Густой осенний дождь мелкой рябью обрушивался на город уже который день. Улицы, обычно наполненные голосами и спехом, были непривычно пусты. Солнце, тщетно пытавшееся пробиться сквозь плотно утрамбованные облака, устало погрузилось за горизонт, уступая небосвод во власть сумерек. Желтый искусственный свет просачивался в щели неплотно задернутых занавесок, отбрасывая на улицу причудливые и вытянутые блики.
Внезапно, монотонный, убаюкивающий и бесконечно мокрый вечер прорезал неожиданный звук. Стук каблуков по каменной брусчатке. Тук-тук-тук-прык-тук. Ее шаг был стремительным и спотыкающимся. Фигура плотно закутанная в плащ, зябко прячущая лицо в глубине капюшона поспешно неслась сквозь опускающуюся на город ночь, рассекая ровную гладкую стену ледяного дождя. Тонкие пальцы придерживали ворот, чтобы влага не попала девушке за шиворот, но она казалось не обращала внимания на то что вода стекает по обнаженному запястью в рукав. Ботинки на каблуках, звонко отбивающие свой марш по мостовой давно промокли, и фигура в плаще явно чувствовала дискомфорт, но не обращала внимания на него, концентрируясь на том чтобы ее лицо оставалось скрытым.
Наконец, топот набоек замер перед дверью подъездной двери. Старая сталинка, местами с отвалившейся некогда вычурной лепниной, притулившаяся среди новостроек, такая же неуместная как и одинокая фигура девушки среди октябрьского дождя. Девушка пошарила в кармане плаща и достала ключ. Старомодный, длинный, местами в щербинах, поковырялась им в замке и дернула за ручку. Дверь поддалась и тень проскользнула в полутемный подъезд.
Как только дверь со скрипом захлопнулась, послышался тяжелый вдох. Девушка прижалась спиной к двери, стянула с головы капюшон и выдохнула. Белое лицо, темная налипшая на лоб челка достигала ярко-зеленых глаз, косметика темными потеками прочерчивала на щеках линии. Она моргнула и на покрасневших белках зелень ее глаз резко контрастировала. Уставшее лицо вдруг прорезала улыбка, вот только какая-то жуткая, истеричная, словно у человека лишившегося всего на свете, включая рассудок. Всхлип перешел в смех, эхом раздавшийся вверх по лестничной клетке.
В ближайшей квартире на первом этаже распахнулась дверь и в ореоле электрического света показалась полнеющая фигура пожилой женщины.
- Майя, наконец-то! Скорее заходи в тепло! - женщина шаркая домашними тапочками по мраморной плитке заспешила к девушке, не обращая внимание на ее искаженное лицо и истерику.
Квартира пахла домом и печеньем с корицей, на шифоньере тикали старые часы, по телевизору диктор рассказывал о происшествиях на дороге за последний день, серая полосатая кошка неприветливо уставилась на гостью. Ничего не изменилось, именно таким этот дом Майя и запомнила. Те же звуки и запахи, словно время над этой квартирой и жильцами не властно.
- Ты вся промокла и дрожишь, как птичка. Снимай мокрое, Майя, скорее - ты же простынешь. Сейчас нагрею тебе чаю, согреешься. - Женщина неизменно игнорировала застывшее выражение на лице дочери, суетясь вокруг. Ведь она знала почему Майя здесь, и знала что затем последует.
Девушка неохотно подчинившись стянула ботинки и бросила на пол промокший плащ, зябко поежилась и отряхнула прилипшие ниже коленей джинсы.
- В твоей комнате есть сухая одежда, я ничего не выбрасывала, сходи переоденься. я буду ждать тебя на кухне. Поговорим.
Все так же молча Майя побрела по знакомому с детства коридору, пересчитывая половници и невольно прислушиваясь к знакомому скрипу. Как же долго она здесь не была. Словно целую жизнь назад.
Комната. Она пахла пустотой, пылью и необжитым помещением, так пахнут воспоминания. Много раз штопаный плюшевый заяц сидел у изголовья кровати и пластиковым взглядом уставился в стену. Там же где она его оставила, много лет тому назад. Розовые занавески и стол. Книжки сложенные горкой на тумбочке. Тетрадки, местами пожелтевшие стоят стопкой на полке, словно ждут когда же Майя снова примется делать уроки. Шкаф с покосившейся дверцей, весь облеплен наклейками от жевательных резинок скрывал то зачем сюда зашли.
Майя устало присела на край своей детской кровати и уставилась на зайца.
- Привет, Кузьма. Давно не виделись, - сухие губы едва шевелились. Она прижала игрушку к груди и слезы протоптавшие дорожку на ее щеках потекли с новой силой.
Так она бы и просидела дни или века, но мама не позволила бы этому случиться. Сквозь пелену соли Майя разглядела ее размытый силуэт в дверном проеме. Пожилая женщина молча смотрела на дочь, в ее глазах отражалась печаль и жалость. Она ждала.
- Он прогнал меня. Сказал что я чудовище.
Мать смягчившись осторожно подошла ближе и присела на стульчик неподалеку от дочери, приготовившись слушать.
Майя отодвинула от себя пыльного зайца и достала из кармана карту. Затертую, старую, с пожелтевшей рубашкой. Женщина узнала эту карту, и нахмурилась.
- Сказал, что я учу нашу дочь ереси. Что таких как я сжигали, и меня стоило бы.
- Милая, но зачем...
Взгляд Майи обращенный до этого в пространство резко метнулся к матери. Ее скулы напряглись, а тело замерло.
- Ты сама знаешь зачем. Сама меня научила, а тебя - бабушка. Скольких ты спасла, мам? Скольких? И где их благодарность? Я ведь не просила этого, никогда не хотела. Но оно в роду, в крови. Я надеялась что она пошла в отца, что не унаследовала это... это...
- Не говори так, не называй его этим словом...
- Проклятье? Этого слова ты боишься, мам? - заплаканные опухшие глаза Майи сверлили мать осуждающе. - А как это назвать? Даром? Мой дар отнимает у меня ребенка. И он же его и погубит.
- Николай ведь смягчится, он поймет, родная. Он ведь любит вас обеих.
- Ему не нужна жена - ведьма. А дочь этой ереси он учить не позволит. Так он сказал. Еще: что убьет меня, задушит, испепелит, если увидит меня поблизости ребенка. И знаешь, я ему верю. Я не видела никогда в живом человеке столько ненависти и злобы. Он. Боится. Меня.
Женщина судорожно вздохнула глядя на дочь широко распахнутыми глазами. Она понимала ее, потому что когда-то прошла через подобное. И ее, Майю, так же пытались отобрать у сумасшедшей матери. Но в тот раз закон выступил на стороне женщины, и ребенка оставили. Отец пытался выкрасть дочь, но после неудачной попытки пропал. Больше его не видели, а Майе она рассказала что папа уехал на Север, и даже присылал ей оттуда подарки. Как вот этого зайца - Кузьму.
Мать стерла с лица скупо выступившую слезу, она не потеряет внучку, не сможет смотреть как ее дочь мучится. Она знала что теперь нужно предпринять, и совесть Майи будет чиста, пусть все будет на ней, на старухе, она унесет с собой в могилу все секреты. Все ради них, ради любимых.
***
Ветер колыхал ветви каштанов, цветы, словно снег, сыпались на землю. Девочка, лет шести с темными волосами и яркими зелеными глазами, собирала их в пригоршни и подбрасывала в воздух. Молодая женщина сидела на лавочке и улыбалась глядя на своего ребенка.
- Пойдем, поедим мороженного, Солнышко.
Девочка с радостным смехом подбежала к матери, а та взяла ее за руку. Ветер поднял и перевернул вниз рубашками две затертые и пожелтевшие карты забытые на лавочке. Влюбленные. Башня.
И. Г. 2019