РОЗЕНА Л. В.
ДНЕВНИК «КАРМЕН»
Издано в Ридеро, Повторяется канал на Дзэне "Чудачка", см. внизу страницы- другие внешние ресурсы.
Посвящается моей
Путеводительнице,
помощнице, самому
дорогому Человеку
на свете - Б. М.
И светлой памяти великой
Французской пианистки
Вере Лотар - Шевченко
РОЗЕНА Л. В.
ДНЕВНИК «КАРМЕН»
Роман
Издание второе, исправленное и дополненное
-Слушай, Лили, по нашему, по-русски, ты просто Лилия, цветок, очень милый и красивый, я не смогу тебя забыть. Буду теперь копить деньги, чтобы приехать в Париж, и набить физиономии всем твоим ухажёрам. Я никому тебя не отдам! Ты мечтаешь быть великой пианисткой, а я мечтаю стать великим химиком, как Менделеев. Нет, я никому тебя не отдам! Мы оба с тобой мечтатели и романтики! Ура!
Екатеринбург, 2022, Ридеро
ВВК 84 (2Рос=Рус)7-5
Р96
ISBN978-5-0055-0648-1
(Общероссийский Классификатор продукции
ОК- 005-93, том 2-953-000, книги, брошюры 17)
Все права защищены. Никакая часть
этой книги не может быть
воспроизведена в той или иной
форме без письменного разрешения
владельца авторских прав.
ЧАСТЬ 4
В древнем Риме говорили сибариты: «После нас, хоть потоп, а сейчас будем пить, есть и веселиться!». Никому ничего не надо, кроме тёпленького местечка и денег. Кругом почти одни недоброжелатели, завистники, фискалы. Редко встретишь в одном лице настоящего интеллигентного учёного и доброжелательного человека. Правильно ли он поступил - пошёл в науку? Открыл бы своё дело, женился на Лили и, сколотив деньжонок, зажил бы «кум королю». Нет, быть слабаком и делать вид - всем доволен, он не может. Как определили сие время политэкономы – время застоя? Вроде постоянно шли и шли, а оказалось, не идём, застоялись! «Ладно, не надо расстраиваться. Всё равно, как смогу, буду бороться за своё счастье, любовь и нормальную жизнь!». Михаил был ещё очень молодым. Осмыслить, что творилось в стране в то неспокойное время, было трудно даже маститым, много повидавшим людям. Мысли в голове метались вразброд. Он ещё не понимал, как глубоко любит свою родину, переживает за неё. Просто в то время было модно среди молодёжи быть недовольным всем и вся. А тут и обстоятельства сложились не из лёгких...
Как-то он всё-таки прислушался к общему разговору. Говорили об интересных книгах. В СССР имелось мало увеселительных программ, не было достаточного количества денег у молодёжи, интересных книг в официальной продаже, многие были запрещёнными, (книги Солженицына, Булгакова, Пастернака «Доктор Живаго», стихи Бродского, Мандельштама, Цветаевой).
Кто-то, из сидящих в камере, задал этот наивный вопрос:
-А почему, братцы, многие писатели у нас, в СССР были запрещены? Кое-что читал из этих книжонок, ничего особенного там нет.
-Боялись – будем думать масштабно, как те писатели, а тогда... Они, эти бывшие революционеры, сами были не очень грамотными, и народ должен был быть таким, дабы не замечали их несуразицу. Усатый отец народов приходно-церковную школу не закончил, другие - тоже. Поэтому многие книги были запрещены. Раз не по уму «великих вождей», то по нашему, «пролетарскому», тем более. Да ещё плановая экономика иногда сбой давала. Невесть что запланируют, а потом начинаем бегать в поисках отсутствующего. Поэтому книг не найти.
-Да, да, только и гоняешься по городу в поисках интересной книги.
-На чёрный рынок идёшь. Уж там всё можно купить!
-Но там цены, брат ты мой! Такие, что сразу за глотку хватают!
-Ну, да, целую зарплату, иногда просят.
-Я вот Булгакова «Мастер и Маргарита» за пять томов Флобера выменял. А ведь Флобер классик, да ещё какой! Одна его «Госпожа Бовари» чего стоит!
-А «Воспитание чувств»? Мне нравится Флобер, глупо его подписку на один том Булгакова менять!
-Нет, я в восхищении от «Мастера и Маргариты», но мне священник сказал, эту книгу дома держать не стоит.
-Это почему же?
-Потому, говорит, что ему писать помогала нечистая сила. Господь, принижается, а нечистик, Воланд, возвеличивается!
-Действительно, а какой там бал всякой нечисти? Ой, я эту книгу выбросил на помойку, когда узнал, кто ему помогал. Писателю помогает или Бог или лукавый.
-Хватит о мистике! «Архипелаг Гулаг» я и вовсе у матросов перекупил. Но там здорово Совок критикует Солженицын! Он же тоже своё отсидел!
-Совсем нас затюкали!
-Да ещё, вроде, не совсем, всё-таки пока живы, слава Богу!
-А вот про Бога заговорили, а ведь за Библию можно получить срок! Ни Евангелие, ни Псалтирь, ни Библию нельзя продавать, покупать, запрещено.
-Я Евангелие не покупал, мне его тётка подарила. А прятал так: книга старинная, без обложки, оторвал обложку от «Истории СССР», вложил в неё Евангелие. А я преподаватель Марксизма - Ленинизма, вроде нельзя, как члену партии иметь Евангелие. Приходит ко мне приятель, мент, ходит по комнате, да хвать из книжного шкафа эту книжонку. Я похолодел. Он раскрывает и говорит:
-Ничего себе история СССР!
Я ему отвечаю:
-А что, история СССР? Я преподаватель, мне можно такую книгу иметь. Она, видишь, без обложки, пришлось взять, какая попалась на глаза да положить туда. Успокоился мент, не стал доносить!
-Жизнь у нас, безусловно, аховская! Но жить можно!
-Вы, дорогие, поосторожней, если срок отсидки не желаете увеличить! Тюряга ведь, не старый Арбат!
-Ну, уговорил, давайте на другую тему. Хотите про Романовых?
-А что Романовы? Расстреляли, да и конец!
-Слышал, много мистического было в их жизни.
-Говорят святые отцы, Бог покарал Россию за их уничтожение. Ну, я не знаю, покарал или нет, но о самом роде Романовых у писателя Шишкова читал, что Екатерина Вторая родила (от мужа или нет, Бог знает), девочку после двух предыдущих выкидышей, и девчушку сразу заменили мальчишкой. Нужен был наследник! Вот Вам и наказание за Романовых! Да император, Пётр Третий совершенно не признавал Павла Петровича своим сыном. Но странного, мистического, скажу я Вам, в их жизни было достаточно. Ещё когда Лжедмитрии были убиты, а Марина Мнишек, жена обоих самозванцев, первая из женщин в России, коронованная на трон, была посажена в крепость. Там она родила сыночка, а палачи его, крохотульку, отобрали и казнили. Так говорят, она прокляла род Романовых.
-Сказала она эдак: «Никто в роду этом не умрёт своей смертью».
-А Авель тоже пророчествовал, говорил царям, о времени их погибели.
-У Авеля всё в порядке с головой было?
-Почему ж это?
-Потому! Говорил им о днях гибели, Бог даровал прозрение, но нескумекал, за такие байки цари злились, сажали его в тюрьмы и крепости, как нас, дураков.
-А может, ему хотелось прославиться, и желание это было выше осторожности? Молчал бы, никто не узнал бы о его даре. А рассказывал, так и прослыл прозорливцем.
-Говорят, и самой Матушке Екатерине Второй правду открыл, и Павлу Первому рассказал, где погибнет - в Михайловском замке.
-О, братки, это драма была, скажу я Вам. Построил Павел замок и боялся там жить. Жуть его охватывала. Посмотрит на стены, они красились красной краской, сырость стояла, он и говорит:
-Ой, со стен краска так и стекает, словно кровь!
Потом посмотрит в зеркало на себя и тоже:
-Вижу в зеркале себя с шеей, сверченною на бок!
Придворные вскоре организовали переворот. Пришли к Павлу Первому в опочивальню. Он спрятался со страха. Офицеры его нашли, встали, растерялись. Он же помазанник Божий. Граф Зубов (брат Платона Зубова, который фаворитом у Екатерины Второй был, Екатерина была старше Платона на тридцать восемь лет!), опомнился. Выхватил золотую табакерку, хвать ей Павлу по голове, тут и другие налетели. А ну, руки ему заламывать, душить. Так и свернули шею на самом деле. А ведь ему и другие провидцы рассказывали об этом, но он не уберёгся!
-Уберёгся б, если б Аракчеева, своего сторожевого пса, не выслал из столицы. Опомнившись, позвал, но в день заговора того задержали при въезде в город.
-А странная смерть царя Александра Первого? В народе шёл слух, он казнился из-за убийства отца. Так вот, не смог он выдержать, что виновен, хоть и косвенно, в смерти батюшки - царя Павла Первого. Устроил себе фиктивные похороны, а сам ушёл в Сибирь, жил монахом затворником, отмаливал грехи.
-И царь Николай Второй тоже знал о своей кончине. Ему Павел Первый написал послание, узнав от Авеля, и велел вскрыть спустя столетие после его смерти. Тот вскрыл, прочитал, загрустил. Вот оно как бывает!
-Их даже сестра царицы – великая княгиня Елизавета Фёдоровна предупреждала о трагическом конце! А она была святой жизни человек.
-Но всё это не просто так было. Пётр Третий, супруг Екатерины второй стал бюджет зажимать, Катенька дала понять фаворитам, она их отблагодарит, если помогут его убрать. Ей самой хотелось править. Она ненавидела супруга. Он её терпеть не мог. Желал заточить в монастырь и жениться на Воронцовой. Жить без неё не мог. Но и Екатерина не отставала. Она ещё при живом муже имела отношения с красавцем Григорием Орловым. Даже сына от него родила, умело всё, скрывая. Братья Орловы поняли, что она отблагодарит за услуги. И Алексей Орлов, брат Григория, задушил Петра третьего. Она щедро их благодарила. Но Григорию это просто так не прошло. Еще, будучи молодым, с ума сошёл. Грех на душу взял! Он же подстрекал брата! А матушка Екатерина Великая дарила своим любимчикам крестьян, государственные земли, должности. Это очень нравилось её фаворитам.
А она, не только от ненавистного супруга отделалась, но и от другого претендента на трон, принца Иоанна Антоновича, (заточенного в Шлиссельбургскую крепость с младенчества ещё при царице Елизавете). Ещё, говорят, княжна Тараканова появилась. Вроде законная дочь от тайного брака Елизаветы с красавцем Разумовским. Её изловили Орловы, заточили в крепость. Там и убили. Царедворец Никита Панин, воспитывавший царевича Павла Первого, хотел после гибели супруга сделать её регентшей при малолетнем императоре - сыне, она не согласилась, хотела сама править, и ненавидела за это Никиту. При женитьбе Павла сразу отстранила Панина от двора. Она совершенно не просвещала сына насчёт управления страной, будто и неродной был вовсе. И женили его тоже неудачно. Жена, говорят, тут же стала близка с его лучшим другом. Всё у трона всегда было сложно, перепутано. Поэтому, вряд ли народ в ответе перед Богом за их смещение и перевороты. Это не только в России случалось...
-Сын же императрицы, Павел Первый, придя к власти, тоже, как и отец, захотел сократить ненужные расходы, но прежние нахлебники ещё были живы, это им не нравилось, они помнили вольную жизнь при Екатерине Великой, и хитростью вырвали у его сына Александра Первого согласие на переворот.
-Постой, постой, может, она великой была из-за своих фаворитов, коим велико число было? Ведь придворные, знаешь, как её называли? Куст гороховый, растущий при дороге. Кто проходит мимо, отщипывает от него.
-Она была Великой - много земель присоединила к России и, в общем, за счёт этого, частично покрыла свои великие траты.
-Но вообще, братки, это смехотвория! Что в России деялось, а? Посторонняя немка стала императрицей. Даже не регентшей при малолетнем сыне Павле Первом, а самодержицей.
-Поэтому и Пугачёвское восстание было. И посторонняя немка на троне не нужна была, и крепостное право замучило крестьян, житья им не было от господ. Сложное время.
-Постой, постой! Итак, говоришь, халява кончалась после матушки Екатерины, а халява понравилась. В истории и отца – Петра Третьего, и его сына – Павла Первого заклеймили глупыми. Но, выходит, они были неглупые люди. Только как порядки навести после таких вольностей? Убиенных этих царей называют в народе сейчас даже святыми...
-А я слышал, Петр Третий и Павел Первый были масонами, трудненько тут разобраться из-за чего их убили. И ещё, Вам добавлю, Павел Первый, православный человек, русский царь, воспитанный царедворцем Никитой Паниным в русском духе, а католический мальтийский орден поддерживал материально, хотел стать у них главным магистром. Это как понять?
-Чудно всё, вот так и понимай, как хочешь. Наши историки называют его русским Дон-Кихотом. То есть был он романтиком, мечтателем. Может, считал, делает доброе дело, помогая обедневшим благородным рыцарям-монахам?
-А сама-то династия Романовых всё разрасталась, словно грибы после дождя. И так много их развелось! Да всем нужны синекуры. А за счёт кого? С государственных крестьян налоги увеличивались.
-Но не у всех царей такие порядки были. Современник Петра Первого прусский король Фридрих Первый говорил: «Бог даёт трон королю только для того, чтоб он сам управлял делами государства. Вникал во всё, сокращал расходы, не излишествовал, не наслаждался пустым времяпровождением на троне, а работал в поте лица для укрепления государства». Он вытянул Пруссию из бездны. Следил за расходами, наладил порядок. Фридрих Первый даже не представлял, что царский двор Петра Первого тратит неприлично большие суммы! А ведь излишества всегда доводили страну до взрыва.
-Конечно, государь должен быть отцом, править страной, улучшать благосостояние народа, повышать мощь страны! Но где таких царей было набраться? Даже, видишь, Петр Первый, смотрел на Пруссию, учился многому, но не мог за тратами уследить. Страна у нас огромная, и в ней не очень уследишь, даже если очень захочешь.
-А народишко что? Подчиняются, подчиняются своим господам, а при удобном случае рады голову оторвать государю, да потрясти ею. Мол, смотри, вот ты, где у меня, и я тебя не боюсь!
-Ну, братки, многое мы пережили: Две революции, Февральскую, Октябрьскую, гражданку. Умерли кровопийцы – картавый и усатый - вождь народов, пошли другие. Один Хрущёв чего стоил! Я про него в Литературной газете читал: «Среди малограмотных руководителей СССР, Хрущёв выделялся, как утёс!». Дожили! Огромной богатейшей страной, кто руководил?! Потом брежневские времена. Но при Леониде Ильиче мы всё-таки жили. Некая стабильность была. Все люди об этом говорят, с благодарностью. Потом Андропов с непонятной биографией всех зажал, он сам умер или как?
-Про Андропова слышал, хорош «гусь» был. Развёлся с первой женой, и не помогал ей совершенно. Она с ребёнком еле перебивалась, гибла с голодухи. С сыном не общался. Тот вырос пьяницей.
-Затем Горбачёвская перестройка и Борюшка Ельцин! Ой, навидались всего вдоволь! А Вы о книгах! Хотя, может, это нас и спасало. Денег особо не было развлекаться. В загранку не больно ездили, сидели да читали! Пусть кое-что не разрешали, но много было всё равно хорошей литературы. Первое место в мире по чтению книг занимали. Много видел наш русский народ!
-Говорят, Раиса Горбачёва заболела - люди её проклинали. Она всюду лезла вперёд Горбачёва, демонстрируя свои дорогие шубки и наряды. Нет, чтоб сидеть тихо – мирно, как жена Брежнева, не высовываться никуда. Витю, как её называл покойный Леонид Ильич, неслышно было, и не видно, корпела дома, готовя вкусные обеды.
-Вспомнили про Викторию, супругу Леонида Ильича. Он нещадно гулял, то с одной роман, то с другой! Когда на фронте был во Вторую Мировую, всерьёз закрутил с красавицей Тамарой. Был контужен, она ухаживала за ним, выздоровел, пошло, поехало. Хотел жену бросить. Сказал, уйдёт от неё к Тамаре, любит. Витя встретилась с ней, да ну умолять Тамару:
-Не рушь семью! У нас дети маленькие, сама всю жизнь отдала мужу, даже не стала продолжать учёбу в институте, только семьёй жила. Что я одна, без образования с детьми сделаю? Пропадём, не губи, не бери грех на душу! Ты молодая, пригожая, ещё найдёшь себе человека. На чужом несчастье счастье не построишь!
И что Вы думаете? Помогло! Уехала Тамара в неизвестном направлении, оставила Лёню в покое!
-Не уехала б, если б знала, генсеком будет!
-Да, ладно тебе, есть ещё в людях жалость, не все же звери, пожалела Тамара её!
-Витя хорошая была. Настоящая русская, терпеливая баба! Но в старости пришлось ей горя хлебнуть. Лёня умер, дочь пьёт, сын вообще её жизнью не интересуется. Она слепнет, болеет диабетом, живёт одна. Почти никто не навещает. Имущество отобрали. Так-то! Вот и конец сильных мира сего! Строят свою империю годами, а она разваливается за минуты. А Вы о Романовых! Всё одно и то же! Сегодня я царь, а завтра из моего черепа вино пьют, или ставят его на стол какого нибудь аскета для напоминания о бренности жизни!
-А я слышал ещё интереснее Вашего, вроде премьер Алексей Косыгин являлся цесаревичем Алексеем Романовым, уцелел от расстрела. Данные его те же: родился в тысяча девятьсот четвёртом, в Санкт-Петербурге, имя то же, как у цесаревича, похож на него. Был скромным, тихим. Как Вам такое?
-Да ничего не понимаем мы! Хватит, братки, про политику, да о царях, да генсеках, это всё не для нашего ума. Давайте что-нибудь весёленькое!
-Хотелось бы, но где его взять, весёленького? Вот перестройка Горбачёвская закончилась, Боря вошёл во власть, посмотрим, что дальше отмочит!
-Да жив ты, и то, слава Богу, спасибо Ему каждый день говори за это!
«А всё-таки послушать эти разговорчики оказалось, интересно. Никуда не вникал до этого, а они вон сколько вывалили. Надо следить за периодикой, всюду успевать, - подумал про себя Михаил, - аполитичным тюхтей тоже быть нельзя».
К ним в камеру посадили ещё одного учёного. Он производил приятное впечатление. Но Михаил знал, иногда к заключенным подсаживают подставных лиц для выявления их настроения. Или, может, кто выболтают что-либо лишнее, по глупости. Он не стал с ним сближаться. Да и новый сокамерник тоже не делал никаких попыток что-то узнать у него. Он представился доктором наук по политической экономии, держался особняком, настороженно. Михаил решил действовать сам по себе. С понедельника он объявил тюремному начальству о своей голодовке.
Сначала на его предупреждение никто не обратил внимания. Много их, таких, «умных» здесь находится. Но прошло три дня, четыре, пять, десять, а он всё голодал. Его стали специально соблазнять, искушая едой. Посадили рядом другого заключенного, дали, хорошую снедь, заставив постоянно жевать пред носом Михаила. Охранник следил за тем, дабы сокамерники у него ничего не отобрали. Тот старался, чавкал, жевал, но Михаил держался. На двадцатый день потерял сознание.
Очнулся в лазарете, обвешанный трубочками, подключённый к аппарату искусственного дыхания. Увидел, рядом маму. Она сидела и неотрывно смотрела на него. Он кивнул ей глазами, вместо приветствия, она улыбнулась в ответ. Немедленно вызвали начальника тюрьмы, узнать, какой он ультиматум предъявляет им. Но Михаил был ещё слаб для разговора. Перенесли беседу на то время, когда ему станет легче. Мама написала на бумажке: Лили старается помочь пересмотру и смягчению его дела. Она кое-что уже предприняла. Её пока сюда не пускают, но совместными усилиями попытаются осуществить задуманное. Вскоре, наверное, они встретятся! Михаил улыбнулся и кивнул, он де понял всё. Мама порвала бумажку и съела.
Вскоре Михаил обнародовал свои требования. Первое, немедленно оправдать его и выпустить, он не шпион, не вредитель. Он имеет право на любовь и женитьбу с любым человеком мира. Противоположное - есть ущемление прав человека. Он любит свою невесту и с отчаяния решился на мальчишеский побег из страны. Ведь им не разрешили пожениться!
Второе, не препятствовать въезду с гастролями в страну Советов французской пианистке Лили, где её все ждут и любят.
Третье, создать условия для творческой работы. Он на грани нового, очень важного открытия в науке. В тюремных условиях он не может заниматься научными изысканиями. К тому же, всё написанное в застенках, у него отбирают.
Четвёртое, он требует обнародовать эти требования по радио и телевидению, дабы люди были в курсе происходящего.
После записанных стенографисткой требований, он откинулся на подушку и уснул. Мама осторожно укрыла его одеялом, сползшим на пол, вынула из сумки, привезённые с собой книги и журналы, для чтения и удалилась, предварительно перекрестив сына.
По возвращении домой, она сразу же позвонила Лили по телефону и сообщила: «Началось половодье». Та сразу всё поняла и в ответ прошептала: «Спасибо, когда будете вновь у него, поцелуйте его за меня!». Елена заплакала, пообещала.
Вскоре, Михаилу разрешили жить на поселении, вне тюрьмы, в охраняемом заповеднике. Его поселили в отдельном домике в Подмосковье, создали условия для научной деятельности. Но заниматься наукой он пока не спешил, знал, могут всё вновь отобрать. Он стал рано вставать, заниматься зарядкой, ходить на прогулку в лес. Михаил мог заниматься рыбалкой, рядом находился небольшой пруд. Он и Лили воспряли духом, ждали дальнейших послаблений.
Вскоре, на прогулках по лесу, он перезнакомился со всеми охранниками, беседовал с ними на разные темы. Некоторые были образованными людьми, разбиравшимися во многом. Но о политике он специально не говорил. Когда его склоняли к этому, отвечал, он учёный, а наука стоит вне политики. Он совершенно не собирался впутываться в новые истории. Хватит одной. Он сыт по горло! Теперь надо копить силы для дальнейшей жизни и борьбы!
************
И вот уже Лили и Джейн прилетели в Нью-Йорк. Он их ошеломил. Шум, визг, трескотня, суета, контрасты. Джейн растерялась. От высотных зданий, упирающихся почти в небо, у неё кружилась голова, дрожали ноги, шатало. Джон их еле нашёл, так было много народа вокруг! А когда увидел, то не узнал. Встал, уставившись на неё! Джейн выглядела уже не девочкой, а молодой элегантной дамой! Все прохожие заглядывались на неё. От непривычки, она смущалась, Лили незаметно дёргала её за платье и улыбалась, словно подбадривала. Наконец Джон пришёл в себя, сообразив, надо ловить такси. Девочки объяснили ему, хотят устроиться в каком нибудь приличном отеле, желательно в центре. Но он предложил другой вариант:
-Хотите, покажу Вам живую легенду Америки?
-Что такое? - оживились они.
-Есть у меня родственник, о нём и кино ставили и книги писали; такой человек, от которого сума сойдёшь, когда познакомишься ближе!
-А зачем нам сходить с ума? – заулыбались они.
-Не в прямом смысле, а в переносном. С ума сойдёшь, когда поймёшь, какой он отличный, благородный человек, и какие мы, несовершенные в сравнении с ним. После знакомства с такими людьми, тоже хочется стать человеком.
-Ну, хорошо, устройте нас в отель и знакомьте, - кивнула головой Лили.
-Да нет, я предлагаю у него пожить. У него большой дом, где часто размещаются приехавшие друзья, Вам повезёт, если Вы устроитесь у него! – с подъёмом уговаривал он девушек.
-Надо подумать. А как же мои концерты в Нью-Йорке? Они сорвутся! – растерялась Лили.
-Я договорюсь, их отменят, - успокоил Джон.
-А неустойку кто будет платить? – поинтересовалась она.
-Договорюсь. Скажу, обстоятельства изменились, ко мне приехала невеста с подругой, надо готовиться к свадьбе, им некогда концерты давать. Всё утрясу, не волнуйтесь! У меня там знакомые. Может, перенесём сроки на другое время, приедете второй раз, чем плохо?
-Но ведь не хорошо, обманывать насчёт свадьбы? – озабочено произнесла пианистка.
-Не волнуйтесь, может, и не будем обманывать! Само собой всё решится. Ведь должен же я жениться-то, в конце концов! Обещаю, всё будет о-кэй! – пообещал он и многозначительно подморгнул девушкам.
-Решительный Вы человек, что ж, поверим Вам! Джейн, как смотришь на такое предложение? – заинтересовалась она.
-Даже не знаю, подружка! – Она смутилась, потупилась, покраснела. И это ей очень шло, делало милой очаровашкой.
-Хм! Думайте, быстрее думайте! А то нам уже скоро надо спать ложиться, а мы всё ничего не решили на счёт Вашего прибежища! – уговаривал он их.
-Давайте, поступим так, нас - всё-таки в гостиницу, а далее, пригласите всех к себе в гости, или придёте вместе с ним к нам! Неудобно, мы друг друга не знаем, и будем стеснять. Да, Джон, сели с Вами в машину, а я Вас даже не рассмотрела. Хочется окинуть Вас, так сказать, взглядом, - проворковала Лили, подумав про себя: «Он молодец, и разыгрывать ничего не надо. Всё правильно понял, взял инициативу в свои руки, может, выдам замуж мою робкую подружку! Хорошо бы! Ведь они любят друг друга! Я вижу...».
-Лили, Вы в своём духе, неунывающая хохотушка, - поддержал её Джон.
-Нет, нет, я всё-таки хочу посмотреть на Вас, изменились Вы после последней встречи? – настаивала та, улыбаясь.
-И что Вы видите? – заинтересовался он.
-Оля-ля! Увидела импозантного молодого человека, снимаю шляпу перед Вами, маэстро! – рассмеялась она.
-Нет, нет, вы всё та же шутница, какой были в Гималаях! Не смущайте меня, девчонки!
Действительно, он был одет со вкусом и по последней моде. Аля-денди! Светло бежевый костюм, отличного покроя, в тон ему такое же кепи, светло-бежевые остроносые туфли на небольшом каблучке, в тон ансамбля, светло-коричневая маячка. Изумительно!
А он, увидев их обеих в аэропорту, был ослеплён, стеснялся, внимательно рассмотреть. Сейчас тоже с интересом поглядел на них. Сначала кинул взгляд на Джейн. На ней был светло-серый дорожный костюм из тонкого кашемира, на голове бледно-розовая шляпка с вуалью, на руках розовые лайковые перчатки, руки сжимали маленькую розовую сумочку, на ножках – серые лаковые туфельки. «Вот это да, какая она! Глупец, чуть не потерял девчонку! А всё - дурость, безалаберность. Действительно, надо решаться! Роскошная девочка», - мелькнуло у него в голове. Увиденным он был очень доволен. Затем, перевёл взгляд на Лили. Она тоже производила неизгладимое впечатление. На ней было бледно серое платье, отороченное синей отделкой, в тон маленькая синяя шляпка таблеткой, на руках синие лайковые перчатки, такого же цвета туфельки. «Хорошо, что я прилично оделся, - а то бы сейчас не знал, куда деваться от стыда!». Он вновь окинул взглядом Джейн. Хотел рассмотреть получше лицо. Заметил мягкие нежные округлые линии, милый в завитушках лоб и лучезарные глаза; казалось, из них льётся сияние, и оно согревает всех, кто смотрит в них... У него перехватило дыхание! «О! Да её здесь у меня вырвут прямо из рук! Что это я? Совсем сума сошёл, не ценил такую девочку. А глаза, одни глаза чего стоят».
Он некогда увлекался египтологией, накопив денег, поехал в Египет, познакомиться со всем, интересовавшим его, а именно, с пирамидами в долине Гизе, с сокровищами Каирского музея. Там он столкнулся с фаюмским портретом (первый век нашей эры, Египет). Был удивлён, какие удивительно живые глаза рисовали на этих портретах древние художники! Необыкновенные, излучающие волшебный свет... Это же он вдруг отметил у Джейн! «Вижу сейчас, из свежего бутона, раскрылся передо мной чудесный и ароматный цветок... Чудеса! Метаморфозы...».
-Девочки, вы великолепны! Я не ожидал встретить здесь таких эффектных молодых леди! Даже постеснялся сразу на Вас смотреть, чтобы не ослепнуть. Только сейчас разглядел!
-Спасибо! Вы, тоже, месье, прекрасно выглядите, как настоящий великосветский парижанин! Я же уже Вам об этом сказала, - улыбнулась ему в ответ Лили.
Джейн скромно молчала.
-О, и Вам спасибо за очень приятные комплименты! Может, сначала в ресторан, позавтракаем, далее будем искать приют для Вас? – заботливо осведомился он.
-Уговорили, месье, едем в ресторан! Посмотрим на американскую кухню! Ты согласна, Джейн?
-Я не пойду против желания общества! – она всё ещё краснела, смущалась. Она ведь тоже поняла, на что упирал Джон. И даже не знала, как вести себя в таких новых обстоятельствах. Выходит, она – невеста. Молодец, так поступают порядочные люди. А, может, он, в самом деле, любит? Душа всколыхнулась, расслабилась, полетела вольной птицей, куда-то вперёд, на волю. Она окрылилась, выросла в своих глазах!
-Тогда, едем! – подхватила бойкая Лили.
У них кружились головы после качки в самолёте, от шума на улицах. Даже в Париже не было такой толкотни, давки, суеты. Одни небоскрёбы уже создавали панику в их сознании. Казалось, накренятся и рухнут, но они не падали, достойно поддерживая символ Америки.
Наконец все вышли из машины, и направились в ресторан. Услужливый швейцар распахнул перед ними дверь. Там, в огромном зале, было много свободных столиков. Они разместились возле окна – всегда интересно завтракать, и наблюдать за толпой на улице. Здесь всё им было в новинку!
Заказали довольно много еды, решив всё попробовать. Еда казалась не очень вкусной. Только французы заботятся о высококлассной кухне! Но есть всё-таки было можно. Джон попросил выдержанное французское вино. Но и оно почему-то не очень понравилось. Они вообще не хотели здесь долго находиться, постарались закруглиться и выйти на воздух, на улицу, кишащую людьми, похожую на настоящий муравейник. Кое, какие бутерброды захватили с собой, чтобы перекусить в отеле по приезде.
Но всё-таки Джон тревожился. Вдруг Кэтлин что-нибудь отмочит такое, что перессорит его с Джейн? Он этого не переживёт. Этих уличных девчонок никогда не поймёшь. То они тебя любят, то ненавидят, но, при этом, спят и с тобой, и ещё с кучей ребятишек. Вот и думай, теперь, что сумасбродке может прийти в голову. Она уже как-то отбрасывала фортели, даже перед друзьями стыдно. Поехали на пикник с приятелями, решили взять с собой своих девушек. Он не считал её своей, но других знакомых пока не было, пригласил её. Она там сначала сидела паинькой, всё цветочки собирала, песенки пела, веночки плела, а потом напилась до невероятного состояния и стала приставать ко всем друзьям. Он не знал, как её утихомирить. Стыдно. Ребята раскричались, зачем, мол, такую привёл, но Джон молчал, закусив до боли губы. Вот это был номер! Далее - взял мотор, затащил Кэтлин в машину и увёз домой.
Обвинять её тоже было нельзя. Всё началось с детства. Когда была маленькая, она видела и слышала потрясающие вещи. Отец - военный, мама - художник. Всё бы ничего, но мама была необыкновенно хороша. Куда бы они ни пошли вместе, все смотрели на неё. Отец это видел и с ума сходил от ревности. Её потрясающая красота досталась и Кэт (уменьшительное). Но к красоте нужна здравомыслящая голова. А мама любила мужчин. Кэт тоже, их любит. Она ещё с детства, ни с того, н с сего, могла пойти за каждым мужчиной, мама тогда брала её за ручку и уводила домой. Мама Кэтлин тоже вела себя так, если не было рядом мужа. Она смело уходила за позвавшим её мужчиной. Как-то её сестра высказала ей, что она чересчур любит сильный пол, а та в ответ, не смутившись, ответила шутливым тоном: «А кто же их не любит?». Её сестру даже передёрнуло от такого ответа. Так могла ответить только женщина не очень твёрдых устоев. Она частенько приходила домой поздно, объясняя что-то несуразное мужу. Для одного типа мужчин, такое поведение жены, заставляет любить её сильнее, крепче держаться за неё по пословице: «Хорошая коровка и нам нужна!».
Это был такой международный анекдот: Продавал мужик корову и честно признавался, она старая, мало даёт молока, много требует еды. Никто её на ярмарке у него не покупал. Подходит к нему зазывала и предлагает свою помощь в продаже. Мужик согласился. И начал зазывала красноречиво привирать: «Подходи, честной народ, покупай коровушку. Она по возрасту молодая, даёт много молока, мало ест, не привередлива». Собрались вокруг них люди, прицениваются. Зазывала всё своё твердит изо всех сил. Послушал мужик, послушал, уже и покупатель нашёлся, а он вдруг откинул номер: «Не продам её ни за какие деньги, такая коровка мне самому нужна!». Так и с женой. Всем, значит и мне, супругу, нужна. Но есть такие мужья, что и говорить, ни о чём не будут, мозги у них от ревности переворачиваются набекрень, словно жена, его собственность. Разведись цивилизовано, если не нравится и конец! Нет, стихийная, тёмная сила выходит из них наружу: «Пользуетесь все? Так не будет вам никому и ничего, и её не будет!». Убил он её на глазах у дочки. Трудно сказать, за что. Может, просто кокетка она была, но в допустимых пределах. А может... Кэтлин всё видела. Как сначала отец терзал её и прикончил. Его посадили в тюрьму. Кэт воспитывала уже бабушка. У девочки на всю жизнь осталось это в душе. Она была нервной, не в меру восприимчивой, в то же время, ветреной и несерьёзной. Кэтлин способна была на отчаянно-дикие шаги. Джон это знал. И хоть ему было очень приятно в обществе приехавших девушек, он опасался, прежняя «подруга» может выкинуть что-нибудь жуткое. Он измучился с ней, не знал и раньше, как порвать. То жалел её, если расплачется, то боялся. И вот, наконец, решился. Но всегда был начеку. Подъезжая к отелю, оглядывался по сторонам, бледнел. Джейн не догадывалась, почему он беспокоен, зато Лили сразу смекнула - им может что-то перепасть от бывшей возлюбленной Джона. Она также сообразила, почему он не очень рвался на встречу с Джейн, которую, вроде, любил.
Лили, как и Джон, стала внимательно смотреть по сторонам, наблюдая за каждым прохожим, оказывающимся рядом с ними. Она только не знала подробностей, кто это будет, мужчина ли, подосланный покинутой девушкой, или она сама, или её подружка окажется злым мстителем. Джейн она решила не посвящать в свои опасения. Лили уже тоже брал страх, она волновалась. Но что делать? Следовало до конца всё выяснить и обезвредить грозящую опасность. «Хорошо, что полетела с ней, она витает в облаках поэзии и совершенно не понимает земных страстей. Счастливый человек! Так вот почему он предложил нам сразу поехать к его родственнику! Надо будет действительно, так и поступить. Придраться - отель не понравился, предложить отвезти к родственнику. А я то, вначале, испугалась, что за родственник? Разные же люди есть. Начиталась американских журналов, там только и сообщается, то содержатели домов для пенсионеров убивают своих жильцов, то хозяева небольших гостиниц, а последний раз вообще страшный случай описывался, и всё в той же Америке. Некая старушка убивала своих родственников - детей, сестру, внуков, мужей - раздражали. И власти даже не расследовали эти случаи. Умерли, да и всё. Только на седьмом случае ею занялись».
Когда подъехали к отелю, Лили, не выходя из машины, сделала сразу же заключение:
-Что может быть хорошего в таком затрапезном отеле? Нет, нет, едем дальше!
-А чтобы Вы хотели, девочки? – любезно осведомился Джон.
-Что-то поприличней, потише, поспокойней!
-Тогда, может, сразу к моему родственнику, о котором я говорил? – вновь повторил он.
-А что, если там будет чисто, спокойно и не многолюдно, пожалуй! Джейн, как ты? – спросила её Лили, делая вид, что она ничего не понимает в сложившейся ситуации.
-Я согласна, а это далеко? – ответила она растеряно.
-Не очень, по дороге расскажу о нём. Это очень известная личность в Америке. Ну, как? – взволнованно вопросил их он.
-Итак, больше не ищем! – подытожила быстро Лили.
-Не ищем, едем, раз вы согласились, прямо к нему. Он будет рад, что я привёз к нему таких занятных гостей! Он обомрёт от восторга, его гостями будут великолепная пианистка и милая поэтесса!
-Вы его так нахваливаете, что просто с удовольствием едем. По дороге расскажите нам о нём, дабы мы были тоже в курсе, кто он и как себя с ним вести. Вы обещали! – добавила Лили. Про себя подумала: «Пусть говорит всю дорогу, чтоб Джейн не догадалась о моих опасениях, он будет нас отвлекать. А я тоже буду поддерживать беседу».
-Хорошо. Уговорили, - успокоился Джон.
И они резко повернули в другую сторону, подальше от шумного центра.
-Итак, девчонки, слушайте, какие есть у нас, в Америке, герои. Причем, настоящие герои, я не шучу! Везде, наверное, в каждой нации, есть люди хорошие, и не очень. Но про хороших американцев хочется рассказать, а то, нас весь мир ругает, на чём свет стоит, дескать, дикари истинные. Ан нет! Есть в Америке и люди с большой буквы!
Родился он в небольшом городке, там, куда сейчас с Вами едем, в очень простецкой семье, без всяких выкрутас. Но семья набожная! Строго блюли заповеди Божии. Мальчишка рос богобоязненным и послушным. Рос он, да рос, родителей слушался, в школе учился и, наконец, ему исполнилось восемнадцать. Время тогда было не спокойное, Германия и Япония лезли в драку. (Двадцатый век, Вторая Мировая). И вот он, наш Десмонд Досс (так его звали), подал заявление - намерен послужить Родине. Но объяснил при этом, не будет брать в руки оружие, так как не может и не хочет убивать людей (не хотел нарушать заповедь Божью – не убей). Его взяли в санчасть, дабы не убивал, а спасал своих раненных американских солдат. Прошёл курсы санитаров, направили на Восток, на войну с японцами. Те воевали отчаянно, наши американцы, несли потери. А богобоязненный Десмонд, не беря в руки оружие, воевал на фронте лучше и доблестней многих. И сейчас расскажу, как ему это удавалось. Из-под самого носа японцев, под шалым огнём, подбирал раненных, тащил на себе, оказывая медицинскую помощь. Пули свистят, гранаты рвутся. Раненные падают. Некоторые, разорванные на части, взлетают вверх и разлетаются в стороны. Воздух содрогается, оглушительно гудит от взрывов. Горизонт, подёрнутый густым дымом от разрывающихся снарядов, качается. Стон, крики, визг! Раскалывается земля, выворачивая всё вокруг! Такая кутерьма, что иной убоялся бы лишний раз высунуться из блиндажа, не то что, по открытой местности пробежать и раненных подобрать... Одного вояку, даже безногого, он вернул к жизни. (Тот потерял ноги при ранении и просил добить его). А наш молодчага Десмонд выходил мужика, тот ещё полвека протянул у себя дома. Несчастный безногий руки Десмонду целовал, выражая благодарность за его старания. А когда должны были воевать на одном неприступном выступе, перед боем Десмонд всю свою часть попросил помолиться, Они поняли – бой будет страшным, послушались Десмонда, все помолились и выжили, а другие наши части понесли огромные потери.
Его сначала в армии дразнили, называли придурком. Житья не было от ненависти и презрения. Разговаривали с ним сквозь зубы, как с парией. Смешон современным людям, верующий человек. Но, когда в его роте все, помолившиеся, спаслись, в него поверили. А то грозились отправить в психушку. Он вообще сотворял такое, за что другие даже не брались. Просто чудеса творил! Наверху одной высотки, после боя остались наши раненные, почти около сотни, не могли их оттуда снять, боялись даже взбираться на этакую высоту, слишком отвесная была скала. И обстрел шёл вовсю со стороны противника. Но наш умница не побоялся. Забрался туда и всех раненных спустил по верёвке вниз. Каков молодец!?
Его как-то самого ранило сильно, лежал в госпитале, но Бог оберегал, вылечили. За свои подвиги от президента, кажется, Трумэна, я уж точно и не помню (меня тогда ещё не было на свете), он получил высшую у нас в Америке награду – Медаль Почёта! Вот так! Настоящий человек, мы, американцы, его очень уважаем, любим и гордимся им!
-Ну и давайте тогда принажмём! – подыгрывала Лили.
-Стараемся, – ответил Джон, подумав: «Хорошо, хоть подальше от сумасбродки Кэтлин их увезу! Да и держать такую девочку, как Джейн, в Нью-Йорке тоже опасно. Если какой-то миллионер положит на неё глаз, я пропал. Сколько же у меня проблем!».
Лили вновь убедилась в правильности своей догадки. Зачем эти стычки с бывшими женщинами? И даже подумала: «Молодец, вовремя сообразил, как надо поступить!».
Когда Джон закончил повествование о своём родственнике, вступила в разговор, молчавшая до этого, Джейн. От быстрой езды она раскраснелась, волосы выбились из строгой причёски и мотались возле лица колечками. Сейчас она похожа была на школьницу, сдающую серьёзный экзамен. Она сосредоточилась, мысль напряглась. И от волнения она стала такой милашкой, будто сошла с полотен художника Буше, рисовавшего смазливые головки хорошеньких девушек – ангелочков. Её умильный вид совершенно лишал серьёзности разговор, затеянный ею. Джон не знал на чём сосредоточить внимание, то ли на её облике, то ли на смысле её беседы. Он решил действовать на два фронта: и любоваться хорошеньким личиком невинного ребёнка, и, всё-таки, слушать. От напряжения её лицо побледнело, лоб напрягся, милый носик вздёрнулся, она начала говорить:
-Вы оба знаете, я англичанка. Живу в самом сердце Англии. Вернее, жила, - опомнилась она, - так как теперь проживаю в Париже, у Лили. Мы вместе работаем, я взяла на себя часть её забот. До этого я находилась в Англии и о русских мало знала. Семья наша была англиканская. Однажды меня попросили передать некий свёрток русскому митрополиту. Он служил в Лондоне, в православном храме. Пришла к нему, отдала и разговорилась с высокопреосвященным митрополитом. Его имя - Антоний Сурожский. Знакомство наше произошло не сейчас, ранее. Беседа с ним меня очень увлекла, и сам он мне понравился, показался просто потрясающим человеком, я зачастила к нему в храм. Потом крестилась по православному чину. Читала его беседы, изданные в книгах, слушала проповеди после богослужений. Покупала книги других православных отцов. И как-то я услышала от него самого следующее: «Бог не спросит, какой ты был веры. Бог спросит, был ли ты человеком?». Услышав, обомлела. «Надо же, - подумала я тогда, - зачем же я перешла в православие? Раз Бог не спросит, какой я веры?», – потом опомнилась. Православие увлекло меня, это учение шло от апостолов, учеников Самого Христа! Я успокоилась, но прозрела, надо исполнять все указания Божьи, как царь Давид псалмопевец, называет их: «судьбы», «оправдания», «пути». И это в вере многое значит, однако, действительно, надо быть человеком, как этот Десмонд Досс! Он не нарушает заповеди Божии. И они зовут не к убийству, а к человечности, любви. Он был, если можно так выразиться, выше среднего человека. Делал всё не для себя, для людей. Я думаю, он не был православным христианином, может, христианин - адвентист. А Бог всё же увидел его, пошёл ему навстречу, принял его. И думаю, Господь сказал про Себя: «Молодец! Хороший ты, Десмонд Досс, человек! Много доброго сделал». Выходит, прав был митрополит Антоний. Оправдываться надо только делами перед Богом.
Я не беседовала с тобой, Лили, ранее на эту тему, а ныне – получилось. И раз уж начала о митрополите Антонии, доскажу, (всё равно ведь ещё едем). Я пишу стихи. И однажды я показала их владыке Антонию, беспардонно попросив помочь их издать. И что вы думаете? Он отмолчался. Я обиделась. Он тогда уже был очень стареньким, больным. Вдруг вижу сон. Сижу в неосвящённой комнате около постели, на ней - больной владыка. Держу его за руку, молчу. Помолчали, я вышла в другую, ярко освещенную комнату. В центре - стол, около него келейник владыки. А на столе блюдечко с мелкими деньгами, лежащими редким веером. То есть, их мало. Проснувшись, осмыслила: да у него денег-то нет совсем. Он духом показал это. Владыка ничего не брал от прихожан, да они не давали щедро. Православные на Западе, в основном - бедные русские.
Владыка Антоний - человек с большой буквы, очень яркая личность! Родители его служили где-то на Востоке, в русском дипломатическом корпусе. В России в семнадцатом произошла революция, родители будущего владыки эмигрировали во Францию, жили раздельно. Каждый сам по себе. Отец в одном месте, мама с сыном в другом. Она отдала его в дешёвенький пансионат для школьников. Денег было мало, работала стенографисткой. Однажды в их школу пришёл русский богослов, может, Флоренский. Будущий владыка прослушал его лекцию о Боге, рассердился. Взял дома евангелие в руки, чтобы доказать: Бога нет, стал читать, и чувствует, Христос стоит рядом. С тех пор он стал верить, тянуться к Богу, по восемь часов в день молился. Затем принял монашеский постриг. Служил во. Вторую Мировую на фронте врачом, когда кто-то умирал, просил звать его, помочь несчастному уйти в вечность не в одиночестве. Он знал, всеми покинутому человеку, мучительно переживать такое.
После войны он вернулся во Францию, затем его пригласили к нам. В Лондоне он служил митрополитом от русского православия. Когда он приезжал в Россию, происходил ажиотаж. Все верующие старались его послушать. Он говорил без записок, его беседы сразу записывались на диктофон, и делались книги.
Был с ним интересный случай. У них повадились бегать крысы. Спасения не было. Тогда владыка Антоний увидев одну крысу, бежавшую мимо, строго сказал ей: «Стой и слушай. Я сейчас буду читать молитву для того, чтоб вы все больше здесь не появлялись. После ты расскажешь об этом другим». Крыса оглянулась, повертела мордой, остановилась и стояла на месте, пока он молился. После он её отпустил. Больше крыс там не было! Одна девушка сказала ему как-то: «Знаете, я такая нехорошая, я красивая и всегда любуюсь собой!». Он ей ответил: «Красотой наградил Вас Бог, поэтому не забывайте Его благодарить!».
Он много рассказывал правдивых историй. Во время революции мужа одной женщины, допустим, Евгении, расстреляли красные. Евгении тоже грозила расправа. Она решила спрятаться с двумя маленькими детьми в деревне, в заброшенной хатке. Думала, отсидится, беда минует. Но ночью к ней пришла женщина, некая Тамара и сказала: «Убегайте, утром Вас должны расстрелять!». Евгения ответила: «Как я убегу с такими крошками?». Тогда Тамара заявила: «Уходите, я останусь за Вас и назовусь Вашим именем». Они ушли, а потом эмигрировали в Англию, ходили к владыке Антонию на службу. Ему они поведали об этом, добавив: «Теперь нам надо жить по-божески, ведь мы проживаем жизнь Тамары!».
-Спасибо, дорогая. Да, поистине: «Тот, кто отдал жизнь за других, идёт мимо смерти в память народную», - это я вычитала у Шмелёва в его романе «Емельян Пугачёв». Ты не устала? Народ, есть хотите? Может, доедим наши бутерброды, выйдем, немного погуляем на воздухе и продолжим нашу беседу?
-Согласны. А зачем в машине трапезовать, давайте расположимся на травке, хорошо? – предложила Джейн.
-Выходим. Засиделись, - улыбнулся Джон.
Выбрались из машины, осмотрелись. Воздух свежий-свежий. В небе пролетал самолёт, верещали кузнечики. Вокруг поле, заросшее выгоревшей травой. Вдали лес. Расстелили одеяло, закусили. Побродили немного.
Вновь забрались в машину. Помолчали. Вздремнули. Проснулись внезапно от постореннего шума. Их объезжал грузовик. Потянулись после сна. Посмотрели в окно. Виднелось только бескрайнее поле. Лили задумчиво произнесла:
-Вполне согласна с Митрополитом Антонием, надо быть человеком, - и, посмотрев на Джейн, попросила, - Если есть у тебя желание, расскажи ещё что-нибудь!
-Все книги Антония Сурожского я перечитала и за него каждое утро молюсь. Я могла бы многое сообщить на эту тему, но, если позволите, в другой раз.
«Какая же она умница», - подумал Джон.
-Ну, хорошо, тогда я ещё немножко добавлю, - сказала Лили. - Когда мы были последний раз в горах Кавказа с Михаилом, он рассказал мне о двух братьях - альпинистах Абалаковых, Евгении и Виталии. Последний был художником. Они покорили много горных пиков на Кавказе в России, за рубежом. И вот, однажды они повели группу новичков. Спускаются. Погода меняется - замерзают. Новенькие еле идут, а братья ловкие, быстрые, если б тех бросили, вполне уцелели б. А вместе с ними спускаться - погибнуть. Другие кинули бы их, ушли б одни. Жизнь своя дороже! Нельзя уже было медлить. Они же решили не оставлять новичков. Все спустились и спаслись. Но художник Виталий, обморозил руки и ноги. Ему ампутировали фаланги пальцев и ступню на ноге. Как рисовать? Уже, будучи искалеченным, сидел в тюрьме по политической. Его били на допросах по больным местам. Тогда всех сажали, почти без разбора. Это же Россия! Перед Второй мировой всё-таки выпустили на волю. А это означало, очень хорошо отделался. Других убивали, как врагов народа, и вскоре, он издал книгу «Основы альпинизма». Не озлобился, не унывал, сделал себе протезы, рисовал, и много чего полезного сделал для людей! Даже отличный рюкзачок смастерил для альпинистов! Конечно, это люди с большой буквы. Я хочу Вам сказать словами писателя Вячеслава Шишкова, (прочитала его очерк «Конец Емельяна Пугачёва», Миша книги подарил): «Есть люди, для себя живут, а есть человеки, не для себя живут. Вот мила-а-ай!..» Кстати, когда я читала о Емельяне Пугачёве, (книги написаны прекрасно), я встретилась с интересным фактом. Пугачёва, предводителя народного движения, предали властям сподвижники, его должны были четвертовать. Это мучительная смерть. Отсекали поочерёдно руки, ноги и в конце голову. Но палачу, коему поручили это сделать, было невмоготу исполнять такую работу. Он, всю ночь перед казнью, плакал и молился Богу, чтобы Он просветил его, как облегчить смерть Пугачёву – этому великому человеку! И решил: «Пусть меня казнят тоже, но исполнять подобное не буду, не дам ему мучиться!». И, действительно, за своеволие его могли казнить. Наутро, на эшафоте, палач сразу отсёк ему голову, потом всё остальное. Его стали ругать, он ведь поступил неправильно. Нарушил предписанное. В своё оправдание тот объяснил - забыл, как было надо. Каков палач?! (А премудрая Екатерина Вторая, узнав об этом, не казнила палача, дабы перед Европой предстать милостивой, сказав: «Я сама так велела сделать». Хитрюга). Прочитав о поступке палача, я стала неудержимо плакать. Но не из-за гибели Пугачёва (хотя мне было его жалко), а из-за себя. Осознала, какая я негодная, как неправильно живу, сколько во мне зла... Вы понимаете, что с нами делают настоящие писатели с Божией милостью?
-Понимаем - задумчиво протянули Джон и Джейн, - больше бы настоящих-то, а то одну ерунду на читательский рынок выбрасывают!
-И тут я постигла: мы уходим, а наши дела, мысли и чувства (если они того стоят), остаются в веках!
-Да, Лили, остаются! Поэтому надо дорожить временем, успеть сделать что-то доброе, хорошее... – поддержала Джейн.
Разговоры прекратились. Укачивало, вновь задремали. И хотя Джон обещал доставить их быстро, добрались они до нужного места не скоро.
Когда попали в дом Десленда Досса, их очень хорошо устроили. Самому хозяину уже было много лет, но он - в здравом уме, и выглядел подвижным, милым, добрым. Предположения Джона оправдались. Хозяин очень обрадовался знакомству с молодыми леди, тем более, одна из них была пианисткой, набиравшей известность, вторая поэтессой, уже печатавшей книги. Знатные гости! Их вначале хотели разместить в разных комнатах, но девушки упросили разрешить им поселиться вместе.
Комнатка была миленькой и очень уютной. Создавалось впечатление, пребывающие там, находятся в некоем гнёздышке. В ней располагались кровать, диван, стол, шифоньер, кресло и два стула. Больше им ничего и не требовалось. Вид из окон был удивительный. Море цветов, далее сад, где росли яблони, груши, другие фруктовые деревья. Вдали виднелась беседка, увитая плюющем. Поодаль от неё - большой фонтан, где можно даже искупаться в знойные дни. Дорожки между деревьями и клумбами с цветами посыпаны гравием. Всё дышало здесь любовью хозяев к своему жилищу.
Девушки развесили свои вещи в шифоньере, застелили постели, облачились в домашние костюмы, сменив туфли на высоких каблуках, на лёгкие тапочки и вышли вместе с Джоном на воздух. Захотели прийти в себя от утомительной езды, освежиться. Есть не хотелось. Ранее в дороге они немного перекусили.
Выйдя в сад, побрели по дорожкам, удаляясь всё далее и далее. Незаметно вошли в лесную посадку и медленно углубились внутрь. Молчали. Говорить не хотелось. День напоён сладостной истомой. Летают птички, бабочки, пригревает солнце, веет лёгкий ветерок, небо улыбается с высоты. Лес щебечет, поёт, звенит, аромат трав кружит голову. В тенёчке не так жарко, как на открытой полянке. И такое тепло в душу входит, кажется, оно останется там навеки, и будет всегда хорошо-хорошо! Шли не спеша. Думали: «Вот идти бы так всю жизнь, идти и идти...». Молодость, переизбыток сил, желание любить и быть любимым, созидать значительное, вот что жило в их сердцах!
Незаметно дошли до небольшого озера. Оно уже начинало затягиваться ряской. Видно было, если его не расчистят, оно иссохнет. Но пока в нём ещё можно купаться. В середине вода чистая, по бокам – окутана травой. Они рискнули. Ничего не объясняя, будто сговорившись, сбросили с себя верхнюю одежду и бултых в застоявшуюся воду, поплыли, встряхивая головами. Освежившись, выбрались на берег, отжали мокрое белье и побрели далее. Всюду – тихо, спокойно. Им мнилось, всё, окружающее здесь, им с детства знакомо, казалось родным, близким... Очаровывало.
И всё-таки, после холодной воды, захотелось есть, и они поспешили назад, убыстряя шаги. По дороге рвали лесные цветы и, напевая весёлые песенки, плели венки. Вернулись просветлёнными, счастливыми.
Обедали в саду, в беседке. Им подали луковый суп с форелью, тушёный картофель с мясом, пирожки с капустой, джемом, фрукты.
Гости со всем этим справились за короткое время. Хозяин дома ещё отдыхал. Обещал выйти к ужину. Лили и Джейн вошли в отведенную им комнату, расположились на диване, Джон устроился в кресле, и началась лёгкая беседа о том, о сём и, вроде, ни о чём. Наконец Джон удалился к себе. Лили прыгнула на кровать, Джейн осталась на диване, забравшись под лёгкий плед, обе сразу уснули. Вскоре проснулись, вставать не хотелось. Просто лежать и млеть. Джейн первая завела разговор:
-Ну, как тебе, нравится здесь?
-Очень! Особенно эта мягкая кровать. Лежала бы, долго-долго, не шевелясь! – произнесла, потягиваясь, Лили.
-И я тоже вставать не хочу, - повторили за ней Джейн, - расскажи про своего Михаила. Всё в бегах, бегах, я не знаю о нём подробностей.
-Хорошо, о нём мне всегда приятно вспоминать. Что бы ты хотела услышать?
-Всё, что знаешь сама.
-Ну, чтож, сейчас сосредоточусь, вспомню. И все-таки мы с тобой счастливые! Бог дал нам всё: молодость, красоту, ум, талант, порядочность. Как здорово жить, Джейн! Я рада - мы с тобой встретились, любим, любимы, и у нас всё получится, если будем стараться этого желать.
-И если Бог будет благоволить нам...
-Да, ты права. Знаешь, я становлюсь суеверной. Даже боюсь о Мишутке что-либо говорить. Вдруг с нами вновь случится что-то непредвидимое?
-Не будь суеверной, предай себя в руки Бога, верь, Он поможет.
-Твоё замечание справедливо, но станешь суеверной, когда складывается всё шиворот навыворот! – ответила растерянная Лили.
-Чтобы всё было хорошо с любимым, с детьми, с другими дорогими людьми, надо сначала очень сильно любить Бога, предпочитая Его всем, а затем других дорогих людей. Я теперь ничего не боюсь ни за себя, ни за своего любимого!
«Не боится, потому, что не догадывается о том, что ей угрожает. Не поняла, ведь мы увезли её из Нью-Йорка, подальше от опасности. Ну и хорошо, что ни о чём не подозревает. А то, не знаю, как могут кончиться их отношения с Джоном. Там у него какая-то бывшая барышня думает о мести, а Джейн мне объясняет, не боится. Зато я боюсь и переживаю за подругу, дабы у неё всё было нормально, без происшествий. Ведь у моей Джейн, хоть она и уверяет, что перестала раздражаться, характер импульсивный. Сделает неверный шаг сгоряча, потом будет всю жизнь жалеть, поломает себе и ему жизнь. Когда любишь, всего боишься! Никого нет дороже любимого, и так страшишься его потерять, как когда-то потеряла одного за другим своих любимых мадам Селеста. Но, интересно, кем же, она мне приходится? До сих пор некогда было заняться изучением этого вопроса. То одно, то другое. Может, и по прямой линии родство, я же живу в её доме! Значит... у неё мог быть ребёнок от мужа, но ей некогда было им заниматься. Вот откуда у неё кое-какие русские замашки, от нашего общего русского родственника... Но жила она, бедная нелегко. Сначала непролазная нужда и долги Лионеля, затем его внезапная смерть. Возможно, родив ребёнка от супруга, отдала в какую-то семью из-за нужды, после же не смогла забрать – писала романы, чтобы выжить самой. А если так, то она может быть моей прапрабабкой. Или я её родственница по боковой линии? Кем бы она мне ни была, я должна чтить её память, молиться о ней, просить Бога простить её прегрешения. Помимо того, что она мне приходится близкой роднёй (иначе я бы не жила в её доме), она мне оставила и наследство. Ведь я жила безбедно, смогла получить образование, видимо, благодаря её заботам. Но, вообще-то, я очень здорово расфантазировалась! Может она мне и никто? Кто знает... Главное не в этом, а в том, пусть заочно, но я встретила хорошего, доброго человека, оптимизмом которого я держусь на плову, надеюсь и верю в лучшее будущее...
-О чём ты задумалась, моя дорогая? – спросила её Джейн.
-Да вот вспоминаю с чего начать. Мы, француженки, понимаем, что такое любовь. Одна моя приятельница уехала с мамой из Франции в Россию. У неё мама была коммунистка и попросила убежища в СССР, что-то её не устроило во Франции. Может, коммунистов тогда преследовали у нас, может, были сильны её коммунистические идеалы, решила – в СССР мёдом кормят. С её дочкой мы дружили до их отъезда. Потом она мне позвонила из Воронежа и рассказала - влюбилась в русского, ушла к нему жить. Но он её бросил, и она, от переживаний, порезала себе вены. Не знаю, почему он так поступил с ней, но и внешне она была симпатичной, и внутренне. Очень душевный человек. Она мне много прекрасных репродукций подарила, «Дневник Ван Гога», красивую шубку норковую. И другим она делала только добро. Мне думается, она для него ничего не жалела. Но итог получился плачевный. Вот как хрупка любовь и сколько горя она может принести, если что-то случится не так, пойдёт вкривь и вкось... Вспомни жизнь мадам Селесты. С виду кажется её жизнь обеспеченной и спокойной, но мы читали её мемуары. Она их писала для себя. И мы поняли, сколько она выстрадала. Жизнь не предсказуема. Несчастье всегда приходит неожиданно и меняет всё. Поэтому я живу под опасением, что с нами будет дальше? Оттого я и тебя уговорила лететь к Джону. Время уходит, жизнь тоже. Хватит Вам ждать, играть комедию встреч и расставаний. Или да или нет, другого быть не может. Дай Бог, чтоб у Вас было только доброе – «Да»!
-Я б и сама хотела этого, спасибо, моя дорогая Лили, за беспокойство обо мне! – заулыбалась благодарная Джейн.
-Расчувствовалась я сейчас, разволновалась, вспоминая всё это. Мы, люди, иногда не властны над обстоятельствами. У многих влюблённых, против ожидания, иногда не получалось ничего хорошего. Поэтому в жизни нельзя разбрасываться привязанностями. Каждая минута может стать неповторимой. Надо беречь, что имеем, стараться удержать, сохранить.
Но, вернёмся, как ты просила, к моему любимому... Тогда я сразу успокоюсь. Бог милостив, возможно, у нас с Михаилом всё состоится, как и у Вас с Джоном. Раньше я тебе кое-что рассказывала о его родителях, ты не забыла? Теперь поведаю, откуда идут его корни.
-А кто тебе об этом рассказал?
-Его мама и он сам. У него, как и у меня, интересные предки. Извини, мы заболтаемся, не опоздаем к встрече с хозяином?
-Да нет, Джон же известил, он отдыхает. Рано тоже тревожить не стоит. Ему уже не мало лет!
-Хорошо, я подумала, если выйдем поздно, то некрасиво получится – заставим хозяина ждать нерадивых гостей. Итак, семья Михаила ведёт корни от некого генерала русской царской армии Савича. Тебе, может, будет трудно разобраться во всех этих терминах, я уже привыкла, много читаю, пишу, говорю по русски со знакомыми эмигрантами. Но постепенно и ты войдёшь в курс событий. Всегда полезно узнавать что-либо новое, это расширяет кругозор и может когда-нибудь пригодиться. Итак, о дедушке Михаила. У него дворянские корни, он происходил из очень благородной, интеллигентной семьи. Его семья жила где-то на севере. Повзрослев, он поехал в Санкт Петербург, окончил там военное училище, его перевели на юг страны. Ты уж не взыщи, забыла конкретно, в какой город. Там, он получил хорошую должность, женился на дочке сенатора, обзавёлся детьми. Жена заточила – денег нет, денег нет! Находиться дома ему уже становилось несносно. Он не выносил семейных сцен, пустых скандалов, психопатических выпадов. Она же принялась крутить шуры-муры с его друзьями. Хотела вызвать его ревность, или была такая влюбчивая, не знаю. Но он натерпелся от своего семейного счастья вдосталь.
Вскоре началась Первая Мировая война, в которую включились Россия, Франция, Англия. Япония вместе с Германией стали напирать на Россию. Положение у русских отчаянное, приходилось делить силы между западом и востоком, да ещё началось революционное брожение в армии. Наступала анархия, разложение армии, содом! Бедный царь был зажат, как в клещи, такой обстановкой. Да ещё в царской семье - горе, смертельно болен царский отпрыск Алексей. Случилась Февральская, потом Октябрьская революции, царь отрёкся от престола, и Мишин дедушка стал воевать на стороне белых, дабы попытаться вытащить Россию из хаоса. Отношения с супругой разладились в конец, она была беременна от его друга. Он решил вообще уехать из страны, но остался в России из-за прабабушки (или бабушки, не помню) Михаила – красавицы Анны. С ней он познакомился на фронте и полюбил всем сердцем. Она не капризничала, не устраивала истерик, не требовала денег. Добрейшая душа, преданная ему до конца. Они стали очень близки. Впервые он познал, что такое настоящая, бескорыстная любовь. Он уже думал, если удастся выжить, разведётся с первой женой, и они поженятся с Анной. Когда она забеременела, Дедушка Миши обрадовался, хотя в походных условиях это было некстати. Каждый вечер возвращался к ней, целовал, постоянно интересуясь, состоянием малыша:
-О, я уже чувствую, он будет таким же красивым, как ты, и таким же храбрым, отважным как я! Хотелось бы, чтоб он стал воякой и защищал свою родину!
-Какую родину, дорогой? – интересовалась Анна.
-Да какую же, у нас с тобой теперь одна родина, наша Россия! – отвечал он.
В мазанке, где они находились, было холодно, Анна мёрзла, сворачиваясь калачиком, не могла согреться. Её сотрясала внутренняя дрожь. Он, если был рядом, отогревал её и успокаивал. А у неё зуб на зуб не попадал, как при лихорадке. Он отдал ей свои тёплые вещи – френч, шинель. Но это не спасало. Роды были тяжёлые, затяжные. Думали, она отдаст Богу душу. В таких условиях ребёнка нельзя было оставлять при ней. Маленького мальчика запеленали во всё, что нашли тёплого, и отдали на воспитание в семью украинца до лучших времён. Денег заплатить за содержание не было.
Она не вынесла трудностей, голода, холода, болезней и умерла. Он тоже схватился за пистолет, но его остановили. Потом он попал к горцам, а те его выдали советским разведчикам. Его судили и расстреляли.
В Украине начался голод и человек, принявший ребёнка в семью, передал его русским красноармейцам, не объясняя, чей это сын. Он пожалел ребёнка, к которому привык. Мальчика определили в детдом. Он подрос, поступил в институт, потом началась война. Так как он хорошо учился, его отправили в санчасть, помогать санитарам и раненным, решив, там он будет целее. Кончилась война, мальчишка доучился, занялся наукой, как и Миша. Затем он с семьёй переехал в Прибалтику, там они и осели. Потом уже родители Михаила переехали в Москву. Отец умер, и мама Елена осталась с сыном одна.
Вот каково его происхождение! Теперь ты тоже многое знаешь о моём любимом.
Мама Мишеньки показала мне его фотографию, я обмерла, какой красивый был генерал царской армии – дедушка Мишутки! Подтянутый, худощавый, с выправкой военного. А за его усики, вообще многое женщины отдали бы! И я горжусь своим любимым Мишуткой, он похож на своего родственника.
-Смотри, я твоему Мишутке доложу, что любишь чужие усики, попалась!
-Хватить шутить, сама же просила! Может, ты устала? Мы же столько сегодня дел переделали.
-Нет, продолжай, ведь нам пока всё равно здесь находиться.
-Видишь, как трудно устроить жизнь, всё что-то мешает, зачастую, обстоятельства выше наших желаний. Но, чтобы в жизни не случилось, ты правильно сказала, надо оставаться человеком!
-Да, жизнь нелёгкая штука! Но это не я сказала, митрополит Антоний. Я же Вам рассказывала в дороге о нём. Но надейся. Я думаю, всё у тебя будет хорошо!
Девушки переоделись и вышли в гостиную. Хозяин уже ждал их. Он принарядился. Надел старый военный китель былых времён, прикрепил все награды. Седые волосы зачёсаны назад, лицо радостное, просветлённое. Это был уже не молодой, но ещё очень бодрый человек. Худенький, небольшого роста, приятный, улыбчивый. Он сидел рядом с Джоном, и они о чём-то оживлённо беседовали. Когда увидел входящих девушек, хозяин встал со стула, на котором сидел и, прихрамывая, подошёл к ним, поздоровался. Они подали ему руки, и он, вместо пожатия, галантно поцеловал их. Девушки огляделись. Гостиная была обставлена очень просто, диваны, кресла, стулья и у окна большой рояль. На стенах висели фотографии родственников, героев войны, президентов страны. Среди них они увидели фото Джона Фицджеральда Кеннеди. Сам хозяин немного был глуховат и иногда переспрашивал их, если что-то недослышал. Они стали говорить с ним громче. Увидев - Лили смотрит на рояль, он махнул ей на него рукой, дескать, сыграйте, пожалуйста. Она немного смутилась, но Джон уверенно кивнул головой и произнёс:
-Сыграй, будь добра, хочется послушать хорошую пианистку в домашней обстановке. Такое дорогого стоит. Постарайся для нашего доброго хозяина!
-Хорошо, - она подошла к роялю, села возле и спросила, - что вы хотите послушать?
-Сами решайте, ответил хозяин.
И она стала исполнять фортепьянную пьеску Грига.
Вскоре всех пригласили к столу, ужинать. Молодёжь была немного скована, но хозяин, поняв это, разрядил обстановку рассказами о войне.
-Сначала мною были недовольны офицеры – не вояка я. Однажды, перед боем, один офицер вытащил пистолет, направил на меня со словами: «Застрелю тебя, ханыга!». Но тут рядом разорвалась граната, пистолет вылетел из его рук, он повалился на землю, перепуганный на смерть. Больше он такого не повторял. Много позже даже извинился передо мной за свой поступок! - затем Десмонд стал рассказывать, как он спасал раненных, вытаскивая из-под носа у японцев, и о других происшествиях, - Вот однажды мы спрятались в воронке, и туда залетела японская граната. Я к ней. Нас было трое в укрытии. Но ребята закричали: «Не трогай руками, взорвётся, без рук останешься!». Я тогда ногой её отшвырнул. А она тут же рванула. Множество осколков в ногу впились. Ногу перевязал, встать уже не мог, только ползком подбирал раненых!
Когда же я вытаскивал раненных из-под огня, всегда молился про себя и благодарил Бога, если удавалось спасти человека! - много ещё интересных историй вспомнил герой, - Представьте, потерял на поле боя где-то свою Библию. Попечалился о ней и всё. Понимал, что уже не найдёшь. Успокоил себя – новую куплю. Комиссовали, приезжаю домой, смотрю, извещение почтальон приносит, надо получить бандероль. Я гадал, гадал, что там может находиться и кто прислать её мог? Недоумения рассеялись, когда получил и вскрыл её. Там лежала моя старенькая Библия. Тут я обрадовался непередаваемо. Библия нашлась, все солдаты искали её. Они поняли – я не трус, как считали вначале, старался изо всех сил, вот они меня и зауважали...
-Но Вы боялись, когда вытаскивали солдат из-под носа у японцев?
-Я думал тогда не об опасности, а как спасти раненного.
-А всё-таки хоть чуть-чуть страх иногда появлялся?
-Поверите, мне некогда было думать о себе, следовало спешить, солдаты могли погибнуть, если замешкаюсь.
-А вообще на войне страшно?
-Страшно, если не помолишься Богу.
-Действительно, без Бога – не до порога, как выражаются русские, - добавили Лили, - но я не вояка, войны боюсь...
-Да уж, это не женское дело... – улыбнулся хозяин.
Затем все вышли в сад. Вечерняя прохлада обдавала свежестью; гости раскрепостились, шутили. Уже внимательней рассматривали необычные цветы, запоминали их названия. Стало темнеть, но они всё гуляли и гуляли. Джон шёл рядом с Джейн, Лили с хозяином. Незаметно вышли на улицу, дошли до школы, названной в честь героя, прошлись по улицам с его именем и направились обратно, в дом. На столе уже всё было готово к вечерней трапезе. После ужина хозяин взял в руки старую, потрепанную Библию и сказал:
-Вот она, дорогая, прошла со мной, словно старая боевая подруга, все мои фронтовые мытарства. С ней я всегда спокоен.
Лили взяла в руки Библию, полистала, посмотрела на хозяина и улыбнувшись, произнесла:
-Она может и старая, но Вы нет, Вы ещё молодцом! Вам не дашь Ваших лет.
-Где же не дашь? Я постоянно болею, рассыпаюсь, всё по больницам. Но Бога гневить нельзя, не заслуживаю и этого.
-Как это не заслуживаете, очень даже заслуживаете, живёте не для себя, а для людей! Вы необыкновенный человек. Нам, молодым, следует от Вас учиться!
-Ох, и девушки ныне пошли, какие смелые комплименты делают нам, мужчинам! Ну, чтож, и Вам комплимент: Вы обе обворожительны! Так держать! Равнение на стар-ших!
Лили с юмором произнесла:
-Есть, равнение на стар-ших!
-О, какая Вы умница! И всё-таки, Вас в разведку я бы взял!
Все улыбнулись, встали из-за стола, засмотрелись, на висящие на стенах, фотографии. Взгляд Лили вновь сосредоточился на одной из них. На ней был изображён молодой американский президент Джон Кеннеди. Фотография была неординарной. Уж очень он был там импозантен и привлекателен. Его сфотографировали в пол оборота, задумчиво смотрящего перед собой. Левой рукой он подпирал талию, а правую вытянул далеко вперёд, как бы на что-то указывая. Будто подчёркивая жестом, Америка в недалёком будущем станет самой мощной державой во всём мире. И мы всем нос утрём! Лили не видела ещё такого «Джека», как его звали в народе. К ней подошёл хозяин, спросил:
-Нравится он Вам на этой фотографии?
-Он бесподобен! – воскликнула Лили.
-Да, Джеки в симпатии никто из женщин отказать не мог. Даже такая серьёзная и содержательная девушка, как Вы, не смогли бы устоять перед его обаянием! У него была неотразимая харизма, женщины всего мира вздыхали об этом красавце! Но он тоже отвечал на их чувства, не будучи пуританином или святошей. О, Джеки, ты и погорел из-за женщин! Им интересовались из мафии, старались знакомить со своими дамочками. Он, в свою очередь, с лёгкостью знакомился и с теми, кого выбирал сам, и с теми, кого подводили мафиози.
-Но я слышал и другую версию. Он, говорили, хотел развязать войну с Россией, разбомбить её. Поэтому свои же, понимавшие, что это приведёт к мировой катастрофе, его убрали, - вступил в беседу Джон.
-А я слышала кое-что о Мерлин Монро. Они были близки. И она, сильно увлекаясь им, перешла границы дозволенного. Потребовала развода с супругой, желая стать его женой. Кое-что о нём она знала и грозила ему. Это переходило все пределы, её убрали, инсценировав самоубийство. Это правда? – спросила Джейн.
-Прошло много лет, достоверно сказать уже ничего нельзя. Можно только предполагать, - ответил Десмонд.
-Но я точно знаю, с мафией связываться нельзя. Такие связи плохо кончаются, - произнесла в раздумье Лили.
-Его расстреляли, когда он ехал в открытой машине с супругой Жаклин, - вставил Джон, по телевизору показывали, как она со своего сиденья, поползла вверх по открытой машине, дальше от пуль.
-Захочешь жить, поползёшь! Так кто его убил? – взволнованно спросила Джейн.
-Повторяю, дорогие, ничего не знаю, и никто не знает, в своё время, не разобрались, а сейчас что-либо утверждать вообще невозможно, - лаконично заключил хозяин. - Если у Вас есть настроение, дорогая наша гостья, не сыграете ли Вы для всей нашей компании нечто сентиментальное, вроде Сен-Санса «Умирающий лебедь»? Или что-нибудь из «Лебединого озера» Чайковского? Люблю лебедей, необыкновенные птицы. Они выбирают себе пару на всю жизнь. И если случится, кто-то из них погибает, то с тоски умирает и второй... Преданная птица... Как-то приходилось наблюдать, как они плавают в озере, царственно, величаво, неспешно... Учиться нам многому следует у таких птиц. И если Вы нас побалуете чем-то подобным, будем несказанно рады.
Лили села за фортепьяно и полились нежные чарующие звуки. Все расположились в креслах, улетая ввысь вместе с исчезающими, тающими созвучиями. Стены комнаты расширились, пространство увеличилось, и вот уже они видят бедного лебедя, трепещущего в агонии. Всем стало грустно, словно поняв их настроение, Лили перешла ко второй сонате Бетховена. Как-то она сыграла её Михаилу, он ей ответил: «Это моя любимая соната... О ней написал Куприн свой рассказ «Гранатовый браслет». И сейчас она стала её исполнять, словно посылая привет возлюбленному...
Пальцы рук у неё побелели от напряжения. Она вся напряглась, точно доказывая звуками - она будет бороться, не сдастся, как бы тяжело ей не было! Человеческий дух сломить невозможно. Это, видно, у неё осталось от её далёких - далёких предков - несгибаемых русских!
Закончив играть, она встала. Хозяин подошёл к ней и поцеловал обе руки. Слов не хватало. Он был бледен, взволнован. Ведь хорошая музыка, словно молитва к Богу, очищает душу от всякой нечистоты и делает её способной вместить небесное, стать добрее, человечнее!
Ночью долго не спалось. Джейн уже видела третьи сны, а Лили всё мечтала и мечтала. В глубине души она уже полюбила эту непонятную страну Россию! Но этого никому не расскажешь... Не поймут, слишком личное. Она сосредоточенно смотрела в тёмное окно.
Поэзия сумерек, позднего вечера, ночи. Печальные темы ее. Она любит их за невысказанную грусть, боль увядания, сентиментальную и безответную незащищённость. Ей нравятся разливы дождя, точно водянистой акварелью, расписывающие стекла окон, заманчивые огни оживающих зданий, они являются для нее маяками жизни. Дорого всё эфемерное, хрупко-исчезающее. Сколько утонченно – изысканной поэзии в сумерках вечера и ночи.
Почему-то взгрустнулось. Тайно уже любит все русское… Русское… А живет далеко, во Франции... Вспомнилась поездка в Клин – дом музей Чайковского. Музыка «Лебединого озера» – упоительно полнокровна и прекрасна… Да, он сентиментален, этот Петр Ильич. И хочется сказать ему спасибо, хоть его уже давно нет в живых, за его совершенную, милую, такую родную сентиментальность, напевность… О, сколько кантиленности в русской классике: Глинке, Римском-Корсакове, Калинникове, Мусоргском, Рахманинове…
Смахнула набежавшую слезу, задумалась. Когда никого нет рядом, в Париже, в своём доме, она щеголяет в длинном русском сарафане с