Чудо... Люди, верущие в чудеса, воспринимают их как должное, не задумываясь о происхождении. Люди же не верующие в чудеса, ищут причину их появления.
Пол и Ирина остались живы. Это чудо объяснялось тем, что пистолет и патроны были изготовлены кустарным способом. Качество металла не соответствовало нужному, оружие обладало низкой убойной силой. У Пола пуля лишь пробила кость черепной коробки, но мозг не задела. У Ирины она даже не проникла за грудину. Ферзь видел, что девушка жива, поэтому приказал Бахче стрелять в голову. Но произведённый выстрел, из-за нервного треммера стрелявшего, а так же из-за спутовшихся волос Ирины, пришёлся по касательной и лишь вспорол кожу на голове, вызвав обильное кровотечение. Но произошло ещё одно чудо, которое не объяснялось так просто. Оно заключалось в том, что девушка, после наркоза, проснулась вменяемой, адекватной, в здравом уме. Она ничего не помнила из произошедшего с ней в состоянии болезни. Она была уверена, что её ранили во время ограбления банка.
С Полом всё обстояло намного хуже: травма вызвала необратимые изменения в психике и почти полный паралич тела. Мужчина практически не двигался, почти не разговаривал и ничего не соображал. Он, как когда-то Ирина, неподвижно сидел и застывшим, ничего не выражающим взглядом, словно в глубокой прострации, смотрел перед собой. Возможно, какие-то мысли и обители в его голове, но об этом никто знал. И если до этого, неопределённость состояния Ирины, допускало возможное улучшение в будущем, то насчёт Пола врачи были категоричны - нет. А поскольку ни родных, ни близких у его не находилось, то перспектива вырисовывалась довольно мрачная - дожить до конца дней в доме инвалидов.
Случившееся перемены в жизни Ирины, после её выздоровления, тоже несли оттенок негатива. Квартира, которую она снимала, была уже сдана другим, половина личных вещей безнадёжно исчезли. На работе ей предложили должность по другой специальности и с низкой зарплатой. Немногочисленные подруги как бы сторонились её. Знакомые и сотрудники в её присутствии вели себя сдержанно. И вдруг она поняла причину такого отношения: однажды, подходя к курилке, через открытые двери услышала обрывок фразы - "... пол года в психушке...". Она вдруг почувствовала себя не просто одинокой, а цинично брошенной всем миром.
Родители тоже вели себя странно. Сначала, конечно, обрадовались выздоровлению дочери, но потом стали интересоваться тем мужчиной, который за ней ухаживал. Стали, в тайне от неё, посещать его в больнице. Потом, всё чаще и настойчивее, заводили разговор, чтобы забрать его к себе.
Последнее Ирина считала поступком не оправданным. Да, она постоянно слышала о том, что жила у Зайцева, и что он за ней ухаживал, потратил на лечение не малые средства. Но она ничего этого не помнила и не понимала причину его, без сомнения, благородного поступка. За всем этим ей виделась чья-то скрытая карыстная цель. Иногда, всё услышанное казалось ей надуманным и лживым, которое родители, посредством однообразного внушения, зачем-то пытаются запихнуть в её сознание.
Она, пока что, молчала, потому как сама не знала - верить или не верить в такое бескарыстие.
Было ещё одно изменение, хотя немного странное, но положительное со всех сторон - родители, вдруг, стали сильно набожными и перестали пить.
Однажды ей позвонил незнакомый мужчина, представился адвокатом Зайцева и попросил зайти в его контору.
Это был уже не молодой человек с фамилией Беломорский, в хорошем костюме и дорогих очках, с крючковатым носом, совершенно лысым черепом, отёкшим, не бритым лицом и золотыми зубами. Внешне он больше походил на прилично одетого барыгу.
- Вы знаете Павла Ивановича Зайцева? - спросил он, вытаращив глаза на Ирину.
От этого вопроса её уже тошнило. Сколько раз следователи задавали его. Им она отвечала "нет", но здесь сказала - "Да".
- Так вот... - продолжал Беломорский - этот Павел Иванович Зайцев, после своей смерти завещал вам всё своё состояние.
Девушка долго молчала. Эта информация не укладывалась в сознании.
Глядя на неё молчал и адвокат.
- Мне... Состояние... Но, почему мне? - наконец пришла в себя Ирина.
- Этот вопрос к Павлу Ивановичу, но никак не ко мне - мужчина начал перекладывать бумаги, лежащие перед ним на столе - Имеется документ, составленный в ноябре прошлого года, скреплённый подписями и печатями, где сказано - "после моей смерти, всё движемое и не движемое имущество, а так же денежные вклады, переходят во владения Диголевской Ирины Ивановны". Вы Диголевская Ирина Ивановна? Значит вам.
Беломорский внимательно осмотрел её растеренное выражение лица и продолжал зачитывать, чуть приподняв листок бумаги.
- Значит, по завещанию, к вам переходят две торговые точки на рынке, авторемонтная мастерская и магазин автозапчастей при ней, автомобиль BMW, двухкомнатная квартира, улучшенной планировки, общей площадью семьдесят восемь квадратных метров и денежный счёт в банке.
Мужчина на другом листе написал цифры и передал его Ирине.
Она молча указала пальцем на крючок в конце суммы.
- Это в валюте - объяснил адвокат.
Потом передвинула палец на точку посреди цифер.
- Это тысячи.
Ирина долго смотрела в глаза Беломорского, убеждаясь таким образом - не розыгрыш ли здесь какой? - наконец шёпотом произнесла - "И это всё мне...". Вдруг она резко изменилась в лице и с испугом спросила - "А что, Павел Иванович, уже..."
- Нет - опередил её адвокат - Но здесь дело вот в чём - решением суда он признан недееспособным. Следовательно, по причине болезни, он нуждается в уходе. Если вы согласны досматривать его, то частично, я повторяю - частично, вступаете во владение наследством. Ну, об этом отдельный разговор. Так вы согласны?
Ирина, вдруг, снова растерялась.
- Я... подумаю... - неуверенно произнесла она.
- Конечно. Но не затягивайте, за ним нужен уход. Вот мой телефон - Беломорский протянул визитку.
В дверях Ирина вдруг остановилась и спросила - "А если я откажусь?".
- Девушка... - твёрдо проговорил адвокат, снимая очки - За эти деньги...
- Ясно... - оборвала она его на полуслове и покинула помещение.
Два дня она ходила сама не своя. Парой, ей казалось, что это шутка. Порой ей хотелось, чтобы это была шутка. Она боялась этого, внезапно сволившегося на её, состояния, потому как давно уже не верила ни в чудеса, ни в сказки. Она искала причину такого везения, не находила её и боялась ещё больше. Ведь всего лишь год назад, ей только мечталось выйти замуж за какого-нибудь здешнего замухрышку, но со своей жилплощадью. А теперь...
Во время этой расеянности, на работе, она сделала ошибку. Она её признавала и готова была к наказанию. Начальник её грубо отчитал, и к этому она была готова. Особенно больно резануло слово "придурочная", которое тот употребил несколько раз.
На людях она ещё держалась, но оказавшись одной, в туалете, эмоции сами по себе вырвались наружу. Выплаковшись, ей стало легче. В голове прояснилось, мысли упорядочелись. Девушка, вдруг глубоко и прирывисто вздохнула, вытерла слёзы и вслух произнесла - "А не пошли бы вы все нахер".
Беломорский, получив от Ирины согласие, внимательно посмотрел ей в глаза и сказал - "Я вас, на всякий случай, хочу предупредить - кроме обязанностей, вы берёте на себя ответственность. Если, не дай Бог, Павел Иванович умрёт и эта смерть, хотя бы чем-то отдалённо будет напоминать насильственную, я вам не позавидую. Ну, вы понимаете".
Девушка молча кивнула. Ещё несколько дней назад, эта информация заставила бы её, по меньшей мере, поколебаться в принятии решения. Но теперь, у неё перед глазами, во всех подробностях стояла картина: громко стуча каблуками, Ирина решительно заходит в кабинет начальника, гордо и надменно глядя ему в глаза небрежно бросает на стол заявление.
"Чтобы я ещё хоть на минуту осталась в вашей грёбоной шараге".
Под эту, мысленно произнесённую ей, фразу, начальник поставил свою размашистую подпись.
- Да - подавляя нерешительность, произнесла Ирина хрипловатым голосом, после чего Беломорский достал из кармана ключи и открыл сейф.
Осмотрев ремонтную мастерскую, вид у Диголевской стал испуганный.
- Я не справлюсь. Я ничего не понимаю в технике. От этого можно избавиться? - спросила она Беломорского. Однако, Илья Романович Волков, работающий здесь главным механиком, горячо запротестовал.
- Да справитесь вы, справитесь. Ничего сложного здесь нет. Я вам буду помогать, я всё объясню.
Почти тоже самое сказал один из реализаторов, работающий на рынке, по фамилии Курицкий.
Беломорский, как бы подводя итог дискуссии, выразил поддержку Ирине.
- У Зайцева весь бизнес прибыльный. Долгов никогда не было. Вы напрасно беспокоитесь.
После того как все вышли из торговой палатки, Канцлер внезапно вернулся и, придирчиво глядя Курицкому в глаза, строго спросил - "Надеюсь ты, на счёт её, ничего не планируешь?".
- Нет - ответил тот, отводя взгляд в сторону - Добро не стоит забывать - добавил он и посмотрел Канцлеру в глаза.
- А вот это правильно - сказал последний и ушёл.
Никто не знал, что тогда, после разговора с Полом, Курицкий побежал на вокзал, купил билет на первый проходящий поезд и сел в него. Но по дороге, всё обдумав и взвесив, сошел на первой же станции вернулся обратно и на следующий день, вышел на прежнюю работу.
Для ухода за больным Ирина была не ограничена в средствах. Однако, по привычке, приобретала имущество по скромной цене. Для Павла Ивановича купила широкую кровать, себе же - скромненький диванчик, который поставила в другую комнату. Шкафы, комоды, шторы, постельное бельё, посуда всё было приобретено в течении нескольких дней, собрано и раставлено.
Смотреть за лежащим больным, это постоянная работа, при чём тяжёлая, грязная, а порой, вернее очень даже часто - до рвоты тошнотворная. Но об этом Ирина знала только понаслышке.
Желание всё бросить, отказаться и убежать, возникло у неё как только Зайцев оказался в квартире. Однако мысль о том, что этот человек, когда-то, точно также ухаживал за ней, заставила её перебороть себя.
В начале были моменты, когда от осознания того, что всё это принадлежит ей, что она теперь девушка состоятельная, кружилась голова. Ирина даже планировала какую-то личную жизнь основываясь этих обстоятельствах. Но как только здесь появился хозяин, пусть даже больной, немощный, неосознающий кто он и где находиться, она сразу же почувствовала себя чужой и даже, как бы, приниженной. Правда в будущем это чувство быстро прошло, благородоря тем же хлопотам по уходу.
В первую ночь, как только она залезла под одеяло, возникла мысль, что на её дверях следовало бы установить замок. Кто знает, что может взбрести в голову этому ничего не соображающего мужчине? А вдруг он не больной, вдруг он прикидывается, умело симулирует или у него случится какой-то заскок и он среди ночи заявиться к ней в комнату? Ведь при выписке врач заявил - "Нельзя сказать, что пациент полностью парализован. В спокойном состоянии он может самостоятельно подняться, пройтись, держась за стену, опираясь на что-то или на кого-то, может даже что-то говорить. Но в возбуждённом, нервном состоянии, его "клинит" всего и полностью. Так что имейте в виду - успокоительные надо давать не когда он активен, а наоборот, когда пассивн".
Но постепенно мысли о замке стали меняться другими. Она представила, что Павел Иванович ночью упадёт с кровати, удариться головой и, не дай Бог, умрёт. Ей же, потом, надо будет доказывать, что он упал сам, что она его не толкала и не била. А как доказать, если этого никто не видел?
Ирина вдруг поднялась и пошла в соседнюю комнату.
Зайцев лежал на кровати, но одна нога уже торчала из-под одеяла, хотя, Ирина точно помнила, что укрыла всего полностью.
Чтобы не шуметь среди ночи, она осторожно перетащила две съёмные спинки от своего дивана к нему комнату и пристроилась на них. Однако сон не шёл и здесь.
"А если ночью он обделается... Надо же будет как-то обмывать - вдруг подумала она и с тяжёлым вздохом произнесла вслух - О, Господи... И зачем мне это всё?"
Неожиданно она поймала себя на мысли, которая, в прямом смысле парализовала её - а ведь он, с ней, делал то же самое...
"Он трогал мои интимные места... Может быть, даже, бессовестно рассматривал... А может, о ужас, и отыимел меня? И не один раз... А почему бы и нет? Он жил один, всё происходило без свидетелей. Никто ничего не видел".
Ирина вдруг подхватилась, подошла к кровати, тяжело дыша и, скрыпя зубами от злобы, долго вглядывалась в лицо Павла Ивановича.
Зайцев лежал на спине с закрытыми глазами, дышал спокойно и ровно. Но Ирине показалось, что на его губах застыла хитрая улыбка.
- Ууу, скотина бессовестная... - мысленно произнесла она.
Неожиданно эта мысль исчезла, словно её сдуло сильным сквозняком.
- Да какой там имел? Он старый, у него уже не стоит...
Успакоившись, она снова легла на свою пастель. Но уснуть, всё равно, не получилось. То ли в дремоте ей снилось, что больной шевелиться, то ли он на самом деле шевелился. Однако, стоило ей приподнять голову, прислушаться, как всё смолкало и затихало. К утру она придумала изменения в обстановке квартиры.
"Во-первых, Зайцева надо ложить на краю кровати, со стороны стены. Чтобы не свалился. Во-вторых - на стену надо прикрепить мягкий ковер. Чтобы не ушиб голову. В-третьих - к ножкам кровати следует приделать колёсики с резиновыми ободками. Тогда, откатив её от стены, человека проще поднять и положить. И колёсики должны быть непременно с тормазами, как на детских колясках, чтобы исключить самовольные сдвиги. Но как мне всё это сделать? Где взять нужный материал?".
И вдруг она вспомнила, что фактически, является руководителям автомастреской.
Илья Романович молча выслушал её просьбу, длинной почти в пол часа, и в конце сказал всего два слова - "Сейчас буду". По приезде он всё осмотрел, обмерал и к концу дня привёз и смонтировал, ещё пахнущие свежей краской, калёсики. Правда он только руководил работой, а исполнял всё не высокий, худощавый мужчина, внешне похожий на жулика, только смешной. Звали его Александр. Он настолько искренне и охотно выполнял порученную работу, так горячо уговаривал Ирину звать его на помощь, подряжаясь выполнять любые поручения, что она даже подумала - " Ни родственник ли это какой-нибудь Павлу Зайцеву и не претендует ли он на завещания?".
Вторая ночь также не обещала спокойного сна - Павел Иванович крутился, шурудил, бубнел.
"И это называется спокоен... - думала Ирина, тяжело дыша от возмущения - Может, дать ещё снатворного, чтобы отрубился?".
Может быть, с другим человеком, она бы так и поступила. Но с этим не решилась.
"Вот влипла - думала девушка - А этот хорошо устроился: я с него должна пылинки сдувать. Ну, и придётся сдувать... и буду сдувать".
И на этот раз у неё сон соревновался со страхом. Силы были равные, вперёд поочередно вырвался то один, то другой. Ирина поняла, что и теперь выспаться не получиться.
Решение проблемы пришло неожиданно: она легла рядом с Павлом Ивановичам, только с другого краю кровати.
"Если будет сктываться, меня заденет, я почувствую. Если будет вести себя неподобающе, хорошенько получит по зубам, не смотря на то, что старый и больной".
- Да спи ты уже! - крикнула она на мужчину и тот действительно затих.
"Вот так, наверно, и он кричал на меня - размышляла Ирина, прогнав сон порывом злости - Может быть даже бил. Может быть привязывал к кровати. Вот тогда-то он, скорее всего, меня и имел. Растянул руки-ноги в стороны, привязал за запястье и щиколотки к сетке под матрасом и делал что хотел. А теперь щедро вознаградил, чтобы искупить вину. Сволочь".
Вдруг возникла новая мысль, которая своим появлением разогнала предыдущия.
"А может я ему понравилась? Может он в меня влюбился? А что, я ведь красивая - она коснулась ладонью груди, скользнула по животу, опустилась ниже - Везде...".
Раньше она об этом, почему-то, не думала, хотя такой вариант её более чем устраивал.
"И почему мне в голову лезет только плохое? А если у него, на самом деле, были вполне благородные чувства. Правда здесь очень много неясного - кто он, откуда он, почему жил один, как мы встретились, где? А также - кто в нас стрелял? Зачем? Непонятно...".
Мысли плыли по поверхности сонного марева и, безответные, тонули в нём.
"И ничего он не старый... - вдруг пронеслось у неё в голове - Пятьдесят два года... Разве это старый? Просто взрослый мужчина... И не дурак, раз сколотил такое состояние... Далеко не дурак..."
На следующий день Ирина случайно наткнулась на стопку книг, ещё никуда не пристроеных и поэтому лежащих на полу, в углу комнаты, рядом с остальными, не разобранными вещами. Это были сказки.
"Странно - подумала она - Взрослый, можно даже сказать пожилой, человек интересуется сказками?".
"Золушка", "Спящая красавица", "Белоснежка и семь гномов", "Руслан и Людмила". Названия не просто знакомые, а как будто прочитанные ей буквально накануне.
Рядом с книгами лежали чёрные, с красными вставками, дорогие наушники, подключённые к небольшому аудиоплееру. Ирина, растянув пружинистую дугу, одела их на голову. Объёмные динамики, в виде мягких углублений элепсообразной формы, плотно прилегли к голове, полностью поглатив в себя уши вместе с серебряными серёжками. Звуки окружающего мира почти не проникали за эластичное, мягкое уплотнение и девушка, вначале, слышала только шум своей крови, движущейся по сосудам. Когда же она слегка коснулась чёрного треугольничка, расположенного на корпусе серебристой коробочки, то от услышанного вздрогнула и сделала шаг назад.
Ей было знакомо имя композитора Вивальди, но не более того, поскольку классической музыкой никогда не увлекалась. Теперь же спокойные, мелодичные звуки его "Эльфийской ночи", казалось, перенесли её в совершенно другой мир. Она не закрывала глаза, но видела перед собой только белые облока, на фоне голубого бескрайнего неба. Казалось, звуки музыки превратились в специфическую материю, которая заполнила собой пространство и теперь всё: и облока, и небо, и она сама, медленно плыли, плавно покачивоясь на спокойных волнах этого невидимого эфира.
По-видимому аккумулятор в плеере давно не подзарежался и, оставшийся в нём потенциал, неожиданно иссяк.
Когда музыка резко прекратилась, Ирина также резко вернулась к реальности, почти в прямом смысле свалившись с небес. Сняв наушники, она долго смотрела на них, потом перевела взгляд на стопку книг. Почему-то теперь она была убеждена, что напрасно так не хорошо думала о человеке. Теперь она была уверена, что тот ничего плохого ей не сделал и не собирался делать. И ещё - теперь она знала, как его успокаивать и что предпринимать в дальнейшем, чтобы тот быстрее засыпал. Остовалось только дождаться подходящего момента.
Домашней работы (а уход за больным состоял именно из этого) Ирина не боялась. Её сильно пугало производство. В банке она была рядовым экономистам, а здесь, фактически, руководителям, отвечающим за всё и за всех, хотя и с ограниченными полномочиями. Для поддержания нормального функционирования производства, знаний одной экономики мало. Всё производство, в особенности его техническая, коммерческая и организационные части, по-прежнему, держались исключительно на Илье Романовиче. Он, правда, постепенно вводил её в курс всех дел и она, пока что, не заметила, что от неё что-то скрывают.
Всю бухгалтерию вёл Богдан Семёнович Колотый. Фамилия вполне соответствовала внешнему виду. Ирина могла только догадываться, что творится на его теле под одеждой, глядя на кисти рук и пальцы, почти полностью синевшие от татуировок. Весь его вид, а также прокуренный голос, восполённые глаза, лёгкий запах алкоголя, свидетельствовали о том, что человек имеет уголовное прошлое.
После первого знакомства Ирина хотела от него избавиться. Однако, спустя какое-то время, побеседовав о работе, поняла - это специалист высокай квалификации.
Когда Ирина села за руль BMW, ей, на какое-то время, показалось, что делает это не впервые. Три года назад она купила машину, чтобы ездить к родителям. Надо сказать - подержанный "Опель", оказавшись в женских руках, добросовестно отработал два года. Затем потянулась бесконечная цепочка неисправностей и его, почти задаром, пришлось отдать перекупщикам. Она уже подумывала о новой машине, но известные, точнее, не известные, события отменили эти планы.
Ирина понимала - принципы вождения этих двух автомобилей, несомненно, отличались. Но она настолько быстро освоилась на новой, что даже сама удивлялась. Не было ни проб, ни ошибок. Знания, казалось, шли откуда-то изнутри её тела.
Если Пол, приезжая на работу или в любое другое место, мог спокойно оставить Ирину в машине, то она с ним так поступать не решалась, хотя и убедилась в эффективности наушников. Она доставала инвалидную коляску, которую всегда возила с собой, вытаскивала из машины Зайцева и катила их, к примеру, по магазинам или на прогулку по парку. Правда в своём офисе она этим не занималась: ещё на подъезде, как из-под земли появлялся Александр и с завидным энтузиазмом брал на себя обязанности по транспартировке своего шефа. Ирина как-то поймала себя на мысли, что, не смотря на внешность, почему-то полностью доверяет этому человеку.
Спустя какое-то время Ирина позвонила Беломорскому и спросила, можно ли ей из завещаных средств купить себе что-нибудь из одежды, долларов эток на триста.
- Вам можно всё - ответил адвокат - Можете поставить у себя в туалете золотой унитаз. Если что, вы уже прокурору будите объяснять необходимость этого приобретения. Я вас не контралирую.
Вот здесь он лукавил. В завещании было прописано, что только он имеет право контровать движение денежных средств и имущество. Ирина ничего не могла ни продать, ни купить. А всё что могла приобрести, ей это не принадлежало. Совершать любые сделки она могла только с его одобрения, после его подписи. Конечно, одно дело приобретать предметы первой необходимости - памперсы, продукты питания, моющие средства. И совсем другое - "Мерседес" последней модели с бешенными наворотами или вкладывать средства в какие-то посторонние проекты. Всё было сделано для того, чтобы деньги не увели. Конечно - кофтан шился не по размеру. Деньги предназначались для несколько другой Ирины и распоряжаться ими должен был другой человек. И тот кто бы ими распоряжался, мог тратить только на её лечение. Но волею судьбы этим тем другим, стала она сама.
Был один человек, который нелегально мог бы завладеть этими деньгами, после чего ему пришлось бы залечь очень глубоко, или очень быстро, уехать очень далеко. Это был он сам, Беломорский. Но он знал кто такой Павел Иванович Зайцев, догадывался, какие у него связи и представлял последствия для себя. Да это было и не в его характере. Он, Беломорский, на зоне держался достойно, сукой не был и здесь ссучиться не собирался. Да и к тому же, фактически, своей работой он был обязан Полу.
- Не внимательно девочка читает бумаги - сказал он, после того как опустил трубку на рычаги - Надо присматривать.
Они лежали в одной кровати, только под разными одеялами и на разных подушках. Ирина привстав на локте, Зайцев лёжа на спине. Она вслух читала сказку "Аленький цветочек". И хотя девушка была обращена лицом к мужчине, она настолько увлеклась чтением, что не заметила когда тот уснул. Лишь дойдя до финала, где по сюжету всё закончилось хорошо и все остались счастливы, Ирина обратила внимание, что тот кому она всё это читала, оказывается, давно уже спит. Она перевернулась на другой бок, положила книгу на тумбочку и выключила прикроватное освещение.
В сознании ещё стоял сюжет счастливой истории, в которую верили маленькие дети и Ирина подумала, что они с Павлом Ивановичем чем-то похожи на главных героев: она - красавица, он - чудовище. Только она не могла определиться - он чудовищем был раньше, или наоборот, стал лишь теперь.
"Что бы там ни происходило - думала она сквозь сгущающуюся дремоту - он всегда был добрый... Просто заколдован".
И вдруг, из темноты, громко и чётко послышался голос - "Иринка-картинка".
Девушка резко села на кровати. Затем она снова включила свет и, приподнявшись, опираясь на вытянутую руку, стала внимательно вглядываться в лицо мужчины, стараясь понять - он на самом деле произнёс эти слова, или ей показалось. Ведь только отец так называл её в далёком детстве.
- Что ты сказал? - шёпотом спросила девушка и стала легонько тормашить его за плечо, всё время повторяя - Что ты сказал?... Что ты сказал?...
Ирина внимательно, по частям, рассматривала лицо Зайцева: чёрные густые брови, закрытые веки, плотно сжатые губы. По её решению - подстригать легче чем брить - он отпустил бороду, которая ему очень даже шла. И вдруг...
Первый раз это случилось когда следователь привёз её на опознание.
Мужчина сидел в инвалидной коляске и неподвижным взглядом смотрел перед собой. Ирине сразу бросилось в глаза - у них одинаково перебинтованы головы.
Она его не знала, но подходила всё ближе и ближе, чтобы заглянуть в лицо. Когда она наклонилась, их глаза встретились. И именно тогда, словно невидимый электрический разряд проскочил между ними. Ей показалось, что мужчина то ли узнал её, то ли что-то вспомнил, потому как его лицо немножко, еле заметно, вдруг просияла и такая же незаметная, лёгкая улыбка появилась и застыла на устах. Он так и остался жить с этой улыбкой.
Сейчас произошло то же самое: короткий, быстрый как молния, импульс, беззвучнно щёлкнул где-то внутри Ирины, разрушив в ней какой-то невидимый барьер и, материально неопределённая субстанция, название которой - нежность, могучей, горячей волной разлилась по всему её телу, унося прочь остатки сомнений, расплавляя, ломая и круша лёд недоверия, местами ещё сохранившийся в их отношениях.
Девушка осторожно опустилась щекой мужчине на грудь.
Даже сквозь одеяло были отчётливо слышны спокойные, мощные удары его большого сердца.
Зачем-то слёзы стали накапливаться в глазах, и, чтобы они не перелились через край, она промокнула их пододеяльником.
***
Милла задержалась у окна и, внимательно глядя на улицу, не оборачивоясь произнесла - "Диголевская Зайцева привезла".
Могур сидел за столом, писал в карточке историю болезни. После слов медсестры он остановился и бросил взгляд на экран компьютера.
- Всё верно. Ему сегодня назначено - сказал он и продолжил прерванное занятие.
Милла не отходила от окна.
- Мне кажется она беременна: живот округлился, в лице изменилась - сказала она - Какого-то носатого мужчину наняла коляску катить...
- Ничего удивительного - на этот раз, не прекращая описание, произнёс врач - она женщина, самого подходящего для рождения детей, возроста. Вот если бы это Зайцев был беременный, я бы точно удивился.
Милла тяжело вздохнула и, наконец повернулась к нему лицом.
- Нет, ну, это понятно. Просто интересно от кого?
- Я думаю от Зайцева. Я слышал у него приличное состояние - Могур, держа авторучку над незаконченным словом, задумчиво посмотрел в сторону девушки - Понимаешь, в этой ситуации, ей легче даказать отцовство ребёнка, чем выйти за Зайцева замуж.
- Ты считаешь его репродуктивный аппарат в норме?
От этого вопроса врач, казалось, подпрыгнул в кресле.
- Милая моя! Если бы мы пациентам не давали успокоительное, то ты бы, в своём халатике, заходила к мужчинам в палату как в клетку к тиграми. Это нормальные мужики напридумывали себе проблем и потом удивляются - почему же у них "хрен" не стоит? Вот от того и не стоит, что голова всякой хренью забита! А у наших пациентов нет проблем. Природные инстинкты ничто не подавляет. У наших мужиков эрекция происходит пока сердце бъётся.
- У него же другая причина: травма головного мозга и, как следствие, обездвиживание конечностей - не сдавалась Милла.
Могур глубоко вздохнул и задумался.
- Рубески написал - "... в следствии гематомы головного мозга...". Но он сам прекрасно понимает, что гематома в этой области мозга вызывает совсем другие последствия. Но он должен был что-то написать. И никто, никогда не станет опровергать его диагноз, хотя бы по той простой причине, что это никому не надо. А я читал отчет хирурга, извлекавшего из головы Зайцева пулю. Гематомы там не было. Кровь вытекала через пулевое отверстие в затылочной части черепной коробки. Ни пуля, ни кость мозг не задели.
- Так он симулирует?
- На тот момент - нет. И теперь, я думаю, тоже. Рубески - спец по подобным симуляциям. Он бы её определил однозначно. Но я не удивлюсь, если когда-нибудь Зайцев утром проснётся нормальным человеком. Другое дело, наколько ему это надо? Ведь кое у кого могут возникнуть вопросы. А так, что с него возьмёшь? А причины... Истинные причины вполне могут быть такие же как и у Диголевской.
Девушка долго молчала, наконец тихо произнесла, глядя в пустоту перед собой.
- Тогда получается, что он, просто забрал себе её болезнь... -
После этих слов её рука непроизвольно потянулась к серебренному крестику на груди.
- Вот не люблю я эту бабскую синтементальность: во всём видеть благородство - возмущался врач, не оставляя своего занятия - Во всяком случае - здесь его нет. Я уверен, что Зайцеву бошку прострелили из-за денег. И Диголевская под него легла, или на него залезла, тоже из-за денег. Всё от лукавого.
- Может из-за денег... - всё так же тихо проговорила девушка и про себя добавила - "А может нет никакого лукавого? Может это Бог, таким образом, испытывает человеческие души на прочность?..."
КОНЕЦ