XIV

Алиса Караева
Я пыталась бросить курить миллион раз. Всегда при очередной попытке вспоминается чеканный анекдот: «Бросить курить легко – я бросала тысячу раз». Не помню, когда я впервые почувствовала Молоха, наверное, когда пыталась порвать с никотином. Я почувствовала, как он меня ест, меня как будто физически тогда потащили в магазин за сигаретами. Я заплакала, забегала, заприседала по квартире, начала ходить кругами – только бы не курить, не хочу, не буду больше. Надо только перетерпеть, ведь прошло уже полторы недели. Я пыталась смотреть телевизор, но ничего не получалось, я ела, но думала как бы покурить после обеда, о книге и речи быть не могло. Помню, тогда я оделась и присела у себя на диване, мой голос кричал – не ходи, терпи. Я собралась с мыслями, разделась, снова начала ходить кругами по квартире, пыталась слушать музыку, но мысль о сигарете отогнать не получалось, потому что я привыкла курить у себя на балконе и слушать свою любимую музыку, это был мой ежедневный ритуал, это был самый приятный момент в уходящем или начинающемся дне. Это был самый счастливый момент в течение дня! Самое худшее в прерванном курении - это молниеносные мысли, которые бьют прямо из глубин твоего подсознания. Вдруг всплывают неожиданные воспоминания о различных, не самых приятных моментах твоей жизни или счастливые отрывки, но это редкость. В этих мгновениях по тебе будто проносится разряд электричества, который после удара еще потряхивает твое болезное тело, стремящееся к освобождению от курения. Заглушить такие воспоминания возможно только сигаретой, и в этом состоит большая проблема для освобождения от вредной привычки. Ты не понимаешь, чем можно заглушить это чувство, а уйти от него надо прямо здесь и сейчас. У меня было несколько попыток суицида, ужасней всего в этих воспоминаниях вот это чувство. Ты как будто находишься под водой, и тебе надо срочно вынырнуть наружу. Ты не можешь никак избавиться от этого ощущения. Оно везде. Всегда возникает последняя мысль – когда остановится сердце, я вынырну или нет? Логика подсказывает: да, ты вынырнешь и наконец-то вздохнешь, но, кто знает, кто знает. И вот я сижу в своей комнате, одетая в куртку и теплые штаны, обливаюсь потом, но не иду в магазин. Снова раздеваюсь, снова одеваюсь. Я тогда буквально почувствовала его и не смогла сопротивляться, оделась и пошла за сигаретами. Когда я купила пачку, у меня еще были сомнения, может быть, не стоит открывать ее, не нужно. Но где-то глубоко в себе я уже понимала, что все произошло и до моей первой сигареты осталось совсем немного. Открыла пачку и посмотрела на сигарету, насколько удивительный продукт воистину как конфетка, только для взрослых. Белая тонкая бумага с маленькими, еле заметными серыми линиями, обвивающими сигарету и элегантными, маленькими буквами, марка на белом ватном фильтре. Я застала еще то время, когда на фильтре у сигарет не было маленьких кнопок переключающих вкус: арбуза, мяты, ментола и т.д. Насколько хитрое и страшное изобретение, которое ускоряет твою смерть. Я затянулась и почувствовала освобождение, будто кто-то все это время стоял у меня над душой, а теперь я получила долгожданную свободу. Но, закончив курить, я в очередной раз начала винить себя в малодушии, надо было только перетерпеть и все. Бывали моменты, когда я бросала курить дольше, чем на две недели; один раз я бросила на четыре месяца и практически не тянуло, за исключением снов, в которых ты куришь и наслаждаешься процессом, потом прямо во сне ловишь себя на мысли, что бросила курить, потратив на это так много усилий и сил, и ты оттягиваешь сигарету на уровне вытянутой руки и понимаешь – да, я курю. В этот момент резко просыпаешься в поту и с болью в животе от страха. Это один из худших ночных кошмаров, потом очень сложно уснуть, даже, если все это звучит забавно для некурящего, но, поверьте, я не шучу, это наихудший ночной кошмар, который я когда-либо видела, а в этой жизни у меня их было немало, не говоря уже о клинической смерти. Беда заключается в том, что, когда один вышестоящий над тобой бог проголодался, ему очень тяжело сопротивляться и  так приятно отдаваться. В редких перерывах рабочего дня, когда можно покурить, клево просто забыться. Это небольшой подарок, который я дарю себе. Каждый человек любит делать себе подарки, мне нравится покупать себе платья, но вот зарплата не позволяет такой роскоши, не говоря уже о путешествиях, так что я выбрала сигареты. Мне кажется, если вся эта чушь про загробный мир правда, то после смерти будет то же самое, что при жизни, тот мир - это зеркальное отражение этого. Буду ли я съедена после смерти, или меня едят только при жизни? В массовой культуре великую силу набрал культ еды. Такого количество кулинарных программ, такого неимоверного количества различных видов еды в магазинах не было никогда. Сегодня люди часто говорят о еде, выпущено миллион книг по кулинарии. Помню, когда интернет стал только появляться в нашем мире, (а я еще застала эту эпоху), я в сети увидела фотографию, которая подвергла меня в шок. На этой фотографии был изображен неизвестный мне мужчина средних лет, он сидел за обеденным столом в ресторане, а на тарелке у него лежала еда.  На самой фотографии не было больше ничего, ни красивого заката, в котором можно увидеть бренность жизни, отсутствовал  великий пейзаж, в котором религиозный человек мог бы утвердиться в своей богобоязненности, не было великой архитектуры, подчеркивающей силу и упорство человеческой души. Этот безликий мужчина сидел в кафе, на тарелке была уложена красивая еда, именно тарелка была главным персонажем фотографии. Я была совсем юной, когда увидела это фото, до сих пор помню то чувство страшной вульгарности, в которое я окунулась. Он же все это съест, мог бы насрать в тарелку и сфотографироваться с ней – вот, о чем я тогда подумала. Прошло не так много времени по меркам жизни безымянного человека из толпы, как эти фотографии вдруг стали популярны. То, что мне впервые показалось пошлым, теперь сделал каждый. Но что самое удивительное эти фотографии мне не кажутся вульгарными сейчас, не знаю почему. Вообще любые рассуждения о еде в текущем дне - это тема очень закрытая. Ты можешь затронуть святыню, ненавидеть власть, идти против общества, покушаться на жизнь и т.д., но, если ты правда хочешь настроить общество против себя то напиши критику еде. За это тебя могут распять. Еда стала божеством в нашем мире, универмаг стал церковью, продавцы попами. Какие все же удивительно-красивые светящиеся вывески при входе в святыню. Когда туда заходишь, даже перекреститься не надо. У это божества нет своих апостолов, это божество непознаваемое и такое необходимое всем нам сегодня. Оно дарит нам счастье прямо здесь и сейчас и чувствовать душу и энергию курицы внутри себя не считается зазорным, как и поклоняться этому богу на улице. Ритуальное поклонение ему - это древнейшая традиция у людей вне зависимости от расы, от убеждений, от эпохи. Может ли этот бог умереть? Вспомните все застолья, которые по праздникам и в обычные дни вы провели с самыми близкими и дорогими людьми. Но самое ужасное, что после смерти ты, да, ты, мой читатель, который сейчас держит эту рукопись  в своих руках, ты, который своим умным взглядом идешь по этим строчкам,  ты будешь съеден. Готовься стать едой. Ты, конечно, убежден, что ты высшее существо в этой ебучей системе, так же думает корова, которую доят каждый день, а в конце жизни ее убивают, или не в конце, а когда она созреет для еды, так что будь готов. Из тебя получиться неплохой деликатес, хотя нет, знаешь, я сейчас тебя рассмотрела, ты будешь лишь ничем не запоминающейся закуской, никак не хорошим блюдом, не пьянящим коньяком, не убийственным героином для высших существ, ты - фаст-фуд и, съедая тебя, даже не заметят, кто ты и какую ты там сраную жизнь прожил, что ты думал, о чем ты мечтал. По каким строчкам? Странный голос у меня в голове. Я же не в романе каком-то. Мы должны убить бога - это наше с вами предназначение.  Если бы я была персонажем романа, я бы искренне желала смерти своему создателю, он не вечен, как и я. Хотя в целом мне плевать на автора, раз уж все так сложилось, значит, так было нужно. Мы все попадем на стол к толстому обожравшемуся богу и будем ждать своей очереди, но не стоит переживать, мы даже не поймем, что нас съели,  Курица не понимает, что ее съедят, смотря вечерние новости, она даже не понимает, что такое новости. В некоторых популярных религиях строго запрещено есть свинину. Это поразительно, неужели древние люди поняли, что, если питаться каким-либо существом долго, то можно измениться на каком-то внутреннем ментальном уровне, а что, если это правда? Людей так много, как и богов, которые нас будут есть. Интересно, люди моей страны, какой из себя продукт они будут представлять? Не то, чтобы я патриотка, но, думаю, мы ничем не хуже на закусь, чем европейцы или американцы. Нас, конечно, дробят, воспитывают по-разному, так и сяк заставляют смотреть на мир, разные виды, разный вкус.  Кто мы для животных, которых едим - мы для них боги. Мы проделываем с ними такой невероятный ужас, за который каждый из нас должен гореть в аду. Ведь это живые существа, у которых тоже есть порог боли, не такой, возможно, как у нас, так как  животным  чужда меланхолия и депрессия, но также не знакомо великое счастье и чувство юмора, эйфория мысли. Мы обрекаем их на пожизненное рабство, на постоянный контроль, на жизнь в оковах под нашим чутким присмотром, чтобы в конце убить их и съесть. Так же, как боги над нами, мы кормим их и взращиваем только для того, чтобы съесть в итоге. Если в этом ебучем мире есть хоть капля справедливости, то после смерти человек должен почувствовать боль каждого съеденного им существа за жизнь. У этого существа тоже была собственная жизнь, по какому моральному праву ты забираешь его жизнь, чем ты сильнее его? Надеюсь, тот бог, который меня съест в конце моего существования, тоже поймет это, когда его будет есть Демиург гораздо выше его. Для животных мы - боги и над нами тоже есть божество, может, оно, как и для животных, всегда рядом только мы его не видим. Может это наша планета? Интересно, как планеты трахаются, наверное, когда прилетает астероид, тут и новая жизнь после секса, появились мы. Какой порог боли у планет, какой порог эйфории? Возможно, я после смерти стану планетой, потому что животным в прошлой жизни я уже точно была, раз я испытываю такие чувства к ним. После смерти в воплощении планеты ты полностью выходишь из игры? Или становишься вселенной и их бесконечное множество? Эх, все это бред. Мне в этой жизни не судьба подняться по карьерной лестнице. Я закончила обед, съела курицу с гарниром, мои размышления о вегетарианстве опять подошли к концу после съеденного мяса. Звезды, планеты, люди, животные, насекомые. Планете, наверное, страшнее умирать, чем людям, это то же самое, как смерть человека и букашки. Но там и жизнь дольше. О каком отказе от мяса может быть речь, я курить-то бросить не могу. Еще шесть часов и можно ехать домой, надо возвращаться в офис, сидеть перед компьютером, который высасывает энергию. ****еть, конечно, не мешки ворочить, только на работе я целый день молчу, уткнувшись в монитор. Работа вроде бы умственная, но вот, когда возвращаешься домой, чувствуешь себя, как будто пробежала гигантский марафон.  Вообще в моей жизни не происходит ничего из ряда вон выходящего, пустая жизнь, обычная, как и у всех, наверное. Сегодня утром выгнали из церкви. Я опять приехала на работу на час раньше, на улице зима. Я беру с собой книгу в дорогу, из последних сил пытаюсь не скатиться к бездумью, стараюсь читать. Так вот, на улице зима, а читаю я в основном в обед, когда есть 25 минут свободного времени, пытаюсь даже читать в бесконечных пробках. Вот только утром, когда стоишь в очередной пробке, так хочется спать, что не можешь даже аудиокнигу в плеере слушать, ничего не понимаешь, что там говорят, голова хочет отдыха, а после работы, когда опять затор на дорогах и ты стоишь в пробке, хочется не то, чтобы спать, просто уже не до книг.  Но в обед я более или менее настроена немного почитать. Только я не про обед, так вот приезжаю я на час раньше, почему-то доехали быстрее, пробок не было, так иногда бывает, приезжаешь на работу всего за двадцать-тридцать минут, так обычно я стою в пробках полтора-два часа. На работу мне к восьми, так что я просыпаюсь в 5:05 в 5:15, я долго раскачиваюсь, в общем, холод, я приехала раньше на час, хожу курю, еще ждать пятьдесят минут до начала рабочего дня, а Россия так устроена, что для людей в ней ничего не придумано, то есть когда пала завеса и к нам завезли свободу, то стали сидеть в каких-нибудь кафе, но только за деньги. Ну я имею в виду купить кофе и просто сидеть, ждать чего-нибудь, так-то кафе и без крушений завесов были. А за бесплатно в России нигде не посидишь. На улице в девяноста трех процентах времени из всего года, погода непригодная для жизни. И остаётся разве только проводить время в подъездах и в оставшиеся семь процентов на лавочках, вот почему у всего нашего населения все молодые годы связаны в основном с подъездами. У меня была книга Льва Толстого «Война и мир» про любовь там и про войну, тоже интересно. Я решила ее всю прочитать в перерывах на обед, чтобы хоть как-то мое поедание Молохом сделалось немного сносным. И вот я утром хожу-брожу по темным, утренним  улицам, в итоге решила зайти в церковь, там не было ни единой души. Я села на лавочке в церкви, достала Толстого и начала читать. Тут, как кирпич в лицо, ко мне подбегает священник и говорит:
– А что вы тут делаете?
Я ему отвечаю:
– Я здесь сижу.
– Что читаете? – спрашивает он.
В моей голове пробежал большой разряд электричества, так как своему ответу я удивилась сама:
– Я читаю псалтырь.
 Он протянул руку, этот жест нарушил все, он явно просил книгу, а переплет был старый, еще советское издание. Именно поэтому я и ответила – псалтырь. Помню, когда-то моя мама его читала, она говорила, что он успокаивает, даже не знаю, почему я ответила «псалтырь». Ну и пришлось дать ему книгу. Он открыл книгу и произнес:
 – Толстой.., – в его голосе была презрительная интонация, он повторил еще раз с еще большей укоризной в голосе.
– Толстой. Ну да, – ответила я.  – Он практически святой.
Священник сказал:
– Нет, здесь читать нельзя.
Пришлось встать и уйти. Что я лишняя, поняла сразу, как зашла туда. Баба, торгующая свечками, уставилась на меня, а потом побежала за попом. Я присмотрела эту церковь еще две недели назад, когда в обед решила прогуляться, работаю в верхней части города, то есть в центре. А в этих церквях никогда не отпевают умерших и, вообще, кому я могла помешать, сидела в уголке и тихо читала. Вышла и закурила сигарету, вот так вот выгнали из церкви, до начала рабочего дня еще сорок минут, зашла в подъезд жилого дома, достала книгу, было холодно даже в подъезде, а на улице стоял сильный дубак. Один из жильцов, спускающихся вниз по пролету, увидел меня обругал:
– Что вы здесь делаете!?
– Да книгу я читаю, ничего запрещенного, до работы еще долго. Пожалуйста, дайте здесь постою, – пыталась я объяснить.
Но все без толку, меня и оттуда выгнали. На улице стоять холодно, даже если и стоять, то снег будет падать на страницы. Вот у курицы вся судьба предписана. День прошел, и я возвращаюсь домой дорогой Язида. Легла в постель, по спине, как будто с размаху уебали лопатой, именно так она зудела, а ноги ломило. Еще один день из моей жизни. Пару лет назад я встречалась с парнем, который только вернулся из армии, он рассказывал, что в конце дня, перед отбоем, когда рота уже лежала в постелях (или, как он говорил - «чалили на шконорях») подходил старшина и громко кричал на всю роту (на сто с лишним человек). Он кричал:
– Рота! Еще один день прошел!
И вся рота дружно в ответ кричала:
–НУ И НАХУЙ ОН ПОШЕЛ!
Старшина выкрикивал:
 – Завтра будет день опять!
И рота отвечала:
– НУ И В РОТ ЕГО ****Ь!
Такая вот армейская поговорка, которая учит относиться к жизни с долей юмора. Правда, в последнее время я уже не разделяю данную философию жизни. В школе хотелось, чтобы время  быстрее прошло и все изменилось. Даже в институте иногда время тянулось, но после где-то двадцати одного года время бежит неимоверно быстро, много требуется времени понять, что жизнь всего одна и второй не будет,  каждый прожитый день исчезает безвозвратно, ты будешь терять свою молодость все быстрее и быстрее, силы будут уходить и в конце все, наверное, кончится. Вот моя самая худшая проблема в жизни, я не могу быстро заснуть, если только не пьяна в ноль. Мне уже так сильно хочется спать, завтра на работу, и я так заебалась за этот день, а только лягу и начинают скакать различные мысли, которые не дают погрузиться в забытье, сраные воспоминания. Надо включить телевизор на пятнадцать минут, чтобы лишиться мыслей и в сон. Я дотянулась до мобильника, посмотрела будильник,  через 5:35 подъем. ****ь. Ну, значит 15 минут можно посмотреть. Щелкала каналы, остановилась на круглосуточных новостях.
- Это позор всему нашему телевидению, до чего мы дошли? Хотя и программа была вечерняя, но ее могли смотреть дети, а что до Грехова, то он просто псих. Его надо было лечить, а не интервью брать.
Главная камера перешла на телеведущего.
- Ролик с интервью за сутки набрал 715 миллионов просмотров, сейчас он был удален из-за цензуры. Так или иначе, Высшее проявление искусства, обсуждает весь мир. Многие западные издания высказали мнение, что Высшее проявление искусства или самая великая шутка в истории - это лакмусовая бумажка, по которой сегодня можно увидеть культуру общества…
Не стала дальше дослушивать у нас каждый день кто-то показывает высшее проявление искусства, но все же взяла мобильный, решила посмотреть в интернете,  что там произошло на самом деле. В поиске вбила: “Высшее проявление искусства”. Многие видео были заблокированы, но через сорок пять секунд нашла. Аннотация к видео была следующая: “Интервью с кинорежиссёром Данилой Греховым – ЖЕСТЬ”.
Сегодня этих интервью как… в общем много, ну что там сказали такого, что набрало так много просмотров. Снова взглянула на будильник, решила глянуть перед сном хотя бы минут десять, режиссёра этого я знала, в нашей стране имел образ отпетого панка, хотя фильмы его дерьмо, но это на мой вкус, я нажала на перевернутый треугольник, который смотрит вправо от меня и полилось интервью с центрального канала России.
- Транс-це-де-н-та-ль-но, как писал покойный русский классик, вот и все.
Интервьюер – Давайте поговорим о ваших родителях.
Кинорежиссёр – Мои родители погибли при страшном пожаре
Интервьюер после небольшой паузы – Вот я уже старый человек и моих родителей давно со мной нет. Я могу лишь сказать одно. Надо ценить каждое мгновение, проведенное с ними, когда я был в вашем возрасте, этого не понимал. Нехорошо так говорить о живых родителях, поверьте мне.
Кинорежиссёр – Я снимал свои фильмы не для того, чтобы понравиться своим родителям. Если хочешь понравиться своим родителям стань депутатом. Я снимал кино для искусства. Но все это в прошлом, я придумал великую шутку, вернее я придумал лучшее произведение искусства в мире.
Интервьюер – Вы с самого начала говорите о наивысшем проявление искусства, но как-то аккуратно выходите из разговора, может быть расскажете поподробней об этом?
Кинорежиссёр: Я не только расскажу, я покажу его сегодня вам, прямо здесь. Думаю, время пришло.
Интервьюер – Конечно... Что для вас искусство? Наивысшее, что это?
Кинорежиссёр – Я понял, каково наивысшее произведение искусства. Наивысшее произведение искусство для меня - это искусство без претензий на что-либо. Без жажды понравиться кому-либо, без желания получить, что-либо взамен. Это, как любовь, настоящая, чистая любовь, понимаете? Когда ты даришь девушке цветы, просто потому, что ты ее любишь, а не потому что ты хочешь затащить ее в кровать. Не для того, чтобы получить что-то взамен. Можно ли создать искусство без претензий на что-либо? Я долго думал над этим, и я понял, что такое наивысшая шутка этого мира. И сейчас я ее покажу.
Кинорежиссёр достал из внутреннего кармана пиджака маленькую бутылку водки и налил себе в стакан.
Кинорежиссёр – Эта страна обязывает. Я понимаю, у вас здесь цензура, так что в бутылке вода.
Он выдохнул и выпил половину налитого стакана, потом немного отдышался, в студии была тишина.
Кинорежиссёр – Существует один минус моей великой шутки. Мир изменчив, и в этом его постоянство. После того, как я покажу самое чистое искусство в мире, кто-то другой покажет его снова, но уже изящней, чем я, умней и креативней, как говорят сейчас. Мне иногда кажется, что это мой самый главный грех в жизни. Я очень долго размышлял над великой шуткой и ее последствиях.
Интервьюер – Да, наш мир, все время меняется.
У кинорежиссёра покраснели глаза, он вот-вот хотел расплакаться.
Интервьюер –
Кинорежиссёр – Ну к делу… Самое высшее искусства в мире… Погодите. Дайте насладиться моментом, я так долго шел к этому месту, ну вы понимаете. Чтобы люди обо мне не говорили до этого и потом, я победил. Я даю интервью в прайм-тайм на центральном телевидении, и тут сидят только победители, те, кто победил в жизни. Есть одна теория,  что всех нас формирует общество, то есть, если бы Достоевский, Шекспир или Гомер родились в наше время, они бы были совсем другими, писали бы другие произведения. Ведь говорят: автор умер. То есть не личность пишет произведения, снимает фильмы, создает музыку, а эпоха общество, коллективно-бессознательное. Если бы Пушкин жил в наше время, то он писал бы другими словами. Все, кто попал в анналы истории или сюда на телевидение, всех нас вырастили глаза и мысли людей по ту сторону экрана. Если бы мы были и вправду не от мира сего и очень сильно отличались от людей по ту сторону, то мы бы здесь не сидели.
Интервьюер – Но мы здесь, потому что мы отличаемся от других.
Кинорежиссёр – Не совсем так, мы просто более усваивающиеся что ли, кто-то больше, кто-то меньше, но если бы мы не были, ну как сказать…воспринимаемые, то мы бы были ненужными и пустыми. Если бы мои фильмы не понравились людям, я был бы пустышкой, хотя бы и остался самим собой. В этом парадокс, мы просто навоз культуры, но я искренне верю, что мы можем пойти наперекор тирании культуры и показать свое сердце. Так вот оно, самое чистое искусство в мире, моя великая шутка для вас.
Кинорежиссёр налил себе еще полстакана водки и выпил. Наступила минута тишины. Грехов достал из кармана пулю. Аккуратно поставил ее капсюльным гнездом вертикально на стол.
Кинорежиссёр – Самое великое искусство должно помогать людям прикоснуться к Богу.
Потом он достал револьвер. Зарядил пулю и покрутил барабан. Приставил револьвер к виску и нажал на спусковой крючок. Тишина.
Камера показывает изумлённое лицо интервьюера.
Интервьюер – Вы думаете самоубийство высшее проявление искусства?
Кинорежиссёр (плача) – Вы не понимаете, пуля настоящая, это высшее проявление искусства, без претензий на славу, на то, чтобы тебя помнили, чтобы получить что-то взамен!
Кинорежиссёр приставил пистолет к виску и снова нажал на спусковую скобу. Тишина.
Интервьюер (взволнованно) – Это прямой эфир, мы сейчас остановим съемку. Как вы пронесли пистолет? Только не говорите, что он настоящий!
Кинорежиссёр приставлял пистолет к голове, нажал на курок, раздался громкий выстрел.  Простреленная голова знаменитого режиссёра лежит на столе. Крупным планом показано изумлённое лицо интервьюера, по которому стекают маленькие капли крови, съемка остановлена. На экране показана радуга и слышен неприятный писк.
Я выключила интернет и пошла курить на балкон. Да конечно, дожили, теперь, чтобы быть услышанным, надо сыгратьв русскую рулетку на телеке, вот мне никогда не хотелось славы. Да и людям мне сказать особо нечего, может быть, поэтому я никогда не хотела детей. Я выбросила сигарету на бога, лишний раз засоряя его, как обычно поругала себя в этом, но ведь там у подъезда убирают, так что прости.  Почистила зубы и улеглась спать. Ну и что он этим доказал, ну застрелился на людях, все люди искусства хотят быть как Иисус Христос, но не всех распнут, Иуда редко приходит на помощь,  так что распять  себя приходится самому, а мир надо менять, будить серое быдло, безымянных работяг. Воспитывать и учить нас. Проверила еще раз, чтобы будильник сработал, на работу завтра, только бы без сильных пробок, а поесть забыла приготовить, вроде бы рис остался, завтра пятница уже, в выхи посплю, можно фильм какой-нибудь посмотреть, Грехова, например, или, может, руки к книге дотянутся, завтра быстро пролетит, можно пиво попить, высшее искусство… сорок мертвых кроликов… лучше бы не смотрела всего этого… а, у меня же сосиски в морозилке остались… … галоген мне сжег глаза, потому что мне ****а. Как все произошло и что к чему, дальнейшее – молчанье.