Волосы у неё были какие-то липкие, жирные, а глаза наоборот - тусклые, сухие, с голубыми зрачками и красными воспаленными белками. Тоже ненормальное смешение! Она редко говорила, хоть её рот всегда был открыт. А когда говорила, это было блеяние поверженной молнией овцы, неблагозвучное, растерянное, сбивчивое и неуверенное. У неё были тёмные покрытые чернилами и синяками щеки, откуда у неё были синяки, никто не мог догадаться, даже она сама этого не знала. Она была высока и все время горбилась, чтобы это не бросалось в глаза. Проявление если не разума, то хотя бы самооценки!
Маленькая Эльза Молдридж была истеричной маленькой особой. Низкий рост - довольно отличительное свойство, особенно для молодых девушек. Будь такой же, как все - вот их девиз. Не отличайся ни в чем и будешь счастливым. У этих двенадцати девиц все было одинаково: каждая часть тела. Но если кто-то и выделялся, его ставили во главу угла, делали предметом насмешек и ужимок, издевались над ним в тайне, за спиной, осмеивали. Такова природа девушек и всех молодых людей, если не детей. Она постоянно плакала по всякому пустячному поводу. Как это она еще не затопила слезами класс! Причем, не горькими, а самыми обыкновенными и пустячными. Она была очень пугливой, ничего не стоило довести ее до потери сознания. Кстати, в том, что касается обмороков, Эльза заняла первое место во всей школе. Никто, кроме нее, не падал столько раз замертво, хотя все старались. Ее истерики были вызваны тем, что еще в детстве у неё умерли родители, и этот факт приводил ее в отчаяние и беснование. Иногда она могла сесть на пол и залиться там слезами.
Елена Питсбур была себе на уме, пыталась выдать из себя то, чем она, по сути, не являлась. Ей нельзя было дружить с кем-либо для создания таинственной репутации; но без приятелей ей было скучно, и она разрушала все таинственное, которого и не было. Она постоянно задирала голову, хотя даже Свенсон этого не делала, так как не хотела растерять своих друзей. Елена была глупей, постоянно споря с преподавателями, хоть особыми знаниями не отличаясь и будучи троечницей. У нее были черные умные глаза, не лишенные некоторой глубины, но все уважение к ней терялось, когда она начинала вести себя так, будто она лучше всех. Но она, несмотря на все усилия, была наравне с этим стадом, с этими обезьянами. Ничто ее не выделяло, не отличало, кроме превосходной самооценки, довольно не справедливой. Даже у Свенсон самооценка была ниже, она постоянно находила в себе мелкие недостатки и очень переживала по этому поводу. Например, у нее иногда выступали веснушки на носу после прогулок под солнцем, что ее очень расстраивало. Я бы посоветовала ей брать пример с американских дам и пользоваться зонтиками, но мы находились на разных сторонах баррикад.
Сара же постоянно читала научные книжки, что мне сначала понравилось. Я даже подумала, что найду в ней преданную подружку, но не тут-то было. Она просто не отрывалась от чтения, и к ней, забаррикадированной книгами, было не подойти. Устроившись на подоконнике, и ставила рядом с собой стопки книг, причем за раз она могла прочесть только несколько страниц, как впрочем и другие люди. Я попыталась с ней познакомиться, но ничего не вышло. Мнение остальных ее не особо волновало, с ней поэтому почти никто не дружил. Но она была довольно умной и пользовалась покровительством Свенсон, которой хотелось показать, что она водит знакомство с начитанными людьми. Какое притворство! Сколько лжи! При этом Сара была полиглотом, хорошо знала математику, латынь, астрономию, физику и животный мир. У нее была феноменальная память.
Хохотушку Сиену Смит постоянно забавляли самые серьезные вещи, и сама она никогда не оставалась серьезной. Ничто не могло ее сподвигнуть. Меня раздражала эта взбалмошная девица. Ее ничто не могло тронуть. Ничто не вызывало ее любви или ненависти, был только непрекращающийся смех, и улыбки, и ужимки. У нее были веселые карие глаза и широкий рот с большим подбородком, а также золотистые волосы - хоть что-то было в ней светлого! Она очень ухаживала за собой, любила себя. Ей было все нипочем.
Кэтрин была груба, дерзка и жестокосердна. Ее шутки носили саркастический, издевальческий характер. Да, чувство юмора у нее было, но направдено оно было против кого-то, а не для поддержки, и этим она ничего не хотела доказать, как Елена, а просто родилась такой. Деревянные черты ее лица теп более отрицали всяческую нежность этой девушки.
А Алиса стяжала славу самой толстой среди девочек. Она и вправду поражала своими размерами. Она была похожа, да не обидится на меня эта бедняжка, на большой пирожок с яблоком. Зато в ней проблескивали задатки доброты. Но со мной дружить почему-то не захотела. Возможно, посчитала меня слишком образованной или слишком замученной для себя.
А Магдалена всегда оставалась выше всех в классе. Это было, по её мнению, ужасно, хотя смотрелось не так уж плохо. Я вообще мало внимания обращаю на внешние недостатки и достоинства. Но у нее был и характер, и ум подобающий. Она не была в состоянии связать больше двух слов, как и положено самой отчаянной и безнадежной двоечнице в классе. Французский ее был отвратителен для моего слуха.
Пайпер так и не перешла фазу детства. Играть было ее страстью, хотя никто не хотел быть с ней за компанию. Все считали игры пережитком прошлых времен. Все считали, что они уже выросли из этих штанишек.
Моя жизнь только начала входить в тихое русло, когда в тот особенный день со мной приключилась стычка. Прошла всего неделя после моего несчастливого зачисления с этот «дом слез», как я стала называть ненавистный пансион. Я присмотрелась к его обитателям, оценила их. Особые эмоции вызывала мисс Берк, злая, жестокая женщина. Я ее невзлюбила с первого взгляда, как уже говорила. А в ее неглубоком уме, суровости и бестактности убедилась на опыте. Дождливым утром эта карга наказала меня своим особенным, как вы увидите далее, способом после того, как я придержала дверь служанке. Та была загружена, как королевский стол, мчалась по коридору прямо на тяжелую дверь, и открыть ее для бедняжки было просто некому, кроме меня. Я быстро перебежала комнату и, естественно, оказала ей необходимую помощь. Кто бы на моем месте поступил иначе? Но мисс Берк посчитала этот поступок унизительным для своей воспитанницы, а значит, для себя. Она, как вездесущее привидение, случайно увидела все это, и картина потрясла ее до крайности, даже ее прическа сдвинулась набок. Она попыталась кричать на меня, но ее голос осип от шока. Итогом этого всего оказалось то, что я должна была в качестве своеобразного урока пройтись до булочной и вернуться оттуда с пятью самыми сочными кренделями. Есть покупку строго воспрещается, крендели предназначались для учительского чаепития. На дело отводилось двадцать минут без опозданий. Улица, хотя это был элитный район рядом с Сити, погрязала в сырости, холоде и грязи, и я оказалась в ужасных условиях.
Но выхода не предвиделось, и, выгнанная, чуть ли не вытолкнутая из роскошного здания пансиона, я поплелась по указанному адресу, заслоняясь от прохожих, избегая собак и луж, смотря на мостовою под ногами. Первый отрезок пути - до магазина - оказался проделанным успешно, во всяком случае, я добралась до булочной живая и почти не испачканная. Ужасно страшась чего-то неожиданного, я зашла в эту булочную и встретила там красное лицо, торчащее над прилавком. Это была хозяйка этого заведения. Сразу же она пошла в атаку на меня, и мне предстояло ещё десять минут защищаться от неоправданных нападок, прежде чем удалось исчезнуть оттуда с кренделями.
Кто ты? - не столько настороженно, сколько злобно накинулась она на меня.
Мои руки задрожали от грома ее голоса. Те двое джентльменов, что уже совершили покупки, спешно покинули здание, оставив меня один на один с булочницей. Пока я лихорадочно думала, что надо отвечать в таких случаях, она брезгливо осмотрела меня с ног до головы и продолжала ещё более резко:
Тебе что нужно? Оборванцев я не терплю.
Я повернулась в сторону двери, но страх перед тощей тщедушной Берк пересилил страх перед дородной красной булочницей, и мне пришлось снова встать у прилавка и произнести, что я послана из пансиона невдалеке отсюда. Что тут произошло! Женщина вскочила, заплясала, суетливо затараторила скачущим вверх вниз голосом:
Как! Что же ты раньше не сказала, девочка! Пансион мисс Берк - достойное заведение для молодой мисс! Мы все его очень любим! Все очень любим... Вам что? Вот пироги только из печи, с капустой, яблоками... с чем хотите! Тут вы найдёте все!
Меня неприятно осенило. Я посмотрела на своё платье, не лучшее из моего богатого арсенала, но самое любимое - любимое за простоту и неналяпистость. Этим платьем я как бы показывала, кем я себя считаю про себя и кем хочу быть. Этим платьем, поношенным, грязноватым, булочница ошибочно определила мое место в мире, а оказалось, что я из самого великого пансиона, который «они все очень любят». И началось лебезение, пресмыкание, лицемерие. От грозной толстухи-булочницы не осталось ничего, зато появилось не знающее чем ещё угодить богатой мисс заискивающее тоненьким голоском существо.
Скажите, мадам, если бы перед вами сейчас стояла голодная нищенка в жалких отрепьях, вы бы не дали ей этого кренделя?
Это был риторический вопрос, не требующий и не ждущий ответа. Последнее слово осталось за мной, и я, довольная и гордая, отправилась назад.
Вот тут, на обратном пути, меня и ожидало маленькое, но важное приключение. Тогда я подумала: только этого происшествия мне не хватало для полноты неприятных ощущений! А потом я поняла, что случилось величайшее и прекраснейшее чудо.
Пытаясь сохранять спокойствие, я шла домой, вернее, не домой, а в пансион, и по обыкновению разглядывала брусчатку под ногами, изредка поглядывая, причем, с большим интересом, на проносящиеся призраками прохожих. Кто-то задевал меня плечом, кто-то обходил стороной, кто-то отводил взгляд, а кто-то пристально на меня глядел в те короткие секунды, когда не знающие о существовании друг друга люди встречаются на мостовой почти лицом к лицу, быстро исследуют друг друга, чтобы потом навсегда исчезнуть из памяти.
Я как раз думала о подобных превратностях шалуньи-судьбы, как вдруг мимо метнулось пятно, и кто-то резко и быстро выхватил корзинку из моих рук. Я успела увидеть только спину мальчишки с моей корзинкой, который уже бросился за угол какого-то дома. Опомнившись, я кинулась вдогонку и закричала во всю глотку:
- Стой! Держите его!!
Я увидела одного слонявшегося без дела полицейского и, подбежав к нему, начала отчаянно жестикулировать, охать и показывать в сторону убегающего мальчика. Мужчина с силой свистнул в свисток и погнался за воришкой, привлекая к своему делу и прохожих. Я на бегу видела, как вор оглянулся и в этот момент споткнулся о чей-то лоток с цветами. Булочки при этом почему-то не рассыпались, словно приклеенные к корзинке. Встать было долгим делом, а когда преступник приготовился продолжить движение, его настигли. Схватив его за воротник, полицейский начал его трясти, будто вытряхивая из него всю душу.
- Это он, мисс? Он украл? Ну же, мисс, говорите, или я его отпущу!
В эту минуту произошло что-то необычайное. Только сейчас подоспевшая, я резко остановилась и замерла, глядя то на полицейского, то на мальчика. Мои глаза заполонили слезы, и мне в одночасье открылась вся картина того сурового, жестокого мира, о котором я не имела представления, хоть он с детства привлекал все мои помыслы. Мира отчаяния, безнадёжности, мрака, нищеты, города, страха, всех жутких страданий, что делают лондонского дно огромной свалкой человеческих душ. Но я не испугалась, потому что сейчас перед мной стоял представитель не только этого согнутого класса, но и сонма невинных ангелов.
Это бедное существо было ненамного старше меня, может быть, на год, но из-за своей стати и роста он казался уже взрослым.
Спрятанное под слоем грязи и пыли, его лицо странно отражало и досаду, и злость, и страдание, и страх… Серо-голубые его глаза, казалось, видели все беды на этом свете, даже больше, чем глаза некоторых глубоких стариков. У него были русые лохматые волосы, примнутые козырьком, в них застряли мелкие листочки и даже солома. . Я посмотрела на его одежду – разорванная в нескольких местах рубашка, длинная посеревшая от долго ношения накидка, грязные широкие штаны, когда-то синие, и в такой же степени запачканные сапоги.
Мне понравилось это лицо, худое, изможденное, несчастное лицо; в нем было что-то благородное, та искра, которые не дала мне, ослеплённой светом истины, испугаться и ужаснуться. Я перевела взгляд на полицейского и ужаснулась его различию с мальчиком: он был толстый и низенький, а его глаза были настолько сухими, бездушными, черствыми… И он все повторял свое «мисс», спрашивал меня о чем-то, чего я не слышала… И, кажется, начал терять терпение…
- Я в последний раз спрашиваю, мисс! Это тот человек или нет? Ответите ли вы мне когда-нибудь?!
Его жесткий голос вывел меня из оцепенения. Надо было решать сейчас – сказать правду или ложь. Это был один из тех моментов моей жизни, когда понимаешь, что если сделаешь неправильный шаг, совершишь ошибку, то все потеряешь, будешь сожалеть об этом все данное тебя на земле время. Сейчас боролись мои разум и сердце – разум говорил «Скажи, что это он!», а сердце противоречило ему: «Нет, не говори этого! Посмотри на этого бедного мальчика – ты просто обязана его спасти!». Я, наконец, собралась с мыслями и твердым голосом сказала:
- Нет, это не он. Я ошиблась. Простите.
И от сердца отлегло, тяжесть ушла, потому что я осознавала, что сделала правильный поступок. Теперь я ни в чем не виновата перед мальчиком, который, правда, виноват передо мной. Я кинула на него быстрый взгляд, неловко развернулась и пошла обратно. Через несколько шагов я робко обернулась. Мальчик оставался там же и изучающее и ошарашено смотрел прямо на меня. Полицейский стоял, разинув рот, но в следующий миг со словами «Тьфу ты!» отпустил его и пошел прочь.