Шли дожди. За окнами было хмуро, холодно. Приближался Новый год - и с ним первая в моей жизни сессия.Времени для прогулок стало мало, да и не тянуло никуда. Дома тётя Ася стала топить печку.
Печка у нас была как настоящая, но топилась она не дровами и не углем, а газом. Я никогда раньше не видала такой печки. Тётя Ася научила меня её разжигать. Надо повернуть вентиль на трубе, а потом сунуть в печку через дверку огонёк на длинной полоске бумаги; обычно это была свёрнутая газета. На конце горелки вспыхивало пламя. Дверку закроешь, посмотришь в глазочек: горит... В этой печке был такой застеклённый смотровой глазок, чтобы было видно, как горит. Нельзя, чтобы погасло, если вентиль открыт. Это опасно.
Стена согревается, в обеих комнатах становится тепло. Хорошо так становится, уютно.
Тётя Ася включала телевизор (черно-белый, конечно, тогда цветных в свободной продаже ещё не было).Телевизор подарил Марат; и Марат как-то там сделал, с антенной, что ли, что телевизор принимал программы из Баку, а не только из Москвы лил Ставрополя. А когда шла программа из Баку, там часто бывали концерты с азербайджанской музыкой и танцами. Мне нравилось, что тётя Ася любит азербайджанскую музыку, хотя на Гора Посте было принято плохо говорить об азербайджанцах. Тётя Ася в таких разговорах участия не принимала. Я не помню, чтобы она с кем-то спорила, что-то доказывала. Просто слушала молча, и не поймёшь, с кем она согласна, а с кем нет. Я как-то, подлизываясь, сказала ей, что армянские песни и танцы куда лучше азербайджанских, интереснее. Она говорит:
- Кому как. Мне больше азербайджанские нравятся. И артисты у них очень хорошие. Ты только посмотри, как эти мальчик с девочкой танцуют! - хотя на экране танцевали не мальчик с девочкой, а совершенно взрослая девушка с парнем.
- Всё равно, у них нет такого композитора, как Арам Хачатурян, - блеснула я. Я и вправду люблю Хачатуряна.
- Хачатуряна у них нет, это правда. У них зато есть Кара Караев.
Тётя Ася была очень справедливая. Между прочим, она и по-азербайджански говорить умела. На карабахском азербайджанском, конечно. Но читать не умела; только на армянском. Ну и на русском, конечно. У неё, я думаю, были большие способности к языкам, только не было возможности их развить. Жизнь не позволила.
Иногда я, занимаясь, произносила какое-нибудь слово или фразу вслух.Тётя Ася, работая, прислушивалась.
- Это ты что сейчас сказала?
- Это я по-английски воды попросила:"I want some water? pleas!" это я дабл ю отрабатываю.
- А-а! Мне так и показалось, что там что-то про воду! Похоже.
Действительно, похоже. "Вода" - "water"- оба слова прозрачные такие, пресные, жидкие. Только она как-то слухом сразу вычленила чужое слово из незнакомой речи! Это ж не так просто, если не знаешь...
По-немецки "Wasser", по-французски "eau" - так, кажись... Тоже похоже на воду. По-немецки - как волна на песке тает и шипит; по-французски - как она вода течёт, вольно и свободно... Или как пьёшь воду в жаркий летний день:"eau"... а вот по-ногайски (я узнавала, когда мы убирали свёклу в ногайском ауле; это почему-то называлось "практика")- по-ногайски вода "сув"... Сув - это тяжёлая, тёмная, илистая вода в степной реке, текущая медленно, завивающаяся широкими спиралями возле омутов...Сув, одним словом...
- Тётя Ася, а как по-армянски "вода"?
- Джюрь.
"Джюрь"! Боже мой, как хорошо! Это чистый горный ручей бежит-журчит по камешкам: джюрь... Я произношу и то слово, и это, полощу горло звуками, пробую их на вкус. Всё вкусно, всё хорошо! Как не скажи. Вкусно - как... как вода...
Рубенчик, который спит в постели тёти Аси, возле тёплой стены, заворочался, захныкал. Она подошла, подсела к нему, забаюкала, ласково похлопывая по спине:
- Баянэ, баянэ,
Рубенчику маянэ"...
У меня хорошая память. Я помню многое из того, что было со мной, когда я была маленькая. Я помню, как м о я бабушка, если мне приснится плохой сон, подсаживалась ко мне и вот так же похлопывала по спине: "Ш-ш-ш... Тихо, тихо... Всё хорошо... Спи, Наточка..."
Рубенчик раскинул ручки, спит-посапывает.
- Пойдём в другую комнату, - говорит тётя Ася, - может, ему свет мешает.
Выключаем свет. Для меня в другой комнате включаем настольную лампу. На стенке появляется светлое пятнышко от смотрового окошка в печке, голубоватое такое. По нему пробегают волны:пламя в печке танцует. Похоже на блики от настоящей печке, которая с дровами...
Мы снова за работой: я зубрю диалоги; тётя Ася, сидя прямо на полу, на старом паласе, расчёсывает колючей чесалкой шерсть. Тепло. Зима не здесь, а там, за окном. На улице идёт дождь,шлёпает по земле, стучит по оконному стеклу, течёт с карниза по водостоку. Здесь, ближе к веранде, он слышнее, громче.
Уютно. Мирно. В соседней комнате спит маленький ребёнок. Бэби. Хохан... А по-ногайски - бола...
- Тётя Ася, как сказать по-армянски "Дождь идёт"?
- Тора кям... Тора кям... - бормочу я, пробуя это на звук, на вкус...
Мне бы хотелось рассказать, как пришла на Гора Пост весна, как раскрывались почки в синем воздухе, нежно прикасаясь к нему цветами, как розовели-белели-алели цветущие сады... Но я лучше закончу свой рассказ в этот вечер, в этот уютный зимний вечер, когда я при свете настольной лампы зубрила английские диалоги; тётя Ася, сидя на полу, расчёсывала шерсть; в соседней комнате спал балованный мальчик Рубенчик; а на стене играло голубыми волнами отражение огня от смотрового окошка.
Тора кям... Тора кям...
Подумать только, что я прожила на Гора Посте не сто лет, не двести, не тысячу, а всего-то навсего один год!.. Один только год...
2019 г.