ПЕШКА СУДЬБЫ
Начну с того, что родился я мёртвый. Я был почти задушен пуповиной и не подавал признаков жизни. Повсюду уютное ничто. Я был здесь всегда. Но однажды кому-то стало угодно, чтобы я родился в этом мире. А кому-то другому, наоборот, неугодно. Может я и сам не очень-то хотел тут появляться. Да, скорей всего именно так… Потому я и родился живой лишь на 50%.
Моё маленькое синюшное тельце неподвижно лежало на кушетке местного родильного дома. И только-только зачатки подсознания начали подсказывать мне, что что-то не совсем так, как это происходит в подобных случаях, как опытный гинеколог взял меня за ноги и, перевернув вниз головой, несколько раз шлёпнул ладонью по пятой точке, отчего я и ожил. Лучше бы он этого не делал… или я.
Знаете, это можно сравнить с ситуацией, когда человека запихивают против его воли в совершенно неподходящий ему поезд. Двери закрываются и поезд идёт до конечной станции без остановок. И приходится ехать в жутко неуютной обстановке с абсолютно незнакомыми людьми, которые к тому же пытаются навязать свои правила.
Итак, 24 ноября 1979 года (в свидетельстве о рождении ошибочно напишут 24 октября), за окнами роддома — сильнейший ливень. Наверно это я плакал где-то там, где умер, родившись здесь. Это произошло днём, в 12—00, если верить родственникам. Хотя я не понимаю, что можно считать датой и временем рождения — непосредственно момент появления физического тела, момент зачатия или даже присутствие в мыслях родителей… ведь во всех этих случаях я уже присутствую здесь во плоти или в мыслях.
Первое, что я сделал появившись в этом странном месте — заорал, что было сил, хотя остальные присутствующие были радостны и поздравляли друг друга, а особенно какую-то женщину, которая сразу показалась мне наиболее доброй и родной. Но мне было слишком холодно и слишком ярко, чтобы разделять их радость.
Мне было неведомо, сколько времени я надрывался, умоляя окружающих меня взрослых людей помочь, прежде чем они сделали это.
Меня помыли и запеленали в белые, холодные и грубые тряпки. Но всё же это было лучше, чем ничего. Мне стало немного теплей. Проблему яркого света подсознание решило само — я просто закрыл глаза. Однако мне по прежнему совсем не хотелось здесь быть. Всё было неестественным и чужим. Когда меня отдали понравившейся мне женщине и оставили нас одних в палате, стало поспокойней — я впервые ощутил некое подобие умиротворения. Когда же меня забирали у неё с тем, чтобы помыть и поменять укутывавшие меня тряпки, я снова начинал орать. Мне казалось, что это навсегда. Я познал страх.
Воля ещё не поселилась во мне и было просто невыносимо отдаляться от единственного родного пока человека в этом мире — я чувствовал эту родственность всем своим существом. Но, к моей большой радости, меня всегда возвращали в её объятия.
Только я стал привыкать к этому странному месту, как меня отнесли в другое, которое называлось Домом. И снова незнакомые люди, чьё присутствие вернуло мне прежний дискомфорт. И хотя эти новые незнакомые люди улыбались,так же, как и в предыдущем месте, с чем-то поздравляли друг друга, мне всё это не внушало доверия. Впрочем весь этот мир был весьма подозрителен.
Может спасший меня (спасший ли?) гинеколог знал, что делает и нужно просто потерпеть, чтобы познать какие-то другие, более приятные чувства… что ж, придётся ждать, хоть это было почти невыносимо. Особенно невыносимо на фоне общего веселья. Было совсем непонятно, как можно радоваться чему-то в этом мире, если появляешься в нём независимо от своего желания и на заре бренного пути имеешь только стопроцентную зависимость от всё тех же взрослых незнакомых людей.
Первые недели вокруг меня суетились практически все, кто находился в Доме. Одни издавали смешные звуки, пытаясь меня развеселить, другие что-то радостно говорили, кто-то трогал мою голову своей грубой холодной рукой. Где-то внутри я догадывался, что играю какую-то большую роль в жизни всех этих людей, и мне начинало это нравиться. Я познал гордость.
Однако постепенно количество восторженных людей уменьшалось и со временем я стал наблюдать возле себя только двух-трёх человек. Они при любых обстоятельствах находили время, чтобы побыть рядом со мной, покормить, помыть и что-нибудь рассказать на своём сложном языке. Я иногда отвечал им на своём, более доступном и эмоциональном. Но они не понимали меня так же, как я не понимал их. Всё таки вопреки вербальному барьеру они каким-то образом почти всегда угадывали мои желания. Наверное они и правда были умней меня, раз приносили пищу, когда я был голоден и меняли простыни и пелёнки, когда они пачкались. Иногда я начинал кричать ночью от скуки или по другим, более обоснованным причинам. И всегда кто-то из людей подходил ко мне и пытался успокоить. Я познал заботу.
Скоро мне стало интересно созерцать окружающее пространство — я часами разглядывал светящиеся стеклянные штуки, свисающие с потолка, пытался постичь закономерность цветного узора бумаги, наклеенной на стены. Ну и взрослые тоже подталкивали мой разум к освоению новой для меня данности. К примеру они, как я догадался, пытались представиться, часами внушая мне свои имена по слогам: Ма-ма, Ба-ба, Де-да и т. д. Иногда меня вытаскивали из кроватки и, взяв за руки, пытались научить ходить, как это делали они сами. Совершенно не хотелось принимать чужие правила, но меня забавляло их поведение и я пытался повторять из вежливости — всё таки они были единственные близкие и заботящиеся обо мне человеки, к тому же добрые. Я познал взаимность.
Спустя некоторое время меня отнесли в нелепое по сути и враждебное по ощущениям место, которое называлось детским садом. Там было много похожих на меня маленьких человечков, которые так же, как и я чувствовали себя здесь одиноко без родных взрослых. Взрослые, в общем-то, были, но чужие и не такие добрые, как Дома. Они постоянно громко говорили и почти всегда что-то запрещали. Поначалу мне не понравилось в детском саду, но скоро я сдружился с некоторыми товарищами по несчастью и мы стали весело проводить время, не обращая внимания на чужих взрослых, которых называли смешным словом «няня». Иногда мы даже забывали о родных взрослых, когда очень увлекались какой-то игрой или разговором. Я познал самостоятельность.
Я уже успел привязаться к некоторым себе подобным, как меня снова отвели в незнакомое место, где находились люди как одного со мной года выпуска, так и более старшие, но ещё не взрослые. Мы были вынуждены в течении нескольких часов сидеть за неудобными столами и запоминать какие-то непонятные слова и рисовать скучные по отдельности буквы на выданных нам листах бумаги.
Как мне объясняли родные взрослые Дома, в школе обучают всему тому, что потом пригодится в дальнейшей жизни. Я немного стал понимать устройство этого мира. Во всяком случае мне так казалось. В школу я попал в шесть лет, что искренне меня разочаровывало — обычно первоклассниками становились в семь лет, и у меня отобрали целый год свободной жизни. Однако благодаря тому, что Дома меня уже пытались научить писать и читать буквы я быстро справлялся с заданиями и рисовал на обратной стороне листа. Я познал свободу.
Но с каждым годом задания становились всё трудней, количество уроков увеличивалось, поглощая почти всё свободное время. Кроме того задания теперь заставляли брать Домой и там ими заниматься, что совсем уже не вписывалось ни в какие рамки моего личного мировосприятия. Терпел я эти издевательства над личностью до пятого класса, прилежно учась на 4 и 5. Потом просто перестал ходить в школу.
Мне нравилось читать и писать — это удобряло фантазию и внутренний мир, который рос очень быстро. Не нравилось делить и умножать — это в какой-то степени учит так же разделять и умножать весь остальной быт вокруг, делит его на категории, а в моём понимании мир уже тогда был общим для всех. Ещё мне нравились уроки труда. Было интересно что-то создавать своими руками и фантазией, и радоваться этому. Но уроков чтения, письма и труда было слишком мало для того, чтобы терпеть все остальные предметы. Поэтому я справедливо рассудил, что читать, писать и работать можно и вне школы, в то же время отказавшись от деления-умножения, и просто перестал ходить в школу. Это был смелый, но наверное не самый мудрый поступок ибо я выпал из социума моей возрастной категории, хотя не жалею об этом до сих пор. Я познал протест.
Я стал пропадать в библиотеке и на природе, в первом случае черпая знания, во втором претворяя их в жизнь в меру тогдашнего своего умения — читая книги о рыцарях и пиратах, я мастерил луки, мечи и прочие атрибуты миров, придуманных или описанных в книгах моих излюбленных авторов. Не знаю, что мне это дало в практическом плане, но мне было интересно заниматься именно этим. Мир уже не казался однозначно чуждым, так как я научился находить в нём и прекрасные вещи. Ко всему прочему я стал не так зависим от родных взрослых — к тому времени я уже научился аккуратно одеваться, открывать и закрывать дверь в Дом и даже готовить пищу. Я познал независимость.
Однако через несколько относительно беззаботных лет я понял, что независимость эта была неполной, выраженной только в отдельных фрагментах существования, поскольку вскоре я вновь столкнулся с безжалостными правилами социума, а именно осознал, что буду иметь возможность устроиться на работу только при наличии документа подтверждающего мои практические навыки. Пришлось поступить в специально придуманное для этого заведение и посещать его три года для того, чтобы мне выдали небольшие книжечки с печатями, свидетельствующие о том, что я умею то-то и то-то. Как будто бы я и без них не смог показать на что способен. Я познал ограниченность.
Тем не менее эти книжечки, именуемые дипломами, пригодились на старте моей взрослой жизни, так как без их наличия работодатели наотрез отказывались уступать мне какую либо вакансию. Да и в самом заведении обнаружились весьма приятные моменты — к примеру там учились люди противоположного пола, что, естественно, не могло не привлекать к ним внимания. Очень скоро я познакомился с некоторыми из них. Мы часто говорили обо всём и ни о чём, иногда ходили на природу, иногда в кино. Мне нравилось находиться рядом с девушками (так их называли), и им нравилось находиться (раз они находились) рядом со мной. С их появлением открылось что-то новое в обоих мирах — во внутреннем и во внешнем. Я познал влюблённость.
Вскоре ученическая каста стала разбиваться на компании по интересам. Духовным и чисто меркантильным, некоторые девушки исчезли из моей жизни, некоторые стали ближе. В конце концов осталась одна единственная. Мы дарили друг другу часть своей сущности, гуляли и разговаривали о всяких интересных нам обоим вещах. Дальше — больше, всё по-взрослому. Было интересно, азартно и казалось навсегда. Но постепенно мы стали отдаляться друг от друга. Уж не знаю, что тому виной: извечная тяга человека к чему-то новому или просто изначальная несовместимость личностей, затмившаяся на время юношескими эмоциями, но так или иначе мы перестали быть вместе. Это ни хорошо и не плохо. Это опыт. Хотя в то время я сильно переживал эту, как мне казалось, трагедию. Я познал потерю.
Трагедия случилась позже, холодной весной двухтысячного года, на старте миллениума. Я потерял Дом и родных взрослых. Всё и сразу. Не хочу описывать, как именно это произошло, но случилось то, что случилось. Мир рухнул, как карточный домик. Вся моя независимость и самостоятельность испарилась в мгновение ока. Я остался один. Все знакомые стали вдруг чужими и далёкими. Сместились полюса сознания. К тому времени я уже и сам был достаточно взрослым, но ощущал себя ребёнком, хотя зависимость от ушедших родных взрослых давно канула в лету. Пустота и тщетность заполнили всё ощущаемое мной пространство. Я познал горе.
Но время, которого по моему убеждению не существует вовсе, а по убеждению других лечит, шло и душевные раны постепенно затягивались. К тому же я пристрастился к алкоголю, что было доказательством моего слабого характера и крайне хрупкой воли. Мне было всего двадцать лет, и не было более лёгкого и более глупого пути, который я выбрал в то время. Всё, что он мог мне предложить — это временное забытие с деградацией в придачу. Это были самые никчемные и ужасные годы моей жизни. В довесок судьба умудрялась сталкивать меня с весьма негативными персонажами, которые всячески поддерживали моё падение в эту пропасть, поощряя такой псевдолёгкий браз жизни. Я познал беспомощность.
Мне кажется, что именно на этом отрезке моего пути случился перелом. Однажды в голове что-то щёлкнуло и мне подумалось, что всё это сон, и он закончился. Пора спасаться. Я уже научился жить один в мире физическом, без всякой опеки. Теперь предстояло учиться жить одному в мире духовном. Уж не знаю, чья именно рука взяла меня за шкирку и увела от «злачных мест», но я перестал пить. Совсем. Пять лет трезвой жизни вернули мои моральные устои на прежние позиции и я мог просто радоваться бытию, как раньше. Я познал провидение.
Немного позже жизнь окончательно расщедрилась и подарила мне встречу с самой лучшей в моей истории женщиной. Многое после этой встречи встало на свои места, гармонично вписавшись в мой духовный и материальный мир. Я понял для чего живу, что успел сделать, что сделать ещё предстоит, в чём мои ошибки и как их исправить… В общем в какой-то мере я нашёл смысл жизни, который утратил в начале нового века. Всё вдруг стало естественным и единственно правильным, не требующим каких-то поправок или объяснений. Я чувствовал взаимность с её стороны. Не слышал слова о ней, а именно чувствовал. Поверьте мне, это дорогого стоит. Я не самый опытный человек в этом мире, но всё же имею право на собственное мнение, правда? Я встречал в этой женщине понимание и поддержку во всех волнующих меня аспектах жизни. Проще говоря я обрёл женщину, мать, сестру, дочь и друга в одном лице. Я познал любовь.
Сейчас мы не вместе, но любовь никуда не делась, и это даёт силы жить, находить новые цели, двигаться вперёд. Возможно всё это я сам себе придумал, но разве это что-то меняет? Если нашёлся смысл жизни, то неважно какой дорогой я пришёл к нему — реальной или выдуманной. Главное, что он нашёлся, поддерживает во мне жажду жизни. Я познал судьбу.
Сейчас я благодарен ей за всё. В том числе за потери и разочарования, ведь без них не так остро чувствовалось бы счастье. Я не знаю, что ждёт меня в будущем, но надеюсь, что маятник качнулся в сторону добра и света…
P.S. Пару слов любителям фраз типа: «Судьба — это слово для тех, кто не хочет принимать в жизни никаких решений»! Вы серьёзно думаете, что ваши решения что-то глобально меняют в вашей жизни? Кирпич вам на голову упал (не дай Бог) — это вы приняли такое решение? Кто-то из близких или родных заболел или умер (не дай Бог) — это вы так решили? Встретили вы свою любовь (дай Бог) — это вы ещё пять лет назад запланировали? Если ваш ответ «да», то мне не с чем вас поздравить…
2017 г.