Глава III. Поворот жизни на сто восемьдесят градусов.
Часть 1. Детский сад номер два.
1. Разведка боем.
- Давай, Надя, не откладывать важный разговор на потом, - сказала мама. – Мы переехали жить на новое место, а значит, тебя надо устраивать в детский сад.
Она незаметно облизнула губы, которые неожиданно стали сухими, а в уголках рта пролегли складочки, как бывало не раз, когда она заводила серьезный разговор.
Я напряглась: «Ну, вот! Надо идти в детский сад, когда еще не совсем освоилась в новом дворе… Правда, я подружилась с Олей из соседней квартиры и познакомилась с некоторыми ребятами, но все же…»
Мама продолжала:
- Я знаю, что тот детский сад ты не любила, но обещаю, что новый тебе понравится. Нельзя по одному неудачному опыту судить обо всех садах города. В этот ходят ребята из нашего двора, и они довольны. Я говорила с ними и их родителями.
Я сидела насупившись.
- К тому же этот детский сад находится через дорогу, его видно из окна. Иди, я покажу тебе.
Она подвела меня к окну и указала на темно-красные деревянные ворота. Я посмотрела на них обреченно.
- Что скажешь?
Я молчала, потупив взгляд. Мама попыталась приподнять мою голову за подбородок, чтобы увидеть мои глаза, но я упрямо смотрела в пол.
- Ну, что ты надулась? Завтра пойдем знакомиться, и если тебе не понравится, то ходить в этот сад не будешь, даю слово. Поищем другой вариант. Договорились?
Мама привлекла меня к себе и снова попыталась заглянуть мне в глаза, но я сопротивлялась.
- Договорились? – переспросила мама.
Что мне было делать? Я согласно кивнула. Вот уж мне эти детские сады! Кто их только придумал?
Хотя от моего знакомства с первым детским садом остались, мягко говоря, не самые радостные воспоминания, во мне всё же проснулось любопытство: что же будет в этом? Человек всегда надеется на лучшее.
На следующий день мы с мамой отправились в детский сад «на разведку», как сказал папа. Мы пересекли дорогу, немного прошли по аллее и перешли на другую сторону улицы, как раз наискосок от нашего двора, оказавшись у тех самых темно-красных ворот. Мы на минуту остановились.
- Ну, как ты? – спросила мама. И мне показалось, что она волнуется.
- Нормально. Идем, - спокойно ответила я и смело открыла калитку.
Мы оказались в большом дворе, поделенном низенькими заборчиками на отдельные участки. Я догадалась, что это территории для прогулок. Но почему их так много? В прежнем саду было две группы: младшая и старшая. А здесь? Вокруг стоял ребячий гомон: было время прогулки. Мама что-то спросила у вышедшей из здания женщины, и та указала рукой, куда нам идти. Мы пошли в указанном направлении и остановились у маленькой калитки, за которой гуляли дети. «Вот еще одно испытание на мою голову… Надо выдержать», - подумала я и неосознанно вся внутренне подобралась. Даже в висках застучали молоточки.
- Алла Андреевна! Алла Андреевна! - закричали ребята. - К вам пришли!
Мы сначала не заметили женщину, сидевшую на детской скамейке в окружении ребят. Она поднялась нам навстречу, поправляя изящным жестом выбившийся из пышной прически локон. Копна светлых волос возвышалась над высоким лбом, приятное открытое лицо было спокойно, а у серых глаз залегли мелкие морщинки, вероятно от частых улыбок.
- Здравствуйте, я вас слушаю, - пропела она приятным грудным голосом, и движением, полным достоинства, деловито одернула примятый низ блузы.
Мы поздоровались.
- Вот, Алла Андреевна, я говорила, что мы придем с дочкой познакомиться. Хотим, чтобы она ходила в ваш сад.
- Хорошо, - ответила воспитательница и перевела на меня взгляд.- Меня зовут Алла Андреевна. А тебя? – голос ее звучал твердо, глаза смотрели внимательно.
- Надя. Надя Соловейкина, - сказала я и пожала протянутую мне руку. Моя ладошка утонула в теплой руке воспитательницы.
- Очень приятно. Будем знакомы. Ребята, отвлекитесь, пожалуйста, на минутку. Подойдите все сюда.
Меня заворожил ее мелодичный голос. Все ребята оставили свои дела и обступили нас полукругом.
- Это Надя. Познакомьтесь.
Дети по очереди стали называть свои имена: Лена, Люся, Саша, Гена, Катя, Миша, а потом заговорили наперебой.
- Не все сразу… Оглушили просто! Кто покажет человеку наш сад?
- Я! - разнеслось со всех сторон, и взметнулись вверх руки.
- Хорошо, – она обвела взглядом детей. – Пойдут Таня, Люся и Гена.
- И я, можно я? – с мольбой в голосе попросил белобрысый долговязый мальчишка, тряся от нетерпения поднятой рукой.
- Ладно! И Петя. Покажите человеку территорию и группу, расскажите, как мы тут живем.
Я стояла ошеломленная таким приемом. Красивая, высокая, статная, похожая на артистку Алла Андреевна, просила ребят показать ЧЕЛОВЕКУ, т.е. мне, детский сад! Представляете? Че-ло-ве-ку!!!
- Я Таня Поперечная, - сказала полноватая круглолицая девочка, тряхнув двумя смешными хвостиками с розовыми бантиками и прищурив от солнца маленькие глазки с чуть припухшими веками.
И тут же взяла меня за руку.
- А я Люся Тартанова. Мы тебе все покажем, – уверенным голосом заверила другая девочка с рыжими кудрявыми волосами, заплетенными в косичку, и веселыми веснушками, густо рассыпанными по лицу. Она крепко взяла меня за другую руку.
Мама смотрела на меня вопросительно.
- Пойдешь? – спросила она.
- Да.
- Конечно, пойдет. Надо же узнать человеку, куда его привели. Не волнуйтесь. Вы можете идти домой, - обратилась Алла Андреевна к маме, - вашу дочь здесь никто не съест.
- Я права? – спросила она меня. – Отпускаем маму?
Я нерешительно кивнула. И вдруг девочки со словами: «Побежали! Мы сейчас тебе всё покажем!» потянули меня за собой. Держась за руки, мы сделали небольшой круг по территории, заглянув в домик, обогнув качели, песочницу, многочисленные лавочки и, избегая столкновения с детьми, резко затормозили. За нами по пятам следовали Гена и Петя.
- Это наш участок, участок средней группы, – протараторила Таня.
Не размыкая рук, мы выбежали за калитку и понеслись дальше. Ребята, мама и воспитательница смотрели нам вслед.
- А там младшая группа гуляет, видишь, какое все крошечное? Пойдем! На другой стороне старшая и подготовительная группы, – поясняли девочки.
- Когда мы перейдем в старшую группу, то это будет наша территория, - гордо заявил Гена. Это был опрятно одетый мальчик с большими синими глазами и открытой улыбкой. – А вот избушка. Ее разрисовывала наша Алла Андреевна. Знаешь, как она здоровски рисует! – продолжал он и, поймав мой недоуменный взгляд, заверил, - ничего, узнаешь!
- А здесь обитает подготовительная группа. Они зазнайки, потому что скоро идут в школу, – сообщила Люся, тряхнув головой так, что рыжая тонкая косичка, подпрыгнув, легла ей на плечо. На ее лице вдруг появилась надменная гримаса воображалы подготовишки. Все дружно засмеялись.
- Получилось похоже, - похвалил Люсю Гена. – Она кого угодно передразнит!
- Точно! – восторженно всплеснула руками Таня. – Я тебя, Люсенька, обожаю! - и с этими словами кинулась обнимать подругу.
Люся попыталась отстраниться от такого пылкого проявления восторга:
- Таня, успокойся! Ты напугаешь Надю! – потом обратилась ко мне, - да, ты не удивляйся. Наша Таня такая! Любит обниматься, а еще краснеет по всякому поводу и без повода! Привыкай!
- И ничего подобного! – возразила Таня и покраснела. – Папа говорит, что у меня просто капилляры близко под кожей расположены. А он у меня врач.
Снова взявшись за руки, мы обошли весь двор.
- Нравится наш сад? – с гордостью спросила Люся, поворачиваясь и обводя взглядом всю территорию, силой увлекая нас за собой, поскольку мы все еще держались за руки. Наша нестройная цепочка сделала полный круг, а потом рассыпалась. Руки расцепились, и мы рассмеялись… Мальчишки тоже.
- Нравится! - ответила я и вздохнула полной грудью, как будто до этого я никогда не дышала. Весенний воздух мне показался таким свежим, полным различных ароматов и оттого таким вкусным, что его можно было пить или даже есть ложкой!
- Ой! – воскликнула Таня и неожиданно меня обняла.
На душе моей словно кузнечики играли на своих маленьких скрипочках. Мне было до того хорошо, что хотелось все время смеяться и скакать на одной ножке.
- Айда теперь в группу! – предложил Гена.
Мы забежали в дом и поднялись на второй этаж. Там было тихо. Наши шаги гулко разносились по коридору.
- Чего явились? – строго спросила нянечка.
- Тетя Даша, мы новенькой садик показываем. Надо же человеку узнать, куда она пришла, - едва отдышавшись, пояснила Таня.
- Ну, раз так – идите, – разрешила няня и направилась на первый этаж наводить порядок.
Мы двинулись по коридору дальше.
- Это наш умывальник…. Перед едой надо мыть руки. Видишь мыльца маленькие? Можно пускать пузыри.
- А это столовая. Будешь сидеть за нашим столом? – поинтересовалась у меня Таня.
- Не знаю…
- А мы попросим Аллу Андреевну… Я очень хочу! – запричитала Таня и захлопала в ладоши.
- Здесь кабинет заведующей, – продолжал пояснять Гена.
- А за этой дверью - медсестра. Если кто поранится, она помажет зеленкой, и
подует, чтобы не щипало. Еще прививки нам делает! – подытожила Люся.
- А я не боюсь уколов, - заметил Гена. – А ты?
Я не ответила.
- Это музыкальный класс, туда сейчас входить нельзя! А вон там наша группа! Идемте!
Ребята говорили все по очереди, и только Петя всё это время шел молча. Я обернулась к нему, и он засмущался. На вид этот мальчишка был таким нескладным, наверное, из-за своей худобы и высокого роста, вихрастый чуб смешно торчал, а оттопыренные уши просвечивались на фоне солнечных лучей, проникающих в здание. Я невольно улыбнулась, а он от стеснения хмыкнул и стал теребить и без того лопоухое ухо.
Мы вошли в светлую просторную комнату.
- Это наша группа!
- Вот наши игрушки. А другая комната для занятий.
Мы заглянули и в неё.
– Здесь мы рисуем, делаем поделки, - пояснил Гена.
Я еще толком ничего не рассмотрела, а Люся уже тянула меня дальше:
- А в этой комнате мы спим на тихом часе. Нравится?
В комнате в ряд стояли одинаковые детские кровати, застеленные голубыми покрывалами. Белая подушка, как треуголка, украшала каждую постель. На окнах висели цветные шторы.
- А спальня наша нравится? – поинтересовалась моим мнением Таня.
- Очень, - ответила я.
- Пусть твоя кровать будет стоять рядом с моей! – тут же предложила Таня.
- Пусть! – без промедления ответила я.
- Теперь побежали на улицу! - предложила Люся.
И мы дружно зашлепали подошвами сандалий по чистому крашеному деревянному полу.
Оказавшись на улице, Таня неожиданно остановилась.
- Будешь моей подружкой? Давай дружить! - предложила она.
- Давай! - ответила я.
- А со мной будешь? – спросила Люся.
- И с тобой буду! - весело подтвердила я.
- А со мной? – поинтересовался в свою очередь Гена.
Я не успела ответить, как Таня меня опередила:
- Перебьешься, Геночка! Надя – наша подружка! Дружи с мальчишками…
- А с девчонками нельзя? А может, я хочу…
Но Таня не дала мне дослушать объяснения Гены и потянула за собой:
- Бежим!
- Алла Андреевна! Алла Андреевна! Мы пришли! – еще издалека закричали мои новые подружки.
Мама не ушла, а сидела вместе с воспитательницей на низкой детской скамеечке.
- Как тебе, Надя, наш сад? Понравился? – спросила Алла Андреевна.
- Да, очень.
- Хочешь остаться или пойдешь сейчас с мамой домой? Мама специально тебя дожидается.
- Останься, останься, прошу тебя! - запричитала Таня, умоляюще сложив руки и сделав уморительную гримасу.
- Оставайся, - поддержала Люся. – Будем вместе играть.
Остальные дети посматривали на меня с интересом в ожидании ответа.
- Так что ты решила? – обратилась ко мне мама. – Мы сегодня думали просто зайти ненадолго, посмотреть…
- Нет, она не пойдет домой, мы ее не отпустим! – решительно заявила Таня.
- Все! Мы ее уводим играть, - подытожила Люся и потащила меня за собой, а на плечи мне навалилась Таня, и я, не сопротивляясь, подчинилась, успев только кинуть через плечо:
- Остаюсь.
Мама была несколько растеряна.
- Да не волнуйтесь, все будет хорошо, – успокоила её Алла Андреевна. – А вы не тяните человека, а то замучаете в первый день!
- Не замучаем! – заверили девочки.
Мама помахала мне рукой и ушла. Меня обступили ребята.
- Что пристали все? Дайте человеку освоиться! – деловито скомандовала Таня, расталкивая народ.
- Подумаешь… - протянул кто-то.
Тут Алла Андреевна спросила:
- Кому еще я обещала нарисовать лису?
- Мне-е-е! - раздалось со всех сторон, и детвора в один миг собралась около воспитателя.
- А Алла Андреевна какая? – спросила я у Тани и Люси, которые остались рядом со мной.
- Алла Андреевна замечательная! – с гордостью ответила Таня.
- Наша Алла Андреевна самая лучшая! Лучше всех воспитателей! Ее любят все. Ребята из других групп нам завидуют, – пояснила Люся.
- Все хотят, чтобы она была у них, а она наша! Мы ее обожаем!
- Когда мы перейдем в старшую группу, Алла Андреевна перейдет с нами. Она нам обещала, – подытожила Люся.
На душе у меня было радостно и спокойно. Я не заметила, как пролетел день, и удивилась, когда за мной пришла мама.
- Так рано? Уже уходить? – разочарованно спросила я.
- Да, уже пора. А ты не хочешь? – удивилась мама.
- Не хочу.
Подошла Алла Андреевна:
- Не расстраивайся, завтра придешь. Придешь ведь?
- Обязательно!
- Ну и хорошо, – улыбнулась воспитательница.
- Мама, а это Таня Поперечная и Люся Тартанова – мои подружки. А это Гена Темников… И Петя… А где Петя? – я посмотрела вокруг, но не найдя его, махнула рукой, - да ладно!
Мама улыбнулась моим новоиспеченным друзьям:
- Очень приятно. Я рада. Спасибо, что приняли Надю в свой коллектив…
Я сделала вывод, что нельзя судить обо всем по одному неудачному опыту: этот детский сад был совершенно не похож на прежний, ну ни капельки, ни чуточки! Какое счастье!
2. Я стала другой.
Моя жизнь совершенно переменилась, повернулась практически на сто восемьдесят градусов. И я изменилась тоже. Перемена произошла настолько быстро, что домашние были к этому не готовы, да и мне самой такое преображение было удивительно. Мама не узнавала меня. Из робкой, послушной, рассудительной девочки я превратилась в бойкую «оторви голову», как называла меня мама. Каждое утро я в радостном возбуждении бежала в детский сад и просила забрать меня как можно позднее. Во дворе у меня появилось много друзей и в выходные мы без конца бегали из одной квартиры в другую, из одного дома в другой. Наша коммунальная квартира находилась на первом этаже двухэтажного дома, в котором жили семьи с детьми, да и во дворе хватало ребятни. Жизнь била ключом.
Я научилась кататься на двухколесном велосипеде, лазала по деревьям, гоняла с мальчишками по двору, осваивая крыши сараев и укромные места между хозяйственными постройками. Мои коленки и локти были стесаны и замазаны зеленкой.
- Это же надо так лётать! – сокрушалась мама. – Так недолго и нос разбить!
И точно, я упала неудачно с велосипеда и стесала себе нос об асфальт. Я выла как сирена, и не только от боли, а еще и от страшного вида, который приобрел мой нос: распухший, с уродливой красной раной и в зеленке.
- А как же ты хотела? Надо обработать рану, чтобы быстрее зажила, - говорила мама. – Урок тебе: осторожней будешь.
- Терпи, казак, атаманом станешь, - подбадривал меня папа.
Рана стала постепенно затягиваться и на ней образовалась корка. Я зажмуривала глаза, проходя мимо зеркала, чтобы не видеть своего отражения. Вид был ужасный.
- Ничего, до свадьбы заживет, - успокаивал папа.
«Причем здесь свадьба,- думала я, - когда на лице такая ужасная вавка с уродливой толстой коричневой коркой! Когда же она пройдет?»
- Смотри не сдирай, - предупреждала мама, - иначе останется шрам. Корочка сама должна отпасть.
- Да-а-а, тебе легко говорить… чешется… сильно, - мне так хотелось поддеть ногтем край этой ненавистной корки.
- Терпи. Чешется, значит заживает! Воспитывай у себя силу воли.
И я терпела: что оставалось делать! Надо быть стойкой, к тому же не хотелось иметь шрам на лице.
3. Алла Андреевна.
Детский сад для меня, действительно, стал вторым домом. Там проходила значительная часть моей жизни, а воспитательница Алла Андреевна была для меня идеалом. Я хотела быть по всем на нее похожей. Каким-то невероятным образом она умела завладеть детскими умами, общаясь с нами просто, не заигрывая. Мои подружки в первый день моего прихода в сад, ничуть не преувеличивали, сказав, что вся здешняя детвора завидует нашей группе, потому что Алла Андреевна работает именно у нас. Да, нам повезло, что наша воспитательница будет переходить вместе с нами из группы в группу: среднюю, старшую и, наконец, подготовительную. Кроме того, что Алла Андреевна умела найти подход к каждому из нас, она обладала множеством талантов: прекрасно пела, рисовала, знала множество сказок. Мы были на верху блаженства, когда Алла Андреевна затевала с нами новую игру и сама принимала в ней участие. Если она была вынуждена оставить нас, когда ее вызывали к заведующей или по какому-то делу, то игра сразу же расстраивалась, теряя свою привлекательность, но мгновенно восстанавливалась с ее возвращением.
Алла Андреевна не имела любимчиков, держалась со всеми ровно и можно сказать строго, никогда не шла на поводу у наших капризов. Любого шалуна могла усмирить лишь взглядом и удивленно приподнятой бровью. Мы все поражались ее способности устанавливать в группе тишину без всякого крика, как это делали другие воспитатели. А утихомирить разбушевавшуюся детвору, поверьте, задача не из простых! Вы зайдите в какой-нибудь детский сад во время прогулки или хотя бы пройдите мимо, и услышите такой ребячий гомон, который с трудом может заглушить даже духовой оркестр!
Я решила, что обязательно стану воспитателем, как Алла Андреевна.
4. Занятия рисованием.
Самым главным достоинством, которым обладала Алла Андреевна, по нашему мнению, было умение рисовать. Из-под ее карандаша появлялись забавные животные, персонажи мультфильмов, домики, избушки на курьих ножках, деревья, цветы, бабочки и многое другое. Мы обступали ее плотной стеной, отгораживая от всего мира, когда она начинала рисовать. Толпа напирала со всех сторон, порой заваливаясь на саму воспитательницу, и тогда она просила:
- Народ, давайте осторожней! И не заслоняйте мне обзор. Я должна видеть всех детей.
Каких детей она собиралась увидеть в отдалении? Их не было! Все собирались вокруг нее и наблюдали, как рождается рисунок.
- А кто это будет? – подпрыгивая от нетерпения и потирая руки, спрашивали мы. – Кого вы рисуете?
- Сейчас увидите, - загадочно говорила она, и мы, как загипнотизированные, следили за ее рукой.
- Я знаю, я догадался! - обычно выкрикивал кто-то первым.
- И что же это? Скажи, - завистливо просили другие. – Молчишь, значит, не знаешь.
- А вот и знаю, но не скажу.
- Не спорьте,- вмешивался в разговор третий, - это мишка будет, я уверен!
- И ничего не мишка! – возражали ему. – Скорей всего будет кот! Правда, Алла Андреевна?
- Увидите, - отвечала она, сохраняя интригу.
Наконец все узнавали кота в сапогах, и тот, кто первым догадался, громко кричал:
- Я же говорил! Я же говорил! А вы не верили! Алла Андреевна, а можно этот рисунок будет моим?
- Нет, моим! Мне дайте, пожалуйста! – разносились голоса.
Это был извечный спор, кому достанется рисунок. Управлять этим процессом было бесполезно, хотя Алла Андреевна старалась выполнять заказы по очереди. Ребята, стоящие с краю, напирали, стараясь пролезть в первые ряды, чтобы завладеть заветным листком, вынуждая Аллу Андреевну прерывать занятие для наведения порядка. Я старалась оказаться рядом с воспитателем, чтобы видеть, как и с чего она начинает рисунок, представляя, что вожу карандашом вместе с нею.
- Как это у вас так выходит? – с восторгом и завистью спрашивала я. – Вы очень красиво рисуете!
- Что ты, Надя, ты меня переоцениваешь, - скромно отвечала она, не отрываясь от работы. – Надо просто рассматривать картинки в книжках и пробовать рисовать. Тренироваться.
- А как? Я тоже хочу научиться рисовать.
- Сначала попробуй срисовать картинку из книжки, затем несколько раз воспроизведи её по памяти … А потом рисуй с натуры, например, кота… И будь внимательной на прогулке. Рассматривай, например, бабочку или стрекозу, а дома нарисуй… Надо всё примечать…
- Это трудно, - заметила я.
Она согласилась:
- Да, нелегко. Но учиться чему-то всегда непросто, зато получаешь удовольствие от работы и большое удовлетворение от результата.
Я решила обязательно воспользоваться советами Аллы Андреевны, и стала очень внимательно ко всему относиться, стараясь примечать детали. Дома у меня были наборы карандашей, всегда хорошо заточенных. Папа, с помощью своего перочинного ножика помогал мне держать карандаши в порядке, а также волшебным ножичком при необходимости мог вынуть из ладони занозу, аккуратно поскрёбывая по ней острым лезвием в одном направлении. Было совсем не больно.
Я раскладывала свое богатство на столе и принималась рисовать в альбоме. Взрослые говорили, что у меня хорошо получается, но я не всегда была собой довольна.
Свои рисунки я приносила в сад и показывала Алле Андреевне, она часто меня хвалила. Уже в старшей группе она сажала меня рядом с собой и говорила:
- Сама не справлюсь, давай, Надя, помогай! Заказов слишком много.
Я очень гордилась, что мой кумир, моя любимая воспитательница обращается ко мне за помощью. Я много раз наблюдала, как она рисует, и старалась следовать ее примеру и через некоторое время неплохо освоила некоторые сюжеты, и ребята боролись за обладание моим рисунком так же, как и за рисунок Аллы Андреевны.
В таком положении для меня были свои плюсы и минусы. У воспитательницы всегда было много заказов от ребят, поэтому мои просьбы нарисовать что-нибудь для меня не выполнялись.
- Да ты же сама хорошо рисуешь, зачем тебе мои каракули? – отвечала Алла Андреевна.
На занятиях в классе она подходила ко всем, кроме меня. Когда я надоедала ей своей поднятой рукой и умоляющим взглядом, она склонялась, наконец, надо мной и говорила:
- Молодец! Все хорошо получается. Ты за этим меня звала? А видишь, скольким детям я должна помочь? Не успеваю, а ты можешь и сама справиться.
Мне было обидно, что воспитательница обделяет меня своим вниманием.
Я даже начала жалеть, что умею рисовать и подумывала о том, как хорошо было бы разучиться.
5. Сложное задание.
Однажды весной у нас было занятие, на которое Алла Андреевна принесла веточки с почками и чуть распустившимися клейкими листочками. Задание было такое, срисовать с натуры стаканчик с веточками, который стоял на твоем столике. Ребята быстро приступили к работе. Если кто-то затруднялся, то подзывал Аллу Андреевну, и она помогала. Я внимательно посмотрела на веточки и удивилась, что такое трудное задание дали маленьким детям. Разве можно воспроизвести все причудливые изгибы веток, нарисовать все жилочки на листочках да еще постараться изобразить так, чтобы было понятно, какая веточка находится ближе к тебе, а какая дальше. Я сидела в раздумье, не зная, как приступить к работе.
Сначала я нарисовала стакан, затем попыталась, не нажимая сильно на простой карандаш, изобразить хотя бы одну веточку, и заметила, что надо обязательно смотреть на нее с одного и того же места, иначе картинка меняется и можно запутаться. Я решила, подозвать Аллу Андреевну и посоветоваться с ней, с чего лучше начать. Как всегда на мою руку она отреагировала не сразу, и мне пришлось долго ждать. Наконец, Алла Андреевна подошла:
- Что у тебя? Такое простое задание, а ты возишься.
- Я не могу понять, как рисовать? Ветки так переплетаются, что трудно …
Алла Андреевна, не придав значения моим словам, мельком взглянула на работу и быстрыми жирными росчерками дорисовала в стакане несколько прямых линий.
- Вот и все, продолжай, - сказала она и двинулась дальше.
Я сидела ошеломленная, никак не ожидая, что всегда понимающая и внимательная Алла Андреевна так ужасно поступит с моим рисунком. Я с отвращением смотрела на толстые прямые линии, торчащие из стакана, совсем не похожие на живой образец. В растерянности я повернулась к Тане, которая сидела рядом и раскрашивала на своем рисунке листочки зеленым карандашом.
- Посмотри, что сделала Алла Андреевна. Теперь их даже не сотрешь, такие жирные, - пожаловалась я, указывая на ветки-палки.
- Да, если тереть резинкой, то обязательно размажется, останется грязь, - посочувствовала Таня. – А ты дорисуй к ним листики и будет красиво. Вот, как у меня.
- Неужели ты не видишь, что ветки совсем по-другому расположены! Теперь рисунок испорчен! – чуть не плача старалась вразумить я подругу.
- Знаешь, а мне кажется, что можно дорисовать листики. Посмотри, у меня красиво, - и она продолжила работу.
Я сидела, насупившись, и была возмущена непониманием подруги и воспитательницы.
- Почему ты не рисуешь? – снова обратилась ко мне Таня.
- Потому что рисунок испорчен! Как же ты не понимаешь? – накинулась я на нее.
- Нечего было просить Аллу Андреевну, рисовала бы сама, как знаешь, - спокойно добавила она.
И тут я поняла, что совершенно напрасно злюсь. Ведь кто может догадаться, что я вижу и как хочу нарисовать? Задача казалась мне трудной, и я решила попросить помощи, переложив работу на чужие плечи, но ничего не вышло! Если бы я сама не торопясь постаралась нарисовать веточки, то наверняка вышло бы лучше. Другие не всегда могут угодить тебе.
Из этого я сделала вывод, что когда ты обращаешься за помощью, то не всегда получаешь ее в том виде, в каком хотелось.
Дома я поделилась своими переживаниями с мамой. Она выслушала меня внимательно и сказала:
- Алла Андреевна не вникла в твой вопрос, потому что у нее было много детей, и каждому она должна была уделить внимание. Она спешила. Твой же вопрос требовал вдумчивости и тишины. Ты смотришь на некоторые вещи глубоко, не по-детски… В суете этого можно не разглядеть. Я уверена, что если бы ты поговорила с Аллой Андреевной с глазу на глаз, она тебя обязательно поняла бы.
Я согласилась, но возвращаться к этому разговору с воспитательницей не хотелось.
- А почему бы тебе не взять одну или две веточки и не нарисовать их дома, а потом показать Алле Андреевне? Все равно надо выполнить задание и сдать рисунок! – предложила мама.
Это была хорошая идея.
- Дома можно все досконально рассмотреть, никуда не торопиться, и ты попробуешь свои силы, срисовывая с натуры, – продолжала мама.
Именно так я и сделала. Папа привез мне с дачи веточку по моей просьбе, я поставила ее в стакан, рассмотрела со всех сторон, выбрала наиболее выгодный ракурс и нарисовала. Веточка была раскидистая, с множеством тоненьких отростков, но поскольку она была одна, мне легче было справиться с задачей.
Я показала рисунок папе и маме.
- Молодец, - похвалили они, сравнивая с оригиналом. – Похоже.
Я сама была довольна своей работой. Это было приятно!
Я сделала вывод, что иногда задание кажется тебе трудным, и ты уже заранее готов сдаться, но если пересилить себя и постараться, то всё получится. Во всяком случае, лучше, чем тебе сделают другие. И злиться будет не на кого.
6. Инна Зинчикова.
На втором этаже нашего дома поселилась девочка Инна Зинчикова, на год младше меня, но её определили в детском саду в мою группу. Ее родители переехали в наш дом немного позже нас. Инна была хорошей девочкой, с которой я с удовольствием дружила. Мне в ней нравилось всё: и выразительные серые глаза с пушистыми длинными ресницами, и чуть вздернутый нос, и пухлые маленькие губы, и размеренные грациозные движения, а особенно гладко зачесанные густые каштановые волосы, стянутые на затылке широкой атласной лентой. В большом коллективе ребят она больше молчала, держалась незаметно, но во дворе в узком кругу друзей мгновенно преображалась: любила покомандовать и настоять на своем. Но мы не возражали и с удовольствием принимали ее лидерство, чтобы не вносить в отношения споров и разногласий, потому что Инна, если что-то было не по ней, тут же обижалась и уходила домой. Она была такой убежденной в своей правоте, что это внушало уважение. Все свои игрушки она считала самыми лучшими, все дела, которыми она занималась, самыми нужными и важными, все предложения, которые она вносила в игру, самыми правильными, не подлежащими сомнению. Мы с недоумением отмечали, что даже не очень приятные моменты, вызывающие у большинства ребят досаду, она воспринимала со спокойным достоинством и даже представляла нам это обстоятельство, как нечто весьма заманчивое. Вот, например, в разгар игры кого-то из нас родители звали домой или уводили с собой в гости или магазин. Конечно же, мы подчинялись крайне неохотно, уговаривали разрешить поиграть еще немножко, начинали конючить, чтобы нас оставили в покое. Инна же всегда опрометью бежала на зов родителей без всяких проволочек, мгновенно оставляя игру, на что мы даже обижались. Особенно неприятно было, когда она, лишь только раздавалось короткое: «Ин-на!», без предупреждения выскакивала из укрытия при игре в прятки, тем самым обнаруживая нас. Мы сожалели, что из нашего коллектива забирали подругу, но ее беспрекословное подчинение родителям вызывало у нас уважение. Таким поведением мы похвастаться не могли. Никто из нас не мог справиться с желанием поспорить с родителями и не поддаться своему эгоистическому детскому «хочу».
- Выйдешь еще? – кричали мы ей вдогонку.
- Не знаю, - еле доносилось издалека.
Потом мы спрашивали Инну, зачем её звали, и она, объясняя причину, казалось, одобряла действия родителей и преподносила самые простые вещи, как нечто особенное. Если ее звали обедать, то потом она объясняла, что мама хотела посоветоваться, достаточно ли соли в приготовленном только что борще, потому что только Инна могла оценить его вкус. Или же надо было покормить папу обедом, и только из рук дочери он соглашался принять тарелку с едой, потому что только она знала, из какой тарелки, он любит есть. Если Инну звали, чтобы идти семьей в магазин, то она поясняла, что без неё родители не смогут перейти правильно улицу или произвести покупку. Иногда мы слышали, как она наставляла маму ни в коем случае не пить холодное молоко из холодильника, чтобы не заболело горло или наказывала папе сразу после работы лечь отдохнуть, чтобы восстановить силы. Получалось, что Ира была взрослой, а родители маленькими, и они ее слушались.
Для большинства ребят эта ситуация была странной и, на мой взгляд, нелепой. Со стороны я видела, что её родители не относятся к наставлениям дочери серьезно, просто подыгрывают ей, меня бы это обижало, но в их семье, видно, так было принято, и посторонним нечего было судить, хорошо это или плохо.
Еще нас удивляло, что Инна с приходом тепла не боролась с родительским наказом не снимать головного убора, в то время, как мы прибегали к любым уловкам, чтобы погулять с непокрытой головой. Увидев Инну в шапке, мы старались ее утешить, предлагая пойти к ее родителям всей гурьбой и выпросить разрешения снять шапку, но Инна, на удивление, решительно пресекала такие попытки и заявляла, что сама пожелала надеть шапку, потому что, во-первых, ей в ней комфортно, а во-вторых, она ей очень к лицу. Мы застывали в изумлении с открытыми ртами …
В любом случае, она имела авторитет среди друзей, а я ею восхищалась.
7. Неожиданное открытие.
Однажды Инна зашла за мной, когда я удобно расположилась за столом, разложив свои коробки с карандашами, красками, расставив различные баночки и приготовив перед собой книгу, чтобы срисовывать из неё картинку.
- Пойдем гулять, - предложила она.
- Нет, сейчас не могу, - я не в силах была оторваться от своего занятия. - Видишь, я рисую.
Инна залезла коленками на стул и с любопытством заглянула ко мне в альбом.
- А зачем тебе так много карандашей и красок?
- Мне нужны разные оттенки цветов. Вот посмотри, сколько в наборе синего. Вот этим светло-голубым можно раскрасить небо, а этим фиолетовым – тучу. Я стараюсь подобрать цвета такие же, как в книжке.
- А краски зачем?
- Я люблю рисовать карандашами, ими у меня лучше получается, а потом попробую красками, надо учиться раскрашивать картинку по-разному. Потом сравню, какой рисунок получился лучше.
- Ерунда! И зачем тебе это надо? Брось! Пойдем лучше гулять, там погода хорошая.
- Подожди меня, вот я закончу рисунок и пойдем, - пообещала я. – Хочешь, я дам тебе альбомный лист, и ты тоже будешь рисовать?
Инна потрогала мои карандаши, повертела в руках кисточки и вернула обратно на место. Рисование не особенно её привлекало.
- Нет, мама меня отпустила гулять на воздухе, а не сидеть в помещении… Да мне и не интересно… - заключила она. - Я лучше зайду за Олей, и мы… - она загадочно закатила глаза, - будем играть! Я уже придумала, во что! Ой, как интересно будет! – Довольная, она захлопала в ладоши.
– А ты корпи над своими рисунками… - повелительно заключила она, и с этими словами с гордо поднятой головой уверенной походкой направилась к выходу.
Я занервничала, во мне стали бороться два желания: продолжить рисовать и пойти играть с девочками. Однако желание рисовать победило, и я вдохновенно погрузилась в работу. Когда рисунок был закончен, я оставила его сохнуть на столе и попросила маму ничего не трогать, чтобы продолжить занятие после прогулки. С чувством удовлетворения я выбежала на улицу, подогреваемая любопытством, чем же занимаются подружки и что я пропустила, но с удивлением обнаружила, что девочек нигде нет. Я решила зайти к Оле, но оказалось, что Инна даже не заходила к ней, а Оля читала своему младшему брату книгу и укладывала его спать. Тогда я отправилась на второй этаж к Инне. Я тихонько постучала, и ее мама открыла мне дверь.
- Инна дома? – спросила я.
- Да.
- А можно к ней?
- Проходи, только не мешай, она очень занята и просила ее не беспокоить.
- Хорошо, - пообещала я и на цыпочках прошла в комнату.
Я застала свою подружку сидящей за столом, на котором точь-в-точь, как у меня, были разложены карандаши, краски, кисточки и баночки с водой. Перед ней лежала раскрытая книга и альбом для рисования. Инна, не замечая меня, усердно прополоскала кисточку в банке с водой, обмакнула её в краску и мазнула по листу, на котором были размазаны цветные каляки-маляки.
- Что ты делаешь? – поинтересовалась я.
Инна от неожиданности вздрогнула и быстро захлопнула альбом.
- Заче-е-ем? Там же все размажется, краски еще не высохли, - забеспокоилась я.
- Ничего… А зачем ты пришла?
- Ты же звала гулять, вот я и вышла, а тебя нет…
Инна замялась. Я продолжала:
- Ты собиралась играть вместе с Олей, а она говорит, что ты даже не заходила…
- Да я передумала, решила заняться другим делом.
- Ты захотела рисовать? Что же ты рисуешь?
- Не покажу, - Инна еще плотнее закрыла альбом, придавив его локтями.
- Почему? Покажи, - настаивала я.
- Я не рисовала, а пробовала кисточки. Они залежались и плохо мазали, - сказала она и открыла страницу. На двух сторонах альбома красовались цветные водянистые разводы.
- Это я специально так делаю..
- А ты не пробовала что-нибудь нарисовать? Так интереснее. И воды на кисточку лучше набирать меньше… Надо макать только кончик, а лишнюю воду снимать тряпкой, - добавила я.
- Я по-своему размешиваю краски и не собиралась ничего рисовать. А макать кисточку буду так, как мне нравится! - заявила Инна.
В этот момент в комнату вошла ее мама и, увидев мазню дочери, удивленно воскликнула:
- Инночка, это что же такое? Развезла грязь по всему столу и в альбоме, не для этого я тебе его купила. Не можешь рисовать, так попроси Надю, чтобы научила. Ты же говорила, что она хорошо рисует. Я ее выпустила гулять, а она прибежала ко мне, как чумная, и давай требовать, чтобы я все устроила ей на столе, как у тебя. У нас и карандашей столько не нашлось, со всех полок собрали, а ей все не так: у Нади, говорит, больше. Ты уж ей помоги, она рисовать совсем не умеет. Вы же подружки, так должны друг дружке помогать, - подытожила мама и слегка потрепала Инну за плечо.
Инна молчала, а потом вдруг предложила:
- Побежали гулять! – и со всех ног кинулась к дверям.
- А кто убирать будет за собой? – услышали мы у себя за спиной.
- По-о-то-ом! – на бегу прокричала Инна.
Этот случай показал мне, что моя замечательная Инна не всегда бывает искренней, и ей может кое-что понравиться у других, чему ей непременно захочется подражать. Но даже сделав это открытие, я не перестала ее любить и восхищаться.
8. Карантин.
Как-то раз в нашем саду объявили карантин, и родители должны были принять решение: оставить ребёнка на 10 дней в саду для постоянного проживания или забрать домой. В нашей семье этот вопрос даже не обсуждался, было очевидно, что я останусь дома. Все воспитатели должны были дежурить по графику, потому что тех детей, которых родители оставляли на время карантина в саду, было не так много и их объединяли в одну группу. Находиться вдали от семьи мне не хотелось, а получить возможность больше провести времени с друзьями во дворе было заманчиво.
В группе между собой мы с жаром обсуждали предстоящее событие, сочувствуя тем, кто вынужден остаться в саду на время карантина, не видясь с родителями. Ребята ходили грустные, а мы, как могли, успокаивали их, но Инна Зинчикова никому не жаловалась, хотя тоже должна была жить в саду эти десять дней.
Что только ни происходило во время этих неожиданных каникул в моей жизни! Об этом можно рассказывать отдельно. Но вот по окончании карантина мы, наконец, снова были вместе, рассказывая взахлеб о том, как проводили время дома. Инна, помалкивая, внимательно слушала наши рассказы.
Когда же мы оказались во дворе нашего дома, она неожиданно вернулась к разговору о карантине.
- И что интересного в том, что вы жили дома?! Вы всегда там живете. Это очень обычно и даже скучно! А вот мы жили в детском саду, где ни разу не ночевали. На ночь нам воспитатели читали сказки, рассказывали страшные истории, а, когда они уходили, мы натягивали на себя простыни и играли в привидений! Потом мы прыгали на кроватях и бросались подушками, пока воспитательница не приходила на наш крик и не включала свет. Мы тут же падали на кровать и притворялись спящими. Мальчишки с силой зажмуривали глаза и начинали храпеть!
- Ух, ты…- с завистью замечали мы с друзьями.
- А еще, когда мы баловались, - продолжала Инна, - то не успевали вернуться вовремя на свои кровати и бухались на ту, на которой тебя заставала воспитательница. Представляете, на одну кровать бухались вдвоем, закрывались одеялом и еле сдерживали смех! – она победно обводила взглядом всех собравшихся. - А еще нам разрешали брать все игрушки, барабанить на пианино в музыкальной комнате и даже бить в бубен и барабан. Мальчишки еще дудели в дудки, а мы закрывали уши от такого шума.
Инна была очень горда своим рассказом.
Мы с завистью слушали, ярко представляя, что творилось в детском саду в наше отсутствие. Как обидно и досадно, что мы все пропустили!
- А еще нам разрешали гулять по всем площадкам, и никто за нами не следил, только за малышами! – решила сразить нас наповал этой новостью Инна.
Честно говоря, рассказ был такой захватывающий, что я уже начала завидовать, что не осталась на карантин в саду. Как я могла смалодушничать и пропустить такое? Инна была права: что может быть необычного дома? Но потом я представила, что целых десять дней не видела бы маму, папу, Юрку и ночью без маминого поцелуя не смогла бы спокойно уснуть.
- А ты не скучала по маме? – спросила я Инну.
- Конечно, нет! Нам было так весело! Я же не маменькина дочь!
- А я, наверное, так не смогла бы, - призналась я и позавидовала выдержке подруги.
К этому разговору мы вернулись еще раз на следующий день в группе, когда устраивались на тихий час. Я в красках доложила подружкам о том, какая веселая жизнь, со слов Инны была у детей, оставшихся в саду на карантин, как им было хорошо без родителей и как много мы потеряли, оставшись дома.
- Нет, я бы без мамы не смогла, плакала бы, - заметила Таня Поперечная. – Мне и дома ночью бывает страшно!
- А мне не было бы страшно, но я заскучала бы по дому, по маме, - поддержала разговор Люся.
- Неужели ты не хотела к маме? – поинтересовалась Таня у Инны. Все ждали ответа.
- Ни капельки! Я не малышня! – уверенно заявила Инна и поймала восторженные взгляды ребят. Генка, который прислушивался к разговору, в знак одобрения показал ей кулак с отогнутым вверх большим пальцем, что означало: «Во!»
- Да, Инна молодец, смелая, не то, что мы, маменькины дочки! – подытожила я.
- Это кто же здесь такая смелая? Инна что ли? – неожиданно спросила нянечка. Мы не заметили тетю Даша, которая протирала пол в игровой и через открытую дверь слышала наш разговор. – А кто плакал по маме на всю группу так, что еле-еле успокоили? А-а? А сейчас смотри, какая смелая! - заключила она, пристально смотря на Инну и покачивая головой, потом вздохнула, устало взяла ведро и швабру и вышла из спальни, плотно затворив за собой дверь. Образовалась пауза.
- Это сначала было… - попыталась оправдаться Инна, - да и не я это была! Тетя Даша вечно всё путает! – ребята слушали с недоверием.
Я посмотрела Инне в глаза и поняла, что не так сладко было ей здесь без мамы, как она нам пытается представить.
Но я сделала ценный вывод, что надо радоваться тому, что делаешь сам, ценить то, чем обладаешь, никому не подражая. Надо научиться быть довольным СВОЕЙ жизнью, а не завидовать чужой. Ведь это ТВОЯ жизнь.
Как ни странно, но именно этому научила меня моя подруга Инна, и я благодарна ей за это.
9. Схитрила.
Каждый день Алла Андреевна нам что-нибудь читала. У нее был какой-то особенный тембр голоса: грудной, обволакивающий. Мне иногда казалось, что она не говорила, а пела своим приятным «контральто», как поясняла моя мама. Мы усаживались в группе вокруг нее на стульчики или, если погода была хорошей и мы гуляли, то в беседке. Иногда это были не очень длинные сказки и рассказы, которые по окончанию чтения мы обязательно обсуждали: кто из героев больше всего понравился или какой эпизод рассказа произвел самое большое впечатление. Мы с удовольствием делились мнениями и не стеснялись их высказывать. В общем, происходил самый настоящий диспут с горячими спорами и смелыми утверждениями. Алла Андреевна с уважением относилась к нашим откровениям, но в то же время не позволяла превращать обсуждение книги в гвалт. Она любила порядок. Она читала нам книжки, которые были в саду или приносила свои, а иногда кто-нибудь из ребят притаскивал свою любимую книгу из дома. Всегда очень приятно обсудить прочитанное с друзьями, поэтому недостатка в литературе не было: каждый старался предложить для чтения именно свою книгу. Может быть это и было самым замечательным, что объединяло нас – нам нравились одни и те же книги, нас восхищали одни и те же герои, мы одинаково осуждали поведение отрицательных персонажей и все без исключения верили, что победит добро.
Как-то Алла Андреевна начала читать нам толстую книгу. Каждый день до обеда и после дневного сна она знакомила нас с небольшим отрывком и продолжала чтение на следующий день. Мы все с нетерпением ждали, когда Алла Андреевна спросит: «Ну, что, продолжим чтение?». Некоторых детей родители забирали сразу после дневного сна, и они капризничали, не желая уходить из-за того, что после полдника должно быть чтение книги. Родителям ничего не оставалось делать, как прислушиваться к пожеланиям своих деток и приезжать за ними позже. В книге к этому времени мы подошли уже к самому интересному месту – кульминации, и каждому не терпелось знать: что же дальше?
Мой дом находился рядом от детского сада, а я была разумным и самостоятельным ребенком. Меня частенько посылали одну за хлебом в ближайшую булочную на углу нашей улицы (туда бегали все ребята с нашего двора), поэтому мне разрешалось самой ходить в детский сад, и естественно, возвращаться. Мама смотрела на меня в окно, наблюдая, как я перехожу дорогу, к тому же не очень оживленную, и махала мне рукой, когда я благополучно добиралась до заветной калитки. Приходить самим разрешалось некоторым детям, живущим поблизости, которым их родители позволяли проявлять самостоятельность. Это обговаривалось заранее с воспитателем, и утром ребенок должен был сказать, в котором часу его надо отпустить домой. Я могла уйти в любое время после того, как детей начинали забирать домой родители, или же остаться «до последнего ребенка» в группе.
- Завтра дочитаем книгу, - сказала как-то наша воспитательница.
На следующий день в саду, я объявила, что меня попросили родители прийти попозже, так как их не будет дома. Целый день я была в предвкушении вечернего чтения и радовалась своей небольшой хитрости. Алла Андреевна пообещала дочитать книжку, значит, я не уйду из сада, пока не узнаю конец истории. После полдника мы вышли на улицу, немного поиграли, побегали, а потом воспитательница продолжила чтение. За все время чтения этой толстой книги родители, по просьбе своих чад старались приехать к определенному часу, и поэтому значительная часть ребят уходила домой одновременно. Как только подошло время, и детей начали разбирать одного за другим, воспитательница сказала:
- Жаль, что не успели сегодня закончить. Продолжим завтра, - и закрыла книгу.
Те, кто остался в группе, сразу загалдели, стали просить продолжить чтение, но Алла Андреевна была неумолима:
- Нет, - твердо сказала она, - продолжим завтра, я же сказала.
- Ну, пожалуйста, - потянулось со всех сторон, - Прочтите хоть чуть-чуть еще…
- Я сказала, что читать будем завтра, когда соберутся все дети! Это же нечестно по отношению к вашим товарищам: значит, вы услышите продолжение, а они нет? Так не годится! Как вам не стыдно! – взывала она к нашей совести.
Но совесть наша спала, а желание услышать продолжение было огромным, поэтому мы не сдавались:
- А вы сейчас нам прочтете, а завтра повторите всем. Оче-е-ень просим, - молили мы.
Мы уже обступили Аллу Андреевну плотным кольцом, тянули за платье, дергали за руки, заискивающе смотрели в глаза, топали ногами, канючили, взвывали самыми жалостными голосами, и другая воспитательница, проходившая мимо нашей беседки и наблюдавшая за этой сценой, вступилась за нас:
- Да почитай им, вон как просят.
Но Алла Андреевна строго посмотрела на нас, стряхнула с себя наши руки и сказала:
- Читать будем завтра, а сейчас займитесь игрой.
- У-у-у… - разочарованно выдохнули мы, но спорить было бесполезно.
- Я пойду домой, Алла Андреевна, - заявила Таня.
- Хорошо, иди. До свидания, - разрешила она.
- И я домой, можно? – спросил Петя.
- Можно.
- За мной пришли! До свиданья! – раздавалось со всех сторон.
Я была разочарована, поэтому тоже собралась уходить:
- Можно, я пойду, Алла Андреевна?
- Как пойдешь? Ты же сказала, что сегодня родители просили тебя прийти попозже, так что придется задержаться.
Да, я совсем забыла, что сама утром сочинила это в надежде на чтение книги. Все мои друзья разошлись по домам, остались двое мальчишек, которые возились с машинами, да девочка, которая лепила пасочки в песочнице. Я слонялась без дела по территории, не зная чем заняться. Садик постепенно опустел, стало тихо. Алла Андреевна читала газету и приглядывала за нами, когда неожиданно показалась моя мама.
- Здравствуйте, Алла Андреевна! Вот пришла узнать, что это Надя сегодня так задерживается, домой не идет?
- Утром Надя сказала, что вы просили ее побыть в саду подольше, так как куда-то уезжаете, - ответила Алла Андреевна, направляя на меня свой пристальный взгляд.
Я поежилась, ожидая разоблачения.
- Нет, я не просила, с чего это она взяла? – удивилась мама. – Надя, ты что-то сочиняешь…
- А я, кажется, знаю причину этого сочинительства… - подытожила воспитательница, не сводя с меня глаз.
Я покраснела, как рак. Мне было так стыдно, что я не могла проронить и слова.
- Ну, что ж, Надя, до свидания, иди домой, - сказала она.
Мама в недоумении переводила взгляд с меня на Аллу Андреевну и обратно, ожидая объяснений. Однако их не последовало. Я промямлила: «До свидания», и направилась к выходу. Мама пошла за мной.
Я готова была провалиться сквозь землю оттого, что меня уличили во лжи и обнаружили мой скрытый умысел. Щеки мои пылали, а сердце билось в два раза быстрее. Мне было очень плохо. И какую пользу принесла мне моя выдумка? Никакой!
Во-первых, из-за своего хитроумного плана я проторчала лишний час в опустевшем детском саду, страдая от скуки и не получив желаемого, а во-вторых, испытала унижение от разоблачения и прочитала такое разочарование в глазах моей любимой воспитательницы, чьим отношением я так дорожила, что пережить второй раз подобное было бы ужасно.
Дома я объяснила маме, что произошло, но она почему-то не придала этому такого большого значения, как я.
- Ничего страшного, - успокоила она меня, - Алла Андреевна простит тебя, ведь самое главное, что ты осознала свою ошибку. Завтра обязательно скажи ей об этом.
Я решила, что никогда не буду обманывать.
10. Игра в «пуходралку».
В детском саду среди ребят было увлечение собирать в комок пух от всяких разных «мохнатых» вещей. Мы общипывали мохеровые шарфики, вязаные пуховые шапочки, кофточки, штанишки, словом, все, от чего отделялся пух. В руках рос разноцветный мягкий комочек, постепенно превращаясь в большой клубок-колобок – твою гордость. Эти комочки мы приносили в сад и сравнивали. Ценились те, у которых было больше разного цвета и фактуры, и конечно играл роль размер колобка.
У Люси Тартановой дома оказалось очень много вещей, из которых хорошо выдирался пух. Каждый раз, приходя в сад, она удивляла нас разнообразием оттенков надерганного ею «богатства». Ее комок рос как на дрожжах.
Я решила посостязаться с нею и подошла к сбору пуха самым серьезным образом. Дома я ощипала практически все вещи, начиная с кроликовой вязаной шапочки и варежек и заканчивая штанишками с начесом для катания на санках. У меня рука была в постоянном движении, как будто я страдала нервным тиком. Колготки, пижама, платья были совершенно бесполезны в этом деле, поэтому я стала искать по квартире то, что может помочь мне увеличить мой пуховой ком. На глаза мне попалась папина телогрейка из овечьей шерсти. Я тут же запустила руку в ее коричневый мех. Надергав немного шерсти, я вдруг сообразила, что у меня есть безрукавка из кролика. Я тут же исполнила задуманное, и в руках у меня остался белый клочок меха, а на безрукавке образовалась залысинка. Потом я заглянула в шкаф. Среди папиных рубашек и костюмов не было ничего подходящего, а вот мамин шерстяной бордовый костюм можно было испытать. Когда я пощипала его, в руках остались редкие бордовые пушинки. Однако комок мой увеличился значительно и давал все основания завтра стать лидером в этой игре. Но азарт поиска новой добычи не покидал меня. Я побежала к подружкам, чтобы у них поживиться их мохнатыми вещами. Моя находчивость дала ощутимые результаты: за целый день я надергала из вещей товарищей целых два больших комка. У меня даже образовались болельщики, которые уже ждали итога нашего соревнования с Люсей.
На свою беду я не могла вовремя остановиться, мне все было мало. Вечером, лежа на кровати, и мне пришло в голову отщипнуть немного от висевшего на стенке ковра, на котором были изображены олени. Я незаметно впилась ногтями в копыто животного и выдернула коричневый клок. Ах, какое разнообразие оттенков было на ковре! Это же просто клад! Я стала дергать отовсюду: из зеленой травы, из цветов, из неба… И не знаю, до чего бы я дошла, если бы не удивленный возглас мамы, заставшей меня за этим занятием:
- Это что же ты делаешь?
Застигнутая врасплох, со следами своего преступления в руках, я молча моргала. Мама подошла ближе и провела пальцем по лысым прогалинкам, оставшимся после сбора драгоценного пуха.
- Ах, что ты наделала? Зачем ты испортила такую хорошую вещь? – воскликнула она недоуменно.
Я только сейчас обнаружила, что ковер заметно облысел. Мне стало стыдно.
- Что тут происходит? – поинтересовался папа.
- Вот полюбуйся, что наша дочь натворила! Испортила ковер! - в отчаянии всплеснула руками мама.
- Папа надел очки и внимательно рассмотрел залысинки.
- Да-а-а, - протянул он. – Ничего не скажешь, вредительство налицо.
У меня на глаза навернулись слезы.
- Может быть объяснишь, что все это значит? – поинтересовался он.
Я старалась не заплакать, хотя слезы готовы уже были выкатиться из глаз. Голос предательски дрогнул:
- Я, я не хотела…
- Как это не хотела? – возмутилась мама. – Это ты сделала?
- Да.
- Так скажи, зачем?
- Мне нужен был пух.
- Какой пух?
- Любой… от вещей…
- Зачем?
- Мы собираем его.
- Кто мы?
- Дети в детском саду.
- Для чего?
- Мы так играем, соревнуемся, у кого комок будет разноцветней и больше.
- Ничего не поняла…- разволновалась мама, - какой комок? Для чего? Что с ним делать?
- Подожди минутку, - остановил ее папа и обратился ко мне. – У тебя есть этот комок?
- Да, - пролепетала я.
- Покажи нам его.
Я встала и принесла свои комочки, мою гордость и подала папе. Он взял их в руки и с интересом стал рассматривать.
- И какие же вещи поплатились своим внешним видом из-за твоего увлечения? – насупил брови папа. – Рассказывай.
Я прерывающимся от слез голосом начала перечислять все подряд. Мама заохала и обхватила голову руками.
- Та-а-ак, – протянул папа. – Не кисни, - приказал он.
Я тихонько всхлипывала.
- Давай пойдем по пути твоих преступлений и посмотрим на вещи, которые ты трогала.
Родители внимательно осмотрели кофты, шапки, шарфы, телогрейку и прочие вещи, на которые я покусилась. Значительно пострадал только ковер, да моя кроличья безрукавка.
- Видите, ничего с вещами не произошло. – Старалась я всех успокоить, и себя в первую очередь.
- А ковер? – строго спросила мама, указав на лысые места. – Как будто моль поела. А это не моль, с которой все борются, а собственная дочь! – с горечью произнесла она.
- Да… я думал, что у меня растет толковая девочка, а оказалось… - папа не договорил.
«Что же оказалось?» - с волнением думала я. Мне так не хотелось разочаровывать своих родителей. Папа повертел в руке мои два комочка и заявил:
- Я выбрасываю твои клубки! И больше такие глупые игры не затевай! - он ушел к себе в комнату, даже не посмотрев на меня.
Я взглянула на маму.
- Удивила ты меня, Надежда… моя надежда! – с горечью в голосе разочарованно проговорила мама, особенно выделив голосом «вторую» надежду, и ушла на кухню.
Я осталась одна, продолжая всхлипывать. Я плакала от стыда, досады и обиды… Обиды? А на кого ? Может, на саму себя? Я подошла к ковру и осторожно потрогала пальцем лысые прогалинки. Как глупо! Зачем я это сделала? Я легла на кровать и горько заплакала с новой силой.
На следующий день в детском саду все хвастались успехами по сбору пуха. У меня в пальто остался старый клубок, значительно подросший, который я предусмотрительно сунула в карман еще до моего разоблачения. Папой были уничтожены мои новые успехи выходного дня.
- Покажи, что у тебя? – поинтересовалась Таня.
Я неохотно показала комок. Он оказался ярче и значительно больше Люсиного.
- Ух, ты… - протянули все. – Здорово!
- Сегодня ты победитель! – констатировала Люся.
- Ничего я не победитель и играть в это больше не буду, - заявила я.
Родители вчера отбили у меня всякую охоту что-либо общипывать.
- Почему? – поинтересовались мои друзья.
Я рассказала им вчерашнюю историю моего разоблачения.
- Сильно попало? – поинтересовалась Таня.
- Очень, - ответила я.
- Ремнем били? – спросил Петя.
- Нет, что ты…
- Кричали сильно? – спросила Люся.
- Нет, не кричали.
- В угол поставили? Наказали? – сопереживала Таня.
Я отрицательно мотала головой.
Дети недоумевали: «Тогда что?»
- Они во мне разочаровались…и не разговаривали со мной весь вечер, - ответила я.
- Ну-у-у, это ничего… - заявил со знанием дела Гена. – Забудется…
Не забудется! Потому что мне было важно, чтобы меня родители уважали.
Я сделала вывод, что нельзя слишком увлекаться игрой, надо уметь вовремя остановиться и всегда прежде думать, чем что-то сделать.
Я зашла слишком далеко. Да, я собрала большие комочки шерсти, я победила, но это не принесло мне счастья.
Теперь я знала, что чересчур – это всегда плохо.
11. Петя-петушок или незаслуженное наказание.
У Аллы Андреевны не было любимчиков. Ко всем она относилась ровно, если ругала или наказывала кого, то за дело, по справедливости. Мы ей безгранично доверяли. Я мечтала стать воспитательницей детского сада, когда вырасту. Дома я рассаживала все игрушки и играла в детский сад. Я давала своим куклам, мишкам - имена ребят из группы. Особенно отличались у меня Коля Саталкин и Саша Максимов, известные озорники. Они ни дня не могли прожить без проделок. Мама и папа хорошо знали о них по моим рассказам и жалобам на родительских собраниях. Алла Андреевна просто не знала, что с ними делать.
Коля был худощавым белобрысым мальчиком с побритым под машинку лысым затылком и большими лопоухими ушами. Он часто моргал и щурил свои невыразительные серые глазки, постоянно усмехаясь чему-то и шмыгая носом, придавая вечно чумазому лицу насмешливое выражение. Его постоянно отправляли умыться, а также привести себя в должный вид и заправить рубашку в штаны, но через некоторое время он снова превращался в трубочиста. Саша наоборот, был всегда опрятно одет, густые черные волосы были аккуратно зачесаны на пробор, а темные карие глаза готовы были просверлить собеседника, заставляя отвести взгляд.
Ребята остерегались этой парочки, потому что в игре они часто входили в азарт и становились неуправляемыми: затевали ссору, толкались, грубо выясняли отношения, считая себя самыми главными. Воспитательница наказывала их чаще других. Наказания были такие: «Посиди рядом со мной, остынь; или если не умеешь дружно играть, покинь игру; или иди в группу и подумай в одиночестве над своим поведением; или ты не заслужил сегодня рисунка» и пр. Были, конечно, и другие ребята, которых наказывали, но я в эту группу не входила. И не потому, что была на особом положении, просто я никогда не нарушала правил. А если Алла Андреевна что-то просила принести или сделать, например, расставить стулья, кого-то позвать, то я неслась первой выполнять поручение.
Когда в очередной раз эти два неугомонных мальчишки снова вели себя плохо, Алла Андреевна обратилась к нам:
- Ребята, ну что же с ними делать? Я сама справиться не могу, а вы – коллектив, повлияйте на них. Давайте все вместе займемся их воспитанием.
Мы сразу откликнулись на призыв. Было очень приятно, что воспитательница просит нас о помощи, и мы по-своему, по-детски старались призвать к порядку шалунов.
- Тоже мне, нашлись тут воспиталки, - огрызались они, но все же несколько приутихли, понимая, что никто не захочет включать их в игру.
Стоял теплый весенний день. Светило солнце, пели птицы, жужжали шмели. Мы гуляли, нарядно одетые, у всех было приподнятое настроение, потому что в садике прошел утренник, посвященный 1 Мая - Дню солидарности трудящихся. Я держала в руках воздушный шар и прыгала на одной ножке по нарисованным мелом на асфальте классикам, мурлыча себе под нос какую-то песенку. Потом кто-то сказал про Первое мая, и в голове всплыла считалочка: «Первое мая, курочка хромая, петушок больной подавился колбасой». Я прыгала и всё громче и громче напевала: «Первое мая, курочка хромая, петушок больной подавился колбасой». Забыв про классики, я кружилась, без конца повторяя эту считалочку. Мне было очень весело.
Пробегавший мимо долговязый Петя вдруг остановился и спросил:
- Ты зачем обзываешься?
- Что? – не поняла я.
- Зачем дразнишься? Перестань, или я пожалуюсь воспитательнице.
- Никого я не дразню, с чего ты взял? – удивилась я. – Я пою сама себе: «Первое мая, курочка хромая, петушок больной подавился колбасой».
- А-а! Вот видишь! Алла Андреевна, Алла Андреевна, а Надя дразнится, - заныл Петя и побежал с обиженным видом к воспитательнице.
Мне стало смешно! Я только сейчас сообразила, что он - Петя и принял стишок на свой счет. «Ну, какой же он глупый, - подумала я. – Сейчас Алла Андреевна посмеется над ним да еще отругает, чтобы не жаловался: она этого не любила.
Но каково было мое удивление, когда Алла Андреевна подозвала меня и строго сказала:
- Нехорошо обзываться. Не ожидала от тебя, Надя! Пойди, сядь на лавку и подумай о своем поведении.
Гром грянул для меня среди ясного неба! Что это? Меня наказали? И даже не выслушали? И кто? Моя любимая воспитательница… Я-то думала, что она меня любит и понимает, какой я человек, а оказалось… Наказала совершенно ни за что.
- Алла Андреевна! Я никого не дразнила, я просто говорила вслух считалочку.
И я снова повторила четверостишие.
- Вот видите, даже при вас снова обзывается, – загундосил Петя. И на его глаза навернулись слезы. – Обидно же!
- Да уж! Иди, Надя, ты наказана! – проговорила она и посмотрела на меня с укоризной. Я хотела что-то возразить, но она пресекла мою попытку. – Ничего не хочу слушать. Я разочарована.
Я села на скамейку совершенно подавленная таким решением. Мои глаза от обиды стали мокрыми, но я сдержалась и не заплакала. Петя, довольный, подскочил ко мне:
- Получила? Теперь сиди наказанной. Не будешь дразниться!
- Отстань! – огрызнулась я. Но Петя не унимался.
- Сиди теперь здесь и не вставай! Алла Андреевна разочарована, понятно?!
- Иди отсюда, Петя-петушок, - зло проговорила я.
Праздничное настроение исчезло. «Хорошо, что утренник уже закончился, а то в таком настроении я бы не смогла выступать», – подумала я. На концерте я пела, танцевала и была занята в праздничном монтаже. Я сидела, понурив голову, а к горлу подступало что-то очень неприятное.
В это время неожиданно появился Коля Саталкин и, вырвав из моих рук воздушный шар, с размаху ударил им по голове Петю. Шарик – «бумс» – и лопнул. Оглушенный этим звуком, Петя пошатнулся, и, не удержав равновесия, повалился на землю. На площадке на какое-то время наступила тишина, ребята сначала не поняли, что произошло, а потом разразились смехом. Громче всех хохотал Коля.
- Немедленно Николай иди в группу и посиди в одиночестве, – приказала Алла Андреевна.
Но Коля не мог остановиться. Он заливисто продолжал смеяться, заражая смехом всех вокруг. Вся группа вскоре покатилась со смеху, как будто все проглотили смешинку! Смеялись до слез, до коликов в животе, сгибаясь пополам от неудержимого смеха. Не до смеха было только Пете, Алле Андреевне и мне.
- Слышишь, что я сказала? – повторила серьезно воспитательница, обращаясь к Коле. Он никак не прореагировал на строгий тон, а с независимым видом не спеша подошел к Пете и тихо сказал: «Не будешь больше жаловаться». Потом подмигнул мне и направился к зданию неторопливой походкой.
Дома я рассказала о происшествии, выказала маме свою обиду на Аллу Андреевну.
- Мама, ну почему она так поступила? Я ведь правда, никого не дразнила! Я просто сама с собой играла! Ты мне веришь?
- Конечно, дорогая. Не расстраивайся, все уляжется. И с Аллой Андреевной помиритесь. Время лечит.
- Но мне обидно! Очень!
- Понимаю.
Какое-то время я дулась на воспитательницу, держалась от нее поодаль, не старалась сесть рядом при чтении книг, не толпилась с остальными детьми около нее, когда она рисовала. Я, конечно же, простила ее за несправедливое, с моей точки зрения наказание, но не забыла…
Оказывается бывают ситуации, когда ты не имеешь возможности оправдаться, тебя понимают неправильно даже любимые люди.
12. Первая любовь…
Каждое утро я бежала с нетерпением в свой любимый детсад. И не только потому, что там у меня была интересная жизнь и множество друзей, но и из-за того, что там я могла увидеть одного человека. С первого дня я прониклась симпатией к Гене Темникову. Его глаза цвета неба притягивали к себе мое внимание. Рослый, светловолосый, он выделялся из всех ребят своей сообразительностью и явно был лидером в группе. Оказалось, (как я узнала позже) он нравится не только мне. Многие девчонки бегали за ним. В детской речи «бегать» за кем-то - значило влюбиться. Слово «любить» мы не говорили, но я тайно вздыхала от надежды когда-нибудь добиться его расположения. Мои подружки Таня и Люся тоже сохли по Гене, и иногда мы секретничали, обсуждали предмет нашего всеобщего восхищения, что еще больше нас сближало.
Как он относился ко мне – я не знала, но мне было достаточно того, что в душе моей начинало что-то приятно трепетать, когда я с ним разговаривала или держала за руку на занятиях танцами. Поскольку он и я хорошо пели, нас ставили запевалами перед хором, назначали в пару в танцах и различных сценках на утренниках, что вызывало зависть у моих соперниц. Каждая из девчонок нашей группы, да и всего садика мечтала оказаться на моем месте. Частенько мы видели, как девчонки из других групп издалека наблюдали за нашим Генкой, шептались о чем-то, указывая в его сторону рукой и противно хихикая. Мои бедовые подружки, заметив такое недопустимое поведение самозванок, становились на стражу покоя нашего кумира и прогоняли их. К кому именно наш красавчик имел расположение – для нас оставалось загадкой, поэтому каждая теплила надежду, что именно к ней. Это положение примиряло всех соперниц.
Сам же Генка знал, что по нему сохнет все детсадовское женское общество, и воспринимал это как должное, позволяя собой восхищаться, а периодически даже подпитывая чувства своих воздыхательниц ласковым взглядом или словом, отдавая предпочтение то одной, то другой. К тому же Генка главенствовал среди пацанов, которые мирились с повышенным вниманием девчонок к своему другу, признавая множество его достоинств и сами с удовольствием его слушались.
На вечерней прогулке мы с удовольствием играли в подвижные игры. Среди девчонок заводилой была моя подруга Люся, обладавшая боевым характером и организаторскими способностями. Она знала бесчисленное множество игр и умела организовать ребят. Мы любили играть под ее руководством, даже мальчишки подчинялись ее командам, и игра шла интересно, без ссор и споров.
Играли в жмурки, догонялки и очень любили «чью душу желаете». Игра заключалась в том, что мы разбивались на две команды и становились на расстоянии друг от друга, крепко взявшись за руки. Потом вызывали из другой команды игрока, чтобы тот бежал и пытался разбить сцепленные руки. Если он разрывал цепочку, то уводил в свою команду одного игрока, а если попадал в сеть, то оставался в этой команде. Легче было разрывать цепочку в самом уязвимом месте, у кого ладошки были слабыми, но тогда и победа приносила в команду не самого лучшего игрока. Я старалась прорвать оборону, которую держали крепкие руки, и очень гордилась, если это удавалось. Чаще всего требовали душу Люси и мою, потому что мы быстро бегали. Танину душу тоже желали, когда хотели заполучить пленника. Таня была пухленькой девчонкой, бегала медленно и, натыкаясь на цепь рук, сразу обмякала, оставаясь в команде противника.
- Чью душу желаете? – спрашивали мы хором.
- Надину! – неслось в ответ.
Я становилась перед шеренгой, взглядом выбирала место, где буду разрывать цепочку, и с разбегу устремлялась к цели. Я входила в азарт, щеки мои розовели, и я с удовлетворением наслаждалась победой над стиснутыми до боли ребячьими ладонями. Иногда я старалась разбить то звено цепочки, в которой стоял Генка, и если получалось, то брала его за руку и гордо вела в наш лагерь.
Моя подружка-пампушка Таня, не стесняясь, бежала именно в то место цепи, где стоял Гена, картинно натыкалась на стиснутые руки и с кокетливым смехом становилась в крепкое звено. Бежала она всегда очень смешно, держа руки впереди себя, как дрессированная собачка, и высовывая язык. Народ смеялся и подшучивал над ней, но по-доброму, потому что любили ее за добрый открытый характер и необидчивость. Хитроумная Таня однажды по секрету призналась мне, что специально замедляет бег, чтобы оказаться рядом с предметом своего восхищения. Я была возмущена до глубины души таким поведением и не могла поверить, что можно пренебрегать интересами своей команды, когда от тебя ждут побед! Я честно неслась всегда напролом и считала зазорным не оправдать возлагаемых на меня надежд. Я задумалась и поняла, что поступить так же, как Таня, не могу, и даже ей позавидовала.
Как-то раз мы устроили игру в догонялки. Мальчишки гонялись за девчонками, стараясь всех переловить и взять в плен. Мы мотались по всему двору, забегая на территории других групп, стараясь увернуться от стаи пацанов бегущих по пятам и расставленных ловушек. Всех пленников они вели в деревянный дом. Мальчишки грамотно устраивали на нас облаву, окружая со всех сторон, и девчонки, запыхавшись, попадали в сети. Вскоре все устали и выбились из сил, и оказалось, что на свободе осталась я одна благодаря своей сообразительности, которая позволила мне ловко уходить от преследователей, разгадывая их коварные планы. Я летала, как лань, подобно загнанному зверю, уходящему от хищника. Догнать меня было непросто, мальчишки разработали целый план захвата, окружали меня кольцом, но я, резко меняя направление движения, перепрыгивая через препятствия, вырывалась на волю. В домике пленников раздавались восторженное возгласы одобрения в мой адрес, но игра затянулась, и стоять без движения в тесном домике пленникам было скучно: ведь всё внимание ребят было приковано ко мне. Вскоре девчонки кричали:
- Надя, ну, хватит! Давайте уже заканчивать игру!
Изрядно измотав своих противников, я сделала еще один круг по двору, и вдруг на дорогу передо мной неожиданно выбежал Генка. Он широко раскинул руки, преграждая мне путь. Я неслась на него с бешеной скоростью, но все же успела заметить лазейку, куда могла свернуть, но вдруг я вспомнила хитрость своей подруги, и меня, как молнией, пронзила мысль, что именно сейчас подвернулся удобный случай завершить игру: и авторитет мой не пострадает и попаду в руки Генки. Я позволила себя поймать, влетев на скорости в объятия моего героя, который, стараясь меня удержать, крепко обнял, чтобы я не вырвалась, и под общее победное гиканье и возгласы одобрения мальчишек, довольный собой, повел меня к остальным пленницам. Все поздравляли его и восхищались моей быстротой и стойкостью. А я замирала от счастья и была довольна своей находчивостью, добродушно посмеиваясь про себя: «Знал бы ты, Геночка, что я специально поддалась тебе. А то бы ловить вам меня и ловить!» Но в этой своей уловке я никому не призналась. Это осталось навсегда моей тайной, а Гена наслаждался победой.
Я сделала вывод, что сообразительность необходима человеку.
Да, теперь я была далеко не тихоня, совсем не похожая на сверхпослушную замкнутую девочку из первого детского сада.
Своему превращению я была очень рада, потому что жила свободной, полной жизнью в кругу друзей и множества игр.