Александр НИКИШИН
А кто такие Адам и Ева?
Упал Сергеев с небес в свое детство. Через несколько минут он впервые увидит половой акт. Правда, он даже не знал, что это половой акт. Он вообще ничего не знал и не понимал про половой акт. С матерью, отцом и младшим братом Сергеев жил на Узварас иела (улица Победы) в городе Лиепая, где находилась военно-морская база ВМФ СССР, а во дворе, где он с дружками играл в футбол («футик»), стояли одноэтажные бараки. Говорили, что до 1940 года в них жила прислуга хозяина дома. Когда он уехал в Швецию, прислуга перебралась в хозяйский дом с четырехметровыми потолками. В доме были две большие залы, но их перегородили и сделали шесть квартир на двадцать человек.
Никогда тут про секс не говорили, словно его и не было, хотя наличие детей говорило об обратном. Из соседнего дома, где жили офицеры-моряки, регулярно поступали любопытные сведения, что кто-то, вернувшись из похода, застал в постели жену с любовником и выкинул его в окно. Сергеев предполагал, что в этом было что-то запретное, но не вникал, так как был погружен совершенно в иную стихию – мечтал стать военным и много читал про войну и обожал фильмы про немцев.
В классе восьмом, правда, узнал, что в мире есть извращенцы. На одной из перемен девчонки прибежали к нему и его дружку Мерзликину (кличка Мерзлик), дрожа от страха: мальчики, помогите, тут маньяк у школы, когда мы домой идем, он нас обгонит, плащ распахнет и свою штуку показывает! Сергеев ни слова не понял, но второгодник Мерзлик, который много чего повидал в жизни, так как жил без отца, а мать кроме мытья полов в различных учреждениях, как позже узнал Сергеев, зарабатывала еще и проституцией, знал про таких людей. Это потом Сергеев узнал, что такие люди больше больны, чем развращены и им лечиться надо, уколы им делать, примочки всякие, но тогда они об этом не знали и приняли решение наказать извращенца.
- Оторвем ему яйца, - мрачно изрек Мерзлик, но Сергеев решил, что это для красного словца и не придал угрозе значения.
План разработал Мерзлик. Он был вообще специалист придумывать разные хитрости. В сдутый мяч клал увесистый булыжник и, заприметив идущего мужчину, с криком: «Дядя, кинь мячик!», подбрасывал тому под ноги. Что сделает почти каждый, увидев, что к нему катится мяч? Тут же даст по нему с разгона, чтобы потом, матерясь грязно и завывая от боли, пытаться догнать двух засранцев. Да где там!
Еще любил Мерзлик, набрав в пустой бесхозный кошелек кошачьего дерьма, подкинуть его в общественном месте как наживку и терпеливо ждать, когда какой-нибудь гражданин или гражданка, попавшись на крючок, оглядываясь воровато по сторонам, унесут трофей в подъезд или подворотню. Оттуда те вылетали пулей, готовые разорвать шутника на мелкие части!
С маньяком сделали так. Прикрылись девчонками, как живым щитом и спрятались за их спины. Девчонки, дрожа и поскуливая от страха, не успели и сто метров пройти, как извращенец с воем выбежал из-за угла, плащ распахнул и стал быстро-быстро дергать себя за половой орган с дьявольским хохотом. Девчонки с визгом кинулись врассыпную, и Мерзлик оказался один на один с человеком в шляпе и с членом в руках. Ну, надо было его знать! Спокойный, как слон.
«Что, - говорит, - дядя, дрочим?». А тот встал, как вкопанный посреди улицы Советская и не знает, что ему делать – то ли знакомиться и руку подавать или взять в руку свое хозяйство и бежать в кусты?
Сергеев первым вышел из ступора. «Мерзлик, - закричал он, – ты же хотел оторвать ему яйца!». Человек в шляпе хотел лягнуть Мерзлика в пах, но промахнулся. Мерзлик, ловко отстранившись, подсек ему опорную ногу и тот со всего размаху бухнулся на спину! И вдруг быстро-быстро, по-кошачьи перевернувшись, встал на карачки, ну и получил хорошо по жопе – Мерзлик его так отфутболил, что тот улетел далеко-далеко в кусты.
В одном из бараков рядом с домом Сергеева и жила Лорочка, которую в дом не вселили по той причине, что в войну она спала с немецкими солдатами. Сергееву было тринадцать лет, и он мало понимал в жизни взрослых. Единственное, что его удивляло, когда он слышал от взрослых, что Лорочка спала с немецкими солдатами: какая вообще радость спать с солдатами? Они наверняка храпят и не моются. Сапоги там, оружие, да еще к тому же – фашисты ведь и оккупанты.
Лорочке было лет 60, а выглядела на все 80 из-за лица, распаханного морщинами. Зато фигура у нее сохранилась девичья, и ноги стройные и длинные. Еще она носила мини-юбки, вернее, половинки от мини-юбок и высокие-высокие шпильки. Седые волосы прятала под шляпу и со спины была просто кинозвезда Одри Хепберн из фильма "Римские каникулы" и все, кто за ней шли, обманываясь, кокетничали: «Девушка, а, девушка! Давайте познакомимся!». Она оборачивалась, и люди сходили с ума: «Бабка, ****ь, ты чего внучкины вещи таскаешь?».
И вот в таком виде – шпильки, короткая юбка и шляпа она шла ночью в Приморский парк на аллею ****ей, знакомиться с моряками, одной, видимо, ей было скучно сидеть дома, так думал маленький Сергеев. Он до конца не понимал, что такое *****. Ну, ругаются соседки на коммунальной кухне, кидаются словами, как камнями: сука крашеная, *****, дура долбанутая, так это принято у взрослых.
Еще он думал, что просто Лорочке было одной скучно. Или просто она была очень общительная.
Однажды Сергеев с Мерзликом слонялись по улице Победы в поисках приключений и увидели, как Лорочка с морячком шмыгнула в свой барак. Обычно она завешивала окна простыней, но в этот раз, видимо, не нашла простыню и мальчишки; подкравшись, увидели, как Лорочка посредине комнаты согнулась в поясе и уперла руки в коленки. «Чтобы полы помыть, наверное», - подумал Сергеев. Морячок, подойдя к ней сзади, зачем-то задрал ей на спину юбку и встал за Лорочкой, расставив ноги на ширину плеч. «Будут танцевать «Летку-Енку», - подумал Сергеев, а что он еще мог подумать. – А юбку задрал, чтобы не помять». Тут матрос снял штаны. Видимо, чтобы не мять тоже и остался в длинных черных трусах. Их он тоже снял, оголив белый зад. А потом началось что-то совершенно непонятное. Моряк припал к Лорочкиной спине, обхватил ее за живот и стал ее пихать. Туда-сюда, туда-сюда. Пихнет, а она назад, как на качелях. И так он ее пихает и пихает, пихает и пихает, взад-вперед, взад-вперед, а сам держит крепко, видимо, чтобы не дать улететь. Лорочке, судя по всему, страшно, вдруг отпустит и она головой воткнется в стенку, поэтому она ему что-то кричит, все громче и громче.
Ничего Сергееву не понять, какой-то Тяни-Толкай, но сердце стучит, и оторваться нет сил. «Слушай, - сказал Сергеев Мерзлику, - ты хоть понимаешь, вот что они играют?».
У того глаза круглые и слюни текут: «Дурак ты, - говорит, - Сергеев! «Играют!» Он ее раком дерет». «Как это дерет?» - не понял Сергеев, но дружок не стал долго объясняться, а двинул его в бок со словами: «Заткнись, он счас кончит! Орать оба будут! Это же секс, балда". Реакцией Сергеева на все это была жестокая обида: неужели это и есть тот самый секс, о котором можно говорить только шепотом? То самое, из-за чего люди живут, сходят с ума, женятся, чему посвящают стихи и песни, снимают кино и пишут картины? Слезы навернулись на глаза Сергеева, ему стало обидно за весь мир! За всех любивших и боровшихся за любовь. За красавца Ла-Моля и королеву Марго. За капитана Блада и Арабеллу Бишоп. За д Артаньяна и милую Констанцию Боанасье. За Петрарку и его Лауру. За Ромео и Джульетту. Ради чего они жили? Чтобы туда-сюда вот так гадко пихаться?
Вид орущей Лорочки вызвал у Сергеева потрясение, и он вдруг разрыдался, как последняя девчонка. В его голове в ту же секунду родился план мести. Умываясь слезами, он достал из кармана диафильм «Кавказский пленник» про Жилина и Костылина, поджег его и кинул в форточку лорочкиного окна.
Под визги и крики: «Пожар! Горим!», Сергеев с Мерзликом мчались быстрее бегуна Борзова, быстрее ветра! Но и морячок был еще тот фрукт. Натянув штаны, он кинулся в погоню за двумя засранцами, схватив по ходу дела кочергу от лорочкиной печки.
- Стойте, суки, - хрипел он, перепрыгивая через лужи. – Догоню, черепа проломлю!
Мерзлик догнал Сергеева и выкрикнул, тяжело дыша:
- До Витолу добежим и – врассыпную! Тогда не догонит! Понял?
Сергеев кивнул и возле гастронома на улице Витолу кинулся влево – в сторону центра, а Мерзлик – в сторону парка и бывшей купальни царя Николая Романова. Морячок почему-то не стал долго раздумывать – за кем бежать, а кинулся именно за Сергеевым. Он был какой-то упертый, а может, его просто контузило дымовухой, но он явно решил Сергеева убить, и его уже ничто не могло остановить.
Да, беда Сергеева была в том, что он плохо знал, что такое советский моряк, который сильно выпил и у которого насильно прервали половой акт во время заслуженной увольнительной. Кажется, в Сергееве для него сконцентрировалось все зло военной трехгодичной службы с ее ограничениями и бесконечной подчиненностью и он решил принести его в жертву.
Добежали до рынка, и Сергеев стал задыхаться, у него больно закололо в боку и стало не хватать воздуха. Моряк же, казалось, вообще не устал. Видимо, он представил, что уже война и был настроен биться до последнего. Увидев распахнутые двери, Сергеев шмыгнул внутрь и спрятался под скамейку. Скамеек было несколько рядов, они уходили куда-то вглубь высоченной залы… Моряк вбежав следом, на секунду остановился, пытаясь понять, куда мог исчезнуть гадкий пацан. Не обнаружив его визуально, он стал валить ногами скамейки ряд за рядом, приближаясь к несчастному Сергееву, который распластался на полу возле креста, с которого на него глядел прибитый человек, выкрашенный в золотой цвет. Сергееву было страшно, он отдавал себе отчет, что с ним случится, когда моряк его обнаружит, но его внимание приковало лицо человека, прибитого к кресту, на нем отразилось такое страдание, что на глазах у несчастного Сергеева навернулись слезы и он зашмыгал носом.
- А ну-ка вон из храма, чертова рожа! – услышал он чей-то голос. Сергеев выглянул из-под свисающей до пола тряпки и увидел, как старик-поп гоняется по помещению за пьяным моряком, пытаясь огреть того большим металлическим блюдом. Моряк отмахивался от досадливого деда, не переставая выглядывать мальчишку и, кажется, не очень сильно понимал, где он и что с ним.
– Изыди, сатана! – кричал старик, пытаясь двинуть морячка блюдом по голове. Тот отмахнулся и издал торжествующий вопль – увидев, как Сергеев быстро-быстро заползает под стол, кинулся к нему с зажатой в кулаке кочергой. Ногой опрокинул стол наземь, занес над головой несчастного Сергеева тяжелое железо и со всего размаха опустил ему на голову. От этого удара голова Сергеева должна была расколоться пополам, а жизнь его прерваться, но случилось чудо. Кочерга не упала на голову Сергеева, а почему-то со страшной силой опустилась на руку деревянного человека на Кресте. От удара рука обломилась и брызнула алая кровь!
- Ты что сделал, гад, - закричал Сергеев и кинулся тряпкой зажимать рану.
- Да я вас сейчас обоих одним ударом, как мух, - крикнул морячок в ответ и снова занес кочергу над деревянным человеком. – Получайте!
- Не бей его! – вскрикнул Сергеев, заслоняя собой деревянного человека и закрывая руками голову. Раздался глухой стук, больше похожий на звон металла, что-то тяжелое рухнуло на пол и Сергеев, открыв глаза, увидел, что морячок лежит у его ног. Над ним с растерянным видом стоял старенький поп, разглядывая лежащего с удивлением.
- Дедушка, вы его убили? – испугался Сергеев.
- Убьешь такого борова, как же. Оглоушил слегка.
Раздался храп. Морячок, получив по голове, провалился в сон и во сне храпел, ругался и вскрикивал, переживая события реальной жизни. Старик перекрестил лежащего со словами:
- Воинское дело есть трудное, скорбное и трагическое. Но необходимое и служащее благой цели. Средства его жесткие и неправедные. Но именно поэтому дух, коему вручаются эти средства, должен быть крепок и непоколебим в своем искреннем христолюбии. Понял?
- Ни одного слова, - признался Сергеев.
Поп поднял указательный палец и изрек:
- «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Притч. 13, 25. Понял, отрок?
Сергеев опять ничего не понял, но на всякий случай кивнул.
Поп вздохнул:
- Ничего ты не понял. Любовь и насилие – это два сочетаемых понятия, но, конечно же, морячка нашего невозможно заставить любить, но возможно насилием остановить его от греха, что приближает его к Любви. И вообще, насилие допустимо, с точки зрения христианства, только над человеком, который поработил себя греховным страстям для исправления его. Вот мы его и исправили. Пусть поспит.
Сергеев последнюю фразу понял и кивнул – пусть.
- А Он тебя спас, - сказал старый поп, держа часть креста с прибитой к нему рукой.
- Кто он? – испуганно прошептал Сергеев. – Это ж вы ж меня спасли.
- Много ты понимаешь! Это все Божий промысел. Ты Боженьке понравился и он за тебя заступился. Руку вон свою отдал. Если б не Его рука, тебе б точнехонько по темечку попало. С пьяну чего не сотворят, ироды. И как нам Его руку вправить?
- На ней же кровь, дедушка.
- Ну, это тебе привиделось, рука ж деревянная.
- Кровь брызнула, я сам видел! – воскликнул Сергеев. - Вся тряпка в крови!
Поп размотал тряпку, которой Сергеев обвязал руку деревянного человека, она действительно была вся красная.
- О, Господи, - перекрестился старичок. - Как ты меня напугал! Кровь, кровь, я и сам чуть не поверил! Краска это! Дьячок тут что-то красил и пролил на пол. Схватил тряпку и вытер. А потом говорит: святой отец, не вели казнить, полотенце испортил! Хотя, конечно, чудо, что морячок тебя не достал. Давай-ка, я за это помолюсь, - сказал и, перекрестившись три раза, встал на колени.
Ничего не понимающий Сергеев на всякий случай сделал то же самое и опустился на колени рядом со стариком. Тот принялся нараспев читать молитвы, и хотя Сергеев ни одного слова не понял, но сами звуки пения и сочетание непонятных слов его умилили так, что слезы выступили у него на глазах. Ничего подобного он никогда в жизни не испытывал! Более того, он первый раз в жизни попал в храм, но ему казалось, что он был тут много раз и знает каждый его уголок! Он смотрел на деревянного человека и пытался понять – кто он, кем был? Голова распятого человека была прижата к правому плечу, и Сергеев тоже наклонил голову по-птичьи набок, чтобы разглядеть выражение его лица; ему казалось, что он видит на этом лице страшную муку и боль.
- Дедушка, а что с ним такое?
- С кем? – не понял поп.
- С деревянным человеком.
- Ты про Буратино, что ли? Какой Он тебе деревянный человек? Это же Иисус Христос, Бог наш, чучело ты необразованное!
- А если он бог, то чего у него лицо такое несчастное?
- Несчастное! Дурак ты, пионер, наверное, безбожник? Его ж распяли на Кресте…
- Как это распяли?
- А так. Прибили железными гвоздями.
- Фашисты? Как Зою Космодемьянскую? Но ему же было больно.
Старик вздохнул.
- Горе ты луковое, да ты вообще, гляжу, табула раса, ничего не знаешь ни об Отце Нашем, ни о Царствии Небесном, ни о подвиге Христа, который сам пошел на смерть ради людей. Не крещен, поди?
- О каком еще отце? – только это понятное слово и выловил Сергеев из речи старика-попа. – О моем я все знаю.
- Да твой-то при чем! Вот, сказанул! Погоди, я тебе сейчас все растолкую. Сделай доброе дело, там в келье в шкафчике графинчик и рюмка. Принеси-ка мне скорей. Что-то давит на сердце и ноги не ходят. Перенервничал я из-за этого пьяницы.
- Лекарство?
- Лекарство, лекарство! Только поживей!
Сергеев вошел в келью и ощутил запах чего-то совершенно не похожего на те запахи, которые Сергеев узнал за свою короткую жизнь. Так, как тут, не пахло нигде. Ни дома, ни во дворе, ни на чердаке, ни в подвале, где мальчишки прятались от родителей, охотясь на крыс с самодельными пистолетами «поджигами». В этом запахе было что-то такое, от чего Сергееву снова захотелось разреветься, но теперь уже совсем по-девчоночьи! Но он взял себя в руки, нашел то, что просили, и вынес попу.
Тот налил полную рюмку и, подняв ее перед собой, тяжело вздохнул.
- Тебе не наливаю, мал еще, - сказал и, перекрестившись, изрек непонятную фразу: – Кто с нами не пьет, тот друг Папы Римского.
На полу зашевелился моряк, потянул ноздрями воздух, видимо, что-то во сне унюхал, заворчал и быстро-быстро начал с кем-то объясняться.
- Не пьем, а лечимся, - сказал поп и опрокинул рюмку в рот.
Вытер губы рукавом, подумал и, налив быстро вторую, выпил ее уже без тоста.
- Хорошо, не укокошил я этого дурака, - вздохнул он, - точно храм бы закрыли, а меня б затаскали по судам. Только и ждут повода, нехристи.
И, обратившись к Сергееву, спросил:
- И как же тебя кличут, отрок?
- Да все по-разному. Мама - Ваней. Отец - Иваном. А дядька - Иван Иванычем.
- Значит, говоришь, Иванычем. Ну-ну. А родители у тебя, как я понимаю, неверующие? Нехристи, стало быть?
Сергеев пожал плечами: он никогда об этом не задумывался.
- Что такое Библия – знаешь?
Сергеев помотал головой – нет.
- Что, и дома у мамки ее нет? И даже иконки нет?
- Нет.
- Ладно, я тебе ее подарю, когда чуть подрастешь. Библия, брат, не для дураков. Это великая книга, это Главная книга всех христиан.
- Кого? – перестросил Сергеев, который где-то слышал это слово, но не помнил - где.
- Что значит – кого? Так ты и про христиан не знаешь? – заволновался поп. - Ты вообще в школу ходишь?
- Хожу.
- И на уроке ни разу не слышал этого слова? Что христиане это последователи Иисуса Христа?
Сергеев пожал плечами.
- Ну, а книги ты читаешь? – спросил поп с нескрываемым раздражением.
- «Королеву Марго» читал.
- Читал. И что там было про Варфоломеевскую ночь.
- Ну там друг друга ночью убивали.
- Кто кого? - терпеливо задавал вопросы поп.
Сергеева этот допрос стал раздражать.
- Да какая разница! Кокконас убивал Ла Моля, а тот хотел прикончить Кокконаса. А королева Ла Моля пожалела и защитила.
- А кем были эти Кокконас и Ла Моль?
Сергеев пожал плечами:
- Как это кем? Дворянами.
- Хорошо. А веры они какой были? Ну? Чего они друг друга-то убивали.
- Убивали и убивали. Тогда все друг друга убивали. Раз у тебя оружие, надо кого-то убивать. Но это я пропускал, мне было интересно, чем все кончится.
- Католики убивают протестантов, дурак необразованный!
- А, ну да, – вспомнил Сергеев. – Конечно, они из-за этого и дрались.
- А кто это такие – католики и протестанты? Что это за черти чудные? Что ты плечами пожимаешь? Они и есть христиане, то есть, последователи учения Христа. Ну, эти не нашли общий язык, бывает, стали друг друга колоть шпагами. Но не о них речь, а о нас с тобой. Мы – православный народ, кто окрестился. А Библия - это не книга об истории человечества. Это книга, которая доносит до нас историю общения Бога и человека от момента создания Адама, от Евы и грехопадения… Так, - остановил он сам себя, - а кто такие Адам и Ева - знаешь?
- Знаю, – ответил Сергеев уверенно. - Соседи наши с первого этажа.
- Какие к черту соседи? - вскричал поп.
- Дядя Адам костюмер в театре Балтфлота, а жена его Ева - гример. Мы часто ходим в театр, - гордо сообщил Сергеев. – Они тут две недели назад учудили. Закрыли вьюшку печки и уснули. Хорошо, отцу не спалось! У него обаняние сильное, он сразу почувствовал угарный газ, и - проснулся. Взломал к ним дверь, а они еле дышат. Еще чуть-чуть и оба бы угорели.
- Н-да, - задумчиво изрек поп. – Я с тобой сам угораю. Ему про Фому, а он про Ерему. В огороде бузина, а в Киева дядька. Адам и Ева – первые люди на земле, уразумел? А Землю создал Бог за семь дней. Моря, горы, реки. Животных, птиц, насекомых. А потом Адама. И Еву – из ребра его, хотя тебе это сейчас не понять будет…
- Так прямо один и создал, - усмехнулся Сергеев. – Сказки, Земля сама создалась!
- Цыц, нехристь! Сказки ему! Господь наш Иисус Христос за тебе на Крест пошел, смерть принял, а он – сказка!
- Как это «из-за» меня, - подумал Сергеев, - если он меня и знать не знал. Но вслух это говорить не стал, чтобы не раздражать и без того раздраженного батюшку.
- То есть, говоря простым языком, Библия дает нам полную информацию о том, как нам жить здесь и сегодня для того, чтобы вернуться к Господу Богу и стать наследниками Царствия Божиего. И про Великий Потоп не слышал? – спросил он сердито. – И про Ноев ковчег не слышал?
- Какой Ноев?
- Ной, куриная ты голова! У него было три сына - Сим, Хам и Иафет! Тоже не слышал? Да-а, дела, - сказал он задумчиво и пробормотал совсем уж непонятное: - А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня сделал?» Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?.. Охо-хо. Вычистили мозги детям, Бога не боятся. Но ничего, будет, будет Второе пришествие, все вам воздасться по делам вашим, всем!
Он погладил Сергеева по голове.
-Много тебе предстоит узнать, бедный ты мой недоросль. Но, боюсь, забьют твою голову разным дерьмом и вырастешь ты таким же как все – дурак-дураком, безбожником без роду без племени. Надо бы тебя окрестить, так ведь боюсь брать грех на душу – вдруг твои родители против? Ты сперва узнай у папы-мамы, крещеные они или нет, и намекни, что хотел бы окреститься. Осторожно так спроси. Не захотят, я тебя тайно окрещу. Уверуешь в Бога, будешь крестик носить и в церкви молиться. Как ты? Готов?
Сергеев посмотрел в сторону деревянного человека с отломанной рукой, и ему показалось, что тот поднял голову и кивнул одобрительно. От мысли, что он может сделать что-то без разрешения родителей, Сергееву стало страшно и под ложечкой сладко заныло.
- Я готов.
- Пусть меня твои пионеры и комсомольцы разорвут на части, но тебя, Ваня, я спасу!
- От кого? – испугался Сергеев. - От моряка?
- И от моряка, и от дурака. Душу твою спасу!
Какую такую душу, думал Сергеев. А отец твой, часом, не моряк, спросил поп настороженно. Моряк, гордо ответил Сергеев. Я так и знал, огорчился поп. С ними проблем не оберешься, прибабахнутый народ! Кто б еще с кочергой за мальчишкой бегал и революцию делал? Только матросня вот эта малограмотная, вечно пьяная, в своих клешах и бушлатах: эх, ябочко, куды котишься. Тьфу! Пощады, вишь, никто из них не желает, сплошь нехристи, да пьянь! Нет, возразил Сергеев, мой отец не такой. Он был военный моряк, а сейчас на рыбацком судне в океан плавает. Недавно вернулся из Лас-Пальмаса, пояснил Сергеев, это город такой в Испании, отец туда за водой заходил. Отец его смешно называет – Лас-Пальтос, там наши моряки закупают вещи – джинсы, мохер, ботинки, а потом продают втридорога. Они из мохера вяжут куртки, рубашки, кальсоны, а когда домой приходят, на таможне все на себя напяливают и ходят – толстые, как бегемоты!
- Напяливать-то зачем?
- Ну, вы чего, разве не понятно? – удивился Сергеев наивности старика. А как этот мохер через таможню провезти, если разрешают несколько мотков! А так – хоть сто килограммов!
Поп покачал седой головой:
- Что, и папаша твой вяжет?
- А как же! – гордо ответил Сергеев. – Эти ж таможники такие гады, все их ругают. Это нельзя, то нельзя, А потом себе забирают, мародеры!
Поди, это все папашины слова, сказал поп с печалью в голосе и тяжело вздохнул, боюсь, говорит, будет он против твоих крестин, раз в загранку ходит. Побоится, что узнают и не пустят за границу. Сергеев обиделся. Вы, говорит, моего отца не знаете! Он смелый человек, он никого не боится. Вот вам, говорит, пример. Мы из театра вернулись, он дверь открыл, а на столе – во-от такая крыса сидит, и ест сыр из тарелки. Я от страха даже в штаны надул, а папаша мой – р-раз, снял шляпу, накрыл ею крысу и как даст - кулаком сверху!
- Тьфу, черт, - ругнулся священник, - прости, Господи! Я про что и говорю – чокнутые они все, моряки эти. Но все равно, Ваня, узнай у него, не навлекая подозрений, крещеный он или нет. И у матери выведай аккуратненько так. Приходи в храм почаще, вижу, что душа у тебя чистая, а сам ты человек добрый, как бы тебя не испортили. Ну, давай, храни тебя Бог!
Проходя мимо разбитого распятия, Сергеев замедлил шаги. Он смотрел на отбитую руку деревянного человека и чем больше смотрел, тем сильнее испытывал боль в сердце. Сергеев вздохнул и побежал домой, где его ждал нагоняй за опоздание к ужину.
Впрочем, как был Сергеев дураком в вопросах секса, таким и остался. Лет через 20 после описываемых событий он читал «Рэгтайм» Доктороу и дважды споткнулся на таких вот фразах:
«…Так уж случилось, что неожиданный визит Гудини оборвал родительский коитус…»
Что это он им оборвал, подумал Сергеев.
Стал читать дальше и обнаружил еще одну непонятность:
«…Однажды он потребовал доказательства ее преданности, впрочем, это оказалось не чем иным, как феллацио...»
И про «феллацио» он тоже ничего не понял, укорив себя, что не учит языки.
Впрочем, у него все хорошо и без секса. Кем он стал? Сами додумайте.
2019 г. декабрь