Сидим в квартире на Новослободский, никого не трогаем. И вдруг кукла Лена, занятая пошиваниеем костюма пингвина для своего сына-третьеклассника на Новогодний утренник, сообщает мне следующее:
— Неладные дела творятся у нас в деревне под Рузой.
— Неужели опять коллективизация? Признаться, я остро переживаю случившееся.
— Угу, евреям свойственно острое желание всегда бежать впереди паровоза. Особенно если он давно ржавеет на запасном пути. Но сейчас все не так трагически. Просто моя мама мне раскрывает, что вся наша деревня под Рузой только и говорит о том, что этот жидо-масон катает сисястую Ленку на УАЗе Патриоте, называет ее «куклой», и вообще...
А она перед ним танцует, как четыре больших голых лебедушки на берегу озера среди берез.
А он уже весь Крайний Север разворовал, чтобы обеспечивать фантастический уровень жизни своей возлюбленной.
— Пусть они любят друг друга, но только не за наш счет, — раздается на каждой завалинке, — Мы тут все стонем от ущемления со стороны властей, природы, госдепа США и пупочной грыжи, а эти...
— Ты оскорблена этими слухами, кукла Лена?
— Наоборот, я ими горжусь. Вот так! А то они болтают, что я — шлюха, и этим нечего гордиться… Но давай в деревню под Рузой не будем ездить? Ну, пока все не уляжется.
— Кукла Лена нам придется ждать достаточно долго.
— Почему?
— Мы этого ждем уже две тысячи лет. И света в конце туннеля пока не видно. Скорее наоборот.
— И что, ты считаешь, что в нашей деревне в принципе ничего измениться не может?
— Я считаю, что в принципе изменится ничего вообще не может нигде. Сегодня мы живем в лайт-версии СССР 2.0. И боремся за победу коммунизма с человеческим лицом. Если хочешь — официально выходи за меня замуж. Тогда я смогу сделать тебе израильское гражданство — и ты будешь жить в вооруженном до зубов еврейском местечке с артефактами эпохи барокко в виде берега лазского моря...
— Угу, мое сердце рвется из груди от твоего предложения, и я буквально вся плачу от счастья. Опять его патриотический порыв подхватил под вечер, ну что ты будешь делать!
Так знай, нехристь — я свою голову всякой ересью типа различий хохолков у растений семейства сложноцветных и в юности не забивала. А тут, в зрелости, на меня обрушится бурный поток иудаизма? Остынь, жених молодой. Ты меня и в качестве содержанки хорошо кормишь.
— ...И тут мне стало ясно, что жребий брошен... Не выходить за меня замуж — это смелое решение, кукла Лена. Но ты должна отдавать себе отчет в том, что разные народы — это как породы собак. И перевоспитать одну породу в другую невозможно. Их можно постричь, купировать им уши, сделать им обрезание, без устали дрессировать их на предмет построения коммунизма или шариата во всем мире или одной отдельно взятой породе...
Но они родились разными: и по размерам, и по внешности, и по характеру. А поэтому радикально изменить ничего нельзя. И ясного понимание этого обстоятельства жизни, кукла Лена призвано помочь нам в борьбе с либерализмом, гомосексуализмом и другими ересями в сексуальной сфере.
— Опять он тут развел антисоветскую, а значит антигосударственную пропаганду. Скажи честно — хочешь свести на «нет» все наши впечатляющие достижения по умиротворению в Сирии, христопродавец?
— Совсем наоборот, кукла Лена. Я жителей деревни под Рузой люблю, и даже охотно фотографируюсь с ними под елкой (см. картинку над текстом).
— Нет, ты все-таки, обормот. Я ему говорю по существу — а у него одно на уме.
— Кукла Лена, действительно, а не пойти ли нам спать? Крылья пингвину потом пришьешь. И вообще, лучше пришила бы потайной отсек для денег ко всем моим трусам.
— Увы, карманы для денег тебе на трусах без надобности...
Моя кукла Лена — это гармоничное соединение послушания и неповиновения. Поэтому она, в ответ на мое предложение идти баиньки, с негодованием возражает, но покорно откладывает шитье...