Больничные Сказы Подвальной Беседки.
Сидели мы, короче, в ожидании, каждый в своём особом, возле грузового лифта больничного, вся наша когорта санитарного коллектива. Я Инфаркт, тусуюсь до обеда в кардиологии, так как ради зарика надо дело делать, работать, а у нас это всегда дико и неповторимо в кайф. Все мы на кортах соображаем планы на день, уткнувшись заплывшим фейсом серьёзным, в телефон. А я ещё и на вечер - сегодня придёт Красная Шапочка, зальёмся текилкой с аванса, и наконец её пяточки, пяточки, пяточки... Но конечно, после пяточки, ведь надо купить поржать и пожрать, чтобы было всё цивильно - прелюдия в стиле высоких разговоров про звёзды там, о фильмах про еблю там, романтика там, петтинг, мур-мур. Зашибись, нравится мне тут работать, в натуре, есть же, коллектив зачётный, нах - Гангрена из хирургии, Пневмон - терапия, есть ещё Баба Гена - мужик недалёкий, но блещет высказываниями всегда, и особенно смешно, когда он ****ит, а вставная челюсть ходит ходуном - и картавит, и шепелявит, главное газон на участке поливает он за меня, пока едем в таблетке получать аптеку. Ну, день как всегда, типа - бельё, отходы, биксы, лекарства, пациенты, и мусор - форс мажора не будет сегодня - деды с бабками вроде крепкие, выдюжат, но ежели чё - прибегу с дефибриллятором, ёбну током, не забалуют. Сестричкам купил шоколадки - пусть жрут, довольные. Практиканты сегодня должны придти - такие заморыши, ни хера не могут. Пусть учатся, им государство знания дало, возможности. Так что, голубчики, отрабатывайте, а меня здесь нет ужо. Погрузили зассаные матрасы в дезуху, развезли. Вон Пневмон маякнул - по****или в прожарку биксы нести - мне на старые дрожжи смешарик попал, угораю, что если он крякнет, его призрак будет ночью так-же ходить по коридорам, с наволочкой с биксами за спиной, и возмущаться. У Гангрены тележка есть, а за Бабу Гену я тоже биксы понесу - он чай пьёт, про пенсии спорит с бабами. До обеда всё раскидали, разнесли. С****ил с аптеки у Старшой Сестры драги, и мыльно-рыльное у Хозяюшки, по традиции всякое, для дома, для семьи. Вот и обед, по подвалу на тележках катим в раздатку с пищеблока - орём "Дорогу!", соревнуемся. Но подвал, сука кривой, и пол неровный - расплескали постный борщ по полу из вёдер, упали котлеты - поднять надо, отряхнуть. В очереди перед лифтом думаем, что сегодня скажет его хозяйка. Лифтёрша с недотрахом всё про секс шутит, надушившись, и наведя румяны - ждёт корпоратива - может один из нас, мальчиков, согласится в лифте застрять с ней на полчаса. Та не, она старая вешалка, но чем чёрт не шутит, не дай бог, конечно. Поднимаю в раздатку хавку - очередь голодных старичков подле столовки, смотрит на меня, как на Христа, с манной небесной. И тут, невовремя, вывозят с отделения напротив покойника, заменяя еду в лифте удобрением. Затолкал в себя порцию общепита, звоню Гангрене и Пневмону - айда в подвал скорей. Там, на видавшем виды диване, под портретом вечно живого Ильича, начинаем травить байки, кто во что гаразд. Возле нашей больнички Чулан есть - это кодовое название близлежащей тошниловки. В этой обрыгаловке контингент обычно ровный, как на подбор, незлобивый. Зашёл как-то туда в отчаянии студент филологического факультета, тощий прыщавый очкарик, ботан. Пришёл намедни с конфетами и букетом роз к тёлке, в которую втюрился, как пень, целиком и полностью. Даже драконить на неё боялся - а вдруг не срастётся - суеверный был, целибат блюдил. Стоял на морозе пол дня, стеснялся домофон набрать, ладошки потные задубели, очки запотели, пенис съёжился в геометрическую прогрессию. Тут бабка открыла дверь падика, и как полагается, пристально отсканировала его, не наркод ли он, или проститутка. Но он вшивый интеллигентишка, сказал "Здравствуйте", и билет на балет был открыт. Как и дверь на хазу к благоверной, на передок слабой ****е. Он с трепетом цветка сакуры взлетел худыми ходунками по лестнице, и застыл в ступоре, на пороге. А его дивчина то ****ся, с каким-то дядей в партаках. У него в мыслях проскользнуло аффектом "Я то буду чутким любовником, а он ****ь, животное...". Но пенис гордою главою всё-таки привстал, так как сквозь толстые запотевшие линзы, очкарик не видал никогда чёткий пример секса. Злыдень уёбок в наколках оторвал свой хрен от ракушки, и встал напротив него, подёргивая эрегированным писюном. "Ты чё, бля, лось сохатый, копыта убрал из хаты, падла!". Студент закипел, но поняв, что против лома нет приёма, расстроенно подал голос, обращённый к его надежде на потерю девственности - "Я тебя люблю, мама говорит, что она приготовила нам пирог шарлотку, я тебе цветы принёс, шоколадку...". "Иди нах, э-э-э-э, не вдуплил, четырёхглазый? Как уебу, сука!" - распетушился зоновский авторитет, прикрывая край жопы, где виднелись три туза, и чёртик. Тут обстановку разрядила шлюха в одеяле с сердечками - "Мне сейчас некогда, ты не так понял всё, я позже объясню. Люблю тебя, а это мой друг, не ругайтесь, мальчики!". Дверь хлопнула громко, и очкарик, недопоняв, стоял ещё пять минут, прильнув ухо слушая, как там вопли самца койота, вперемешку с руганью, звучали громко, когда петушок жадно трахал растянутую дырку. Так и не понял, как дошёл до Чулана, логика учёная его не спасла, и он накирялся с трёх рюмок коньяка. Грустя, и смотря в окно, у столика в гордом одиночестве. И тут, откуда ни возьмись, появилась Чикита, местная полубомжиха, кошёлка, и приговаривая "Чики-чики", пошла по столам собирать мелочь на бормотуху, флиртуя с пьянью в забегаловке. Увидев очкарика, подошла - свежее мясо, молодое. "Есть копейки, пацанчик, грустный ты мой, чего головушку понурил, цветы, вижу, мне лежат". Очкару было срать, он обиделся, и после комплиментов шваброидной пропитой старухи, в мозгу его взыграло достоинство. От заманчивого предложения пройти в халупу к Чиките он не отказался, послушно шагая с ней, под смех всех алконоидов. Задвинулась часть серванта, заменяющая выбитую дверь, бледное пузо оголилось, и язык шершавый Чикиты дал ему очередную надежду, несмотря на его творожок, застывший под шкуркой. "Знаешь, настоящие мужчины, такую девушку, как я, должны ублажить, перед таким серьёзным шагом, чтобы поебти. Так что ныряй-ка ты в мою кундю..." - завелась прошмандовка. А что ему было делать? Надо, значит надо - после нескольких неумелых движух языком (а лингвисты должны хорошо им владеть), и пары вдохов ароматов сельди, ему стало тошно, но поздно - властная женская рука уткнула его в вертикальные губища. "Ай да хорош, ай да ласточка, ай да ювелир..." - настроилась Чикита. Внезапно непропорционально большая голова поднялась из гущи, где прыгают мандавошки с волоса на волос. С его хипстерской покерской чёлки, и с очков, зафиксированных уже на одном ухе, застенчиво свисали, блестя, куски кала. "Я не ювелир." - заварнякал гость - "Я лингвист...", и блеванул маминой шарлоткой с яблоками и семечками на вид спереди, создав натюрморт из кусочков жратвы на губах. Пока мы так смеялись, от истории, пьяный сантехник по****ил в реанимацию, и не получив спирта за криво вкрученный шуруп, выдал своей жене Мартышке - "Ты как жена моя, бля, такая же манда!..". Сегодня приходил типа новый, нужный работник, но не справившись со стрессом, запулил биксом в голову Старшой Сеструхе, и убёг. А она лежала без сознания, и из под завёрнутого халата, сквозь чулки и труселя, виднелись заросли сибирского папоротника. Слушаем дальше - пригласили как-то к гопоте наивного гитараста романтика, чтобы унылые родительские темы им поиграл. И нашлась ****ина, что всех заебла. А намётанный глаз на такого самородка не дал солгать - надо его выебать. Пока непьющему таланту подливали ёрша, он играл ****ец, струны рвал. Его промасленная косичка напоминала схрон мозгов, что стекают из головы. Оказавшись в комнате, ему предложили гондон. И всё бы ничего, да только наутро, пьяное быдло разбудили вопли и крики сиповки из комнаты - как реальные пацаны, они не могли не подтянуться, и отработав трубу, не подписать под пидора возникшего оппонента. А оказалось просто всё - перебравший музыкант, распустив патлы, искал гондон, а по старой памяти нашёл резинку от волос, что и натянул на свой необрезанный, спустив, а реальный гондон смиренно лежал, засохнув, на подлокотнике кресла. Опять угораем, с санитарьём, идём ссать - снегопад, снежок, Новый Год Скоро. Надо на снегу узорами нассать - каждый своё. Как работаем - так и ссым - вместе, перекрёстными струями, полковыми меринами. Стряхнули, привязав коня, и видим - напротив Чулана дерутся два Деда Мороза, друг-друга посохами окучивая - позади две Снегурочки вцепились в волосы. Славно, какой праздник без драки обходится. Ставили на дедов в красной шубе, и синей, а потом забили нахуй - холодно в одной робе и халате. Вернулись в кандейку, включили телек - где-то в Гейропе, а не нашей, вставшей с колен раком державе, понаехали Евразиты и Афросифоклы. Новости же не врут никогда. А тут пришёл один Урукзигхайль с автоматом на праздник к ним, и всех разъебал. Делимся мнениями, впечатлениями, толкаем речь под закусь - "Чтобы, бля, у нас такого не было, нах.", и продолжаем травить. Вспомнили умственно отсталого племяша Бабы Гены, который по лету влюбился в педовку из больницы. Дали ему погремуху "Полкаша". Он нарядный, в кителе полкана, правда не на белом коне, как на параде, зашёл в пассажирский лифт, совсем один. Катался он, нажимая кнопочки, вверх и вниз очень долго, а когда улыбаясь вышел - понёс чётное количество сорванных с газона цветков дуре, в которую влюбился. Она ****ашка не меньше - давай зырить в окно, мол, что он будет делать. А он счастливый, плюёт в небо, как деревенский дурачок, смотрит - как плевок полетит. Дома его не держат - увидев гимнастику по телеку, и возбудившись, нюхая трусы сестры, которую приходует Баба Гена, он стал по спортивному онанировать в присядку, держа одну руку на ширину плеч. Вышли покурить - встретили Улыбку, мой любимый пациент, зажал Гангрене глаза сзади, пошутковать решил - "Отгадай, кто?". Тот ему сигарчухой руку прожигать давай. "Я те прожгу, нахуй бля." - сказал Улыбка, и ретировался, улыбаясь, в очередь на приём в поликлинике. Возил его на операцию как-то, а он, лёжа на каталке, озадачил фригидную Лифтёршу, сказав ей - "Принимай гостя!". Бедлам. Сидим, курим - вбегает Снежинка, фармацевт. Налили, покурили - дали возможность озвучить ей слова. "Я блять пошла в аптеку, получила растворы Фурика, Кальцика, Калика, и Натрика. Как вышла - глядь - кусты шевелятся. Ну думаю, что за ***ня, подхожу ближе. А там ебло, весёлое и небритое, вытащил свою волыну из розовых стрингов, и наяривает. Я испугалась, сикнула, и бегом оттуда. Изловите вы его, ведь не в первый раз уже, ребята. А я вас поцелую." Да... Да зачем мне поцелуй, отсоси давай, замучу впрягу. "Я глотать не буду, только в рот возьму, у меня муж, дети, если что!.." - возмутилась Снежинка. Да пошла ты, шалава. Есть один индивид, лысый Титя, двигается в пижаме, как жертва холокоста, в любую погоду. Его ложат к нам, а он сбегает, но пижама всегда одна, козырная. Фирмовая, с ссаньём и говном. Лысый Титя, хромая, и пуская слюни у рта, ковыляет к детской площадке, где его чморят щеглы, ебучие нахлебники спиногрызы. И несмотря на то, что он старше их раза в четыре, он всё равно хочет быть грушей для маленьких ублюдков вырожденцев. Бегает за ними по двору, мыча, спускается с горки, рвёт с клумбы цветы, старается прильнут к веселухе в песочнице, а щеглы ему писком в уши - "Ты не один из нас, ты дурак". Он, рыдая, пряча монтировку под пижамой, уходит прочь от песочницы, где валяются щеглы рядком. Приходит к бабуле, а та ему приказывает - "Сними-ка бабушкины рейтузы с подоконника, высохли вроде, понюхай, потрогай!". Лысый Титя нехотя исполняет это действо на фоне портретов боженьки. Входит на кухню, видит тушку куриную без головы, и потрохов. "Научись делать, бляха муха, что либо, бесполезный убогий внук." - рык бабкин громогласно раздаётся по площади вонючей квартиры - "Стань мужиком!". Титя смотрит на куриную тушку, с кожей в пупырышках, но раз Ба сказала, надо делать. Без тени сомнения входит в курятину, и спустя несколько минут, спускает внутрь свой "Провансаль", на майонез денег нет. Тут бабуля входит на ущербную кухню, чтобы ему накостылять - "Идиот, дебил, полурослик, ты что делаешь, негодяй!?.". "Ба, я размораживаю!!!" - со слезами на глазах, как мог, сказал лысый Титя... Время домой, меня ждёт ужин, прекрасные моменты, новая порция позитива. Сижу один, лишь дворник в тришках, и зимних туфлях, ползая, держит в зубных протезах искусственную колбасу, которую с****ил из холодильника. А я, идя домой трахать Дюймовочку, радуюсь метели, читая сказку на трубе, "О Коте И Кроте". Рассказали сегодня настолько много в подвале, что растянется надолго, это ****ское чаепитие, в больничном отделении.