До и после войны

               
 Музыкальная пьеса в двух действиях   

   Действующие лица:
ВАЛЕНТИНА. Известная лётчица, Герой, депутат. 29 лет.
СЕРГЕЙ. Заключённый, «враг народа». 32 года.
МАРИЯ Николаевна. Мать Сергея. 50 год.
АЛЛА Львовна. Врач тюремного лазарета. 30 лет.
               
Сцена 1. Москва. Осень 1939 года.
Квартира Валентины — просторная, но не обжитая. Валентина приходит домой — в красивой лётной форме, нарядная, но уставшая. Включает радио, по которому передают популярные песни 1930-х годов, переодевается в домашний халат. Слышит звонок телефона, снимает трубку.
ВАЛЕНТИНА. Аллё? Товарищ Громов?.. Михаил, иди ты к чёрту! Мы только что виделись, я спать хочу!.. (Слушает). Чья мать?.. Серёги?.. (Выключает радио). Ну, а что я могу?.. Выслушать её?..  (Решительно). Ну пусть приходит!.. Нет, пусть сейчас приходит! Завтра опять будет сумасшедший день, и послезавтра тоже… А человек ждёт! Он в тюрьме, не на курорте… (Кладёт трубку,  готовит чай, накрывает на стол).
           Дверной звонок, Валентина открывает. Входит Мария Николаевна — интеллигентная, симпатичная женщина. 
МАРИЯ. Я очень извиняюсь, Валентина Степановна. Понимаю, что вечер... Но днём вас застать невозможно! Вы или в небе, или в Кремле…
ВАЛЕНТИНА. А что делать? Я и лётчик, и депутат… Да вы проходите… Мария Николаевна, насколько помню?
МАРИЯ. У вас всегда была хорошая память, Валюша!
ВАЛЕНТИНА. Пилотам иначе нельзя. (Весело). Маршрут не помнишь — заплутаешься в небе… 
МАРИЯ. Я это понимаю. У самой сын авиатор… Был… (Всхлипывает).
ВАЛЕНТИНА. Ну будет, будет! Что значит «был»?, Марья Николаевна!.. Серёже сколько? Тридцать?
МАРИЯ. Скоро тридцать три. Возраст Христа…
ВАЛЕНТИНА. Ну вот! Ему ещё жить да жить! А это всё, что случилось с ним, — временное.
МАРИЯ. Многие утешают меня: «Не он первый, не он последний… Разберутся, отпустят»…
ВАЛЕНТИНА. Может быть и так! Бывают случаи… Да вы садитесь за стол. Будем чай пить, думу думать... Увы, наши органы тоже не безгрешны…
МАРИЯ (вздыхает). Ох, не безгрешны, Валюша, ох, не безгрешны!
ВАЛЕНТИНА. Мне ли не знать?  Я ещё застала Николая Ивановича Ежова (показывает маленький рост). Помню, как  он отчитывался перед нами на Сессии Верховного Совета. До того казался верным чекистом — не придерёшься. Всю страну держал в «Ежовых рукавицах»! А кто оказалось на деле?..
МАРИЯ. Ой, не говори…
ВАЛЕНТИНА. Вот уж кто подлинный враг народа, без подмесу! Он нарочно бросал в тюрьмы лучших людей страны. Сотнями!
МАРИЯ. Возьми хоть моего Серёжу… Ведь ты его знаешь с юности, Валюша. Вместе летали на планерах в Коктебеле. Ну какой Серёжа «троцкист»?! Он в глаза не видел того Троцкого! Самолёты, планеры, ракеты — вот вся его жизнь! 
ВАЛЕНТИНА. Верю вам, Марья Николаевна. Но что я могу сделать? Я не судья, не прокурор…
МАРИЯ (горестно стонет). Серёжа умирает!
ВАЛЕНТИНА. Как?!
МАРИЯ. Вы же знаете, он на Колыме, на прииске. С утра до ночи на морозе, катает тачки с золотым песком. У него пневмония, от кашля разрывается грудь!..  (Плачет). Эту зиму он не переживёт!!!
   ВАЛЕНТИНА (возмущённо вскакивает с места). Конструктор самолётов — тачки катает?! Да что же мы все — с ума посходили что ли?! (Подходит к телефону и набирает номер). Громов?.. Ты спишь уже, байбак?.. Нет, теперь уже я тебе не позволю дрыхнуть! Ты слышал, что говорит Марья Николаевна? Серёга Королёв умирает!.. Да! У него пневмония, а его гоняют на мороз на общие работы!.. (Слушает). Берия?!.. А ты его хорошо знаешь?.. Вот и я тоже. Я хорошо знала Серго Орджоникидзе. Как то в Пензе меня не хотели зачислять в лётную школу… Я набралась наглости и пошла к Серго! Он позвонил при мне, по моему Кураеву. «У вас в Пензе что? все барышни кисейные?  А если девушка желает стать лётчиком-инструктором? Других учить? Если у неё призвание такое?»… И давай, и давай шерстить!.. Приняли меня, как миленькую! Прекрасная оказалась школа! И сама Пенза мне стала как родная … Но это был Серго!.. А Берия?.. я не знаю… Уж лучше давай Сталину напишем. Он лётчиков любит! (Слушает молча). Ну хорошо. Дрыхни, спящая принцесса. Но завтра я с тебя не слезу! (Кладёт трубку).
МАРИЯ (смущённо). Как ты сердито с ним, Валюша!..
ВАЛЕНТИНА. С Громовым?.. А чего нам церемониться? Мы оба лётчики, Герои, депутаты… Да, он комбриг! Так он мужчина, к тому же старше. Если я в чём завидую Мишке, так это в том, что он падал с самолёта и сумел спастись. На парашюте — в 27-м году! По тем временам неслыханное дело!
МАРИЯ. А это важно?.. Ты прости, я не слишком разбираюсь…
ВАЛЕНТИНА. Спастись при падении? А как же?! Представь себе, что завтра война… Это сегодня катастрофы с неба — прискорбная случайность. Как разбился Чкалов… или моя подруга Полина Осипенко… А на войне мы будем намеренно сбивать друг друга! Как в Испании… Тут практика спасения на парашютах будет вот как необходима! (Проводит ладонью по горлу).
МАРИЯ (крестится). О, господи! Мало убивают на земле и на воде, так придумали ещё воздушные забавы!.. А Серёжка мой, ты не поверишь, ещё выше вздумал забраться… (Умолкает).
ВАЛЕНТИНА. Ну говори, говори, Марья Николаевна! Если пришла за помощью, так от меня секретов не держи!
МАРИЯ. Серёжа в Бауманке учился, ты ведь знаешь?
ВАЛЕНТИНА. Конечно! 
МАРИЯ. И как то приходит с занятий счастливый, будто денежку нашёл. «У нас сегодня выступал Циолковский! О космосе говорил — да так доступно, что полёты в стратосферу показались мне полной реальностью!».
ВАЛЕНТИНА. Фантазёр ваш Циолковский! Люди ещё небо не всё освоили, а стратосфера, космос — это мы детям оставим, внукам. Им тоже надо будет что-то открывать?..
МАРИЯ. Ну может быть, может быть… (Собирается уйти).
ВАЛЕНТИНА. А вы куда, Мария Николаевна? Чай не пили, время позднее… (Решительно). Ну вот что. Как хотите, но я вас не отпущу в такую пору!
МАРИЯ. Господи! (Тяжело вздыхает). Некоторые бывшие друзья шарахаются от меня, как от прокажённой… С тех пор, как посадили Серёжу…
ВАЛЕНТИНА (с кривой усмешкой).  Ну а как же?.. Это называется «чужую беду рукой отведу».
 МАРИЯ. У каждого на лице написано: «Не подходи ко мне! Твой сын враг народа! троцкист!»… Только вы с Громовым и не отшатнулись от меня, возитесь, помогаете…(Вытирает слёзы).
ВАЛЕНТИНА. Мы лётчики! А лётчик друга не бросает — ни в небе, ни на земле! (Решительно). Переночуешь у меня, Мария Николаевна! А завтра Мишка придёт, будем письмо писать товарищу Сталину. Ты тоже что-ничто подскажешь, всё же мать…
МАРИЯ. Конечно, подскажу, Валюша! (Крестится). Господи! Дай вам счастья, мои родные! А я молится за вас стану!
  Валентина садится за фортепьяно и поёт романс «ХРАНИ ВАС БОГ»:
Молюсь за вас и нощно я и денно,
Мой путь лежит средь терний и тревог,
А я шепчу, шепчу проникновенно:
«Храни вас Бог, храни вас Бог!»
Вам не дано знать тайны провиденья,
Туман судьбы клубится возле ног,
Но луч надежды и терпенья,
О, дай нам Бог, о, дай нам Бог!
Чему бывать, то и должно случиться,
Мы подведём судьбы нашей итог,
Душе с душою воссоединиться
О, дай нам, Бог! О, дай нам, Бог!
МАРИЯ (восхищённо). Валюша! Мне говорили, что ты хороший музыкант, но я не слышала раньше… Какая прелесть!
ВАЛЕНТИНА. Это матушка моя, Надежда Андреевна, мечтала сделать из меня актрису. В доме у нас был рояль. Я училась в музыкальной школе, потом в Харьковской консерватории, романсы пела...
МАРИЯ. Умница ваша мама!
ВАЛЕНТИНА. Но пересилил батюшка Степан Васильевич. Он был первый в Харькове авиатор…
МАРИЯ. Как же… Кто ж его не знает? 
ВАЛЕНТИНА. Ещё девчонкой малой он сажал меня с собой в аэроплан, и мы взмывали в небо!
МАРИЯ (испуганно). О, господи! Ребёнка?..
ВАЛЕНТИНА. Так я и росла… Со стороны матери — тургеневская барышня: платье с рюшками, рояль… А отцовское воспитание — дитя из будущего, Аэлита! Комбинезон, шлем, планер… (Играет Марш Авиаторов):
              «Всё выше, и выше, и выше
  Стремим мы полёт наших птиц!
  И в каждом пропеллере дышит
  Спокойствие наших границ».
МАРИЯ (со  вздохом). Господи! Ведь как хорошо всё начиналось! Земля крестьянам, мир народам... Фабрики рабочим… (Со злостью). Но про тюрьмы ничего не было сказано!..
ВАЛЕНТИНА (бьёт кулаком по столу). Да, с лагерями перебор   вышел, это факт! Дзержинский бы такого не допустил! (Со злостью). Это всё те, кто позже пришёл: Ягода, Ежов...  Они такое пятно оставили на  ЧК, что внукам зачищать придётся! (Оглянувшись на дверь). Я карту видела Главного Управления лагерей, Гулага значит… От Карелии до Камчатки — весь Союз в красных пятнах!
 МАРИЯ. Господи! Хоть бы одним глазком взглянуть: что за край такой — Колыма?
                (Занавес).

Сцена 2. Колыма. Магадан. Тюремный лазарет.
 Осуждённый Королёв направлен на приём к доктору. Заглядывает в кабинет с порога:
СЕРГЕЙ. Разрешите?
АЛЛА (зло). Вот куда?! У меня все палаты переполнены!!! (Строго смотрит на больного). Что у вас? Только не говорите, что дизентерия!
СЕРГЕЙ. Никак нет!  Пневмония.
АЛЛА. Кашель бьёт?.. А кого он сейчас не бьёт? Зима на дворе!.. Ну  входите, раз пришли.  Доложите по форме!
СЕРГЕЙ (входит и рапортует). Осуждённый Королёв, статья 58-прим. Этапирован из прииска Мальдак для дальнейшей отправки во Владивосток, полагаю.  Направлен в лазарет для профилактического осмотра… (Задыхается от кашля)…
АЛЛА. Ну всё, можете не продолжать. Первый раз на Колыме?
СЕРГЕЙ. Точно так!
АЛЛА (раздражённо). Из жаркого климата посылают на Колыму полураздетых людей, а потом удивляются, что у нас большой процент смертности от пневмонии! (Сергею). Вы сами откуда?
СЕРГЕЙ. Из Одессы…
АЛЛА. Ну вот пожалуйста! У вас в эту пору ещё купаться можно, не правда ли?.. А у нас морозы!.. 
СЕРГЕЙ (с усмешкой). Да уж... Не жарко!   
 АЛЛА.  Это вам сейчас не жарко... А что будет в декабре?..  Снимайте рубаху!
          (Сергей раздевается до пояса, доктор слушает его).
АЛЛА.  Дышать!.. Не дышать!.. Повернулся спиной! (Вздыхает). До чего же тощий, господи!
СЕРГЕЙ (с усмешкой.) Диета у нас такая, доктор.
АЛЛА. Это какая же?
 СЕРГЕЙ. Колымская. С утра до ночи натощак, а потом и просто так…
АЛЛА. Остроумно. Но что делать? Здесь вам не санаторий.   Никто трюфелей не обещал… 
СЕРГЕЙ. Это понятно.
АЛЛА (грозит пальцем). Но хвои в лесу полно! Достаточно, чтобы цинги хотя бы не было…
СЕРГЕЙ (весело). Чего-чего, а хвои много! (Его вновь одолевает кашель)
АЛЛА. Э-э! Так не пойдёт, заключённый Королёв. С такими лёгкими я вас в барак не отпущу!.. А мест в палатах нет! Что же делать?.. (Садится за стол, пишет медицинское заключение).
СЕРГЕЙ. Не знаю, что и подсказать, доктор. Никогда не бывал в подобных ситуациях…
АЛЛА. Да я вас и не спрашиваю! Это так… мысли вслух… Вы кем были до ареста?
СЕРГЕЙ. Инженером.
АЛЛА. Ну да… 58-я прим?.. Стало быть, не карманник?
СЕРГЕЙ. Нет… А надо бы?
АЛЛА. Как раз не надо! (Оглянувшись на дверь). У меня есть… резервная палата, одноместная. Мы в ней медикаменты храним… Значит, воровать не будете?
СЕРГЕЙ (безнадёжно разводит руки). Тридцать лет не воровал, теперь уже не получится…
АЛЛА. Это хорошо.
СЕРГЕЙ. Вот разве что… (Умолкает).
АЛЛА. Ну говорите!
СЕРГЕЙ (набравшись смелости). Доктор! Нельзя украсть у вас листок бумаги и карандаш?.. Хотя бы крохотный огрызок!
АЛЛА (понимающе). Соскучились?
СЕРГЕЙ. Вы не поверите, до какой степени! Пока учился и работал, я каждый день что-нибудь писал, чертил, рисовал… И никогда не думал, какое это счастье!
АЛЛА (со злостью). А мне иной раз хочется к чёрту послать всю эту писанину!
СЕРГЕЙ. Я в детстве читал биографию Лермонтова. Его посадили на гауптвахту за стих «На смерть Поэта», а Дядьке разрешили  носить еду. Так хитрый Лермонт вино мешал с печной сажей, получались чернила… Заточенная спичка служила пером…
АЛЛА. Та-ак…
СЕРГЕЙ. А в бумагу Дядька заворачивал хлеб… И наш гусар — в тюрьме! — писал стихи. Он ещё не вышел на свободу, а на воле уже читали вот это:   (Читает стих «Желание»):
«Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня…
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжёлая, с замком,
Черноокая далёко
В пышном тереме своём.
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
АЛЛА (указывает на оконную решётку). Будто про нас написано!
СЕРГЕЙ. Мда.. Но однажды и меня бросили в тюрьму, в Бутырку. Допросы, голод, злые зеки — это всё ладно. Со временем привыкнуть можно. Но когда то и дело приходят в голову свежие мысли, а их нечем записать, о!.. Тут я Лермонтова понял! 
АЛЛА (сочувственно). Но Дядька вам обеды не носил?..
СЕРГЕЙ. Да уж! Ни вина, ни хлеба, ни бумаги… Недели, месяцы без текста!!!.. С ума можно сойти!
АЛЛА. Поняла вас… Ладно. Я сейчас уйду, а здесь, на столе, останутся лист бумаги и карандаш. Но старайтесь экономить… 
СЕРГЕЙ. Клянусь!
АЛЛА. По званию вы кто?
СЕРГЕЙ (с горькой усмешкой). Судом разжалован… А до этого был дивизионный инженер. Говорят, приравнивается к генералу…
АЛЛА. Почему «говорят»? Я точно знаю! (Обрадовано). Значит, генерал?.. Тогда уж точно не украдёшь! (Заканчивает писать). У нас здесь тоже не курорт, сами понимаете, но какое-то время придётся полежать. Всё же теплее, чем в лесу.
СЕРГЕЙ (с усмешкой). А как же… хвойная диета?
АЛЛА. Ничего. Пропишу что-нибудь другое... (Строго). Одевайтесь, больной!
            (Он  одевает старую рубаху, мятый свитер, телогрейку).
СЕРГЕЙ. За гардероб прошу извинить, доктор. Камердинер оплошал…
АЛЛА (с усмешкой). Весёлый ты мужик, осужденный Королёв. Сколько лет?
 СЕРГЕЙ. Тридцать два, профессор.
 АЛЛА (ворчливо).  С вами станешь профессором, как же!.. Хотя мечтала когда-то... (Задумчиво).    В тридцать лет генерал… Кем же вы станете в сорок?.. Маршалом?..
 СЕРГЕЙ.  Кем стану, не знаю, а пока —  троцкист, враг народа…    Соседи по камере зовут доходягой. 
АЛЛА. Кашляешь потому что? 
СЕРГЕЙ. Не даю уснуть… Обещают придушить во сне…(С тяжким вздохом). Скорее бы уж, что ли!
АЛЛА (грозит пальцем). Но, но! Эту радости мы им не доставим! Будем лечиться, пациент Королёв!
                (Занавес).               
    
  Сцена 3. Снова квартира Валентины.
Мария Николаевна всё красиво прибрала и сейчас выпекает драники. Приходит Валентина и с порога чует запах.
 ВАЛЕНТИНА. Это что это у нас так вкусно пахнет?.. А, Мария Николаевна?
     МАРИЯ. Драники, Валюша.  Наши, одесские. Серёжа их очень любит.
ВАЛЕНТИНА (напевает). Драники, драники…чем же вы так хороши?  (Раздевается, моет руки).
  МАРИЯ. Отведай с пыла, с жара, Валентина Степановна!… (Подаёт ей на блюдце).
ВАЛЕНТИНА. Ну-ка, ну-ка… (Пробует и машет головой от блаженства). Прелесть!.. Вот, казалось бы: везде картошка, а вкус разный получается. В Одессе один, в Москве другой, в Харькове третий… (Оглядывается). А прибралась кругом!.. Отродясь так чисто у меня не бывало…
МАРИЯ. Прошу к столу, моя милая! Кушайте на здоровье…
 (Какое то время обе едят молча, затем Мария откладывает вилку).
МАРИЯ. Ты прости, Валюша, но не лезет в горло… Насчёт Серёжи никаких новостей?..
ВАЛЕНТИНА. Почему же? Есть. (Официально). Сегодня состоится пересмотр дела… Процесс закрытый, но Мишке Громову разрешено. Как депутату и комбригу.
МАРИЯ. Валюша, милая! Спасибо вам! (Целует Валентину).
ВАЛЕНТИНА. Э, нет!… (Отстраняет её). Больших надежд возлагать не будем. (С грузинским акцентом). Наш суд — это вам не у тёщи на блинах, понимаешь! 
МАРИЯ. Понимаю.
ВАЛЕНТИНА. Сейчас важно не то, «сколько» Серёжа будет сидеть, а главное — «где» сидеть?.. Слава Богу, у нас в стране не только Колыма. Есть места поюжнее, потеплее…
МАРИЯ. В Одессе тоже колония, я знаю…
ВАЛЕНТИНА (с усмешкой). Вам бы в родном краю поместить Серёжу, под бочок… 
МАРИЯ. Его родина — Житомир. Там я его родила. А Одесса — это позже…
ВАЛЕНТИНА. Вот как?
МАРИЯ. Это долгая история…С Серёжиным папой мы разошлись, я переехала в Нежин, к своим родителям. Там всё детство прошло, там к авиации он пристрастился.
ВАЛЕНТИНА. Странно. Я не слышала о лётной школе в Нежине…
МАРИЯ (удивлённо). Какая школа? Господь с вами! Приехал в наш город авиатор Уточкин…
ВАЛЕНТИНА. Ну как же, знаю! До революции был видным пилотом — одни из первых. 
МАРИЯ. Выступил перед народом на базарной площади, поднял за городом свой биплан… И всё! Моего Серёжу словно околдовали. Во сне стал бредить самолётами, честное слово! А ребёнку всего — 6 лет!
ВАЛЕНТИНА (задумчиво). Да! Если прошлый век называли паровозным, то нынешний — авиационный, это факт. Конструкторы самолётов в Америке, во Франции, в России… (Оглядывается на дверь). Но русские… они или уезжают в  Америку, как Сикорский, или сидят! (Загибает пальцы). Туполев сидит, Петляков сидит, ваш сын сидит!..
МАРИЯ. Да ещё где сидит, Валюша… На Колыме! Там, где вечная мерзлота!
ВАЛЕНТИНА (яростно, в полный голос). Вот она — Ежовщина!!!  Новый нарком, товарищ Берия, пытается смягчить… Нынешний год уже не 37-й… Но тоже делает это крайне робко!
 МАРИЯ (испуганно).  Вы так громко говорите, Валюша… Соседи не донесут?
ВАЛЕНТИНА. В этом доме стены такие, что стрелять можно, никто не услышит. А кто и услышит — плевать я хотела! Все знают: Гризодубова — баба отчаянная!  Правду-матку режет всем и вся, невзирая на лица!
МАРИЯ (удивлённо).  И не боишься?
ВАЛЕНТИНА. Пилоты трусами не бывают! (Вспоминает с тёплой улыбкой). Меня после Пензенской школы зачислили в лётную агитационную эскадрилью «Максим Горький». Главным у нас был Михаил Кольцов, редактор «Огонька». Летали по всей стране: от города к городу, от станицы к кишлаку. На лету, бывало, откроешь кабину, встанешь в полный рост — и летишь! А если с напарницей, то и вовсе на крыле!
МАРИЯ. Господи, страсти какие! Это зачем, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. А затем, что в тех местах аэроплан в глаза не видели! Боялись его, как чёрт ладана. Мы должны были приучить народ к самолёту?.. Убедить, что он не страшнее скакуна...  Ведь скачут в цирке в полный рост?
МАРИЯ. Скачут…
ВАЛЕНТИНА. Вот?! И я тоже самое делала — но на самолёте! Одевала, помню, яркий комбинезон: белый или голубой, с красной лентой через плечо! (показывает)… И в таком небесном виде, стоя на крыле, являлась жителям забытой богом деревушки!
МАРИЯ. Да, эффектно! Но лошадь — она живая.   Умный конь седока не сбросит. А самолёт — фанера. Или что теперь?
ВАЛЕНТИНА. Теперь дюраль, алюминий… Но для хорошего лётчика — это живой организм!  Если ты к нему всей душой, то и он тебя не обидит... (Подумав). Всё зависит от конструктора, конечно…
МАРИЯ. А мой Серёжа?.. Он хороший конструктор?
ВАЛЕНТИНА. Серёга?.. О, да! Он ещё мало кому известен, последнее время ударился в ракеты… Но вот увидишь, мать: он ещё нас прославит! Его аппараты будут высоко летать!
МАРИЯ (вытирая слёзу). А мне-то как отрадно это слышать, Валюша!.. Но скажи мне: ты сама то  согласишься  летать на его самолёте?..
ВАЛЕНТИНА (смеётся). А почему бы нет? На его аэроплане я уже летала — в Коктебеле, в 24-м... (Восторженно). Ах, Коктебель! Какое было время золотое! Утром мы купались в море, потом летали… Это чудо: видеть Крым с неба, с планера! А вечером танцевали в приморском парке...  Я — школьница ещё, Серёжа студент…
  (Подбегает к фортепьяно,  играет и поёт романс «ПЕРВОЕ ТАНГО»):
Средь взрослых пар мы танцевали танго,
И не было моложе нас, моложе нас, похоже, никого,
А капитан… какого то там ранга
Всё на меня глядел, глядел…
Прелестное танго!
МАРИЯ (умоляюще сжав руки). Ну ещё, ещё, Валюша!
ВАЛЕНТИНА. Да я уже не помню!.. (продолжает).
В Приморский парк
Ходили в юности мы с вами.
Я так стройна!..  А вы, мой друг,
Такой джентльмен с едва заметными усами…
И вот мы с вами вышли в круг.
МАРИЯ (весело). Валюша! А ведь вы были влюблены друг в друга?! Признайся!
ВАЛЕНТИНА (смущённо). Ну не знаю… Я ещё девчонка… И времена были смутные: войны, революции…
МАРИЯ (бесшабашно). А кому это мешало влюблятся, золотце? (Обнимает её). Это мужики вечно придумывают всякие битвы, дуэли, восстания… А женщине нужно одно: чтобы любимый был рядом, чтобы рожать ему детей! Вот наша главная революция: дети!
ВАЛЕНТИНА (с тёплом вспоминает). Красивый был хлопец — ваш Сергей! Лоб огромный (показывает), брови чёрные, в разлёт… А умница! Про историю авиации нам рассказывал: про Жуковского, Циолковского, братьев Райт… «Академиком» мы его звали…
МАРИЯ. Да ты ешь, ешь драники, Валюша! Или не понравились?
ВАЛЕНТИНА. Очень даже понравились, Николаевна. Но мне завтра летать… Боюсь, в самолёт не влезу…
МАРИЯ (смеётся). Весёлая ты, Валюша! Легко тебе на этом свете!
ВАЛЕНТИНА. Вы как мой отец. Он так говорит: «Ты, дочка, бойся не смерти, а никчёмной жизни! Можно и долго проскрипеть на свете, да никто не вспомнит… Можно коротко, но ярко… А лучше всего — и то, и другое! Смерть подскажет, когда её срок». 
МАРИЯ. И что, Валюша? Была у тебя такая минута?   
ВАЛЕНТИНА. А как же! И даже не одна!.. Вот, помню, летим мы над Дальним Востоком… Связь пропала, где приземлиться, не знаем…
МАРИЯ. Я читала об этом в «Правде»…
ВАЛЕНТИНА. Всего я журналистам не рассказывала… Вам одной скажу... Горючее кончается, кругом тайга, идти на посадку — верная смерть! И спросила я Его (указывает вверх): вот она, кончина?
МАРИЯ. Ангела спросила, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. Не знаю, ангела или чёрта? Но помню, что мне ясно дали понять: нет, ещё не время! И в ту же минуту увидела я внизу сухое болото… (Отчаянно). А!.. Будь что будет! сажусь!.. И — села! Да так удачно, что ничего серьёзного не повредила. (Машет пальцем). А ведь на брюхо села!..
МАРИЯ. Это воля бога, Валюша! Не спорь.
ВАЛЕНТИНА. Да я и не спорю. (Раздаётся телефонный звонок, она снимает трубку). Миша, ты?.. Ну говори, мы обе здесь… Два года?.. (С кривой усмешкой). Это щедро, нечего сказать!  (Слушает молча). Туполев обещал помочь? Ну дай бог счастья тебе и Туполеву тоже! (Кладёт трубку).
МАРИЯ. Это товарищ Громов?! Ну говори, говори, Валюша!
ВАЛЕНТИНА (со злостью). Я так и думала про наш суд, помнишь? Сергею убавили срок… аж на два года! (Возмущённо ходит по сцене). Вместо десяти — восемь лет лагерей. Царская милость, нечего сказать!
МАРИЯ (после паузы). Я даже не знаю: радоваться или плакать?.. С одной стороны, всё же сократили… Но, если он умрёт на Колыме этой зимой, то какая разница? Восемь лет не досидит или семь? (Вытирает слёзы).
ВАЛЕНТИНА. Громов весь кипит от возмущения... Обвинитель — мальчишка, лейтенант НКВД…   Рассматривается совершенно новая модель летательного аппарата, в ней даже видные конструкторы не могут разобраться… А вшивый лейтенант… находит вину Сергея! В научных терминах путается, двоечник, а вину находит…(Грозит кулаком). Провидец, твою мать!
МАРИЯ. Я представляю, как Серёже будет обидно… Он эту модель крылатой ракетой назвал…
ВАЛЕНТИНА (восхищённо). Крылатой ракетой?!.. Чёрт возьми, как красиво! (Показывает руками).  Мифическая птица…  Полёт!.. Мощь!
МАРИЯ. «Я, говорит, её облик, мама, придумал случайно. В тот час, когда слушал Циолковского. Все студенты прилежно записывали… А я нарисовал ракету и — крылышки по бокам…».
ВАЛЕНТИНА (качает головой). Крылышки по бокам!.. Как живая!
МАРИЯ. Рисовал пять минут, а потом десять лет… доводил до ума! (Плачет).
ВАЛЕНТИНА (обнимает её). Ничего, Марья Николаевна. Бог не Ерошка, видит немножко. Есть и подлинные учёные, не эти «лейтенанты». Есть Туполев наконец. Великий человек, верьте слову!
МАРИЯ. А он кто?.. Маршал?..
ВАЛЕНТИНА (с ухмылкой). Бери выше! Он враг народа, — такой же, как Сергей. (Поднимает палец). Но ему подчиняется Шарага! А это дорогого стоит.
МАРИЯ. О, господи! Ты совсем меня запутала, Валюша. Что за шарага? И причём здесь Сергей?
ВАЛЕНТИНА. Прежде скажу, кто такой Туполев. Это главный конструктор самых больших самолётов страны. Они всё его детища: и гигант «Максим Горький», который над Красной площадью, помнишь?
МАРИЯ. Как же?.. Этакая махина летит! Вся Москва замирала от гордости!
 ВАЛЕНТИНА. И АНТ его… На котором летали Чкалов, Громов, Байдуков… Но прежде Туполев работал в обычном  конструкторском бюро, а сегодня в тюрьме. Вот и вся разница…
МАРИЯ. Как это — в тюрьме?!
ВАЛЕНТИНА. А очень просто. У нас такое сплошь и рядом. Сначала бросают человека за решётку, морят голодом, допросами… Потом спохватятся: а ведь без него самолёт не построишь! Это не языком шлёпать на партсобраниях. Тут соображать надо! (Стучит себя пальцем по лбу).
МАРИЯ. Ох, боюсь я за тебя, Валентина…
ВАЛЕНТИНА. Не страшись, прорвёмся!.. Ну короче. Есть в Москве особая тюрьма НКВД, называется СКБ-28… Но зэки зовут её просто — Шарага. Конкретно Шарага Туполева. Есть тюремное начальство, часовые. Но Андрей Николаевич — и Бог, и царь, и командир! Задания раздаёт, проверяет, исправляет, делает главный чертёж для завода…
МАРИЯ. Всё по науке?
ВАЛЕНТИНА. А ты как думала? Самолёты конструируют, не швейные машинки…
МАРИЯ. Ты меня прости, Валюша, но мне от бабки досталась машинка «Зингер»…  Износа ей нет!
ВАЛЕНТИНА. Зингер — это да. Великий конструктор, без шуток. Но Туполев не хуже… Нам ведь что важно? Даже сидя в тюрьме, он решает вопросы кадров.
МАРИЯ. Это как понять?
ВАЛЕНТИНА. Ну своих кадров, для шараги. Стоит где-нибудь — на Колыме или Воркуте — появиться хорошему конструктору, как всё! Андрей Николаевич его перехватит, как ястреб перепёлку! 
МАРИЯ (с сомнением). А мой Серёжа… Он ему пригодится?
ВАЛЕНТИНА. Мишка Громов был у Туполева, говорил с ним. (Торжественно). Андрей Николаевич вашего сына знает, ценит и будет рад видеть его у себя!
МАРИЯ. Господи! (Крестится). А что это значит, Валюша: шарага? Название такое?..
ВАЛЕНТИНА (смеётся). Полное название ты всё равно не усвоишь, да и не надо. Помни главное: наше спасение — «Шарага Туполева».
МАРИЯ (повторяет). Шарага... шарага… Нечто французское. Типа шарман, шератон..
ВАЛЕНТИНА (с улыбкой). Шарманка, проще говоря. Ты ведь учила французский, Марья Николаевна?
МАРИЯ. Ой, давно это было!.. Ты мне главное скажи, Валюша:  скоро заберут Серёжу с Колымы?
ВАЛЕНТИНА (с тяжёлым вздохом).  С Колымы путь не близкий, Николаевна. Если напрямую — тайга на тысячи вёрст, зимою путь непроходимый. Обычно от Магадана до Владивостока плывут на корабле, потом на поезде… И то, и это — не самолёт, едут медленно, сама понимаешь...
МАРИЯ. Скорее бы! (Молится). Господи! На тебя одного уповаю, грешная!.. Как он там?
                (Занавес)
 
Сцена 4. Тюремный лазарет на Колыме.
Сергей в халате сидит на больничной койке, что-то рисует в блокнот, потом рукой изображает в воздухе пикирующий самолёт. Входит Алла.
АЛЛА. Всё в игрушки играете, больной?
СЕРГЕЙ (строго). Эти «игрушки», Алла Львовна, есть ничто иное, как фигуры высшего пилотажа! Их каждый лётчик обязан знать, и каждый конструктор тоже.
АЛЛА. Вот как?…
СЕРГЕЙ. Был такой русский пилот в царские времена: штабс-капитан Нестеров. Он целыми днями чертил фигуру мёртвой петли (показывает рукой)… А потом — выполнил её на своём самолёте, в небе! С тех пор так и зовут: «Петля Нестерова».
АЛЛА. Слыхала я, как же?!.. 
СЕРГЕЙ. Капитан был в душе поэтом и сам написал стих о той  петле! (Читает стихотворение Нестерова):
              Не мир хочу я удивить,
                Не для забавы иль задора,
                А вас хочу лишь убедить,
                Что в воздухе везде опора!
АЛЛА (удивлённо). «В воздухе везде опора?». Это что? Действительно, так, генерал?
СЕРГЕЙ. Именно так, Алла Львовна! Мы этого не замечаем, не чувствуем в обыденной жизни… Но те же птицы — они без неё не могут. Есть такие воздушные путешественники, альбатросы, например, которые могут парить сутки напролёт. Парить, опираясь на воздух!..
АЛЛА. Вот как?..
СЕРГЕЙ. Я вам говорю! Но хороший самолёт, если правильно начертать его крылья, тоже может перелететь океан. Нужны лишь хорошие лётчики…
АЛЛА. Такие, как Чкалов и Громов? (Берёт фонендоскоп).
СЕРГЕЙ. Как Чкалов и Громов…
АЛЛА. Ну-ка, дайте я вас послушаю, профессор… Говорите вы красиво, а вот что у вас в лёгких — это вопрос… Так, дышим!.. Не дышим!.. Спиной повернулись… Дышим… Не дышим…
     (Садится за стол и начинает писать. Сергей всё ещё не дышит, поворачивается к ней лицом и показывает, что задыхается).
АЛЛА. Ах да! Дышите, больной, дышите!
СЕРГЕЙ (вытирая пот со лба). А я думал, вы забыли про меня?   Так и задохнуться недолго, доктор!
АЛЛА. Ну простите, бога ради… (Грозит пальцем). Шутник!
СЕРГЕЙ. У нас в Одессе так набирают спасателей на пляжах. Подходит тот, кто дольше всех умеет не дышать. 
АЛЛА. Вы и спасателем были?
СЕРГЕЙ. Кем я только не был, Алла Львовна? Придёт время, я изложу вам всю свою биографию, без утайки…
АЛЛА. А куда вы денетесь, генерал? Пока не излечу вас до полного выздоровления, будете здесь лежать и выполнять все мои предписания. (Грозит пальцем).  И рассказывать!
СЕРГЕЙ. Что?
АЛЛА. А что угодно. Вам интересно — и мне тоже. (Со вздохом).  Если б вы знали, как устаёшь от тишины!
СЕРГЕЙ (удивлённо). Да в вашем лазарете редко бывает тихо.
АЛЛА. Это всё производственное: крики, стоны, назначения, лечения,   клизмы…  А по душам поговорить здесь не с кем, нет.
СЕРГЕЙ. А муж?
АЛЛА (смеётся). Вы помните тургеневского Герасима?.. Мой муж немногим разговорчивее его. Детей у нас нет… От мёртвой тишины спасает только радио.
СЕРГЕЙ. Ну да. С ним тоже не поговоришь.
АЛЛА. Вот именно… А иногда так хочется, генерал…
СЕРГЕЙ (с досадой). Да не генерал я!
АЛЛА (оглянувшись на дверь). Это суд отнял у вас прежние звания, не так ли?... Но ни вы, ни друзья ваши не согласились с приговором? Ведь так?   
СЕРГЕЙ. Так, пожалуй…
АЛЛА. А мама ваша? Она живая?
СЕРГЕЙ (с улыбкой). Живая, слава Богу! И даже очень молодая, если хотите знать. Она родила меня в 17 лет, смотрелась юной красавицей… Когда мы гуляли в парке, молотые люди расспрашивали меня: «Как зовут твою сестрёнку, мальчик?».
АЛЛА. Ну вот... Она в душе приняла тот приговор?
СЕРГЕЙ. Конечно, нет!
АЛЛА. Тогда о чём речь? Мы все, ваши друзья, считаем вас конструктором, генералом. И позвольте вас так называть — между собой хотя бы?
СЕРГЕЙ. Ну, если между собой… (Встаёт в полный рост). Благодарю за доверие, товарищи!
АЛЛА. Вольно, товарищ генерал!.. Болезнь у вас тяжёлая, но, к счастью, не запущенная. Стало быть, полное излечение возможно… Как пациент, вы дисциплинированы…
СЕРГЕЙ. Медикаменты не ворую...
АЛЛА. Слава богу! (Оба смеются). И «Колымская диета» в моём лазарете несколько гуманнее, чем в бараках, не так ли?
СЕРГЕЙ. О, да!
АЛЛА. Как стала здесь врачом, я бьюсь за это постоянно.  Больной должен быть сытым! Только тогда он может стать здоровым! Вот моё кредо.
СЕРГЕЙ (с хитринкой). Растолстею у вас — как войду обратно в барак?
АЛЛА. А вам это надо?.. (Пауза). Нет, если вас устраивает тачка, то тогда конечно…
СЕРГЕЙ. А есть варианты?..
 АЛЛА. Есть! Вы догадываетесь, конечно, что главный врач на Магадане — это фигура? 
СЕРГЕЙ (отводит глаза от её тела). И солидная, я полагаю…
АЛЛА. Мой муж — он тоже здесь не последний человек. Штурман.
СЕРГЕЙ. Рад за вас.
АЛЛА. Если вы с нами, генерал, мы подыщем вам достойную работу. Я посоветуюсь с кем надо… Думаю, что инженерская должность вас устроит?
СЕРГЕЙ (с улыбкой). Конечно, доктор! Я закончил МВТУ им. Баумана, а это главный инженерный вуз страны, бывший императорский!
АЛЛА. У вас будут собственный рабочий кабинет,  мастерская… Вы сможете творить, изобретать…
 СЕРГЕЙ (вскочив). О, великое русское слово «творить»! В тюрьмах много чего не хватает: хлеба, простора, света, но больше всего мне не хватало возможности творить! В голове рождаются великие идеи, но нет ни инструментов, ни помощников, чтобы воплотить их в жизнь…
АЛЛА. У вас будет такая возможность! Я не знаю, что вы изобретёте… Положим, станок… или драгу, которая  увеличит добычу золота… От этого будет польза и государству, и прииску, и вам лично…
СЕРГЕЙ. Даже так?
АЛЛА (грозит пальцем). У нас на Колыме по другому не бывает, товарищ генерал!
                (Занавес).
 
 Сцена 5. Московская улица, лёгкий снег.
Возле дома прогуливается Мария Николаевна. Подходит Валентина.
ВАЛЕНТИНА. А что не дома, Мария Николаевна? Ключи забыла?
МАРИЯ. Да нет, Валюша, ключи на месте (отдаёт их хозяйке). Ваш муж приехал.
ВАЛЕНТИНА. Вернулся, бродяга?!.. Ну пойдём, будем праздновать... Он у меня весёлый человек, вот увидишь!
МАРИЯ. Нет, дорогая. Мне срочно надо… по своим делам.
ВАЛЕНТИНА (догадавшись). Мешать не хотите, интеллигентная вы моя?
МАРИЯ. Ну при чём здесь это, Валентина Степановна?.. (Вытирает слезинку). А даже если и так? Не навек же я к вам поселилась? Пора и честь знать.
ВАЛЕНТИНА. Ну будет, будет! Все нежности потом, когда закончим наше дело… Короче. Туполев растормошил своё тюремное начальство, сделали запрос на самый верх (указывает пальцем). Оттуда пришёл ответ. Ваш сын, Королёв Сергей Павлович, находится на излечении в местном медицинском учреждении Магадана. Будет этапирован в Москву сразу после выздоровления.
МАРИЯ. Валюша, милая! А скоро?
ВАЛЕНТИНА. Ну, я не знаю, сколько лечится пневмония? Месяц, два… Насколько помню, Серёжа всегда был очень крепким парнем… Врач даст добро, и вашего сына отправят из Магадана во Владивосток…   
МАРИЯ. А это не опасно, Валюша? Я знаю, что в декабре даже на Чёрном море бывают случаи… А там какое?
ВАЛЕНТИНА. Там Охотское, Марья Николавна. Море суровое, спору нет. А иначе никак. Скоро навигация закончится. Придётся ждать до весны!
МАРИЯ (молится богу). Господи! Пропусти ко мне сыночка моего — сквозь шторма, снега и хляби морские…
ВАЛЕНТИНА. Молитва матери — великая сила! Далеко не пропадай, Николаевна. Если что — звони. А мы тоже. Любые сведения общими быть должны!
МАРИЯ. Понятно… Беги, родная! Супруг тебя заждался, поди?
ВАЛЕНТИНА. Подождёт, не маленький. Ты сама куда сейчас?
МАРИЯ (смущённо). Не знаю, как тебе сказать, Валюша. Ты ведь партийная?
ВАЛЕНТИНА (строго). Говори как есть!
МАРИЯ. До революции, помню, много было в Москве храмов господних. Недаром звали её сорок сороков...
ВАЛЕНТИНА. Ну было такое, да.
МАРИЯ. Теперь которых вовсе нет, в других уже не служат. А действующую церковь не покажешь мне? Хотя бы пальчиком ткни, а я дойду…
ВАЛЕНТИНА. Поняла. (Оглядывается по сторонам и, увидев в отдалении храм, указывает пальцем).
Мария кланяется ей в пояс и идёт в ту сторону.  Звучит песня «ЦЕРКВУШКА»:
Эту церковь деды возводили
В честь победы над общим врагом,
Эту липу отцы посадили,
Чтоб украсить божественный дом.
Молодых в этих стенах венчали,
Имена здесь давали мальцам,
Стариков со слезой отпевали
И несли на погост к праотцам.
Времена наступили иные,
И сносили с церквей купола,
Не щадили панно расписные,
С звонниц сбросили колокола.
И теперь сиротлива, убога
Та церквушка в родимом краю.
Прихожан раскидала дорога —
Забывают сторонку свою.
Нет уж имени этой церквушки,
Только липа, как прежде, растёт,
Каждым летом до самой макушки
Горьким цветом медовым цветёт.
                Занавес.

 Сцена Шестая. Магадан. Тюремный лазарет.
Доктор Алла Львовна слушает лёгкие Сергея.
АЛЛА. Сегодня уже лучше, Сергей Павлович. Хрипов практически нет… Идёте на поправку, генерал!
СЕРГЕЙ. Это целиком ваша заслуга, доктор.
АЛЛА. Говорила  о вас… с нужными людьми. Общее мнение такое: грамотный инженер нам требуется. Как только поправитесь, вас пригласят. (С усмешкой). Смотрины устроят...
СЕРГЕЙ. Серьёзно у вас!..
АЛЛА. А вы как думали? Золотой прииск — это большой завод! И на земле, и под землёй. Цеха, станки, зеки, вольнонаёмные… А продукция наша (многозначительно поднимает палец) сами понимаете… 
СЕРГЕЙ. Как не понять? (С усмешкой). Золото, оно и в Африке золото.
АЛЛА. Вам бы всё смеяться, генерал. А, между прочим, тот же самолёт… Его ведь можно или здесь собрать, или купить. На наше золото, между прочим!
СЕРГЕЙ (с грустью). Да можно, конечно. И покупаем. Если не весь самолёт, так двигатель… (Бьёт кулаком по колену). Но свой надёжнее! Роднее!
АЛЛА (разводит руками). Это понятно, Сергей Павлович. Но что делать, если хорошему конструктору не дают самолёты строить?..
СЕРГЕЙ (с горечью). Да уж…
АЛЛА. А велят золото рыть?..
СЕРГЕЙ (с усмешкой). Даже тачку дают…
АЛЛА. Вот именно. Но молодой талантливый инженер…
СЕРГЕЙ (поднимает палец). Инженер-конструктор!
АЛЛА. Сделает такую драгу, которая намоет тонны золота! И на эту тонну можно будет купит… (Всплеснув руками). Да что угодно можно купить! У нас Америка под боком, через океан. (Указывает рукой на Восток). Она чёрта продаст за наше золото!
СЕРГЕЙ (задумчиво). Да, она может…
АЛЛА. Между прочим, колымское золото считается одним из лучших в мире. Да вот посмотрите, Серёжа! (Приближается вплотную и показывает крупную золотую цепь на своей груди).
СЕРГЕЙ. Да. Красивое золото…
АЛЛА.  Нет, вы смотрите ближе, не стесняйтесь… Нам никто не помешает… (Обнимает его…)
                Раздаётся гудок парохода.
СЕРГЕЙ (вырывается из её объятий). Это что?!
АЛЛА. «Индигирка» отчалила. Последний пароход в этом году.
СЕРГЕЙ (потрясённо). Как последний?!
АЛЛА. Ну как?.. Очень просто. (С кривой усмешкой). Охотское море зимой замерзает. Вы не знали?..
СЕРГЕЙ (берётся за голову). Это что же?.. Я здесь в заточении?!
АЛЛА (удивлённо). А разве до этого было по-другому?..  Ближайшие восемь лет вы везде в заточении, генерал: что на Колыме, что в Москве… Навигация кончилась… Теперь до весны мы все здесь — невольные пленники тайги и ледяного моря.
СЕРГЕЙ. Вы что-то недоговариваете, доктор?..
АЛЛА (отходит в сторону, закуривает). Вы проницательны, Сергей Павлович!.. Да, была телеграмма… Вас велено этапировать в Москву.
СЕРГЕЙ (потрясён). И вы молчали?!
АЛЛА. В телеграмме есть пункт: (поднимает палец) «после выздоровления»! А когда это происходит, решает лечащий врач… Я стало быть! (Целует его).
СЕРГЕЙ (отходит в сторону, рассуждает). Я не знаю, что значит для меня эта телеграмма. Скорее всего, новый пересмотр дела. Вполне возможно, в пользу ужесточения наказания и даже расстрела…
АЛЛА. Это вряд ли. Смысла нет: возить вас через всю страну, чтобы грохнуть именно в Москве. В таких случаях дают команду и подсудимого ликвидируют на месте.
СЕРГЕЙ (с кривой усмешкой). Свой расстрельный полигон?
АЛЛА. Ну да. В ближайшем перелеске… А покойнику всё равно, где лежать: на Красной площади или на берегу Тихого океана. Здесь тоже красиво!
СЕРГЕЙ (с кривой усмешкой). Шлёпнут без некролога?.. Ну тогда тем более не понятно…
АЛЛА. А я вам скажу. Скорее всего, арестовали важную фигуру. Какого-нибудь наркома или комбрига. Нужен свидетель — такой, как вы. (С усмешкой). Очную ставку желают устроить.   Ради этого — могут и через всю страну…
СЕРГЕЙ (почти кричит). Но у меня нет знакомого наркома, которого надо арестовывать!
АЛЛА (смеётся). А вы, генерал? Вы достойны были ареста?.. И обвиняли вас только те, кого вы лично  знали?.. Поди, и в глаза не видели своих доносчиков?..
СЕРГЕЙ (с великой горечью). Это что же? Опять допросы, опять издевательства?!..
АЛЛА. Успокойтесь, Сергей. Ушла «Индигирка» — и бог с ней! Наши знают, что ответить: болел, навигация, то да сё… До весны срок немалый, а там всё рассосётся... Шлёпнут вашего наркома и без очной ставки. Найдётся что-нибудь другое… 
СЕРГЕЙ. Да не знаю я никакого наркома!
АЛЛА. Там заставят узнать… (Тушит папиросу). Не торопи события, мой милый. Поверь: и на Колыме можно очень не дурно жить! Это в земле у нас вечная мерзлота, а в душах — золото! (Вновь обнимает и целует его). А срок закончится, отвезу тебя к нашим, на Волгу. Там тоже чудесные есть места!..
                Занавес.

Сцена Седьмая.  Москва. Квартира лётчицы.
ВАЛЕНТИНА (разговаривает по телефону). Ну что, Михал Михалыч? Можешь меня поздравить: отныне я — начальник Управления Международных воздушных линий… Так вот! Ты военной авиации начальник, я гражданской командир. (Слушает). Знакомили меня с коллективом… Ты не поверишь: есть специальности, которых мы прежде знать не знали! За границей называют стюардесса, а у нас — проводница, как в поезде. Тоже чай разносит пассажирам, только на самолёте, на лету…  Ты смеёшься, Мишка, а мне всем этих хозяйством заправлять. Слава богу, самолёты я знаю. На днях поступил Ли-2… Ох, красавец! Рейс до Ашхабада делает в две посадки! Но мы сейчас другую линию прорабатываем: Москва-Берлин… Машина «Дуглас». Сажать будем в Минске, Кенигсберге, Данциге… Тут всё ясно, но оформление — вот где каторга! Линия  международная, все документы на трёх языках, все разговоры с переводчиками… На каждой встрече — представитель иностранных дел, ещё одного ведомства… Ты понимаешь… С немецкой стороны народа не меньше. Все улыбаются: «фрау! битте! гутен так!», а в глазах…   Не знаю, Миша, как сказать точнее. Он смотрит на тебя весело, а похож на охотника, который присматривается к своей добыче. Я не шучу, товарищ комбриг! Их сейчас три таких охотника: Германия, Италия, Япония. Вооружённые до зубов, сытые, наглые… Ходят, поглядывают на другие страны, выклёвывают поодиночке. И всё вокруг нас! Польша,  Манчжурия,  Китай… Везде идёт охота!!!
                Раздаётся звонок в дверь.
Пришла Мария Николаевна. Как, говоришь, пароход называется? «Индигирка»? Ну пока! (Вешает трубку и открывает дверь).
МАРИЯ. Ты меня звала, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. Звала, Мария Николаевна. Проходи. Муж опять в командировке, дитя у бабки, я одна… Дай, думаю, приглашу в гости великую мастерицу по части драников.
МАРИЯ. Смеёшься надо мной, хулиганка? (Раздевается).
ВАЛЕНТИНА. Ей богу, не смеюсь! У меня теперь иностранные повара работают — в столовой аэрофлота… Даже им я говорила про твои драники. 
МАРИЯ. Ах да! Вы же теперь большой начальник!.. И как вам на новом месте, госпожа министр? (Достаёт кастрюлю с картошкой, начинает чистить).
ВАЛЕНТИНА (важно). За штурвал уже не сажусь.   Персональная машина, персональный самолёт… (Вздыхает). Скучно, Мать-Мария, а куда деваться? Иностранцы смотрят: «на чём приехала госпожа министр? кому улыбнулась госпожа министр?»
МАРИЯ (почтительно). А ты… какой нарком, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. Не нарком, ну что ты? Начальник Управления. Возглавляю гражданскую авиацию… В своё время был такой «Добролёт», может, помнишь?.. (С улыбкой). 23-й год…  Перелёт из Москвы в Нижний Новгород… Самолёт «Юнкерс», один пилот и три пассажира…   
МАРИЯ. Да, весело начинали!
ВАЛЕНТИНА. Летели вдоль железной дороги, чтобы не сбиться с курса. А в Нижнем — знаменитая ярмарка! Билеты нарасхват… За короткий срок сделали сто рейсов (!) и ни одного лётного происшествия! Это как?..
МАРИЯ. Молодцы Добролёты!
ВАЛЕНТИНА. Приезжай ко мне на Ходынку, посмотришь наше новое хозяйство. Самолётов — сотня! У меня кабинет просторный! Окна выходят на лётное поле. В приёмной  секретарша сидит… Чудно!
МАРИЯ. По этому поводу… можно, я расскажу тебе одну историю?  В Ленинграде услышала...
ВАЛЕНТИНА. Ну валяй!
МАРИЯ. Группа рабочих пришла к товарищу Кирову в Смольный, а в кабинете никого нет…
ВАЛЕНТИНА. Та-ак…
МАРИЯ. Заглянули в подсобку, а Первый секретарь горкома стоит у станка, что-то точит или сверлит… Удивились гости. А Сергей Миронович говорит: «Я как был в душе рабочим, так и остался… Избрали секретарём — ладно, а нет, завтра снова пойду на завод!» 
ВАЛЕНТИНА. Намёк поняла, Марья Николавна. Если не получится, снова сяду за штурвал… А пока, дай-ка я лучок пожарю что ли?…
МАРИЯ (строго). Министру не положено! (С улыбкой). Ты лучше сыграй что-нибудь, Валюша. Мне страсть как нравятся твои романсы!
ВАЛЕНТИНА (почесав затылок). Да я ничего другого и не помню уже. Рояль — он любит постоянство, а я месяцами к нему не подхожу…
     Разминает пальцы, играет и поёт романс «В НЕДОБРЫЙ ЧАС
В недобрый час мы встретились с тобою,
В недобрый час в ночи плыла луна.
Цвела сирень, и силой колдовскою
Связала нас коварная весна.
Как было всё легко и беспричинно,
Как было всё светло в душе моей,
А за рекой так звонко и невинно
Пел искуситель соловей!..
Прошла весна, сирень давно увяла,
А по ночам не слышно соловья,
И даже полная луна ущербной стала…
Ущербной стала и любовь твоя!
           В недобрый час
                мы встретились с тобою…
МАРИЯ. Ай, умница, Валюша! Нет, права твоя матушка, что настояла на консерватории. Что лётчица из тебя вышла великая, это хорошо… Но ведь могла и не получиться?
ВАЛЕНТИНА. Конечно, могла. Умерла бы от тифа, как Лидия Зверева, и всё!
МАРИЯ. Зверева, Зверева… Серёжа что-то говорил о ней…
ВАЛЕНТИНА (с восторгом). Дочь генерала, первая в России авиатрисса. Впервые села за штурвал гимназисткой, в двадцать лет делала  петлю Нестерова, штопор! А её «пикирование в мёртвой тишине», с выключенным  мотором, вообще приводило публику в ужас. Сначала в ужас, а потом в восторг неописуемый!
МАРИЯ. Да, отчаянный вы народ, авиаторы! А ты, Валюша, ещё и певица, и музыкант… Как говорили в старину, все таланты в одну руку!
ВАЛЕНТИНА. Спасибо на добром слове, Марья Николаевна. Но вы наверняка хотели бы узнать что-нибудь о сыне?
МАРИЯ. А есть что-то новое?!
ВАЛЕНТИНА. Громов звонил, он в Хабаровске сейчас. Сказал, что пароход «Индигирка» — из Магадана вышел!
МАРИЯ. Какое красивое название: «Индигирка»! А Серёжа точно на нём? 
ВАЛЕНТИНА (разводит руками). Этот парохода последний в нынешнем году. Всё! Навигация закончилась!
МАРИЯ (сдерживая слёзы радости). И когда же теперь сыночка ждать?
ВАЛЕНТИНА. Ну… (загибает пальцы) Магадан-Владивосток, Владивосток-Москва…   К новому году должен появиться, я думаю. К новому1940-му!               
                (Занавес).

Сцена 8. Тюремный лазарет.
Сергей просыпается, услышав тревожные голоса, топот ног по коридору… Подбегает к двери…
СЕРГЕЙ. Эй! Что случилось?.. (Рассуждает). Побег?.. Обычно бегают весной… А сейчас, в канун зимы?.. Не найдётся такого смельчака, чтобы сотни вёрст по замёрзшей тайге…(Запахивает халат, ёжится). 
                Входит возбуждённая Алла Львовна.
АЛЛА. Не спите, генерал?.. Сегодня вам грех спать. Большой грех!
СЕРГЕЙ. Почему?.. Что-то случилось, доктор?
АЛЛА (тяжело вздыхает). Да уж, случилось… У вас второй день рождения, Сергей Павлович. Запомните этот день!
СЕРГЕЙ.  Не понимаю…
АЛЛА. А помните, как вы серчали на меня? За то, что не сказала вовремя о телеграмме из Москвы?
 СЕРГЕЙ. Как же я могу забыть такое? 
АЛЛА (явно со значением). А как назывался пароход, на который вы не попали? Помните?
СЕРГЕЙ. По моему, «Индигирка»… А что?
АЛЛА (качает головой). Кто-то крепка молится за вас, Серёжа!.. (Крестится). Нет больше «Индигирки»! Потонула! 700 человек пошли на дно!               
СЕРГЕЙ (изумлённо). Да как  же это?!.. Что случилось?!..
АЛЛА. Ну что?..  Шторм, пурга, видимость нулевая… Пароход наткнулся на скалы… Пробоину залатать не удалось… Это я с чужих слов говорю, сам понимаешь.
СЕРГЕЙ. Понимаю. А погибшие кто?
АЛЛА. Есть рыбаки, рабочие местного рыбзавода, но этих меньше. Большинство — тех, кто сидел в трюмах. Зэки, враги народа. Одни уже освободились, плыли на родину, других везли на суд, на пересмотр. Такие же, как вы, Сергей Павлович. (Снова крестится). Благослови господь их души!
СЕРГЕЙ (с искренним удивлением). Это что же?.. На свою погибель торопился я давеча?!
АЛЛА. Выходит, что так. (Достаёт бутылку спирта). Мы предполагаем, а Бог располагает… Ну-ка, держите! (Подаёт мензурку). Царствие им небесное! (Выпивают).
СЕРГЕЙ. Я знаете, о ком думаю?
АЛЛА. О ком?
СЕРГЕЙ. Матушка моя, Мария Николаевна… если она узнает, что затонул корабль в Охотском море, истомится душой!
АЛЛА. Ну и правильно сделает. Вы должны были плыть на нём! Других не было…
СЕРГЕЙ (с тяжёлым вздохом). В прежние времена… те, кто чудом оставался в живых, давали обет!
АЛЛА. Хорошее дело, Серёжа.
СЕРГЕЙ. Извините, Алла Львовна, может, не понравится вам… Но мечтаю я вот о чём. (Ходит по палате). Перед тем, как загреметь в тюрьму, работал я над одним серьёзным проектом…
АЛЛА. Новый самолёт?
СЕРГЕЙ. Похожа на него, тоже с крыльями, но… ракета! Так и назвал: «Крылатая ракета». Больше ничего не могу сказать, не имею права… Но название даже на суде произносили, стало быть, можно.
АЛЛА. Если меня, то не опасайтесь, генерал. Я хоть и вздорная баба, но работаю в зоне не первый год. Стало быть, тайны блюсти умею.
СЕРГЕЙ. Ну и слава богу. Самое обидное, что моё открытие не поняли те, кому оно предназначалось!.. Или не смогли, или не захотели понять… 
АЛЛА (восхищается). «Крылатая ракета»!.. Красиво звучит, генерал. Даже по названию могли бы догадаться, что вещь хорошая!
СЕРГЕЙ. Пока сидел в тюрьме, я продумал сотни вариантов, как её усовершенствовать… И всё это — вот здесь, в голове! (Стучит пальцем по лбу). И вот сегодня, в день моего счастливого спасения, даю обед! (Встаёт, говорит торжественно). Завершу свою работу, чего бы это мне ни стоило!
АЛЛА (с грустной  усмешкой). Значит, золото добывать не хочешь?..
СЕРГЕЙ. Прости, Алла Львовна. Я даже не авиаконструктор, я ракетостроитель! Двоих друзей моих расстреляли… я тоже шёл по расстрельному списку… А сейчас ещё «Индигирка»…(Поднимает палец вверх). Если там, наверху, столько раз меня спасали, значит, так надо!
АЛЛА (со вздохом). Упрямый ты!.. (С глубоким уважением).  Но это правильно. Как первые Христиане: на смерть пойдут, но от своего не отрекутся! (Наливает ещё по рюмке). За тебя, генерал!
СЕРГЕЙ. Я обязательно выпью, доктор! Но — позже. Когда она взлетит, моя ракета!..
                (Занавес)

Сцена 9. Кабинет Гризодубовой в Москве, на Ходынке.
На стене портрет Сталина и фотография трёх лётчиц на фоне самолёта «Родина». На карте ЕврАзии — стрелки воздушных линий.
ВАЛЕНТИНА (приоткрывает дверь и говорит секретарше). Ниночка, соедини меня с Хабаровском. И никого  пока не пускай…
ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ: Хорошо, Валентина Степановна!
ВАЛЕНТИНА (закрывает дверь, подходит к карте)… Ну и где ты здесь, Хабаровск? Вот он. А Магадан?.. Рядом…
 (Звенит телефон, она берёт трубку). Хабаровск? Это Управление Международных линий. С Громовым соедините меня, пожалуйста!.. Михал Михалыч? Это я. Только что из Берлина… Можешь  переключиться на свой канал?.. Жду!
 (Раздаётся мягкий и властный звонок…).
ВАЛЕНТИНА. Теперь мы одни?.. Ну хорошо. Подписала я все бумаги! С февраля начнёт работать линия Москва-Берлин. Сам господин Геринг присутствовал, ихний главный по люфтваффе... Знаешь?.. Ну ещё бы тебе не знать!… Пили шампанское, пиво баварское, весело было! Толстяк Геринг провозглашал тост «Берлин-Москвоу! Берлин-Москоу!»… Будто меню заказывал: «Подайте Берлину Москву!»… (Слушает). Неужели осмелятся, Мишка?  А ведь Бисмарк ихний завещал: «Не трогайте русского медведя!».
    Ходит с трубкой по кабинету, подходит к карте.
Ну хорошо, теперь о нашем. Где Серёжка?! О нём ни слуху, ни ду-ху… (Умолкает на полуслове). Что с «Индигиркой»?... Затонула?!!.. Три дня назад?.. (Падает в кресло). Дай отдышусь, Михаил. Но в газетах ни строчки! По радио тоже… (Слушает молча, лишь вытирает пот со лба). Как же это можно, Миша?.. Ведь семьсот человек! Пусть они враги народа, но родственники должны же знать? матери знать обязаны?! (Слушает). Я всё понимаю. Вблизи Японии, у нас с ней конфликт… Халхин-Гол и всё такое прочее… Но при чём здесь «Индигирка»?!.. Вот как я это скажу Серёжкиной матери? Ваш сын утонул в Японском море, но говорить об этом нельзя, потому что где-то в Монголии на реке Халхин-Гол была стычка с японцами...  Идиотизм какой-то! (Слушает). И ты что предлагаешь?.. Вообще ничего не говорить?!.. 
                (Связь прерывается, она кладёт трубку).
ВАЛЕНТИНА (открывает дверь, секретарше). Что у нас со связью, Ниночка?.. Узнайте, пожалуйста.
ГОЛОС СЕКРЕТАРШИЮ. Хорошо, Валентина Степановна. К вам тут посетительница…  Можно?.. 
          Входит Мария Николаевна.
МАРИЯ (весело). Добрый день, Валентина Степановна! Вы просили зайти, и вот я здесь! Какой у вас чудесный кабинет! (Ходит, оглядывается, а хозяйка потрясённо молчит). Товарищ Сталин… А это ваши потреты на фоне самолёта «Родина». Вот Поля Осипенко, царствие ей небесное… Мариночка Раскова… Как она, кстати?
ВАЛЕНТИНА (отворачивается, скрывая слёзы). Ничего... Жива-здорова…
МАРИЯ. Ну и слава богу! А я, Валюша, еле узнала бывшую Ходынку. До революции мы были здесь с покойным мужем. На ипподром ходили, смотрели рысистые бега на царский приз… А лётного поля не было тогда…И самолётов не было… А теперь, выходит, есть?
ВАЛЕНТИНА. Теперь есть…
МАРИЯ. Я вижу, Валентина Степановна. (Смотрит в окно). Вон они стоят!   Да много!.. Что же? По всей стране отсюда разлетаются?..
ВАЛЕНТИНА. По всей…
МАРИЯ (видит карту на стене). Ну да, вот она, «Схема воздушных линий»… И на Запад, и на Юг…И в Монголию… Ты, значит, всем этим командуешь? По всем направлениям летят отсюда самолёты? А на Дальний Восток?.. Покажи мне Колыму, Валюша. Где она?..
(Валентина указывает пальцем на Магадан и, не сдержавшись, плачет).
МАРИЯ. А в чём дело?.. Отчего ты плачешь Валюша?.. Случилось что?..
ВАЛЕНТИНА (Сжимая лицо руками). Не спрашивай  меня, Мария Николаевна!
МАРИЯ. Почему?.. Что произошло? Ты же сама предлагала ничего не скрывать друг от друга…
ВАЛЕНТИНА. Не могу я говорить… Простите, бога ради!
МАРИЯ. Да что с тобой?.. Объясни в конце концов!
ВАЛЕНТИНА. Не моя это тайна!
МАРИЯ (пристально глядит на неё). Не твоя, а плачешь?.. Уж не моя ли?..   Что молчишь?!..
ВАЛЕНТИНА (вытирая слёзы). Меня просили… требовали даже… не говорить вам ни слова! Это государственный секрет!
МАРИЯ (с усмешкой). Такой государственный, что родной матери знать не положено?.. Что?.. Утонули?..
ВАЛЕНТИНА (ошеломлённо). А вы откуда знаете?!
МАРИЯ (укоризненно). Я тебя знаю, Валюша. Никогда ты меня не встречала так холодно, как сегодня. Что ни скажу — молчит, что ни спрошу, сквозь зубы…
ВАЛЕНТИНА. Но это, действительно, так! Связано с событиями на Халхин-Голе…
МАРИЯ. Вот даже как?..
ВАЛЕНТИНА. Произошло три дня назад, но ни в газетах, ни по радио нет ни строчки! Скорее всего, и не будет!*
МАРИЯ (пожимает плечами). Значит, нельзя говорить? Понимаю.
ВАЛЕНТИНА. Что вы понимаете?!.. Вам известно?.. Откуда?!
МАРИЯ. Да ничего мне пока не известно…
ВАЛЕНТИНА (выходит из себя). Тогда почему молчите??! Вы же правы, Мария Николаевна! «Индигирка» утонула! 700 человек!
МАРИЯ (крестится). Господи, помилуй их души! Пусть покоятся на дне морском, как в раю на небе!
ВАЛЕНТИНА. И это всё?!..  А Серёжа?!!
МАРИЯ (очень спокойно). А Серёжи нет среди них.
ВАЛЕНТИНА. Почему?!
МАРИЯ. Я это чувствую, дочка. Давеча, помнишь? Ты указала мне дорогу к храму...
ВАЛЕНТИНА. Ну помню. И что?
МАРИЯ. Нашла я его… Поставила свечи… Молилась всю ночь. И сказал мне ангел небесный, что спасёт Господь сына моего.
ВАЛЕНТИНА. И вы поверили?!
МАРИЯ (пожав плечами). А к чему меня Богу обманывать? Я перед ним никогда не лукавила… 
ВАЛЕНТИНА. Это что же? Вы считаете, доплыл Сергей?..
МАРИЯ. Ну, доплыл или нет, не знаю… Но живой он! Сердце матери — вещунье!
          Раздаётся телефонный звонок. Валентина снимает трубку.
ВАЛЕНТИНА. Аллё? Это ты, Михаил? Давеча прервался наш разговор… Связь пропала? (Какое то время слушает молча)… Дозвонился до Магадана? И что?.. Серёжа ещё в больнице?!.. Жив?!!.. Здесь Марья Николаевна, она хочет говорить…
МАРИЯ (выхватывает трубку). Пошёл на поправку?... Ну спасибо тебе, Михал Михалыч! Мой материнский земной поклон! (Кланяется в пояс).
               (Занавес).
*Трагедия с «Индигиркой» была засекречена на полвека.

  Сцена 10. Москва, весна 1940 г.  Шарага Туполева.
Мария Николаевна и Валентина в камере для свиданий. На окне решётка. Мать вытирает слёзы.
ВАЛЕНТИНА. Чудная ты, Мать-Мария! Когда все думали, что Серёга утонул, улыбалась! А сейчас, когда знаешь, что жив и здоров, плачешь!
МАРИЯ. Это я от радости, Валюша. 
ВАЛЕНТИНА. Ну расслабься. Это ещё тюрьма, конечно, вон они — тюремные решётки (указывает на окно). Но уже не Колыма с её морозами, а весенняя Москва! (Подходит к окну, смотрит). Грачи прилетели, скворцы…
МАРИЯ. Я ещё давеча заметила, в Бутырках. Возле тюрем особенно много перелётных птиц. Их, свободных, словно тянет к заключённым!
ВАЛЕНТИНА. Привет с воли! — вот как это называется.
   Слышен лязг открываемых дверей, голоса надзирателей. Входит Сергей.
ВАЛЕНТИНА. А вот и наш Колымский пленник!
МАРИЯ. Серёжа! Милый! (Обнимает сына). 
ВАЛЕНТИНА. Дай и я тебя чмокну, мой Коктебельский друг! (Целует).
СЕРГЕЙ. Ну всё, всё, мои хорошие. Здесь не то, чтобы запрещено, но — не поощряется… Излишние проявления чувств и всё такое… 
ВАЛЕНТИНА. Да что им, завидно что ли?
СЕРГЕЙ. Считается, что во время объятий можно передать нечто запрещённое.
ВАЛЕНТИНА. Ах да! (Кивает головой). Напильник и прочную нить? Традиционный набор для тех, кто бежит из тюрьмы?
СЕРГЕЙ (таинственно). Обычно это всё передаётся в каравае хлеба. Узник разламывает его пополам…и…о, свобода!
ВАЛЕНТИНА. Нас примет радостно у входа! (Оба смеются).
МАРИЯ. Дети вы, дети! Даже в тюрьме не можете вести себя прилично!
ВАЛЕНТИНА. А что? За нами наблюдают? (Оглядывает стены).
СЕРГЕЙ. Да вряд ли. Вообще-то хочу сказать, что это особая тюрьма. Не такая, как Бутырка.
МАРИЯ. Да уж! (Вспоминает с горечью). Чтобы посылочку передать, настоишься часами!
СЕРГЕЙ. Здесь с этим проще. И вообще… В шараге какой-то особый, внутренний тюремный кодекс. Соблюдается свято!
ВАЛЕНТИНА. Распорядок дня?
СЕРГЕЙ. Да нет, Валюща. Подъём, отбой  — это традиционно. За этим следит охрана. Но есть такое, чего нигде больше не встретишь. К примеру, у нас немыслимы кражи.
ВАЛЕНТИНА. В тюрьме?!
СЕРГЕЙ. Представь себе. Даже потерянную вещь тебе тут же вернут, и это никого не удивляет. Но больше всего здесь ценят время!
ВАЛЕНТИНА. Хорошее правило!
СЕРГЕЙ. Как говорят наши остряки, на работу как на праздник, а с работы, как в тюрьму. И я это прекрасно понимаю, мои родные. На рабочем месте у нас — всё, что нужно: перо, бумага, карандаш, рабочий стол, чертёжная доска... А что ещё надо интеллигентному человеку?
МАРИЯ. Ты скажи, как кормят тебя, мой милый?
СЕРГЕЙ. Хорошо, мама. Вполне. Опять же, как говорят острословы, еды столько, что даже остаётся… Но всё, что остаётся, мы тут же съедаем!
МАРИЯ. Мы тут тебе передачку собрали… Обещали отдать на обратном пути…
СЕРГЕЙ. Тут отдадут, не сомневайтесь!
ВАЛЕНТИНА. Над чем трудишься, нельзя говорить, конечно?
СЕРГЕЙ. Конечно! (Напевает). «Всё выше и выше и выше!»
ВАЛЕНТИНА. Крылья?!
СЕРГЕЙ. С тобою скучно, Валентина! Ты всё знаешь наперёд.
ВАЛЕНТИНА. Я лётчик, Серёжа. А сегодня ещё и начальник!
СЕРГЕЙ. Слыхал. Рад за тебя.
ВАЛЕНТИНА. Народ у нас чудесный! Все в основном из авиашкол, ОСОВИАХИМа, из армейской авиации… Молодые парни от 18 и старше… Есть, конечно, хулиганистые ребята, им хочется в небе фасон показать…
СЕРГЕЙ. А мы такими не были?
ВАЛЕНТИНА. Я в таком случае говорю: представь, сынок, что к тебе приехала мать из деревни. Села в твой самолёт… Ты будешь при ней кренделя выделывать?
СЕРГЕЙ. Ты психолог, Валюша!
ВАЛЕНТИНА. Всё! Парень становится как шёлковый! Пассажиры им не нахвалятся…
СЕРГЕЙ. Ну, а саму то?.. Тянет за штурвал?
ВАЛЕНТИНА. Ещё как тянет, Серёга! Бывает, лечу с инспекторской проверкой, никого рядом нет … (Машет рукой). «Ну-ка, сынок!»… Поменяемся местами, почувствую себя пилотом… И такая радость на душе!.. Не передать…
СЕРГЕЙ. А наша радость — видеть свою конструкцию в небе. Я ещё не испытывал, друзья говорили. На первомайском параде все смотрят на новые самолёты с трибун Красной площади. Ведь так?
ВАЛЕНТИНА. Ну да...
СЕРГЕЙ. А те, кто их делал, — с тюремной крыши! Хорошо хоть пускают туда, на верхотуру шараги. (Указывает пальцем вверх).
ВАЛЕНТИНА. Но начальство понимает, что вы не простые зэки? Не урки, не шипачи?!
СЕРГЕЙ. Это да! (С усмешкой). У нас тут два пахана. Один официальный, полковник НКВД… Этот может в карцер посадить,   но не часто. Если срочная работа, какой тебе карцер?.. А есть Туполев! Этому подчиняются все: и заключённые, и тюремное начальство.
ВАЛЕНТИНА (удивлённо). Это как же?
СЕРГЕЙ. Тут действует материальный стимул. Если «очкарики» вовремя сдадут проект, надзирателям премия… 
ВАЛЕНТИНА. А вам?
СЕРГЕЙ (безнадёжно машет рукой). Какие премии врагам народа, Валя?! Вот дали мне свидание, увиделся я с вами, уже великая награда).
ВАЛЕНТИНА (встаёт). Пройдёмся на прощанье.
               Отходят в сторону.
СЕРГЕЙ.  Ты бываешь за границей. Что там, как?
ВАЛЕНТИНА. Как же мне не бывать? На мне — международные линии. В марте летала в Париж…
СЕРГЕЙ. И что нового во Франции?
ВАЛЕНТИНА (с кривой усмешкой). Теперь никаких новостей. В Париже немцы.
СЕРГЕЙ. Да ладно! Быть не может?!
ВАЛЕНТИНА. Сегодня утром передали по радио. Взят Париж,  танки вермахта продвигаются к Атлантическому побережью. Всё, мой друг. Европа целиком в руках фюрера!
СЕРГЕЙ. Ну нет, не вся ещё. Есть Англия, есть мы, наконец!
ВАЛЕНТИНА. Это конечно. Но сила страшная надвигается, Серёжа. Великую Польшу одолели за месяц, непобедимую Францию за шесть недель! Как они хвалились своей линией Мажино! А немца прошли через Бельгию — как на параде! И не почуяли той линии.
СЕРГЕЙ (хмуро). А у нас не лучше, Валюша? Всё, что строили в тридцатых, у нас теперь в глухом тылу. Брест да Гродно — вот и всё, что осталось из больших крепостей.
ВАЛЕНТИНА. Отстал ты, Серёжа. Теперь, при современной бомбардировочной авиации, любую крепость за день можно превратить в развалины!
СЕРГЕЙ. Мда… Ну пойду делать вам современную авиацию!
ВАЛЕНТИНА. Ты уж постарайся, Серёжа! (Целует его в щёку). И Туполеву от нас — пламенный привет!
МАРИЯ. Серёженька! Дай обниму на прощанье! Так положено, сынок… (Украдкой что-то  кладёт ему в карман). Храни тебя Бог!
СЕРГЕЙ. Ну всё, мои родные! До новых встреч! (Уходит). 
                (Некоторое время женщины молчат).
МАРИЯ (по секрету). А я всё же сунула ему в карман шоколадку!
ВАЛЕНТИНА. Ох, Мария Николаевна… Вы неисправимы!
                Занавес.
      

 Сцена 11. Москва. 1942 год, осень. Аэродром. 
Мария Николаевна ожидает сына. Подходит Сергей в модном плаще, костюме и шляпе, надвинутой на брови. Мария не узнаёт его.
СЕРГЕЙ (сурово). Гражданка, вы кого-то ждёте?
МАРИЯ (испуганно). Нет, простите. 
СЕРГЕЙ. Это я, матушка. Не признала?
МАРИЯ. Сынок?.. Господи! (Целуются).
СЕРГЕЙ. Я и в самом деле не похож на себя?
 МАРИЯ. В последние годы я уже привыкла к твоей телогрейке, к шапке-ушанке… А тут… Вылитый Иван Мозжухин! Такой же импозантный, благородный…  Неужели отпустили, сынок?!
СЕРГЕЙ (мнётся). Ну не так, чтобы вовсе…(Видит её испуганное лицо). Ради бога, не пугайся, мама! Я не беглый каторжник и даже не Дубровский. Просто… вольнонаёмный, так скажем. Сейчас лечу на Волгу, в Казань, в такую же шарагу, как здесь. Но больше ничего не скажу, и не спрашивай…
МАРИЯ. Не буду, сынок. Просто… рада за тебя! Ты также смотрелся до войны, до всех этих событий. (Восхищённо рассматривает сына). Такой джентльмен…
СЕРГЕЙ. Стоп! (Пытается угадать). Это Валентина тебе пела романс?
МАРИЯ.  О том, как вы танцевали в Коктебеле?..
СЕРГЕЙ (напевает). «Такой джентльмен с едва заметными усами»?
МАРИЯ (весело). Она… Мне неловко её спрашивать, Серёжа… На сколько лет она тебя моложе?
СЕРГЕЙ. Ну сколько? Года три или четыре… А какое это имеет значение?
МАРИЯ. Три-четыре! В моё время это называли золотой разницей! Молодой человек уже определился в жизни,  он корнет или студент… А она… Она в самом расцвете лет! Едва распустившийся бутон, готовый к первой любви!
СЕРГЕЙ. Ты кого имеешь в виду, матушка?
МАРИЯ.  Известно кого. Тебя и Валюшу. Вот была бы парочка!
СЕРГЕЙ. Опоздала, мама. Кстати. Ты о ней что-нибудь знаешь? Как она, что?
МАРИЯ. Ну что? Сразу, как началась война, стала не просто рваться на фронт... Целый полк создала! — из своих: из лётчиков   гражданской авиации. Сегодня летают на  тяжёлых бомбардировщиках… Она, естественно, командир!
СЕРГЕЙ. Узнаю Валентину!
МАРИЯ. Она и  фашистов бомбит, и вообще всюду, где нужны большие самолёты. Также, как в мирное время: «туда-сюда-обратно». В Ленинград везёт хлеб, обратно — голодных детей.   Партизанам — оружие, оттуда раненых… И тоже детей. Им, бедным, тяжко в лесу…
СЕРГЕЙ. По ночам летает?
МАРИЯ. Если к партизанам, то как иначе? Они разжигают костры, она садится… Валюша смеётся: немцы по звуку узнают её бомбардировщик. Вопят: «Ахтунг, ахтунг! В небе Fittiche der Nacht! — ночные тени». Боятся её — страсть!
СЕРГЕЙ. Ну а свои лётчики? 
МАРИЯ. Эти любят! Её вся страна любит, сынок. Лучшая лётчица, первая Героиня! Нет самолёта, на котором бы она не летала…
СЕРГЕЙ (задумчиво). И, говорят, может смело дойти до любого — вплоть до Сталина?
МАРИЯ (с улыбкой). Валентина?.. Эта может! Ради себя не пойдёт, а для общего дела — запросто!
СЕРГЕЙ. Вот это ты правильно сказала, мама. «Для общего дела»… А разве война — не общая наше дело?!..
МАРИЯ. О чём ты говоришь, сынок?.. Я не партийная, но знаю:  нет сегодня ничего важнее!.. Ты что-то хочешь ей передать?
СЕРГЕЙ (задумчиво). А что ты думаешь?.. Она авиатор, поймёт. Я сам бы рассказал, но кто меня  допустит?.. А эту мысль надо донести до самого верха! 
МАРИЯ. Я скоро с ней встречусь, Серёжа. Говори!
СЕРГЕЙ. Тут важно, мама, запомнить одно ключевое слово: Вернер фон Браун. Сможешь? 
МАРИЯ. А почему бы нет? (Пытается запомнить). Вернер фон Браун, Вернер фон Браун… Барон?
СЕРГЕЙ. Скорее всего. До войны мы оба были  студентами.  Я в  Бауманке учился, он — в Берлинском техническом университете… Оба увлекались ракетами. Я читал его работу о жидком топливе… Очень толковая статья! В тридцать лет он доктором наук…
МАРИЯ (восхищённо). Вот даже как?! 
СЕРГЕЙ (жёстко). Да, мама! Вернер фон Браун ни сидел в Бутырке, не катал тачку на Колыме!.. (Успокоившись).  Но я не  жалуюсь, учти. Время, потраченное на обиды, контрпродуктивно!
МАРИЯ (со вздохом).  Понимаю, мой хороший.
СЕРГЕЙ. Я говорю к тому, что до войны наш барон не терял время даром... А сегодня — пропал! О нём ни слуху, ни духу… И это настораживает…
МАРИЯ. Ты думаешь?..
СЕРГЕЙ. Убеждён! Честолюбивый барончик что-то конструирует, носом чую! Ты помнишь? Я ещё до ареста смастерил крылатую ракету…(Строго машет пальцем). Он работал в том же направлении!
МАРИЯ. Вон в чём дело?..
СЕРГЕЙ (рассуждает вслух). Я не спорю, Гитлера не назовёшь большим учёным. Но есть же у него умные головы, которые подскажут фюреру: за ракетами будущее! А Браун — лучший ракетчик в Германии!
МАРИЯ. Валентине так и сказать?
СЕРГЕЙ (после раздумья). Скажи, что он засекречен, это факт… Наверняка руководит закрытой лабораторией, конструкторским бюро, полигоном… Готовит оружие… Сдаётся мне, что это будет грозное оружие!
МАРИЯ. Я поняла, сынок. Валюша скоро будет в Москве, я передам.
 СЕРГЕЙ. А лично скажи вот что… Я знаю, что боевого лётчика не попросишь летать реже… Не послушает.
МАРИЯ (со вздохом).  Эта точно!
СЕРГЕЙ. Скажи, что на Земле её очень ждут! Любят и ждут! (Смотрит в небо, где гудит самолёт). Ну вот и всё. Моё… «такси» прилетело. Не провожай меня, мама! 
МАРИЯ. (Передаёт бумажный пакет). Возьми на дорожку. Не бог весть что, война идёт, паёк, но любимых драников напекла я тебе.  (Целует его и уходит).
СЕРГЕЙ (нежно). Ох мама, мама! Ты и в дни войны сумеешь подарить… (нюхает пакет) запах мирного детства!
                Занавес.

Сцена 12.  Казань. Сентябрь 1944 года. Берег Волги.
На скамье сидит Алла Львовна. На ней  красивый женский костюм, модная шляпка, на плече сумочка из крокодиловой кожи. Половину лица закрывают солнцезащитные очки. Алла напоминает богатую иностранку, а не врача тюремного лазарета.
По дорожке идёт Сергей в непритязательной штатской одежде, на голове татарская тюбетейка, под мышкой журнал.
АЛЛА (грубым голосом). Молодой человек! Угостите даму папироской!
СЕРГЕЙ. Я не курю, извините, мадам. (Проходит мимо).
АЛЛА (вслед). Осуждённый Королёв?.. статья 58-прим?..
СЕРГЕЙ (останавливается, как вкопанный). Доктор?!!.. (Оборачивается). Алла Львовна?!.. Вы ли это?..
АЛЛА (строго). Только не говорите, что у вас дизентерия!
СЕРГЕЙ. Никак нет, доктор. Пневмония…
АЛЛА (весело). Ну слава богу, признал!.. Теперь можешь и поцеловать старую знакомую (подставляет щёку).
СЕРГЕЙ. С великим удовольствием! (Целует). Но какими судьбами?
АЛЛА (с досадой). Ну ничего не помнит!.. А я говорила, что волжская. Здесь родина моя.   
СЕРГЕЙ. Ну да, припоминаю…
 АЛЛА. А вы, генерал? Насколько помню, вас этапировали в Москву?..
 СЕРГЕЙ. Это было в 39-м… С тех пор, доктор, пять лет прошло. Война началась, враг стоял под Москвой, многих эвакуировали. Даже Правительство переехало сюда, на Волгу, в Куйбышев…
АЛЛА (понизив голос). Но Сталин оставался в Москве!
СЕРГЕЙ. Сталин в Москве, а Жуков, Рокоссовский, Панфилов — они под Москвой. И тысячи новобранцев с ними… оборону держали!
 АЛЛА. Мой младший брат… добровольцем ушёл в 41-м.
СЕРГЕЙ. И что?..
АЛЛА. Ни слуху, ни духу…
СЕРГЕЙ. Тяжкие были бои! Политрук панфиловский сказал: «Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!»
АЛЛА. Да уж… (С тяжким вздохом). На следующий год отец… Он баржи гонял по Волге…
СЕРГЕЙ. В Сталинград?
АЛЛА. А куда же?.. Кто вернулся, рассказывал: Волга кипела, как котёл с ухой! Сверху мессеры, снизу зенитки…
СЕРГЕЙ. Я представляю…
АЛЛА. На следующий год Курская дуга… Племянник мой в танке сгорел…под Прохоровкой… 
СЕРГЕЙ (со вздохом). Неоднозначный был год... И Ленинград из блокады не сразу вырвался, и мой родной Житомир: дважды брали…
АЛЛА. Ну а сам ты, генерал? Где сейчас, что? (Понимающе). Нельзя говорить?
СЕРГЕЙ. Подробности — нельзя, а в целом — инженер завода… По совместительству преподаю в местном институте… (Указывает рукой туда, откуда шёл).
АЛЛА. В авиационном?.. (С усмешкой). Ваш институт я ещё девчонкой помню. В нём гимназия была... 
СЕРГЕЙ. Ну хорошо… А тебя не удивляет, что враг народа свободно разгуливает по улицам Казани, любуется Волгой?.. Ведь мне сидеть ещё три года…
АЛЛА. Переведён в безконвойные?
СЕРГЕЙ. Берите выше, доктор. Месяц назад освобождён досрочно!
АЛЛА. Ура!!!
СЕРГЕЙ. Сам товарищ Сталин распорядился, лично!
                Алла делает многозначительное «О-о!»
СЕРГЕЙ (с невесёлой усмешкой). В своё время римский цезарь так избавлял от рабства лучших гладиаторов. Взмахом руки. (С обидой). Судимость сняли, а насчёт реабилитации молчат.
АЛЛА. Всему своё время, товарищ генерал. (Понимающе). Звание тоже не вернули?
СЕРГЕЙ. И не подумали. Просто: конструктор местного заводе, доцент местного вуза…
АЛЛА. А свой зарок помнишь?..  Когда утонула «Индигирка»?..
СЕРГЕЙ. Насчёт крылатой ракеты? А как же? У меня и кафедра — «Реактивных двигателей». Первая в стране, между прочим!
АЛЛА. Поздравляю!.. Ты упрямый, как чёрт, Серёга!
СЕРГЕЙ. Война с одной стороны ускоряет технический прогресс, а с другой приостанавливает его. Всё зависит от того, кто заказывает музыку.
АЛЛА. Догадываюсь…
СЕРГЕЙ. Ты умная женщина, всё понимаешь... (Решившись). Вот представь себе… Крылатые ракеты — такие же, как моя, конструирует ещё один учёный, в другой стране…
АЛЛА. В Германии?
СЕРГЕЙ (удивлённо). Почему именно в Германии?
АЛЛА. Я почему-то так подумала…
СЕРГЕЙ. Ну правильно подумала! И вот весной мне передали новость… Этот конструктор, мой конкурент, брошен в тюрьму.*
АЛЛА (весело). Да ладно! Тоже «враг народа»?
СЕРГЕЙ. Ну или «троцкист» ихний, не знаю. У нас НКВД, у них Гестапо… Эти «работают» не покладая рук!
АЛЛА (оглядываясь по сторонам). Ох, Серёжка… За такие слова заметут нас с тобой — однозначно!
СЕРГЕЙ. Наука пробивает себе дорогу либо через костры инквизиции, либо цивилизованным путём. Методом диспутов, опытов, проб и ошибок... На дворе 1944-й, а учёные снова в застенках, снова царствует инквизиция!
АЛЛА (задумчиво). Был такой психиатр — Зигмунд Фрейд…Умер недавно…
СЕРГЕЙ. Слышал я о нём… И что?
АЛЛА. Мне муж привёз брошюру из Америки, называется «Свободные ассоциации». Это когда индивидуум говорит обо всём, что приходит в голову…
СЕРГЕЙ. Ты на меня намекаешь?!
АЛЛА. В какой-то степени. Сочувствовать своему врагу — это ведь тоже по Фрейду. Обычный человек должен радоваться, что конкурент в тюрьме. Значит, можно его опередить!
СЕРГЕЙ. То обычный... А я такой, как есть. Мне хочется сразиться с конкурентом в честном поединке, на равных.  А у нас… то один сидит на Колыме, то другой в гестапо.
АЛЛА. Я его не знаю?
СЕРГЕЙ. Нет, конечно. И вообще… Забудь, что я тебе сказал!
АЛЛА (с насмешкой). Свободные ассоциации?
СЕРГЕЙ. Вот именно. Расскажи лучше про Колыму. Ты давно оттуда?
АЛЛА. Вчера прилетела… А сегодня, дай, думаю, схожу на Волгу, на любимые места…
СЕРГЕЙ. А тут знакомый пациент… Что Магадан, как? От войны вдалеке…
АЛЛА (с обидой). Ты полагаешь?.. Думаешь, у нас тишь, гладь и божья благодать?..
СЕРГЕЙ (пожимает плечами). А разве не так?..
АЛЛА. Да нет, Серёжа. Война идёт Мировая, от океана до океана! У вас Северный конвой, у нас Тихоокеанский, Восточный… 
СЕРГЕЙ. Ах, да!.. Ваш муж — он ведь штурман, я припоминаю.
АЛЛА. Ходит на больших торговых судах. В Америку и обратно. Оттуда везут «студебеккеры», станки, тушёнку…
СЕРГЕЙ. Ленд-лиз?
АЛЛА. Как-то так… Но японцам до лампочки, как он называется… Они видят, что корабль идёт из Штатов, с которыми или воюют…
СЕРГЕЙ. И что?...
 АЛЛА. И топят его без жалости! У них подводники не хуже немецких…
СЕРГЕЙ (чешет в затылке). Да уж…
 АЛЛА. А знаешь, как вкалывают сегодня твои бывшие друзья — приисковики?.. Артели бьются за звания фронтовых, гвардейских… За каждую тонну золота лучших освобождают досрочно… Но рвутся они не домой — на фронт!..  А штрафные батальоны? Я не успеваю выдавать медицинские справки желающим...
СЕРГЕЙ. Да, весело у вас!
АЛЛА. Война клонилась в нашу сторону! Мы чувствуем это не только по сводкам СОВИНФОРМБЮРО. Американские биржи растут после каждой победы. Курская дуга — рост! Блокаду прорвали — тоже. Крым освободили — до облаков!
СЕРГЕЙ (с усмешкой). И что же предрекают ваши биржи?
АЛЛА. Что война завершится в 47-м... Самый оптимистический прогноз — 1946-й…
СЕРГЕЙ. Надеюсь, в нашу пользу?..
АЛЛА. А ты зря смеёшься, генерал… (Оглядывается по сторонам). На днях в Лондоне разорвалась бомба огромной силы. Тонна взрывчатки!
СЕРГЕЙ. Да, это серьёзно…
АЛЛА. 300 километров от границы. Муж говорит, что таких пушек не бывает… 
СЕРГЕЙ. Ну правильно он говорит. Самая мощная на сегодняшний день — немецкая «Дора». Стреляет на 40 километров с небольшим. 300 километров — это бомбардировщик.
АЛЛА (таинственно). Самолёта тоже не было, Серёжа!.. Кругом над Англией безоблачное небо, врагов нигде не видно… И вдруг бомба! 
СЕРГЕЙ (нахмурившись). Ваш муж… Он ничего не перепутал?..
АЛЛА. Мне перевели эту статью. «Немецкий фантом» называется… На другой день Геббельс заявил, что у Германии появилось новое смертельное оружие. «Оружие возмездия» способно поразить всех врагов Рейха!» — грозился он.
           (Сергей нервно ходит взад-вперёд).
СЕРГЕЙ. Если английские ПВО ничего не просмотрели…
АЛЛА. Была ясная погода, генерал!
СЕРГЕЙ. Значит, бомба упала с неба.
АЛЛА (смеётся). А может быть, с Луны?
СЕРГЕЙ. Я не шучу, доктор. Артиллерийский снаряд рано или поздно он падает вниз. Сказываются сопротивление воздуха и притяжение Земли... Дальность боя зависит от калибра, длины и наклона ствола, массы и скорости полёта…  Но, как видим, 50 километров — предел!
 АЛЛА. А тут 300!..
СЕРГЕЙ. Это значит, что снаряд поднимался за пределы тропосферы, там летел в разряженных слоях и вернулся практически сверху вниз, вот так! (Показывает рукой). Здесь нужна огромная подъёмная сила и сверхзвуковая скорость… Для этого — несколько тонн высококлассного горючего… И это всё… 
 АЛЛА. Ракета?!
СЕРГЕЙ (весело). Вы могли бы стать моим учеником, Алла Львовна! Действительно, только ракета способна вывести груз за пределы земной атмосферы…
АЛЛА. Любой груз?..
СЕРГЕЙ (грустно). Кто-то планирует запустить снаряд… А Циолковский мечтал увидеть там (поднимает палец вверх) живого человека …
АЛЛА. А вы, Сергей Павлович?
СЕРГЕЙ. Я ученик Циолковского, доктор!
АЛЛА. Но тот, кто сбросил бомбу на Лондон,   настроен воинственно! Кстати, вы говорили, что у вас знакомый ракетостроитель в Германии?..
 СЕРГЕЙ (печально). Был знакомый… Весной он в тюрьме… А гестапо редко кого выпускает на волю. 
АЛЛА. Я о таком не слыхала…
СЕРГЕЙ. Сейчас или в концлагере, или уже покойник.
АЛЛА. Но если не он, то кто же?..
СЕРГЕЙ (грустно). Есть ещё ракетчики в Германии. «Общество космических полётов» там существует с 26-го года…
АЛЛА. А сегодня у них —  «Оружие возмездия»! И что, если бесноватый фюрер вздумает бомбить не только Лондон?..  Москву тоже?!..
 СЕРГЕЙ (задумчиво). Мда… Фугас весом в тонну — это серьёзно!.. Падает сверху вниз, скорость запредельная… Ни истребитель, ни зенитчики перехватить не в силах.
 АЛЛА (строго). Да, Королёв! Умеешь ты нагнать страху! Вот как я теперь домой пойду?..   
СЕРГЕЙ. А где он, твой дом?
АЛЛА. Здесь неподалеку. Пойдём. Познакомлю с матушкой своей, с сыном…
СЕРГЕЙ (обескуражено). У тебя не было сына пять лет назад!!!
АЛЛА. Тогда не было. Потом появился…
СЕРГЕЙ. И сколько ему?
АЛЛА. Четыре года… (Грозит пальцем). Только не надо ничего воображать! У меня муж и сын, они любят друг друга… Я хочу, чтобы так было всегда!!!
СЕРГЕЙ. Понимаю. Хотя однажды как-то говорила, что муж изменяет, у него дочь в Сан-Франциско…
АЛЛА. Это было до войны, Серёжа! Война многое меняет. 
СЕРГЕЙ. Понятно. Но согласись, что непорядочно придти в дом, где есть ребёнок, и не принести хотя бы леденец…
АЛЛА. Ты прав. (Указывает в сторону). У меня тут подруга работает в магазине. Посиди немножко, я скоро приду.  (Встаёт, протягивает газету). Вот тебе свежий номер, почитай на досуге... (Уходит).
      Сергей листает газету — сначала лениво, потом с интересом.
СЕРГЕЙ (читает). «Труженики Средней Волги собирают щедрый урожай зерна. На комбайнах — молодые девчата. «Мы назвали наш хлеб Урожаем Победы!» — заявляют они»…
   «Бурильщица «Татнефти» заменила ушедшего на фронт мужа»…
   «Сверхплановую тонну шерсти для солдатских шинелей выдала ткацкая фабрика…»
   «Новости с фронта… Ещё одно воинское формирование с боями вышло к Государственной границе СССР. Вместе с бойцами Красной Армии это событие празднуют местные партизаны и братья-славяне»…
         (Входит Алла, у неё в руках тяжёлая сумка).
АЛЛА. А вот и я!.. Ну, пойдём?..
СЕРГЕЙ (берёт сумку из её рук, удивлённо). Однако!..
АЛЛА. Подруга детства!.. Война войной, Серёжа, а жить то надо? Мать болеет… Сидит целыми днями, варежки вяжет…
СЕРГЕЙ. На фронт?
АЛЛА. А куда же?.. (С усмешкой). Левая варежка обычная, а на правой указательный палец отдельный. Это чтобы стрелять. (Показывает).
СЕРГЕЙ. Понимаю.
АЛЛА (бесшабашно).  А у нас объявили очередной сбор пожертвований фронту. Я сняла с себя всё золотишко и отдала… Пусть воюют, черти!
СЕРГЕЙ (смеётся). Широкая у тебя душа, Алла Львовна!
АЛЛА. Волжская. И Колымская тоже. Была бы Победа, а там заново наживём! Мы Эльдорадо Российское! (Уходят).
                Занавес.
*Вернер фон Браун арестован в марте 1944 года. Сидел в тюрьме гестапо две недели.

  Сцена 13.  Германия, сентябрь 1945 года. 
Тихая пивная в Тюрингии. За столиком сидит Валентина в форме полковника авиации со Звездой Героя  и медалью на груди. 
Входит Сергей в штатском костюме, оглядывается.
ВАЛЕНТИНА (машет ему рукой). Сюда, сюда, гер профессор! Я слышала, тебя так называли в Казани?
СЕРГЕЙ. Поскромней, фрау полковник… Там я простой преподаватель авиационного института…
ВАЛЕНТИНА. Но теперь ты в Германии, привыкай. Здесь каждый доцент — Профессор. (Оглядывается). Удивительный народ — немцы. Четыре года мы с ними воевали — не на жизнь, а на смерть! Но как только на Рейхстаге появился наш флаг… всё! Войне конец! 
СЕРГЕЙ. Капитуляция?
ВАЛЕНТИНА. До неё была ещё неделя... Но флаг висит — значит, надо подчиниться. Немецкая дисциплина!
СЕРГЕЙ. Что есть, то есть…
 ВАЛЕНТИНА. В тот же день, 2 мая, Лидия Русланова уже пела у стен Рейхстага! (Поёт). «Валенки да валенки до Берлина довели не подшиты стареньки!»…
СЕРГЕЙ. И что? (С усмешкой). До сих пор ни партизан, ни подпольщиков?..
ВАЛЕНТИНА (смеётся). Какие партизаны, о чём ты говоришь?! Уже сентябрь на дворе, полгода прошло, и нигде ни единого выстрела! Такое ощущение, что войны и не было. Всё, что можно, починили, посадили, урожай собрали… (Оглянувшись по сторонам). И ты знаешь, Серёга? Даже «битвы за урожай» не было! В нужный день вышли в поле, сделали, что надо, и снова сидят, пиво пьют…
СЕРГЕЙ (любуясь природой). Красиво здесь!
ВАЛЕНТИНА. Тюрингия. Её называют «Зелёным сердцем» Германии!.. Завидую тебе, Серёжка.
СЕРГЕЙ. Не знаю, будет ли время любоваться красотами. Меня послали сюда работать…
ВАЛЕНТИНА (с насмешкой). Изучать наследство беглого барона?..
СЕРГЕЙ. Можно и так сказать. Но по большому счёту, его ФАУ — это промежуточная ступень. Ещё не стратосфера, не космос!
ВАЛЕНТИНА. Но мир он напугал! Всех, кроме нас. У них «Оружие возмездия», у нас «Оружие Победы»!.. «Катюши»…   
СЕРГЕЙ.  Это кто так назвал?
ВАЛЕНТИНА. Товарищ Сталин. А поставлял на фронт Паршин Пётр Иванович, нарком миномётного вооружению… Он пензенский, я с ним знакома…
СЕРГЕЙ (с горькой усмешкой). Я бы тоже хотел… 
 ВАЛЕНТИНА. Что ты этим хочешь сказать?
СЕРГЕЙ. Да нет, он толковый инженер, я не спорю… Но серийное производство реактивных миномётом начато за день до войны. Ты знаешь об этом?..
ВАЛЕНТИНА. Ну да…Решение подписано 21 июня...
СЕРГЕЙ (жёстко). А могло быть — намного раньше! 
ВАЛЕНТИНА (недоверчиво). Это как же? 
СЕРГЕЙ. Был такой Ракетный Институт. В нём трудились глыбы: Клёймёнов, Лангемак, Глушко, Артемьев… А создан был в 32-м году по распоряжению маршала Тухачевского…
ВАЛЕНТИНА. Вот как?! 
СЕРГЕЙ. Представь себе. И когда в 37-м маршал стал «главарём фашистского заговора», весь Институт оказался его пособником. Одних расстреляли, других — на Соловки, Воркуту, Колыму…
ВАЛЕНТИНА (догадавшись). Так ты тоже был среди них?!..   
СЕРГЕЙ. Шёл по расстрельному списку…
ВАЛЕНТИНА. Бедный Сергуня!
СЕРГЕЙ. Я про себя молчу…Озлобленность угнетает… Но с «Оружием Победы» мы опоздали как минимум на полгода!
ВАЛЕНТИНА (задумчиво). Значит, Тухачевский?   
СЕРГЕЙ. Пока Нарком Обороны пестовал свою любимую конницу,   его зам — авиацию, танки, ракеты… Даже на море глядел дальше всех. Вместо неповоротливых линкоров призывал строить корабли с палубной авиацией… 
 ВАЛЕНТИНА. Авианосцы?.. 
СЕРГЕЙ. Вот именно! Ты слышала про Перл-Харбор? 
ВАЛЕНТИНА. Ну а как же? Декабрь 41-го…
СЕРГЕЙ. 400 японских самолётов в одночасье потопили половину   американского флота!.. И прилетели они — не из Японии! Оттуда было слишком далеко…
ВАЛЕНТИНА. А как же?
СЕРГЕЙ. Их доставили авианосцы!.. Плавучий аэродром — вот что такое палубная авиация!
ВАЛЕНТИНА (удивлённо).  Да-а… Хитро придумано: сажать самолёты в море...
СЕРГЕЙ. Сначала самолёты, а теперь и вертолёты тоже.
ВАЛЕНТИНА (с усмешкой).  Изобретение «товарища» Сикорского!.. Скажи, Серёга… Вот откуда ты всё знаешь?! В шараге сидя… В тюрьме…
СЕРГЕЙ. Между прочим, у нас в шараге всегда были самые свежие научные издания. Туполев поставил перед начальством условие: «Конструктор должен знать всё, что печатается в мире!».  Журналы к нам поступали из Англии, Швеции, Штатов… Из Германии даже! Эти разведка добывала… А переводчики свои…
ВАЛЕНТИНА. Даже так?
СЕРГЕЙ. А ты думала? В шараге профессоров — не меньше, чем на воле!..
ВАЛЕНТИНА. Представляю…
СЕРГЕЙ. А какие беседы у нас разгорались по вечерам!.. (Восхищённо качает головой).   От ужина до отбоя в каждой камере — дискуссионный клуб, честное слово. Все новости, все мысли свежие, идеи — все облекались в учёный диспут… И что интересно,  никто никого не перебивал, не давил авторитетом!
ВАЛЕНТИНА (заинтересованно). Та-ак…
СЕРГЕЙ. Сам Туполев придерживался золотого правила Кутузова. Помнишь его Совет в Филях? Первое слово давали низшему чину, дабы говорил свободно, невзирая на вышестоящих командиров.
ВАЛЕНТИНА. Ах, какое мудрое правило!
СЕРГЕЙ. Для науки оно необходимо. Она не терпит «указаний свыше»! Джордано Бруно сам папа Римский пробовал переубедить, да бесполезно.
ВАЛЕНТИНА. В авиации тоже самое, Серёга. Бывает, простой лётчик вдруг вознесётся до небес, станет маршалом... И всё! Хороший парень, толковый пилот вдруг превратится в такого чинушу, что диву даёшься! С ним не то, что спорить — поговорить по душам невозможно!
СЕРГЕЙ. Я понял, кого ты имеешь в виду. Ваш конфликт с маршалом даже в Казани был известен…
ВАЛЕНТИНА (с досадой). Ай, не хочу я о нём говорить!.. Ты лучше вот что скажи мне, профессор. Что ты думаешь о Хиросиме и этом… как его?..
СЕРГЕЙ. Нагасаки?...
ВАЛЕНТИНА. Вот именно!
СЕРГЕЙ. Тебя метод доставки интересует?... Американский В-17 «летающая крепость»…
ВАЛЕНТИНА. Иди ты к чёрту! Это я и без тебя знаю!
СЕРГЕЙ. Ну а «начинка»?..  Уран, я полагаю. Ну ещё может быть плутоний… Радиоактивность — наука сложная, Валюша. Надо прочесть труды Резерфорда, супругов Кюри… 
ВАЛЕНТИНА (со страхом). Одна бомба — 20 килотонн тротила! От человека остаётся тень на стене! Даже мне — командиру   дальних бомбардировщиков — становится жутко.
СЕРГЕЙ. Но ты бомбила вражеские объекты, не так ли?
ВАЛЕНТИНА. Конечно!
СЕРГЕЙ. А здесь — мирные города… Старики, дети…   ВАЛЕНТИНА. Ну хватит! Лучше расскажи про себя. Надеюсь, освобождён вчистую?
СЕРГЕЙ (с досадой). Увы! Реабилитации нет пока.
ВАЛЕНТИНА. А фон Браун?.. Удрал к американцам, значит?
СЕРГЕЙ. В последние дни войны, 3-го мая. Из нашей зоны махнул к союзникам…
 ВАЛЕНТИНА. Не вернут?
СЕРГЕЙ. Янки?.. Отдать конструктора ракет?!.. (Смеётся).  «Такая корова нужна самому»!
ВАЛЕНТИНА. Ну а ты, Серёжа?.. У тебя какие планы? (Оглядывается). Здесь некого бояться. Хозяева по русски не говорят, наших соотечественников нет поблизости…
ВАЛЕНТИНА. Другим бы никогда не сказал. Но вы с Мишкой Громовым — спасители мои, а спасителям, как отцу с матерью, надо говорить правду… (Пьёт пиво). Я верю, что рано или поздно мы выйдем за пределы Земной атмосферы. На сегодняшний день есть две конструкции, реально претендующие на это… Моя и фон Брауна… Ну что ж?.. Сразимся!
 ВАЛЕНТИНА. Здесь, в Германии?
СЕРГЕЙ. Нет, конечно. Я здесь для того, чтобы сравнить оружие. А реально вы скрестим свои шпаги по разные стороны океана. 
ВАЛЕНТИНА. Предчувствую… Это будет захватывающая дуэль!
СЕРГЕЙ. Кстати. Был недавно на артиллерийском заводе в Подмосковье. Продукция устаревшая, после войны тем паче…  Но цеха вместительные, есть железная дорога, полигон… А главное люди! Толковые инженеры, молодые рабочие… Из тех, кто во время войны  вставал на ящики — не доставал до станка. Но работал полную смену, наравне со старшими. Вот кто мне нужен!
ВАЛЕНТИНА. Ну дай тебе бог!
СЕРГЕЙ. Спасибо… А теперь сама. Я ведь вижу, родная. Что-то неладное у тебя на душе…
ВАЛЕНТИНА. С чего ты взял?!
 СЕРГЕЙ. Я с детства тебя знаю, Валюха. С Коктебеля…
ВАЛЕНТИНА (после паузы). Ну ладно. Только никому ни слова!
СЕРГЕЙ. Клянусь!
ВАЛЕНТИНА. Вчера была у маршала авиацией. У подлинного. 
СЕРГЕЙ. Понимаю.
ВАЛЕНТИНА. Сказал, что ценит мои заслуги… 200 боевых вылетов, в основном ночных… Показатели полка и прочее… Короче, предложил дивизию!
СЕРГЕЙ. Ого! (Чешет в затылке). Что тут скажешь?.. Комдив — это считай генерал! Первая будешь среди женщин…
ВАЛЕНТИНА (разочарованно). Ты такой же как все, Серёга! Думаешь, если Героиня, то ордена и погоны мне душу затмили?
СЕРГЕЙ. Я этого не говорил. Сама знаешь, как я отношусь к лампасам и прочему… Для меня конструктор — лучшие   звание!
ВАЛЕНТИНА. А я? (Указывает на грудь). Мне вот эту медаль   партизанскую вручал не Калинин в Кремле. Командир отряда вручал, в лесу! Самая дорогая моя награда во время войны!
СЕРГЕЙ. А звание полка?
ВАЛЕНТИНА (восторженно). О, да! В Ленинграде помню, в январе… Официально операция называлась Красносельско-Ропшинская, а между собой — «Январский гром». Предстояло выбить фашистов из Пулкова, Гатчины, Пушкина, Нарвы, Луги…   
СЕРГЕЙ. Короче, покончить с блокадой Ленинграда?
ВАЛЕНТИНА. Совершенно верно!  Продумано было всё. Действия стрелковых дивизий, артиллерии, танков, моряков Балтфлота… И авиации, конечно. Штурмовой, истребительной и нашей, бомбардировочной.   
СЕРГЕЙ. Справились?
ВАЛЕНТИНА (разводит руками). По окончании операции нашему полку было присвоено звание «Красносельского»!
 СЕРГЕЙ. Молодцы!.. Так что же маршал?..
ВАЛЕНТИНА. Я обещала подумать. А теперь вот, взвесив все за и против... подаю рапорт! (Бьёт кулаком по столу). Всё, Валентина Степановна! Отвоевала, хватит! Я же институт закончила до войны...  Гражданской авиации…
СЕРГЕЙ. Знаю. И  душевно рад…
ВАЛЕНТИНА. Тогда ещё предлагали мне тему диссертации: «доводка радиолокационного оборудования». Ты понимаешь?
СЕРГЕЙ. Как же? Академик Шулейкин был и нашим профессором тоже. «О распространении радиоволн в верхних слоях атмосферы» — читала его книгу?
ВАЛЕНТИНА (гордо). Я училась по ней, между прочим!
СЕРГЕЙ. Тогда удачи тебе, коллега?
Сквозь треск по радио передаётся сообщение на русском языке:
— 2 сентября 1945 года в 9 часов по токийскому времени или в 4 часа по московскому на борту американского линкора «Миссури» подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. Крупнейшая война в истории человечества завершена!
ВАЛЕНТИНА (бьёт кулаком по столу). Й-ейс! Завершилась, проклятая! Началась в сентябре — и закончилась тоже. Шесть лет, день в день!         
СЕРГЕЙ. Что крупнейшая, то крупнейшая, это факт. От Канады до Австралии, от Бразилии до Курил.         
ВАЛЕНТИНА (торжественно). Ну, значит, решено! Кончилась война — всё! Пора домой! (Бросив деньги на столик). Вот нарочно — не полечу, а поеду поездом, как все фронтовики. 
       Звучит марш «ВОЗВРАЩЕНИЕ» («Когда солдат идёт с войны»):
Под стук колёс и шорох шин и полем скошенным
среди такой полузабытой тишины
как сердце встречей предстоящей растревожено,
             когда солдат идёт с войны…   
Ведь полсела ушло, а сколько ж, горемычные,
дожить сумело вас до нынешней весны?
Стоят друзья перед глазами закадычные,
когда солдат идёт с войны…
Как удивительно в полях увидеть заново
следы не танка, а коня и бороны!
Истосковалось по косе плечо Иваново,
когда солдат идёт с войны…   
С мешком заплечным, в славе вечной Победителя
взошёл на взгорок, купола уже видны…
И жаворонок пел в тот день так упоительно,
когда солдат пришёл с войны!    
                (Занавес)
 
Сцена 14. 1957 год,  Москва.
Валентина в своей квартире одна. Раздаётся звонок в дверь, она открывает. Входит Мария Николаевна — возбуждённая, с газетой в руке.
МАРИЯ. Валюша! Ты не читала сегодняшнюю «Правду»?
ВАЛЕНТИНА. Нет ещё. А что?
МАРИЯ. К киоску не пробиться! Я очередь отстояла, чтобы купить свежий номер. (Разворачивает газету).
ВАЛЕНТИНА. Да что там, Мать-Мария? Ты такая возбуждённая была, когда Сталин умер. А сейчас что?…
МАРИЯ. А сейчас продолжение, Валюша!.. Вот слушай (читает):
 «О проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами товарищам Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родины, терроре и военном заговоре»…
ВАЛЕНТИНА (недоуменно). Что это ты читаешь?!
МАРИЯ. Заключение Комиссии Президиума ЦК КПСС. В вашей главной газете написано! (Машет газетой). Вот сколько лет настоящая Правда пробивалась к «Правде» печатной. Двадцать лет прошло! Тогда был 37-й год, а сегодня 57-й. Войну надо было пережить, Сталина схоронить, Берия расстрелять, чтобы дождаться этого!
ВАЛЕНТИНА. Ну читай, читай дальше. Я потом скажу.
МАРИЯ (читает): «В результате использования органами ОГПУ-НКВД имени Тухачевского в дезинформационной деятельности против иностранных разведок за рубежом появились различного рода слухи о нелояльном отношении Тухачевского к Советской власти. Эти слухи проникали в СССР и играли определённую роль в дискредитации Тухачевского»…
ВАЛЕНТИНА (поднимает палец). Так всё-таки были слухи?!..   Был президент Чехословакии Бенеш с его «красной папкой»… Был   германский Генштаб с его доносами… Были откровения Шелленберга...  Всё было!
МАРИЯ. Ты хочешь сказать, что немцы специально оговорили наших маршалов перед войной?
ВАЛЕНТИНА. Так получается! Гитлер знал, что пойдёт на Россию… Вот и придумал, как одним ударом обезглавить всю верхушку нашей армии.
МАРИЯ. И начал с Тухачевского?
ВАЛЕНТИНА. Конечно! Потому что этот маршал был самым  дальнозорким среди прочих. За всю армию судить не берусь, скажу за авиацию. Кто требовал перевести её из вспомогательного рода войск — в основной?.. Маршал Тухачевский!
МАРИЯ. Серёжа хвалил его…
ВАЛЕНТИНА. Ещё бы? Кто создал ракетный Институт?... Ратовал за танковые дивизии?... За авианосцы?..
МАРИЯ. Наш пострел везде поспел!
ВАЛЕНТИНА (с усмешкой). Когда я училась в Пензе, мне показывали тестя его, машиниста поезда. У того была красавица дочь — тоже Мария. Они познакомились, когда Михаил  ещё в гимназии учился… Он рослый красавец, силач, она — прелестная, юная!..   (Подходит к роялю и начинает играть). Любовь была такая, что жена сопровождала Тухачевского даже на фронтах гражданской войны. Ездила в его штабном вагоне. Но вот однажды… он изменил!
 Поёт романс «ИЗМЕНА»:
Хвала любви! Я преклоню колено…
           Но выползает на закате дня
           Змея зеленоглазая — измена.
И вот она ужалила меня!!!
Пропали разом все живые краски,
Умолкли голоса весенних птиц,
Мне кажется: на всех знакомых маски
И не осталось настоящих лиц.
           Вдруг рухнуло всё бывшее святое,
           Под рёбрами сплошная пустота.
           Из всех желаний самое простое:
           Скорее бы последняя черта!
Я нынче ваш, интриги и коварство,
Я ваш по крови, заговор и месть!
Когда моей любви разбито царство,
Вы лучшее, что в этом мире есть.
МАРИЯ. И что же?
ВАЛЕНТИНА. Застрелилась. Прямо там, в вагоне... Это уже потом была Аллилуева, жена Сталина… А первой — Мария  Тухачевская!
МАРИЯ (со злостью). Все они… по локоть в крови! (Передразнивает). Революцию в белых перчатках не делают! А если не можете делать её чистыми руками, зачем начинали?!
ВАЛЕНТИНА. Ты кого имеешь в виду?
МАРИЯ. А ты будто не понимаешь?.. Ведь это тебя называли «любимой лётчицей товарища Сталина»?
ВАЛЕНТИНА (смеётся). Даже письма слали: «Москва, Кремль, Сталину и Гризодубовой». (Сурово). А в письмах знаешь, что? «Помогите устранить несправедливость! Мой муж… или сын, брат, отец… оклеветаны, незаконно арестованы, приговорёны! … Просим пересмотреть, восстановить справедливость!» И что ты думаешь? Пересматривали! Я сама сотни писем отправила: в НКВД, в суды, в прокуратуру…
МАРИЯ. А Сталин?
ВАЛЕНТИНА. И Сталин многим помог. Вспомни того же Рокоссовского…
МАРИЯ (с досадой). Одних маршалов казнил, других миловал…
ВАЛЕНТИНА (строго). Так всегда было: от Ивана Грозного до Петра. А сколько настоящих заговоров — вспомни! Только кто слабинку проявил, как тут же его табакеркой по темечку — хлоп! Как Павла Первого…
МАРИЯ. Эк, какие ты времена вспоминаешь, Валюша!
ВАЛЕНТИНА. А чувства человеческие — они одни и те же, из века в век. И коварство, и предательство те же…. Был Иуда — стал Мазепа, был поп Гапон — стал генерал Власов… 
МАРИЯ. А что же в основе?
ВАЛЕНТИНА. В основе жадность! Хочется больше власти, больше почёстей, больше наград... Этого не было у Сталина! Когда Парад Победы принимал — вспомни! У некоторых генералов вся грудь в орденах! А Верховный Главнокомандующий стоит на Мавзолее, как сирота — с одной лишь Звёздочкой…
МАРИЯ. И что это доказывает?
ВАЛЕНТИНА. Личную его скромность, Мария Николаевна! Что все победы той войны  Верховный приписывал не себе, а всему народу! Солдатам и матросам, лётчикам и танкистам, рабочим и конструкторам — всем!
МАРИЯ (со вздохом). Здесь ты права, конечно…
ВАЛЕНТИНА. А в личной жизни?.. После смерти жены молодой мужчина, грузин — жил как монах. До самой смерти! (Машет рукой).  Ну всё! Хватит про Сталина!.. Расскажи мне лучше про Серёжку. Ты же была у него недавно?
МАРИЯ. Ну что сказать? Живёт в Подмосковье, на Клязьме. Лес кругом, грибов полно… Там же и работает. Но где и кем, я даже не спрашивала. Все равно отшутится, не скажет.
ВАЛЕНТИНА. Оборонное предприятие, что ты хочешь?
МАРИЯ. Он и дома-то практически не бывает. День и ночь в своём НИИ. А не то в командировках. Куда летает, тоже не говорит. Но привет вам передавал огромный: и тебе, и Мише Громову.
ВАЛЕНТИНА. Спасибо на добром слове! Мишка сегодня  генерал-полковник в отставке… В спорт зовут его.
МАРИЯ. Как в спорт?.. Ему сколько?
ВАЛЕНТИНА (весело). Шестой десяток. Но в юности Мишка штангистом был, чемпионом страны. Так сегодня просят его возглавить Федерацию тяжёлой атлетики. Я шучу: «Что, Миша? В молодость решил податься?»
МАРИЯ. Весёлые вы ребята, лётчики…
ВАЛЕНТИНА. Потому что к небу ближе, к солнцу! Ты ведь со мной летала, Мать-Мария, помнишь?
МАРИЯ. Конечно.
ВАЛЕНТИНА. Внизу хмурый день, слякоть, серость, а вырвались из облаков — лучше стало?
МАРИЯ (восторженно). Как в раю! Сверху солнце яркое, снизу облака — как горы снежные! (Вздыхает). Вот только ангелов небесных нет на вашем небе, Валюша!
ВАЛЕНТИНА (стараясь говорить серьёзно). Я так полагаю, что у нас разный взгляд друг на друга. Они видят нас сегодняшних, а мы разглядим их, когда покинем этот грешный мир...
МАРИЯ. Ну может быть, может быть… (Крестится).
ВАЛЕНТИНА. Если верить Древним Грекам, там (указывает в небо) вся небесная богема обитает: покровители искусств. А пилоты — они если не певцы, так музыканты, если не танцоры, так поэты… Вот, помню, погода стоит нелётная... Собирается в клубе весь мой полк… И такой концерт закатят лётные артисты, что куда там заслуженным мастерам!
МАРИЯ. И первая, конечно, командир полка?
ВАЛЕНТИНА. А вот и не угадала, Мать-Мария! Первым я давали слово новичкам, молодому пополнению. Им ведь тяжко томиться в ожидании своего выхода. А я ещё им подыграю, если что. Вот послушай! Это наш сочинил, авиатехник.
       Наигрывает на рояле и читает новеллу «ЗЕМЛЯКИ»:
Несложная, признаться, история моя:
Служили в авиации три друга земляка.
Уж видно, так намечено им было на веку:
В родном краю не встретились, а встретились в полку.
          Известно: на чужбине земляк — как брат родной,
          И земляки сдружились — не разольёшь водой.
          Делили хлеб и порох, а как сойдутся в срок,
          Начнутся разговоры про волжский городок.
— Ведь по соседству жили и общие друзья…
— Да, чтоб ни говорили, тесна наша земля!
И как то в откровении Сергей достал портрет:
— Не знаю ваше мнение, но мне милее нет.
…Простая фотокарточка счастливых мирных дней,
Девчонка-старшеклассница отражена на ней.
Иван одобрил: «Видная!», а Костя посмотрел…
Темно было, не видели, как Костя побледнел…
Перевернул: «Любимому Сергею. Буду ждать.»
— Ну что молчишь?
— А что сказать?..  Пора, ребята, спать.

…А вскоре, в том же месяце,  тяжёлый был денёк:
Досталось по два «мессера» на каждый «ястребок».
Гудело небо яростно, неравный смертный бой,
А в шлемофоне радостно: — Ещё один!…  Прикрой!
На хвост уселись двое, не оторвусь никак!..
— Держись, Сергей, прикрою!.. Спешу к тебе, земляк!..
И надо же случиться: патроны все, конец,
Но «ястребок» всё мчится врагу наперерез!
И Костин голос звонкий врывается в эфир:
— Я знаю ту девчонку! Как всё же тесен мир!
Мечтой о ней я тоже всё эти годы жил…
Люби её, Серёжа, люби, как я любил!
…Взметнулось в небо пламя над снежной синевой,
И на мгновенье замер наш тесный шар земной.
МАРИЯ (оттерев слезинку). Это что же? Про вас написано, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. Про лётчиков. Про дружбу лётную. Про любовь…
МАРИЯ. Я всё спросить хочу, Валюша. Тогда, в сорок втором, Серёжа просил передать тебе одно имя…
ВАЛЕНТИНА. Вернер фон Браун?.. Конечно, помню! 
МАРИЯ. Что с ним сейчас? Где он?
ВАЛЕНТИНА. Твой Серёжа прав оказался. Фон Браун был лучшим ракетчиком в Германии. Теперь стал лучшим в Америке.
МАРИЯ. А в мире?
ВАЛЕНТИНА (пожимает плечами). Это вопрос сложный, Николаевна. Ты ведь не слушаешь иностранные «Голоса»?.. 
   МАРИЯ. Я привыкла к своим голосам, зачем мне чужие?
ВАЛЕНТИНА.  Америка готовит запуск ракеты в стратосферу. Об этом гудит весь мир. Заключают пари, кто   будет второй. Называют Францию. У неё старейшее космическое общество — ещё с 27 года, есть ракетодром в Гвинее… У англичан — в Австралии…
МАРИЯ. А что же Россия? Наш Циолковский был раньше французов!
ВАЛЕНТИНА (с усмешкой). На Западе принято считать, что война истощили наши ресурсы… «Русские оправятся не скоро!». Вот общее мнение.
МАРИЯ. А ты как считаешь, Валюша?
ВАЛЕНТИНА. Я не считаю, я помню! (Сурово). В первый же день войны, 22 июня, немцы стали бомбить наши аэродромы. День был воскресный, наши лётчики спали, многие в отпусках… Короче, сгорело 1200 боевых машин!!!
МАРИЯ. Ужас!
ВАЛЕНТИНА. Но уже 7 августа наши ночные бомбардировщики сбрасывали фугасы на Берлин! А ещё через два года — мы стали превосходить Германию по производству самолётов!!! 
МАРИЯ. А шарага наша?.. Где Серёжа работал?.. 
 ВАЛЕНТИНА. Одна из главных! И бомбардировщики, и штурмовики, и перехватчики, и торпедоносцы морские… Чего только не делали в шараге Туполева! Делали на заводах, но чертежи готовили «очкарики»!   
                (Раздаётся дверной звонок).

Сцена 15. Те же и Алла Львовна.
(Валентина открывает. Входит Алла Львовна — в красивом костюме, с богатой женской сумкой, много золота в ушах, на шее, на руках).
АЛЛА. Вы меня простите. Я проездом в Москве… Мне сказали, что здесь можно увидеть Марию Николаевну, маму Сергея Павловича…
МАРИЯ. Это я. (Встревожено). Что-нибудь случилось с Серёжей?!
АЛЛА. Нет, нет, не беспокойтесь. Я лечу из Магадана в Крым, залетела в столицу... Дай, думаю, проведаю Серёжу…
МАРИЯ (догадавшись). Вы знали его по Колыме?!.. Вы доктор?! 
АЛЛА. Ну да. Лечила его от пневмонии… (Оборачивается к хозяйке дома)… А вас зовут Валентина Степановна? Вы Герой Советского Союза, прославленная лётчица?.. 
ВАЛЕНТИНА (наигранно строго, с грузинским акцентом). А вы, значит, та самая Докторша, которая нарушила приказ товарища Берия и не пустила Сергея в Москву?!.. 
АЛЛА. Ну, положим, не самого Берия, а руководства Дальлага… К тому же, в той телеграмме содержалось медицинское предписание: «этапировать по излечении»…
ВАЛЕНТИНА (с улыбкой).  И всё же… Могли ведь отправить?
АЛЛА (со вздохом). Могла, конечно. Генерал шёл на поправку, здоровью его уже ничего не угрожало…
ВАЛЕНТИНА.  Но угрожал декабрьский шторм в Охотском море?  Не так ли?..
АЛЛА (с тяжёлым вздохом). Мой муж — моряк. Про тот шторм он так сказал: «В такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит!»… Ну я и не выгнала… «Индигирка» ушла без Серёжи… 
 МАРИЯ (крестится). Господи!  Сколько живу, буду молиться за вас, мои хорошие. За Мишу Громова, за тебя, Валюша, за вас, доктор!  А ещё — за погибших в той пучине!
АЛЛА (Марии). Когда это случилось с «Индигиркой», генерал первым делом вспомнил о вас, Мария Николаевна. «Если мама узнает, что на Охотском море потонул корабль, она места себе не найдёт!»
ВАЛЕНТИНА. Вы звали его генералом?
АЛЛА. А как же? До ареста Сергей Павлович был дивизионным инженером, а это приравнивается к генерал-майору… Как человек скромный, он отмахивался, конечно… Но я знала, что рано или поздно ему вернут прежние погоны! Сейчас выше, должно быть? Какой-нибудь Маршал?.. Или Самый Главный Конструктор?..
ВАЛЕНТИНА. Академик. Но почему вы так считаете?..
АЛЛА. Потому что разглядела его в ту зиму. Он великий изобретатель, поверьте на слово! Даже в тюрьме не терял ни минуты, усовершенствовал своё детище вот здесь, в голове… (Стучит пальцем по лбу). Если б вы знали, как он обрадовался, когда я дала ему бумагу и карандаш!
 МАРИЯ. Да, он говорил об этом. Спасибо вам, родная! (Целует Аллу). За всё! А главное: за здоровье!
АЛЛА. Ну если за здоровье, то давайте… по-нашему, по медицински… (Достаёт из сумочки бутылку, читает стих:)
                Не верьте медикам, которые не пьют.
                Но пьют они не часто, не для пьянки,
                А пьют здоровье этакой гражданки,
                Которую они же стерегут.
        Из-за неё готовы встать средь ночи,
        Поскольку знают: это не каприз.
        Так выпьем за неё! Ведь, между прочим, 
        Зовут эту гражданку… просто Жизнь!
ВАЛЕНТИНА. Н-ну… За такой тост нельзя не выпить! (Открывает холодильник).
АЛЛА. Не обижайте, Валентина Степановна! У нас на Колыме если предлагают выпить, значит, и закусить тоже. (Достаёт банку красной икры). Икорка малосольная, свежайшая! Я целое ведро везу с собой.
   МАРИЯ. Это куда же столько?
АЛЛА. Друзьям в Крыму. Их много! (Поднимает бокал). Ну?... Будем здравы? (Пьёт).
МАРИЯ. А можно я за Серёжу? Ему в этом году 50 исполнилось…      
ВАЛЕНТИНА (строго).  Что значит, ему исполнилось?.. Это ты его родила полвека назад! (Поднимает бокал). За лучшую из матерей — за Марию Николаевну, ура! (Пьют).
         (Мария обжигается с непривычки, берёт икру вилкой)…
АЛЛА. Ложкой, ложкой, Мария Николаевна! Мы, Колымские,   пьём чистый спирт, икру едим пригоршнями. Иначе её прогреть! (Машет рукой вниз, в землю).
МАРИЯ. Кого не прогреть, доктор?
АЛЛА. Вечную мерзлоту.
МАРИЯ (смеётся). Весёлая вы!..
АЛЛА. А иначе у нас вовсе замёрзнешь.
ВАЛЕНТИНА. Ваш муж — он моряк, вы сказали?..   
АЛЛА. Ходил штурманом на океанских судах. На теплоходе «Клара Цеткин» в том числе. Капитаном был Константин Бадигин, Герой, полярник… Слыхали? 
ВАЛЕНТИНА. Конечно!
АЛЛА. Из Штатов надо было так пересечь океан, чтобы не обнаружили японцы. Они же воевали с Америкой… После этого судите: воевал конвой или нет?
ВАЛЕНТИНА. Понятно…
АЛЛА (со вздохом). Воевали все, Валентина Степановна! Кто-то на фронте, кто-то у станка стоял, а кто-то золото добывал… 
ВАЛЕНТИНА. Да… По всей стране каждый что-то делал для Победы. 
АЛЛА. За неё и выпьем, долгожданную! Двенадцать лет прошло…
ВАЛЕНТИНА (сурово).  Первый глоток — за тех, кто не дожил! (Читает стихотворение «ЧАРКА»):
Под гимнастёркою солдата — тяжёлой, звонкой от наград,
Болит невидимая рана — о павших горестная мысль:
Все пули в сердце ветерана, друзей убившие, впились!
И в час, когда, сердца волнуя, гремит салют Победных дней,
Простую чарку фронтовую солдат поднимет за друзей.
                Все трое встают и пьёт, не чокаясь. 
АЛЛА (со вздохом). Как я мечтала увидеть Серёжу! Хоть бы одним глазком!..
 МАРИЯ. Бесполезно! (Машет рукой) Он или с утра до ночи в своём бюро или в командировке! То в Архангельске, то в Астрахани, то в Казахстане… Байконыр какой-то…
  ВАЛЕНТИНА. Может, Байка-Нур? «Богатая долина» называется… 
АЛЛА. Изумительный человек! Вот вижу, что задыхается, дышать ему тяжело, а всё что-то говорит, шутит… Потому что он джентльмен! В присутствии дамы не может иначе...
ВАЛЕНТИНА (с прищуром). А женщины, естественно, любят ушами?..
АЛЛА. А что вы думаете?.. Да! Полюбила я его! Казалось бы — обычный больной заключённый, враг народа… Тощий, в рваном свитере… А слушаешь — и невозможно оторваться!.
МАРИЯ. И что же вы, Аллочка?
АЛЛА. Ну что я?.. Пошла на нарушение режима!. В служебной палате разместила вашего Серёжу. Мы там медикаменты хранили… «Воровать не будешь?» — спрашиваю. «Если только лист бумаги и карандаш... Извелась душа без пера!».
ВАЛЕНТИНА. Он говорил…(Читает:)
            Нет муки тяжелее для творца,
                Чем мысль, что без начала и конца,
                Без чертежа роится  и без саги,
                Поскольку нет ни ручки, ни бумаги.
АЛЛА. Каждый раз, уходя, я оставляла на столе и то, и другое… Сергей был в восторге! В ответ он обязательно что-то мне рассказывал. Про детство своё, про авиацию, про Циолковского, Жуковского, Одессу, Коктебель…
  (Раздаётся телефонный звонок. Валентина берёт трубку).
ВАЛЕНТИНА. Аллё?.. Казахстан?.. (Нетерпеливо). Соединяйте, соединяйте!.. Привет, Сергей Павлович! Да, и матушка твоя здесь, и ещё одна дама, тебе хорошо знакомая… Радио? Хорошо. (Кладёт трубку).
АЛЛА (с обидой). Не захотел говорить?!
ВАЛЕНТИНА. Он перезвонит позже. А пока просил включить радио…
 Включает. Раздаются сигналы точного времени. Затем голос диктора: Внимание. Работают все радиостанции Советского Союза. Передаём сообщение ТАСС:
 — В результате большой напряжённой работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли!
    Слышатся громкие позывные: Бип! Бип! Бип!
    Какое то время наши женщины стоят молча…
ВАЛЕНТИНА. А спутник то — наш, советский!!! (Подходит к фортепьяно и играет Марш авиаторов: «Всё выше и выше, и выше»…).
МАРИЯ (прижимает руки к груди). Серёжа!
АЛЛА. Ну привет, товарищ генерал!  Ты сдержал своё слово! (Поднимает бокал, словно чокаясь с небом). Генерал обещал, генерал сделал! (Пьёт).
 Все вместе слушают позывные и всматриваются в небо.
ВАЛЕНТИНА (мечтательно). А хорошо бы махнуть в Коктебель! Там чудесная погода в октябре!
АЛЛА. Ну и в чём дело? Летим все вместе в Крым, на отдых!  Нет, серьёзно, девчонки? Я плачу! У меня денег, как у дурака махорки!
МАРИЯ (умоляюще). Валюша, родная! Спой нашу любимую!
АЛЛА. Я слышала, что вы хорошо поете…
ВАЛЕНТИНА (садится за рояль). Ну… коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! (Играет и поёт романс «ДВА  ОКНА»:
             А в ночи две свечи: два окошка горят,
Словно в чаще лесной — немигающий взгляд.
                Словно чьи-то глаза — два горящих окна:
                Или в доме беда, или просто без сна…
Или девица-цвет загляделась в трюмо,
Или юный корнет пишет милой письмо…
                Иль считает купец да на счётах своих,
                Иль России певец пишет пламенный стих!
Или дама не спит, всё любимого ждёт,
Ну а он, паразит, не идёт, не идёт…
                А в ночи две свечи — два окошка горят,
                Словно в чаще ночной — немигающий взгляд.
                (Занавес). 

ЭПИЛОГ.
Лето 1961 года. Коктебель.
Валентина, Мария Николаевна, Сергей и Алла Львовна стоят на вершине горы Кара-Даг и любуются Коктебелем. Все четверо в туристических одеждах и шляпах, в руках трости альпинистов.
МАРИЯ. Взошли?
ВАЛЕНТИНА. Взошли, Марья Николаевна. Вот она — вершина Кара-Дага!
МАРИЯ. Совести у вас нет! Куда загнали старуху! Мне ведь в этом году…
СЕРГЕЙ. Стоп! Про возраст дам не говорим!
МАРИЯ. Ну ладно, напрямую не скажу. Но в прошлом веке я прожила 12 лет, а в этом 61… Считайте сами.
АЛЛА. Вы нас переживёте, Мария Николаевна! Это я вам как врач говорю.
МАРИЯ. Ну спасибо, добрая душа. Вот сразу и одышка кончилась. (Оглядывается). Господи! Какая красота кругом!
ВАЛЕНТИНА. Лазурное море, золотой песок… Одно слово: Коктебель!
СЕРГЕЙ (поднимает палец). И ещё восходящие потоки на плато Узун-Сырт. Таких потоков больше нет нигде!
АЛЛА. И что это значит, мой генерал?
СЕРГЕЙ. То, что обычный чистый воздух не поглощает солнечных лучей. Вот посмотрите, какой он хрустальный (указывает вдаль). Солнце пронзает его насквозь… И только земле отдаёт оно своё тепло! Вы согласны, доктор?
АЛЛА. С вами нельзя не согласиться, Академик.
СЕРГЕЙ. Вот это плато (указывает вниз) словно специально создано для утренних лучей. Солнце с востока нагревает его так, что образуется огромный пласт тёплого воздуха…
ВАЛЕНТИНА. Я бы сказала горячего даже!
СЕРГЕЙ. Поднимаясь вверх, он и создаёт те самые восходящие потоки (показывает руками). Планер опирается на них своими крыльями и парит, парит!…
ВАЛЕНТИНА (улыбаясь). Долго может парить! Особенно на планере «Коктебель» молодого конструктора Сергей Королёва.
СЕРГЕЙ (тоже с улыбкой). Тем более, если за штурвалом потомственный планерист Валентина Гризодубова, Советский Союз! (Указывает на Валентину).
ВАЛЕНТИНА. А он был уже в ту пору — Советский Союз?
СЕРГЕЙ. Только что образован. В 1922-м.
ВАЛЕНТИНА. Ну да, правильно. В следующем году 40 лет будет. Какие же мы старые, Серёжка! Мне уже полста!
СЕРГЕЙ. Про возраст дам не говорим!
АЛЛА (указывает пальцем). А вот и первый планер!
МАРИЯ. Второй!.. Третий!.. 
АЛЛА (восхищённо). Взмывают в небо! Вот они — восходящие потоки? Как говорил штабс-капитан Нестеров:
              Не мир хочу я удивить,
                Не для забавы иль задора,
                А вас хочу лишь убедить,
                Что в воздухе везде опора!
СЕРГЕЙ. Молодцом, Алла Львовна! Двадцать лет прошло, а помните!
АЛЛА (весело). Чья школа, генерал!..
МАРИЯ. Уже и пилотов видно. Молоденькие!
ВАЛЕНТИНА (со вздохом). Мы были такими же. Правда, Сережа?
СЕРГЕЙ. Да, эти уже послевоенные… Ну если застали войну, то ещё детьми.
МАРИЯ. Дети войны.
СЕРГЕЙ. Как ты сказала, мама?!
МАРИЯ (смутившись). Ну… родители у них были, конечно. Но в целом… их взрастила война! Кого в оккупации, кого в блокадном Ленинграде… Хорошо, если отцы вернулись с фронта. А многих сиротами оставила та же война!
ВАЛЕНТИНА. Да… Суровая была мачеха!
  Все четверо умолкают, глядя в небо, где летают планеры. Машут им руками — своим детям и внукам. Все по очереди читают стих  «ДЕТИ ВОЙНЫ»:
            МАРИЯ. О, дети, дети той войны!
                Уж так Господь распорядился,
                Что тот, кто до войны родился,
                Не избежал её судьбы.
Единая спустилась мгла,
Отца с собою забрала,
К станку или к пинцету — мать,
У бабки голод, и бежать
Нельзя: к вчерашнему границы
Проклятые закрыли фрицы.
                Не позабыть глазам ребят
Их сытый и надменный взгляд,
Их автомат, в тебя глядевший,
Над головою прогремевший!..
Не позабыть полынный цвет —
Еду военных горьких лет.
ВАЛЕНТИНА. О, дети, дети той войны!
                В бомбоубежищах, в подвалах
                Вы слушали, как нарастала
                Стрельба с восточной стороны!
                И вот уж голоса родные,
                Полки идут передовые,
                И улыбается солдат
                При виде выживших ребят.
             АЛЛА. Весна сиреневого цвета…
             Пришла весна, пришла Победа!
             А дети, дети той войны —
             Сирень вернувшейся весны!
         О, как глазёнки их блистали,
         Когда салюты грохотали!
         Как жадно вглядывались вы
         В бойца, идущего с войны:
         Искали детские глаза
         В любом вернувшемся — отца…
           СЕРГЕЙ. О, дети, дети той войны,
                Вы знали боль и запах гари,
                Но в день, когда смоленский парень —
                Ровесник ваш! — майор Гагарин 
                Достал до звёздной вышины,
                Вы, помню, плакали от счастья
                И забывали все ненастья,
                И лучше — не было страны! 

                (ЗАНАВЕС). 

     Объем текста: 111.000 знаков с пробелами.
Авторское право на Сервере «Проза-Ру» 1.11.2019
В пьесе размещены следующие музыкальные и поэтические произведения:
  «Храни вас Бог» (романс), «Желание» (стихотворение Лермонтова), «Первое танго», «Церквушка», «В недобрый час» (романсы), «Когда солдат идёт с войны» (марш), «Измена» (романс), «Земляки» (песня), «Два окна» (романс), «Дети войны» (стихотворение автора).
 Объем текста: 112.000 знаков с пробелами.
Авторское право на Сервере «Проза-Ру» 1.11.2019
В пьесе размещены следующие музыкальные и поэтические произведения:
  «Храни вас Бог» (романс), «Желание» (стихотворение Лермонтова), «Первое танго», «Церквушка» (песня), «В недобрый час» (романс), «Когда солдат идёт с войны» (марш), «Измена» (романс), «Земляки» (песня), «Два окна» (романс), «Дети войны» (стихотворение автора).
 
Об авторе.
    Кузнецов Юрий Александрович (Юрий Арбеков) —  выпускник Ровенской школы молодых авиаспециалистов, служил в Житомире.
Член Союза писателей и Союза журналистов России, автор 30 книг прозы, поэзии, драматургии, произведений для детворы, лауреат литературных премий им. Лермонтова, Карпинского, журнала «Сура», интернет-журнала «Эрфолг»,  Диплома Вооружённых Сил «Твои, Россия, сыновья!», «Город детства».
  Автор пьес: «Секреты долголетия», «Дикое поле», «Княгиня ночи», «Опознанный объект», «Кремнистый путь», «Венецианский ростовщик», «Ипподром», «Цыганка и Лубянка», «Любовь и месть Матвея Лукича»,  «Королевство незавершённых дел»,  «Андрюшкины игрушки»…
        Дом. адрес автора:  440014, Россия, Пенза, Ахуны,
2ой Дачный пер., дом 10 кв. 1. Кузнецову-Арбекову Ю.А.
 Тел. (841-2)  62-96-13,   8-909-318-1776.   
E-mail  arbekov@gmail.com