Вы задумывались о смысле фразы – “умерли в один день”? Однажды, я поняла, что это великое счастье. Вы только представьте – встретиться и пожениться молодыми людьми, вдвоем повзрослеть, стать родителями, вырастить детей, потом нянчить внуков, вместе ездить на огород и в самом конце жизни, однажды, проснуться в пустом доме. Это страшно! Страшно не умереть, страшно остаться. Поняла я это после истории ….
Дежурство, как дежурство. Ближе к ночи, вызывают меня в хирургию. В палате, на койке лежит обычный пожилой мужчина. По лицу видно, что болит у него сильно.
— Где болит? – спрашиваю
— Камень, зараза, идет, – отвечает мужчина.
— Еще болезни есть?
— Нет.
— Аллергии, инфаркты, инсульты были?
— Бог миловал, – ответил мужчина.
Зашел дежурный хирург – Саша Петров.
— Привет, я все поняла. Идем в операционную? – спросила я.
Сашка кивнул и протянул мне историю. Нестеров Валентин Семенович, 75 лет, пенсионер. Диагноз – камень левой почки. Ничего особенного.
Я пошла в операционную. В холле, на лавочке, сидела пожилая женщина с заплаканными глазами.
— Вы не знаете, где доктор Петров? – умоляюще прошептала она.
— Пошел в операционную, – говорю, – Вы жена Нестерова?
— Да, – тихо ответила женщина.
— Мы будем Вашего мужа оперировать. Мужчина он крепкий, все должно быть хорошо. Не переживайте, идите домой.
— Нет, я никуда не пойду. Дождусь окончания операции.
Уговаривать ее было бесполезно – не послушает. Пусть ждет.
Наивно полагать, что самое опасное это операция! Операция – это опасно, но самое опасное и страшное начинается потом, в реанимации. Задача грамотного реаниматолога в том – что бы ничего не было. Никаких неожиданностей, “сюрпризов”.
Принцип, что медицина должна быть профилактической, в реанимации должен быть основным! А работа по “клиническим рекомендациям” неприемлема. Это, господа, вредительство! Лечить надо не развившуюся болезнь, а ее малейшие проявления у конкретного больного, “первые симптомы” по–научному.
Деда прооперировали. Перевели в реанимацию. Он оказался крепким мужчиной. В реанимации получал самое простое лечение. В отделение его перевели на следующий вечер.
Галина Антоновна встретила мужа супчиком из детского меню и свежими цветами в банке на тумбочке. Приходила она утром и уходила поздно вечером. Всегда здоровалась, всегда улыбалась.
Но, видимо, злая звезда у деда, все же, была.
Пошел Нестеров вечером, извините, в туалет.
Открыл дверь кабинки и… и на него вывалился женский труп!
Мужской – еще можно понять, но молодая женщина!
Дед вылетел в коридор, начал стучать во все двери, что–то кричал. На крик прибежал персонал и все ходячие больные хирургии.
Посреди мужского туалета лежал труп девицы Сидорчук. Из ее карманы выпало несколько маленьких белых пакетиков. Медсестры хирургии прогнали всех больных, позвали реаниматолога и закрыли туалет.
Сидорчук поступила с диагнозом – “флегмона бедра” – это чисто наркоманский диагноз. У наркоманов с большим стажем вен нет, денег – тоже нет. Они колют всякую гадость грязными шприцами в мягкие ткани. В бедро можно легко уколоть. ВИЧ существенно снижает иммунитет и раны легко воспаляются. Сепсис, после нелеченых флегмон – банальная причина смерти наркоманов.
В связи с “отсутствием вен и необходимостью инфузионной терапии пациентке была выполнена катетеризация подключичной вены”. То есть – болела она прилично и надо было капать лекарства. Для этого был поставлен катетер в подключичную вену. Она обрадовалась катетеру в вене, быстренько позвонила кому-то. Санитарочки приемного покоя рассказывали потом, что видели ее с двумя парнями. По виду, тоже, наркоманы. Она переговорила с ними и поднялась в хирургию.
Возможно, она перепутала туалеты. Закрылась в мужском туалете, развела эту гадость и ввела в подключичный катетер. Но, видимо, не рассчитала дозу! Доза, введенная, через подключичный катетер, сразу достигла сердца и наступила остановка. Она умерла. Умирая, все–таки, открыла защелку кабинки.
На остановку сердечной деятельности и дыхания позвали реаниматолога. Я прибежала. Сидорчук лежала синяя, холодная, зрачки были очень расширены. Она пробыла в туалете больше получаса. Около кармана на полу, действительно, валялись белые пакетики. Надо было звать полицию.
Я вышла из туалета, на лавочке сидел Нестеров и держался за сердце. Он был мраморно–серого оттенка. Дед так напугался, что у него случился инфаркт – с настоящим кардиогенным шоком и срывом сердечного ритма. Операцию он перенес легко, но вывалившийся труп был выше его сил.
Его быстро и осторожно положили на каталку, перевезли в кардиореанимацию. Было трудное и тяжелое лечение – сердце Нестерова не хотело работать. Оно не держало нормальный ритм и два раза, почти, дошло до кардиоверсии – когда через человека пропускают ток в 180–220кДж и сердечный ритм может восстановиться, а может и не восстановится. Пять дней, артериальное давление Нестерова держалось на лекарствах. Без них падало до 40/10. Нестеров не хотел умирать, он спрашивал медсестер и врачей:
— Что со мной? Я умирать не должен, у меня дел много.
— Каких? – спросила одна из медсестер.
— Я правнучку не видел, и у меня скоро свадьба!
— Какая свадьба? – удивились, все, кто слышал.
— Золотая!
Галина Антоновна дежурила под дверями кардиореанимации днем и ночью. Она все время плакала и у каждого, выходящего из реанимации, спрашивала – как пациент Нестеров?
Приехали дети и внуки Нестеровых – приехал внук с беременной женой.
Нарушив правило – “не пропускать в реанимацию родственников” – жену и беременную невестку, пропустили.
После ухода родственников, дед разволновался – пришлось сделать успокоительное. На следующий день, его состояние стало приходить в норму и он, постепенно, выкарабкался. Новость о долгожданном правнуке, что он уже есть и растет, заставила его сердце работать.
Говорят, что человек выживает, если его путь не окончен – важные дела не доделаны и он многим нужен. Видимо, Нестеров был нужен всей большой семье. Он был выписан через три недели.
Любовь, все–таки, спасает …