ПО МЕСТАМ СТОЯТЬ!С ЯКОРЯ СНИМАТЬСЯ!
Океанский контейнеровоз "Durban Star", под австралийским флагом, где я работаю капитаном, стоял в бухте Элиот у причала терминала Аляскин Уэй Ост, американского порта Сиэтл. Несмотря на то, что погрузочные работы с 40-футовыми контейнерами ведутся быстро и круглосуточно, мне удалось пообщаться с руководством и докерами грузового района. В личной беседе, мой ответ на их вопрос - "Сами то вы откуда будете?", поверг боль- шую часть собеседников в восторг, улыбки и "клацание" языками. Меньшая же часть "лупала" глазами и что-то искали на карте в районе Пакистана. Ответ мой был как у Бубы Касторского-"Я одессит,я из Одессы, здрасьте !"…
Одесса - город моего детства и юности. До "прихвата" его банде- ровцами в 2014 году, это был веселый, щедрый и богатый город. И каждый, приезжающий в Одессу, мог найти себе все, что придется по вкусу, а главное - дружескую атмосферу. Всегда город обладал высоким рейтингом харизмы в мировой классификации и жил полнокровной и самостоятельной жизнью.
Учился в 29-й средней школе, что на Старопортофранковской ули- це. С семнадцати лет - курсант мореходного училища ММФ имени Александра Маринеско. Получил специальность судового механика. В Одесском институте инженеров морского флота защитил на английском языке диплом инженера-эксплуатационника флота и портов. Мой первый выход в море был из Одессы на пассажирском теплоходе "Алупка" (не считая плавательских практик на пассажирских лайнерах"Россия","Победа",«Адмирал Нахимов"и буксире "Валерий Чкалов").В Малиновском военкомате города призван в Советскую Армию и служил в ракетных войсках на Кубе в период Карибского кризиса 1962 года.
На Молдаванке, в послевоенные, трудные и голодные годы жил с мамой и бабушкой в легендарном одесском дворике, познавая жизнь, дрался с пацанами с соседних улиц и "дружил" с некоторыми одесскими ворами-малолетками, которых, кстати, всегда отличала "высокая" культурность и "подлинная" элегантность.Вот один реальный эпизод. Как-то зимой, ближе к вечеру, старшая сестра моего дворового друга Фимы Козленко, Рита, возвращалась к себе домой на Колонтаевскую от бабушки Хаси, живущей на Дворянской улице. Неожиданно, на Садовой, ей навстречу "нарисовался" молодой, приятной наружности, хорошо одетый юноша, который очень галантно попросил Риту снять ее каракулевую шубку. Но Рита, сама невинность, вымолвила: «Так я же простужуся!». Кавалер-ворюга, улыбаясь взяв ее под руку, проводил юную непосредственность по указанному ею адресу, на указанный ему 2-й этаж и уже там помог снять каракулевую шубку, а заодно и браслетик.
Сохранилась в памяти "музыкальность", какую продемонстри- ровала простая украинская семья Остапа Шопенко, где маму Клаву радовали ее семь сыновей. Эту реальность мне рассказал одесский бандит - Шуртя Кацап с Молдаванки. Так вот, не радовало Клаву только то, что за одним сто- лом собрать их всех сразу ей удавалось крайне редко - всякий раз, кто-то из её любимцев сидел не за её столом, а в другом месте и ел не её фирменный борщ, а баланду, тоже, в принципе, фирменную. Но однажды всё же все собрались в родном доме (Соборная площадь, 2, флигель во дворе, 2 этаж), и только вознамерились поднять чарку и закусить базарным сальцем, как эта- жом выше из квартиры соседа Могилевского, профессора-правоведа Ново- российского университета, зазвучала нечеловеческая музыка, извлекаемая из недр рояля женой профессора. Очень хотелось назвать звучащее ноктюрном почти однофамильца Шопенков Фредерика Шопена, но, увы, язык не повора- чивался это сделать, потому что кусок базарного сала застрял у всех в горле. В те минуты весь двор обратил внимание, как что-то тяжёлое ворочается на втором этаже: то ли тяжёлые мысли в головах только что вышедших на сво- боду братьев Шопенко, то ли то ворочался в гробу их почти однофамилец Шопен. Вскоре профессор-законник отбыл с женой на курорт в Карловы-Вары. Дни его пребывания там ничем не были омрачены, а вот момент прибытия семьи назад как раз был омрачён: в потолке гостиной наблюдалась дыра на чердак, в точности повторяющая контуры рояля. И как профессор не крутил головой, рояль в гостиной не наблюдался. Похищение рояля через потолок долго обсуждалось в Одессе, но никем не осуждалось - Шопена в Одессе любили больше, чем музыкальность мадам Могилевской. Следствие велось вяло, постоянно перечитывая записку, оставленную похитителями: «Это тебе за Шопена, артистка затруханная!», восьмую заповедь в Одессе хранили трепетно, но нарушали регулярно. И время мало что изменило. Остаётся вздыхать и причитать, «граждане, воров нынче развелось, кругом прут без разбора. Человека сейчас прямо не найти, у которого ничего не спёрли бы». И это ещё для тех, которые не ездили в одесских маршрутках …
Кроме хорошей успеваемости в школе, я любил рисовать акварелью и вышивать «крестиком» нитками мулине. Моя мама, Анна Дмитриевна, водила меня на Приморский бульвар в Воронцовский дворец, чтобы я учился изобразительному искусству и разбирался в радиотехнике.
В десять лет уже сам добирался через весь город с улицы Колонтаевской, где мы жили, до Приморского бульвара. Этот путь запомнился навсегда, ибо некоторые мои детские акварельные рисунки на морскую тему были выставлены в витрине большого колбасного магазина на Дерибасовской.
Кстати, о Дерибасовской. Испанец, Хосе Мигель де Рибас был на русской службе, командовал гребной флотилией в чине контр-адмирала и его называли Осип Михайлович Дерибас.За участие в штурме турецкой крепости Хаджибей и победу он произведен в вице-адмиралы. Отсчет жизни Одессы идет с 1794 года, и тогда императрица Екатерина Великая утверждая порт и город, приняла решение главную улицу назвать Дерибасовской. Позднее тут жил его брат, Феликс де Рибас. С 1804 года - Гимназическая. Названа в честь Коммерческой гимназии, открытой по указу градоначальника города Ришелье. Улицу разделяла Военная балка, которая спускалась к военной гавани, по улице проходил мост, который отделял Греческую площадь от Ланжероновской улицы. Вскоре Военную балку засыпали. С 1811 года улица называется Дерибасовская или де Рибасовская, с 1814 года - Рибасовская. Большевистская власть в 1920 году переименовала в улицу Лассаля. После гибели лётчика-испытателя Чкалова в 1938 году улица была переименована в улицу Чкалова. С 19 ноября 1941 года, после установления в Одессе власти румынских оккупантов, улице вернули её историческое имя.
Несмотря на то, что я постоянно рисовал парусники, корабли на рейде, море, Айвазовского из меня не получилось. Но была весьма удиви- тельная записка от хозяина колбасного магазина Мойши Шинкаренко в адрес моей мамы - "Мадам Дорохова, прошу подойти в магазин, в подвал, к Доре Абрамовне и взять пакет с колбасками и мандаринками за гешефт". Мы не могли понять в чем этот гешефт от нас исходит. Оказалось, что одесситы, кто рассматривал мои рисунки в витрине магазина, иногда заходили в него.
Мама мечтала, чтобы я стал хирургом или следователем (в четырнадцать лет от роду, я накупил учебники по криминалистике и почерковедению и старался заняться самообразованием. Не пошло.). Однако, я связал свою судьбу с морем и не жалею об этом.
Об эвакуации из Одессы во время войны я знаю по рассказам матери. Ее, как жену военного, записали в эвакуационной комиссии на пасса- жирский теплоход «Армения», который вывозил из города гражданских жителей. С ней была наша бабушка Пелагея Андреевна. Погрузка на судно проходила ночью и когда они пришли в порт, их на теплоход не пустили, сказали, что в списках нет и направили в управление портовой железной дороги, где формировался эшелон для эвакуированных. Но эвакуации по железной дороге не произошло. Немцы и румыны отрезали все сухопутные выходы из города. Одесситов, желающих погрузиться на «Армению» и другие пассажирские суда, было много.
Мама сильно переживала, плакала и настаивала еще раз проверить списки. Неожиданно к ней подошел какой-то красивый морской офицер, взял документы и поднялся на борт «Армении», затем, через некоторое время, он крикнул вахтенному штурману и военному у трапа, чтобы маму и бабушку пропустили. Так они оказались на палубе теплохода, который под утро вышел в море, в направлении Туапсе. "Армению" и другие суда сопровождало охранение в составе эсминцев "Незаможник" и "Шаумян". Эвакуированные заполнили все помещения и палубы. В дальнейшем, мама не смогла узнать, как звали и кто был этот офицер, помогавший при эвакуации, какова его судьба.
Отца своего, Григория Осиповича не знаю. По рассказам матери, он был уроженцем небольшого села Меджибож Каменец-Подольской губернии и юношей направлен слушателем в военное сокровище Одессы - Одесское Сергеевское артиллерийское училище, основанное в 1913 году. Проводив маму и бабушку до проходной порта, он через несколько дней был эвакуирован на Кавказ. Погиб в боях с немцами под Ленинградом, при попытке прорыва блокады. Долгое время у мамы хранилось извещение о гибели отца и наградной лист медали "За боевые заслуги".
Родился я во время войны, в эвакуации, в Киргизии, в небольшом селе Тюп, на берегу озера Иссык-Куль. Ясно помню высокие тополя вдоль дороги, карагач и камыш на берегу озера и бабушку Полю, которая резала серпом этот камыш и носила меня за спиной. Камыш нужен был для крыши нашего дома. Помню дядю Андрея Дмитриевича, который воевал в полковой разведке и на лечение от ранений приезжал к нам в Тюп. Его лицо и тело было в шрамах. Он давал мне свои ордена и медали играть. Их было много, и я игрался с ними, забивая их молотком в рыхлую землю. Дедушка Дмитрий Борисович катал меня верхом на лошади. Он работал по заготовке зерна для фронта. С детьми-киргизами я не общался. В дом на ночь бабушка заводила бычка Борьку. Любил долго стоять на берегу озера и смотреть на воду.
Чувство любви к морю у меня с детства. Не могу сказать, что меня тянули огромные водные пространства или необходимость получить свободу, которую дарят моря. Хотя каждый человек мечтает о свободе. Люди, которые живут на берегу моря - особенные. Особенные и романтичные одесские мальчишки. Наша семья после освобождения Одессы вернулась домой. В наш дом попала немецкая бомба и он был разрушен. В Одессе было голодно и холо
Мой отчим Василий Иванович, был в боевых частях Советской Армии под Кёнигсбергом и постоянно присылал деньги или талоны на продовольствие. Мама работала бухгалтером в Центральной сберкассе на Преображенской угол Дерибасовской. Жили мы втроем, с бабушкой. У нас была однокомнатная маленькая квартирка в неповторимом одесском дворике на Молдаванке, с печным отоплением и удобствами во дворе. Эту квартирку нам дали в жилкопе (так назывались тогда ЖЭКи) за взятку еврею-домоуправу Изе Зицерману. Мы с восторгом и завистью бегали смотреть к соседям на их родственников - моряков, которые приходили из рейса на короткую побывку. Это был знатный ритуал. Накрывались столы, жители дворика провозглашали тосты приехавшим и заслушивались рассказами о дальних странах и морских приключениях. Мы, дети, всему верили, хотя моряки рассказывали то, чего и не было. Нас щедро угощали заморскими сладостями и фруктами. Все были счастливы. Тогда, я впервые попробовал оливки, в Одессе их называют маслинами, и бананы. Конечно, мальчишки все мечтали стать моряками. Романтика! В Одессе каждый из них, пока он не женился, хочет быть матросом на океанском лайнере. Суда, приходящие в Одесский порт, наполняли наши сердца жаждой прекрасных и новых земель. О материальной стороне профессии мечтали только взрослые.
Десятилетку заканчивал на Кольском полуострове в поселке Печенга, расположенном на стыке границ Норвегии, Финляндии и СССР. Там мой отчим служил командиром отдельного саперного батальона. В Печенге мы жили в доме-срубе и у меня был боевой кавалерийский карабин, который я получил в подарок от Василия Ивановича. Со своим одноклассником, татарином Маратом Фазыловым мы часто ездили в поселок Лиинахамари, что на берегу Баренцева моря. Впервые я увидел приливы и отливы.
Семья Марата жила в Лиинахамаре, его отец служил боцманом на подводной лодке. Лиинахамари - маленький посёлок с большой историей, израненной во время Великой Отечественной землёй. Посёлок располагается в живописном и в то же время суровом месте - среди скал восточней границы с Норвегией где протекает река Ворьема, и западней полуострова Рыбачий на западном берегу озера Пуроярви. Порт непосредственно располагается на берегу бухты Девкина заводь что в Печенгской губе простирающейся от Печенги на 17 км до выхода в Баренцево море - мысов Романово и Палтусово. Выход из губы располагается в 25 км от границы с Норвегией. Южнее посёлка есть озеро Трифоново в котором водится форель и сиг. По дороге от Печенги в Лиинахамари в 7 км от посёлка находился пост пограничного контроля, так что просто так сюда не проехать - нужен пропуск.
Прошло много лет. Я - морской капитан, седой и «обветренный как скалы». Я, моряк, который пересек горизонт. Много повидал и испытал. Когда меня спрашивают, в каких странах побывал, отвечаю, что мне легче сказать, где я еще не был. Море - это моя судьба, несмотря на то, что пришлось поработать и на берегу руководителем флота и портов Сахалинского и Арктического морских пароходств. У меня счастливая семья, меня окружают любимые и любящие люди. Береговой якорь я решил бросить в Казани, в дали от морей и океанов, на родине супруги Татьяны Григорьевны. С хорошем морским образованием (Одесское мореходное училище им. А.И.Маринеско, Одесский институт инженеров морского флота, Ленинградское высшее инженерное морское училище им. адмирала Макарова, Шведская морская Академия в Мальме ) почти сорок лет я так или иначе связан с морем. Мои суда знают порты и рейды Приморья, Сахалина, Камчатки. Уже давно не свистит в их мачтах ледяной ветер Арктики. Мое последнее судно - океанский контейнеровоз , работает в Атлантическом, Тихом и Индийском океанах, оставляя пенный след и тысячи пройденных миль.
Был и другой ветер и другие порты. Тропические банановые Республики Панама, Гондурас, Коста-Рика, Колумбия, остров Ямайка, порты Банамских островов и Вест-Индии: Тринидат, Тобаго, Санто-Доминго, Порто-о-Принс, острова Гренада и Мартиник, порты Бразилии, ,Гвианы, США, Канады, Англии, Норвегии, Германии, Италии, Болгарии, Израиля. Атлантический и Индийский океаны. Везде другой климат, другой мир, другие люди. Со мной работали матросы и мотористы из стран Латинской Америки, Индии, Пакистана, Малазии, штурмана и механики из стран Европы и Австралии, русские врачи и польские радисты. Белые, желтые, черные, плохие и хорошие, добрые и жестокие. Люди из разных судов, стран и портов, находящиеся в борьбе за место под солнцем - это их жизнь.
Валерий Дорохов
порт Брисбен (Австралия)