21
В медпункте ко мне обратился технолог. Рассказал мне, что болеет второй день. Жаловался на боли в шее справа и на тяжесть в голове. Температура была нормальная. Я решил, что это обычная простуда и дал ему аспирин, бисептол, антибиотики. Но эффекта не было. На следующий день он отметил, что правая щека у него онемела, и он еле может открыть рот. У него был парез лицевого нерва, как осложнение гриппа. Лицо было чуть перекошено. Здесь мог помочь препарат прозерин, которого у меня не было. Но зато он был в упаковке, переданной для врача следующего рейса. Вот одну ампулу его я позаимствовал, и сделал больному укол. Больной отметил, что онемение щеки прошло. Но он по-прежнему чувствовал слабость в теле. Глотка у него была красная. Я не сомневался, что у больного грипп, осложнившийся поражением лицевого нерва. К счастью, у меня была упаковка таблеток ремантадина. Этот препарат мне аптека в рейс не отпустила, потому что мы уходили в декабре, в гриппозный период, и он весь был раскуплен населением города. Но я случайно купил две упаковки за 40 тысяч рублей в одном коммерческом киоске. Одну из них уже истратил на поваров. После того, как технолог начал принимать ремантадин, ему стало значительно лучше. Я еще добавил ему витамин В-1 и витамин С в уколах. И через три дня технолог был здоров. Как раз перед выгрузкой, в ответственный момент! Он, конечно, был рад такому исходу.
Добытчики выбрали последний трал.Его промыли в морской воде, вытащили обратно на палубу, затем выбрали из его ячеек застрявшие куски рыбы, кальмаров и подвесили его высоко на гаках лебедки. Идем в Дахлу на перегруз.
Перегруз был на панамский ТР “Германос пинзон“. Было очень ветрено, а я свои все теплые одежды отправил на СТМ “АтлантНИРО“. Но все равно у меня есть телогрейка. Еще надел я две рубашки, а вместо головного убора надел каску: она от ветра хорошо спасает. Как всегда, я получился оригинальным: кроме меня никого в каске не было. Выгрузили на транспорт четыреста тонн рыбы. Больше у нас не взяли. Осталось еще двести тонн, и придется ждать следующего судна, на которое можно бы сдать её. Бригада вернулась на свою “Звезду“. Теперь матросам можно немного отдохнуть.
У меня в данный момент больных не было. Я стоял перед иллюминатором медпункта, и смотрел, как за бортом переливаются голубые и синие волны с белыми барашками. Неподалеку стояли два перегружающихся иностранных судна. Далеко, на горизонте, белела длиннющая гряда марокканских песчаных дюн. А там, перед самым берегом, вода казалась совершенно зеленой. Я вышел на палубу. Было тепло и ветрено. Появилось много мух. Я присел на сложенном, высушенном трале рядом с прачкой, и мы поговорили об окончании рейса.
И вот последний перегруз оставшихся двести тонн рыбы. Выгружаем её на греческий ТР “Фрио Арктик“. На этом
судне работали по контракту наши земляки за 540 долларов в месяц. Трюм транспорта не соответствовал положению нашего трюма, и грузовая бригада была вынуждена разгружать переправленый наш строп и переносить короба на другую площадку, лежащую на палубе перед трюмом, в который потом опустят лебедкой этот, собранный новый строп. Мне тоже пришлось носить эти короба. Я носил их, хотя, как счетчик, не был обязан. Но после того, как кто-то из наших грузчиков бросил короб как попало, и их невозможно было сосчитать, счетчик на транспорте возмутился, и сказал, что мне нечего носить короба, а лучше стоять рядом с ним и считать груз. Он был прав, и я перестал носить короба. Но потом всё наладилось, и я снова стал помогать своей бригаде.
Через два часа скумбрия кончилась, и осталась ставрида, которая должна будет загружаться в трюм, находящийся напротив нашего трюма, и уже не надо будет носить короба. Работа пошла быстрее. Мы за смену выгрузили почти всю рыбу, оставив для следующей смены только 40 тонн. Это работа на половину вахты. Правда, осталось ещё 25
тонн рыбной муки. На следующий день мы узнали насчет рыбной муки, что можно не ждать, пока для нее подвернется транспорт, и, следовательно, можно идти в Лас Пальмас. Народ повеселел, и я тоже.
(продолжение следует)