Макс разбился на мотоцикле 11 ноября. Ситуация назревала. Я попросил его не приезжать. Он сел на байк. Понесся как псих. Обычно он водил – превосходно – свою любимицу.
Он разбился на пересечении Валовой улицы и улицы Большая Полянка. Движение в тот момент было напряженным.
Я устал. Устал от смертей. От трагедий. От собственного бесчувствия.
Я ненавидел Аню. Если бы она была хорошей женой, она бы не задержалась в Швеции. Почему чувство долга перед другими людьми удерживало ее там, за границей?
Почему чувство долга перед собственным мужем не толкало ее домой?
Опасность миновала. Она знала, как я страдаю. Да, я не мог ничего объяснить. Но я нуждался в защите.
Как так произошло, что я и Макс, мой лучший друг и ее брат, попали в гомосексуальную воронку? Разве это случилось бы, если бы рядом с нами были жены?
Как глупо, единственный человек, которого я хотел видеть в это время, была Света.
Быть может потому, что тогда, когда я погибал от запоя, в отчаянии после смерти генерала, именно она вытащила меня, придя и молча распив со мной водку с банкой огурцов.
Но и она не казала носа. Ушла наверняка с головой в свой “графический дизайн”.
Аня приехала. Она была со мной холодна. Смерть ее брата окончательно разделила нас. Она считала меня виноватым. Хотя и не знала всего.
Родители Макса горевали. Но это были сильные люди. Они как-то со временем приняли ситуацию. А вот дядя не смог. Он вырастил пацана. Он был его настоящим отцом. Дядя Игорь спился после смерти племянника. И я ему не помог.
Я правда был виноват. Я правда был одинок. И я был никчемным, никому не нужным созданием.
Мои родители не показывали, что переживают о смерти Максима. А ведь он был им как родной.
Дома каждый день начались скандалы, потасовки, ворчание из-за мелочей. Дом, милый дом. Мир ушел из него.
Всему причиной был я, молодой богатый придурок.
Генерал с того света то и дело передавал мне приветы. Я разбирал архивы в его кабинете. Находил старые, еще черно-белые фото.
Находил письма, записки, дневники. Я много узнал о нем. Было два неподражаемых письма от женщин, которые, как я понял из содержания, истинно любили его. Почему он остался холостяком?
Раньше, когда мы встречались, бывало, мне хотелось просто побыть в его квартире, чтобы насладиться этим духом стройной организованной целесообразности, который здесь царил.
Каждая вещь имела свое функциональное и эстетическое назначение. Не было ничего лишнего.
Все было аккуратно, но не педантично, чувствовалась свобода, воздух.
Очевидно, он умел сделать быт необременительным и красивым.
Я думаю, он был бы счастлив в семье, и иногда жалел о том, что он одинок.
Пребывание у него дома настраивало на задумчивый и романтический лад.
Теперь я мог насладиться этим сполна.
Слушал музыку, которую любил он.
Пересматривал видео-диски, которые мы смотрели вместе, или те, которые он смотрел сам.
Круг его интересов был широк.
В некотором роде темы, интересующие нас, совпадали. Мы оба любили историю и биологию. Исторические передачи и передачи из мира природы были излюбленным времяпрепровождением для нас обоих.
Смерть Макса перетасовала все карты. Положила конец моим иллюзиям. Моему ощущению, что я близок с генералом в неком “другом измерении”.
Как странно, смерть генерала я почти не почувствовал. Да, я горевал, я отчаивался, но от разлуки, а не от его ухода из жизни.
Как будто все это время моего горя он держал меня на руках, и не позволял подойти к краю отчаяния.
С Максом вышло иначе.
Я не пил. Не спивался.
Но я и не ел, и не спал.
Я остановился.
И однажды я понял. Все. Конец.