Дороги, которые мы не выбираем

         
1. Кто это?

Свежий, черный «Мерседес» свернул с засыпной, раздолбанной и пыльной дороги на едва примятую в траве колею и зашуршал в сторону достаточно широкой реки.
Похоже, его владельца мало волновало то обстоятельство, что дорогостоящая тачка задевала хоть и пыльными, но благородными боками колючий кустарник и постоянно цепляла брюхом за землю. Может и не владелец вовсе сидит за рулем дорогого авто? Может он его попросту угнал?

Не похоже. Из-за руля «Мерседеса», не доехавшего до кромки воды несколько метров, вышел пожилой мужчина, лет шестидесяти. Седой, высокий, крепкий. Лицо – словно вырублено из куска породы несколькими грубыми  ударами, губы поджаты. Нет, такой типаж не мог быть угонщиком, или персональным водителем. Те – совсем из другой очевидной масти. Да и одет «рубленный» был хоть и по-дорожному мято, но убедительно.  Брюки с темно-синим глубоким отливом, на которых угадывались отутюженные еще утром стрелки, белоснежная рубаха с расстегнутым воротом и закатанными ниже локтя рукавами, тонкой, мягкой кожи черные мокасины. Нет, не гопник это. Совсем не гопник. А еще на таких машинах и в таком прикиде, в глушь без нужды не едут. Зачем же ты сюда приперся, мил человек? Кто ты?

Мужчина, взяв из машины трость, лежавшую у порога вдоль водительского сиденья и не закрыв дверь, заметно прихрамывая, подошел к самому берегу. На трость он, однако, не опирался, а просто держал ее за середину.
Потом сделал странное: широко размахнувшись, с силой кинул свою опору в воду. Получилось далеко.
Видимо, будучи удовлетворенным результатом броска, мужчина сухо улыбнулся и сказал, обращаясь сам к себе:
- Ну, вот ты, Анатоль и излечился.  И приехал. Почти…
Обрядший исцеление достал из кармана сигареты с дорогим огнивом, огляделся и не найдя более подходящего места, сел прямо на траву, не заботясь о дорогих брюках. С трудом и морщась, вытянул левую ногу, закурил и слегка щурясь от заходящего, теплого еще августовского солнца, стал смотреть на противоположный берег. Смотрел без напряга - не вглядываясь и не пытаясь различить детали. Зачем? Ведь он прекрасно знал, что находится там, за этой вечерней водной гладью.

А был там его дом. Вернее – место, где когда-то был его дом. Дом, в котором он родился и вырос, в котором жили и умерли его родители, дом, из которого он когда-то ушел, сначала для того, чтобы вернуться другим, а потом и навсегда. Все это было там – с той стороны реки, ровно в 142-х шагах от берега. От сюда – не видно, из-за прибрежного ивняка, невысокого холма и разросшегося пролеска, который все местные называли почему-то чеплыжником. Не видно и не надо, все равно смотреть уже почти не на что. Да и незачем.

Он продал свою малую родину четырнадцать лет назад. После того, как в течении полугода ушли в лучший мир его родители: сначала мать, а за ней и отец. После того, как его жена Evgenia, оставив его с пятнадцатилетним сыном Валеркой, уехала жить в Штаты. Просто уехала, они даже не развелись. Нет, это бегство его не расстраивало. Все случилось как надо – по фен-шую и с гештальтом, если угодно.
Дело в том, что Евгеша была несостоявшейся актрисой, со всеми вытекающими. Таланта для сцены ей явно не хватало, поэтому она пристроилась, не без мужниной финансовой и чьей-то немеркантильной, но вполне корыстной помощи, ведущей на один из московских телеканалов. Там таких несостоявшихся много: таланта нет, зато есть внешность, склонность ко лжи и лицедейству.  А что еще нужно для «говорящих голов» и растленных  тел?
Через некоторое время, немеркантильный благодетель благоверной, как многие благодетели тогда делали, свалил за океан. А еще через годик, пригласил туда скучающую по искусству трепа  Евгешу, работать, якобы, на CNN. Она и уехала, сначала на полгода, а потом, слава Богу и навсегда.
Жена аккуратно звонила раз в месяц, рассказывала о своих реальных, а большей частью - мнимых творческих успехах и планах, которые никого, кроме нее самой, не интересовали, потом наскоро спрашивала о том, как обстоят дела в покинутом ей семействе, обещала приехать и, сославшись на дороговизну разговора и разницу во времени, отключалась. Сына же, когда звонила мать, по достигнутой между брошенными ею мужиками договоренности, рядом никогда «не было».
Девять лет назад, она все-таки, с оказией прилетела на двадцатый юбилей Валерки. Эрзац-супруга сильно смахивала на постаревшую эрзац же Барби, несла, с подчеркнутым акцентом который ей не шел, всякую дичь, но, все-таки, в ожидании сына, видно было, что волновалась. Валерка пришел в ресторан, где отмечалось семейное торжество пьяный и с опозданием. Пришел, долгим и внимательным, не смотря на свое состояние, взглядом оценил мать, отстранившись от неуместных лобызаний, выпил рюмку коньяку и высказал о ней все, что думал, все что накопилось без МАМЫ за его юные годы . Двадцать минут без перерыва, по минуте за год говорил, размазывая по недобритым уже щекам, не то пьяные, не то детские слезы. Отец никогда потом более сына таким бухим не видел и звучащих тогда в адрес матери выражений, от него не слышал. Когда Валерка закончив монолог, уронил стул и покачиваясь ушел, жена заплакала и совсем по-русски, без акцента запричитала:
- За что он меня тааак?! Ведь я ему там пооочву подготавливаю… Пьянство его – твоеее воспитание… Я – как чууувтствовала…
- А ты спросила, чем он жил все эти годы? Чем сейчас живет? Нужна ли ему эта твоя почва? – спокойно и риторически поинтересовался Анатолий. Про то, что и в каком месте  жена чууувствовала, он уточнять не стал.
- Почва ТАМ, нужна всем! – убежденно ответила Evgenia.
Жена через несколько дней снова отбыла непонятно для кого, но понятно под кем «рыхлить почву» в Нью-Джерси, три месяца не звонила, а потом все вернулось на круге своя.
Скажете, не сложилась у Анатоля семейная жизнь? Как сказать, как сказать…

Так или иначе, но отчий дом был продан. Продавать было и жалко, и нет. Просто, в одной маленькой точке Земли сошлись столь противоречивые воспоминания и эмоции, что образовавшийся узел, правильнее всего было рубить. Да и из Москвы, где Анатоль жил уже давно, а Валерка и вовсе на свет появился, добираться до родных пенатов было и далеко, и некогда. Все - точка, решение было принято. А в жизни – поставлена очередная запятая…
Он выставил дом на продажу по заведомо завышенной цене и с пометкой «без торга». Не от жадности, а видимо от самого себя тщательно скрываемой надежды, что его не купят. Но его купили.
В разгар очередного охотничьего сезона, Анатолю позвонил некий «новый русский» среднего пошиба, который представился Витьком. Витек оказался страстным поклонником безнаказанного убийства зверья и рыбалки,  и побывав в окрестностях реки Прудицы, страстно захотел поиметь там недвижимость для своих забав. Он яростно торговался, получая непреклонный отказ, пробовал намекать на знакомство с братвой, но когда Анатоль сказал ему несколько кодовых слов, осекся и на неделю исчез из эфира. Но, когда в сердце у горе-продавца затеплилась было надежда на срыв сделки, позвонил вновь и сообщил, что берет «хибару без базара, за объявленную цену». Ну, без базара, так без базара. Пришлось продавать.
Где-то, через год, Витек, видимо в отместку за былое отсутствие торга, прислал Анатолю на электронку  фотографию огромного, безвкусного, бревенчатого дома, похожего на тюремный барак, с красовавшимися над входным крыльцом развесистыми рогами, то ли лося, то ли самого Витька. Ясно было лишь одно: отчий дом был безжалостно снесен. Что ж, за что боролись, как говорится…

Вот напротив такого места сидел сейчас Анатоль (Анатолий Николаевич Кузнецов) – бывший воин-десантник, бывший полковник самой засекреченной спецслужбы Родины, но пока еще действующий человек. Пока и еще.
Ему неожиданно подумалось о том, что посещая через много лет места, которые были тебе когда-то близки и дороги, чувствуешь, будто бы ты умер, а потом вдруг воскрес совсем в иных, будущих реалиях. И вот прошла уйма времени, а в мире ни черта не изменилось, что жил ты, что нет. И ты видишь это все, и болезненно признаешь: да, это так! Обидно, блин… Правильно, значит, получается, что воскресать дано не каждому. Чтобы быть готовым к такому действу, похоже, нужна особая подготовка, покруче спецназовской. На кресте, например…

Анатоль посмотрел на часы. Было пятнадцать минут восьмого, вечерело и солнце неторопливо, но уверенно катилось к закату. Самое время узнать, как и зачем наш герой оказался один, в преддверии ночи, в глухомани на берегу реки Прудицы. Или, нет. Пожалуй, чуть позже узнаем…    

2. Белый ворон.

Семья Кузнецовых всегда выделялась среди жителей захолустного совхоза в Тверской глубинке.
Ну, во-первых, они по местным меркам - вообще не пили. Пара рюмок первача, принимаемых на грудь главой семейства, бригадиром механизаторов Николаем Федоровичем, с молчаливого согласия его жены Валентины Андреевны по выходным и праздникам – не в счет.
- Задавила совсем училка, интеллигентка фуева, мужика своего, - жалели Николая местные дядьки. На деле же, Валентина – действительно директор и преподаватель русского-литературы в совхозной школе, мужа ни в чем не ограничивала. Таков был его личный выбор.
А еще в семье Кузнецовых был только один ребенок – сын Толька, что для самого конца шестидесятых, в сельской местности, тоже было непонятной широким массам редкостью.
- Не хочет рожать, фифа то Колькина. Все фигуру блюдеть, что б платьица свои столичные носить, - это уже местные тетки судачили, вытирая тяжелые крестьянские руки о выцветшие, замызганные телогрейки и фартуки.
Правда же была в том, что Валя, приехавшая в Тверской совхоз из Ленинграда, да и встретившая там свою судьбу (такое в романтические шестидесятые  еще случалось), одного то ребенка еле родила по проблемам с женским здоровьем. И в том было ее великое счастье. А еще – в любви мужа. Крепкой и спокойной. Из-за этой то любви простой, умный , сильный мужик и не пил..
Вот в такой семье Толька Кузнецов и рос. В детстве, его кумирами были Гагарин и Зорге. Второй – больше. Он прочел о легендарном разведчике в совхозной, а потом и райцентровской библиотеке, которые мало кто из его сверстников посещал, а ему же, как сыну директора школы, что называется – сам бог велел. Или Ленин, если хотите. По тем временам то…
Космос с Гагариным были далеко, а Зорге  гораздо ближе – пусть хоть в Японии, а все равно на нашем грешном шарике. А раз так, то не существует  никаких принципиально непреодолимых препятствий, чтобы стать таким как он. Человек – вообще хозяин своей судьбы и сам выбирает свою дорогу, надо только очень захотеть и постараться. Так решил Толька, которого отец – большой любитель всяких интересных слов и сокращений, называл – Анатоль. 
И Анатоль старался. В то время, когда его сверстники активно осваивали самогон, помогая родному совхозу на каникулах и многочисленных «практиках», он, без отрыва от вечной борьбы за урожай, все возможное время проводил с книгами и развивал свое тело, специально напрашиваясь на самые тяжелые погрузочно-разгрузочные работы. На своем дворе, он соорудил то, что в последствии назвали бы «качалкой», основными тяжестями на «тренажерах» которой были старые траки от гусеничных тракторов.  «Дорожную карту» он избрал для себя такую – сначала служба срочной в ВДВ и нигде иначе, а потом, по результатам этой  отмеченной многочисленными  благодарностями командования срочки и интенсивной годичной подготовки – поступление в Институт Самой Секретной Спецслужбы СССР в Москве. Не реально для парня из глубинки? Посмотрим!
- Хороший он у нас. Целеустремленный, - хвалила сына мать.
- Тяжело ему будет. Против правил прет…, - вздыхал отец, но сына во всех его начинаниях поддерживал.
За возможность жить «против правил», естественно, пришлось бороться.  Местные «пацаны», Анатоля невзлюбили. А за что его любить то? Вместе со всеми не бухает, девок, почем зря, не щупает, учится, зачем-то - на отлично. А кто не с нами, тот, как известно – против нас. Агрессивное большинство одно лишь останавливало от линчевания – уж больно Анатоль был крепок физически. Ну, а не менее агрессивному, упорному меньшинству – попросту доставалось.
Как-то, уже в выпускном классе, отправилась совхозная молодежь, всем комсомольским гуртом, да по ноябрьским праздникам, в райцентр на танцы. Анатоль ехать, в общем-то, не хотел, но причина, по имени Женька Рудакова – перевесила. Она, причина эта блондинистая, в том райцентре жила и училась. Городская штучка, можно сказать.
Женька , время от времени, посещала местную библиотеку, в которой будущий Зорге бывал не реже раза в две недели. Она брала там всякие, доступные в ту пору, любовные романы. Когда Анатоль первый раз эту девчонку увидел, внутри него все сначала вдруг как-то сжалось в одну точку под ложечкой, потом ознобом пробрало по всему телу, а потом…  А потом у него заболела голова. «Химический процесс, именуемый любовью. Скоро пройдет», - констатировал умный Анатоль, но, после всегда наделся увидеть Женьку в библиотеке и очень расстраивался, если она не приходила. Приблизиться же к ней сам и заговорить он не решался.
На предстоящих танцах, Рудакова (ее ФИО он узнал, проявив оперативную смекалку, незаметно порывшись в библиотечных циркулярах) должна была появиться обязательно. А как же? «Ну, появится она, и что ты будешь делать? На танец пригласишь? Сможешь?»  - Анатоль даже самому себе не мог ответить на такой сложный вопрос. Но, пробовать было надо.
Добрались до райцентровского ДК «Волга», на специально выделенном руководством совхоза, ради культурного мероприятия, «ПАЗ»ике к четырем по полудню, за час до начала танцев. Это, чтобы успеть закупить городского портвейна и водки. Эти напитки ничем, на самом деле, не отличались от продаваемой в совхозном «сельпо» дешевой «бормотухи», но зато, они были – ГОРОДСКИМИ! Впрочем, уже по дороге, молодежь не брезговала  разминаться общедоступным и привычным самогончиком. А что такого? Страда закончилась, праздник. Анатоль не пил, разумеется.
Закупились значит, зарядились по новой, организовали «бар» в автобусе, что б было где догнаться в процессе дансинга. В общем - все как у людей. Знайте, городские, совхозных…
В ДК играл местный ВИА «БАМ». Правда, злые языки судачили, что, по словам бессменного художественного руководителя  музыкального коллектива - Кольки Столетова, расшифровывалось название ансамбля «БАМ» - отнюдь не как «Байкало-Амурская Магистраль», а как «Битлы Атличные Мужики». Неофициально, конечно. Учитывая врожденную безграмотность Столетова, в это вполне можно было поверить.
Но «Битлз» играть, в дни революционного праздника, было уж совсем неправильно, поэтому «БАМ-тлы» ограничивались репертуаром «Самоцветов» и «Пламени», что, само по себе, тоже было неплохо.
А главное, что красавица Рудакова, в комплекте со страшной, как у девушек и водится, но разбитной подружкой Ксюхой, на танцах была.
Все понимающий Столетов, объявляя со сцены название очередной песни, анонсировал:
- А вот за этим быстрым танцем, мы исполним медленную песню из репертуара ВИА «Пламя», под названием «Пока Любим». Сами понимаете о чем… В общем, неуверенные в себе трусы, могут пока сходить на улицу и остограммиться… То есть - подготовиться…
И Анатоль решил подготовиться. «Сейчас, или никогда!» - стучало в висках. Он протолкался из зала и побежал к совхозному «ПАЗику».
- Налей мне этого… портвейна! – выпалил он «дежурному бармену» Ваньке, когда поднялся в салон автобуса. Тот удивился так, что не найдя слов, с открытым ртом, молча налил Анатолю требуемый стакан. Впрочем, даже формальных поводов отказать страждущему в этом не было, так как, записной трезвенник хоть и не пил сам, но деньги на бухло и нехитрую закусь сдавал наравне со всеми.
Анатоль залпом, чуть не захлебнувшись, выпил бормотуху, выскочил из автобуса, едва не упав с подножки и помчался обратно.
Он успел вовремя. Быстрый танец еще не закончился. Анатоль с высоты своего немалого роста увидел Женю с Ксюхой и стал от входа пробираться к ним. Подкрался, значит и стал за спинами, чтобы сразу пригласить зазнобу, когда  «Пока Любим» начнется.
Его сначала не заметили. Но и он, сосредоточенный на вожделенном своем объекте, не заметил, что рядом с девчонками увивается совхозный гопник Гоша – невысокий, но крепкий пацан. О чем шел разговор раньше, было не понятно, но Женя вдруг спросила у Гоши, желая, видимо, того уязвить:
- А кто такой высокий, симпатичный пацан, стоял вооон там? Он вроде с вами приехал, а я его в городе, в библиотеке иногда встречаю. Как его зовут?
И Гоша уязвился:
- Хххто? Анатоль, что ли? Так он не пьет…
- А разве это плохо?
- А ты что, не знаешь?! – это в разговор Ксюха уже вмешалась, - Если парень в семнадцать лет не пьет, значит все – хана. Алкаш он конченный. Спился уже, не может больше. Уж ты мне поверь. Помнишь, у меня Стас был?
А ведь ему двадцать три было!  Как у людей у него все было сначала, а пить перестал и через месяц издох…
- Во-во, - поддакнул Гоша, -  Мне – тоже двадцать три. А этот Анатоль вообще странный, бля, как белая ворона… Мужского, бля, пола…
Медленный танец начался. Гоша потянул татуированную синими буквами пятерню к Жене.
- Ты кого белой вороной обозвал? Меня?
Троица вздрогнула от неожиданности и повернулась.
- А хоть и тебя, козел! Не – ворона, бл…
Удар страшной силы не дал Гоше доматериться.
- Ах ты, гнида! – это он уже поднимаясь с пола и цепляясь за какую-то танцующую парочку выкрикнул. Еще удар.
- Нашиииих бьйуууууут!!!!
Революционный праздник, как и положено, закончился массовым побоищем стенка на стенку. А с другой стороны, какие танцы в ДК без драки?
- Я тебя люблю!! Я на тебе женюсь!!! – кричал вытаскиваемый нарядом на улицу Анатоль сквозь гвалт толпы и милицейские свистки. Он не знал, услышала его Женька, или нет. Шел 1977 год.

……………..

Весной олимпийского, 1980-го года, по плохо асфальтированной улице районного центра, мимо ДК «Волга» шел с дембельским чемоданчиком красавец-десантник. Его парадный китель был увешан многочисленными знаками классности и значками за победы в спортивных состязаниях, а плечи украшали погоны старшего сержанта. Положенные аксельбанты, впрочем - без иных дембельских излишеств, довершали картину. И, как пелось в известной песенке, улица действительно была светла от девичьих улыбок. Но воин внимания на них не обращал.
Единственное, о чем жалел Анатоль на срочной службе, так это о том, что не попал в Афган. Но его замполит, в силу служебных обязанностей бывший в курсе планов и способностей своего бойца, в желанный список отправляемых выполнять интернациональный долг, его так и не включил. Анатоль был на него за это в обиде. Такой практики лишил! А ведь мог бы и героем стать! О том, что на войне могут еще и убить, двадцатилетнему старшему сержанту тогда как-то и не думалось. 

Он уже побывал в знакомой библиотеке и, очаровав начальницу книг и закладок, выяснил все, что ему было нужно и даже больше:  Женькин адрес, то, что она замуж не вышла и, как бонус – о том, что его любимая дважды безуспешно поступала в столичный театральный ВУЗ.
Старший сержант зашел на городской рынок, купил огромный букет каких-то ярких весенних цветов, название которых он не запомнил. «Матери – на обратном пути куплю. Сначала здесь все сделать надо, а потом и домой» - так решил.
Обшарпанную пятиэтажку в микрорайоне, где проживала Женька, с торца украшала свежая олимпийская символика: стилизованная Спасская башня Кремля со звездой, а под ней олимпийский мишка с гостеприимной, но глуповатой улыбкой. Подпись гласила: «Москва-80».
Анатоль зашел в первый подъезд и поднялся на второй этаж. Вот она – квартира №4. Он глубоко выдохнул и нажал на старенький, болтающийся на проводах звонок. Дзинь…
Дверь открыла Женя.
- Здравствуй, это я… - отрапортовал старший сержант и протянул букет.
На лице Женьки, за минуту сменилось несколько выражений: сначала испуг, потом удивление, а потом и интерес. Она взяла букет и Анатоль смог ее наконец разглядеть. Женька была еще краше, чем два с лишним года назад. Но, если бы Анатоля спросили: чем именно, он вряд ли смог бы это объяснить. Много позже он поймет, что есть внешне привлекательные  люди, красоту которых объяснить сложно. А происходит это, чаще всего, из-за отсутствия подтверждения красоты внешней, красотой внутренней. Но, тогда он еще не знал этого.
- Ты меня, наверное, не узнала. А я, между прочим, замуж тебя звал… - бодро начал Анатоль.
- Меня много кто замуж звал. Но… но тебя я помню. Драка в «Волге» два года назад? Ты… ты – Анатолий?
- Анатоль. Так чаще меня зовут…
- Ну, проходи, Толь-Анатоль, раз пришел. Чайку попьем. Помнится, Гоша говорил, что ты спиртное не любишь. Он, кстати, утонул в прошлом году. По пьяни, разумеется.
Сели чаевничать, под варенье. Торт, от волненья, старший сержант купить забыл. Но, градус и напор снижать было никак нельзя.
- Я слышал, ты в театральный, в Москве поступала?
- Ооо, так Толь-Анатоль у нас не десантник, а разведчик целый. Не успел с небес на презренную землю сойти, а уже все знает. Да, поступала. Два раза и безуспешно. В этом году – тоже буду.
- Поступишь. Обязательно поступишь. А у меня, лично, планы такие: год работаю в совхозе механизатором – родителям помогаю и готовлюсь в институт Московский один поступать. Типа военного училища институт, только много серьезней. Туда поступить сложно, но я поступлю. Человек – хозяин своего пути, так я считаю. Хотел я школу с золотой медалью окончить – окончил и чуть ли не единственным в районе, захотел в ВДВ – попал и отслужил отлично. Ты мне верь. Ну, после поступления , там первый курс все в казармах живут. А на втором, я на тебе женюсь, и нам дадут комнату в семейном общежитии. Там так делают, если курсант на отлично учится. А я так только и буду учиться. А потом… А потом, даже если ты не поступишь сама в свой театральный, я смогу сделать так, чтобы ты все-таки в нем оказалась. Обещаю. Ты согласна?
- С чем?! Скажи, ты ненормальный?
- Я нормальный. Гораздо нормальней, чем ты сейчас думаешь…

Женька встала и задумчиво посмотрела через маленькое, мутноватое кухонное окна на свой неухоженный провинциальный двор.
- Знаешь… Я тут, типа, жду одного. Но он в железнодорожных войсках рельсы и шпалы таскает. В письмах пишет, что ему после дембеля все пути открыты будут. На местной сортировочной станции, например… Я… Я согласна, ненормальный…
Так Анатоль задержался с возвращением домой еще на сутки. Он был счастлив, ведь никто не мог знать тогда, что через много лет, Женька превратится сначала в Евгешу, а потом и в Evgenia. Или мог?
Опуская подробности, длинною в полжизни, сообщим читателю, что Анатоль поступил через год в Институт Самой Секретной Спецслужбы СССР,  на втором курсе женился на Женьке, потом окончил секретную бурсу с красным дипломом и стал хоть и не совсем Зорге, но близко, очень близко к его статусу приближаться.
А его служебным позывным, на долгие годы, стал - «Белый Ворон», или просто «Ворон», ибо красных воронов не бывает, а все они, на деле – черные. А еще, ворон ворону – глаз не выклюет, так многие считают. Ошибочно.   

3. Рамзан.

Шестьдесят шестой газон пылал, как сноп сена, еще чуть-чуть и должны были долбануть баки.
- Эй, Ворон, не дури! Ему не помочь уже! Назад, майор! Это – приказ!

Во второй половине восьмидесятых, наша страна заботилась обо всех, хотя пора бы было, вроде, о себе позаботиться. Какая, казалось бы, нахер разница, что происходит в странах далекого черномазого и прочего зарубежья, якобы выбравших социалистический путь развития, когда дома пожар? Нет, продолжали помогать, тупо тратя последние деньги, от несостоявшегося газопровода «Дружба», на всякую муйню.  Дружба ведь  – не дружба, если за деньги…

Водила был без сознания, хотя, о чудо и не обгорел почти. Ворон рванул сначала дверь, а потом и водилу на себя, выдернул и упал вместе с ним в одном мощном прыжке от смерти. Сил хватило. Они и земли то пыльной-грешной  достичь почти не успели, когда «Газон» рванул. Но, дело было уже сделано, смерть была обманута и поползла ждать, для них, своего следующего шанса.

Ворон навестил спасеного в госпитале, уже на большой земле. Тот был сильно контужен, но в сознании.
- Так что получается? Должник я твой тэперь?
- Ты же с Кавказа?
- Чеченец я. Рамзаном зовут. Спасибо, говорить не буду, хотя вроде и должэн. Ты… Ты поступил, как и должэн мужчина поступать. А нас так учили – помни и помогай брату, пока не враг он тебе. Так и сдэлаю…
Такой тогда разговор в госпитале состоялся.

……………….

Годы летят неприметно и быстро. Если бы тогда, Анатолю-Ворону, кто-то рассказал бы про грядущий развал СССР, думается, что реакция его была бы предсказуема. Но, никто не сказал. Не ему, не всем остальным.
Когда Паша-Мерседес порешил отнять г. Грозный у Героя Советского Союза Дудаева силами одного полка ВДВ, он, конечно, кривил душой. Под новогоднюю пьянку высокого генералитета в бой пошли необстрелянные срочники, кто на танках, а кто и пехом, тысяч этак под двенадцать. Тысяча, за несколько дней – погибла,. Была ли артподготовка и работала ли до штурма по укрепрайону наша авиация? Да. Но, странные порой с военной точки зрения, отмечались им цели, в первую очередь к уничтожению приговоренные.
Центробанк Чечни, был в их числе, наряду со штабом Дудаева. Случайно ли?
В ночь на 10 января 1995 года, когда уже закончили свое кровопролитное, слепое кружение по Грозному Восточная и Западная группировки Федералов, использовавших  для ориентировки  карты города десятилетней давности, еще с советскими названиями улиц, когда уже героически погибла Майкопская бригада, а горе-министр обороны выпил уже всю водку в окрестностях Моздока, где стоял его штабной вагон, бэн Ельцин, через правительство, неожиданно предложил боевикам перемирие - «в гуманитарных целях».
А уже в 6.30 следующего за этим дня, Ворон был срочно вызван к руководству.

- Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант.
- Присаживайся, полковник, - №1 широким, щедрым жестом указал Ворону на ближайший к нему стул за могучим столом для совещаний. Продолжил:
- Дело, значит такое. Про так называемое перемирие с «чехами» слышал?
- Слышал.
- Толкового из него ничего, разумеется, не выйдет, но накал боевых действий, уверен, на пару дней спадет. Всем ведь раны подлизать надо. Этим и воспользуешься.
- Что надо делать?
- Сегодня полетишь в Грозный и доделаешь то, чего не смогла сделать наша доблестная авиация и артиллерия.
- Надо в одиночку захватить столицу мятежников? 
Генерал хмыкнул.
- Знаю, что ты человек с юмором. Это хорошо, конечно, но аннексии Грозного силами одной, ха!, пусть и профессиональной жопы, пока не требуется. А требуется, всего-то, уничтожить один сейф с бумагами, убедившись предварительно, что это те самые, ненужные никому архиважные бумаженции. Сейф тот находится в подвале «чешского» Центрального банка.
- Бумаги эти с фальшивыми авизовками связаны?
- Связаны… Там, понимаешь, разумеется не сами эти фантики, ха!,  в хрен бы они кому уперлись, а некие доказательные списки руководства, политиков, бизнесменов наших, которые на махинациях с этими авизовками засветились. А это уже им и в хрен, и в затылок, как говорится… Короче, приказано сверху – убедиться и уничтожить всю эту макулатуру, дабы ситуацию в стране не качать на радость ворогу, понимаешь…
«Как же они все полюбили это дебильное «понимаешь», вслед за вечно похмельным Верховным…» - подумал Анатоль, а вслух сказал:
- То есть, мне приказано рискнуть собственной, пусть и профессиональной жопой, ради спасения жоп хоть и более грязных, чем моя, но высокопоставленных?
Генерал снял элегантные очки и внимательно посмотрел в глаза Ворону. После паузы, задумчиво спросил:
- У тебя все нормально, Анатолий Николаевич? Не ошибся ли я в выборе с тобой?
- Нет, не ошиблись. Я многое решить могу. Почти всего добиться могу. В этом я неизменен… Если меня убьют, другого пошлете, понимаю. Но, думаю, с заданием я справлюсь. А вот после этого, прошу вас решить вопрос с моей досрочной, положенной по ранению отставкой и пенсией.
- Почему так?
- Чтобы у вас, в будущем, не было возможности ошибиться с выбором.
- Ну что ж. Знаю, что уговаривать тебя бесполезно. Жаль с такими кадрами, как ты, расставаться, но… Но, если решил, да еще и так честно… доходчиво все объяснил, будь по твоему. Инструкции, схемы и прочий необходимый бутор, сам знаешь, где получать…
- Разрешите выполнять?
- Идите, полковник, выполняйте… 

По дороге на аэродром «Раменский», Анатоль, удобно устроившись в широком  кресле присланного за ним микроавтобуса с наглухо тонированными стеклами, предался рассуждениям.
Так получалось, что Ворону оставалось, на все про все - несколько дней. Результат – вполне закономерный. Ворон изжил себя и должен уступить место истинному Анатолю, с его другими, новыми интересами. Раздвоением личности здесь и не пахло, просто, если хочешь самостоятельно идти по жизни в гору, а не бесконечно уклоняться от пущенных кем-то с вершины каменьев, придется признать, что жизнь эта делится на этапы, пройденные из которых - следует безжалостно закрывать.
Белый Ворон начал дышать на ладан, разумеется, не сегодня и не вчера. Разочарование в идеалах пришло к нему, как и у многих, с крушением Союза. Не то, что бы носитель крылатого позывного был оголтелым, кровь из носу, коммунистом, но воспитание и происхождение, безусловно, давали о себе знать. Ворон давно понял, что любовь к Родине и ее руководителям – далеко не одно и то же. Тем более, было обидно наблюдать, как некогда Великая Держава, до тошноты беспомощная в своей агонии, за считанные годы превращалась в инструмент для уборки мусора – совок. И ведь практически никто не пришел в новогоднюю ночь, с девяносто первого на девяносто второй год, не то что защитить, а хоть прослезиться на сливаемый с Кремля красный, государственный флаг. Народу, оказывается, настолько были пофигу все завоевания социализма, что возникал законный вопрос: а были ли они, завоевания эти, вообще?
Ворон знал, что были. Он и сам поучаствовал в них своим опасным трудом и кровью. Вот только зачем, если, словно по мановению волшебной палочки и воли одного лишь не слишком умного меченного лидера, все эти завоевания, да и сама страна превратились в пшик. Да, крайне неустойчива традиционная, абсолютная  российская монархия ордынского типа. Была, есть и будет. Да, любовь к Родине и ее царям, со всеми их «нАчать» и «понимаешь», действительно  - не одно и то же.
Хуже всего было то, что служба Ворона подразумевала службу любой верховной власти, если она олицетворяла Государство. А «переобуваться», как сделали многие и многие, в одночасье превратившись из «Больших коммунистов» в «Больших презерватизаторов», он не хотел. И, скорее, не из идейных, а  чисто гигиенических соображений.  Именно это он и сказал «между строк» своему генералу. Хотелось бы верить, что он его понял правильно.

Вспомнилось. Несколько лет назад, уже не при Союзе, но еще при Совке, в преддверии своего профессионального праздника, на даче у Ворона, ибо в кабаке было никак нельзя, собрались его друзья-коллеги. Многие были с женами и даже детьми.
Его благоверная была хороша и артистична. Она, в тот момент, находилась, где-то на полпути между Женькой и Евгешой, и ей еще не надо было запшикивать свой истинный возраст и душевные пролежни большим количеством дорогих духов.
После обязательной застольной части, жена весьма ловко собрала вокруг себя женскую часть праздника и увела ее в дальние комнаты «на коктейль», давая возможность подвыпившим мужчинам обсудить свое.  На детей же – трех пацанов и двух девчушек, самому старшему из которых было лет  семь, никто особого внимания не обращал. Они носились по немаленькому дому, шумели, лазили под столом между ногами отцов, выбегали на холодное крыльцо, хватали со стола конфеты, короче – бесились. Дети, есть дети. 
И очень умные, надо сказать. Взрослые тоже были такими, но успели наглухо забыть об этом, или как там у Экзюпери.
Когда гости разошлись, шестилетний Вадька подошел к праздничному отцу и спросил:
- Пап, а ты секретный агент?
Пап, от неожиданности такого вопроса, даже поперхнулся.
- Ну… Типа того.
- Я тоже хочу быть разведчиком. Ну… Или, типа того.
Ворон поняв, что разговор принимает недетский оборот, вполне серьезно ответил:
- Захочешь – будешь. Но, я тебе не советую.
- Почему??
- Ты же хочешь быть разведчиком, а не шпионом?
- Конечно!
- Раз так, то я открою тебе одну тайну. Разведчик и шпион – одно и то же, хотя, первый – герой, а второй – гад. И удержаться на грани этих понятий, бывает порой очень сложно. Все зависит от того, с какого берега реки смотреть.  Ты же не хочешь всю жизнь доказывать кому-то, что… что ты не сволочь.
- Я все понял. Я не хочу быть… разведчиком.
- Что ты понял??
- Я не хочу, что бы кто-то думал, что я гад… Но ты же, папа, герой?
- Я то? Конечно…

Удивительно, но и тут наш «пернатый» добился, как ему казалось, того, чего хотел.
 Сын, впоследствии, серьезно и успешно увлекся программированием и прочими IT-делами, сделав их своей профессией. В качестве спорта же, «чтобы жопу не просиживать», выбрал биатлон. Прекрасно! Ведь выносливость и острый глаз, нужны не только профессиональным киллерам.

Тонированный микроавтобус тормознул у отдаленного КПП Раменского аэродрома. Шлагбаум поднялся безо всяких дополнительных формальностей. Воспоминания и рассуждения закончились, решение было принято, Белый Ворон знал, что будет делать. Он всегда это знал.

Ворон понимал, конечно, что Грозный пострадал от боев, но что так… Центр города практически весь лежал в руинах. Невольно, напрашивалось не самое уместное, в данном случае, сравнение со Сталинградом. Хотя, почему не уместное? Ведь речь шла, как ни крути, о самой крупной войне в истории современной России. И как в Сталинграде - в сорок третьем, так и в Грозном -в девяносто пятом, на улицах гибли наши солдатики. Солдатики – внуки солдатиков. Такой вот трагичный каламбур.
Сунжу переходили в сумерках, под опорами моста по веревочным стягам. В «гидах» у Ворона был ловкий, подтянутый старлей Вовик из разведки десантуры.  До «точки отрыва» он вывел временного подопечного легко и красиво. Сразу было видно, что старлей прекрасно знал и где прострельные зоны находятся, и где на мины с растяжками напороться можно.
Залегли меньше чем за квартал от банка, вернее – того, что от него осталось, спрятавшись за обгоревшим Т-72, с развороченной от кумулятивного попадания башней. Было уже совсем темно. Надели ПНВ, Вовик – штатный, армейский, а Ворон – мелкий, трофейный. Очертания черного, разрушенного города, выглядели в малахитовом цвете приборов ночного виденья еще более сюрреалистично.
Справа, метрах пяти от подбитого танка, рядком на спине лежали три трупа, с неестественно вздутыми животами. Поняв, куда подопечный смотрит, Вовик счел нужным шепотом пояснить:
- Наши это, с брони. Им чехи, еще живым, брюхи вспороли и набили какой-то соломой и уличным мусором, остальных, которым повезло больше, еще на танке на куски разорвало. Мы специально их не убирали, чтобы перед твоим визитом активность здесь не проявлять. Завтра может утянем, если получится…
- Ты, я вижу, все тут проверил и пронюхал. Молодец.
- Служу России. Значит так. Вооон там, метрах в ста, видишь острый обрубок четырех-этажки? Это и есть банк. Твой заход с правого торца. Двинешь сейчас слева от танка, вплотную к стенам. Там растяжек нет, проверено. Доберешься до конца второго дома и ровно там, где их баба дохлая лежит, под углом в сорок пять, быстро на ту сторону. Дальше уже сам, я туда не доходил. Если что, я тебя прикрою, а если все нормально будет – жду ровно час.
- А если не вернусь, за следующим пойдешь?
- Возможно…
Ворон, впервые за время вылазки, вынул из скрытой кобуры  пистолет и привычно проверил локтями подвязанную амуницию.
- Ну, пойду я. Спасибо, что вывел…
- Слышь, тишайший, а звать то тебя как, если что? –  спросил с  боевым сарказмом старлей.
- Зачем тебе это? Впрочем, я Белый и пока еще Ворон. Покедова. Жди меня и я вернусь, только очень жди…

Строго следуя полученной от старлея инструкции, Ворон двинулся вдоль полуразрушенных стен в сторону торчащего угла банка. Не взирая на темноту, он шел особым образом – как бы в присест, да еще и согнувшись почти пополам. Это для того, чтобы быть максимально ниже окон первого этажа. Если бы кто-то неподготовленный попробовал так пройтись, у него ничего не получилось бы. А Ворон мог, пока. Вот только раненная нога, последнее время, все больше и больше давала о себе знать, особенно после нагрузок.
Ранение это он получил давно, на одном из первых своих заданий. Не сильно вдаваясь в медицинские подробности, удаленная пуля повредила стык мышц и связок, к тому же и кость цепанула.  Хирург сказал тогда, что полностью «отрихтовать эту вмятину» уже нельзя и с годами, боли будут усиливаться. Так оно и получалось. Ну что ж, как говориться – еще один повод завязывать со всей этой беготней. А то ведь подведет нога, когда-нибудь, обязательно подведет…
До угла разрушенного второго дома, добрался без приключений. Там, из под завала, действительно торчали неестественно вывернутые женские ноги, в рваных черных рейтузах, прикрытых разлезшимся цветастым подолом . Судя по тошнотворному, гнилостному запаху, покойница лежала здесь давно и явно не одна.
Ворон замер на несколько секунд, прислушался, огляделся и не разгибаясь, бесшумно побежал наискось к углу банка. Бег его, со стороны, действительно напоминал полет сильной ночной птицы.
Можно было выдохнуть. Он стоял у заветной двери в полуподвал, с правой стороны наполовину разрушенного здания, из которого еще недавно, вытекали черные финансовые потоки, едва не затопившие всю Россию.

Входная дверь в полуподвал, после несложных манипуляций с магнитными отмычками, поддалась легко. Легко, но не настолько , чтобы вызвать подозрение в том, что ее недавно открывали. Спустился на пять ступенек. Далее, согласно запомненному наизусть плану помещений, следовало идти по коридору влево, до второй двери. Вот и она. С этой преградой  Ворон провозился несколько дольше. Хитрый замок сдался лишь с четвертой попытки, а тяжелая, бронированная дверь с трудом и скрипом отошла в перекошенном проеме лишь на треть. Можно было бы петли ей, конечно, смазать, но тогда, опять же, провериться на недавнее пользование проходом было бы невозможно.  А так, вроде опять – все хоккей…
Ворон боком пролез, почти упал во внутрь и, распластавшись по полу, замер. Тихо. Опять – вроде. Он встал на колени, осторожно прикрыл дверь, сняв чеку, зажал в оставленном проеме гранату. Это, чтобы нежданные гости со спины не пожаловали. Все, можно идти дальше.
Прошел на коленях четыре метра, теперь опять же – налево. Вот он – отдельный сейфовый зал, можно и на ноги подниматься. А ноги то, вернее нога – болела все сильнее.
Сейфов, в небольшом зале, больше похожем на подвальный закуток для коммуникаций, пусть и с высокими потолками, было всего три. Нужный – средний. Замок был сложный и Ворон решил с ним не церемонится. Достал из своего «обвеса» три кумулятивные кнопки-взрывателя и прикрепил их вокруг ручки сейфового замка, настроил синхронизатор. От таких бомб-миньонов, детонации, да и шума – практически не было, но, Ворон, подумав, решил все-таки убрать, на время, растяжку от входной двери – мало ли что.
Он прохромал обратно к двери и вставил чеку обратно в гранату. Вернулся к сейфу. Подумал: «А хорошо, все-таки, что меня никто хромоного сейчас не видит… Смех…»
Но, оказалось, что видят. Как только Ворон вновь присел у сейфа, из-за его спины,  от куда-то сверху, раздался голос:
- Слышь, дэвэрсант колчэногий, руки в гору подэми и нэ дергайся, а то прэстрэлю. Зазря помрешь, сэйф то пустой уже. Поднимайся нэ быстро…
Голос показался знакомым. Очень. Да, это, вне сомнения – был Рамзан. Ворону ничего не оставалось, как поднять руки и медленно встать.
Сзади раздался шлепок от упавшей на пол веревки, а потом свист об нее плотной ткани, двух съезжающих человек.
- Акрам, попроси товарища… нэ, господина… Полковника?
- Полковника, полковника…
- Попроси господина полковника скинуть амуницию и обыщи его. Но осторожэн будь. Нэ взирая на увечье, он ооочэнь бодрый. Я знаю.
В затылок Ворону уткнулся холодный ствол. Он, стараясь не делать резких движений, одной рукой отстегнул застежки навесухи и одними плечами спихнул ее на пол. Акрам обыскивал быстро, но не слишком профессионально. Во всяком случае, скрытый нож на левом предплечье он не нашел.
- Лэвую руку провэрь еще раз. Всю, - посоветовал неопытному товарищу Рамзан и Ворон остался безоружен.
- Вот, тэперь и поговорить можно. Поворачивайся, Ворон…
Рамзан зажег небольшой фонарик и кинул его в метре от себя и в метре от своего бывшего боевого товарища на пол. Ненужные теперь ПНВ, все сняли и впервые посмотрели друг на друга, пусть и при тусклом, но естественном свете.
Рамзан, как и его молодой спутник, был в густой бороде, скрывающей черты лица. Он смотрел на Ворона с легким прищуром, спокойно, но при этом – едва заметно улыбался. Его же спутник – худой и длинный Акрам, вел себя нервно. Он, без конца, мелко переступал с ноги на ногу и не фиксировал надолго взгляд на ком, или на чем либо. Было понятно, что он наркоман, находящийся на пороге ломки.
- Знаешь, как я тэбя узнал? – почти весело спросил Рамзан.
- Как?
- По хромоте твоэй. Думал сразу ломать, а как походку твою замэтил – как осэнило. Ведь, кого еще из хромых, кромэ тэбя, на такое дэло пошлют? Нэ ошибся я и, можешь нэ верить - рад этому…
Ворон усмехнулся:
- Получается, не было бы счастья, да несчастье помогло? Бывает… Как ты… вы здесь оказались, как узнали о нашем интересе?
- Все то тэбе сразу и расскажи! Мир – нэ без добрых людэй, как у вас говорят, узнали. И подготовились заранэе. Лючок, вон, выдолбили, - Рамзан кивнул головой в сторону потолка, - сутки тут тэбя, или не тэбя бэз малого ждали.  Документы из сэйфа вынули да на вэрх подняли. Поняли, зачэм вам перемирие это надо
Рамзан скорбно покачал головой и продолжил:
- Я то что, а вот друг мой юный – совсэм извелся. Слышь, сан доттаг – это он уже к Акраму обратился: - ты потэрпи еще чуть. С господином полковником договорю и все у тэбя будэт…
Акрам быстро кивнул:
- Ты обещал…
- Обещал – значит будэт. После дэла… Так зачем тэбе, Ворон, эти бумаги-списки? Что тэбе с ними сдэлать приказали? Забрать?
- Нет. Убедиться, что они – это они и уничтожить…
- Уничтожить?! – Рамзан удивленно поднял брови, - интэресно, интэресно…
- Но, - и тут Ворон, неожиданно для себя самого, сказал правду: - но, я не собирался их уничтожать.
- Как так? – Рамзан уже не скрывал удивления, а его напарник даже, на время, перервал свой неестественный танец топтания с ноги на ногу.
- А вот так. Я – решил выйти из игры и не с пустыми руками выйти…
Рамзан задумался. Посмотрел на Ворона, потом на Акрама, потом спросил вновь:
- А как же ты собэрался их от сюда вынэсти и собой забрать? Там вэдь не два листочка, а тэбя наверняка встрэчают  и контролируют.
- Знаю. Думаю даже, что они допускали возможность встречи, которая у нас сейчас состоялась.  Потому и ждать меня приказано – только час. Расчет такой: если я в течении часа вернусь без документов, а потом взрыв здесь будет – все, скорее всего, нормально. Ведь припрятать их где-то, а потом забрать – у меня возможности не будет. Если же я не вернусь, то значит – либо вы меня шлепнули, либо я с документами сбежал. Это, конечно – плохо, но, во всяком случае, становится ясно, у кого они могут оказаться и где их потом искать…
- Ты не отвэтил, как ты собирался, все-таки, вынэсти их…
- Теперь это не важно. Скажем так: я хотел вернуться, но немного опоздать…
Рамзан неторопливо погладил свою окладистую бороду.
- Акрамчик, слазь на вэрх, скинь мэшок. Пусть полковник хоть одним глазом глянэт, за что геройски издохнуть придется – они, не они…
- Но, Мулат ведь сказал…
- Лэзь, тебе говорю! Я здэсь и мулат и индээц! Принэсешь – дозу свою получишь.
Последнее обещание, очевидно, было для Акрама решающим и он, достаточно ловко, учитывая его состояние, полез по веревке, упираясь в стену  ногами, к вырубленной на стыке потолка малозаметной дыре. Не без труда протиснулся в нее, а через некоторое время, из темноты на пол шлепнулся довольно увесистый мешок.  Вслед за ним, обратно полез и сам Акрам.
Документы были те. Даже беглого осмотра было достаточно, чтобы убедиться в этом. Среди сумм переводов и различных реквизитов, Ворон заметил постоянно мелькающие фамилии, принадлежащие представителям действующей Российской власти и видным бизнесменам. И суммы, суммы, суммы…
- То, вэдь? – с усмешкой спросил Рамзан.
- Сам знаешь, что то.
Рамзан полез в карман, задержал там руку, внимательно, но по-прежнему иронично, посмотрев на слегка вздрогнувшего Ворона и достал из него два небольших пакета – один белый, а другой темнее.  Выбрал белый и протянул Акраму.
- Иди, зарядись. Хорошэй тэбе даю, чистый – заслужил. Только в сторону отойди, нэ могу смотрэть, как вы колетэсь…
Акрам выхватил пакет из руки Рамзана и отошел, нет – отпрыгнул в сторону, к ближайшей стене. В неярком свете фонаря было видно, как он сел на корточки и судорожно стал задирать рукав зеленки. Все его длинное, согнутое пополам нескладное тело, ходило ходуном, руки не слушались. Наконец, ему удалось закатать рукав и он, зубами порвав заветный пакет, извлек от туда готовый, заряженный шприц-«баян». Затем, сняв защитный колпачок с иглы, громко выдохнул, сосредоточился и стараясь не трястись, воткнул ее себе в вену. Плавным движением опустошил шприц, еще раз выдохнул и спустя секунду, раскатал плотный рукав-зажим. Затем сел на пол и закрыл глаза.
Рамзан и Ворон наблюдали за этим действом молча.
- Все. Его больше нэт… - тихо сказал Рамзан
- В смысле?
- Я шприцы случайно перэпутал. Бывает…
И правда, через мгновение, сидящий Акрам как то странно дернулся всем телом, затем завалился на левый бок, вытянулся как струна и замер. После некоторой паузы, Рамзан счел нужным прокомментировать состоявшееся убийство:
- Легкая смэрть… Гуманная. Нам с тобой на такую, врядлэ рассчитывать приходится. А вот свидэтели нам сейчас точно не нужны. Тэперь говорить будэм…
- Давай говорить, - отозвался Ворон, глядя на вытянутое тело Акрама, - судя по этому, - кивнул он на труп, - прЭдложение у тебя серьезное.
- А все просто, - ответил Рамзан, не обращая внимание на подчеркнутое «Э», - я так рассуждаю, если тэбе… тебе приказали эти бумаги уничтожить, а ты рэшил их себэ забрать, значит использовать ты их будзшь не во благо сэгодняшних наших врагов. Да и у нас сэйчас не мои братья наверху оказались… Забирай, пользуй, но помни, что нэ один ты добру этому хозяин. Мешок этот, тэбе мы в Москву сами доставим, чтоб ты нэ светился. Жди…
- Тогда расходимся.
- Расходимся. Я верхом чуть позже, а ты с комфортом, как зашел – дверью. И спэши – твой час почти на исходе.
- Ну, бывай.
Ворон взял свою амуницию, оружие и спокойно пошел к выходу. Сегодня он заключил сделку с дьяволом и бояться больше было уже нечего.
- Слышь, Ворон, - раздалось ему в спину, - а мы вэдь теперь с тобой квиты и я тэбе ничего нэ должен…
- Квиты. Не должен. Только Ворона больше нет, улетел. Анатоль я…
Когда Анатоль добрался до торчащих из под завала женских ног, в квартале, за его спиной, раздался приглушенный, но мощный взрыв. Служба была закончена, а выбор сделан и сделан, как всегда, самостоятельно…

4. Происшествие на «Звезде»

В самом начале лихих 90-х, когда «совка» не было уже, а иного не было еще, на реке Прудице, недалеко от Анатолиевого отчего дома, появилась база отдыха «Звезда». Родили сие святое место на свет некие ребята из Королева, связанные с космосом. От того и – «Звезда».
База представляла из себя старинный пришвартованный колесный пароход,  превращенный в дебаркадер с номерами, а еще – несколько сооружений на суше: два жилых сруба «люкс», баня и изба-читальня-администрация.
Говорят, что пароход, не за долго до своего окончательного прикола, снимался в каком-то известном художественном фильме от Никитоса Михалкова, типа – «Бесприданница», а назывался он в фильме том – «Ласточка». Ласточка, или гнездо ласточек, но в начале 90-х – ****овником он стал отменным. Королевские ребята, устав от пост-совкового беспредела, отрывались на «Ласточке» по полной. Ведь это было, по сути – идеальное для того место. Ну, сами подумайте, какая порядочная жена поедет с мужем в тьму таракань, ради какой-то там рыбалки? Этим и пользовались…
Самым известным, получившим даже огласку в прессе, случаем, иллюстрирующем манеры отдыха «космонавтов» на «Звезде», был эпизод, когда те, арендовав где-то вертолет и затаривавшись спиртным да шлюхами в ближайшем райцентре, попытались посадить винтокрылую машину на идущую по Волге баржу с песком. Говорят, за штурвалом вертолета тогда был но очччень ведущий спец КБ. Но, что-то пошло не так и старенький МИ-2 ебнулся, едва задев борт судна, в реку. Ведущий и прочие сотрудники КБ выжили, а вот девчонки утопли. Бывает…
В связи с этим печальным событием, или нет – неизвестно, но только ближе к нулевым, «Звезда» покатилась к своему закату. То ли рыба в Прудице перевелась, то ли ****и в райцентре, то ли жены «космонавтов» наконец  решили положить конец этой бесшабашной мужской вольнице, но базу, учитывая опыт эпохи, сначала законсервировали, а потом и закрыли.  Наземные постройки, какой-то добрый человек почти все сжег, а судно постепенно прогнило и осело своим бортом и днищем на неглубокий грунт.
Вот в это-то место приехал сейчас Анатоль. Приехал, чтобы вполне добровольно умереть. Ведь человек – хозяин не только своей жизни, но и смерти своей. Если, конечно – это сильный человек…

Рамзан свое слово сдержал. Месяца через полтора после возвращения Анатоля в Москву, его на дому посетил тихий, мелкий чех и передал объемный, тяжелый «дипломат». На прощанье он произнес заученную фразу:
- Тут уточнить велели. Пользуй пока, но, как сказал Всевышний, предательство-хыяна – худшее качество в человеке. Помни, что ты не один в своем интересе…
Да, Анатоль был не один, кто понимал всю ценность и опасность бумаг, оказавшихся у него в распоряжении.
Пользовался ли он ими? Конечно. После того, как он, оформив многочисленные подписки о неразглашении, покинул государеву службу, путь у него был один – работа на руководящих должностях в СБ коммерческих структур. Нет, Анатоль редко опускался до откровенного шантажа своих «контрагентов». Чаще всего, ему было достаточно само присутствие в списке того или иного высокопоставленного лица, чтобы выработать по отношению к нему единственно верную линию работы и поведения. А хорошо выполненная работа, заканчивалась хорошими деньгами. За годы, Анатоль стал весьма респектабельным и востребованным  специалистом, сколотившим, к тому же, неплохой капиталец, единственным наследником которого, должен был стать его сын – Валерка. Уж об этом он позаботился.
То, что веревочка не может виться вечно, Анатоль понимал и поэтому стал готовиться к неизбежному уже полгода назад, когда к власть в бывшей мятежной, а ныне братской кавказской республике сменилась. Да, тайп, вроде остался прежним, но люди, а значит и интересы сменились весьма кардинально. В этом смысле, смена власти у новых братьев, конечно, не была случайной.
Рамзан позвонил лично, с месяц назад. Его голос в трубке звучал вполне участливо:
- Привэтствую тебя,… Анатоль. Пришло врэмя твое. Ты многое получил, но тэперь моим нужны бумаги твои. Вернее – наши…
- Я готов.
- Но, ты же понимаэшь, что на этой зэмле этой информацией можэт обладать лишь один из нас? У тэбя сын…
- Не продолжай. Я все знаю и готов ко всему. Я назову тебе точную дату, когда завершу кое-какие необходимые свои дела. А место… Место – пусть будет некая «Звезда», рядом с моей малой родиной. Ты ее найдешь, там – удобно будет. Да и мне спокойней, где путь свой начал, там, получается и завершу.
- Я нэ тороплю тэбя. Ты – настоящий мужчина…

За месяц, Анатоль соответствующим образам оформил и завершил все свои финансовые дела. Удивительно, но других-то дел, под конец его долгой и насыщенной жизни, почти и не осталось. Надо было бы, конечно, поговорить с сыном, направить его, так сказать, на путь истинный, но душевным разговором этим, можно было вызвать у него какое-нибудь лишнее подозрение, поэтому Анатоль от духовного отцовского наставления решил отказаться. В конце концов, Валерка парень взрослый и умный. У него есть нормальная, не как у его отца, профессия, будут и деньги. Анатоль сделал, как ему казалось, главное – оградил сына от излишней грязи, в которой он сам купался. Хорошо было и то, что Валерка не проявлял никакого видимого интереса к делам отца, ведь он с детства, в отличии от него, не хотел быть Зорге. Сын даже как-то видел, краем глаза, знаменитые бумаги, обычно хранящиеся в хитром сейфе их квартиры, а в тот вечер, по недосмотру Анатоля, оказавшиеся на его столе.
Анатоль тогда, увидев сына за беглым просмотром бумаг, сильно напрягся, но Валерка, оценив взволнованность входящего в кабинет отца, открыто ему улыбнулся и, прервав чтение, сказал:
- Мутата какая-то.  Как и кому все это, батя, может быть интересно?! Другое дело – коины, биткоины всякие…
И Анатоль тогда успокоился. Да, он направил своего сына на иной, правильный жизненный путь.

Три дня назад, он сообщил Рамзану время их будущей и последней встречи. Потом, вечером, соврал сыну о том, что собирается, ближе к выходным, съездить размять стареющие чресла в баньку к одному своему старому знакомому – председателю правления банка «Разменяйтеп».
- Заодно и о делах поговорил, - закончил легенду Анатоль.
Валерка внимательно посмотрел на отца:
- Ты смотри там, батя, с женщинами да коньяком не переусердствуй, в бане этой. Знаю я вас, стариков так называемых…
- Постараюсь уж.
- Кстати, забыл тебе сказать, я завтра тоже на неделю с утра уезжаю. Летние сборы у нас по биатлону.
- На колесиках кататься будете?
- На колесиках…

Анатоль был, на самом деле, сильно расстроен тем, что, получается, он увидит сына завтра – в последний раз. Ведь мог бы еще, дня два видеть, общаться.  Но, с другой стороны, все это сильно облегчало ему задачу по сбору и отъезду из дома.
Следующим утром, когда Валерка брился в ванной комнате, Анатоль не смог удержаться и подперев стену в коридоре, стал смотреть на сына. Он хотел его запомнить. Запомнить? Для чего?
- Ты что, батя? Задумчивый какой-то, вчера и сегодня. Случилось что?
- Нет. Устал просто.
- Понятно. Ну, ничего, отдохнешь скоро.
- Это точно. Скоро отдохну.
Валерка закончил бритье.
- Мы на джипе Костяновском сегодня поедем, снаряги то много, а цугом ездить не хочется. Он через десять минут внизу будет.
- Удачи тебе.

Анатоль ушел в свой кабинет и сделал вид, что внимательно изучает экран монитора. Сердце сильно стучало.
- Пока, бать! До встречи, - раздалось из коридора.
- Пока, пока…
Входная дверь хлопнула. Анатоль подошел к окну и через несколько минут увидел, как его сын, аккуратно засунув свою спортивную сумку и гофр с роликовыми лыжами в багажник Костяновского «Крузака», скрылся в машине. Вот и попрощались.

…………….

Анатоль посмотрел на часы. Было пятнадцать минут восьмого, вечерело и солнце неторопливо, но уверенно катилось к закату.
По невидимой от реки дороги, в сторону «Звезды» проехала мощная, судя по звуку двигателя, машина.
«Приехали всего на одной тачке, но с запасом по времени. Доверяй, но проверяй, как говорится» - подумал Анатоль. Через полчасика, пора было и ему двигаться.

Когда «Мерседес» подъехал к полуразвалившимся воротам бывшего ****овника, было уже почти совсем темно. Проехав еще метров семьдесят за линию сосен, Анатоль остановил машину на бывшей центральной площадке «Звезды». Недалеко, угадывался накренившийся бортом в сторону берега силуэт пришвартованного колесного парохода.
Анатоль вышел из машины. В тот же момент, его ослепил свет стоявшего бортом рядом с бывшей банькой, а от того ранее не замеченного им «Гелентвагена».
- Привэт, Ворон. Оружие есть?
-Нэт, зачем.
- Доки привез?
- В «дипломате», в багажнике. Выключи свет.
Дальний ксенон погас, гореть остались лишь габариты. От коробки джипа, к Анатолю медленно шел Рамзан. За ним, в нескольких шагах, еще один человек, третий же, выйдя из-за руля, от машины удаляться не стал.
- В багажнике, говоришь? Дауд, открой и забэри.
Дауд – тот кто шел за Рамзаном, повернул к «Мерседесу», открыл багажник, достал чемодан и поднес его своему шефу. Спросил:
- Открыть?
- Нэт, конэчно. Ворон-Анатоль – человэк серьезный, я давно его знаю. Можэт, попросить чего хочзшь? Сделаю.
- Нет, не хочу. Сына моего только в покое оставь.
- На то и договор был. Нэ сомневайся. Да и нэ нужен он мнэ бэз подлинников этих. Ну что, пошли?, - и Рамзан мотнул головой в сторону мертвого судна.
- Пошли.
Анатоль повернулся спиной к своему добровольному палачу и медленно, прихрамывая, пошел в сторону угадывавшихся, прогнивших мостков, связывающих берег с пароходом. Сзади снова вспыхнул дальний свет фар, выхватывая  из темноты сюрреалистичные подробности его последнего пути. Вернее – дороги.
«Стрелять он будет, когда я зайду на борт. Так удобнее.  Тело потом прятать не надо будет. Под прогнившую палубу провалюсь», - почему-то спокойно подумал смертник.
Когда Анатоль достиг палубы, сзади раздался отчетливый щелчок предохранителя. Судя по тени от фар, с неестественно длинными ногами, Рамзан остановился у мостков.
- Слышь, Ворон. Ты прости, эсли что. Жизнь – штука жэстокая. Сам знаешь. О сыне нэ беспокойся.
- Да... Стреляй уже, - тихо сказал Анатоль и сделал большой, последний вздох, наполненный ароматом реки вперемешку с вонью загаженного трюма.

И выстрел грянул. Только какой-то странный – пискляво-хлесткий и как бы тройной. Мгновение назад зажмурившийся Анатоль открыл глаза и не сразу, но понял, что жив. Длинноногая тень же сзади исчезла. Он развернулся, но из-за света фар ничего не увидел. С берега раздались какие-то стоны, потом ругань на чеченском, а потом еще два выстрела. Один – явно короткоствольный, а другой все тот же – писклявый.
- Вот сука! Успел, таки, пальнуть!
- Не задел?
- Нет, вроде…
- Тогда добей всех из их же стволов… Да вырубите вы уже эти фары! Батя, ты как?
- Вадим?!
- Да, бать, это я и мои друзья…
Фары погасли и Анатоль различил приближающегося к мосткам фигуру сына с похожей на биатлонную винтовкой в руках. Слева от мостков, неподвижно лежал лицом вниз Рустам. Вадим выбил у него из руки ногой пистолет, потом толкнул тело прикладом.
- Наглушняк, прям под основание черепушки, - дрожащим, но удовлетворенным голосом сказал он.
С берега раздались приглушенный стон и еще два пистолетных выстрела.
- Готовы, козлы… Здравствуйте, Анатолий Николаевич. С возвращением вас с того света, - этот голос из темноты, явно принадлежал другу Валерки, Костику.
Анатоль, покачиваясь, сошел по ненадежным доскам на берег. Сын протянул ему руку, но он на нее не оперся. В голове творилось что-то невообразимое. В ней сейчас черти готовили салат из боли и отрывков мыслей.
- Сигареты из машины принеси, - сухо сказал отец сыну и бухнулся на чурку, бывшую когда-то опорой скамейки.
- Вань, принеси бати его «Ротманс» из «Мерина», плиз…
Вадим сел прямо на землю, рядом с отцом, аккуратно прислонив свое оружие  к ближайшему дереву.
- Ну, от куда у вас эти пукалки я понял. А вот все остальное – пока что нет. Рассказывай.
Из темноты вынырнул высокий худой парень и протянул Анатолю пачку сигарет с зажигалкой.
- Это - Иван. Ты его не знал пока, но он тоже наш друг.
- Здрасьте…
Анатоль молча кивнул одному из своих спасителей:
- Так я слушаю тебя, сынок…
- А чего говорить то. Дай и мне сигаретку…
- Так ты, спортсмен, куришь, оказывается?
- Иногда. А еще, я иногда людей убиваю, как ты уже понял.
Анатоль протянул сыну сигарету, тот не слишком умело прикурил, прокашлялся и продолжил:
- Тебя ведь, никогда особо не интересовало, чего я хочу.  Лично я. Ты всегда был хозяином не только своей, но и моей жизни. А я же, не поверишь, никогда не хотел быть ботаником, пусть и виртуальным. Понимаешь? Я хотел быть таким, как ты. Шпионом там, разведчиком – не важно. Как ты и все тут… До поры, перечить я не мог, зная тебя – это занятие пустое. Но, я жал своего шанса, шанса доказать тебе, чего я на самом деле стою. Я уже давно понял ценность этих твоих документов. И опасность обладания ими – тоже. После этого, извини, я установил за тобой тотальную электронную слежку. Для меня это, при моих знаниях, оказалось не так уж все и сложно. Я контролировал твою переписку в сети, на почте, твой телефон. Поэтому, все нюансы твоего общения с этим чехом – я знал. Дальше, как говорится – дело техники. Ружьишки свои мы еще по весне усовершенствовали. Ну, там заряд на якобы утерянных патронах усилили, с прицелом поработали. Да, риск, конечно был, но, когда они эти фары свои врубили, спиной к нам стоя, то для нас, как для биатлонных шпротсменов, считай – вообще тир начался. Вон, только один Ванькин дернуться и успел. А «Звезду» эту, я с детства знаю. Ты сам меня сюда пацаном на пляж возил. Ну, приехали мы значит за сутки, осмотрелись, расположились…
- По Рамзану ты стрелял? – перебил сына Анатоль.
- Я. Очень боялся, честно говоря, промахнуться, но, видать – не мог. Он же тебя убить собирался.
Анатолю, только сейчас, стало на душе по-настоящему плохо.
- Ты… Вы даже не представляете, во что вляпались…
- Представляем.
- И каков у вас план, если он вообще есть?
- План такой: сейчас мы едем в Тверь, там ночуем, а потом рванем в Питер. От туда же, прямым рейсом – в Нью-Йорк. Паспорта я взял. Билеты нас ждут уже, хакерское сообщество – кое на что, все-таки, способно. А в Штатах, нас встретит наша непутевая мамашка, она, кстати, и с визами заранее помогла…
- Кто?!
- Мамашка моя. Жена твоя – Евгеша, или как ты там ее называешь. Сволочь она конечно, но я всегда, с детства мечтал в полной семье пожить,  пусть даже и фальшивой. Она, когда я с ней договаривался, похоже, даже обрадовалась такому раскладу. Особенно, когда узнала, что мы с деньгами прибудем. Мы ведь с деньгами там будем, папа?
Анатоль сглотнул накопившуюся соленую слюну. Может быть, именно такой вкус у внутренних, невидимых окружающим душевных слез?
- Допустим. А дальше что? Всех нас теперь искать будут и океан, поверь, для этого сейчас не помеха.
- А дальше – видно будет, - стараясь казаться беззаботным, ответил Вадя, - на дальше – у нас чемодан этот, опыт твой, знания мои, да друзей моих – в помощь будут. Посмотрим, короче. Главное, что мы все вместе теперь будем. Долго…
Анатоль выглядел уже внешне спокойным. Все произошло, и изменить что-либо, было уже нельзя. Он встал со своего чурбана, взъерошил волосы сыну и сказал:
- Значит так. Жмуров двоих – в «Гелик», одного – в мой «Мерин», за руль.  Все стволы, по обратной дороге, перед Клыпино – в реку, там глубже. А тачки обе с убиенными – обильно обензинить и сжечь. Это нам хоть немного времени выиграть позволит, пока, кому надо, с произошедшим разберутся. Все ясно?
- Так точно, товарищ полковник!, - Вадим шутливо отдал отцу честь, но выглядел при этом действительно серьезным, но по-детски счастливым человеком, - Разрешите исполнять?
- Дурак…, - был ему на то ответ отца.


Эпилог.

Анатоль расположился, по собственному желанию, на третьем, раскладном диване джипа. Все его распоряжения были выполнены и он, прикрыв глаза, пытался осмыслить  произошедшее. Но, мысли путались, а в груди стоял жесткий ком, от которого никак не получалось избавиться.
В своей жизни, он одержал немало побед, но проиграл в главном – он не уберег сына. Нет, сын не был обречен на неминуемую гибель. Он, напротив, был обречен теперь  на неминуемую жизнь, жизнь, в которой нет места сочувствию и состраданию, жизнь, которая иногда – тяжелей смерти. И что обидно, все это его отец понял только что. Предыдущих десятилетий , на это явно не хватило.  Уверенность в себе, видать, помешала.
Валерка был за рулем. Потыкав в мультимедиа, он тихо включил музыку. Это было что-то от Robert Cray Band. Хоть в этом, он сегодня своего отца понял.
Могучую машину потряхивало на ухабах, она, вместе со своими наездниками, постепенно втягивалась в дорогу. В дорогу, которую они не выбирали…