В бульварном романе это звучало бы как «Дни тянутся своей нескончаемой чередой». Но было пора уже, что-то делать. Надо бежать без оглядки. Бежать к свободе, у моего жизненного пути есть сердце, и я должен по нему идти, невзирая на опасность и дьявольский страх. Звучит как второсортная беллетристика, но я точно знаю, сейчас другого выбора нет. Стоит только промедлить - и все кончено. Я должен бежать. Решетка на окне в туалете наконец-то мне подалась, я потратил титанические усилия на эту простую конструкцию, которая была преградой к новой жизни. Но нельзя медлить, охрана поймет при первом порыве сильного ветра, что на месте замка стоит ржавый гвоздь, попавшийся мне под руки по воле создателя вселенной. Мне надо срочно попрощаться с Мухаммедом, у меня появился настоящий друг, это бывает очень редко в моем возрасте. Не хочу уходить, не попрощавшись, но его нигде нет. А время убегает. Ну что ж, поехали. Я забежал в туалет и прикрыл за собой дверь. В уборной не было ни души, я открыл наполовину замазанную желтой краской раму, она уже не так сильно трещала, как в первые несколько раз, вытащил гвоздь из засова железной решетки. Я распахнул окно. Свобода! Подул свежий весенний ветер, на улице шел снег хлопьями, это было удивительно. Как я давно не видел настоящую жизнь. Осталось только спрыгнуть со второго этажа и все будет закончено, точнее все начнётся. Новая жизнь! Вдруг, я услышал, как из кабинки туалета вышел Федор Заслацкий. Что до самого туалета, то он выглядел по-армейски неказисто. И Заслацкий распрямился во весь рост, не видно было только его рук. Я подумал, может быть, он держит пистолет?#6
А.: Я пошел Федор.
Заслацкий: Покидаешь нас навсегда?
Он был чертовски спокоен.
А.: В этой истории нет лишних персонажей, все тут что-то да значит.
Заслацкий: Ты думаешь, что мы в романе А.?
А.: Это больше тянет на поэму.
Заслацкий: Ты правда думаешь, что существует создатель всего этого? Нас с тобой и этого мира. Придумывает всю эту историю. Он сейчас сидит и пишет под тусклой лампой наши с тобой диалоги?
А.: Возможно под лампой дневного света.
З.: Брось, А., никакого создателя не существует. Его нет. Это просто массовый гипноз культуры.
А.: Я должен бежать, Федя.
З: А ты никогда не думал остаться с нами здесь, стать частью всего этого?
А.: Частью Психиатрической лечебницы?
З: Ну хватит уже. Наша Шарашка - это не дурдом для пьяниц, поймавших белочку. Ты даже не представляешь, как мы близки с тобой.
А.: Я должен вырваться отсюда.
З: Ты про «русский мир» слышал? Вполне неплохая такая нацидейка, и на слуху у всех была, и карточки для банка и война даже. А что досталось мне после нее? Только гонение. «Ты придумал идею только для ваты!» – кричал наш полоумный сэнсэй. Я могу тебе много рассказать о нем. Ты его совсем не узнал.
А.: Мне плевать на доктора. Мы здесь просто производим патроны. Вот и все. Раз патрон оказался не нужным, его выкидывают на свалку истории.
З: Ты не прав, А. Мы дарим людям надежду.
А.: Ты правда веришь, что когнитариат#7 может изменить мир? Что может дать мне твоя Шарашка?
З: Уважение!
А.: Она дает только уважение рабов. Я не хочу, чтобы дурни смотрели мне в рот и восхищались мной. Большинство из вас просто хотят быть на слуху, выдавая старые штампы за свои идеи. И ради этого вы живете? Ради удивлённых взглядов мертвецов, вы выкрикиваете лживые листовки!
З: Софист ебучий, хватит нас демонизировать. Посмотри на себя, что ты-то хочешь?
А.: Что мне нужно вас не касается. Бог разберётся, что к чему.
З: Презираешь меня?
А.: Нет Федор. Просто мне пора. Меня ждет свобода.
З: О какой свободе ты говоришь, А.? Ты понимаешь, что нельзя создать произведение искусства, находясь в полной свободе! В свободе от всего. Все великое искусство создано под тяжелым диктатом. Только в условиях диктата появляются аллегории и смыслы. Только в условиях диктата можно получить настоящую любовь.
А.: Значит, у всего есть выбор. Либо великая свобода, либо великая любовь.
З: Свобода - это и есть смерть!
А.: Тогда я выбираю любовь, но только на грани смерти.
З: Так мы тебе эту грань устроим.
Вбежал Думов: «А., тебя срочно ищет Доктор, послал охрану тебя найти, они настроены крайне недружелюбно. Нихуя себе, окно открыто!»
- Думов, держи дверь! Я бегу на волю! - крикнул я.
- Говно вопрос! Ударить ли по ним мне алебардой? Прыгай, А.! – Думов подпер дверь своим мясистым плечом.
- Прощай, Заслацкий, хватит этих философских рассуждений. Ладно, я признаю – я был не прав! Не стоит постоянно демонизировать власть. Если посмотреть немного по-другому, то нет отличия между Понтийским Пилатом и Иешуа, они просто разные отражения великого Абсолюта. Прощайте! Я должен увидеть весну!
- Выбор всегда за тобой. Коль родины судьбу, открытую тебе, предвиденье могло бы отвратить, - сказал Заслацкий.
Охрана начала ломиться в дверь. Я поднялся на раму и прыгнул вниз.
- Слава России! – прокричал Думов, когда охрана уже вломилась в уборную.
Я приземлился не совсем удачно. Отбил правую ногу и все же, сразу побежал без оглядки к забору. Перелез его и полетел в будущее. Сердце стучало громко, как новогодний фейерверк, который не хотел останавливаться. Когда психбольница еще была не так далеко от меня, я не удержался и обернулся, чтобы посмотреть на нее. На это трехэтажное, белое кирпичное здание. Так странно, я пробыл там так много времени, а сейчас смотрю на нее с другого ракурса. Я посмотрел на небо над больницей. Оно казалось больше, чем оттуда.
«Значит, выпрыгнул через окно, - доктор осмотрел уборную взглядом бездушного рентгена. – Взял и открыл окно с железной решеткой и побежал на волю? Вы оба планировали побег, Думов? Лучше скажи правду».
Думова держали два санитара, у него была сильная отдышка, на миг он поднял свою голову с пола и пронзительно посмотрел в открытое окно: «Вся власть учредительному собранию!» – прокричал он. – «Уведите его,- приказал доктор.- С тобой, Заслацкий, поговорим позже». Доктор пошёл в палату А., Мухаммед сидел на своей койке, в руках у него был один листок бумаги. «Он оставил свои размышления, насчет национальной идеи? Дай мне их», - приказал доктор. «В мире больше нет революций, которые ты мог бы разжечь», - сказал Мухаммед и отдал рукопись доктору.
Я помню юное то лето,
Мы были счастливы тогда,
Жара надежды, проблеск света,
Вином забитая тоска,
Плывешь со всеми, но одна ты,
Ты хочешь искренней любви,
Подбросит фатум вверх монеты,
Хоть раз должно нам повезти,
Услышишь клевую ты песню,
И улыбнешься миру вновь,
Прости меня за всё на свете,
На рифму наложу я скорбь,
Проснешься утром не одна ты,
Увидишь образ вдруг в ночи,
Прощай, великая держава,
Последний танец, не спеши
#6 Что касается уборных в психиатрических больницах, они схожи с армейскими туалетами, выглядят они примерно так: в один ряд стоят кабинки, двери на которых очень маленькие, сантиметров 50-60. С низу двери небольшая прощелина, см 25-30. Если человек встанет во весь рост, даже если он среднего роста 165-170. То верхняя грань дверного полотна будет ему по грудь. Но рук видно не будет.
Чем отличается когнитариат от пролетариата сказать относительно тяжело. Когнитариат - это люди интеллектуального труда, продающие свою рабочую силу. Пролетариат - это просто люди, продающие свою рабочую силу. Есть ли разница в махания метлой и доказательством теоремы Пуанкаре, не знаю, додумайте сами. Что насчет «шарашки» - это название на тюремном сленге Научно-исследовательского института и какого-то особого Конструкторского бюро под покровительством КГБ. По слухам и проверенным источникам, в давние советские времена Комитет Государственной Безопасности или, когда его еще не было, другие коалиции сгоняли в тюрьмы всех представителей интеллигенции, давали задания создать атомную бомбу и не выпускали их до талого.
#7 Чем отличается когнитариат от пролетариата сказать относительно тяжело. Когнитариат - это люди интеллектуального труда, продающие свою рабочую силу. Пролетариат - это просто люди, продающие свою рабочую силу. Есть ли разница в махания метлой и доказательством теоремы Пуанкаре, не знаю, додумайте сами. Что насчет «шарашки» - это название на тюремном сленге Научно-исследовательского института и какого-то особого Конструкторского бюро под покровительством КГБ. По слухам и проверенным источникам, в давние советские времена Комитет Государственной Безопасности или, когда его еще не было, другие коалиции сгоняли в тюрьмы всех представителей интеллигенции, давали задания создать атомную бомбу и не выпускали их до талого