- Я все же не пойму, Сима, чего тебе еще надо, - уже с небольшим раздражением спросил Царь у Главы крымских караимов Симы Бабовича. Он уже успел пообещать сохранить для караимов дарованные бабкой права на владение землей, чего другие еврейские общины не имели, подтвердил освобождение караимов от рекрутской повинности и раз десять поблагодарил Симу и всю караимскую общину за хлопоты по организации высочайшего визита в Крым и за ремонт Бахчисарайского дворца. Но Сима все не унимался и продолжал заверять Царя в верноподданейших чувствах и готовности жизнь отдать во славу Царя и Отечества.
- Мы, Ваше Величество, светоподобный Государь Император Николай Павлович, пусть ниспошлет Господь всемогущий многие лета всей Вашей семье и верным сановникам, и отвратит невзгоды и поругание со стороны врагов Отечества, и сотрет их в пыль и развеет ее над дальними морями, собственно караимы. О том Ваша Великая Гранд-Мадам Екатерина знала, да осветит благость ея каждый наш шаг, и так установил Высочайший промысел её.
Сима Соломонович не всегда был таким красноречивым, но в случае чего мог завернуть и позаковыристей. На торжественном приеме в Доме евпаторийского Главы стало заметно тише, даже Царь отложил вилку и заинтересованно посмотрел на караимского Гахама, то есть Главу: общеизвестно, что всплеск красноречия часто заканчивается сюрпризом. Не обошлось без него и в этот раз.
- Ну известно, что караимы, - кивнул Царь, - и что с того?
- А то, всемилостивейший Государь Император, что мы не евреи, - неожиданно быстро закончил Сима и уселся на место.
За столом ненадолго повисла пауза, а потом начался такой галдеж, что генерал-губернатору Воронцову даже пришлось постучать ножиком по графину:
- Господа, имейте уважение! Это, голубчик, довольно любопытно. Я и в Турции, и в Париже у толковых людей справлялся – евреи, говорят, как есть евреи! И Тору чтут, и субботу, и праздники у них общие, и письмо. А что одеваются по-другому, и синагогу кенасой называют – так то от традиции повелось, а не от веры: гляньте-ка на брата нашего русака и здешнего малоросса. Хохол и хитрей, и чубастей русака, а корень в них – один: век землицу пашут и в церковь ходят. Посели хохла в русской избе – через год не узнаешь в нем малоросса. Так же и караим с евреем: горазды друг на друга лясы точить, а побрачуются – так и живут душа в душу, сватам на радость.
Император благодарно посмотрел на Воронцова и снова обратился к Бабовичу:
- Ты, Сима, отвечай Михаилу Семеновичу. Он даром что граф-рубака, а поумнее многих. У него книгами семь домов заполнены, и все места не хватает. В Лондоне учился. Но ты не робей, говори, кто вы, раз не евреи, может, татары?
Сима Соломонович спокойно сидел на своем месте, бесстрастно снеся и выпад графа, и намек Николая на жидкую татарскую бородку, свисавшую с его подбородка. Его бледное красивое лицо и тонкие губы почти не двигались во время разговора и придавали ему сходство с каким-то восточным ученым, изображенным на китайской вазе.
- Мудрейший и милостивый Государь Император, ваша ученейшая светлость граф Михаил Семенович, - опять издалека начал Сима, - да продлят Ангелы небесные ваши дни и наполнят их блаженством, на зависть врагам вашим и другим недостойным людям. Мы, караимы, и не евреи, и не татары, хоть и живем с ними в мире под сенью российского орла и вместе хвалим Господа за счастье жить под неусыпной заботой нашего Государя, да продлят ангелы ваши дни. Мы, в некотором смысле, русские, и вместе со всем русским народом крепко держимся трона Вашего Императорского Величества и с радостью отдадим жизнь за Царя и Отечество!
- Русские? – удивленно переспросил царь, - И в каком же смысле?
- Вот кудесник! – восторженно шепнул Румянцеву на ухо таврический губернатор Муромцов, - веревки из Государя вьет. Сейчас подати попросит отменить, наверно.
- Или титул себе какой, - согласился Румянцев. – Может, даже дворянский.
А Сима, между тем, продолжал:
- А русские – это опора трона и опора веры. Когда Султан османов Мехмед взял град Константина, русский Царь стал защитником веры православной. И какие бы ветры ни дули, какой бы враг не стучал в ворота, русский народ от веры своей не отворачивался, и царя не предавал. Так и мы, караимы.
Румянцев хотел было выпить, но от удивления не смог глотнуть и поставил рюмку обратно на стол.
- Вы что, караимы, тоже православную веру бережете? И за Христа радеете?
- Мы истинную веру храним, - с достоинством поклонился Румянцеву Сима. – И Христа почитаем, достойный был… (Сима чуть не сказал человек, но вовремя осекся) Господь всех… православных. Зря его евреи на смерть обрекли. Караимы к тому не причастны. Наши предки задолго до Рождества оставили евреев с их Талмудом и уплыли в Крым. И основали здесь три города.
- В Крым они уплыли, только совесть взять с собой забыли, – послышалось из угла, где сидел раввин евпаторийской Купеческой синагоги. Впрочем, внимание собравшихся было приковано отнюдь не к раввину.
- Какие три города? – спросил Муромцов, которому казалось, что он знает все города подведомственной территории.
- Солхат, Онхат и… Авраам, как там третий город назывался? – обратился Сима за помощью к учителю своих детей и почтенному ученому-гебраисту Фирковичу.
Бородатый и усатый Фиркович в квадратной шапке и тяжелой синей рясе, с огромным золотым медальоном на шее степенно встал со своего места, отвесил императору глубокий поклон и размеренно произнес:
- Села ха-Иехудим, ныне известный вам как Чуфут-Кале, мой достопочтенный и праведный господин.
- Вот, Чуфут-Кале, ваше Императорское Величество, вы его посетили недавно. Город старый, по всему же видно. У Фирковича там домик есть, и хозяйство. Он там все знает. Даже Крымский хан в Чуфут-Кале караимов не притеснял, торгуйте, говорил, и богатейте, поскольку вы на своей земле.
- Что, прямо так и говорил? – улыбнулся Николай. – И кто это слышал? Фиркович твой?
- Да многие слышали, - неуверенно ответил Сима. - Иных уж нет, а те далече. Главное-то в другом. Когда Крымский хан пришел в Крым, на юге полуострова были греки, а в остальных частях – хазары, а хазары это кто?
- Кто? – эхом отозвался Государь.
- Караимы. Ну, то есть не вполне караимы, наверно, но ученики караимов. Хазарский каган узнал от караимов Тору и стал чтить святую Книгу, а вслед за ним и его люди. И вот Хазарский каган посылал войска, и сделал своими данниками многие народы, от Чернигова и Мурома на севере до Тифлиса на юге. И люди в Киеве от хазар узнали о праведной и вечной Книге, и ходили в Крым узнать о ней больше, да Чуфут-Кале не нашли. Вы, благоверные господа, сами видели, что дорога к городу сложна и опасна, а сам город хорошо укрыт от посторонних глаз. Ну, о Библии им рассказали в Корсуне, то бишь в Херсонесе, и оттуда посланцы Киева принесли домой греческую веру. А хазарское население Киева, Чернигова, Курска и других городов смешалось с местными жителями, и так составился русский народ. В котором, конечно, есть часть и от караимов. И, как и караимы, русский народ много страдал за истинную веру, но все вынес, и теперь стал опорой трона Вашего Императорского Величества и православия. Как и караимы.
За столом опять стало тихо. Даже раввин озадаченно цокнул. Один старик Румянцев не поддался всеобщему восхищению и продолжал насвистывать песенку про князя Олега, собравшегося отмстить неразумным хазарам. Но делал это тихо.
- То есть русские, по сути, караимы? – озадаченно спросил Царь.
- В каком-то смысле да, - ответил Бабович, и украдкой посмотрел на Фирсовича. Тот широко улыбался в усы и одобрительно кивал головой. – Мы не совсем одно и то же, но делаем общее дело: не даем жидам, католикам и прочим заблудшим глумиться над истинной верой; мы, если хотите, вечные хранители веры, трона и божеского уклада жизни. Пока мы, караимы и русские, вместе, Царству Божьему на Земле быть, и враги ему не страшны.
- Ой-вэй, - раздалось из угла раввина, но на него опять зашикали.
- И поскольку караимы не евреи, а самые что ни на есть русские, - закончил Бабович, - то у них должно быть право и на личное дворянство, и на владение землей вне черты оседлости, и на служение Царю и Отечеству до последней капли крови, и на памятный знак в нашей кенасе в честь визита Вашего Императорского Величества в наш древний город, которым по праву может владеть только русский Царь.
- Что скажешь, граф? – обратился Император к Румянцеву.
- Да бес их разберет, - уклончиво ответил Румянцев. – Ясно, что не греки они. Плетет Сима так, как не всякий еврей сумеет. Я лично разницы в них не вижу, но если караимы найдут доказательства, что жили в Крыму еще до Хана, и Хан их за евреев не считал, можно и дать им, чего просят. Караимов мало, погоды в стране не сделают. А верные служители трона нам в любой части Империи нужны.
- На том и порешим. – Император отложил прибор и поднялся со своего места. – Ты, Сима, найди все источники по истории караимов, и представь мне, а мы потом решим, что с вами делать.
Торжественный прием подошел к концу. Гости, вслед за Императором, начали разъезжаться по домам, брусчатка вокруг дома городского Головы и Никольского храма наполнилась стуком подков и скрипом колясок.
Сима Бабович и Авраам Фирсович направились к дому пешком. Благо, идти было недалече.
- Задачу понял? – уточнил у Фирсовича Сима. – теперь главное не облажаться. Снаряжай экспедицию и найди доказательства. До кита докопайся, а найди! Но денег много не трать. Нам еще о нищих надо заботиться, сам знаешь.
- Знаааю, - протянул Фирсович и посмотрел на толстый живот Гахама. – Кстати, хазарский Каган от караимского Гахан происходит, или наоборот?
- Тебе лучше знать, - буркнул Сима. – Найдешь доказательства, будешь каганом, а нет – пойдешь навоз месить. Тут личное дворянство на кону, а ты все хазары-растабары. Ищи давай.
- Я понял, господин, найду…
Фирсович объехал все крымские библиотеки, монастыри и синагоги, подолгу засиживался в медресе. Раввины сначала гнобили его за отступничество, потом начали жалеть, и даже помогали ему в нелегком деле. Решать безнадежные интеллектуальные задачи, вроде доказательства того, что евреи были отколовшейся от караимов сектой, раввинам очень нравилось. Постепенно между ними и Фирсовичем установились теплые деловые отношения, что пошло на пользу гебраистике и прочим мудреным научным дисциплинам.
Через пару десятков лет, когда озорные мальчишки зачем-то добирались до обезлюдевшего к тому времени Чуфут-Кале, они еще могли встретить на запущенной улице одинокую фигуру сгорбленного Фирсовича, тащившего ведро воды или охапку дров к своему дому у старых кенас.
- Так ты еврей или не еврей? – кричали мальчишки, давясь от хохота.
А Фирсович, всегда молча, поднимал руку к небу, как будто просил у него помощи, и постепенно загибал пальцы.
Ну что тут скажешь, интрига.