Ностальгия по жертвоприношению

Александр Захаров 6
               


               



                АЛЕКСАНДР ЗАХАРОВ
               


               
               
                НОСТАЛЬГИЯ   
                ПО               
               
            ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЮ
   
               
               
               
               


               





                ©А. ЗАХАРОВ, 2017
 Все права защищены.               
               
 …ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ ДЛЯ НАС ВАЖНЕЙШИМ ЯВЛЯЕТСЯ КИНО…
                В.И.ЛЕНИН
               


               
               

                ПАМЯТИ   АНДРЕЯ РАЗУМОВСКОГО…



            
МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ. ЩЕЛКОВСКИЙ РАЙОН. ПОСЕЛОК ЗАГОРЯНКА.
                29 декабря 2009 года.

     Ранним утром  к  одному из добротных  двухэтажных деревянных  домов подъехала заляпанная грязным  снегом машина - черный «Ниссан» с московскими номерами.
     Пассажиры  «Ниссана» -   красивая, стройная, темноволосая женщина, лет сорока,  в спортивном пуховике с кармашками и замочками,  и светлых джинсах,  и   смуглый мужчина, лет тридцати пяти, с длинными темными волосами и небрежной трехдневной щетиной, в ярко красной куртке,  вышли из машины.
      - Карина Игоревна, во сколько за вами приехать? – спросил водитель «Ниссана».
      - Жень, давай, часиков в одиннадцать вечера, - подумав, сказала женщина.
      - Хорошо, - кивнул водитель, - я как раз успею к своим в Медвежьи озера смотаться. В одиннадцать  буду.
       «Ниссан» развернулся и отъехал от дома, а женщина,  достав из кармана джинсов ключ, стала открывать железную калитку.

       В  доме, мужчина и женщина, не раздеваясь, прошли в гостиную. Женщина поставила на стол пакеты.
       - Андрей,   пойдем  сразу в гараж, протопим дом, - сказала она, -  У деда  здесь котел с центральным отоплением. Через полчаса в доме будет тепло.
       Мужчина с удивлением осматривал стены гостиной, с висевшими на них фотографиями и плакатами.
       - Твой дед был поклонником творчества Андрея Тарковского? – спросил он у женщины.
       - Пойдем сначала в гараж, - уклончиво ответила женщина.


        Через полчаса, когда они вернулись из гаража, в доме уже значительно потеплело, так, что можно было снять верхнюю одежду.
         Куртки были брошены на диван, а женщина занялась распаковыванием привезенных с собой пакетов из супермаркета.
         На столе быстренько была разложена дорогая закуска и выставлена бутылка  дорогой водки.
         Мужчина продолжал осматривать  стены гостиной.
         Около одной из картин, написанной маслом, он остановился.
                Я свеча, я сгорел на пиру,
                Соберите мой воск поутру.
                И подскажет вам эта страница,
                Где вам плакать и чем вам гордиться…
         - А кто рисовал эту картину? – спросил он.
         - Я, - коротко ответила женщина.
         - Ты?! – удивился он, - интересно, интересно… Ты еще и рисуешь неплохо…
         Мужчина задумчиво посмотрел на нее.
         - Я, кажется, начинаю понимать, зачем ты привезла меня сюда.
          - Правильно понимаешь, - женщина поставила огрызок свечи на стол и щелкнула зажигалкой, - Двадцать три года назад, 29 декабря,  в клинике, в Париже ушел из жизни  Андрей Тарковский. Сегодня, день его смерти.
        - Мы  сейчас будем поминать его?
        - Да, - женщина помолчала, -  Знаешь, получилось так, что наша семья всегда косвенно имела отношение к Андрею Тарковскому. Мой дед в то время  работал в отделе культуры ЦК КПСС и курировал кинематограф. А отец служил в Пятом управлении КГБ, которое занималось идеологией. И тоже по иронии судьбы имел отношение к кино. То есть, и мой дед и мой отец были одними из тех, кто в свое время запрещал его творчество. Пока дед был жив, я много раз пыталась его расспросить об этом, но он мне никогда ничего не говорил. Только в самом конце жизни, он сделал то, что я никогда от него не ожидала. Но, что именно, я тебе сказать не могу. А отец, в силу специфики своей работы, вообще,  о Тарковском никогда не заговаривал. И даже сейчас, когда он уже давно на пенсии, эта тема так же считается у нас закрытой. Даже мой муж, который в  далекой молодости, был вхож в компанию Тарковского и даже какое-то время считался его другом, тоже не любит и всегда пресекает разговоры на эту тему. В свое время он рассказал мне только два эпизода из своих отношений и дружбы с Тарковским. Наверное, у них у всех, есть какая-то своя тайна, связанная с этим именем.  Хотя, какие могут уже быть тайны?.. Через столько-то лет?..  Вот я и приезжаю сюда, на дедову дачу  два раза в год всегда одна. Четвертого апреля, в день  рождения Тарковского, и 29 декабря, в день его смерти. Ну, вот, а сегодня, я взяла с собой тебя. Не напрасно?
       - Нет, -  серьезно посмотрев на нее, ответил он.
       Женщина открутила крышечку на бутылке и разлила  водку по рюмкам. 
       - Давай, Андрей,  помянем  сегодня этого человека. Великого русского кинорежиссера. Человека, который поднял русский кинематограф на такую недосягаемую высоту, и обозначил такую высокую планку духовности, перешагнуть которую еще никому не удалось… 
         
                МОСКВА. ПРОТОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК.
                10 ФЕВРАЛЯ 2011 ГОДА.  УТРО.

    Мужчина в ярко красной куртке, неловко подвернув руку, лежал на снегу перед подъездом.
   Со стороны могло показаться, что он просто прилег отдохнуть.
   Но собравшиеся перед  подъездом люди отвергали такое предположение.
   Оперативно- следственная группа, прибывшая на место происшествия, оцепила место, где лежал мужчина, бело-красными ленточками.
   Тут же во дворе собралась небольшая толпа, которая живо стала что-то обсуждать и комментировать.
   Молоденькие сержанты полиции стали отгонять  наиболее любопытных, пытавшихся прорваться за ленточку.
   Врачи «Скорой помощи» колдовали над мужчиной.
   Все остальные занималась своими обычными  делами.
   Наконец, подъехала темная машина, и вышедшие оттуда санитары, накрыли мужчину в красной куртке черным пластиковым  мешком.
   Произведя какие-то манипуляции, они живо погрузили его в темную машину.
   Хлопнули дверцы автомобиля «Скорой помощи».
   Зарычали двигатели двух  черных «ГАЗ – 31105», и полицейского бело-синего «Форда».
  Стали расходиться зеваки.
  На грязном, затоптанном снегу остались еле заметные пятнышки крови…


                МОСКВА.
       ГЛАВНОЕ СЛЕДСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ СЛЕДСТВЕННОГО  КОМИТЕТА.                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 11 февраля. УТРО.

       - Так, Серов, тебе Ковалева расписали, распишись и принимай к производству.
       Секретарь канцелярии Марина вошла в кабинет следователя  1 отдела,  майора  юстиции,  Константина Серова.
       Костя отложил на середину стола том уголовного дела, и недовольно взглянул на Марину.
       - Какого Ковалева?
       - Журналиста. Вчера возбудили.  105-я, часть 1. Расписывайся.
       Марина положила на стол Косте тоненькую папку и журнал регистрации уголовных дел.
       - Журналиста? Когда его убили? – спросил Костя, открывая папку.
       - Ночью. Во дворе собственного дома.  Там все написано. Вся эпопея.  Расписывайся.
        Костя поморщился.
        - Почему как 105-я, да еще на контроле, так сразу мне?  У меня две взятки в производстве, и двойное убийство. Дай мне хоть насильственные действия какие-нибудь, или хоть труп некриминальный.
        - Размечтался! Насильственные действия  и некриминальные трупы у нас выпускники МГЮА и стажеры  расследуют, - заявила Марина, - надо же им на чем-то учиться.   Расписывайся, или иди к Акимову.
        Костя раскрыл папку, мельком просмотрел материалы  возбужденного уголовного дела, и вздохнув, расписался в амбарной книге.
      
                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.
                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 11 февраля. ДЕНЬ.

       - Так, потерпевший - Ковалев  Андрей Витальевич, 1975 года рождения,  место рождения –  город Москва, зарегистрирован по адресу: 5-й Проточный переулок, дом 5, кв. 66. Судимости не имеет, к административной ответственности не привлекался. Место работы – газета «Русские ведомости». Корреспондент.
        Костя   посмотрел на двух оперативников, сидящих перед ним.
        - Так… - Костя еще раз посмотрел материалы уголовного дела, -  тело в  4.15 обнаружили два дворника – таджика. Протокол осмотра трупа потерпевшего Ковалева,  рапорт участкового,  протоколы допроса дворников, протоколы опроса  жителей дома… Как всегда…  Никто ничего не видел и не слышал…  Вещдоки, пленка  из камер наблюдения изъята?
         - Да, все первичные следственные действия выполнены.
         Костя еще раз посмотрел бумаги, коробочку с  упакованными и опечатанными вещдоками  и поморщился.
         - Родных и близких в известность поставили?
         - Он жил один. В его мобильном телефоне есть номер «мама», но абонент не отвечает. Временно недоступен.
         - Ну, что ж,  дозванивайтесь или выясняйте, где находится аппарат абонента, связывайтесь с его матерью.  Сейчас я напишу постановления  о  принятии дела к своему производству, признании его потерпевшим, постановления на производство экспертиз, запрос на распечатку его телефонных переговоров. Как свяжитесь с матерью,   поедем  на обыск по месту его постоянной регистрации.
         - Поехали, -  охотно согласились оперативники.

                МОСКВА. 
                ПРОТОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК. 11 февраля.  ДЕНЬ.

      В  захламленной квартире Ковалева  Костя  кое-как разгреб место за журнальным столиком и устроился в кресле, писать  протокол обыска.
      Оперативники Олег и Дмитрий терпеливо, и привычно осматривали жилище.
      Мать Ковалева, симпатичная ухоженная женщина, стояла около окна, курила,  и задумчиво смотрела вниз.
      Понятые, две соседки, из соседней квартиры,  сидели на стульях, и молча наблюдали за оперативниками.
       - Вера Васильевна, - обратился Костя к матери журналиста, - А жена, дети, у него есть? В паспорте нет штампа о браке.
       - Нет, - ответила женщина, - с  первой женой он развелся в 2000-м году.  Они  два года прожили. Родился сын – Женя. В  2001-м, она с сыном  уехала в Германию, к родственникам. Там они и проживают.  А со второй женой, Светой,  он развелся два года   назад. Они всего год и прожили. А детей  в этом браке у них не было.
       - А сейчас? С кем он жил в гражданском браке?
       - Не знаю. Но судя по тому, что в квартире вообще   нет женских вещей – ни с кем, -  спокойно ответила  мать, – Мы с ним редко виделись. Сюда я старалась не приезжать. Зачем  было мешать ему?  Я круглогодично живу на даче. Это в районе Дмитрова. Ваши сотрудники ко мне туда и приехали.
       - Я вас чуть позже допрошу отдельно, - сказал ей Костя, продолжая что-то записывать.
        Олег,  тем временем осматривал  письменный стол,  с наваленными на него кучей бумаг.
        Лениво перебирая бумаги, Олег собирал их в отдельные кучки.
        Потом взял со стола черную папку и открыл ее.
        Достал из папки файлы с листами, и так же лениво стал проглядывать их.
        - Костя, - вдруг сказал он, - подойди сюда.
        Костя  встал из-за стола, и подошел к Олегу.
        Некоторое время он смотрел на бумагу, которую Олег извлек из файла.
        - Дима! – позвал он оперативника.
        Дима подошел к письменному столу.
        Следователь и два оперативника удивленно  склонились  над  чуть желтоватым листом бумаги.
         - Вера Васильевна! – позвал Костя  женщину, - подойдите сюда, пожалуйста.
         Мать Ковалева подошла к столу.
         - Вам знаком этот документ? – спросил у нее Костя, показывая ей бумагу.
         Женщина надела очки, и удивленно отшатнулась от стола.
         - Нет… А, что это у Андрея было?
         Костя и оперативники переглянулись.
         - Изымаем?
         - С криминалистом бы, - осторожно сказал Олег, - на пальцы.
         - Возьми пинцет, и аккуратно в файл упакуй, - сказал ему Костя.
         Олег взял файл со стола, и аккуратно взял со стола листок.
         На листке была изображена схема какой-то магистрали,  стрелочки, квадратики и кружочки.
         А над ними печатными буквами  темнели пояснительные надписи:
         «Маршрут   следования  кортежа  Президента», «Машина Президента», «Машины охраны», «Машины сопровождения».
          Над маленьким квадратиком  было написано:
          «Снайпер».
          И тонкими прерывистыми черточками обозначена траектория полета пули…
           А в левом нижнем углу листа стояла дата:  16 марта 2011 года…
      
                МОСКВА. 
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 11 февраля.  ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

         В кабинете начальника Следственного Управления   сидели начальник Следственной части,  начальник отдела, сам хозяин кабинета – начальник Управления, Костя,  и еще два  серьезных молодых человека  – сотрудники  Федеральной Службы Безопасности.
         Серьезный молодой человек, Женя, крутил в руках  тот самый желтоватый лист бумаги, уже упакованный в целлофановый пакетик, и опечатанный,  и скептически его разглядывал.
         - Это изъято   из квартиры Ковалева?
         - Да, - ответил Костя.
         - Что еще находилось в папке  вместе с этой бумагой?
         - Распечатки из какого-то журнала, прайс-лист на прием цветного лома, прайс-листы из салона связи. Этот лист лежал в отдельном файле.
         - Еще что-то похожее изъяли?
         - Нет, - ответил Костя, - после обнаружения этой бумаги, весь дом перевернули, ничего подобного…
         - Протоколом выемки оформили?
         - Оформили все документы.
         Второй серьезный молодой человек – Сергей, взял у Жени пакетик с листком,  и сказал:
         - Нам сделайте две качественные ксерокопии, а  на оригинал  назначьте экспертизу, в том числе и почерковедческую.  Основные вопросы, которые,  должны быть поставлены экспертам:  состав, вид, марка бумаги, состав по волокну, наполнителям, проклейке, определение предприятия - изготовителя, год изготовления бумаги, номер партии,  по  возможности,  номер бумагоделательной машины.  Далее: время изготовления документа (абсолютная  и относительная  давность), химическое исследование компонентов и красителей, которыми выполнен текст,  условия хранения документа (влажность, температура).  На почерковедческую экспертизу экспертам должны быть поставлены следующие вопросы: грамматические признаки, степень выработанности почерка,  общие и частные признаки, физиологические, антропометрические и психологические особенности исполнителя, половая принадлежность исполнителя.
         - Себе будете забирать? – спросил у них Костя.
         - После результатов экспертизы  видно будет, - ответил Женя.

                МОСКВА.
                ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ОХРАНЫ. 11 февраля. НОЧЬ.

         Женя, Сергей и два начальника отделов  ФСО внимательно рассматривали  ксерокопии странного документа, изъятого из квартиры убитого журналиста, и перебрасывались короткими фразами, понимая друг друга с полуслова.
        - Где может находиться эта магистраль? – спросил Женя.
        - По трассе всего две такие развязки, - ответил первый начальник.
        - Место снайпера  на высотном здании.
        - На обеих развязках высотные здания. Но они все отработаны.
        - У вас, что,  нет никакой информации? – спросил второй начальник у Жени.
        - В том-то и дело, что нет. 
        - Может,  это псих-одиночка?   А это сложнее всего,  - сказал Сергей.
        - Был бы  псих – одиночка…  - проговорил первый начальник, и кивнул второму, - если бы не эта дата…
        - Утечка? – посмотрел на второго первый.
        - Может быть… -  задумчиво пожал тот плечами, - или  уж очень  ясновидящий псих-одиночка…

                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 12 февраля.  УТРО.

       Первая версия, которая  всегда отрабатывается при убийстве   определенной категории лиц  – это их профессиональная деятельность.
       С нее Костя и начал.
       В 10.00 в его кабинете сидел редактор той самой газеты, где работал убитый Ковалев.
       После всех процессуальных тонкостей, Костя заполнил протокол допроса свидетеля и посмотрел на редактора.
       - Что скажете, Виктор Григорьевич?
       Редактор вздохнул.
       - Что скажу… Андрея жалко, но кто это мог сделать, и за что, даже не представляю…
       - А в связи с  его профессиональной деятельностью?
       Виктор Григорьевич улыбнулся.
       - Константин Сергеевич, мы, конечно, уже опубликовали в нашем издании некролог. Откликнулись и другие средства массовой информации, и три федеральных телеканала. Убийство журналиста всегда вызывает большой общественный резонанс. И естественно такие убийства всегда связывают с профессиональной деятельностью погибшего.  Но здесь, в этом кабинете, давайте, не кривя душой, скажу вам, что это  совсем не так.  Журналистов  никогда не убивают по мотивам  их профессиональной деятельности. Журналист – это всего лишь передаточная инстанция информации между  редактором и читателем.  Журналист, сам, ничего не решает, и никакого влияния на политику издания не оказывает. Если кого-то и убивать  в связи с их  профессиональной деятельностью, то это ответственного секретаря или главного редактора. А то и учредителей издания.   Без  ответственного секретаря и главного редактора ни один материал в печать подписан не будет. Поэтому, все претензии могут предъявляться только к этим лицам, но никак не к журналисту.
        - Но ведь убивают журналистов.
        - Бывает, - кивнул редактор, - но либо это происходит в горячих точках, где никто не застрахован от шальной пули, либо по совсем иным мотивам. Но даже в горячих точках,  никто в журналистов специально не стреляет. Либо здесь присутствует элемент случайности, либо эти люди сами пренебрегают элементарными правилами собственной безопасности. В мирной жизни, журналисты не входят в  криминогенный  слой.  На их жизнь могут покушаться только в одном случае.  Если в их руки  случайно, повторяю, случайно, попала какая-то  компрометирующая информация, которая могла стать предметом шантажа. Но, опять же, какого уровня должен быть этот компромат, что бы его ценой была жизнь? Пусть даже это очень  серьезный компромат,  но, и, даже, в этом случае, лишать  жизни журналиста  – слишком дорогое удовольствие.  Максимум, что могут сделать за это – набить  этому журналисту  морду, и отнять эту информацию. Либо попытаться ее выкупить.  Как, правило, такую информацию просто выкупают, иначе,  зачем ее обладателю выходить с этим товаром на рынок?  Журналистика,  ведь не зря считается третьей древнейшей профессией.   Константин Сергеевич, версию профессиональной деятельности можете исключить.
       - Я пока не могу исключать никаких версий, пока не допрошу всех возможных свидетелей, - ответил Костя.
       - Андрей никогда не писал на политические и криминальные темы.  Он не обладал эксклюзивной и компрометирующей кого-то информацией. Он не имел доступа к политическим и общественным деятелям, не расследовал финансовые аферы и махинации. Он делал очень интересные, живые  репортажи и материалы из городской жизни, иногда даже скандальные. По двум его материалам были возбуждены уголовные дела. Но связывать его гибель с местью за эти материалы -  не серьезно. Таких материалов в различных изданиях сотни, если не тысячи. Что же всех журналистов из-за этого  убивать? Это их работа…
       - Как вы сами считаете, что послужило мотивом убийства?
       Виктор Григорьевич задумался.
       - Сложно сказать… Андрей был человек авантюрный. Для журналиста здоровая доля авантюризма просто необходима. Но у Андрея чувство авантюризма было гипертрофированным. Авантюризм для него был нормой жизни. Ему не давали покоя лавры Гюнтера Вальрафа.
       - А кто это?
       - Известный в 70-е, 80-е годы западногерманский журналист. Его скандальные репортажи в свое время наделали много шума. В Советском Союзе его очень любили.  В журналистике есть такой прием – внедрение. Ну, у вас тоже есть такое…
       - Это не у нас. Это оперативно-розыскная деятельность. Оперативное мероприятие.
       - Ну, это неважно. В общем, журналист под видом простого клиента или работника приходит в ту организацию, откуда хочет сделать материал. Ну, а дальше, как получится…   Те, кто умеет в таком виде получать информацию,  и работать с такой фактурой, как правило делают хорошие материалы.  Гюнтер Вальраф, как журналист,  работал именно в таком стиле. В 70-х годах он сделал много разоблачительных материалов из западногерманских концернов, связанных с оборонно-промышленным комплексом. Его материалы постоянно печатались в газете «За рубежом». А в 80-х годах в Советском Союзе вышли две его книги. Андрей  со своим авантюрным характером работал именно так, как Вальраф. Например, материал по мусорному бизнесу, он делал именно «изнутри».  И для этого почти две недели копался на свалке, вместе с цыганами и бомжами. Но здесь это было оправдано. Приди он туда, как журналист, сотой доли той информации не получил бы.
        - Не могло это быть местью? Мусорный бизнес достаточно криминализирован.
        - Нет, что вы, - ответил редактор.  – Для того, что бы накопать что-то серьезное на  фирмы,  занимающиеся вывозом мусора, нужно было оперировать документами, цифрами и фактами. Провести серьезное журналистское расследование, связываться с соответствующими структурами, той же налоговой инспекцией, например.  А Андрей, писал совсем о другом, и своим материалом никому никакого ущерба не нанес.  Материал был интересный, читабельный, но не более того. А уголовное дело было возбуждено по факту вывоза  на полигон ТБО отходов  класса Б, третьего  класса опасности. Больница не захотела,  или не смогла утилизовать свои отходы, и отправили их на городскую свалку, вот и все.   Максимум, что грозило этим коммерсантам  и лечебному учреждению – это штраф. Да, по-моему, этим штрафом дело и закончилось. Нет, что вы, это не мотивы для убийства.
       - Может, он и накопал что-то в этом «мусоре»? А потом стал их шантажировать. Могло такое быть?
       - Нет, не могло, - твердо ответил редактор, - во-первых, у него по времени не было бы такой возможности. Я уже сказал, для этого нужно иметь на руках цифры, факты и  бухгалтерские документы. Причем,  бухгалтерские и учредительные документы непосредственно этих компаний. А Андрей, даже не удосужился узнать,  как они называются. Я его за это  отругал.
       - Он должен был кому-то деньги? Крупные суммы?
       - Вы думаете, он кому-то задолжал деньги? Но из-за этого тоже не убивают. Какой смысл? Как потом,  получить  свои деньги с мертвеца?
       - И все-таки.  В жизни всякое  бывает.
       - Не знаю.  Навряд ли. Хотя бы потому, что ему никто бы не дал взаймы деньги, тем более крупную сумму.  Он  брал кредит в банке… На покупку машины. Для получения  кредита на крупную сумму, банки, как правило, требуют справку 2 НДФЛ. Андрей заказывал такую справку в бухгалтерии. И я  ее подписывал. Но уж, банки, и подавно, со своими должниками так не поступают.  Да и кредит, он, кажется, выплачивал. Финансовое положение  Андрея, нельзя назвать слишком хорошим. Зарплата у него была небольшая по московским меркам. Однако, он не бедствовал. Курил дорогие сигареты, носил дорогие часы, ездил на хорошей машине. Но, естественно, хотел жить еще лучше.  Он любил красивую жизнь, впрочем, как и все авантюристы.
       - А откуда  у него были деньги на те же дорогие сигареты, и первый взнос на автомобиль? Машины в кредит без первого взноса не дают.
       - Не знаю. Я просто, не задавал ему подобных вопросов. Да он бы на них и не ответил…
       - Что  же тогда могло послужить мотивом?  Как вы считаете?
       - Я уже сказал, что считаю, что его профессиональная деятельность не могла послужить мотивом и поводом для убийства. Кстати, а из какого оружия он был убит?
       - Пока не знаю. У меня пока нет данных баллистической экспертизы.
       - Мне кажется, что надо исходить из категории оружия, - неуверенно произнес редактор. 
       - Мне тоже так кажется, - иронично произнес Костя, – В любом случае, мы с вами еще встретимся и не раз. Что-то еще может быть? Может, вы сами кого-то подозреваете?
       - Как я могу подозревать кого-то, если я не знаю, из чего он был убит? – недоуменно спросил редактор.
      - Даже так? – удивился Костя, – А что, знание марки оружия вас приблизит к разгадке? Достаточно того факта, что он был убит из огнестрельного оружия.  Или,  вы, узнав марку оружия, тут же можете сказать: « ах, если, это пистолет  «беретта», то это  его Вася Пупкин грохнул. Он на поясе «беретту» таскает».
      - Нет, - смутился редактор, -  вы меня не так поняли.  Я совсем не то хотел сказать. Я хотел всего лишь узнать из какого именно оружия… ну, как вам объяснить…
      - Да, я понял, - улыбнулся Костя, - как можно быстрее донести до читателей ход расследования…
      - Ну, да… - потупил глаза редактор.
      - Значит так, Виктор Григорьевич, -  Костя  повозил мышью по коврику, выводя на экран монитора документ, – Вы сейчас подпишите вот этот документ.  Вы предупреждаетесь об уголовной ответственности согласно статье 110 УК РФ  о  неразглашении данных предварительного следствия. Все комментарии  в вашем издании возможны только с моего разрешения, и только после консультации со мной. Все ясно?
       - Ясно, - вздохнул редактор.
       Костя вывел на принтере лист бумаги с текстом, редактор, еще раз вздохнул и достал из внутреннего кармана пиджака ручку «Паркер».
       Костя положил подписанный редактором документ в папку.
        -  Давайте продолжим.  Личная жизнь Ковалева не могла стать причиной его гибели?
        - Маловероятно, - пожал плечами редактор. - Он, когда-то давно был женат, но с женой был разведен, и никаких отношений с ней не поддерживал.
        - А дети?
        - У них не было детей.  У него есть сын, но, он, кажется,  проживает со своей матерью, первой женой Андрея,  где-то за границей. Где, точно, не знаю.
        - А сейчас? Вы в курсе его личной жизни? У него в паспорте нет штампа о браке, но может быть он жил с кем-то в гражданском браке, не оформляя отношений?
        - Я ничего об этом не знаю. У него в редакции есть, точнее,  был хороший приятель – Володя Рыбин из отдела культуры. Андрей и для нашего отдела культуры тоже делал материалы.
         - А так можно? – удивился Костя.
         - Ну, а почему нельзя? Все можно, лишь бы материал был интересный.  Вот Володя Рыбин, может, что-то знать о личной жизни Андрея. Андрей  хоть и был общительный, коммуникабельный человек, но все-таки,  не из тех мужчин, которые направо-налево афишируют  подробности своей личной жизни.
         - А где Ковалев брал темы для своих публикаций?
         - Сам. Ну, естественно, все это согласовывалось на планерках.
         - Он в последнее время не озвучивал свое желание заняться деятельностью экстремистских организаций?
         - Экстремистских? – удивленно спросил редактор, – Нет, по крайней мере,  ни мне, ни ответсекретарю, он такого желания не озвучивал.
         - Ну,  а если, он сам что-то нашел интересное, и просто не хотел ставить вас в известность преждевременно? Могло такое быть?
         - Не могу точно сказать. Я же сказал, Андрей был авантюрист. Ему, что угодно могло прийти в голову.  Он мог вписаться в любую авантюру. Но экстремистские организации…  Это же серьезно…  А почему вы спросили об этом?
         - Мы все версии рассматриваем… - неопределенно произнес  Костя.
 
                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ.
                МАРТ  2010 года.  ДЕНЬ.

        Терпеть не могу  галстуки.  Когда я последний раз завязывал галстук на шею? Кажется, в прошлом году. Ну, да, в прошлом году, на юбилей нашего шефа, который   праздновали в ресторане Дома Журналистов. Правда, в конце этого празднования, галстуки все поснимали. Как будто это с самого начала было непонятно.  Так, сейчас мне надевать галстук или нет? Пожалуй, нет. Съемочная площадка не то место, куда надо приходить в костюме и галстуке. Отлично. Тогда и костюм не стоит надевать. Вешаем его обратно, в шкаф.  Поеду, как обычно- в джинсах и свитере.  Хотя, после съемок, она собиралась меня тащить в Дом Кино, на какую-то премьеру.  Сказала: «Оденься поприличнее».  Щас! Очень, сомневаюсь, что  в Доме Кино все  сплошь будут в смокингах и декольте с бриллиантами. Все. Никаких пиджаков и галстуков.  Перебьется, лицезреть меня в костюме «от Версаче». Форма одежды – повседневная, походная. Джинсы, свитер, кроссовки. Так, где часы?  Вот они. Часы, трусы, носки – все на месте.  Теперь, флаг в руки – и вперед…
        Так, на машине не еду. Во-первых, у них перед рестораном негде парковаться,  во-вторых,  денег на бензин нетути, в- третьих,  вечер, как всегда,  закончится  пьянкой. Поеду на метро…
      
        На съемочную площадку, я  впервые попал два года назад.  Попал и  сразу понял, что погиб. Что  уже никогда не смогу без этого жить.  Нет, наверное, это началось раньше. Тогда, когда я впервые увидел фильм «Трюкач».  Или нет, еще раньше… Тогда, когда мне было десять лет. И когда я впервые увидел на экране телевизора ЕГО…  Вот, наверное, с  тех пор я  и «заболел» кинематографом. Наверное, так и вспыхивает любовная страсть, которую ты никак не можешь утолить, и,  которая,  постепенно превращается у тебя в навязчивую идею. Я до сих пор не могу понять, как вся эта видимая суета съемочной группы,  вдруг оборачивается абсолютной  дисциплиной, непонятные движения  актеров на площадке,  потом на экране выстраиваются в четкий сюжет…
         
          Поэтому я каждую свободную и даже не свободную минуту теперь мчусь сюда. Сюда, в этот  волшебный мир…
          Сюда, где этим волшебным миром правит  Андрей Вадимович Грановский…  Это по его команде идет дождь, светит солнце, и валит снегопад. По его команде  отправляются поезда,  стреляют танки и взлетают  в небо самолеты, по его  команде солдаты поднимаются в атаку, и взрываются машины. По его  команде герои  рождаются и умирают,  встречаются и расстаются, плачут и ревнуют, любят и ненавидят, стреляются и  ищут смысл жизни. 
          Я приезжаю сюда уже два года подряд, и до сих пор не могу понять из-за кого и из-за чего я это делаю. Из-за  кино,  из-за него, или…  из-за его жены – Карины, «Мальвины Игоревны»…

         Сегодня у них съемки в ресторане.
         Хозяина ресторана зовут Христофор. Он хороший приятель  Грановского, поэтому и предоставляет их кинокомпании свое помещение для съемок за чисто символическую цену. 
         Народу в зале  немного, посередине зала  камера,   везде  расставлены осветительные приборы.
        Владик Синицын,  провинциальный актер из Владимирского театра, которого по заказу федерального телеканала три года назад  «выписала» из провинции другая кинокомпания,  и какая-то  неизвестная мне актриска – молодая красивая блондинка,  сидят за одним из столиков.
        Объектив камеры  направлен на них.
        Андрей Вадимович сидит за одним из столиков и молча смотрит на весь подготовительный процесс.
        «Мальвина Игоревна» крутится  рядом с оператором и режиссером около камеры, за монитором.
         Режиссера зовут Данил, он недавний  выпускник ВГИКа. Во ВГИКе мечтал снимать не меньше чем «Сталкера», но потом понял, что «Сталкер»  будет еще неизвестно когда, и будет ли вообще, непонятно, а  снимать сейчас  «мувики» для федерального телеканала тоже неплохо. По крайней мере, за них деньги платят.
       - Владик, голову немного вправо, и глаза вверх, куда ты смотришь?..   Антон, вон тот «уголек» немного влево… Лида, поправь Ане грим на щеке, блестит… -  это командует оператор Сергей, глядя в объектив.
     - Сережа, ты нас утомил, - отвечает ему Влад.
     - В глаза ей смотри! В глаза! – приказывает  ему Сергей.
     - Я  и смотрю ей в глаза. Куда мне ей еще смотреть, в ее декольте?
    - Ты смотри на нее  немного эротичнее.  Это же все-таки любовная сцена, - это режиссер Данил раздает ценные указания.
    - Может мне начать раздевать ее  прямо здесь? Сцена станет еще любовнее, – предлагает Влад.
    - Нет, тогда надо будет менять план, -  задумчиво отвергает оператор  Сергей.
    - А, значит, только в этом дело? Все остальное вас устраивает.
    - Влад, хватит, заткнись! Твои глупые шутки здесь неуместны. И так все на нервах!
    Это  уже реплика «Мальвины». Злится. Что-то у них сегодня не так.
    - Так, ладно. Снимаем... – чешет  ухо Сергей, - все-равно из дерьма конфетку не сделаешь…
     -  Так, стоп! Данил,  что это за яблоко, там,  на столе? А на стене, на заднем плане? Неужели  Брейгеля повесили? – приглядывается Андрей Вадимович.
     Все скромно помалкивают.
      - Карина, - он  оглядывается на  жену, - ты еще огарок горящей свечи рядом поставь!
      - Мы можем хоть как-то выразить свое отношение к тому, что мы сейчас делаем? – недовольно спрашивает она.
       - Нет, не можете, - категорично заявляет  он, - Напрасно стараетесь. При приемке фильма Сарапольский все-равно заставит вас это все вырезать. Он не такой глупый человек, как вам всем кажется.  И сериал называется не «Иваново детство».  И фамилия Данила –  не Тарковский, а Куприянов.  Наша продукция предназначена для массовой аудитории. Это совершенно  другой  уровень зрительского восприятия. И незачем здесь демонстрировать какие-то  заумные метафоры, и протестовать с помощью Ренессанса и  турецких садоводов!  Яблоко немедленно съесть, чтобы никого не искушало!  Брейгеля убрать из кадра и вернуть обратно в Пушкинский музей! Исполнять!
     - Как же ты правильно сформулировал термин – наша продукция. Действительно, чем «наша продукция» отличается от пирожков с изюмом и одеял на вате? – язвит «Мальвина Игоревна».
      - Нет, я не настаиваю, на получении вами заработной платы за эту работу. Можете перевести ее в какой-нибудь благотворительный фонд. Но это не освобождает вас от обязанностей сделать эту работу.  Игорь, ты еще не съел это яблоко? Плохо расслышал, что я сказал? Исполнять немедленно! Давись, но ешь, чтобы в следующий раз  не потворствовал сомнительным авантюрам режиссера и исполнительного продюсера. 
     Ассистент по реквизиту  понуро плетется  убирать фрукт из кадра и снимать гравюру.
     - Камера! – командует Андрей Вадимович, - приготовились!
     В кадр подскакивает  помреж с «хлопушкой».
      - Эпизод 278, дубль первый, – говорит он скороговоркой.
      - Мотор! Начали! – командует  Данил.
      - Стоп! А где  плейбек? –  вдруг  недоуменно спрашивает  Сергей.
      - Где  плейбек? Где Леша? –  все  резко поворачиваются от монитора.
    Леша – это адъютант  и секретарь «Мальвины». Официально его должность у них в кинокомпании называется «специалист по связям с общественностью». Неофициально, Леша,  человек с двумя красными дипломами о высшем образовании(философским и режиссерским), и знанием трех иностранных языков – «мальчик для битья» и «прислуга за все». Все, что не умещается в голове у «Мальвины», Леша должен помнить наизусть. Поэтому, он постоянно ходит за ней с двумя органайзерами, в которые, что-то записывает. Правда, потом сам все забывает, и где, что записано, и где сами эти органайзеры. 
    Виноватый Леша молча стоит сзади и мнется с ноги на ногу.
      - Где плейбек? – коварно спрашивает у него Андрей Вадимович, поднимаясь со стула и засунув руки в карманы брюк.
     - В офисе забыли, - шепчет  Леша, разминая в руках свою бейсболку.
     - Как забыли?
     - Так… нечаянно…
     - Вашу мать! Всех вас!   Еще этого не хватало!  А ты куда смотрела?
     - Я, что, нянька? Я свои обязанности исполняю честно, - надувается «Мальвина Игоревна».
     Ну, все! Пошло дело! Шум, крик, скандал…
    - Если работа не задалась с самого начала, то и дальше так же пойдет, - меланхолично произносит  Влад.
    - Конечно, - тут же взвивается «Мальвина Игоревна»,  - вы все здесь такие умные, только я одна дурью маюсь…
     Как это верно сказано…
    - Ладно, не ссорьтесь, - примирительно  произносит  Сергей, - вытянем. И не такое дерьмо вытягивали. Леша, ты чего стоишь? Дуй за плейбеком. Смена не резиновая.
     -  Как могли оставить плейбек в офисе? Где он? – кричит на Лешу «Мальвина».
     - Да на диване лежал у вас в кабинете, на него кто-то куртку бросил,  и про него забыли в спешке, я только сейчас  вспомнил, - с досадой отвечает  Леша.
     - Мы  же деньги платим  Христофору за аренду этого ресторана…
     - Так получилось. Торопились. Андрей Вадимович, разрешите, я сейчас же… Туда и обратно…
     - Туда и обратно?- улыбается Андрей Вадимович, -  По таким пробкам? Или ты вертолет на Садовом кольце тормознешь?  Где Игорь?  Игорь,  пулей, мигом, немедленно, в офис и обратно! Одна нога здесь, другая там!  Понял, где плейбек лежит? На диване, под курткой. Леша! Стоимость лишнего часа аренды  ресторана вычту у тебя из зарплаты!
      Водитель Игорь, путаясь в кабелях от осветительных приборов, бросается  к выходу.
         - Перерыв! – объявляет Карина Игоревна,  вздыхает,  и,  засунув руки в карманы джинсов, раскачивается  с носка на пятку.
           - Ну, Леша,  какой он рассеянный,  - качает головой  Андрей Вадимович, - сейчас весь график полетит.
           - Андрей Вадимович, - подходит к ним режиссер Данил, - Сейчас Боря Лукинский сюда подъедет, в 21.00 его смена, а в 22.30 Милка Духовная должна приехать. Теперь график будет сдвинут на два часа. Я планировал шесть эпизодов сегодня отснять. Получится, наверное, только пять. Может, Влада  сегодня не снимать? А отснять Духовную и Лукинского? Им график сложно менять. А Влад всегда под рукой.
          - Посмотрим.  Пойдем  пока к Христофору, будем договариваться еще на два часа работы. Пусть счет выставит.
          - Андрей, - шипит  директор картины – Людмила Викторовна, - какой счет? Чем ты оплачивать будешь? На счете денег 8 тысяч. Лариса их  в УВД  завтра переводить будет, за полицейскую машину. Эпизод с мальчиком.
          - Христофор нас сейчас выгонит, – огорчается «Мальвина», - на Курский вокзал поедем побираться. Шапки у всех есть, милостиню просить?
          Через некоторое время они вместе с Андреем Вадимовичем и Людой появляются из недр ресторана. Вместе с ними толстый, веселый, добродушный  дядька,  весь в золотых перстнях и цепях, настоящий хозяин заведения общественного питания.
            - Андрей, работайте, сколько вам нужно, - утешает он их всех, - сегодня  точка все-равно закрыта. У меня банкет и вчера был, и завтра будет. Депутаты будут делать. Мне, что ваши деньги нужны? У меня деньги от банкетов идут, и от другой точки, около Павелецкого вокзала. Покормите людей лучше.  У нас вчера от банкета и мясо, и жаркое,  и закуска  осталась.  Все-равно, все на списание пойдет. Спиртного только нет. Все выпили.  До последней капли. Даже бутылки вывернули наизнанку.
             - Спасибо, Христофор, ты настоящий друг,  - растроганно отвечает «Мальвина Игоревна», - спиртное во время работы категорически запрещено. А мясо с закуской, чего ж… Чем на помойку  это вывозить, пусть лучше наши съедят.  Леша, кажется, на сегодня и обед не заказал группе.  Или заказал, но обед поехал совершенно в другое место.
             - Каринка, не позорь мой ресторан. Чтобы сюда, ко, мне, какая-то паршивая фирма привозила свои обеды?!  Порошковое пюре с  замороженными котлетами?!  Да   Володя их на порог не пустит. Сейчас Сусанна с Толиком покормят всех  ваших  нормальной  едой.
           Тут «Мальвина Игоревна»  замечает меня.
           Кивает мне головой.
           Ну, вот, наконец-то я могу подойти к ней.
           - Привет, Мальвина Игоревна!
           - Привет! –   мрачно отвечает она.
           - Ну, что у вас тут? Я так понял, что вы сегодня не будете снимать из-за этого вредителя Леши?
           - Почему не будем? Будем, - тут же важно заявляет  она, - Лешу, как только Игорь  привезет плейбек,  я расстреляю из рогатки.
           - Расстреляй сейчас, заранее.  Пока он еще здесь.  А то он может смыться с места происшествия.
           - Ха, куда он денется с подводной лодки?  Пойдем, пока кофе попьем.
           Ну, пойдем.
          Садимся за один из столиков.
           «Мальвина»  важно кивает ассистенту по реквизиту Вадику.
           - Вадик, не в службу, а в дружбу,  попроси, пожалуйста, у  Сусанны две чашечки кофе  с молоком для нас.
           Вадик  кивает и убегает.
           «Мальвина Игоревна»  критически осматривает мой прикид.
           - Я же тебя просила одеться поприличнее.
           - Что тебя не устраивает?
           - Твой стиль – джинсы с рваным карманом.  Я же тебе сказала, что мы сегодня поедем в Дом Кино.
           - Я от тебя научился. Это твой любимый стиль –  джинсы «а-ля дуршлаг», и  кроссовки с городской помойки, - киваю я на ее вытертые джинсы с дыркой на коленке, и  поношенные кроссовки.
           - Я – это я. Меня и так все знают, - заявляет она. 
           - Ну, а меня,  вообще, никто не знает. Значит, и наряжаться незачем. Или я должен был одеться  по принципу: «Короля делает окружение»?
           Она морщится.
            Я невинно улыбаюсь.
            Игорь приносит кофе и ставит на стол.
            Я закуриваю и разваливаюсь на стуле.
            Сейчас мы с ней, как всегда, начнем состязаться в остроумии. Этакая маленькая разминка. Кто-кого? И только потом перейдем к каким-нибудь серьезным разговорам.
           - Что за  шедевры вы здесь снимаете? Все тот же самый «мувик»?
           - Тот же самый  слезоточивый сериал, хай он сказився, - морщится она, -  По заказу федерального телеканала.
           - Еще не закончили?
           - Какой там! Съемочный период до января следующего года. Целый сезон надо отснять.
             - Демисезонное кино. Никогда не подозревал, что есть такой жанр. Но сюжет, конечно, зашибись!  Как всегда гениально!  Мать, отставившая  своего ребенка в детском доме, и остальные тридцать две серии, целый сезон,  разыскивающая этого ребенка, который  повзрослев, вдруг,  ни с того ни с сего стал бизнесменом и олигархом! Неужели,  фантазий  ваших  сценаристов не хватает на что-нибудь более путное?
            - У наших сценаристов фантазий хватает на что угодно. Но у канала свой формат. И материал выбирают продюсеры канала. Все претензии по поводу недостатка фантазий - это к ним.
          - Я-то сам  вырос на другой драматургии, - глубокомысленно изрекаю я, -   Остается предполагать, что мы с продюсерами канала учились в разных параллельных вселенных  и изучали разные курсы русской литературы и драматургии. Если вот ЭТО  можно вообще считать драматургией.
          - Звиняйте, дядьку! – разводит она руками, -  Не все население России выросло в одной с нами вселенной на другой драматургии. Ты же знаешь, что аудитория нашего канала – российская провинция.  Это единственный федеральный канал, который круглосуточно вещает на всей территории России. То есть сигнал можно принять в любой точке нашей необъятной Родины и в лесу и в тундре, даже на простую проволочную антенну. И что канал должен показывать людям? Очередные проблемы? У них и своих проблем в жизни хватает и драматургия тут совершенно ни при чем. Чтобы еще и с экранов телевизора им  целый день талдычили про  всякие трудности и сложности жизни –  они просто щелкнут кнопкой  «выкл.»  и будут правы.  Люди хотят отдохнуть и увидеть на экране совсем другую, красивую жизнь. Ту, которой они никогда не будут жить сами,  и которая подавляющему большинству населения недоступна. Кинематограф - это все-таки одна большая иллюзия. Не надо лишать людей иллюзий.
        - Ох, Мальвина Игоревна! Под любую фигню можно подвести теоретическую базу. Тут даже Леша не нужен с его философским образованием. Я понимаю, что  для вас деньги не пахнут, но здесь не тот случай. Взрослые, умные люди участвуют в сомнительной халтуре. И все понимают это. И никому это не нравится. Поэтому и накладки происходят. На «Достоевском»  у вас такого не было. Группа работала, как кремлевские куранты. Потому, что материал был интересный. 
    - Шедевров на всех не напасешься. Кажется,  Наполеон говорил: «нельзя каждый день есть одну черную икру. Нужна еще и манная каша». И если все будут снимать одни шедевры, как тогда определить - чей шедевр среди шедевров шедевральнее всего? Никогда над таким вопросом не задумывался?
      - То есть, согласно этой логике, шедевр познается только в сравнении с очередным дерьмом. Я тебя правильно понял?
     - Абсолютно правильно. И с  чего  это ты в очередной раз решил читать мне морали? – удивленно спрашивает она.
    - Весна, настроение хорошее, решил поприкалываться над вами.
    - А ничего, если я тебе сейчас укажу во-он на ту дверь? Как сюда зашел - так отсюда и выйдешь и прикалываться будешь в другом месте. Тем более находится посторонним на площадке категорически запрещено, - делает она вид, что обижается.
    - А! Я попал в самую цель! Гони правду в дверь, она к тебе придет в окно. Правда, она такая! Ее не задушишь, не убьешь. Я тебе,   всегда говорил, о том, что не все бумажки,  на которых нарисован Бенджамен Франклин можно принимать к оплате. От некоторых лучше отказаться. А этот сериал, который вы сейчас делаете, в очередной раз роняет  ваши акции,  и акции  и репутацию Андрея Вадимовича.
     - Ерунда! За репутацию Андрея не волнуйся.  Его и так все знают.
     - Вот именно. Знают лишь с хорошей стороны. Теперь будут знать и с этой. Фамилию в титрах кровью не смоешь.
     - Титры все равно никто не читает. Точнее, не имеют возможности их прочитать. Не зря же каналы титры, хроном 40 сек, в эфире их прокатывают за 5. Чтоб никто прочесть не смог имена создателей подобного позора. Ладно, хватит над нами изгаляться, самим тошно. Ну, что, поедем в Дом Кино? –  таинственно спрашивает она.
     - А Андрей Вадимович? – киваю я на ее мужа.
     - Что ему делать в Доме Кино? Чего он там не видел? - недовольно отвечает она.
     - Поехали. Иначе, для чего я приехал сюда? А он тебя не заругает?
     - Нет. Я свои обязанности честно исполнила. Сейчас  он домой уедет и мы тоже, потихоньку смоемся. Данил на хозяйстве останется. Чай, не маленький, сам разберется. Щас. Я только Лешу казню, чтобы ему  жизнь медом не казалась.  А то Андрей потом меня казнит. Люда! – «Мальвина Игоревна» окликает   директора съемочной группы.
      Люда тут же возникает из  массовки.
       - Где этот подлец  и негодяй Леша?
       - Вот он!
       Лешу мгновенно выталкивают под  очи разгневанного исполнительного  продюсера.
        «Мальвина Игоревна»  осматривает  его с ног до головы и обратно.
        - Ты понимаешь, что ты сволочь, негодяй,   и подлец?
        Леша гордо вскидывает голову  и смотрит на «Мальвину» из-под очков.
        - Карина Игоревна, я не совсем понимаю ваших инсинуаций в мой адрес.
        Группа настораживается. Предстоит очередное представление.
        - Ты понимаешь, что ты  сейчас чуть не стал причиной банкротства  целого федерального телеканала?  Из-за тебя ровно через месяц  во всей стране потухли бы экраны телевизоров! – коварно спрашивает «Мальвина».
        - Почему же так? Извольте объясниться и привести в доказательство своих слов только хорошо проверенные факты, - подозрительно смотрит на нее Леша.
        - Именно по твоей вине половина населения страны осталось бы  без зрелищ. Что непременно отразилось бы на текущем политическом моменте. Именно благодаря нашей продукции половина населения России, проводя время у экранов телевизоров,  не участвуют в политической жизни. А из-за тебя, эти люди немедленно стали бы жертвами коварной политической оппозиции, которая выводит людей на митинги и использует их в своих гнусных политических целях.  Что, в конечном итоге,  может  привести  к смене политического руководства нашей страны.  Я  просто не понимаю, как  ты, философ, не умеешь мыслить глобальными категориями.
          - Такие глубокие причинно-следственные связи я как-то не проводил,  – включается в игру Леша.
          - А надо было! Ты, что   не читал  рассказ Брэдбери, про раздавленную бабочку?  Через месяц в нашей стране к власти мог  бы прийти другой президент!
        - Не факт! – спокойно произносит Леша, - в том же рассказе Брэдбери, есть много неучтенных факторов, так называемый форс-мажор, которые в определенный отрезок времени, в определенный период могли бы послужить толчком для совершенно другого развития событий, таких, как: наводнение, отключение электричества, глобальное потепление и прочее.
        Съемочная группа, открыв рты, и хлопая глазами, внимает  этому скоморошичьему диалогу двух образованных придурков.   
        - Карина  Игоревна… не велите его казнить, велите миловать… -  наконец, заступается за Лешу ассистент по реквизиту Вадик.
        - Велите, велите… - подключается группа, - А то у вас диалог часа на три, не меньше. Мы-то можем остаться и дослушать, но вы нам за переработку смены платить не будете. Лучше мы  пепла насобираем по всем пепельницам. Пусть он голову пеплом посыплет…
        - Да кто же милует за политические диверсии?!  - возмущается «Мальвина», -  Это вам что,  кошелек из кармана украсть?  По уголовному кодексу 1926 года   за вредительство в особо крупных размерах, тебя  приговорили бы    к десяти годам лагерей без права переписки в Фейсбуке.  Да еще и конфисковали бы имущество, то бишь,  планшет и мобильный телефон. Но я не Особое совещание. Я поступлю с тобой более гуманно.   Последующие две недели проведешь на каторжных работах, в бухгалтерии.  Поможешь Ларисе разгребать бухгалтерские документы, а то Таня заболела…
         Группа радостно хихикает.
         - Карина  Игоревна, я признаю свою ошибку, и впредь  обязуюсь приковать себя цепями к  плейбеку, как Прометей к скале. А так же  перечитать Канта, Ницше и Маркса. И впредь все свои поступки рассматривать только с точки зрения марскистско-ленинской философии, - не остается в долгу  Леша.
         - Лучше перечитай Уголовный кодекс и собрание сочинений Ленина, - подводит  итог «Мальвина Игоревна».
         Леша  почтительно кланяется  и  скрывается  за колонной  ресторана вместе с водителем Игорем.
         Группа громко аплодирует.
         Андрей Вадимович скептически  наблюдает за всей этой сценой.
         Для него это, видимо,  очередная «палата №6»…
         «Мальвина Игоревна»  поворачивается  к Люде.
       - Что у нас завтра? – деловито спрашивает она.
       - Завтра у группы «отсыпной», - докладывает  Люда, - а нам с вами  и Ларисой надо будет порешать кое-какие финансовые вопросы. Андрей, в ближайшую неделю денег нет, и не предвидится. Канал за рекламу еще деньги не получил. Когда будет следующий транш, даже они не знают.
        - Плохо,  - огорчается Андрей Вадимович, -  Ну, ладно, нам к нищете не привыкать. Будем в долг работать. Так, ладно, я поехал. Где Антон?
        - Вон, - кивает  Люда, -  Антон!
        - Так, господа. Я уезжаю, - устало говорит группе Андрей Вадимович, -   А вы, будете работать, как рабы на каменоломнях, отрабатывая  полученные мной государственные деньги!   Стриптиз на столах,  по случаю моего отъезда, не танцевать, посуду не бить, в занавески не сморкаться!  Карина, Данил, голландцев из запасников ГМИИ, попрошу  тайком  на задний план не выставлять! Сарапольский не слепой, и к вашему сведению даже закончил искусствоведческий факультет МГУ.  Для особо непонятливых это означает, что  Брейгеля от «девушки с лебедями» он отличает с первого взгляда. И поэтому, при монтаже все-равно все отправится в корзину. Данил, собственной  недрогнувшей  рукой резать будешь!
         Данил огорченно кивает. Все-таки лавры Тарковского никак не дают ему покоя.
        Как только Андрей Вадимович и Антон скрываются за дверью, «Мальвина Игоревна» заговорщицки  оглядывается на меня.
        - Андрей Витальевич, за мной! С вещами на выход!

        В Доме Кино ни на какую премьеру, мы  с «Мальвиной Игоревной», конечно, не попали.
        Какая может быть премьера, если путь в зрительный зал пролегает мимо  буфета, а в буфете еще не кончилась  водка.
      Мы так и сели с ней в буфете, взяв бутылку водки, свежие огурцы с помидорами,  кучку «столичного» салата  и селедку с картошкой.
      Потом к нам присоединились  актеры Витя Раков  и Сережа  Ворошилов, которые сразу сообразили, что премьеру можно посмотреть и в другой раз, а хорошая компания  собирается не каждый день.  Витя с Сережей  тоже раскошелились на бутылку водки и такую же закуску, плюс пирожки с мясом. А чуть позже я позвал за стол и актрису Анжелину Карелину.
      «Анжелина - Каролина», как я ее называю, красивая девчонка, натуральная блондинка, но не смотря на это -  умненькая,   и на язык острая. Редкое сочетание. Встретить блондинку, да еще актрису, да еще с какими-то зачатками ума – все равно, что  увидеть  шестерку вороных, запряженных в карету   на Кремлевской набережной.  Подавляющее большинство  нынешних актрис  избытками ума не страдают, и даже не знают, кто написал «Полонез» Огинского(!)  и куда впадает река Волга(?).
      Я познакомился с ней на «Мосфильме», когда сидел в офисе кинокомпании, все куда-то разбежались, «Мальвина» тоже вышла, и я остался один на «хозяйстве».
      В офисы кинокомпаний, которые базируются на том же «Мосфильме» постоянно заглядывают актеры, приносящие кинокомпаниям свои резюме и фотки, в надежде, что продюсер или режиссер увидев их, тут же  сделает  им предложение о съемках в главной роли. Ну, на худой конец, в эпизоде.  Ну, фиг с ним, в массовке… Все эти актерские фотографии у той же «Мальвины»  свалены в кучу  в огромный картонный ящик из-под биотуалета. С умыслом это было сделано, или просто другого картонного ящика не было под рукой- история умалчивает. Однако, символично, потому что  из этого ящика никогда ничего не извлекается.  И никого из этого ящика они еще не пригласили на съемки.
       Вообще, за все это время я уже понял, что актеров  приглашают в фильм,  руководствуясь, отнюдь, не соображениями их  безумного таланта. Первый вопрос, который  всегда рассматривает продюсер и режиссер- сколько стоит  съемочный день у этого актера.  То есть, цена вопроса. А второе – насколько у этого актера хорошая репутация. Склочный он, или нет, не сорвет ли график съемок, не уйдет ли в запой, не откажется ли  сниматься тогда, когда добрая половина фильма уже отснята, ну и так далее.
      Заглянула в нашу дверь и Анжелина, питерская актриса, 22 лет от роду. Принесла свои фотографии и резюме. Меня она приняла за руководство кинокомпании и я не стал ее разубеждать.  Тем более, сама «Мальвина» меня об этом предупредила. Ни в коем случае, никому на том же «Мосфильме»   не говорить, что я журналист. Актеры с прессой общаются или через своих агентов, но это те, кто побогаче, и могут себе позволить иметь такого агента. Все остальные - только с позволения продюсеров. А если руководство «Мосфильма» прознает, что по территории киноконцерна шастает какой-то журналист без согласования с ними, то последствия могут быть весьма печальными.  Так что, Анжелина считает меня главным помощником продюсера. Я ей так представился. Мы обменялись с ней  телефонами и стали периодически созваниваться, когда она приезжала в Москву. Правда, безо всяких далеко идущих намерений, просто поболтать.
      Я тут же высокомерно перешел с ней  на «ты», а она со мной,   продолжала уважительно  разговаривать на «вы». Ну, еще бы! Я ведь лицо,  приближенное к императору. То есть, к генеральному продюсеру, Андрею Вадимовичу.
      Сегодня, увидев нашу компанию в буфете, она почтительно поздоровалась, и стала вязать круги вокруг нас, в надежде, что на нее обратят внимание. Я  понял ее трюки, и позвал  за наш стол.  Анжелина применила все свое актерское и женское обаяние, пытаясь заинтересовать    «Мальвину Игоревну».
      «Мальвина Игоревна»  после двухсот граммов выпитой водки,  конечно,  пожалела ее,  и пообещала снять ее в новом сериале в главной роли…
       Ну, а что мог я пообещать? Разумеется, сидел,  поддакивал…

    
    В два часа ночи,  темно-синий «Вольво С-40», принадлежащий водителю Жене, у которого кинокомпания арендует этот автомобиль,  стоит у путепровода на полупустом МКАДе.
    Водитель Женя терпеливо дремлет в машине, а  мы курим на обочине,  и пьем пиво из банок.
    - Ну, что? Отдохнула, Мальвина Игоревна? Поразвлекалась?   Отправила  Лешу на галеры, провела политзанятия с группой, напилась в Доме Кино, как сапожник,  наобещала с три короба бедной Анжелине  - Каролине,  ну и прокатилась по МКАДу.  Дальнейшие твои действия. Где еще сейчас покуролесим?
     - Подумать надо. Не так все просто…
     «Мальвина Игоревна»  отхлебывает  еще пива.
    Достает  из кармана сигаретную пачку.
    - Курево кончились! У тебя есть?
    - У меня уже давно кончилось. Я твои цигарки курил.
    - Так, а Женя не курит… Ладно, сейчас стрельнем у кого-нибудь.
    - У кого?! Здесь никого нет!
    Но «Мальвина»  уже выходит  на проезжую часть и поднимает руку.
    Забавно наблюдать за ней, когда она «приняла» больше положенного.
    Как и всех пьяных баб ее тянет на подвиги.
    Но тут подвиги особенные, с учетом ее интеллектуального уровня.
    Удивительно, но тут же рядом  с ней стала затормаживать огромная  двадцатитонная фура.
    Я с интересом наблюдаю за этой сценой.
    «Мальвина Игоревна»   бежит  за фурой, и, приоткрыв переднюю дверцу и, полюбезничав с водителем, возвращается  с почти полной пачкой сигарет.
    - Есть еще благородные люди на российских дорогах, - гордо говорит она, -  Правда, это «Прима». Куришь «Приму»?
    - Я- то ко всему привычный, а вот ты?
    «Мальвина Игоревна» тут же обижается.
    - А  что я? Я,  по-твоему, принцесса на горошине с университетским образованием? И умею только Лешу расстреливать из гранотомета, и государственные деньги транжирить?  Я и самогон пью, и «Приму» курю. И фуру на ходу остановлю, и горящую избу потушу, правда, если под рукой окажется огнетушитель.  И  двигатель у автомобиля «Ока» я  могу перебрать. И даже автомат Калашникова я могу за 22 секунды разобрать! В жизни все нужно уметь!
    - Молодец! – хвалю я ее, -  У тебя много талантов. Талантливый человек –он талантлив во всем, даже в разборке автомата Калашникова. Он не принял нас за сумасшедших, или  припозднившихся  бомжей?
    - Нет, я ему сказала, что у нас сломалась машина, и мы ждем эвакуатор. Только  сигареты кончились.
     «Мальвина Игоревна» важно  закуривает «Приму», и тут же заходится в кашле.
    -  Не Вирджиния, конечно, и даже не Кавендиш.  Смесь веника с опилками мебельного производства.
    - Ну, так… Тебе же халява дороже… Сдохнешь от кашля, но на пачке сигарет сэкономишь.
    - Копейка рубль бережет, - не остается  она в долгу.
    Она тоскливо смотрит на меня.
     - Хорошо, что мы напились с тобой. Надо же когда-нибудь расслабиться. Если бы ты знал, как меня все это заколебало. Все  эти слезоточивые «мувики».
     - А что, руководство канала, действительно, не понимает, что это «халтура»?
     - Руководство канала все прекрасно понимает. Там работают люди образованные, не хуже нас с тобой. И всю эту фигню, которую они заказывают у кинокомпаний, они сами никогда не смотрят. Просто – это  формат канала, да и эфир забивать чем-то же надо и государственные деньги выделенные на производство осваивать. А то потом не дадут.
     - Но раньше же, насколько я помню, не было никаких форматов. Каналы показывали хорошие фильмы,  шедевры мировой классики и даже соревновались между собой за зрителя. Я даже помню, когда одновременно по двум каналам шли два шедевра, и дома нужно было держать два телевизора, потому, что я сам  иногда не мог выбрать – что смотреть. Помнишь?
      - Я-то помню. Только ты не знаешь, что все это соревнование  привело к самой настоящей войне между руководствами каналов. Помнишь убийство Кленова? А Лавыгина? А Тарасова? Уголовные дела по этим убийствам, как бы не раскрыты, но все знающие люди знают, что эти руководители каналов полегли в борьбе за конкуренцию. И эта война, где уже пролилась кровь, а точнее, борьба за влияние на зрителя,  следовательно,  и за государственный бюджет, который государство выделяло на производство и закупки,  продолжалась бы еще бесконечно долго. Пока на самом верху и самими учредителями каналов, наконец, не было принято решение переделить между каналами медиа-пространство, то есть сферы влияния в борьбе за зрителя. С тех пор у каждого канала свой формат. У «зеленого» канала - боевики, у «желтого» - детективы, у нас вот – мелодрамы.
      Я молчу, переваривая информацию. Потом, задаю ей очередной вопрос.
      - А почему сам Андрей Вадимович не хочет снять что-то более приличное, чем эти тошнотворные сериалы?
      Она резко поворачивается ко мне.
       - Он уже снимал.  Пересмотри нашу фильмографию. И где эти фильмы теперь? Лежат у нас на полке, в виде кассет «Betacam SP». Получили кучи призов на разных фестивалях, даже класса «А». Тот же Евгений Иванович с «Достоевским»  взял Гран- при в Мюнхене. Но вот прокатчики все эти фильмы дружно проигнорировали. Ни один федеральный канал их не купил. А канал «Культура» купил их на один показ-один повтор. Это - «некасса».  Все.  Андрею, как продюсеру, это больше  не нужно. А  тошнотворные сериалы – это 100% заказ телеканала.  Они кормят и группу и актеров. Ну и нас, разумеется.  Да и  я тебе уже говорила,  после «Убийцы» Бори Аратова, мы все влезли в неимоверные долги,  и  до сих пор их отдаем, или не отдаем. Как получится. Андрей даже на Егора, своего сына от первого брака оформил кредит. Хотя Егор не сотрудник нашей компании и работает на телеканале.  Мы ему, конечно,  даем на это деньги.  Но два раза он оплачивал папин долг, то есть, очередной транш,  из своей зарплаты.  А теперь Андрей категорически прекратил снимать все это «авторское кино». Мы еще от «Убийцы» и «Достоевского»  долги не раздали.
        - А ты сама?
        - Что - я сама?
        - Ты, сама, не хочешь снять фильм, как генеральный продюсер?
        Она молчит, дымит сигаретой «Прима».  Конечно, хочет. Я-то давно знаю, что она это хочет.
        - У меня нет   хорошего материала,  - наконец говорит она, -  Я же тебе показывала, какие сценарии приходят нам на почту. Жуть, муть и мрак… Такое впечатление, словно сценаристы прочитали в своей жизни всего одну книжку, и та называлась «Букварь». Или просто ленятся думать. Ну, материал, допустим, найти можно. Тот же Юрий Николаевич Карабов нам хоть кучу сценариев напишет. Но главное - где взять на это деньги?
         - Извечный русский вопрос – что делать и где взять денег? – шучу я.
         - Ну ты же знаешь наш рекламный слоган. Он прибит у нас над дверью,  - горестно кивает она, -
                Умом ПМ(ПМ- полнометражный фильм. Сленг кинематографистов. Сноска в конце страницы)ы не понять,
                Метраж аршином не измерить,
                ПМы все нельзя отснять.
                В их запуск можно только верить.
         - Можно было написать и проще – «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Слушай,  - решаюсь  я, наконец, - я тут все-таки сценарий написал. Похоже, то самое «авторское кино».  И, кажется, не очень дорогое. Посмотри, а, я думаю, тебе понравится. И, может, и Андрею Вадимовичу покажешь?
         - А ты, что, еще и сценарии пишешь? – удивленно смотрит она на меня.
         - Я много чего пишу.  И сценарии в том числе. Правда, все недописанное в столе, то есть, пардон, в ноутбуке.  Это раньше писали «в стол». А сейчас пишут «в ноутбук».
          Я достаю из сумки папку с листами.
          - Прочтешь? Я  уже его распечатал.
          - Прочту, - берет она папку в руки, - Инженер, журналист, сценарист… Надо же, какое разнообразие интересов.
            - Хватит выпендриваться. Сама не лучше, - замечаю я, - Историк, юрист, в результате исполнительный продюсер на «побегушках» у своего мужа. Ну, что, поехали? А то, неудобно, Женю держим.
            - Поехали, - вздыхает она.
   
 
                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.
                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 12 февраля. УТРО.

          В кабинете у Кости собрались оперативники  и еще один следователь – стажер, молоденький паренек  в очках, и с испуганными глазами,   Игорь.
        - Акт вскрытия, - Дима положил Косте на стол бумаги в файле. –  Содержание алкоголя в крови 2,5 промиле.  Он еще и в состоянии алкогольного опьянения за руль садился. Смерть наступила предположительно от 3.00 до 3.30. По показаниям видеокамеры, установленной перед подъездом,   выстрел был произведен в 3.12.  В 4.15 он был обнаружен дворниками. Заключение судмедэкспертов.  Огнестрельное   слепое ранение грудной клетки, несовместимое с жизнью.  Пуля попала в подмышечную часть тела,  в область сердца, смерть была мгновенной.  Судя по раневому каналу, он на какое-то мгновение повернулся к стрелявшему.
            Костя перелистал еще листы.
            - А это результаты баллистической экспертизы.  Пуля – калибр 7,62 мм.  Подходит к   пистолету марки «ТТ». Выстрел  был произведен с неблизкого  расстояния. На одежде нет следов пороховых газов, следов смазки и т.д.  На вопрос о прицельной дальности выстрела, баллисты, дали заключение, что выстрел был произведен с расстояния,   не менее 20 метров. Вот траектория  полета пули. Стреляли,  приблизительно, вот с этого места.
        Все собравшиеся некоторое время  рассматривали документы и фотографии.
        - Где  находилась его машина?  - спросил Костя.
        - Около дома. Эксперты  ее отработали. Ничего существенного.
        - Откуда он мог приехать в три часа ночи?
        - Откуда угодно, - ответил Дима. -  Завтра МТС нам распечатки  и антенны его номера предоставит. Будем смотреть под какой антенной он находился, и откуда приехал.
        - Ты отрабатываешь версию заказное убийство? – спросил Олег.
        - Ну, естественно.  Это в первую очередь, - ответил Костя, рассматривая документы.
        Дима с Олегом хмыкнули.
        - Ну, что ж, тогда будем делать первые выводы, -  сказал Дима. – Первое. Ни один профессиональный наемный убийца не выберет для стрельбы такую неподходящую позицию.  Выстрел был произведен  откуда-то из-за угла дома. Что не гарантирует стопроцентное попадание, а тем более в жизненно-важные органы.  Второе. Ни один профессионал не выберет для выполнения заказа такое  неподходящее оружие.  Из «ТТ» бандюки в 90-х  друг друга мочили, но сейчас это уже анахронизм.  Сейчас ни один уважающий себя профессионал «ТТху» в руки не возьмет.  И третье. Ни один профессионал не выберет  для убийства  такое неподходящее время. На моей памяти «заказуху» никогда не исполняли в три часа ночи.
          - Я тоже не припомню такого, - пожал плечами Олег. – Обычное время исполнения заказных убийств – это утро и вечер.  Три часа ночи – не «киллерское» время. Это, что-то новенькое в криминальной практике.
          - Профессионал, обязательно постарается  сделать  контрольный выстрел, - сказал Дима. -   И уж тем более сбросит оружие. А оружие,  не нашли. Все прилегающие улицы обыскали, весь снег, все мусорные контейнеры перелопатили.  Что же,  стрелявший  унес  его с собой, рискуя нарваться на наряд ППС в три часа ночи?
        - Но и гильзу не нашли, - ответил Костя. -  Участковый в тот же день с курсантами по всей улице с миноискателем прошлись. Значит, он гильзу подобрал.
        - Это говорит, только о том, что он не «профи». Пулю оставил нам,  в теле потерпевшего, а гильзу выковыривал из-под снега, тратя на это время, - скептически сказал Олег.
        - Далее вопрос, - продолжил Дима. – На чем он приехал? Поставить машину поблизости от места совершения преступления, он не мог. Улица достаточно узкая, и вся заставлена машинами жильцов трех близлежащих домов. Значит, машину он мог оставить только на Ореховой улице. Или машина могла ждать его только там.
        Костя посмотрел в документы.
        - По направлению к Ореховой улице еще четыре жилых дома. Их жильцов не опрашивали.
        - Придется, - вздохнул Олег. – Может, кто-то в три часа ночи случайно поглядел в окошко, и что-то видел. Пленки, изъятые из камер наблюдения, так же  не проливают  свет на это дело. Видеокамера, над подъездом дома, где проживал Ковалев, зафиксировала, только время и момент его гибели. В Проточном переулке, видеокамеры расположены только на въезде и выезде. Сейчас проверяем все автотранспортные средства, которые  9 и 10 февраля въезжали и выезжали из переулка на улицу Ореховую. Но это займет дня два, три, если не больше.  Машин очень много. Переулок сквозной, и через него автомобилисты, те, кто знает этот район, объезжают пробки на Ореховой.
        - Когда патруль ППС проезжал по этой улице? – спросил Дима. – Их рапорта есть в деле?
        Костя пролистал несколько страниц.
        - Да, вот их рапорта. В Проточном переулке они были в 1.30 и в 1.45 выехали на Ореховую улицу. За время патрулирования ничего подозрительного не заметили. Следующий рейс по Проточному переулку они сделали в  3.45.
        - В 3.12 Ковалев уже лежал около подъезда, - сказал Олег.
        - Но они его видеть не могли, - возразил Дима. -  С проезжей части Проточного переулка подъезд  его дома не видно.  Там кусты на клумбе  заслоняют видимость.  А сейчас еще и сугробы навалены. А в 4.15 дворники уже позвонили участковому. Тот тут же связался с нарядом ППС.  И они подъехали туда уже в 5.25.
         - То есть если подозреваемый пришел на место преступления пешком, он так же пешком и мог уйти. Вопрос в том, куда он ушел? На Ореховую улицу или  через дворы, в сторону Шереметьевской улицы?  - спросил Олег.
         - Нужно еще раз ехать на место и  вместе с криминалистом все  смотреть на месте, - сказал Дима. – Далее, еще один вопрос.  Сколько стоит убийство журналиста ранга Ковалева? Он не популярный, не скандальный, не очень известный.
         - Тысяч пять  долларов, не больше, - сказал Олег.
         - Согласен, - кивнул Костя.
         - И кто его мог «заказать» за пять тысяч? Кому он мог перейти дорогу, что бы кто-то пошел на такие крайние меры?
         - Я уже допросил его редактора, - сказал Костя. – Он категорически отрицает версию  по мотивам  профессиональной деятельности.
         - Я ее тоже отрицаю, - кивнул Дима. – Обыкновенный журналист. Никаких громких разоблачений, никакой политики…
        - А если просто нужен был общественный резонанс? – спросил Костя.
        - О! Тогда этот вопрос  не к нам, - пожал плечами Дима. – Это в аналитический отдел. Мы занимаемся конкретными  преступлениями, а  причинно- следственные связи  это по их части.
        - Странички его в соцсетях смотрели? – спросил Костя.
        - Пока не успели, - ответил Дима.
        Костя посмотрел на стажера в очках.
         - Тогда, Игорек этим займется. Займешься Игорь Александрович?
         - Как скажете, Константин Сергеевич, - скромно прошептал стажер и покраснел.
         - По характеру пулевого  ранения, по характеру выстрела, у  меня сложилось  впечатление, словно его или попугать хотели, или хотели выстрелить в голову, но промахнулись, - сказал Костя.         
       - И в том, и в другом случае – работал не профессионал. Либо любитель, либо женщина, либо из хулиганских побуждений,   - сказал Дима, – По экспертизе пули  уже есть что-то?
         - Есть, - ответил Костя, -  По  региональной пулегильзотеке  не проходит. Не удивлюсь, если у  этого «ТТ»  даже заводского номера нет.
         - Понятно, - кивнул Дима,  -  Значит, похищенное, с предприятия. Собранное  в  домашних условиях, на коленке.  Если оно не проявит себя еще раз, значит, очередной «висяк» у нас будет.
         - Значит, будет… - вздохнул Костя.

                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.
                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 13 февраля. ДЕНЬ.

         В 14.00. перед Костей сидел  мужчина, лет  сорока,  в серой водолазке и джинсах.
         Приятель потерпевшего журналиста – Володя Рыбин.
         - Владимир Семенович, - сказал Костя. – В каких отношениях вы состояли с потерпевшим Ковалевым Андреем Витальевичем?
         - Почему потерпевшим? – удивился Рыбин. – Его же убили.
         - В процессуальных документах так не пишут – убитый. Потерпевший.
         - Да? –  искренне поразился  Рыбин. – А я всегда думал,  что потерпевший этот тот, у кого карман порезали или кошелек украли.
         - И они тоже потерпевшие, - кивнул Костя. – Ну, так, я вам задал вопрос.
         - В каких отношениях… В нормальных. Близкими друзьями не были. Были очень хорошими приятелями. 
         - Как вы думаете,  его  убийство связано с его профессиональной деятельностью?
         Рыбин встрепенулся.
         - Ну, а как же? Мы все под прицелом ходим.
         - То есть, - насторожился Костя.
         - Журналист – профессия опасная. Мало ли кому ты не угодил своими материалами. Мало ли кто как среагировал на это. Не всем  нравится, когда «режут правду в матку». Скольких журналистов уже  за это убили, разве вы не в курсе? Вы, что телевизор не смотрите?
         - Мы уголовные дела смотрим, вместо телевизора,  - сказал Костя. – По статистике, журналистов убивают не чаще, чем инженеров или врачей.
         - Разве можно сравнивать эти профессии! – возмутился Рыбин. – Журналистика очень опасная сфера деятельности.  Мы ходим по лезвию бритвы, по острию ножа. Знаете, сколько угроз мы постоянно получаем в свой адрес? Кругом одна мафия…
         - Конечно, конечно,  - тут же согласился Костя, не представляя какие угрозы могут получать корреспонденты отдела культуры, – В таком случае,  кто, по-вашему,  мог быть заказчиком убийства Ковалева?
         Увидев, как,  у Рыбина  мгновенно  заблестели глаза, Костя  предусмотрительно навел курсор мыши на  значок «печать».
          - А из какого оружия его убили?  Карабин с оптическим прицелом? Иностранного производства? И стреляли с высотного здания?  – хищно  спросил Рыбин.
          Костя тут же положил перед ним лист бумаги, выползший из принтера.
          - Ознакомьтесь и подпишите.
          Рыбин быстро пробежал глазами текст и разочарованно взглянул на Костю.
          - Константин Сергеевич, а без этой бумаги никак нельзя? Я же и так никому ничего не скажу.
          - Не уверен, - Костя иронично смотрел на Рыбина.
          - Клянусь! Хотите, на Конституции поклянусь? - Рыбин прижал руки к груди.
          - Клясться не надо. На Конституции, тем более.  Подписывайте, что вы  предупреждены об уголовной ответственности за разглашение данных предварительного следствия.
          Но Рыбина интересовало совсем другое.
          - А вы из нашей редакции всех будете допрашивать?
          - Всех.
          - И они тоже дадут такую подписку?
          - Обязательно.
          - А зачем это нужно?
          - Затем, что бы мы побыстрее нашли убийцу Ковалева.
          Рыбин помолчал в недоумении.
          - А нам вы ничего не скажете?
          Костя так же иронично смотрел на журналиста.
          - Всю эксклюзивную информацию я уже обещал вашему  главному редактору.
          - Вот так всегда, - обиделся Рыбин. – Зачем этому старому пню эксклюзив? Он и писать-то уже давно разучился.  А если еще с федеральных телеканалов к вам приедут, вы им первым все скажете.  Константин Сергеевич, а может,  мы с вами как-то договоримся? Я ведь все-таки был другом Андрея.
          - Вы же только что сказали, что вы близкими друзьями никогда не были.
          - Ну, не совсем близкими, но хорошими друзьями были. Очень хорошими,  - тут же приукрасил действительность  журналист.
          - Подписывайте, - кивнул ему Костя.
          Рыбин вздохнул и достал из кармана куртки ручку «Паркер».
          Костя спрятал подписанный Рыбиным документ в папку.
          - Вот теперь рассказывайте. Только ничего не приукрашивайте, и не сочиняйте, что Ковалева убили мафиози из мусорного бизнеса, которым, он перешел дорогу. А   киллер стрелял с высотного здания,  из винтовки с оптическим прицелом иностранного производства. Иначе я вас привлеку к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Вы только что расписались, как свидетель в другом  документе.
          Рыбин непонимающе посмотрел на Костю.
          - А что  же тогда рассказывать?
          Но Костя уже понял, что такому «свидетелю»  надо ставить конкретные вопросы.
          - Как зовут  женщину,  с которой Ковалев жил в гражданском браке?
          - Ее зовут Наталья, - недоуменно сказал Рыбин, не ожидавший такого прозаического вопроса.  -  Но она ему не жена.  И он не жил с ней в гражданском браке. Она ему любовница.   Она раньше работала у нас секретарем, а потом ушла в какую-то фирму. Андрей с ней периодически встречался, насколько я знаю.  Она не замужем.  Живет одна. У нее  два взрослых сына.  Они живут отдельно.
          - Как фамилия Натальи?
          - Лаврентьева Наталья Алексеевна.  У Андрея должен быть ее номер телефона в его мобильнике.
          Костя подал Рыбину мобильный телефон Ковалева.
          - Посмотрите сами, кого вы еще знаете из людей, чьи номера телефонов записаны в его записной книжке?
          Рыбин пощелкал кнопками.
          - Так… Вот Наталья… Это Глеб, с телевидения, я его знаю… А, вот это Карина Грановская, исполнительный продюсер кинокомпании «Вера-фильм», я ее тоже знаю… Это тоже его близкая подруга. Все. Больше никого не знаю.
          - Как давно Ковалев  был  знаком с Грановской?
          - Года два.
         -  Чем она занимается?
         - Кино снимают, - пожал плечами свидетель, -   Она исполнительный  продюсер.  А ее муж – Андрей Вадимович Грановский -  генеральный продюсер, генеральный директор и режиссер. У них своя кинокомпания – «Вера-фильм» называется.  Не слышали о такой?
         - Что-то слышал. Как Ковалев  познакомился с Грановской?
         - Некоторым образом через меня. Я делал материал об актере Владике Синицине, и свалился с ревматизмом. А материал горел. Он уже был заявлен в следующий номер. Я попросил Андрея сделать за меня этот материал. Он  согласился. Интервью с Владиком у меня было, оставалось сделать еще интервью с Грановским, у которого Владик снимался и продолжает сниматься.  Вот. Андрей  созвонился с Кариной, поехал к ним в офис.   Материал он сделал. Материал вышел и под его и под моим именем. А потом, я как-то видел их с Кариной вместе на «Мосфильме»,  там есть такой ресторанчик,  «Софит»  называется.  Они там сидели.  Потом, пару раз в Доме Кино они вместе были, без мужа Карины.  Потом, тот же Владик Синицын мне как-то сказал, что Андрей регулярно бывает  у них на съемках, и в офисе. Потом у него стали появляться дорогие вещи, которые он сам купить бы себе не смог.
          - Какие именно дорогие вещи? Например…
           - Например, дорогие часы, сигареты, ноутбук…
           - Какие часы?
           Рыбин назвал марку часов.
        Костя посмотрел страницу уголовного дела, опись одежды потерпевшего.
        Часы были те самые.
         - Он вам  сказал, что эти часы ему подарила Карина Грановская?
         - Нет, что вы. Он никогда об этом не говорил.  Андрей в отношении женщин был не трепач. Я сам догадался. Такие часы ему не по карману. И про  сигареты тоже. Он частенько курил настоящее американское «Мальборо», и меня угощал.    Про сигареты я его как-то спросил: «откуда?». Он усмехнулся, и сказал: «места знать надо».
         - А почему вы решили, что подарки именно  Грановской?
         - Ну, вобще-то, других источников дохода у Андрея не было.  Такие подарки ему могла делать только Карина.
         - За что? Он состоял с ней в интимных отношениях?
         - Этого я не знаю, право…  Не могу точно ответить на ваш вопрос. Но в других периодических изданиях появлялись его материалы об их кинокомпании. Так, что это могла быть просто плата за сотрудничество, за пиар.
         - Какие у Ковалева были отношения с алкоголем? Он много пил?
         - Пил, почти каждый день, после работы, банку или две пива. Иногда мог и здорово  напиться, а мог и  вообще не пить.  В общем, по настроению.
         - Кому Ковалев должен был деньги?
         - Смотря какие. У меня он постоянно «стрелял» по сто-двести рублей. Когда отдавал, а когда и забывал. Бывало, что и я у него «стрелял»  те же сто-двести рублей, до зарплаты.
         - Я спрашиваю не про сто-двести рублей. Кому он должен был крупную сумму денег?
         - Не знаю… Может, быть,  той же Карине?..

                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ.
                МАРТ 2010 года. ДЕНЬ.
   

       Никак не могу понять нравлюсь я ему, или он просто пытается меня использовать в каких-то  своих гнусных целях.
       Во-первых, все время просит деньги. Правда, по мелочам.
       Как бы в долг. Хотя, понятно какой может быть долг. С чего он будет отдавать долги? Со своей куцей зарплаты журналиста?
       Пришлось купить ему часы, ноутбук, не считая всяких мелочей.
       Но чтобы не ставить его совсем в неловкое положение пришлось обставить  эти подарки, как оплату за рекламные услуги.
         А главное, убедить своего мужа, что нам нужна рекламная кампания и проводить ее будет мой дружок журналист.
       Хотя, для связей с общественностью у нас есть Леша.  «Мальчик на побегушках» и «прислуга за все».  У Леши два высших образования -  философский факультет МГУ и режиссерский факультет ВГИКа.  Во ВГИК он поступил благодаря моему мужу Андрею, который задолжал Лешиной маме, хозяйке строительной фирмы,  кучу денег. И половину отработал тем, что повалялся в ногах у своего друга, режиссера Владимира Совиненко, который набирал мастерскую во ВГИКе, чтобы тот взял Лешу  себе в обучение. Лешино обучение (как известно, второе высшее образование у нас в стране платное) на радостях оплатила сама Лешина мама,  но почему-то  списала Андрею часть долга. Потому, что всю жизнь мечтала видеть своего сына режиссером, а не философом. Хотя, надо признать, что Леша еще не самый худший вариант «человека с дипломом режиссера». Бывает  и хуже.  Сейчас Леша, окончив ВГИК, работает у нас в кинокомпании  и даже на одном проекте выполнял обязанности второго режиссера, исключительно для того, чтобы потрафить его маме-кредитору. И теперь все строители в Москве уже знают, что ее сын «снимает кино».  Но Лешино философское прошлое периодически дает о себе знать. Как настоящий философ, он всегда задумчив и рассеян до крайности, видимо решает в уме какие-то глобальные проблемы человечества, и ему не до мелких бытовых тонкостей. Когда он был вторым режиссером,  он однажды забыл отправить актерам вызывные листы. И вся группа целую смену сидела на пустой площадке,  ругала Лешу последними  матерными словами и делала ставки -  кто из актеров приедет сегодня на площадку, а кто нет. Потому, что кто из актеров  знал, о том, что в этот день у нас в этом месте съемки – никто не знал, даже Андрей и я,  а сам Леша не помнил, кому он отправлял вызывные листы, а кому нет. Приехал только один актер, который так же стал ругать Лешу матерными словами, поскольку, не приехал его партнер. Ну, или как вчера, например, забыл плейбек на диване, в офисе. А камера без плейбека- это пустое место, реквизит, не более того.   Просто удивительно, как он еще на работу приходит в наш офис, а не к соседям, которые торгуют фейерверками?
           Тем не менее, Леша худо-бедно выполняет свои обязанности «специалиста по связям с общественностью».  И во втором таком «специалисте» нужды у нас не было. Но как мне еще было удержать этого негодяя около себя?..
          Не знаю, какой он журналист, читала всего одну его статейку в этой желтой газетенке, где он сейчас работает. Но образование его  - точно для журналиста!  Московский автодорожный институт! Конечно, где же еще журналистов готовят, как не в МАДИ! Хорошо,  что его с таким дипломом хоть  в эту паршивую газетенку  взяли.
         Недавно похвастался, что может сделать о нас материал для радио «Кукареку».
         Я уже промолчала, что с  гендиректором этого радио, Славкой Кирилловым, мы в Университете вместе учились. Один звонок Славке – и радио «Кукареку» целый день про нашу кинокомпанию кукарекать  будет.
           Вместо этого, пришлось сделать радостную физиономию.
           «Конечно, Андрей, мы всегда мечтали, что бы о нашей кинокомпании еще и радио «Кукареку» заговорило. Сколько ты за это хочешь?»
           «Триста  долларов девочке-редактору, с  которой я договорился, ну а мне сколько дашь».
            Триста  долларов какой-то соплячке! Не отдаст ведь. Переспит с ней, ну в ресторан сводит.  Шашлыками по-карски и солянкой ее там явно кормить не будет, жмот страшный, кофе с мороженым ей там возьмет и  это все за мои деньги…
            «Хорошо, вот тебе четыреста  долларов, с условием, что ты купишь себе новые джинсы. Или ты на радио «Кукареку» в этих рваных штанах собираешься идти?».
            Джинсы он себе так и не купил. Через два дня приперся с новым гаджетом.
            «Когда материал в эфир выйдет?»
            «Как карта ляжет. На этой неделе точно».
            Ни на этой неделе, ни на той радио «Кукареку» о нас даже не кукарекнуло.
            Чтобы не ставить в неловкое положение этого гаденыша, пришлось звонить Славке.
            «А! Так это про твою кинокомпанию? А чего через какого-то засланного казачка материал передаешь? Сама позвонить не можешь?   Щас редактору скажу, отредактируем там кое-что, и поставим в эфир!»
            Теперь написал сценарий… И что мне  прикажете делать с этим его сценарием?
            Который и не сценарий вовсе, а повесть. Ну, да ладно, несущественно. Не он первый, не он последний считает, что пишет сценарий. На самом деле половина непрофессиональных сценаристов пишут литературные произведения – повести, романы и проч., искренне считая, что написали сценарий.  Но драматургия – это не литература. У нее свои законы.  И прежде всего она всегда загнана в рамки определенного жанра. В этом и заключается ее сложность. Именно поэтому ее законам и обучают в профессиональных учебных заведениях.  Именно поэтому не каждый писатель может быть сценаристом и не каждый сценарист сумеет написать ту же повесть или роман. А хорошую литературу вообще сложно визуализировать. Потери при этом – всегда неизбежны. Именно поэтому подавляющее большинство зрителей,  посмотрев ту или иную экранизацию популярного романа,  воротят носы - «ерунда какая-то, книга в сто раз лучше!». Да, милые, это и есть кинематограф, у которого свой язык. Впрочем… ближе к теме. Что мне делать с его повестью-сценарием?
        Да, история у него интересная. Жанр?  Ну, с большой натяжкой, можно обозначить его, как -  психологическая драма с элементами мистики. И сам сюжет неординарный, и материал  оригинальный. Не каждый профессиональный сценарист до такого додумается.  Такой фильм  мог  бы «выстрелить».
          Ему бы, конечно, книги писать, а не сценарии. То, чем он сейчас занимается в своей газетке -  это рутина.  Это штампы, автоматизм. А этот негодяй  - человек  нестандартный. И мыслит соответственно. И в повести это все видно. На одном дыхании читается.
          Но как же он сам не понимает, как сложно будет ее пересказать языком кино! Ведь уже два года около нас вертится… Мог бы хоть чему-то научится…
          И кто должен будет доводить этот его «сценарий» до ума? Видимо – я.
          Кстати, интересно, почему он меня  «Мальвиной Игоревной» называет? Имя Карина тяжело  выговаривать? Или мужские комплексы все-таки?..
          На прошлой неделе я отдала прочесть этот его сценарий-повесть своему мужу. Посмотрим, что он скажет. Хотя, что там смотреть- наперед  знаю, что скажет. 
            Вчера,  сначала в Доме Кино выпендривался перед этой девочкой-актрисой. Типа, он такой крутой «помощник продюсера», что без него все производство остановится.  Трепло. Язык без костей. А то эта Анжелина, или как ее там, новичок в кино и не знает, что никаких помощников у продюсеров никогда не бывает.  Но, как хорошая актриса, сидела, кивала, и делала вид, что во все верила. Умная девочка, в рот палец ей не клади. И мне, как последней идиотке,  пришлось в тон ему наобещать этой Анжелине, все главные  женские роли во всех сериалах, которые будет производить наша компания.  И на меня она смотрела, как на последнюю идиотку. Потому, что на этих сериалах уже «собаку съела» и не хуже меня знает, что и режиссера и актеров на роли всегда назначают продюсеры канала, а не компании производителя. От нас тут ровным счетом ничего не зависит.  Мы сами у канала «на побегушках».  А поскольку, она снимается у производителей другого канала - на наш канал ей дорога заказана. И это она прекрасно знает. Ох…  «Как тяжко жить»…
       А  потом, ночью, на МКАДе? Опять пришлось соответствовать его манере поведения – пить пиво из банок и тормозить фуру в поисках пачки сигарет. У него видите ли, сигареты кончились.  Конечно, «Мальвина Игоревна»  очередной денежный транш  не выдала – вот и кончились. Видели  бы меня вчера на МКАДе с банкой пива мой муж и  руководство телеканала – сто раз подумали бы, стоит ли нашей компании давать государственные деньги, или сразу отправить меня на  психиатрическую экспертизу. Ладно, будем надеяться, что в четыре утра все руководство телеканала проводит время, как и все остальные нормальные люди – дома, и в  своих постелях.

      В кабинет вошел мой муж Андрей,  с бумагами.
      - Подписывай акты, - положил он их передо мной.
      Я лениво стала просматривать документы.
      - А это что?
      - Счет из МЧС, за пожарную машину, - ответил Андрей.
      - Какую пожарную машину?
      - Сцена под дождем.
      - А,  Влад и Лиза  под  дождем… - вспомнила  я, - а в УВД мы за что платили?
      - Ты, что сама не знаешь? Полицейская машина.  Предварительная оплата. Для эпизода  с мальчиком.
      - Я уже запуталась в этих пожарных и полицейских машинах.
      - Их трудно спутать. Пожарные машины красного цвета, а полицейские белые с синей полоской, - пошутил Андрей.
      Я  внимательно посмотрела на мужа, и, прикурила сигарету.
      Интересно, догадывается он о моем истинном отношении к нищему журналисту?
      Догадывается.  Все-таки на пятнадцать  лет меня старше. Насквозь меня видит,  за восемнадцать лет совместной жизни наизусть меня изучил.
      - Помнишь, я  тебе давала читать сценарий Андрея Ковалева. Прочел?
      - Андрея? А, да… Прочел. Интересный. А  разве это сценарий у него? Это же проза. Я думал, он книгу написал.
      - Он его написал, как  литературный сценарий, киноповесть.  Просто, он не умеет писать форматные сценарии. Как ты думаешь, может, нам  запустить  его в производство?  –  небрежно спросила я у него. Предварительная разведка боем.
      Теперь он внимательно и подозрительно посмотрел на меня из-под очков.
       - Его? В производство?
       - Да.
       - Полный метр?
       - Ну, да.
       - Это  же «авторское» кино. 
       - Ну. Да.
       - И зачем нам это надо?
      - Тебе самому  перед группой не стыдно за то, что мы сейчас делаем?
      - Это их работа, они за это деньги получают,  - спокойно произнес  муж.
      - Не все бумажки, на которых  нарисован Бенджамен Франклин можно принимать к оплате, - брякнула я понравившееся мне выражение моего дружка.
      - Что, что? – сразу сообразил Андрей, -  Где ты вчера была?
      - В Доме Кино. Мы с Андреем поехали на премьеру. Ты же сам разрешил.
      - И  пьянствовали там  у всех на виду. Неужели ты думаешь, что мне никто об этом не скажет?
      Так. Это уже ревность. Причем, не мужская, а пошла уже творческая ревность.  Мы пьянствуем с этим журналистом в Доме Кино уже почти два года. Но вот, только сегодня моему мужу это не понравилось. А до этого  все было  в порядке вещей.
       - Так… - махнула я рукой, -  Посидели немного в буфете, водки попили.
       - Пейте где-нибудь в другом месте! – разозлился он, - Там, где тебя не знают. В Москве уже не осталось ресторанов? Почему это обязательно нужно делать на «Мосфильме» или в Доме Кино? И, может, хватит тратить на этого  Андрея  деньги?  Ладно, он выполняет какие-то твои особые поручения, но совместные выпивки зачем оплачивать из семейного бюджета?
       - Ну, ладно, не ругайся, - попыталась я оправдаться, - я вчера не так много потратила.
       О, да! Это истинная правда. Вчера не так много. Это мой муж  еще не знает о том, что я периодически делаю этому «особому порученцу» дорогие подарки. Точно – убил бы и глазом не моргнул.
       - А Женю зачем до трех утра держала? Хочешь, чтобы он нам почасовую оплату «включил»? Мы ему пока платим посуточно. И так хорошие суммы набегают.  Где вы  всю ночь с этим Андреем  шлялись? Почему ты на звонки не отвечала?  Артем тебе уже устал звонить.
       Артем мне и не звонил.  И вообще, из дома никто не звонил. А то я пропущенные вызовы не видела. Их просто не было. Мало ли где мама может «шляться» ночью. Дома к этому уже все привыкли. 
       - У меня батарейка села.
       - Где вы с этим Андреем вчера шлялись?
       Вот теперь уже и допросы пошли. Раньше его это вообще не интересовало.
       - На МКАДе, - призналась я, - Пиво пили.
       Муж недоуменно посмотрел на меня.
       - У тебя с мозгами все в порядке? Дождетесь, что я разгоню вашу веселую компанию!
       Я курила,  и  молчала.
       Да, не написал  бы журналист –сценарист свой сценарий-повесть, и не прочел бы его мой муж, и не заикнись я о том, чтобы снять по этому сценарию- повести  фильм…  ничего бы этого я сейчас бы не выслушивала. 
           - Ну, что мне ему про сценарий говорить?
           - Ничего, - пожал он плечами,  - скажи интересная книжка. Пусть в какое-нибудь издательство посылает.
           - Может, все-таки запустимся? Интересный же сюжет. Даже Юрий Николаевич до такого не додумается! Давай  подадим заявку на  этот фильм!
           - Ты окончательно умом тронулась? Или пива вчера перепила на МКАДе? – строго посмотрел на меня  муж, -  Карабов додумается до чего угодно. Заключай с ним договор заказа, плати аванс и он тебе напишет любой сценарий, на любую тему.  Для этого никакие журналисты со стороны не нужны.
         - Ну, ты же сам видишь, что Андрей талантливый парень. Зачем разбрасываться хорошим материалом? – продолжила я гнуть свою линию, нарываясь на вселенский скандал.
        Муж присел на ручку кресла.
       - И что дальше? Таких талантов в Москве – как грязи!  Весь «Мосфильм» в таких талантах. И дальше-то что? Ты сама эту его повесть читала или мне просто сейчас мозг выносишь?  Это – не сценарий. Это 100% проза. Ну, ладно, не 100% - пусть 90%. Там куча диалогов и монологов минимум на 10 минут каждый.  Не прописаны характеры героев. Там нет действия. Там – одна говорильня. Сплошные говорящие головы.  Зритель заснет на 2-ой минуте.  Кто будет перерабатывать эту его повесть в сценарий? Он сам? Или сценариста брать для этого?   Да, что я тебе объясняю элементарные вещи?  Ты, что сама не видишь? Или издеваешься надо мной? Нашла время!
            - Он сам переработает эту повесть для экрана. Я ему скажу -  как. И  он  напишет.
            - Да ради Бога!  Перерабатывайте, пишите хоть сто сценариев, но ко мне с ними даже не подходите.
            - Почему ты не хочешь подать заявку на авторское кино?
            - А ты сама не знаешь? Найди деньги, чтоб  вернуть  Широкову 250 тысяч долларов и, пожалуйста, давай еще запускать «авторское кино». У тебя есть 250 тыс. долларов? Нет. И у меня нет.  Все! Я устал. Мне это больше не нужно.  Мне уже давно не 17, и даже не 30 лет, чтобы собирать всякие бирюльки и цацки по всем фестивалям. Мне нужен прокат, а следовательно деньги. И поэтому, мы сейчас будем запускать комедию «Сосны зеленые». 
             - Что?! – я чуть не упала со стула, - эту пошлятину?!
             - Да, эту пошлятину, - кивнул муж, - с шутками и прибаутками ниже пояса. Это – уровень нынешней публики, и именно за это она и готова платить деньги.  Зритель в кинотеатре платит деньги не за то, чтобы разгадывать на экране кроссворды – что хотел сказать режиссер своим фильмом.
            - Зритель, прежде всего, платит деньги за искусство, а не за халтуру. Андрей, до 14 апреля прием заявок на авторское кино. Давай, подадим!
            - Карина, все, разговор окончен. Я не мальчик, и я  не твой Андрей, с которым можно до хрипоты спорить о роли искусства в жизни человека. Это с ним веди такие разговоры. Пейте водку и до утра спорьте с ним об этом. Я вам, кажется, этого не запрещаю.  Но никаких заявок на авторское кино   я больше подавать не собираюсь.  Я – не идиот.  И вообще,   ты напрасно слишком приблизила к себе этого  Андрея.  Или у вас уже что-то с ним было?
         С ума сойти! Человек крутится в нашей кинокомпании уже два года, мой муж с ним сам пьянствовал неоднократно, и никогда ему в голову  даже не приходили подобные мысли. Но стоило  журналисту покуситься на святое, он тут же стал «врагом народа», «персоной нон грата» и т.д. А все для чего? Для того, что бы я выкинула из головы дурные мысли о том, что кино могут снимать и непрофессионалы. Нет, не могут. Кино снимают только избранные, вроде моего мужа.      
         Муж  строго  посмотрел на меня.
         - Что ты молчишь? У вас уже с ним что-то было?
        Я уже откровенно засмеялась.
         - Андрей, может, хватит? Что ты ревнуешь  к его сценарию? Я понимаю, что он оскорбил твои профессиональные чувства.  Но зачем  ты сейчас бесишься? Что  другой человек оказался талантливее тебя, и даже твоего любимого Бори Аратова? И даже, может быть, самого Юрия Николаевича?
         - Не говори глупости. Талант – понятие субъективное.  Твой журналист НИКТО и звать его НИКАК.  Кто он такой, если он такой талантливый? У него есть хоть одна изданная книга? Фильм, снятый по его книге? Может он хоть ВГИК окончил? Тот же  Боря Аратов – окончил философский факультет МГУ, он автор десяти книг, он кандидат философских  наук, он окончил ВГИК, он драматург с фильмографией, он - режиссер и преподает во ВГИКе. Его все знают.  А кто знает твоего журналиста Андрея, кроме  редактора газеты, где он работает  и тебя?
       Я сделала еще одну попытку уговорить мужа.
       -  Узнают после этого фильма!
       - Вот когда узнают – тогда пусть и приходит к нам. Нет, я могу запустить его с этим  проектом, но только в том случае, если он сам найдет на него деньги.
       - Ага, - сказала я, - и тогда все права на фильм будут принадлежать ему или тому, кто даст эти деньги. Андрей, ну неужели ты сам не видишь, что при соответствующей раскрутке  этот фильм возьмет кучу призов на всех фестивалях, в том числе и фестивалях класса «А»!   Ты же сам это прекрасно понимаешь! Материал   фестивальный!
          - Хватит! – заорал на меня муж, -  Мне больше не нужны никакие фестивали! Мне даже «Оскар» даром не нужен! Мне нужны деньги! Деньги от проката! От пошлых и глупых комедий. А вы на какие фестивали класса «А»  с ним собрались?!  Двум дуракам  Золотая пальмовая ветвь   уже мерещится?! Или  для Золотого Льва уже книжные полки расчистили?! Так. Все! Я тебе запрещаю с ним общаться. Еще раз увижу вас вместе  в том же Доме Кино – зарублю обоих топором! 
         Хлопнувшая за мужем дверь кабинета, чуть не выпала вместе с дверным косяком…

       Через полчаса после поднятой мною бури,  я потихоньку выбралась из кабинета и озираясь по сторонам,  пошла искать Люду.
           Люда, как истинный исполнительный продюсер,  сидела  поблизости от денег, то есть, в бухгалтерии у Ларисы,  и они пили  чай с сушками.
           - Люда, пошли, покурим? Дело есть.
           Мы вышли с ней в коридор, и закурили.
           - Я хочу запускаться с   «Интервью» Андрея Ковалева, - поведала  я ей.
           - Какое «Интервью»? Какого Ковалева?  - не поняла Люда.
           - Ну, Андрея, моего приятеля. Журналиста. Я же тебе давала читать его сценарий. Помнишь?
            - Ну, помню. Читала. Но это же не сценарий. Я думала - это книга. И что? Андрей будет  подавать  заявку на  полный метр по его экранизации?  – подозрительно посмотрела она на меня поверх очков.
            - Нет, он не хочет.
            - Правильно не хочет, - сразу успокоилась Люда, -   Это «авторское» кино. «Фестивальный» фильм.  Этот фильм не коммерческий.  Он возьмет  кучу призов на всех фестивалях, но ни один прокатчик его  не купит.  Он не сделает кассы. Ну, а,  что ты от меня хочешь?
            - Я сама хочу запуститься с ним,  – созналась  я.
            - Сама? А УНФ* (Удостоверение национального фильма. Сноска в конце страницы) кто будет получать? –   так же подозрительно спросила Люда.
            - «Коралл». Я же ген директор «Коралла». Будешь исполнительным продюсером  на «Интервью»? – заискивающе спросила  я у  Люды.
             Люда отрицательно покачала головой.
             - И не подумаю. Я сейчас буду исполнительным  на «Соснах зеленых».  Таня уже на УНФ документы отвезла.
             - Да, - покачала я головой, - дожили. Теперь «Сосны» выращивать будем.
             - Да, - кивнула Люда, - пусть это ерунда, но зато он соберет кассу. Андрей уже предварительный  договор с прокатчиками подписывает. С «Луной». А на главную роль Данила Сосновского  приглашаем. Любимчика всех женщин России. Он уже вроде дал предварительное согласие.
              - О! – скривилась я, - Сосновский – это да! Он еще только у нас в «Соснах» не снимался. В утюге он, кажется, уже снимался. Вчера микроволновку включила – и там Сосновский…
               Люда засмеялась.
              - У артистов короткий век, вот он и торопится. И «жить торопится и чувствовать спешит».
               - А главное, бабла побольше со всех проектов срубить. С тобой все понятно. Значит, ты на «Сосны» идешь.
               - Да. А ты позвони Сомовой,  - вспомнила Люда, -   Пусть она и будет директором на «фестивальном» фильме. Я уже этого в своей жизни накушалась.  Я на четырех «фестивальных»  картинах  работала! Это не работа, а сплошная нервотрепка. По три часа кадр ставят! Вся смена к чертям летит! Никогда никто в график не укладывается.  А перерасход по смете –обычное дело!  У Корамова  мы вообще, целый лес в серебряный цвет перекрашивали, чтобы один-единственный кадр снять. Шесть минут экранного времени и три тонны серебряной краски! А Марзиев вечно по 28 дублей делает! На актерах живого места не бывает. Нет, уж, уволь, дорогая…
             - Тогда все деньги на этом проекте разворуют без тебя. Ты же знаешь, у Сомовой еще дача не достроена. Она как всегда заложит в смету пятнадцать кубометров бруса, десять из которых окажется у нее на даче,  - сказала я, - ты меня по миру пустить хочешь?
             Люда вздохнула.
             - Карина, ты дура. От добра добра не ищут. Андрей с таким трудом получил заказ на эти сериалы, а ты лезешь в какие-то сомнительные авантюры с «фестивальными» фильмами… На «Сосны» нам сейчас Фонд Кино, может быть,  деньги даст. А на эти фестивальные?
             - Сделаешь мне смету?
             - А сама, что, не сможешь? Учишь тебя, учишь, все без толку.
             - Я сделала только самые  общие затраты. Навскидку. Расширенный лимит затрат я не смогу сделать. Я еще даже расценок не знаю.
              - И сколько у тебя предварительно вышло?
              - Полтора миллиона долларов. Там декорации надо строить.
              - Эти эпизоды во Дворце? Да, там декорации нужно будет, ты такие интерьеры нигде не найдешь, и с двух  камер там снимать,  - кивнула Люда, - А экспедицию ты посчитала?
              - Конечно, горы – это или Дагестан или Азербайджан. Экспедиция у меня полбюджета и съест.
           - Да, это дорогой проект… - вздохнула Люда, - А где ты деньги на него брать собираешься?
              - Есть один вариант, - подумав, туманно сказала я, - есть люди. Они могут дать деньги.
              - Да? – удивилась Люда, - тогда найди Андрею эти 250 тыс. долларов. Его же этот Виктор Михалыч съест. Он уже два раза приезжал сюда со скандалом.  Тебя как раз не было. А ты же  знаешь, этот  Виктор Михалыч с бандитами водится.
             - Когда Виктор Михалыч приезжал? – удивилась я.
             - На прошлой неделе,  - сказала Люда, - когда вы в экспедиции, в Тверской области были. С мужиком с каким-то. Здесь как раз я была, Лариса и Андрей. Шуму было, крику! Мужик этот Андрею пистолетом угрожал. Мы все перепугались. Андрей тебе не сказал, разве?
             - Нет, ничего не сказал, - удивилась я.
            Люда вздохнула и покачала головой.
            - Значит, расстраивать тебя не хотел. Тогда не говори ему, что я тебе об этом сказала.
          - Не скажу, - пообещала я, - так будешь исполнительным  на «Интервью»?
          - Сколько там смен у вас? -  помолчав, спросила  Люда.
          - Тридцать три смены. Из них восемь ночных.
          - А режиссер кто будет?
          - Я хочу показать этот материал Марзиеву.
          - Марзиеву? – Люда задумалась, - А что? Может быть, он и согласится. Он любит такой материал. Там есть что актерам играть, по крайней мере.
          - Если Марзиев согласится – этот фильм «выстрелит», это однозначно Канны,  - сказала я.
          - Да, может «выстрелить», – согласилась Люда, - только зачем тебе это нужно?
          - Я хочу вернуть былую славу «Вера-фильму» и самому Андрею. Мы уже опустились до уровня «мувиков» поганых. Разве это – его материал?
           Люда горько вздохнула.
           - За «мувики» хоть канал твердые деньги платит. И в долги лезть не надо.  А кто оператором будет на этом проекте? Сергей?
        - Да.
         - И он согласен?  - удивилась Люда, - Ты уже с ним говорила?
         - Нет, я с ним еще не говорила. Но он всегда мечтал работать на «авторском кино». Ему тоже не дают покоя лавры Юсова и Княжинского.
          - Напрасно ты это делаешь, -  еще раз вздохнула Люда, - благими намерениями, как известно, дорога всегда в ад вымощена. Все это «авторское кино» ничем хорошим никогда не заканчивалось…



                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.
                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 13 февраля. ВЕЧЕР.

         Вечером, Дима и Олег подъехали к Косте с новыми результатами.
         - Так, это распечатки входящих и исходящих номеров абонентов  и антенны его номера за три последних месяца, - Дима выложил перед Костей рулоны бумаг. – Абонентов из его телефонной записной книжки пока продолжаем устанавливать. Ты сам видел, какие у него странные аббревиатуры: «Н», «Н2», «ЛВ 3», «Терминал», «ТО 2», «Светпр», «Ва Охр»… Ползаписной книжки таких абонентов. Иди знай, кто это.  Частное лицо, или какая-то фирма.
         - Я видел его записную книжку. Ладно. Смотрите в распечатках,  сразу  10 февраля. Все входящие и исходящие, - тут же сказал Костя.
         Все склонились над распечатками.
          - Так, это номер  Рыбина. Исходящий в 14.10. Продолжительность разговора  3 минуты 45 секунд.
          - Так. Карина. Это номер его подруги или любовницы, - подчеркнул Костя маркером исходящий. – Грановская Карина Игоревна. Последний исходящий на ее номер  был в 1.30 ночи.
          - О! – обрадовались оперативники. – Ты уже и до его любовницы добрался? Быстро.
          - А чем мне еще заниматься? Акимов у меня одну «взятку» забрал. И пообещал ничем  пока не загружать.  Так, что время теперь есть, - похвастался Костя.
          - Ну, и отлично, - заулыбался Дима. – Может, и правда раскроем?
          - Антенны смотрите за  вечер 10 февраля.
          Все опять склонились над распечатками.
          - Вот они, - сказал Олег. -  Улица Васильевская. С 20.00.  до 24.00 он находился здесь. Далее, видимо, уехал… Вот антенны -  улица Лесная, далее Дмитровка, Останкинская… С 02.15 до 3.00 он находился на улице Шереметьевская. В двух шагах от своего дома…
           - Может, у него здесь была встреча с кем-то назначена? – спросил Костя.
           - В два часа ночи?
           - Бывает.
           - Странно…
           - Странно другое, - сказал Дима.  - Где в это время находился убийца? Неужели он следил за ним весь день? Но это глупо. И Ковалев не мог бы на почти уже пустой улице не заметить машину, которая следует за ним по пятам.  И почему тогда убийца не сделал это там, на Шереметьевской?
           - Значит, Ковалев  был не один в этот момент.
           - Он был один. Никаких других абонентов в это время под этой же антенной не зафиксировано. Только проезжающие абоненты. 
           - Что же он  в таком случае делал в машине сорок пять минут? Спал? Ждал кого-то?
           - Вполне возможно, что и спал. Он же был в состоянии алкогольного опьянения. Мог и заснуть. 
           – У Ковалева при осмотре был изъят не один мобильный телефон, а два, - сказал Костя. – Где распечатки второго номера?
           -  Вот распечатки с этого аппарата.  Номер  …. был зарегистрирован на Рыкина В.Н., 1956 года рождения, Москва, адрес …… 15 декабря 2010 года. Вот его распечатки и антенны. С этого номера  звонили только одному и единственному  же абоненту. Вот этот абонент. Номер  …. зарегистрирован в Ростовской области на Еремина И.С. 1939 года рождения.  Номер был зарегистрирован 16 декабря 2010 года.  Этот абонент  так же звонил только на телефон, оформленный на Рыкина. Все это время номер находился в Ростовской области. А 9 февраля проследовал по  федеральной трассе Ростов –Москва. 10 февраля  с 9.00 до 20.00 он находился в Москве, в районе метро «Красногвардейская».  10 февраля  с 20.00 до 3.00 он находился на улице Ореховой, а может, даже и в самом Проточном переулке. Здесь одна антенна. Но  на расстоянии не более 50 метров от дома Ковалева.  10 февраля оба аппарата находились под одной и той же антенной. «Еремин» с 20.00, а «Рыкин» с 2.45 до 3.00. То есть именно тогда,  когда и подъехал сам Ковалев. Последний  входящий у «Еремина»  был с аппарата « Рыкина»  в 3.08.
           - И в 3.12  его убивают…
           - В данный момент этот аппарат находится в районе Останкинских прудов. И продолжает звонить. Вот его распечатки.  Устанавливаем абонентов. Завтра будет результат. 
           - Вообще ничего не понимаю… - недоуменно сказал Костя. – Он, что в 3.08  звонил своему убийце?
           - Он звонил человеку, с которым у него была назначена встреча около его дома. И который,  и является возможным убийцей, - сказал Олег.
           - И который с восьми вечера ждал его около его дома? Абсурд какой-то.
           - Если он и ждал его около дома, то он мог ждать его только в машине. Не по улице же  он гулял семь часов подряд. Или сам аппарат лежал в машине.
           - Что по автомашинам?  - спросил Костя.
           - За двое суток, то есть с 9 по 10 февраля через Проточный переулок,  по видеозаписи с камер наблюдения, проследовала одна тысяча пятьсот двадцать  автомашин. Пока установили только десять человек – жильцов близлежащих домов, которые утром выезжают на работу, а вечером возвращаются. Еще пятьдесят пять транзитные, объезжали пробки на Ореховой. Почти на двадцати пяти машинах не читаются номера, забрызганы грязью. Остальных продолжаем устанавливать.
           - А не связана ли эта  ночная встреча и эти телефоны,  оформленные на подставных лиц, с тем документом, который мы изъяли из его квартиры? Снайпер на крыше… - неуверенно спросил Костя.
           - О! – взялся за голову Дима. – Все. Туши свет. Это уже не наша подследственность. Костя, готовь материалы для передачи  «соседям».
           - Что готовить?..  У меня еще даже результатов экспертизы нет.
           - А ты назначил экспертизу на ту бумагу?
           - Да. Вечером «соседи» и приезжали. Сказали, все на экспертизу, и даже вопросы эксперту продиктовали.
           - Э, нет, - отказался Олег. – Я на чужого дядю работать не буду. Отдай им эти распечатки, пусть их опера этим занимаются. Ясно же, что след экстремисткой группы прослеживается. Ночные встречи, номер телефона  ростовский, оружие  похищенное, на коленке сделанное…
          - Пока никакой экстремисткой группы я не вижу, - сказал Костя. – Пока все в рамках плана расследования. Завтра у меня допросы свидетелей.
          - Смотри, как бы поздно не было, - сказал Олег, - 16 марта не за горами.
 
                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
                МАРТ  2010 года. ДЕНЬ.

        С «Мальвиной Игоревной» мы «забили стрелку»  около метро «Цветной бульвар».
        Она позвонила мне и приказала приехать к четырем дня.   
        Я выхожу  из вестибюля и сразу вижу ее, стоящую около  машины, которую им каким-то чудом удалось припарковать на вечно забитом пятачке. 
         - Привет. А где Женя?
         - Пошел мне за сигаретами. А ты почему на метро?  Где твоя таратайка? Уже разбил или пропил? – спрашивает  она.
         - Почему сразу такие пессимистические прогнозы? Моя машина около дома, во дворе.
         - Почему не на охраняемой стоянке?
         - Это не дешевое удовольствие.
         - Понятно. У тебя опять нет денег. Куда ты их деваешь?
         - Сам не знаю. Уследить не могу, куда они постоянно от меня уходят,  - пожимаю я плечами.
         Подходит  водитель Женя с пачкой сигарет.
         «Мальвина»  берет  у него сигареты и тяжко вздыхает.
          - Жень, ты на сегодня свободен. Поезжай домой отдохни. Мы  с Андреем на метро покатаемся, станции посмотрим, «хот-догов» поедим...
          Женя важно кивает,  и садится  в машину.
         - Куда поедем? - спрашиваю я.
         - К тебе,    - неожиданно  отвечает  она, - В видах конспирации. Андрей мне запретил шляться с тобой по ресторанам.  Увидит нас еще раз с тобой в Доме Кино –  зарубит топором.
          - С чего бы это? – удивленно спрашиваю я.
          - Есть с чего. Поехали.
         Ко мне. Я, конечно, радуюсь до невозможности, но спрашиваю как можно небрежнее:
         - Водку пить будем?
         - Как же без нее, родимой. Лови таксо, заедем еще в супермаркет. Наверняка, у тебя в холодильнике  шаром покати.
         В холодильнике у меня «шаром не покати», но за заботу спасибо. Приятно, когда о тебе заботятся.
 
         
    Через  два часа  мы,  нагруженные пакетами из супермаркета, добираемся  до моего дома на «таксо» - раздолбанном «Жигуленке» ядовито-зеленого цвета с водителем, естественно, «инопланетной» национальности.
    В квартире  у меня всегда  царит  бедлам и разор.
    Но что главное – носки я никогда не разбрасываю по углам, в отличие от других мужиков, которые таким образом «метят» свою территорию.
    Так, что перед дамами  мне стыдно никогда не бывает.
    А все остальное – мелочи жизни.
    «Мальвина» разглядывает мои хоромы и выносит вердикт:
    - Ну, и базар- вокзал  у тебя здесь!
    - Много ты понимаешь! Это не базар - вокзал, а творческий беспорядок, - отвечаю я.
    - Ага, все холостяки так говорят, потому, что убирать лень.
    Она  проходит на кухню, к мусорному бачку.
    Открывает  мусорный бачок, в котором лежат пустые бутылки из- под водки и коньяка.
    Потом лезет  в  холодильник.
    -  Нет, тебя явно нужно женить, и как можно скорее. Свадьбу сыграем тебе в декорациях нашего сериала и весь стол накроем реквизитом, взятым на «Мосфильме». Ты не представляешь, какой у них шикарный реквизит! Жареные поросята, осетрина, красная и черная икра из папье-маше, от настоящих не отличишь! Будем играть свадьбу?
     - Если с таким шикарным реквизитом – то, пожалуй. Осталось найти невесту, - соглашаюсь я, - Только не говори мне сейчас: «кому и кобыла невеста».
     - Как ты мог такое подумать! Вон  «Анжелина - Каролина»  около тебя крутится. Чем не невеста?  Красивая девочка. Подумай об этом.  Так… Удивительно, мясо и курица в морозильнике…  Неужели, ты себе еще и готовишь?
      - Ну, а что же делать? Иначе я просто умру с голоду.
     Она  продолжает копаться в холодильнике, выбрасывая в мусорный бачок какие-то просроченные  продукты.
     Я сажусь на кухонный диванчик, и  с умилением наблюдаю за ней. 
    Она поворачивается ко мне.
    - Интересно,  что ты тут сидишь, таращишься на меня? Тащи весь этот хлам в мусоропровод,   и мой руки.  Я пожарю  цыпленка-табака. Хоть поедим нормально.   А то мой рацион за целый день – это кофе и сигареты. Сейчас соорудим «полянку»…
     Неплохо. Цыпленок-табака это, конечно, вещь.
     Я  встаю  и иду в ванную, мыть руки...
     Когда я  возвращаюсь,  «Мальвина»  уже   соорудила «полянку» - украинская  колбаса,  сало,  сулугуни,  свежие огурцы, помидоры, соленые огурцы,  зелень...   Она обожает такую закуску к водке. И мы периодически накрываем такую «полянку»  у них в офисе, в ее кабинете.
       Сама чистит картошку. Надо же!  С ума сойти! Настоящий семейный ужин…
      - Давай, я почищу, - подхожу я к ней.
      - Сиди уж, - отвечает она.
      - Не царское это дело-картошку чистить.
      - Но и не мужское. Терпеть не могу, когда мужики лазают по кухне. У меня Андрей готовит только в исключительных случаях. Только жаркое из баранины. Это его коронное блюдо.
      - А посуду он моет? – спрашиваю я, абсолютно не представляя  Андрея Вадимовича, за таким  прозаическим занятием.
      - Он, что больной на голову? Посуду он не моет даже тогда, если я лежу при смерти.  В том случае, если я помру, он просто выбросит грязную посуду в мусоропровод. И купит новую.
      - А когда новая испачкается? Он опять купит новую?
      - Ну, да. Пока не женится заново и посуду не будет мыть другая жена.
      - Весело вы живете…
      - Уж как есть.  У   тебя  найдется  две   сковородки?  Или  у тебя в наличии только одна – на все случаи жизни?
     Через некоторое время    цыпленок - табака, истекая соком,  подается  на стол вместе с жареной  ломтиками картошкой.
      Я тут же отвинчиваю крышечку с бутылки водки.
      Почему в ее присутствии я обязательно должен принять «сто грамм  для храбрости»? Иначе разговор не получается. Вот, как «приму» - все нормально. И давление в норме, и сердцебиение.
     Я наливаю и ей водку. Пьем. Ну, вот теперь можно поесть и поговорить.
    - Ну, говори, зачем позвала, точнее, зачем я тебя сюда позвал, - спрашиваю я ее.
    - Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, - говорит она.
    - Все понятно, - киваю я, - мой сценарий оказался  никому не нужен.
    Она пожимает плечами.
    - Увы…  Я давала его читать Андрею – приговор однозначный: «ноу».
    - Почему? Неужели, такой плохой?
    - Наоборот. Слишком хороший.  Но - это «авторское» кино. Я же тебе говорила – мой муж  слышать не может эту фразу. Он, конечно,  не будет запускать его в производство. «Авторское кино» никогда не окупалось и не окупается. Твой   фильм   никогда не окупится.  А  твоя фамилия  не Тарковский и не Феллини. Так, что Шведский киноинститут и арабские шейхи никогда не станут финансировать этот  проект!
       - Да?  А  найти  другой источник  финансирования,  кроме  Шведского киноинститута и арабских шейхов,  нельзя? 
       «Мальвина»  задумчиво наливает водку, пьет, и щиплет вилкой  жареную куриную грудку.
       - Ну, хорошо.  Давай поговорим начистоту.  Как художник с художником. Во-первых, у тебя не сценарий, а литературное произведение, повесть. Там огромные монологи и диалоги, которые нужно сокращать или разбивать. Там нужно обозначить действие, более четко прописывать характеры героев. Это все должен делать профессиональный сценарист. Ты – писатель. Но ты - не драматург. Над этим произведением сейчас должен работать драматург.  Это тебе ясно?
       - Да, ясно, - кротко отвечаю я.
       - Написание сценария, то есть его экранизация стоит денег. Это во-вторых.
       «Мальвина» кромсает ножом огурец, и смотрит на меня.
       Я вижу, что она раздумывает – продолжать ли дальше или закончить на этом.
       - Ну, дальше, - помогаю я ей, - сказала «а» - говори «б».
        - Я показывала твою повесть Андрею. Был жуткий скандал. Он запретил мне приближаться к тебе на расстояние одного кабельтова.
        - Это немного.  Один кабельтов всего 1572 метра. Можем кричать друг другу, - шучу я, но мне уже не весело.
        - Да, ладно,  - машет она рукой, - просто запретил нам вместе шляться по  «Мосфильму» и Дому Кино.  Не в этом дело. Да, твой сценарий интересный и сюжет оригинальный и материал хороший. Но запускать в производство  картину, по сценарию никому неизвестного  инженера-журналиста- сценариста – это сильно рисковать деньгами. Для того, чтобы такой фильм заметили нужна будет очень сильная рекламная раскрутка.  Андрей от «Вера-фильм»  заявку подавать на это не будет.  Если я подам  заявку от своей фирмы – «Кинокомпания «Коралл»  –  я их  тоже не получу. В Министерстве культуры очередь на такие проекты на пять лет вперед расписана.  И деньги там дают, если большая часть материала уже отснята. У тебя, у самого, есть богатые друзья или спонсоры, которые могут дать на это деньги?
            - Нет, конечно, - пожимаю я плечами, - У меня есть близкий друг, бизнесмен, но он живет в Америке, и когда он сюда приедет, я не знаю. Да и тоже не факт, что он мне даст.
            - Можно взять режиссера-дебютанта и подать заявку на дебютное кино. Оно проходит по другим критериям в том же Минкульте. Но дебютант  тебе все испортит. Сейчас мало, по настоящему,  талантливых ребят. Я сама даже не знаю, кого можно взять на этот проект режиссером. Никого.
      - Короче, ничего сделать нельзя и деньги  найти невозможно. Зачем  же тогда сценарий переписывать?
      Она закуривает сигарету. По ее виду я уже вижу, что она еще не все сказала. Козыри, как всегда, придерживает в рукаве.
      - Экий ты нетерпеливый!  Сегодня принес повесть – а завтра  мы уже по ней фильму  снимать начали? Так не бывает.  Сначала давай определимся. Берем сценариста переписывать твою повесть в полноценный сценарий? И берем хорошего профессионального режиссера? Я могу  поговорить с Марзиевым. Если его заинтересует этот материал – ты вытянул счастливый лотерейный билет.
       Я думаю и усиленно чешу лоб.
       Марзиев- это, конечно, имя. Чтоб он заинтересовался моей скромной персоной? Тогда, я точно «на коне».
      - Конечно, - говорю я, - я согласен. Пусть сценарист переписывает эту повесть в сценарий. Но только в том случае, если будет сохранена сама история и ключевые диалоги. Если он все урежет и искромсает - это будет уже совсем другая история.
      - Сначала я покажу эту твою повесть Марзиеву. Если его это заинтересует, то он сам напишет сценарий. Он не любит, когда в его творчество еще какой-то сценарист  сует свой нос. Если только этот сценарист – не Карабов. Готовый сценарий он возьмет только у Карабова. Но не факт, что и Карабов ему еще 20 раз его не будет переписывать.
      - Да, конечно, я согласен. Ты лучше знаешь – что делать.
      - Теперь деньги на производство. Где взять денег?
      - А что, это дорого будет стоить? – спрашиваю я.
      - А ты сам как думаешь?
      - Я никак не думаю. Я не знаю -  из чего складываются ваши цены. У одних одни бюджеты, у других другие. Но от чего это все зависит- я не знаю. Но слышал, что можно снять фильм и за 1.5-2 миллиона рублей.
      - Можно, - кивает «Мальвина», - и на мобильный телефон можно снять кино. Только такому «кину» место на «ютубе». Максимум. Ни один прокатчик его не возьмет, ни один канал его не купит. Если что-то делать - то делать профессионально. А для этого кино должны делать профессионалы. Если тот же Марзиев согласится – он режиссер дорогой, хоть и живет небогато. Но это – ИМЯ. У тебя там две главные роли – мужская и женская. Это два актера из «топа». Как минимум, Гибинский и Хорошаева. Если им материал понравится, они могут упасть в гонорарах, но совсем за три копейки или бесплатно они конечно, сниматься не будут. У них очень плотные графики, что в театре, что в кино. Дальше.  Оператор. Конечно, Сергей. Он великолепный оператор, но экономить на нем – я тоже не буду. Это уже совсем западло – экономить на операторе.  Ну и остальное – по производству. У тебя там два интерьера – эпизоды во дворце. Дворец убрать нельзя, иначе у тебя поплывут все сюжетные ходы. Это или декорации или аренда  какого-нибудь Дворцового комплекса. Декорации – очень дорого, но нужно будет арендовать павильон на «Мосфильме» и строить там декорации, потому что таких интерьеров я нигде не найду, если только в Эрмитаже или в Лувре. Но как ты понимаешь, нас туда никто снимать не пустит. Плюс – реквизит в эти дворцовые декорации, это тоже недешево. Эпизоды в горах тоже убрать нельзя, опять сюжет поплывет. А горы – это экспедиция, либо в Дагестан, либо в Азербайджан. А самое дорогое в кино – это экспедиция.  По моим предварительным подсчетам бюджет твоей картины – около 1,5 миллионов долларов. Точнее смету составит Люда, когда мы подпишем с тобой договор, и найдем сценариста и режиссера.
      - Мда… - я наливаю себе еще водку и выпиваю ее залпом, - Я и не думал, что это будет стоить так дорого. Тяжелое это дело – кино снимать. Я вот два года с вами общаюсь, но сколько же еще подводных камней в этом деле.
      - Их гораздо больше, чем ты думаешь, - улыбается «Мальвина», - я тебе еще не все описала. И есть еще один аспект, Андрей. Самый главный. Я попробую  поговорить с людьми. Есть   частные инвесторы, которые  очень редко, но все-таки вкладывают деньги в кино, иногда даже в «авторское кино». Но обычно такие люди дают деньги под «имя». Даже тот же Марзиев сейчас спросит у меня – а кто этот автор? Кто он такой? У него есть изданные книги?  У него есть фильмография? Или это просто ваш приятель? И все? Режиссеры такого уровня не любят «блатных» авторов. И никогда не согласятся работать на таком проекте,  пообещай им хоть миллионные гонорары. Для них ИМЯ дороже, чем деньги. Понимаешь? 
        - Прекрасно понимаю. Значит, все не так уж и плохо в нашем кинематографе, если есть еще люди с принципами.
        - Да, есть, – кивает она, - Но их не так много.  Марзиев – один из них. Теперь спонсоры. Они зададут те же самые вопросы - кто автор? Есть у него опубликованные книги? Фильмография? Чем он известен? Ради чего мы должны раскошелиться? Для того,  чтобы просить у  тех же спонсоров  деньги на такой проект - нужно, чтобы  у автора сценария  было «ИМЯ».  Ну,  пусть даже не в области кино, пусть просто «ИМЯ», пусть это будет даже просто очень известный человек.  Писатель, общественный деятель, пусть даже политик. У  тебя такого «имени»  нет. Если бы ты был хотя бы известным журналистом, чье имя у всех на слуху, ну, черт с тобой, даже с налетом какого-то скандала.  Если бы ты был автор книг, каких-то разоблачительных статей… Но этого ничего нет.  Ты обыкновенный журналист, каких много. Ну, да, да, талантливый журналист и, как оказалось,  талантливый писатель. Но, как сказал мой муж – ты НИКТО и звать тебя НИКАК.  Под тебя деньги никто не даст…  Тебе нужно сначала сделать ИМЯ.
      - Как?
      - Не знаю, - пожимает она плечами, -  Подумай. Ты же журналист. Тебе лучше знать, как за короткое время журналист может  самому себе сделать пиар…

                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.
                КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. 14 февраля. УТРО.

          Продюсер кинокомпании, та самая Карина, оказалась совершенно не похожа на тот образ, который непременно создается в воображении  зрителей и читателей при произнесении магического слова «продюсер».
          Ровно в 10.00 Костя встретил на КПП высокую темноволосую женщину, в спортивной куртке, джинсах, с дыркой на коленке  и  неновых кроссовках.
          В кабинете, Карина,  так же скромно раскрыв спортивную сумку, лежавшую на коленях, подала Косте свой паспорт.
          Костя, заполняя  протокол допроса свидетеля, спросил:
           - Фамилию меняли?
           - Да, - помолчав, ответила женщина, - Грановская – фамилия моего мужа.
           - Ваша девичья фамилия.
           Карина ответила.
           Костя с любопытством посмотрел на нее:
           - Редкая фамилия. Был такой  чиновник  еще в советское время. Зав. отделом культуры ЦК КПСС. Вы однофамильцы или родственники?
           - Это мой дед, - коротко ответила она.
           - Понятно.
           - Мне непонятно, откуда вы, молодой  еще человек, можете знать эту фамилию.
           - Работа у нас такая… Есть  поговорка: «меньше знаешь – крепче спишь». А у нас, как раз,  наоборот – чем больше знаешь, тем быстрее раскроешь преступление.
           Он дал женщине расписаться в документах и  задал ей  в лоб первый же вопрос.
           - Сколько  денег вам должен был  потерпевший Ковалев?
           Карина очень удивилась, потом, после некоторого размышления произнесла:
           - Ну… порядка тридцати тысяч…
           - Рублей? – для порядка спросил Костя.
           - Ну, естественно, не долларов, - усмехнулась Карина.
           - Когда вы ему их одалживали? В каких купюрах? Каков был порядок возврата? Есть ли у вас документ, подтверждающий факт передачи денег? То есть,  расписка Ковалева?
           Озадаченная Карина, почесала нос.
           - Расписки у меня нет.
           - Почему?
           - А смысл? Расписки берут с обязательных людей, а не с таких, каким был  Андрей.
           - Да? Зачем же в  таком случае  вы ему одалживали деньги?
           - Разве я вам сказала, что я ему  их одалживала?
           Костя с интересом посмотрел на продюсера.
           - Я у вас спросил, сколько вам должен был Ковалев. Вы сказали, что около тридцати тысяч. Или я, что-то неправильно понял?
            - Неправильно поняли, - улыбнулась Карина. – «Он мне был должен» и «я ему одалживала» – вещи диаметрально противоположные. Я ему никогда не давала в долг наличных денег. Это бесполезно. Он бы их или пропил, или прогулял, или потратил бы на какую-нибудь «фигню». Я ему покупала вещи, которые ему были необходимы, а он мне потом, по мере возможности,  их отрабатывал.
            - То есть, - теперь удивился  Костя. – Поясните, каким образом это происходило.
            - Ну, например, он ныл, что у него нет нормальных часов. Я ему их купила.  Часы недешевые. Он мне их отработал тем, что сделал пару материалов про нашу компанию и продал эти материалы в «Совершенно зависимую газету».  Те, конечно, понимали, что эти материалы – скрытая реклама. То есть они проплачены.  Но придраться ни к чему не могли. Материалы были сделаны виртуозно. Все остальное в таком же духе. Например, тот же ноутбук,  пошел в оплату материала про наши фильмы.
            - А тридцать тысяч?
            - На эти деньги он должен был делать материалы для региональных телекомпаний, и соответственно оплачивать им эти услуги, за то, что они поставят в эфир эти материалы.
             - Вы хотите сказать, что эти деньги предназначались на взятки?
             - Говоря юридическим языком – да. Но по-другому не бывает. Это обычная практика и в журналистике и  на том же телевидении. А вы думаете, что телеканалы  с руками отрывают различные материалы и репортажи, особенно по культуре и кинематографу?  Это о политике или об  экономике могут писать только квалифицированные журналисты. А про ту же культуру – кто угодно. В культуре же, все разбираются… - усмехнулась она.
            - Понятно…
            -  Я ответила на ваш вопрос?
            - По крайней мере,  кое-что прояснили.  Я так понял, что Ковалев, как журналист,  состоял на содержании вашей компании? Вы ему заказывали  пиар-материалы, и какие-то рекламные акции?
           - Ну, можно сказать и так, - согласилась женщина.
           - 10 февраля с 20.00 до 24.00 он находился у вас в офисе, на улице Васильевская, - утвердительно сказал Костя.
           - Да. По мобильникам  определили его местонахождение?  - без тени какого-либо удивления кивнула Карина.
           - Чем вы занимались в офисе? – проигнорировав ее вопрос, спросил Костя. -  Почему в его крови был обнаружен алкоголь? Что он пил в этот день, и почему пил, зная, что он за рулем?
            Карина помолчала, потом недоуменно  произнесла.
            - В этот вечер он ничего не пил.
            - Как, совсем не пил? 2,5 промиле алкоголя в крови – это не несколько рюмок. Вы вместе пили?
            - Нет, - так же недовольно сказала она. – Я же вам говорю, что он ничего не пил. Я сидела,  писала договора, а он на ноутбуке заканчивал для меня материал. 
            - Вы сами никуда потом не поехали. В офисе остались, - сказал Костя.
            - У меня еще работа была. Я договора допечатывала,  - сказала Карина. – А он в двенадцать или полпервого ночи поехал домой.
            - Он от вас никому не звонил?  По стационарному телефону?
            - Нет.
            - Он не говорил, что после вас должен с кем-то встретиться?
            Карина удивленно посмотрела на Костю.
            - Нет… Он, вроде, поехал домой. А как это произошло? – наконец, задала она вопрос. – Его же около дома…
             - Выясняем, - спокойно сказал Костя.
             - А что у него с кем-то была назначена встреча в час ночи? – спросила Карина.
             - Не знаю, - пожал плечами Костя. – Я у вас это спрашиваю. Не собирался ли он еще куда-то после того, как уехал от вас?
             - Нет, - недоуменно сказала Карина. – Наоборот, я его  сама домой погнала. Он все закончил, и мне мешать стал своей болтовней.  Я  была уверена, что он поехал домой. Еще сказала, как приедешь домой – позвони, что нормально добрался. Чтобы я не волновалась.
             - Он не перезвонил?
             - Перезвонил. Вы это по входящим звонкам уже выяснили. Сказал, что уже около дома. Я   в три часа ночи  закончила возиться с договорами и легла спать. У меня в кабинете диванчик стоит.
             - Часто вы в офисе так ночевать остаетесь?
             - Не часто, но бывает. Если работа есть, то лучше ее делать в офисе. Дома не дадут. Дома,  то муж, то дети ноют. То им посуду помой, то накорми, то рубашки погладь.  Сами ничего делать не хотят.  Так, что в  офисе спокойнее.
             - Часто вы с Ковалевым так допоздна засиживались?
             - Когда как. Раз в месяц, бывало и реже. В основном, он забегал к нам на съемочную площадку. На площадке нельзя находиться посторонним, но мой муж ему разрешал. 
             - Ваш супруг  знал о ваших встречах с Ковалевым? – спросил Костя.
             - Что вы  имеете в виду? – удивленно спросила она.
             - Карина Игоревна, если я вам задаю вопрос об отношении вашего супруга к вашим встречам с Ковалевым, значит, вы сами должны понять, что я имею в виду.
             - Константин Сергеевич, если вы имеете в виду интимные отношения с Андреем, то я вынуждена вас разочаровать.  Андрей никогда не был моим любовником.  У вас неверная информация о наших с ним отношениях. Мы с ним были просто хорошими друзьями, и по другому быть не могло,  хотя бы потому, что он хорошо знал моего мужа, и никогда себе не позволял выходить за рамки наших дружеских отношений. 
               - Как вы  с ним познакомились?
               - Володя Рыбин  из их газеты, с которым мы дружим, позвонил мне и попросил разрешения  сделать материал об актере  Владе Синицине. Потом Володя перезвонил мне и сказал, что свалился с ревматизмом и пришлет к нам своего коллегу – Андрея Ковалева,  потому, что материал горит, он уже заявлен в номер. Андрей тогда к нам в офис и приехал…  Это было года два назад…  Мы и познакомились… Потом, он у меня попросил разрешения поприсутствовать на съемках. Я разрешила. Ну, а потом, мы  стали с ним общаться…. Как друзья.  Он был остроумный, начитанный, интеллектуально развитый.  Мне с ним было  просто интересно… Он и на «Мосфильм» к нам приезжал. Правда, на «Мосфильме» никто не знал, что он журналист.  Я ему сказала – представляйся, как помощник продюсера.
                - Почему?
                - Журналисты на «Мосфильм» могут проникнуть только  по согласованию и с разрешения руководства киноконцерна. Иначе, руководство решит, что они что-то там вынюхивают, высматривают, выслушивают и так далее…  Ну, обычное сохранение коммерческой тайны… И мне бы не поздоровилось, что я прессу на территорию киноконцерна таскаю… Поэтому, я ему сделала на «Мосфильм» обычный пропуск, в заявке от нашей кинокомпании.
                - А потом?
                - А что потом? Потом, я предложила  ему подработать.  Делать материалы о тех же актерах, режиссерах, ну,  и про нашу компанию, соответственно…  Я же знаю, что журналисты люди не богатые. Лишний заработок им не помешает. Он и работал…  Кстати, вы будете допрашивать моего мужа? –  вдруг спросила она.
               - Должен бы, - ответил Костя.
               - Только не сейчас, пожалуйста, - тихо сказала Карина, - Он сейчас в больнице. У него инфаркт. Уже второй. Из первого мы его кое-как вытащили.
                - Да? – удивился Костя, - А когда это произошло?
                - В начале февраля, - помолчав,  сказала она, -  У нас  неприятности по производству. Андрей, ну,  мой муж, нервничал. А ему нельзя было нервничать.  У него сердце больное. И гипертония. 
              Костя помолчал  некоторое время, переваривая информацию.
              - Какие у вашего мужа были отношения с Ковалевым? – наконец спросил он.
              - Никаких.   Какие могут быть отношения между  известным продюсером и третьеразрядным журналистом? Это мы с Ковалевым приятельствовали. А для моего мужа он был просто пустым местом.
               Костя молчал.
               - Идиотизм, какой-то! – воскликнула Карина, - мне уже звонил Володя Рыбин. Их интересуют только подробности.  Сейчас они все озабочены только одним - как поднять тираж своего издания, если сенсация сама вдруг пришла в руки? Сейчас же все СМИ два или три месяца будут обсасывать и смаковать все подробности этой гибели.  Пока героем дня не станет кто-то другой!
                - Почему вы сказал «гибели»?
                - Потому, что некому и не за что было его убивать! –  зло ответила женщина. 
                - Но его все-таки убили,  причем, выстрелом из  оружия. Только, не спрашивайте,  какой марки было оружие. Потому, что это было первое, что интересовало коллег  Ковалева.
              - Вот! А я вам, что сказала! – воскликнула Карина. – Скажите им, что он был застрелен из конверсионного карабина «Сайга», а снайпер стрелял в него со строительного крана, или чердака расселенного здания! Завтра же столько версий узнаете из СМИ, которые вам самим в голову никогда не придут!
              - А вы сами, как считаете? – Костя, наконец, задал тот вопрос,  ради которого  свидетель и была вызвана на допрос.
              Карина долго молчала, разглядывая свои ногти, потом произнесла:
              - Не знаю… Может, это была случайность? Бывает же – поругался с кем-то на стоянке или из-за парковки…  И палят друг в друга. Таких случаев сейчас в Москве сколько угодно…
              - Только не из такого оружия, - пришлось все-таки сказать Косте.
              Женщина внимательно на него посмотрела.
              - Его… Разве не из травматики?
              - Нет. Из боевого оружия.
              Она сглотнула слюну, и покачала головой.
              - Даже так?.. Тогда на ум ничего не приходит.  Такой легкомысленный и авантюрный человек, как он,  во что угодно мог вляпаться. Но, я в таком случае, хоть знала бы об этом. Если бы у него, например, были какие-то отношения с бандюками, или  криминальными структурами, он бы в первую очередь со мной посоветовался.  Я все-таки с финансами имею дело. Но ничего подобного не было.  Не знаю… Даже в голову ничего не приходит. Хотя и у хулиганов сейчас тоже есть боевое оружие. На черном рынке можно купить что угодно, хоть танк, хоть базуку.
              - Ревнивый муж. Такое могло быть?
              - Мой? – иронично посмотрела на Костю Карина.
              - Не ваш. Чей-то другой. Могло такое быть?
              - Нет, - категорично ответила она, -  Андрей был не из тех мужчин, которые лезут в чужую постель.  Уверяю вас, не ревнивых мужей,  не обиженных сутенеров, не кредиторов, не криминального элемента в его окружении не наблюдалось.
              - Шантаж с его стороны  какого-то лица, какими-то компрометирующими материалами?
              Карина внимательно посмотрела на Костю.
               -Да, вы, что,  Константин Сергеевич! Какой шантаж! Во-первых, для того, чтобы иметь компромат на кого-то, в первую очередь нужно иметь доступ к этому самому компромату. Вы согласны со мной?
               - Полностью, - кивнул Костя.
               - Во-вторых. Каков должен быть уровень того человека, на кого имеется компромат, и уровень  самого  компромата, что бы из-за этого потребовалось решать вопрос девятью граммами свинца.  Согласны?
               - С натяжкой, - улыбнулся Костя. – А в-третьих?
               - В третьих, это только в кино моего мужа,  герой приходит с  двенадцатью чемоданами  компромата к высокопоставленному коррупционеру, и тот  от страха разоблачения, тут же   выкладывает  ему  на стол  кучу денег стодолларовыми купюрами. А в жизни, человек, который прибегает  к такому инструменту, как шантаж,  должен иметь,  как минимум,  стойкую психику и аналитический склад ума. Хотя бы для того, что бы иметь возможность просчитывать все возможные ситуации.  Человек, который злоупотребляет алкоголем,  витает в облаках,  и строит замки на песке,  как Андрей,  изначально не пригоден для исполнения подобной миссии.
               - Значит, неумелый шантаж, - продолжал гнуть свое Костя, глядя на ее реакцию.
               - За неумелый шантаж из приличных домов  выгоняют пинком под зад. Но не убивают из огнестрельного оружия, - заключила она.
               - Ну, мало ли.  Эксцесс исполнителя…
               - Константин Сергеевич,  это глупости! Андрей был трус, - Карина смотрела Косте в глаза, – Понимаете? Нет, на темной улице, женщину от хулиганов он бы защитил, и хаму в лицо сказал бы, что он хам. Но. В ситуациях, где нужно было сделать жизненный выбор – он был трус. У него не было стержня, силы. Он был слабый, безвольный, совершенно несамостоятельный человек, который  к своим сорока   годам, никак не мог определиться, что ему нужно от этой жизни.  Инженер, журналист, сценарист…   Он боялся  любой  ответственности, а тем более, ответственности за жизнь   другого человека.   Поэтому  со своими  женами  и  разводился.  Представляете, какая это ответственность, семья и дети?   Такие, как он,  шантажистами не становятся.  Это должен быть совершенно другой психологический склад.
               - Скажите, у него были друзья среди военных, бывших военных, или просто люди, побывавшие в горячих точках?
               Карина  удивленно подняла голову.
               - Почему вы спросили об этом? Из-за оружия? Оно, что,  оттуда?..
               - Здесь вопросы задаю я. Я вам задал вопрос – отвечайте на него,   - спокойно сказал ей  Костя.
               Карина задумалась.
               - Я не могу так сразу ответить на ваш вопрос…  Мне нужно вспомнить…  Нет, так, навскидку не смогу сказать…
               - Хорошо, давайте заполним протокол, - сказал ей Костя. – Мы с вами еще встретимся, и не раз. И еще, Карина Игоревна, я попрошу вас вместе с нашими  психологами  составить подробный психологический портрет вашего бывшего друга.

                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ.
                АПРЕЛЬ  2010 года. ДЕНЬ.
             
    Да, задал мой дружок – инженер, журналист, писатель- сценарист мне задачку. Во-первых, если я собираюсь снимать фильм по его  сценарию, значит, первое, что я должна сделать, как генеральный директор кинокомпании – это купить у  автора  исключительные права на экранизацию его опуса.
      Далее, нужно, будет выплатить ему аванс, но так, чтобы гонорар автора не превышал шестидесяти тысяч рублей, хотя реально платят сценаристам во много раз больше. Но налоги платить никто не хочет, поэтому в  платежных ведомостях вся съемочная группа и расписывается за получение мизерных сумм, равных одной пачке «Китекета». В реальности ставки у тех же осветителей и гримеров просто безумные. Не говоря уже о гонорарах актеров,  режиссеров и сценаристов. Впрочем, в кино, и в советские времена неплохо зарабатывали. Именно поэтому, эта СИСТЕМА  всегда  существовала только для избранных, и всегда была закрыта для посторонних, и туда всегда было так сложно пробиться. Поэтому дети режиссеров и становились режиссерами. А дети актеров – актерами.  А их двоюродные братья, племянники и тетки – осветителями, ассистентами по реквизиту, помощниками оператора и  так далее… Именно из-за любви к деньгам, а не любви к искусству.
        Но широкой публике знать это совершенно не обязательно. Так же как и бедному  журналисту-сценаристу.  Который решил, что он, как метеор, может ворваться в отечественный кинематограф со своим гениальным сценарием и произвести здесь революцию. Да будь твой сценарий трижды гениальный, как правильно сказал мой муж,  ты НИКТО для этой СИСТЕМЫ  и звать тебя НИКАК. И  к «кормушке» тебя никто не подпустит.  О том, что этот сценарий могу купить только я, и то, руководствуясь исключительно личными симпатиями, я ему просто не говорю. Иди в какую-нибудь другую кинокомпанию – и тебя там выставят за дверь вместе с твоим трижды гениальным сценарием.  У всех кинокомпаний  есть свои давно проверенные и доверенные профессиональные сценаристы.
      Что же мне делать с этим его сценарием?
       А что мне делать с моим мужем? Почему он не сказал мне, что  к нему приезжал этот самый кредитор Виктор Михайлович, без пяти минут бандит? И как он умудрился занять у него деньги? А ведь я ему говорила! Говорила – не надо!
      Ну, мужчины же всегда действуют по принципу: выслушай женщину – и сделай все ровно наоборот. Хотя… Что я такое говорю. Можно подумать на тот момент у нас был выбор - у кого занимать деньги. У бандита или у честного человека? «Убийцу» частично финансировало Министерство культуры, и сроки, отпущенные им на монтажно-тонировочный период,  практически заканчивались. Если бы мы не заняли деньги хоть у самого черта лысого -  Департамент  кинематографии подал бы иск в Арбитраж. И не знаешь, что лучше…
      Будь проклят  этот «Убийца» на пост-продакшн которого мой муж занимал деньги у бандита! Ведь есть же такое суеверие у людей искусства - «как корабль назовешь, так он и поплывет». «Убийца», который медленно, но верно убивает нашу семью.
       И где мне теперь брать эти 250 тыс. долларов? На мне и на Андрее и так уже висят кучи кредитов взятых во всех московских банках.  И я еще лезу в  сомнительную авантюру с  этим журналистом-сценаристом. Для чего? Для того, чтобы удержать его около себя?.. Или чтобы с его помощью вытянуть своего мужа из дерьма? Я сама еще в этом не разобралась.  И даже самой себе боюсь признаться, что и тот и другой мне одинаково дороги. Что мне делать, если я люблю и того и другого?..
      Придется опять ехать к своему  брату Юрке на поклон, которому я уже и так задолжала до фиговой тучи денег и отдавать их не собираюсь.  Опять буду выслушивать от него и от его жены бесконечные морали, типа, когда вы, наконец, слезете с нашей шеи и пойдете работать? Сколько мы можем дарить вам деньги и одевать вас и ваших детей? Хотя, надо отдать им должное, и Юрке и его жене Оксане, они  хоть и шумят и ругают нашу семейку на чем свет стоит, но всегда безропотно кормят и поят нашу шарашку, когда мы всей толпой заваливаемся к ним в гости,  и выдают деньги на карманные и даже не на карманные расходы. Нужно только правильно поваляться у Оксаны в ногах,  попить с ней пива хотя бы два дня, поплакаться на «жизнь-жестянку», и поиграть  с ней в увлекательную игру под названием: « верные вассалы пришли к своему королю-солнце просить о помощи». После чего она рассочувствуется и покровительственно скажет моему брату:  «Юра! Дай им денег!», и Юрка  с ухмылкой или подойдет к заветной шкатулке в шкафу, либо скажет: «Очередной безвозмездный транш? Сколько на сей раз нужно? Столько наличных нет дома. Поехали в банкомат, сниму с карты».
       И именно благодаря их порывам души  и я,  и Андрей,  и наши дети ходят в фирменных обносках с их плеча и их дочки Ольки. Наш младший -  Нититка, вообще, носит только кроссовки и джинсы «от тети Ксюши и Оли», благо размеры соответствуют,  Андрей и Артем – рубашки и обувь «от Юры». Ну, а мне достаются Юркины футболки и Оксанины шарфы и перчатки.
      А так, конечно, с их точки зрения,   все правильно. С их точки зрения работающими людьми считаются те, кто в 9.00 уходит «на работу», а в 18.00  возвращается «с работы». Хотя сам Юрка в своей типографии днюет и ночует и возвращается далеко за полночь. Но он-то знает ради чего - у них каждый день есть живые, наличные  деньги, которые можно потрогать, пощупать и потратить.
      А у нас в семье – только одни гениальные идеи и бесконечные долги…   
          

                МОСКВА.
                ПРОТОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК. 14 февраля.  ВЕЧЕР.
 
               Костя, Дима и Олег  и эксперт-криминалист  уже второй час крутились по двору и прилегающим улицам.
               - Давайте, еще раз, по-порядку, - сказал Костя.
               - Мы еще раз разговаривали с этими дворниками-таджиками, - сказал Олег. -  В 4.00 они вышли из своей квартиры. Они живут вон в том доме. Пошли вон к той трансформаторной будке, где хранится их инструмент. Ковалева,  лежащего на снегу,  видели, но сначала, не придали значения. Подумали, пьяный какой-то жилец, не дошел до квартиры. Свалился прямо около подъезда.  Потом,  подошли, посмотреть. Все-таки зима.  Замерзнет еще. Подошли, увидели кровь. И тут же стали звонить участковому. Он их выдрессировал, так, что муха пролетит с чужого участка, сразу ему доложат. Участковый  подъехал  через пятнадцать  минут. Увидел, все понял, тут же  вызвал «Скорую», позвонил в отдел дежурному, те связались с ППС. Оперативная группа  из УВД подъехала в 6.05.
               Костя   осматривал место недалеко от подъезда, где четыре  дня назад лежало тело убитого журналиста.
                - Дворники уже чистили это место? – спросил он у оперов, разглядывая чуть ли не девственно чистый асфальт, на котором уже лежали кучки цветов, и  горели свечи.
                - Конечно, - пожал плечами Олег. – Не могли не почистить. Никаких следов уже в помине нет.
                - В протоколе осмотра места происшествия дежурный следователь написал, что под телом потерпевшего был лед. То есть,  в тот день 10 февраля, лед и снег перед подъездом не чистили.
               - Свидетели, жильцы дома, это подтвердили. Весь день шел снег, но днем  резко потеплело, он таял, а к вечеру подморозило, и под снегом, естественно кое-где был лед.
               - Вадим Дмитриевич, - сказал Костя, обращаясь к криминалисту.  - Откуда в него стреляли? Вон из-за того угла?
               - Да. По траектории полета пули, получается так.
               - Ситуалогическую экспертизу будем проводить?  - спросил Дима.
               -  Пока, просто хочу восстановить картину происшедшего, - сказал Костя, оглядев оперативников. – Кто из нас  соответствует росту потерпевшего? 1 метр 79 сантиметров?
               - Ты, - тут же ткнули в него оба оперативных сотрудника.
               - У меня метр восемьдесят. Ладно, я  все-равно выше вас.
               - Длиннее, но не выше, - обиженно  отвергли опера.
               - Понятно. Давайте…
               Олег пошел к углу дома, и спрятался за ним.
               Костя отошел к месту, где  в тот день стояла машина журналиста,  и стал продвигаться к подъезду.
               Олег прицелился в него из макета пистолета.
               Костя подошел к тому месту, где по протоколу лежало тело...
               Олег сделал «пых», из-за угла.
               Дима задумчиво почесал голову.
               Криминалист спокойно наблюдал за ними.
              - Не получается, - констатировал он. – Направление раневого канала не соответствует твоей позе.
              - Почему?
              - Пуля прошла ниже. В грудную клетку.
              - Может, у «киллера» просто рука дрогнула.
              - Вероятнее другой вариант. Если потерпевший  в этот момент поскользнулся на неочищенном льду, он ведь еще и в состоянии алкогольного опьянения был,  и пытался сохранить равновесие, то  вот тогда, по траектории полета пули, и  получается, что стрелявший  попал ему  в грудную клетку, - сказал криминалист.
              - Нужно смоделировать картину происшедшего на компьютере, - сказал Костя.
              Подошел Олег.
              - Куда ты целился? – спросил у него криминалист.
              - В голову. Куда же еще?
              Криминалист покачал головой, и сам отправился за угол жилого дома.
              - Давай, - махнул он Косте рукой.
              Костя еще раз проделал тот же путь.
              - А вот теперь, сделай вид, что ты поскользнулся и пытался сохранить равновесие, - крикнул криминалист.
              Костя неловко взмахнул руками,  как бы, пытаясь удержаться на льду.
              Криминалист сделал «пых» из макета.
              Потом, вышел из-за угла и стал пробираться по сугробам к подъезду дома.
              - Он мог попасть ему в область сердца только в одном случае - если он целился ему не в голову, а в плечо. Если бы он изначально целился ему в сердце, он бы не выбрал такую позицию.
              - Как? – одновременно спросили следователь и опера.
              - По- другому, никак не получается, - категорически сказал криминалист, – Приедем на базу, я вам еще раз смоделирую эту ситуацию на компьютере, посмотрите.
              - Что это за «киллер» такой странный?  - удивленно сказал Олег, –  Слепой, косой, хромой…
              - Ну, почему сразу так мрачно? – меланхолично заметил  криминалист, – Просто это  был не киллер, а снайпер.  Как говорят в Одессе: «это две большие разницы».  А соответственно,  и  задача у него  была совсем другая. Никаких ассоциаций ни с чем, ни с кем,  ни у кого не возникает?
              Опера  и Костя  удивленно посмотрели на  спокойно улыбающегося криминалиста, и  одновременно матюкнулись. 

                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
                АПРЕЛЬ 2010 года.  ДЕНЬ.
         «Имя, сестра, имя!»
         Значит, дело только в этом.
         В том, что у меня нет «имени».
         Я – НИКТО и звать меня НИКАК.
         Вобщем-то, да, совершенно правильно. Таких, как я -  журналистов,  писателей, сценаристов, прозаиков, поэтов -  по всей России, как грязи. И каждый  считает себя непризнанным гением,  каждый  по ночам кропает какую-нибудь «нетленку», вроде тех же сценариев, стихов, повестей и даже романов. И потом вывешивает эту всю гениальную фигню на портале «Проза.ру».  Надо же! Целый портал в Интернете специально для таких гениев умные люди  создали.  И  каждый  такой графоман мечтает, мечтает, мечтает…  Мечтает  когда –нибудь прославиться, и  переплюнуть  Льва Толстого, Шекспира и  Дарью Донцову вместе взятых.
        И тогда -  здравствуй,  слава, деньги, признание, здравствуй,  новая жизнь!
        Главное – здравствуй,  деньги!
        Вот и я так же, дурак. Заболел кинематографом. И теперь готов на все, ради этой неразделенной любви…
        Так что же мне делать? Где взять ИМЯ? Как быстро и со вкусом стать знаменитым? Так, чтобы тот же Марзиев сказал:  о, это очень известный писатель! Я буду счастлив снять фильм по его произведению!
        Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
        Но что же делать?
        В журналистике ИМЯ быстро можно сделать только на другом ИМЕНИ. Если я начну сейчас брать интервью и делать материалы про политиков или бизнесменов, лучше конечно про политиков – завтра же про меня тоже заговорят. Но заковыка заключается в том, что такие материалы делают только избранные. Журналистом «кремлевского пула» мне не стать. У Президента и Премьер –министра я никогда интервью не возьму. К политикам меня никто на пушечный выстрел не подпустит. Для этого есть специально обученные и специально назначенные люди. Я  и тут «рылом не вышел».
      Быстро стать журналистом на телеканале, чтобы вести эфир из «горячих точек». А еще лучше вести вечерние новости в прайм-тайм. Смешно.  Кто меня туда возьмет? Там  самое минимальное требование –   журфак МГУ и знание хотя бы  двух иностранных языков. Ни того, ни другого у меня нет. Да и с улицы туда никого не берут. У маршалов свои дети есть. А мама моя – не маршал, то бишь, не гендиректор телеканала, а обыкновенная пенсионерка.
      Перейти в стан революционеров-оппозиционеров.  Ходить по улицам с транспарантами,  ругать «кровавый режим» в интернете, разбрасывать листовки,  метать бомбы в городовых, и прыгать головой в зимний неработающий фонтан. Только я, как журналист, всю эту революционную шушару  знаю лучше, чем простые обыватели. Половина из них – обыкновенные неудачники, которым ничего не светит в этой жизни. Кого-то выгнали с телеканала, кого-то уволили с работы,  у других свои жизненные неурядицы. И кто, как не власть, виновата во всех их неудачах?!  И порядочные люди им руки не подают. Если я хочу закрыть себе дорогу в кинематограф  – такой вариант самое то. Но я-то хочу наоборот.
      Быстро издать книги.  Какие? Где они у меня? Я и эту-то одну, единственную, с трудом дописал. Лишь бы хоть еще чем-то быть интересным этой женщине. Чужой жене.
     Неужели эта моя повесть действительно такая интересная? Что она тут же зацепилась за нее? Неужто я – гений?
     Или все-таки надо смотреть на вещи реально. У них  масса профессиональных сценаристов. А кто я для нее?  Просто приятель. И где гарантия, что я лучше и гениальнее всех этих сценаристов?
     Тогда - почему именно я? Почему именно мой сценарий?..
     Просто, из личных симпатий? Хм… Скорее всего. Просто, из милости.
     Но если из милости… Разве бывает милость стоимостью в полтора миллиона долларов?!
     Значит, моя история хоть как-то хоть чем-то цепляет?..
     Хорош, Андрей Витальевич, строить иллюзии. Таких сценариев у них на двух почтах две с половиной тонны. Не стройте из себя непризнанного гения. Только личные симпатии исполнительного продюсера. Ну, ладно, если личные, тогда не все так у меня плохо. Я могу нравиться умным женщинам. А может…
     Черт, в любом случае, что гадать? Может, действительно, что-то получится.
      А пока мне надо думать. Думать – как быстро сделать себе ИМЯ.
      А что тут думать?
      Быстро ИМЯ можно сделать только с помощью не совсем порядочных журналистских методов.
      А уж их-то я знаю.
      Их знают все журналисты. 
         

               
                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 15 февраля. ДЕНЬ.

             Костя сидел в кабинете начальника следственной части.
             Тот внимательно изучал   тома уголовного дела.
              Наконец,  дойдя до материалов результата ситуалогической экспертизы,  и заключения криминалиста, начальник  удивленно посмотрел на Костю.
              - Это, что, серьезно?
              - Наука умеет много гитик, - развел руками Костя.
              - М-да, - задумчиво сказал начальник. – Только этого еще не хватало!  Но тогда должен быть мотив. Просто так, из баловства,  не идут на такую акцию.
              - Мотив лежит  все-таки в  области его профессиональной деятельности.  И человек, который это сделал, так же должен быть рядом с ним. Работаем.
              - Что-то  уж все слишком запутано…  Допрашивай еще раз редактора, и всех его сослуживцев.  Вытягивай из них, все, что можешь.  Еще и документ этот странный…  Из-за которого «соседи» всполошились. Экспертиза того документа и почерковедческая экспертиза готовы?
              - Сегодня вечером будут готовы.


                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 15 февраля. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

                В том же кабинете начальника следственной части сидели Костя, сам начальник, и Женя с Сергеем из ФСБ.
                - Ознакомьтесь, - положил перед ними бумаги Костя.
                Сотрудники ФСБ уткнулись в бумаги, одновременно склонив лбы.
                Прочитав, они удивленно  посмотрели на сотрудников Следственного Комитета.
                - И как это понимать?
                - Мы пока задаем себе тот же самый вопрос, - скромно ответил Костя.
                Женя еще раз взял в руки бумагу.
                - Спектральный анализ… Бумага типографская №2, ролевая,  плотность 70 г/м2, белизна 84%, производства Краснокамского целлюлозно-бумажного комбината, год выпуска ориентировочно 1987-88, номер партии не установлен, номер  и формат роля так же не установлен.  Лист форматом  265х294 был разрезан на  типографской  бумагорезательной машине…  Так…   Текст выполнен  красителем фиолетового цвета,    типа чернила шариковой ручки… плотность штриха текста… так… относительная давность  исполнения текста 1987-88 год…  Текст в правом нижнем углу листа  выполнен  красителем  черного цвета, типа гелевая паста… относительная давность исполнения текста декабрь 2009 года…
                - Результаты почерковедческой экспертизы еще интереснее, - сказал начальник.
                - Так… - Сергей пробежал глазами текст. – Средняя степень выработанности почерка…  неустойчивость наклона  букв,  по характерному давлению на бумагу, с большой долей вероятности следует предположить, что текст исполнен подростком 12-13 лет, мужского пола…  Дата 16 марта…  Высокая степень  выработанности почерка… устойчивость наклона…   текст исполнен мужчиной в возрасте 35-38 лет… По образцам свободного почерка Ковалева А.В., представленным на экспертизу,  можно однозначно сказать,  что текст выполнен  самим Ковалевым А.В.
                - Образцов свободного почерка предполагаемого подростка, у нас, естественно, нет, - сказал Костя.
                - Ерунда какая-то, - резюмировали чекисты.
                - Была бы ерунда. Если бы этот мужчина 35-38 лет не лежал сейчас в морге с дыркой в груди, - грустно сказал Костя.
                - Схема выполнена   на бумаге двадцатипятилетней давности, двадцать  пять лет назад каким-то подростком, а ваш убитый журналист ставит на ней реальную дату  реального мероприятия, - сказал Сергей. – Как это все понимать?
                - А вы думаете, мы что-то понимаем? – обиделся Костя. – Это еще не все.
                И он выложил перед  оперативниками ФСБ результаты ситуалогической экспертизы, и заключения криминалиста.
                Те прочли документ и  одновременно закрутили головами от начальника к Косте.
                - Ваш потерпевший на учете в ПНД не состоял?
                - Обижаете нашего потерпевшего, - спокойно ответил Костя, - у него же водительские права были.   Но и это еще не все.
                Сергей с Женей вздохнули.
                - А что, еще сюрпризы есть?
                Костя положил перед ними листы с распечатками мобильных телефонов «Еремина»  и «Рыкина».
                Ознакомившись и с этим документом, оперативники задумались.
                - Материалы себе забирать будете? – с надеждой в голосе спросил у них начальник отдела.
                - Ксерокопии сделайте. Руководству нужно доложить, - недовольно ответили опера ФСБ.      
          
                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ
                АВГУСТ.  2010 года. ДЕНЬ.

            В полдень я сидела в квартире,  у своих родителей на Ленинском проспекте, ела солянку, которую моя мать готовила лучше, чем в Доме Журналистов,  и выслушивала от нее  очередные нравоучения. То есть, она меня  и кормила и попрекала куском хлеба одновременно.
             - Сколько можно жить такой безалаберной жизнью? – как всегда возмущалась она, - почему другие люди занимаются нормальным бизнесом, зарабатывают деньги, нормально живут, куда-то ездят, проводят отпуска за границей? Только у вас с Андреем все время одна просьба – дайте денег! Вы что, свое кино за наши с отцом деньги снимаете? Почему ты все время у Юры клянчишь деньги? Почему мы все должны  содержать вашу семью? Почему Андрей не хочет пойти работать?
         И т.д. и т.п.
         Я пыталась прервать  эти бесконечные стенания, хотя каждый раз все эти диалоги повторялись,  и я уже знала их все наизусть.
         - Мам, хватит! Куда Андрей должен пойти работать? Сторожем на автостоянку, а я кассиром в супермаркет?
         - Да! Хотя бы! –  тут же ухватывалась мама, - другие же работают!
         - Я, наверное, для этого заканчивала МГУ, а Андрей ВГИК, чтобы  вершиной карьеры считать место кассира в «Ашане».
          - Кому нужен ваш ВГИК? Кому нужен твой МГУ? Сейчас все образование платное. Плати – и получай диплом хоть ВГИКа, хоть МГИМО. Кого сейчас этим удивишь?!
         - Мам, но мы не умеем это делать! Мы не умеем работать кассирами в супермаркете. Хотя бы потому, что на второй же день мы там проворуемся. Мы в жизни делаем то, что мы умеем. Мы не умеем жить другой жизнью!
         - Что вы умеете? Вы – бездельники! Вы не хотите работать, как все нормальные люди! – с пол оборота заводилась мама, - Вы умеете только выпрашивать деньги у пенсионеров! Великие продюсеры! Вот Андрей уже довел своих родителей до гроба, и нас вы скоро доведете! Не у кого будет деньги просить. Как вы живете? Купили машину - через полгода продали! Деньги нужны! Зачем тогда вы ее покупали? Сколько вы уже машин купили-продали? Дом никак достроить не можете! У вас, у  одних в Московской области крыша рубероидом покрыта! Неужели за столько времени вы хоть шифер не можете купить, крышу покрыть? Дети ходят голодные! Вещи детям купить сами не можете!  Вас и ваших детей одевают Юра с Оксаной.  Я Артему постоянно деньги даю на школу! Он у меня на булочки и молоко деньги просит. Бедный ребенок ходит в школу голодный! Вы разве родители?!  И кем ваши дети станут? Такими же продюсерами?  Какую судьбу вы им готовите? Они так же будут ходить по всем знакомым и клянчить деньги на какие-то фильмы, которые никто не смотрит? Какое будущее вы готовите для своих детей? Куда Артем будет поступать?
       И опять и т.д. и т.п. Моя мама всю жизнь проработала в школе преподавателем русского языка и литературы,  и поэтому могла заниматься воспитанием бесконечно. Это  в свое время была ее профессиональная обязанность. Раньше ей за это платили деньги. Теперь это ее хобби. Теперь она наслаждается этим бесплатно, да еще и сама мне приплачивает  за право меня повоспитывать.
        - Все, мам, спасибо за хлеб-соль. Не учите меня жить -лучше помогите материально.
        - О! А то мы все мало вам помогаем! Мы – пенсионеры, я вам всю свою  пенсию отдаю. Мы живем с отцом на его пенсию и то, что Юра нам подбросит. А вы  только и делаете, что доите нас и Юру!
       Но я уже  встала из-за стола и пошла в комнату к отцу.
       - Пап, - прямо сказала я, - можешь на себя кредит оформить? Я тебе скажу в каком банке. Банкиры свои люди.
       Отец спокойно посмотрел на меня и усмехнулся.
       - А ваш с Андреем кредит доверия уже исчерпан?
       - Ага, - ответила я, - на дверях всех московских банков висят объявления: Грановскому и Грановской вход воспрещен. Кредитов не дадим!
        - Сколько надо? – спросил отец.
        - Андрей должен 250 тысяч долларов. Он умудрился  их занять  у одного бандитствующего элемента. Срок оплаты давно закончился. Теперь дело чревато бандитскими разборками. Со стрельбой и мордобоем.
       Отец поморщился.
       - Ерунду не порите! Должен – пусть отдает частями. Бандитские разборки – это уже вымогательство.
       - К сожалению, я немного знаю этого Виктора Михалыча. Ему из пистолета пальнуть – так же легко как чихнуть.  Он уже приезжал к нам с пистолетом в офис.
       - Еще раз приедет,  скажешь мне, я позвоню ребятам, - спокойно ответил отец, - Они укажут Виктору Михалычу на его пробелы в юридическом образовании. Но долги всегда  нужно отдавать. Брали – значит отдавайте! Хоть частями. А на что Андрей брал?
       - На «Убийцу». На пост- продакшн, - коротко ответила я.
       - Карина, я ничем помочь вам не могу. Вы взрослые люди и сами головой думайте, что делаете и у кого деньги занимаете. Кредит мне не дадут. Возраст уже пенсионный.
        - Пап, банк наш. Я в нем сто лет обслуживаюсь. Но мне они не могут дать. У меня уже есть там кредит. Они сказали – веди кого-нибудь другого.
        - Нет, нет, - помотал отец головой, - я не хочу участвовать в ваших авантюрах. Давайте как-нибудь сами выкручивайтесь.
         Я помолчала и произнесла то, ради чего я  сюда и пришла.
         - Тогда я вынуждена буду продать квартиру и дачу деда. Завещание он составил на меня. И ты и Юрка по его завещанию лишены наследства. Я – единственная наследница.
          Удар был нанесен верно! Отец встал с кресла и уставился на меня.
          - Что?!
          - То самое, - ответила я, - квартира и дача мои! Я единственная наследница.
          - Карина, ты понимаешь, что ты делаешь?!
          - Да, - спокойно ответила я, - я все прекрасно понимаю. Я - взрослый, вполне дееспособный человек, на учете в ПНД не состою, и решения принимаю вполне осознанно. Я продаю квартиру деда на Патриарших прудах и дачу в Загорянке. Я отдам долги своего мужа и запущу другой фильм. Я должна выиграть с этим фильмом, чтобы Андрей не снимал всякое дерьмо в виде «мувиков» поганых. И не ползал на коленях перед Сарапольским выпрашивая заказ от канала. И не давал ему всякие «откаты»! Ты знаешь, сколько у нас денег доходит до площадки? 80% от того, что нам перечисляют на счет! 20% мы должны отдать, как «откат»!
             -Ну, что я могу сделать, если вы сами совершаете уголовное преступление? – развел руками отец, - Какой помощи ты у меня просишь? Ты, юрист, сама не знаешь, как квалифицируется подобное деяние?  Хищение денежных средств по предварительному сговору в составе организованной группы…
            - Пап, не трави душу. Все я знаю! Как еще иначе людей кормить?
            - Конечно, только посредством совершения уголовного преступления.
            - Давай сюда завещание!
            - Нет, - ответил отец, - подумай о детях.
            - Именно о них я и думаю, - ответила я.
            - Не похоже! Не дам я тебе дедово завещание! – в сердцах ответил отец.
            - Пап, - улыбнулась я, - не смеши меня. Какое  право ты имеешь   не отдать мне то, что принадлежит мне? Это - во-первых. А во-вторых, ты не знаешь причину, по которой дед именно на меня и составил завещание, лишив вас всех наследства.
              - Знаю я эту причину, - усмехнулся отец, подходя к книжному шкафу, - дед хоть и был партийным функционером до мозга костей, но в душе был таким же неисправимым романтиком и идеалистом как ты и ваш кумир Тарковский. Не понимаю, как это в нем сочеталось. Такие несочетаемые качества. Одной рукой душить за горло, а другой гладить по голове. Ну, собственно это и была общая политика коммунистической партии – кнут и пряник.
                Отец достал из книжного шкафа папку и протянул мне.
                - Подумай еще раз хорошенько. Может, деньги можно найти и другим способом?
                - Если бы это можно было сделать – я и Андрей  давно бы  это сделали. Все лимиты уже исчерпаны.
                Отец только вздохнул и покачал головой.
                Когда я уже завязывала кроссовки в коридоре, мама вышла из кухни, и посмотрев на меня, как на дауна, пускающего слюни, сказала:
                - Что, уже до дедовой квартиры и дачи дело дошло?
                - Мне деньги нужны, - сказала я, изображая из себя саму невинность, - Дед, как старый большевик получал эту квартиру от коммунистической партии Советского Союза. А партия, что всегда говорила? «Искусство принадлежит народу». Вот и пусть материальные ценности коммунистической партии и  послужат развитию российского киноискусства.   
                - Не юродствуй! – прикрикнула на меня мама, -  Я всегда говорила, что ты закончишь свою жизнь в подземном переходе с протянутой рукой. Бедные дети…  Эту, нашу квартиру ты не получишь никогда! Даже не надейся и на ее продажу не рассчитывай.  Мы уже завещали ее Артему и Никите.
                Мама достала из кармана кофты пятитысячную купюру, и протянув мне,  скорбно произнесла:
                - Это Артему и Никите. И не вздумай тратить эти деньги на себя и своего мужа. Я твоего мужа содержать не собираюсь.
                - Ни в коем случае, - пообещала я, засовывая в сумку папку с дедовым завещанием, а деньги в карман, - Андрей будет сидеть на хлебе и воде. А Артем и Никита будут жрать вонючие чипсы и запивать их ядовитой газировкой. Или ты в самом деле думаешь, что этот гаденыш Артем покупает себе булочки и молоко в школе?
               
    
                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 16 февраля. УТРО.

               Рано утром в кабинет ворвался Олег и радостно закричал Косте.
               - Пиши постановление на задержание и выемку. Едем брать злодея с телефоном «Еремина».
               - Установили? – обрадовался Костя.
               - Установили, -  важно кивнул Олег. – Ты в восторге будешь от этого злодея!  Я тебе сейчас несовершеннолетнего  Илью Крюкова  привезу. С педагогом допрашивать нужно будет.
               - Как несовершеннолетнего? – растерялся Костя, потом сообразив, спросил, - Нашел он этот  телефон что ли?
               - Естественно, - устало сказал Олег. – Утром нашел, 11 февраля, на Шереметьевской, около школы.
               - Понятно, - разочарованно сказал Костя. – Ладно, вези этого несовершеннолетнего, с родителями или с педагогом.  Допрошу его и все оформим.

                ТО ЖЕ. 16 февраля. ЧАС СПУСТЯ.

                Еще через час новость принес Дима.
                - Из УВД «Правого» округа звонили. К ним убийца Ковалева пришел с чистосердечным признанием и охотничьим ружьем.
                - Да? – удивился Костя. – Что это он, вдруг, раскаяться решил?
                - Пиши отдельное поручение, не трать на него время, я его сам допрошу. Местные опера его немного «покололи» на предмет убийства.  «Герострат».
                - Да, я уже понял, - спокойно сказал Костя, водя курсором мыши по монитору, – Сейчас эти психи косяками попрут.  Я помню, в убийстве журналиста Кленова,  не менее десяти психов  соревновались за право называться обвиняемым.

                ТО ЖЕ. 16 февраля. ДЕНЬ.

             В 11.00 перед Костей сидел редактор газеты.
             Внимательно выслушав Костю, он удивленно открыл рот.
             - Это, что серьезно?
             - Данные экспертизы, - пожал плечами Костя.
             Редактор покачал головой.
             - Я же говорил, что он был авантюрист, но, чтобы до такой степени… У меня это в голове не укладывается…
             - Ради чего он пошел на это? Цель?
             - Понятия не имею, - редактор растерянно  развел руками, - Я ошарашен вашими словами.
             - Виктор Григорьевич, вспоминайте подробно, с кем он встречался последнее время особенно часто, какие материалы делал, что собирался делать, над какими темами работать.  Кому он, действительно,  вдруг мог перейти дорогу?  Потому, что у этой версии есть еще и второй вариант – его могли просто  попытаться припугнуть…

                ТО ЖЕ.  16 февраля. ДЕНЬ.
 
                В 13.00 Костя, наконец, смог налить себе чашку кофе, и только он сел за стол и прикурил сигарету, как дверь открылась, и на пороге возникли сотрудники ФСБ Женя и Сергей.
                - Привет следствию, - поздоровались они.
                - Привет, внуки Дзержинского, - откликнулся Костя, - насовсем к нам, или как?
                - Насовсем. Откомандировали в оперативное сопровождение, - сказал Женя. – Кофе пьешь? Это мы вовремя пришли.
                Сергей тут же открыл свою спортивную сумку и достал оттуда банку дорогого кофе и жестяную коробку с дорогим печеньем.
                - Садитесь, - пригласил их Костя, - вон чашки, берите, наливайте себе кофе.
                Сергей с Женей тут же расположились в кабинете.
                Через пять минут все сидели над чашками с ароматным кофе и хрустели  фигурным датским печеньем.
                - Есть новости? – спросил Женя.
                - А как же! Убийца журналиста сам с повинной пришел. Через час дело в суд можно передавать.
                Костя коротко рассказал информацию, полученную от Димы.
                Чекисты  посмеялись.
                Костя молча положил перед ними  протокол допроса несовершеннолетнего Крюкова.
                - Значит, телефон, он все-таки сбросил… - задумчиво проговорил Женя. – Где же само оружие?
                - С собой он его увез, - сказал Костя. – Плохо будет, если это  оружие еще раз «заговорит».
                - Если версия ваших криминалистов правильная – это оружие больше не  «заговорит». У нас есть информация по этому предприятию. В прошлом году  местные  оперативники взяли группу, которая из похищенных на оборонном предприятии частей огнестрельного оружия собирала готовые изделия. Большая часть изделий продавалась в Москве и Питере. В Москве мы пресекли этот канал поставки, но часть  «ТТ»  и карабинов  была все-таки продана неустановленным лицам.  Вполне возможно,  что ваш «клиент»  и есть одно из этих неустановленных лиц, - сказал Сергей.
                - Надо связываться с Ростовом,  отследить путь этого  телефонного аппарата в Ростове, - сказал Женя. – А то и в командировку туда лететь.
                - Надо, – подумав, сказал Костя. – Пишите рапорт.
                - Что у тебя на сегодня? – спросил Сергей.
                - К матери Ковалева  собираюсь, - ответил Костя, выпуская дым от сигареты. – Поедете со мной?
                - Поедем, - кивнул Женя. – А когда похороны журналиста?
                - Завтра, - ответил Костя. – Я его матери уже разрешение на захоронение написал. Хоронить она его будет на Мытищинском кладбище. Там его отец захоронен. Отвезем разрешение, и заодно еще несколько вопросов ей зададим.  Технику дадите на похороны?
                - Рапорт нужно писать, - сказал Сергей. – Давайте, тогда так. Я в Управление с рапортом, а вы к матери потерпевшего.

               
                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
                АВГУСТ  2010 года. ДЕНЬ.

           Наконец-то я решился встретиться с Анжелиной- Каролиной, на предмет интимных отношений.
           Точнее, она мне сама позвонила,  и стала аккуратно выяснять планы кинокомпании. По ее, видите ли данным, кинокомпания в ближайшее время собирается запускаться с полнометражным фильмом.  С «авторским кино». Интересно, откуда у нее эти данные? А сама «Мальвина Игоревна» и Андрей Вадимович хоть знают о том, что их кинокомпания собирается  делать в  ближайшее время?
              Ладно,  встретимся, выясню, что это за полнометражный фильм, с которым собираются запускаться, и откуда у нее эта информация. Да,  в конце концов,  можно просто приятно провести с ней время.
             Назло «Мальвине Игоревне».
             Правда, откуда «Мальвина Игоревна» должна узнать про это «зло», я не подумал. Ну, как-то надо будет довести до ее сведения. Интересна будет узнать ее реакцию.
             Мы встретились с Анжелиной около метро «Октябрьская»,  и сначала, как положено, посидели в ресторанчике.
              В ресторанчике в этот обеденный час было полно народу, и естественно, все мужики тут же побросали еду, и повыворачивали шейные позвонки в нашу сторону.
              На Анжелину они смотрели с нескрываемым восхищением,  а на меня с недоумением.
              В голове у них, у всех вертелась только одна мысль. Как такой  скромный мужчина, как я, в джинсах с рваным карманом,  смог захомутать такую  роскошную красавицу - блондинку?  Никому из них в голову, конечно, не приходило, что это она пытается меня захомутать. Потому, что никто из этих мужиков не знал, что я – особа, приближенная к императору.  Мифический главный помощник продюсера. Он же главный, он же старший, он же младший…
              Мы выпили с ней по кофе с пирожными, потом я ненавязчиво предложил продолжить наше общение у меня и пригласил ее в гости.
              Она  из приличия  пококетничала, но ясен пень, согласилась. Может, думала она, хоть через мою постель удастся проникнуть в волшебный мир полнометражного кино. Не все же в этих поганых сериалах сниматься. И я ее не стал в этом разубеждать, а наоборот, попытался  ее в этом уверить.  Разумеется, только через мою постель, с мятыми простынями.  Других  путей  в искусстве нет и быть не может. Путь в искусство всегда лежит через постель продюсера.  Но  «Мальвина Игоревна» спать –то с тобой  не будет…
              Так, надо же спиртного будет купить…
              - Анжелина - Каролина, ты что пьешь?
              - Мартини с соком, - тут же откликнулась Анжелина.
              Да, у девушки губа не дура. «Мартини с соком»… Можно подумать все кавалеры ее мартини с соком поят. Хотя, может и поят… Раскошелиться и мне, что-ли?.. Нет, перебьется... Это она меня мартини с соком поить должна.
            
              Я заруливаю на стоянку  около «Ашана».
              Потом, Анжелина ходит  с тележкой по залу, а я жду ее около  стеллажей со спиртными напитками, засунув руки в карманы джинсов и изучая бутылки. Нет, мартини, она явно сегодня пить не будет. Какую-нибудь недорогую бутылку вина, а мне водку. Надо уговорить ее на шампанское. Вот, на него как раз распродажа.
               Наконец,  Анжелина подъезжает ко мне со своей тележкой.
               Так, ну  что она  там набрала из провизии?
             - Сок, конфетки... яблочки... Молодец, Анжелина-  Каролина. Это набор Деда Мороза... Но сегодня вечером не Новый год. Что мы с тобой будем ужинать?
             - А что вы хотите? –  сразу заулыбалась  она, потому, что вопрос об ужине  с моей стороны, автоматически предполагал и вопрос о завтраке.
             - Иди,  возьми курицу.   Пожаришь  цыпленка-табака. Умеешь?
             Анжелина удивленно пожимает плечами.
             - В Интернете можно посмотреть, как его жарить…
             Я так и знал! И ее мне «Мальвина» еще в невесты сватает!  Да у нас Интернет выключаться не будет. Я на одном Интернете разорюсь.  Представляю эти запросы: «как сварить макароны», «как помыть посуду», «как почистить картошку»…  Поисковые системы в тот же миг гукнутся…  А вообще интересно, сколько ответов они выдадут на такие запросы? Может, не она одна такая? И все современные  девушки  теперь прежде чем бросить макароны в кипящую воду ищут ответ на этот вопрос  через всемирную сеть?..
               - Анжелина, а ты сама,  чем питаешься?
               - В основном  йогуртами и какими-нибудь  овощами. Мне же в форме нужно быть…
               Ну, ясно. Времена кустодиевских красавиц вернуться еще не скоро. 
               - Да, тяжелая у тебя жизнь. Смотри анорексию не получи от такого питания.   Ну, а мне диету соблюдать не нужно. Поэтому, пойдем,  спиртного побольше возьмем и свиных отбивных.  Тебе я возьму  детское безалкогольное , безкалорийное  шампанское и фрукты. Мартини здесь весь паленый, из Польши. А шампанское,  тем более детское,  подделать  невозможно.
              Я перекладываю  в тележку бутылки.
             - Андрей, смотрите, какая прелесть.  Я себе это куплю… – Анжелина достает   какую-то  коробочку из тележки.
            - Что это?
            - Музыкальная шкатулка... Смешная, правда?..
            Она открывает коробочку. Из коробочки раздаются  звуки «Джингл беллз»…
          -  Я куплю. Прикольная...
          Что же я делаю?  Зачем же, я, дурак,  пригласил  ее домой? Она же еще совсем ребенок.  О чем я с ней  разговаривать буду? О проблемах современного кинематографа? Что она в этом понимает? Или действительно сексом с ней заниматься?  Еще глупее…    Из возраста, когда трахают, все, что движется, я уже давно вышел.  Если уж очень припекает, для этого есть Наталья. Можно и к ней съездить.  Да и вообще, я никогда не вожу женщин к себе домой. Даже с Натальей встречаюсь на ее территории. Пока только одна женщина переступила порог моего дома. И не для интимной связи. Что же я сейчас делаю, идиот? Зачем?
         - Анжелина! Вон в том отделе розовые бантики продают. Может, их тоже возьмешь до кучи?  Иди,  положи, где взяла! И немедленно! Гимн России нужно слушать, и «В лесу родилась елочка»! Совсем уже ни капли патриотизма в тебе не осталось!
          Анжелина непонимающе и обиженно надулась. За что я ее так? Она то не виновата, в том, что…
         Что я сейчас хочу видеть совсем другую женщину…
          И водки с ней попить, и о проблемах современного кинематографа  поговорить…
          Анжелина повернулась и   обиженно пошла по залу.
          Я достаю из кармана джинсов мобильный телефон и набираю ее номер.
          - Ай,  - тут же откликается  «Мальвина Игоревна».
          - Контора – ух, работаем до двух. А вы до скольких?
          - У нас ненормированный рабочий день. Служенье муз не терпит суеты.  А ты где? Надеюсь, в Москве?
          - Я в Париж, проездом, срочно. Слушай,  бросай все свое кино  и приезжай ко мне.
          - Что  еще у тебя случилось? – встревожилась она, -  У меня через час важная встреча. И еще неприятности вдобавок.
          - Я  сейчас в «Ашане» и здесь началась демисезонная распродажа водки. Второй сезон. Представляешь?  Я уже купил первые сто серий, пардон, бутылок, по рублю,   и мне не с кем обмыть это радостное событие. Приезжай,  и мы будем запивать все твои неприятности.
          «Мальвина» молчит в трубку. Неужели не приедет?
          - Что ты молчишь?
          -  У меня входящие бесплатно. Я  за твой счет могу молчать хоть целый час.
         Да, за словом в карман, она, конечно, не лезет…
          -  Скупой рыцарь и Плюшкин просто меркнут перед твоей  прижимистостью и  скопидомством. Ты переплюнешь их всех. Ну, что, будем пить водку?
         - Хм… Заманчивое предложение...  А она не паленая, по рублю за бутылку?
         - «Что вы, мадам, это же чистый спирт». Ну, что ты раздумываешь?
         - Подожди, я голову чешу, - заявляет она.
         - Ну, чеши. Если у тебя так мысли  быстрее шевелятся.
         - Ладно, приеду, - говорит она, - вечером, часов в восемь. Ты дома будешь?
         - Куда же я такую гору водки повезу? Самое надежное место для ее хранения – это моя квартира.
          Отбой. Конец связи.
          Я быстро направляюсь к Анжелине, которая задумчиво стоит около витрин с охлажденными куриными продуктами. О чем она думает? Как все-таки готовить цыпленка-табака? Задал я ей задачку…
           - Анжелина - Каролина, мне нужно срочно уехать. Мне сейчас  позвонили со съемочной площадки. У них какая-то заморочка  и только я могу разрулить эту заморочку.  Так, что я сейчас пулей  на площадку. Поехали, я сейчас подброшу тебя до ближайшей станции метро, потом возьму тебе такси.
           Анжелина  восхищенно  смотрит на меня.
           - Андрей, а можно я с вами поеду?.. – робко спрашивает она.
           - Анжелина, ты же не новичок в кино, и прекрасно знаешь, что посторонним находиться на площадке категорически запрещено.
           - А что за заморочка? – интересуется она.
           Я таинственно ей отвечаю:
           - Леша опять забыл плейбек в офисе. А камера без плейбека – это пустое место, ты же знаешь. Так что я сейчас пулей за плейбеком, а то смена не резиновая.
           И Анжелина ехидно улыбается мне в ответ:
           - А оператор я так понимаю, у вас либо невменяемый, либо вечно пьяный. Плейбек – это только его хозяйство. При чем здесь Леша, а уж тем более вы?..


      Без пяти восемь, наконец,  раздается звонок в  дверь.
      Я тут же выскакиваю  в коридор.
      Что произошло в этот момент?
      Почему,   мы  растерянно стоим в коридоре и смотрим  друг на друга?
      Что за идиотизм? Первый раз такое…
      - Ну, где твоя водка? – наконец,  небрежно произносит  она.
      - На кухне, где же еще ей быть? – я тоже беру себя в руки, - Все уже готово к приходу исполнительного  продюсера.  Я даже мясо достал из холодильника, разморозил и  пожарил. Проходи.
       - Это,  какое мясо? Которое,  у тебя с зимы лежало?
       - Оно самое.   Специально  берег его к твоему приходу, и только сегодня пустил в дело.
      Она снимает куртку, мы проходим на кухню, где я уже  накрыл ее любимую «полянку»  - лаваш, украинская колбаса, сало, брынза, зелень, помидоры, огурцы.   На сковородке шипят  свиные отбивные, с кучей соли, перца и специй, которые я купил около дома, когда высадил Анжелину, у станции  метро.   Именно такие отбивные, я знаю, она любит.
      «Мальвина Игоревна»  садится за стол, в своих рваных джинсах, берет в руки бутылку и мрачно ее разглядывает:
       - Хм… Недурно начался второй сезон в «Ашане».
       - Вашему бы каналу брать с них пример.
       - Пример распродажи сериалов по демпинговым ценам? Скоро так и будет.
       Она наливает себе  рюмку водки,  выпивает, закусывает салом с огурцом, тут же наливает себе вторую…
      Ого! Видать, что-то действительно, серьезное, у нее произошло.
    - Что у тебя  случилось?  Ты пьешь, как сапожник. Что за неприятности?
    - Мне плохо,  - буркает она, наливая себе третью рюмку.
    - Кому сейчас хорошо? – философски замечаю я.
    - Все сволочи, негодяи и подлецы. Все смерти моей хотят!
    - Неужели? – улыбаюсь я, - А ты не разбрасывайся завещаниями.  Хотя ты обычно завещаешь всем только свои долги. 
    - Вот так вот, да? Вместо того, чтобы меня пожалеть… Я к тебе перлась через всю Москву в жилетку поплакаться, а ты…
    - Бедняжка! Подожди, я сейчас жилетку принесу. Тебе какую- красную или синюю?
    «Мальвина» вздохнув, выпивает третью рюмку водки, и ест мясо, орудуя ножом и вилкой.
    - Хм, вкусно. Неужели, сам жарил? Не ожидала от тебя таких кулинарных способностей.
    - «Я еще и на швейной машинке могу. И крестиком вышиваю». Ну, что у тебя там  случилось? Неужели Брейгель все-таки попал в кадр и Сарапольский его опознал?
    - Если бы Брейгель! Мы бы сказали Сарапольскому, что это творчество неизвестного художника в стиле «ля-рюсс». Все гораздо хуже. Этот гаденыш Влад в запой ушел. Уже третий день пьет. У нас срывается график съемок. Мы теперь на такой штраф наскочим  с каналом…  Денюшки –то государственные… Если мы его из запоя не выведем.
     Влад запил. Да, как Влад пьет, я знаю.  Я перед ним отдыхаю. Он в запой и на месяц может уйти.
     - А что случилось-то? – спрашиваю я.
     - А… - машет она рукой, - Снимали эпизод с Анькой.  Влад по сценарию злится, что Анька его допекает своими сценами ревности. У Влада никак не получается эта сцена. Хоть и дерьмо снимаем, но  хоть сыграть нормально можно. Профессионал все-таки.  Пять дублей сделали и все коту под хвост. Да еще Данил никак не может ему объяснить его задачу. Не режиссер, а бездарь… Чему его во ВГИКе Владимир Иосифович учил, непонятно! Вмешался Андрей.  А ты знаешь, как Андрей вмешивается.
       Знаю. За два года всего два раза довелось видеть, как Андрей Вадимович работает с актерами. Никак. Он не объясняет им никаких актерских задач. Он просто ставит их в такую ситуацию, когда актер «играет» сам себя. Я уже приблизительно понимаю, что произошло дальше на площадке…
      - Андрей  вышел на площадку и «наехал»  на Влада. «Ах, ты, сволочь неблагодарная, подлец,  негодяй, гаденыш, мы тебя в люди вывели, ты благодаря нам одеваешься в бутиках,  ездишь на «Мерседесе», живешь в центре Москвы, все бабы к тебе в постель готовы сами лечь, а ты нам дубли порешь!». Ну, и дальше, в таком же духе…  Влад клюнул на эту удочку и  психанул: «Да я в своем Владимирском театре Иванова и графа Резанова играл! Весь репертуар на меня был поставлен! Я один делал кассу нашему театру! А здесь в дерьме вашем возиться должен!» А Андрею только это и нужно было! «В камеру! В камеру весь текст, быстро!!!». Вобщем, этот эпизод мы отсняли с первого дубля – Бунюэль отдыхает. А Влад после этого сорвался…   
     - Вообще-то это все нужно было ожидать. Вы  все  в этом виноваты, - говорю я ей.
     Она вскидывает на меня глаза.
     - Что?! Мы   виноваты в его запоях?! Ты кумекаешь, что ты говоришь?!
    Ну, что? Сказать ей еще и это? Как Влад тут плакался у меня на кухне месяц назад? Придется сказать.
     - И в этом тоже.  Ты, понимаешь, что с ним сделали?  Я же делал  с ним интервью, и он мне все это рассказывал. Все, что не вошло в интервью.  Его притащили сюда из Владимира три года назад, Коровин, на свой сериал «Весна начинается в декабре». Влад сыграл там главную роль, сериал имел рейтинги. И дальше Влад «пошел по рукам». Три сериала в год. Через год он стал «лицом» канала. Но он стал просто вещью, собственностью, которую можно купить и продать. У него  даже выходных, как таковых, нет.  Он мне рассказывал, графики съемок настолько жесткие, что две смены подряд – дневная и ночная – это обычное дело. Его заставляют работать сутками. Какой человек это выдержит? Он уже три года никуда не выезжает из Москвы, кроме экспедиций. И все эти его фотки в цветных журналах, как он отдыхает на Мальдивах, Гавайях или Гоа – просто фотошоп. Эти сериалы ему  просто сломали  жизнь. А он  ее сломал  себе три года назад, когда подписал  контракт с Коровиным.   
    Я беру  сигареты и  закуриваю.
    Она хмыкает и недовольно  смотрит  на меня.
   - Андрей, что за глупости ты сейчас говоришь?  Владу сломали жизнь!  Я не хуже тебя знаю всю его историю. Какие перспективы были у того же Влада во Владимирском театре? Сколько он там еще собирался  играть Д Артаньяна и графа Резанова?  Актерский век короток, понимаешь?   Еще пять лет, и он перейдет  в другую возрастную категорию. И что? Он уверен, что его  главреж  будет  планировать  репертуар под  45 летнего, некогда популярного  актера?  Ты думаешь, это так легко сделать?  Где набрать столько пьес на его возраст?  А если за эти пять  лет репертуарная политика в этом  театре вообще изменится кардинальным образом? Придет  новый молодой герой-любовник, и весь репертуар   будут ставить  только на него?  Это здесь, в многомиллионной Москве,  и Влад и другие  актеры никогда без работы  не останутся. А там, в своем провинциальном театре? Ты думал об этом?  Нет?  А он сам думал об этом? А тот же Коровин и руководство канала прежде  чем, так безобразно, как ты считаешь,  поломать  ему  жизнь, представь себе, думали. И  прекрасно понимали, как ему  тяжело придется одному в столице,  начинать свою жизнь здесь, фактически с нуля.  И тот же Коровин  снял ему на первое время квартиру, которую год оплачивал из собственного кармана!  Так, какие  у Влада могут быть  претензии к тому же Коровину или Сарапольскому?   
     -  Здесь, в Москве, он не на своем месте. И он это прекрасно понимает. И вы это знаете. Он – многогранный театральный актер. А здесь он вынужден сниматься в этих чудовищных сериалах, где не используется и сотая доля его таланта. Ему там нечего играть. Он просто теряет квалификацию. Его  бесконечно заставляют эксплуатировать в сериалах только один образ  - героя-любовника. А в столичные театры его никто не берет. Здесь под своих «звезд»  репертуар расписывают. И он лишний на этом празднике жизни. Отсюда все эти его пьянки и нервные срывы.
       Она только ухмыляется.
      - Знаешь, дорогой, в жизни  рано или поздно каждому человеку всегда приходиться   делать выбор. Влад сделал выбор между творчеством и деньгами. Да, он мог после первого же сериала вернуться обратно во Владимир. Но он же этого не сделал. Да,  во Владимире он был на своем месте. Да, половина репертуара театра была поставлена на него. Да, он один там делал кассу всему театру.  Да, там он никогда не играл во втором составе. Да, у него там никогда не было дублера.  Да, он  переиграл там  весь диапазон ролей, от комедии, до трагедии, все роли, о которых только могут мечтать столичные актеры. Но! В один прекрасный момент Владу захотелось денег. И тут подвернулся змей-искуситель Коровин. А деньги и творчество понятия несовместимые. Либо ты занимаешься творчеством – либо ты зарабатываешь деньги. Влад сейчас получает такие гонорары, которые за всю свою жизнь  никогда не заработал бы в провинциальном театре.  Он шляется по дорогим кабакам, одевается в дорогих бутиках, ездит на  дорогой, хорошей машине. Ну, а то, что он при этом перестал играть Иванова и Фигаро – бывает… Если в одном месте,  что-то прибыло, значит, в  другом месте –  что-то убыло!
      - Я - то это понимаю. Но таким, как он, провинциальным  актерам, выдернутым из привычного круга и образа жизни, ты  этого не объяснишь. Сколько провинциальных актеров, выдернутых по воле режиссера или продюсеров в Москву, всего на один проект,  оказывались потом за бортом этой жизни? И сколько из них  топили свою тоску в бутылке водки?  Влад не первый и не последний  в этом списке. Тот же Болтнев, перебравшийся в Москву  из Новосибирска, ради одного проекта Арановича «Противостояние». Да, его счастье, что ему довелось работать еще и с Германом на картине «Мой друг Иван Лапшин». А что потом? Все. Материала такого уровня ему больше никто не дал сделать.  В результате своей невосстребованности он умер,  не дожив даже до пятидесяти лет. А  Солоницын, которого перетащили в Москву из Свердловска, и  который умер в 47 лет?   А Олег  Даль, которому  было всего 39? А Богатырев? Они  так и не нашли себя в этой суете столичной жизни. Когда здесь, в Москве,  что бы элементарно выжить, нужно идти на компромиссы с самим собой. Но  не у каждого это получается, понимаешь?
       - Не надо сравнивать несравнимые вещи. И тех актеров никто не заставлял бросать свои театры, семьи и перебираться в Москву, в актерское общежитие. Единственное чего они все хотели – это славы и денег. И говорить, что следствием их неудач становятся драки на съемочной площадке и многодневные запои - просто глупо.
       - Тогда объясни следствием чего это является? Природу запоев того же Влада.
       - Это лишь следствие их безответственности и витания в облаках. Все эти актеры не понимают одной простой вещи. Кто платит- тот и музыку заказывает. Государство дает нам  деньги не на благотворительность, а на выполнение конкретной работы. И дуть в попу тому же Владу, который вообразил себя звездой вселенского масштаба,  ни Андрей, ни канал   не будут. Каналу проще найти другое «лицо», чем терпеть срывы и запои неадекватного актера.
     - Карина, ну ты-то зачем так? Это же живой человек! Он ведь работал на этот чертов канал  целых три года! Он свою семью во Владимире бросил, ради того, чтобы сниматься в этих дурацких «мувиках»!  А у него дочка маленькая, которая своего отца видит только по телевизору.  Ты  хоть сама  понимаешь, что вы делаете с людьми? Почему вы все  представляете  себе весь окружающий вас мир, как одну большую съемочную площадку? Почему  вы сначала используете людей, а потом, просто выбрасываете  их за ворота «Мосфильма» за ненадобностью, как какой-нибудь хлам. А это же живые люди! Как же так можно с ними?   
        Она опять усмехается и с насмешкой смотрит на меня.
        -  Андрей, может, хватит кудахтать?  Ты тоже  витаешь в облаках!  Влад тебя, видите ли,  разжалобил. Сопли распустил. Ах, ему сломали жизнь! Пусть лучше расскажет, скольким женщинам  здесь в Москве, он сам сломал жизнь. Пусть расскажет -  сколько у него  незаконнорожденных детей народилось уже здесь, в Москве, кроме его маленькой дочки и сколько  гражданских жен, помимо его законной супруги. Знаешь, от кого ребенок у актрисы Марины Алексеевой? От Влада. А знаешь, сколько тот же Сарапольский заплатил Марине за ее молчание, чтобы спасти репутацию того же Влада? Не знаешь. Потому, что он тебе в интервью об этом не говорил. Эти люди знали,  на что шли, когда сами выбрали эту  жизнь. Они сами подписали себе этот приговор: пожизненное заключение в мире иллюзий.  И не надо их никого жалеть.
        Мы курим,  и отводим глаза   в разные стороны, стараясь не смотреть друг на друга.
       - Андрей, - неожиданно спрашивает она, - а почему ты стал журналистом? И почему вдруг стал писать сценарии?  Я тебя никогда об этом не спрашивала, но все-таки…  Как инженер-автодорожник вдруг превратился в акулу пера, а теперь уже и в сценариста?
          Я смотрю  в окно.  Рассказать ей всю правду? Что инженер-автодорожник не вдруг превратился в журналиста, а  потом и в сценариста.  Если я это расскажу сейчас, то … Как она отреагирует на это? Обсмеет меня?  А если не обсмеет? Тогда между нами совсем не останется никаких тайн…
              А это значит…
              Это значит, что в один прекрасный момент я захочу круто изменить свою жизнь…
              А этого делать нельзя.
              Хотя бы потому, что у нее дети…
              - Тебе это очень интересно?
              - Ты очень  серьезно относишься ко всему этому. И сам лезешь в кинематограф. Я просто боюсь за тебя.
               - Дождь пошел, смотри… - пытаюсь я перевести тему.
               - Рассказывай, - тихо  требует  она.
               Рассказывать?  Ну, ладно, расскажу.
               - Когда мне было десять лет, по телевизору показали фильм «Достояние республики». В этом фильме я впервые и увидел этого человека. Увидел, и понял, что теперь в моей жизни появилась цель и смысл. Я впервые в десять лет заплакал, когда его убили, там, в экране  черно-белого телевизора. Эта сцена, где он в белой рубашке-апаш лежит на траве, а камера  на кране поднимается вверх… И эта музыка  Евгения Крылатова…  Он не был моим кумиром,  в обычном понимании этого слова. Он не был моим любимым актером, он не был моим идолом, он не был моей недостижимой мечтой.  Он стал моей целью. Он стал моей навязчивой идеей.  В десять лет, я решил, что я должен быть рядом с этим человеком. Но кем мне нужно стать для этого?  Для начала я должен был научиться всему тому, что делал он.  Только тогда я смогу быть ему интересен. Только так  мы сможем стать  с ним друзьями. Такими, каким был  его герой Маркиз с этим мальчиком – иконописцем, Иннокентием.   У меня был друг – Тимка, сосед. Мы жили с ними рядом, в Кузьминках, на одной лестничной площадке.  И  дружили с трех лет. Он не был поклонником Миронова. Но за компанию со мной тут же нашил себе на белую рубашку женские кружева, и попросил отца сделать из металлических прутов две шпаги. Его отец работал  начальником механического цеха, на  «Москвиче», и  подошел к этому делу серьезно. Целый  цех принимал участие в изготовлении холодного оружия. Шпаги они нам сделали уникальные, чуть ли не музейные. Настоящие,  четырехгранные.  По какой-то старинной книге. Гарды из дюраллюминия, украшенные резьбой и гравировкой. Резные рукоятки вытачивал деревообрабатывающий цех.  Клинки из специальной  дефицитной закаленной стали,  заводская лаборатория проверяла на сопротивление и упругость. Клинок шпаги – это не палка, он должен сгибаться.    Правда, на концах клинков, предусмотрительно стояли резиновые крышечки, что бы,  мы не поранили друг друга. Видимо, взрослым людям тоже захотелось немного окунуться в детство.  Она сейчас у матери, на даче. А тогда, вся улица нам завидовала.  Через два года, мы с Тимкой записались в секцию фехтования на шпагах. Потом, мы  поехали на ипподром, записываться на конный спорт. Но нас не взяли. Вес не позволял. Сказали, побольше кушать, что бы лошадь нас не сбросила.  Потом, мы пошли записываться в секцию стрельбы.  И опять нас не взяли – там ограничения по возрасту, с 14-ти лет. Пришлось ждать еще два года, а пока тренироваться из водяного пистолета по бутылкам. Я к стрельбе скоро охладел, но в бутылки, как Маркиз,  попадать научился. А Тимка подошел к этому серьезнее.  Сейчас он  мастер спорта по пулевой стрельбе.   Двоюродный брат  Тимки  Кот, Костя,  научил нас  водить машину, свою  «шестерку». Ведь Миронов в фильме «Невероятные приключения итальянцев в России» виртуозно водил машину. Как я вожу машину – ты знаешь. Оставалась музыка. Гитара была у отца  Тимки. Он меня и научил на ней играть. А пианино мне купили родители. Они страшно обрадовались, что я перестал гонять в футбол, а занялся изучением гамм и сольфеджио.  Ну, а нормально петь я стал,  тогда, когда у меня в четырнадцать лет  закончилась мутация голоса. До этого – пищал. Все. Теперь, когда я мог  почти  все, что может ОН, пришла пора знакомиться с ним. И предлагать свою дружбу.  Я  пересмотрел  все фильмы и телеспектакли с его участием,  я уже знал каждую строчку из его биографии.  Но ОН еще не знал обо мне.  В ближайшее время мы с Тимкой  собирались ехать в театр Сатиры, знакомиться с ним. И тут вдруг произошло невиданное событие!  Мать с отцом напрягли всех своих знакомых, и достали  нам два билета на  спектакль «Безумный день или женитьба Фигаро». И вот мы с Тимкой, разодетые, представляешь, в настоящие польские джинсовые костюмы черного цвета, помнишь, да, каким дефицитом они были -   в зале  театра Сатиры… И вот  уже  звенит  третий звонок… И вот уже гаснет свет в зале…И вот пошла «Маленькая ночная серенада»  Моцарта… И вот раздвинулся тяжелый плюшевый занавес… И вот  сценический круг повернулся и появился ОН… Я никогда не забуду этих не стихающих в течение получаса аплодисментов, когда ОН  даже не мог начать свой монолог… Я никогда не забуду эти сверкающие на его костюме зеркала, пускающие во все стороны зайчиков…  И тогда, в зале, я понял, что ОН должен быть только моим.  ОН мой, ОН моя собственность. Я не должен делить ЕГО ни с кем.  Он должен дружить только с мной, и петь песни только мне. Мы с ним будем фехтовать на шпагах, стрелять из пистолета по бутылкам, ездить на лошадях.   Вечером, я  предложил Тимке  похитить Андрея  Миронова. Он, ничуть не удивившись, тут же согласился. И мы тут же разработали план похищения Миронова. Подготовили игрушечные пистолеты, и веревки, что бы связать его.  Все было до простоты элементарно.  Мы, после спектакля подошли бы к нему, пригрозили бы пистолетом и посадили  бы в машину  Кота. И привезли бы его на дачу родителей  Тимки, на 43 километр Курской железной дороги.  И все. Там бы его никто не нашел. И ОН был бы только наш. Мы тут же рванули к Коту. Посвятили его в наши планы, и он, даже не спрашивая, зачем это  нам нужно, согласился. Поражаюсь, до чего мы тогда все были легкомысленные. Ну, ладно, мы, два тринадцатилетних сопляка, но Кот… Которому на тот момент было лет 27-28.
       - Он просто воспринял ваше предложение, как шутку, - улыбается она.
       - Как шутку?  Самое смешное, что он подъехал на своей машине, как мы с ним  и договаривались к театру Сатиры,  в пять вечера.  На следующий день мы с Тимкой  в пять вечера,  уже дежурили перед служебным входом.  В семь должен был начаться спектакль. Постепенно стали съезжаться актеры театра Сатиры. Приехала и Пельтцер, и Менглет, и Саша Воеводин, и Нина Корниенко, и Роман Ткачук. А Миронова все не было… Мы с Тимкой  стали подозревать самое худшее. Что его уже похитили до нас.  И вот в половине седьмого вечера к ступенькам подъехали красные «Жигули» - «шестерка». Передняя дверь открылась.  Он не сам был за рулем. Его кто-то подвез. И из нее вышел ОН. Он был в желтой рубашке и джинсах.  Мы с Тимкой  подошли к нему с открытками и ручкой. «Андрей Александрович, автограф, пожалуйста», - сказал я. «Потом, ребята, потом». ОН потрепал меня по плечу. И тут я увидел, какое у него усталое, невеселое лицо. Сам он ссутулился, и совершенно не производил впечатления веселого, яркого, жизнерадостного человека. Это был уставший, озабоченный и замотанный человек… Я посмотрел на его лицо без грима, и увидел многочисленные оспинки на лице. Он, ведь,  тяжело болел в последние годы жизни…
           - Да, фурункулезом. Испытывал невероятные боли и мучения.
           - Я узнал это уже потом, когда стал взрослым. А тогда, я просто увидел перед собой совершенно измученного человека.   Это было для меня настолько неожиданно… Я испытал такое потрясение… Это был не Маркиз и не Фигаро, и не капитан Васильев… Андрей Миронов был  обыкновенный человек, такой же, как  мой отец,  наш сосед,  мой дед… Он никогда бы не проскакал на лошади, не стал бы фехтовать, стрелять и угонять машины…  Я ничего не понимал…  Я просто стоял и смотрел ему вслед. Смотрел, как ОН уходит, как  ОН открывает тяжелую дверь  служебного входа. И мне  вдруг стало его безумно  жалко…  Такого  беспомощного и одинокого.  И я  сказал Тимке, что мы не будем его похищать.  Я отменил  похищение Миронова, потому, что ТАКОЙ Миронов мне был не нужен…
           - А дальше?
           - Дальше? 17 августа 1987 года мы сидели дома и ужинали. Вдруг зазвонил телефон. Длинным междугородним звонком. Мать тут же подбежала к телефону, схватила трубку. Разговор у нее был короткий. «Что?! Не может быть!» только и сказала она. Потом, положила трубку и обращаясь к нам с отцом сказала: «Это Артур». Артур это двоюродный брат моего отца. Он жил тогда в Риге. «Что? Что-то случилось?» - спросил отец. «Вчера в Риге умер Андрей Миронов»…
         Я  наливаю  в рюмки еще водку и выпиваю.
          - Вот так вот… С этой фразой для меня закончилась целая эпоха. И тогда я понял, кем я  должен стать.  Журналистом. Только так,  я смогу разгадать эту тайну.  ЕГО тайну.  Тайну таинственного  мира, под названием,  «театр». Тайну того,  как измученный больной человек  под светом софитов превращается в Фигаро.  Тайну того, почему замирал зал, при одном только его появлении.  Вот так я сделал свой выбор в этой жизни…  Но жизнь внесла свои коррективы. В МГУ, на факультет журналистики у меня даже документы не приняли. Сказали, нужны печатные работы. А я даже не знал об этом.  Что бы не терять год – быстро подал документы в МАДИ. И стал сотрудничать с районной газетой. Потом, с «Комсомолкой», а потом уже после окончания института, меня взяли в эту газету.  Все это время я пытался общаться с людьми из мира искусства, с актерами.  Чтобы, разгадать их главную тайну. Тайну этой закрытой касты, этой масонской организации,  в которую допускают не каждого. А только того, у кого есть ТАЛАНТ.  Но за все это время я так  и не приблизился к разгадке этой тайны… Я всю свою жизнь шел к этому, но видимо, я только на середине пути…
          Она долго молчит, потом смотрит на меня.
          - Понятно. Я опоздала со своей проповедью лет этак на двадцать пять.   
          - Увы… А ты сама?   Почему  ты  пришла в кино?  Ты ведь  из «партийной» и «кгбшной»  семьи.  При чем здесь кино? Ты тоже никогда мне об этом не говорила.
          - У меня все гораздо банальнее и прозаичнее.  Мой дед работал в ЦК партии и курировал кинематограф, а отец  работал в Пятом Главном Управлении КГБ, и тоже курировал кинодеятелей.  Вот они и пристроили меня на тепленькое местечко в Госкино. А  Андрей закончил ВГИК,  работал на «Мосфильме» вторым режиссером, потом снял два каких-то проходных фильма. Его отец в то время  работал в Госкино, и так же был чиновником от искусства.  Он нас и познакомил с Андреем. Андрей к тому времени уже развелся со своей первой женой. Знаешь его первую жену? Вера Равина, красивая была актриса. Сейчас она уже не снимается.   
            - Это в честь нее он назвал вашу кинокомпанию – «Вера-фильм»?
            - Нет. Я думаю, что нет. Название, кажется, придумал его партнер Юра.
            - А Андрей Вадимович не стал возражать?  Он, что, все еще любит свою бывшую жену? – аккуратно спросил я.
            Она усмехается и насмешливо смотрит на меня.
             - Андрей? Андрей никого не любит, кроме себя и кино. Ни первую жену, ни вторую, то есть меня, ни своих детей. Никого! Ты общаешься с ним почти два года. Ты еще не понял, что он стопроцентный  эгоист, который ради достижения своей цели спокойно пойдет по чужим головам, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Для него главное - это кино любой ценой.
               Она недовольно замолкает и закуривает сигарету.
                - Ну, а дальше? – пытаюсь я как-то сгладить возникшую неловкость,  - А кинокомпанию вы когда открыли? В 90- х годах?
                - Да. Это было еще до того, как мы с Андреем поженились. В 89-м году,  когда началась перестройка и  ломка кинематографа,  как производства, Андрей  вообще остался не у дел, и  какое-то  время сидел без работы. Я в то время  зарабатывала деньги другим способом. Дед мне дал небольшой стартовый капитал, и я купила две полиграфические машины. У меня была небольшая  типография. Но,  полиграфический бизнес  какое-то время был на подъеме, а потом типографий в Москве наоткрывали столько, что конкурировать  друг с другом стало просто нерентабельно. И  в 89-м году друг Андрея,  Юра Романов,  предложил ему открыть фирму и самому снимать кино. Они с  Юрой в срочном  порядке зарегистрировали собственную  фирму, взяли кредит в банке. Тогда еще кредиты выдавали без всяких залогов, и получить их было гораздо проще. Первый их фильм не только окупился, но и принес им совершенно сумасшедшую прибыль. Но это было  в те времена, когда еще не рухнул советский кинопрокат. В середине 90-х прокат рухнул, и все… Фильмы больше не окупаются, а о прибылях вообще речь не идет. Ну, вот с тех пор утекло много воды. Андрей, со своим дурным характером,  умудрился переругаться и с Юрой, и со многими другими, и даже с самим Сергеем Никитичем. Ну а я с тех пор, как мы поженились, продала типографию и занимаюсь вместе с ним кинобизнесом.   Именно  кинобизнесом, а не кинематографом.  Понимаешь разницу или нет? По крайней мере,  кинобизнес  не такой убыточный, как полиграфический бизнес. Вот такая вот проза жизни.
         - Да, романтизьму мало, - соглашаюсь я.
         - Поэтому, я  рассматриваю кино, не как образ жизни, а всего лишь, как способ добывания денег. А ты пытаешься   жить в мире иллюзий. В один прекрасный момент  для тебя это может весьма печально закончится.
         - Например, чем?
         - Не знаю, конкретно… Мало ли… Произойдет какая-то нештатная ситуация, как с тем же Владом, и ты сильно разочаруешься во всем и во мне в том числе… Потому, что ты не хочешь понимать главное – кинематограф это не только искусство. Это еще и деньги. И деньги не маленькие.  А бизнес,  в котором крутятся большие деньги  - особо  жесток.  Так было и в советские времена в том же кинематографе, так же осталось и сейчас.
           - С Владом? – задумчиво смотрю я на нее, - я думаю, с Владом если что-то и произойдет, то это будет уже не нештатная ситуация. А трагедия.
           Она натянуто улыбается.
           - Все, хватит, умничать. Никуда он не денется с подводной лодки.  Скажи лучше,  этот  твой друг Тимка тоже стал актером или журналистом?
           - Нет.  В 93-м году, он с родителями уехал в Штаты. Сейчас он бизнесмен. У него  пять  крупных  продуктовых магазинов в Москве и Ростове.
           - Ну, вот видишь. Значит, у твоего друга  оказалось все в порядке с психикой. Детские игры он не стал проецировать на реальную жизнь.  А ты до сих пор пребываешь в этом состоянии.
           -  «Вся наша жизнь – игра.  И кто ж тому виной,  что я увлекся этою игрой…» - пожал я  плечами.
           - «О, наслажденье -  скользить по краю? Замрите, ангелы, смотрите, я играю?» 
           -  «Моих грехов разбор, оставьте до поры. Вы оцените красоту игры!».  Карина, как ты думаешь, если бы мы тогда с Тимкой   похитили Миронова, что было бы?
           Она пожимает плечами.
           - История не знает сослагательного наклонения.  Ничего не было бы. Взрослый человек, он просто надавал бы вам с Тимкой  по шее. А на Кота написал бы заявление в милицию.  Того привлекли бы по  двум статьям «Похищение человека»  и «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления».
           - Но это  же  мы Кота вовлекли…
           - Несовершеннолетние вовлекли совершеннолетнего? – смеется она, - Кто бы в это поверил? 
           - Как ты реалистична,  никакой романтики в тебе нет.
           - Увы… - вздыхает она, - общение с финансами не располагает к романтическим отношениям.
           Я поднимаюсь  со стула и щелкаю  пультом от музыкального центра.
           - Послушай. Наверняка, давно не слушала эту его песню…
                Падает снег на пляж
                И кружатся листья.
                О, колдовской пейзаж,
                Взмах волшебной кисти.
                Танец звезд, радуги живой мост.
                От сердца к сердцу мост,
                От сердца к сердцу…

            И тут зазвонил мой мобильный телефон…
   
                МОСКВА.
                ПРОТОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК. 16 февраля. ВЕЧЕР.

                Вера Васильевна  затянулась сигаретой и подвинула поближе к Косте с Женей тарелку с домашним печеньем.
                - Костя, Женя, а может,  пообедаете все-таки? Или, точнее  сказать,  поужинаете? – сочувственно спросила она.
                - Нет, нет, спасибо,  мы пообедали, - отказались ребята.
                - Тогда вам чай, или кофе?
                Костя переглянулся с Женей.
                Тот пожал плечами.
                - Лучше кофе, - сказал Костя.
                - Тогда пойдемте на кухню.
                На небольшой уютной кухне, ребята расположились на стульях.
                Вера Васильевна быстро накрыла на стол.
                Сама села напротив ребят и грустно посмотрела на них.
                - Еле прибралась здесь. Андрей особой аккуратностью не отличался. Все раскидано, разбросано, как после атомной войны. 
                Костя отпил кофе из чашки и,  посмотрев на женщину спросил:
                - Вы сюда теперь переедете?
                - Какой там! – махнула рукой женщина, - Что мне здесь делать? Я уже привыкла у себя в деревне. Молоко у фермеров беру, овощи  сама выращиваю. Хлеб в хлебопечке пеку.  Собака у меня там. Сейчас соседка ее пока кормит. Что мне в Москве делать, а тем более сейчас? Сдам квартиру, и уеду обратно.
                - Вера Васильевна, кто дал Андрею деньги на покупку машины? – спросил Костя.
                - Банк, - ответила женщина. – Он ее в кредит купил.
                - А первый взнос?  Вы, я так понимаю, ему деньги  не одалживали.
                - Что вы! Откуда у меня  деньги на покупку машины? Я сижу в своей деревне, и живу на пенсию. В деревне на мою  московскую пенсию вполне можно прожить. Я себе даже ни в чем не отказываю. 
                - А кто мог Андрею одолжить такую  сумму?
                - Такую, это какую? – спросила женщина.
                - Порядка семи  тысяч долларов.
                - Не знаю…
                - У него, что совсем не было близких друзей?
                - Близкие друзья и кредиторы – это разные вещи, - резонно заметила женщина.
                - Ну а вы сами как думаете?   
                - Не знаю… - женщина задумчиво прикурила сигарету, - он мне ничего не говорил про первый взнос. Может быть, сам накопил, а может ему Тима дал. У Тимы деньги всегда есть.
                - А кто такой Тима? – спросил Костя.
                - Это его друг детства – Тима Галкин, ровесник Андрея.  Они даже не друзья с ним были, а скорее братья. Все время вместе, неразлейвода. Мы тогда жили в Кузьминках, в малюсенькой однокомнатной квартире. Галкины жили рядом с нами, на площадке. И дети, с трех лет росли вместе. Мы их даже вместе кормили, с Тиминой матерью, Светой. То я их покормлю, то она. Ночевали они, то у нас, то у них.  И вещи всегда покупали в двух экземплярах. Если, Света покупала что-то Тиме, то обязательно и Андрею. Потому, что Тима тут же задавал вопрос: « А Андрею купила?». Так же и мы с Виталием делали.  Потому, что Андрей тоже требовал, что бы то, что покупается ему, имел и Тима. На крупные вещи детям, например,  на велосипеды, мы сбрасывались вместе, двумя семьями. Потом, они вместе пошли в школу. Тима был крупнее Андрея, и защищал его. Их в школе все считали братьями. Просто все удивлялись, почему у них фамилии разные. В школе учились ровно. Андрею, больше давались гуманитарные предметы, а Тиме – точные науки. Поэтому, они друг друга подтягивали и помогали.
         - А кто из них был лидером в их компании?
         - Тима, конечно. Он был серьезнее и рассудительнее Андрея. Андрей его во всем слушался. У Андрея всю жизнь ветер в голове гулял.  Вот так было до 1991 года.
        - А потом? – спросил Костя, отставив от себя пустую  чашку, – Спасибо большое, Вера Васильевна.
        - Еще налью? – тут же спросила она.
        - Нет, нет, спасибо. Не стоит беспокоиться.
        - О чем вы говорите, какое это беспокойство, - ответила она,  отставив пустые чашки в раковину, и  задумалась.
        - А что потом? – спросил Костя.
        - Да, что  потом… - спохватилась  она. – Потом, в 1991 году, нам подвернулся вариант обмена «хрущовки» в Кузьминках, вот на эту двухкомнатную квартиру, с небольшой доплатой.  В этой квартире пьяницы жили. Мать, отец и сын. Мать с отцом перепились так, что умерли. А сын решил, что такая большая квартира ему не нужна. Вот и обменялся с нами с доплатой. И ту доплату пропил за полгода. А квартиру эту мы почти год в порядок приводили. Столько грязи выгребли…  Вспоминать не хочется.  Вот.  Так, что в 91-м году  мы переехали в Проточный переулок, и мальчишки стали видеться реже.  Но все-равно, ездили друг к другу, ночевать оставались, вместе в спортивную секцию ходили.
         - А каким видом спорта они занимались?
         - Да, чем они только не занимались! И плаванием, и фехтованием, и пулевой стрельбой.  У Андрея терпения не хватало чем-то долго и терпеливо заниматься. Он и скакал из секции в секцию. То в народный театр записался. Артистом решил стать. Но Тима серьезнее был.   Тима всерьез занимался той же пулевой стрельбой. Даже мастером спорта потом стал. На соревнования ездил.
         - Ну, а потом? – спросил Костя, переглянувшись с Женей, и  вытаскивая из кармана  пачку сигарет. – Разрешите?
         - Курите, курите, - махнула рукой женщина, - я же сама курю, как та лошадь. Никак бросить не могу.
         Костя с Женей закурили.
         - Потом, в 1993 году Галкины уехали в Америку. У Светы там дядя жил. И им вызов прислал. Ну, вы сами знаете, что тогда в 90-х в стране творилось. А Тиме как раз в армию настало время идти. Света боялась, что его в Чечню заберут. Тем более мастер спорта по стрельбе. Да и Тима еще с какой-то дурной компанией связался. Из нашего же класса. Был у них в классе такой  - Леша Кузьмин. Второгодник, балбес и хулиган. Тима с ним  - то дрался все-время, а потом вдруг резко подружился. Но  у Андрея с Лешей никаких отношений не было, кроме приятельских. Хотя Леша его очень любил. Андрей пел на всех классных вечерах, и хорошо пел. Леше это очень нравилось. Он вроде, как Андрея под свою опеку взял. А потом, мне Андрей рассказывал, что Леша  в бандиты подался. Ну, уж не знаю, чем они там занимались. Сами знаете, в 90-х годах все имели отношения с бандитами. А Тима  уже плотно с Лешей общался.    Вот Света с Жориком и приняли решение и самим уезжать  и сына увозить отсюда.  Вот тогда мальчишки уже просто рыдали…  Ну, а потом, так,  переписывались, Тима один раз по телефону нам звонил из Америки. А потом пропал. И появился в Москве только в 2000 году. Андрей только женился, он уже в газете тогда работал. Тима приехал, и сразу к нам. Он на две недели приезжал. И все две недели Андрей с ним был. Где-то шлялись, пьянствовали, гуляли. Люда, жена Андрея ему такой скандал потом устроила. «Тебе друзья дороже семьи».  С этого и началась их размолвка.
         - А чем Тима занимался в Америке?
         - Колледж закончил какой-то. Потом, в каком-то Университете учился. Потом, вроде бизнесом занимался. Насколько я знаю, у Светиного дяди в Америке прачечная была. Они жили в штате Калифорния, малюсенький городок Теллорайд. Вроде нашей деревни.  Тима  какой-то бизнес здесь, в Москве собирался  открывать. То ли магазины, то ли салоны. Не знаю точно.
         - Андрей все это время с ним встречался?
         - До 2008 года регулярно встречались, когда Тима в Москву приезжал, всегда у нас останавливался.
         - А после 2008 года?
         - Вот уж не знаю. В 2008 году я сюда, на дачу переехала уже окончательно.  Но Андрей мне рассказывал, что Тима регулярно бывает в Москве.  У него бизнес здесь, с тем же Лешей Кузьминым. И Леша бизнесменом стал. Магазины какие-то. 
         - А у Тимы есть семья?
         - Ну, а как же.  Жена и два сына, там в Америке.
         - А где сейчас Тима?
         - Сейчас, не знаю… В Америке, наверное. Я его давно не видела. Они с Андреем ко мне на дачу в прошлом году один раз приезжали и все…
         - Как его полное имя? Тимофей? 
         - Нет, не Тимофей.  Тимур. Галкин Тимур Георгиевич.
         - А год рождения?
         - Он родился  в 1975 году…  Тогда же когда и Андрей… Он старше Андрея на три месяца.
         - У вас есть его фотографии, хотя бы детские?
         - В  альбомах…
         Женщина пошла в комнату, и через какое-то время принесла два альбома в бархатном переплете.
          Она положила их перед Костей и Женей.
          - Вот… Вот Тима с Андреем… Вот они в детстве… Вот выпускной… А вот они в  2008 году снимались…
 
               

               
                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ
                СЕНТЯБРЬ.  2010 года. ВЕЧЕР.

       Зачем же я говорю ему все это? Зачем разыгрываю перед ним   этот  спектакль? Зачем надеваю на себя эту маску циника и нигилистки? Ведь он прав, сто  тысяч раз прав.
       С тем же Владом.  Да, это Коровин притащил его  сюда, в Москву, оторвал от  дома, от семьи -  жены, маленькой дочки.  От сцены. От сцены, пусть провинциального, но все-таки театра. Там, где он, действительно был на своем месте.  А руководство  канала насулили, наобещали  ему здесь в Москве «златые горы», роли… «Златые горы» он получил, а роли?..  Никакая самая  дорогая машина, никакие самые дорогие бутики не заменят ему самовыражения. Там, в своем театре он был и Фигаро, и Ивановым, и Д Артаньяном.  Он играл в пьесах Франзуазы Саган, Мольера, Чехова…
       А что здесь, в Москве? Что он делает сейчас? Произносит чудовищные тексты всех этих  сериалов.  И как не запить после этого? А ведь он, умный, талантливый, эмоциональный, очень тонко все чувствующий актер.  Он,  так же  как и мы все, тоже вырос на другой драматургии, на фильмах Бунюэля и Тарковского, на пьесах Брехта и Островского. На фильмах и пьесах, где просто немыслимо было представить  себе фразу: «Я смотрю на твой нежный взгляд»… Вот так пишут сейчас современные сценаристы.  О чем сейчас говорят их герои? Ни о чем. Их герои сейчас ни о чем не говорят.  Их герои сейчас просто подают реплики: «Ты посуду помыл? А хлеб купил?». «Помыл, купил… И мусорное ведро вынес…»…
       А, действительно, зачем сейчас говорить о чем-то? Зачем размышлять о жизни? Кому это нужно? Зрителям? Нужно, но не всем.  Режиссерам? Тоже не всем.  Таких режиссеров уже почти не осталось. Актерам? Далеко, не всем.  Так для кого же тогда работать? Для маленькой кучки  единомышленников?  А где они? Где их искать, тех, кто не озабочен проблемами  мытья посуды  и выносом мусорного ведра…   
       Как хорошо, что классики отечественной драматургии и режиссуры   давно умерли, и не могут слышать, что сейчас произносят герои сериалов с экранов телевизора. Представляю, как удивился бы тот же  Чехов, если бы узнал, что его пьесы уже перешли в разряд «авторских». То есть, те фильмы, где зритель должен хоть чуточку подумать, послушать  и поразмышлять – уже «авторское, фестивальное  кино»… Конечно. Где же его смотреть, как не на фестивалях? Только,  обычные зрители, а особенно из российской глубинки,  на фестивали не ездят.  У той же интеллигенции из глубинки денег не всегда на хлеб своим детям  хватает. А уж о духовной пище заботиться… Единственный, кто как-то может удовлетворить их запросы – это федеральный государственный телеканал. Но и оттуда уже уходят ветераны, которые держали марку этого канала, и туда уже начинает приходить молодежь, которая считает, что и «Гарри Поттер» - тоже искусство…
      Что же остается? Только пить.  Наливай, Андрей…
       - Ты понимаешь, что вы делаете с людьми? Вы сначала используете их, а потом выбрасываете за ворота «Мосфильма», как какой-нибудь хлам…
       Да, да, именно так мы и делаем!  Ты, думаешь, нищий журналист, что я сама  этого не понимаю? Все я понимаю…  Да, все эти актеры – живые люди. И не просто живые, но и еще «не от мира сего».   Они   наивные до невозможности,  трогательные до безумия,  сентиментальные до слез, доверчивые до крайности, с тонкой и ранимой психикой…  Если в их квартире долго не раздается звонок с «Мосфильма» - для них  это уже катастрофа. То, что для обычного человека  будет в обыденной жизни просто раздражителем, для них превращается в трагедию вселенского масштаба. Отсюда все их  пьянки, запои, и даже самоубийства.  Но, что мы можем сделать?  Актерский век короток. А законы искусства –жестоки. А законы искусства, сопряженные с законами финансирования – вдвойне жестче.  И не можем мы поступать иначе…  Не может режиссер   снимать пятидесятилетнюю актрису в роли двадцатилетней девочки. Это в театре актриса-травести может  до сорока лет играть двенадцатилетнего мальчика. А  в кино –увы… Каждая твоя морщинка и мешки под глазами  вылезут на крупном плане.  И никакой грим это не скроет.
      - А ты сама? Почему ты  пошла в кино?
       Почему… А вот уж этого, милый мой, я тебе никогда не скажу. Никогда ты,  не узнаешь о том, что в 78-м году я, тогда еще,  будучи ребенком, вместе с дедом  поехала на киностудию «Мосфильм». Так она тогда называлась. Это сейчас она стала киноконцерном.  Дед, от имени правящей партии государства, должен был устроить «разнос»  директору «Мосфильма», съемочной группе  картины «Сталкер» и режиссеру -постановщику этой картины Андрею Тарковскому, за перерасход государственных средств. Дед так и сделал. Сначала, он долго ругался,  «топал ногами» и «стучал кулаком по столу». А потом, они закрылись  с директором «Мосфильма» у него в кабинете, а я пока бегала по коридорам производственного корпуса… Домой, дед ехал со стойким запахом  дорогого французского коньяка. А дома, вечером,  опять же за бутылкой французского коньяка из «Березки», дед  сказал моему отцу и маме слова, смысл которых  мне не понятен до сих пор...
         - Ну, и чего ты на них ругался? – спросил его мой отец, - Что, вам денег жалко? Енисей на эти  триста тысяч  все-равно не перекроете.
         - А то ты не знаешь, из-за чего я ругался, - ответил дед, - дело  же не в  этом  Тарковском, а  в элементарном непонимании ситуации этими идиотами с партбилетами.   «Картина  получается дорогая, в прокате не окупится»! Зачем нам здесь этот прокат нужен?  «Сталкер»   изначально планировался, как убыточный.  Эти убытки  в бюджет Госкино заложены.  Этот «Сталкер» уже пять прокатчиков ждут  из Западной Европы! «Совэкспортфильм» уже три протокола о намерениях подписал. А тут  Сизов приостанавливает картину и  говорит -  перерасход по смете…  Вот пусть   тебе  Гайдай этот перерасход   и  перекрывает! Он на доярок работает, а не этот парень!  А то Сизов этого не знает!  Но нужно  парня до инфаркта  довести, да еще и моими руками… А что поделаешь? Таковы правила игры…
         Если ты,  увидев   по телевизору Андрея Миронова,   влюбился в него раз и навсегда,  то,  я,  увидев в детстве,  в коридоре «Мосфильма»,  высокого, нервного, темноволосого мужчину  с усами, поняла,  что больше не смогу без него жить.  Без него, а главное,  без его фильмов.
         «Сталкера» я смотрела,  когда мне было  уже шестнадцать лет, в кинотеатре «Казахстан», вместе со своей подругой Лариской. В зале было человек 40, не больше. К концу фильма мы с Лариской остались в зале одни…
          «Ностальгию» и «Жертвоприношение» мы с той же Лариской смотрели   уже в ДК Мытищинского вагоностроительного завода. Вот там, с сеанса никто не ушел… Потому, что все, кто в тот вечер сидели в этом зале,  приехали из Москвы именно для этого. 
          А потом, по окончанию школы, я потащила свои документы во ВГИК, естественно, на режиссерский факультет.  Что удивительно, пройдя перед этим обязательный творческий конкурс, где на одно место претендовали 80 человек. Родители, узнав об этом,  совершенно не обрадовались, а наоборот, тут же стали искать в доме ремень,  корвалол и срочно звонить деду.  Мы тогда уже жили на Ленинском проспекте. И тот же дед, самолично поехал во ВГИК, забрал  мой аттестат,  и взял с ректора честное партийное слово, что отныне не только    улица  Вильгельма Пика, но и все прилегающие к ней улицы – Сергея Эйзенштейна и Ботаническая,  будут  наглухо  перекрыты  для меня, то есть на расстояние пушечного выстрела.  После чего,  затолкав  меня в  свою персональную машину, отвез документы на юрфак МГУ.  Династия партийных работников не должна была прерваться глупой выходкой  малолетки, которая насмотрелась  «авторского кино».
        Только, как и в случае с тобой, глупый журналист, было уже поздно.
       «Волшебный мир зазеркалья» уже полностью отравил мой мозг. А портрет Андрея Тарковского, с кадрами из его фильмов,    был вывешен  у нас в  квартире, в гостиной, у деда на даче и в квартире.  После чего,  и дед с бабушкой,    а потом и  мой отец с мамой перестали приглашать в гости  своих друзей. Их тактичность я оценила только сейчас. 
         С тех пор, подсознательно, я всех мужчин отождествляю с ним. Высоким, темноволосым, с усами и  по имени  Андрей. 
         А ты этого не понял, нищий журналист?  Высокий, темноволосый, с усами и по имени Андрей. Глупо? Наверное… Но  женщины редко руководствуются законами логики и здравого смысла. Женщины живут эмоциями. Но тебе это знать тоже необязательно.
        Для тебя, журналист, «эпоха» закончилась 17 августа 1987 года.
        А для меня на год раньше – 29 декабря   1986 года.
        В тот вечер, к телефону подошел мой отец.
        - Тарковский умер в клинике, в Париже…  - сказал он мне, -  Дед  звонил. Ему  Лена позвонила только что…
        Лена была двоюродной сестрой моего отца. И работала в посольстве СССР, во Франции.
        Вот так вот и для меня с этими словами закончилась целая эпоха…
        И тогда я поняла,  что  я  все-таки должна стать  режиссером. Но, как и у тебя, жизнь внесла свои коррективы. То, что режиссер профессия зависимая, я уже поняла.  Мой дед мне это доказал, как дважды два,  еще тогда,  в 1978 году, на «Мосфильме».  Девушка я самостоятельная и зависеть я ни от кого не люблю. Значит, нужно сделать так, чтобы зависели от меня. А тут как раз и подоспела перестройка с ее частным предпринимательством. 
         Типография  у меня, действительно, была.  Кстати, она и сейчас есть. На улице Большая Полянка. Только занимается ею мой  старший  брат, Юрка, которому я ее продала. Он и сделал из нее одну из лучших столичных типографий, понакупив туда дорогостоящие полиграфические машины.  И теперь,  в отличие от нас, всегда при деньгах. Причем, живых и наличных.  И не он у меня, а я у него постоянно «стреляю»  денюшки  до «прихода наших».  И  что те же твои часы, мой подарок, на самом деле оплатил мой родной брат. Но об этом тебе знать совершенно необязательно.
          А мой муж с Юрой Романовым, действительно, зарегистрировали в тот же год фирму, взяли в одном из московских банков кредит, и сняли на него свой первый фильм. Только не «авторское кино», а комедию.  Совершенно дурацкую комедию. И она, что смешно, действительно,  принесла им  в тот же год совершенно сумасшедшую прибыль. Вот только я не сказала тебе, что это и стало первым яблоком раздора в отношениях моего мужа и его ближайшего партнера и друга. Испытание деньгами. Было очень смешно, когда они делили деньги от проката. Об этом мне рассказывал сын Андрея – Егор. Вот уж, поистине - хочешь потерять друга – возьми у него в долг, или займись с ним совместным бизнесом.  Ну, на то она и комедия, чтобы смеяться.
          А потом начался развал бывшего советского кинопроката. И к этому развалу приложили руку вполне определенные люди с вполне определенными именами и фамилиями. И стояли за этими людьми вполне конкретные американские кинопрокатные компании, которым уж очень не терпелось поскорее занять место на необъятном российском рынке, куда их до сей поры не пускали проклятые  коммуняки. И именно тогда  неприметный и никому не известный бывший сотрудник Бюро пропаганды советского киноискусства Исмаил Таги-заде, открывший собственную фирму,   и привез в Союз первые десять американских фильмов, пустив их в прокат по всем кинотеатрам уже умирающего СССР.
     И на следующий день  проснулся миллиардером.
     А следом за ним уже вошли наглые американцы, сметая все на своем пути. 
     И российский прокат рухнул окончательно.
     А потом началась повальная американизация российского кинематографа, когда нашим режиссерам стали целенаправленно внушать мысли о том,  что они не так  снимают кино.  Что для того, чтобы русское кино приносило миллионы долларов и имело мировой прокат, надо снимать фильмы  по голливудским канонам. Хотя, те же американцы в своих киноакадемиях учатся киноискусству на фильмах  советских режиссеров Сергея Эйзенштейна и Андрея Тарковского, их операторы на работах советских операторов Сергея Урусевского и Вадима Юсова, а их актеры по системе русского режиссера Станиславского.  Что советские фильмы, снятые по канонам соцреализма,  тот же «Совэкспортфильм» вполне успешно продавал во все страны мира. Что в свое время  и Канны и Берлин и Венеция неоднократно рукоплескали советским режиссерам – Калатозову, Климову, Кончаловскому, Тарковскому.  Но российским режиссерам этого никто не говорил, в результате кино «а-ля Голливуд» мы снимать так и не научились, поскольку менталитет у нас совершенно другой, а свое российское кино потеряли, видимо, окончательно. А повальная американизация  российского кинематографа закончилась тем, что сейчас 90% всего российского проката принадлежит американским компаниям. И как в таких условиях будут прокатываться, да еще и окупаться российские фильмы? У американцев еще не кончились свои…
          А потом началась зашкаливающая инфляция, когда зарплату в банках получали в коробках из-под сливочного масла, а полнометражный художественный фильм можно было снять всего за 50 тысяч долларов, сумму, за которую в Голливуде не будет работать ни один  дольщик или водитель.  А наши режиссеры и актеры соглашались играть за мизерные гонорары, лишь бы окончательно не сойти с ума.
          Потом, в начале 90-х,  настал период  всеобщей безработицы и начался полный развала кинопроизводства… Это было время, когда по пустому «Мосфильму» ветер гонял обрывки бумаг  и бродили голодные собаки, а почти все павильоны знаменитой киностудии, стены которых еще помнили декорации «Соляриса»  и «Иронии судьбы» были сданы в аренду столичным бизнесменам, которые хранили там  водку и «Херши-колу».  Время, когда актеры считали за счастье сняться хоть в какой-то киношной ерунде, хоть в чем-то, чтобы окончательно не утратить свои профессиональные навыки. Время матерых авантюристов и мошенников, которые со всех сторон ринулись в кинематограф за легкими деньгами.  Время бандитов, которые первыми поняли великий завет В.И.Ленина: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино», потому, что  именно через кино и стали отмываться гигантские суммы незаконно нажитых и просто откровенно криминальных денег. Время, когда профессиональные драматурги и режиссеры пачками уходили в «бизнес», то есть в Лужники, торговать турецким ширпотребом, потому, что оказались просто вышвырнутыми из своей профессии. А ничего другого, как писать сценарии и снимать кино,  в этой жизни  они не умели. Время, на которое пришлось наибольшее количество смертей и самоубийств известных, малоизвестных и просто неизвестных актеров, чья психика не смогла выдержать подобных реалий «перестройки». И российский кинематограф именно тогда и был поставлен  на колени, с которых он не может подняться до сих пор. Так велик был урон, который ему нанесли в те лихие годы, кромсая по живому, без наркоза, и перерезая ему все несущие кровеносные артерии…
          Именно тогда в середине 90-х мой муж и получил первый инфаркт. И мне пришлось вместе с ним заняться кинобизнесом…  Именно бизнесом – перечислением платежей, арендой съемочной техники, заключением договоров и так далее…
           Но  почему-то всегда на съемочной площадке, при команде: «Мотор! Начали!» у меня начинает ныть под левым ребром и обильно выделяется слюна… Как у собаки Павлова…
          Только зачем тебе это все знать, глупый журналист?.. Многие знания - многие печали, как говорил мой дед.
         
          Мой дед  остаток своих дней провел на той самой даче, в Загорянке.  Я успела показать ему только два  фильма Андрея. Эту самую комедию, которую он снимал с Юрой,  и еще один боевик с кучей трюков и драк, где я тоже участвовала в производстве. Он посмотрел их, усмехнулся,  и вынес свой вердикт.
         - Все это, конечно, хорошо,  - сказал он, - Но  деньги можно заработать и другим способом. А кино – это все-таки искусство.
         - Искусство? - удивилась  я, - Так вы же сами всю жизнь это искусство гробили!  Вы, же сами, всю жизнь Тарковского «травили».
         - Вот что,  девочка моя, - сказал дед, - на имя «Тарковский» в нашей семье наложено «табу».
         - Почему? – не успокаивалась я, - Неужели вы все-таки  чувствуете себя виноватыми перед ним?
         - Нет, - спокойно ответил дед, - В этой СИСТЕМЕ не было ни правых, ни виноватых. В этой СИСТЕМЕ каждый выбирал свою дорогу и каждый делал свое дело. Мы – свое, он – свое. И только ВРЕМЯ должно вынести всем свой приговор и расставить все на свои места.  А все правду тебе знать необязательно. Многие знания – многие печали.

          А совсем незадолго до смерти, дед позвонил и сказал, чтобы я срочно приехала к нему.
          Там, на даче он отдал мне конверт с бумагами и сказал: 
          - Карина,  мы с твоим отцом очень не хотели, чтобы ты выбрала в своей жизни эту дорогу – кинематограф.  И уж тем более ту, по которой шел твой кумир - Тарковский. Но ты уже взрослая женщина и сама сделала свой выбор. Твой муж  Андрей – хороший профессионал, но он не художник, хоть он и дружил в свое время с тем же Тарковским. Если ты когда-то решишься сделать что-то в кино – то делай это только сама. Здесь в конверте – завещание, естественно, честь по чести,  заверенное у нотариуса. Я завещаю только   тебе  свою дачу и свою квартиру, лишая, при этом,  наследства твоего отца и твоего брата. Если  ты все-таки когда-нибудь  дотянешься  до уровня Андрея Тарковского, чьи портреты, ты развесила   на стенах нашей дачи и  всех  наших квартир, и я тебе слова не сказал  – вот тебе деньги.  Я даю тебе этот шанс.  Шанс, сделать то, что ты должна сделать в искусстве.  Но этот шанс у тебя будет  всего  один раз в жизни, один единственный раз… 
         Сказать ему все это?
         Нет, ни в коем случае.  Если я ему скажу это сейчас – между нами совсем не останется никаких тайн.
         А это значит…
         Это значит, что в один прекрасный момент я захочу круто изменить свою жизнь… А этого делать нельзя. Хотя бы потому, что у меня дети. А захочет ли он изменить что-то в своей жизни – я не знаю…
         Поэтому, сиди, глупый, наивный журналист.  Сиди, слушай мои нравооучения, все-таки у меня это наследственное – мама учительница, и смотри, как я лихо стаканами пью водку, но совершенно не пьянею при этом. Сиди, смотри, как я изображаю из себя циничную тетку.  Для которой нет ничего святого в жизни и в  искусстве, и  у  которой на уме   деньги,  только  деньги, и  ничего, кроме денег…

 И тут зазвонил мобильный телефон у него на столе…
 - О! Тимка! – радостно сказал он, посмотрев на дисплей, -  Легок на помине. Это про него я тебе  только что  рассказывал!
 - Это тот,  с которым вы Миронова  хотели  похитить? Действительно, легок на помине… У него прослушки с собой нет? Такое впечатление, что  он подслушал наш разговор.
 -  Он всегда появляется неожиданно, как снег на голову. Он сейчас приедет, я тебя с ним познакомлю.  Он нормальный парень. Тебе понравится.  Он  вчера из Штатов прилетел сюда по делам.   
 Я пожала плечами.
   - Ну, если нормальный - пусть приезжает. Только спиртное пусть захватит.  Я надеюсь, он не член общества юных трезвенников?
   - И даже не язвенник.
   - Тогда пусть приезжает.
    Он взял трубку и радостно пообщался с этим самым Тимкой, пригласив его в гости.
   Мы еще не успели докурить с ним сигареты,  когда  в дверь позвонили.
   Он тут же побежал в коридор.
    Сначала в коридоре раздались возбужденные мужские голоса, потом на пороге кухни возник  молодой Ален Делон.
    - Здравствуйте, - вежливо поклонился этот красавчик, и обаятельно улыбнулся,  - Разрешите представиться. Меня зовут Тимур.
     Я кивнула ему. И жестом английской королевы пригласила на свободный стул.
     - Это Карина Грановская, исполнительный  продюсер, - представил меня мой друг.
     - Исполнительный продюсер?  - удивился Тимур, присаживаясь за стол, и ставя на стол бутылку коньяка, и какие-то пакеты,   - а что она исполняет? Песни, танцы?
     - Желания генерального продюсера.
     - Ах,  есть еще и генеральные продюсеры? Я никогда не видел живых  продюсеров, ни генеральных, ни исполнительных. Впрочем, я их и мертвых никогда не видел. Но никогда не мог даже предположить, что продюсером, тем более исполнительным,  может быть такая интересная женщина.
  О! Пошли комплименты. Пококетничать с ним  что ли? Или  сразу на место поставить?
  Пожалуй, пококетничаю…
   - Да? А как вы их себе представляли?
   - Такими, толстыми, и некрасивыми. Впрочем,  одного симпатичного продюсера я знаю – Стивена Спилберга.  Но он, конечно, с вами ни в какое сравнение не идет.
    - Стивен Спилберг перед ней отдыхает, - тут же подтвердил этот гаденыш, - хотя бы потому, что Спилбергу никогда не доверяли государственные  американские деньги.  А ей доверяют. Ей доверяет сама Родина. 
     Мой дружок   стал распаковывать пакеты, и стол стал заполняться закуской и питьем из дорогого супермаркета.    
   - Какие спиртные напитки вы предпочитаете в это время суток? – спросил он у Тимура.
   - Как дама скажет, -  вежливо поклонился Тимур.
   - Дама, ваше последнее слово! Вам нужна помощь зала?
   - Вариант «А» -  водка, -  заявила я.
   - Да, это правильный ответ! - согласился Тимур.


     В половине второго ночи, мы всей пьяной компанией решили, что неплохо бы освободить хозяина квартиры от нашего присутствия.
      Мы с Тимуром, помахав на прощание моему дружку ручкой,  стали спускаться  по лестнице, не дожидаясь лифта.
     - Ох, Тимур Георгиевич, - сказала я, - как же мне надоел ваш глупый друг! И как же меня достали его размышления о судьбах человечества и проблемах современного искусства…
     - Как же я вас понимаю, - посочувствовал Тимур.
     - Каждая встреча с этим гаденышем выбивает меня из колеи. Сколько же он может в доме повешенного говорить о веревке?
     - Да сколько угодно! Он неутомим, - подтвердил Тимур.
     - Скажите, Тимур Георгиевич, а как вы относитесь к Тарковскому?
    Он с удивлением посмотрел на меня.
     - Я вас очень разочарую, Карина Игоревна, если скажу, что я не поклонник такого искусства? Нет, я, конечно, понимаю, что все это чрезвычайно круто. Но не для моего серого вещества. 
     - А  сериалы вы любите смотреть?
     - У меня особо нет времени их смотреть. Но когда есть – то лучше уж, конечно, сериалы   посмотреть, отвлечься от  сложностей жизни.
     Правильно. Вот он правильный подход к делу. Посмотреть и отвлечься, а не пить водку и тыкать мне в нос моей творческой несостоятельностью. Все. Именно такой человек мне сегодня и нужен.  Я  тоже хоть  один раз  хочу отдохнуть,  развлечься  и отвлечься в обществе  красивого  мужчины.  И утереть нос  этому гаденышу, который горстями сыплет мне соль на рану и стаканами пьет  мою кровь…      
 - У вас абсолютно правильный образ мыслей.  Может,  продолжим наше общение в круглосуточном ресторане? Душа продолжения банкета требует, напиться хочу в стельку, -   призналась я.
 -  Да? Я с удовольствием составлю тебе компанию, - искренне обрадовался Тимур, -  И куда мы поедем? Есть идеи? Хочешь,  на «Красногвардейскую»?  Я там снимаю  квартиру, и там есть ночной клуб.
 - Не, в такое захолустье я не потащусь, - подумав, сказала я, - Потому, что оставшуюся половину ночи, мы только будем туда добираться. А мне в десять утра нужно быть на работе.   Есть  поближе  одно великолепное  местечко. На улице Большая Лубянка.  Круглосуточный ресторан «Скромное обаяние буржуазии».  Как у вас, с деньгами, Тимур Георгиевич? Хватит еще на пару бутылок «огненной воды»? Собственно, у меня осталось немного заначки…
 - Не парься. Гусары с дам денег не берут, - с готовностью ответил он, -  Я готов финансировать любое наше мероприятие, кроме производства полнометражных фильмов, разумеется.
 - Мы их и не будем снимать сегодняшней ночью.
 - А как твой  муж посмотрит на  твое ночное отсутствие?
 - Тебя это очень интересует?- довольно грубо ответила я.
 - Исключительно в видах  твоей незапятнанной репутации. Вдруг он подумает  о тебе что-то плохое, - испуганно объяснил он.
 - Он уже давно ничего обо мне не думает. Ни плохое, ни хорошее. За восемнадцать  лет совместной жизни мы с ним передумали уже все думки.  У мужа сейчас ночная смена до семи утра, а дети в обществе дедушки и бабушки. Поэтому,  до утра я абсолютно свободна…
 - Славненько! Тогда поехали, куда скажешь…
 Вот  и   все.
 Просто и без затей…
 
     - Слушай, Тимур Георгиевич,  – сказала я ему  в пять утра, когда мы, уже десять раз опьяневшие и десять раз протрезвевшие, наконец,  вылезали из ресторана «Скромное обаяние буржуазии», - а ты не можешь сказать этому гаденышу, что мы с тобой переспали сегодня ночью, а не провели время в кабаке?
     - Зачем? – удивился он.
     - Скажешь мне потом, какая у него была реакция на такую новость,  - вздохнула я.
     Бедняга Тимур растерянно помигал глазами.
     - Хорошо, скажу ему, что мы с тобой переспали. Подробности нужны будут? В виде шрама от аппендицита и прочих интимных деталей? Вдруг он их от меня потребует.
      Я засмеялась.
      - Скажешь – было темно и мало водки, не рассмотрел. Но на всякий случай - шрама от аппендицита у меня нет. Необязательно вываливать все мои тайны сразу.
      - Хорошо. Будет сделано. Но не сейчас, немедленно. Я завтра в Ростов уезжаю. У нас там бизнес. А какую реакцию Андрюшка должен проявить на такую новость?
     - А фиг его знает, какую… - пожала я плечами, - Вот это я и хочу выяснить.
     - Ты хочешь выяснить – будет ли он тебя ревновать или нет? Зачем тебе это нужно? – спросил он уже на полном серьезе.
     Я так же серьезно на него посмотрела и ответила:
     - Значит, нужно…  Ставки слишком высоки в этой игре…
 
                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 17  февраля. ДЕНЬ.
   
          - Кузьмин Алексей  Валерьевич.  1975 года рождения. Место рождения - город Москва. Зарегистрирован по адресу: Москва, улица Знойная, дом 74, квартира 253.  Имеет судимость – статья 144 часть 4 УК РСФСР («вымогательство»).  Уголовная кличка «Кабан», - Дима положил перед Костей на стол две папки, - Это  уголовное  дело из архива. Ознакомься. А это справочка о его нынешнем образе жизни. Учредитель и гендиректор ООО «Артик». Оптовая и розничная торговля продуктами питания. У них пять магазинов в Москве и два в Ростове.
              - В Ростове? – спросил Костя, - Это не от Кузьмина ли ветер из Ростова дует? А Ковалев общался с ним в последнее время?
              - Пока неизвестно. Работаем, - коротко ответил Дима. 


                ТО ЖЕ. 17 февраля.  ВЕЧЕР. 

            Костя и четыре оперативника сидели в кабинете и смотрели видеозапись похорон журналиста.
           - Неделя понадобится, не меньше, что бы эту толпу народа идентифицировать, и как-то рассортировать, - произнес Женя.
           - Да… - задумчиво произнес Сергей. – Одних зевак сколько…
           - А подруги Ковалева,  продюсера,  на похоронах не было, - заметил Дима.
           - Вижу, - сказал Костя, внимательно вглядываясь в лица.
           Оперативники  так же внимательно продолжали изучать видеозапись.
            - Того, кого ты хочешь увидеть, здесь тоже нет и не может быть, - посмотрев на Костю, сказал Женя.
               

                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
                Ноябрь 2010 года. НОЧЬ.
         
            Она ушла с Тимкой…
             Неужели… Неужели, это все у них произошло?..
             Зачем, зачем она это сделала?
             Как только они сказали: «Ну, МЫ пошли…» мне захотелось тут же долбануть ее головой об стенку.
             «Куда пошли? Никуда ты не пойдешь! Ты МОЯ! Ты МОЯ женщина!»
             Почему же я этого не сделал? Почему об стенку я долбанул не ее, а тарелку? Пусть мне все мои женщины бы сказали: «Мы пошли…», я бы так не взбесился. Да идите куда хотите… Мне по барабану! Но не она.
            
             Где водка? Где мое единственное спасение от дурацких мыслей и сомнений, которые лезут в мою больную голову?
              Я не видел ее уже целый  месяц. Просто потому, что не хочу ее видеть. Даже трубку иногда не брал, когда она звонила…
   
             А может, у них ничего не было? И я напрасно бешусь?
             Ну, да не было! Оба пьяные, обоим – море по колено. Тимка ни одной юбки никогда не пропускал, да и по их масляным физиономиям  в ту ночь не трудно было понять, куда они уходят вдвоем и для чего.

           Ладно, чего я тут нюни распустил? Сам же, назло ей,  собирался Анжелину в постель затащить.  Как дети, прямо. Может и она назло мне это сделала с моим лучшим другом. Если так- то оба предатели! Осиновый кол вам, большевики! Все. Сейчас еще одно зло ей сделаю -  пожарю себе свиные отбивные, цыпленка –табака с жареной картошкой  и «полянку» накрою и  один выпью бутылку водки. Вот так. Устрою сам себе маленькую пирушку, праздник живота…   
           Разбудил меня мой пипикающий мобильник. Я, оказывается, заснул прямо в джинсах, около  работающего телевизора.  Ну, кто там еще в час ночи?  Тимур Георгиевич.  Предатель Родины. Впрочем, за что я его? Сучка не захочет – у кобеля не вскочет. Старо, как мир, но зато верно.
            - Шестое управление РСХА слушает, - сухо ответил я.
            - А можно  товарища Штирлица к аппарату? – спросил Тимка.
            - А кто его спрашивает в такое неурочное время? - я посмотрел на часы.
            - Да это Алекс из Кремля. Тут шифровка для него от товарища Сталина,  – ответил этот подлец. 
            - Хм...  Ну, привозите шифровку. Только французского производства и в двух экземплярах.
            Через двадцать минут  Тимка уже стоял на пороге моей двери, вместе со своим водителем Вовкой, который его встретил в аэропорту.  Оба нагруженные пакетами с едой и выпивкой. Вовка отнес пакеты на кухню и испарился, а Тимка оглядел мою помятую физиономию, стол с остатками ужина,   и выставил на стол две бутылки французского коньяка.
             - В двух экземплярах, товарищ Штирлиц, как вы и просили.
             - Неплохо, Холтофф, неплохо, - осмотрел  я бутылки.
             Тимка уже распаковывал пакеты на кухне, и распихивал коробочки и упаковки, что-то в холодильник, что-то на стол. Через пять минут мы перетащили все яства на журнальный  столик в комнату, к тому же телевизору. 
                Тимка разлил  французский коньяк по бокалам.
                - Как тетя Вера?
                - Нормально, на даче с Роксой живет. Что ей сделается?  Твои как?
                - Да, тоже все нормально. Ну, что, давай?..
                Как же все-таки выяснить у него этот вопрос? Да никак. Прямо –сразу и в лоб.
                - Что же вы наделали,  товарищ Алекс…  Вы, зачем нашу радистку Кэт обидели? - сказал я ему.
                Но он сразу все понял.
                - Ну… Вот так получилось…
                - Продолжайте, Алекс, продолжайте. Мне просто ваш ход мыслей интересен,  – с интересом посмотрел я на эту сволочь.
                - Ну,  не мог же я  отказать женщине. Вот вечная дилемма мужчины - отказать женщине – это хамство или порядочность?
                - Софистика, пастор, софистика, -  лениво ответил я, выпивая коньяк. Но чего мне это стоило. Это показное равнодушие, -  Мог бы и нахамить ей.  Она, пардон, замужняя женщина. В Москве, что,  дам легкого поведения, продающих свою любовь и ласку за денежные купюры,   уже не осталось?
                - Но она сама этого хотела, - спокойно сказал  он.
                И тут я не смог сдержаться.
                - Да, она дура, как и все бабы!  Она, когда напьется, ее на подвиги тянет! Твои мозги где были?  Куда ты потащил ее? К себе?
                - Нет, -  сказал он, внимательно глядя на меня,  - это она меня потащила. В гостиницу для влюбленных. Ну, такая гостиница с почасовой оплатой. Я все оплатил…
                Я уже не мог себя контролировать. Вскочил и заскакал по комнате.
                - Гостиница для влюбленных! Как  это романтично!   Надо же, какой полет фантазии! Серенады вам под балконом там никто не пел? 
              Тимка спокойненько выпил свой коньяк и закусил   сыром.
              - Андрюш, хватит…  - он смотрел  на меня спокойно и внимательно, но совсем не виновато. Интересно, почему?  -  Я же не знал, что ты так серьезно к этому отнесешься. Она – баба интересная. Пуркуа бы и не па?  Вы же  с ней просто сидели. Водку  пили.    Чего ты сейчас кипятишься? Ты же ей не любовник.
              - Да, мы с ней просто сидели! – заорал я, - Водку пили! Нет, я ей не любовник! А она мне не любовница! А тебе вот обязательно надо было влезть!
              - Ну, бывает… - Тимка был настолько спокоен, что мне казалось, что он надо мной издевается.
              - Лучше  о себе подумай, - брякнул я ему.
              - А чего? – напрягся он, - ты меня хочешь на дуэль вызвать?
              - Я - нет. Я тебе просто сейчас морду набью без всяких дуэлей. А ее муж - вызовет! Знаешь, что ее муж с тобой сделает, если узнает? У него разговор короткий – топором зарубит и все. И никакой дуэли.
              - Топором? Почему топором? – улыбнулся  Тимка.
              - Как Раскольников старуху – процентщицу. У него манера такая. Он же все-таки режиссер, хоть и продюсер. Он по-другому разборки устраивать не умеет.  Только в рамках какой-нибудь литературной истории. Топором - однозначно.
              - Хм, - задумался он, насмешливо глядя на меня,  - и других  вариантов нет? Топором не хотелось бы… Неэстетично как-то… Мозги по асфальту…  одной крови литров пять выльется…
              - Ну, если  тебе очень повезет  и у него будет хорошее настроение, он  заколет тебя  шпагой, которую арендует на «Мосфильме».
               Тимка разлил коньяк по бокалам.
              - Ладно, расслабься, хватит бушевать. Что, баб в Москве мало? Ну, переспал я с ней, подумаешь...  Делов-то. Давай, пей лучше. Неужели еще из-за бабы ругаться будем? Она, что,  жена тебе? Посторонняя женщина, с которой ты не спал даже.
               Я молчал. Да, действительно, кто она мне? Жена? Любовница? Женщина, которую я за два года даже ни разу не поцеловал. Какие у нее передо мной обязательства? Она мне что, в верности клялась? Я даже не знаю, как она ко мне относится, как к мужчине. Ну, сидим, ну остроумничаем, шутим, о кино разговариваем, спорим. Кто мы друг для друга? Хорошие приятели, не более того. Но это же мало для взаимных чувств. Мало ли с кем она еще пьет водку, шутит и об искусстве разговаривает. Я – не первый, я не последний. Все. Хорош. Надо успокоиться. Я выпил коньяк и натянуто улыбнулся.
             - Ладно, замяли. Рассказывай, что у тебя нового? Как там ваш с Лехой бизнес?
              Мы выпили еще по одной, и налегли на закуску. Тимка немного потрепался о своем бизнесе, о нашем однокласснике Лешке Кузьмине, с которым вместе и вершил этот бизнес в первопрестольной, потом  мы пока не закончилась бутылка коньяка, обсудили наших общих знакомых, погоду, автомобили, политику,  и все остальное, что только могут обсудить два пьющих мужика в полвторого ночи. Потом , разливая вторую бутылку, он  спросил:
               - А как твое кино? Ты же мне вроде говорил, что она будет по твоему сценарию кино снимать?
              Я пожал плечами.
              - Пока ничего не знаю. Она сказала, что  пока  нет денег на это.
              - А сколько денег нужно? – заинтересовался Тимка.
              - Полтора миллиона долларов. Сможешь столько мне дать?
              - О! Нет, конечно! Это много.  Мы  с Лехой столько не сможем дать. Если бы тысяч  сто  долларов, тогда еще ничего.
               - Кто тебе за сто  тысяч долларов кино снимать будет?
               Я помолчал, потом спросил у него.
               - А сто тысяч дашь?
                Тимка пожал плечами.
                - Так сразу – нет, конечно. Деньги в товаре, в обороте. А когда они тебе нужны будут?
                - Пока не знаю. Вообще-то у нас там летняя натура. Наверное, ближе к лету.
                - Ну, если к лету, -  облегченно вздохнул Тимка, - поговорю с Лехой. Он тебя любил в школе. Да и сейчас все время про тебя спрашивает. Я так понял, что эти деньги ты не в долг просишь. Тебе их просто подарить надо. Я-то ведь знаю, ваше кино не окупается и прибылей никаких не приносит. Если  было бы иначе -  мы бы  к  продюсерам в очереди  выстроились, а не продюсеры к нам ходили деньги просить.
                - Да, к сожалению, - отвечаю я, - Проката нет.
                - Ну вот. Нет главного – реализации товара. А зачем производить товар, если его нельзя продать? Зачем вы все это кино снимаете? Для самих себя, родимых?
                - Ну, для самих себя это было бы слишком расточительно. Что-то до зрителя все-равно доходит. Мы тут, кстати, с «Мальвиной Игоревной» прикалывались как-то и песТню написали. Про российский прокат. Исполнять на музыку Таривердиева из фильма «Семнадцать мгновений весны».
                Я прошу, хоть ненадолго
                Дайте мне порулить кино
                Знаю я –прибыльно оно
                И по-другому быть не может.
                Ведь было же так когда-то.
                И «Мосфильм» и ЦСДЮФ
                Знали чем зрителя завлечь.
                Был прокат, денег был возврат
                И потому кино снималось
                И даже прибыль в казну возвращалась.
                Где-то далеко, где-то за бугром
                Приносят фильмы доход
                Где-то далеко, знают как продакт
                С плейсментом в фильме отснять
                Где-то далеко, знает Голливуд
                Всегда первичен прокат.
                И место под солнцем свое
                Никому не уступит.
                Но где-то далеко, в памяти моей
                Совсем другое кино,
                То, которое Канны и Берлин
                Смотрели рты поткрыв.
                И память упорно меня
                Все к нему возвращает.
                Дайте мне в руки весь прокат!
                Деньги я вам верну назад.
                Зрителя я верну в кино.
                И снова будет прибыльно оно.
                Ты экран, напои меня
                Тем, что мне
                Сердце разорвет.
                Вот опять, как в последний раз
                Я на экран гляжу уныло.
                Какое тут нафиг искусство?..
               - Трогательно, - засмеялся  Тимка.
               - Да. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Но главное, не в этом. Главное, грустно то, что я никто, понимаешь?
                - То есть… Почему – никто?
                - Я – никто. В свои 35 лет. Я никто и звать меня никак.  Она мне это все популярно объяснила.  Я непрофессиональный сценарист,  и никому  неизвестный журналист.  Для того,  чтобы найти деньги на этот фильм – нужно, что бы я был  известным и  знаменитым.
              - А без этого нельзя?
              - У них профессиональные сценаристы годами ждут своего звездного часа.  Знаешь, сколько сценариев полнометражных фильмов продает профессиональный сценарист за всю свою жизнь?
               - Сколько? – спрашивает он.
               - Максимум десять. И то, если очень повезет.  Это профессионалы. А тут пришел не пойми кто, и утром проснулся знаменитым. Так в кино не бывает.
              Мы еще наливаем коньяк и пьем.
               - А как бывает? – спрашивает Тимка.
               - Как и в любом  другом виде деятельности. Если ты журналист – ты сначала пишешь информашки и стаптываешь ноги в поисках новостей. Потом тебе доверят делать репортажи и интервью, а уж потом и высказывать свое мнение в рубрике «Моя колонка» или еще что-то. Если ты каменщик – сначала ты месишь раствор и подаешь кирпичи, только  потом тебе доверят делать кладку. Ну, и так далее… Так же и в кино.
                - Чушь какая, - махнул рукой Тимка, - в бизнесе совсем по-другому. Ты можешь быть никому неизвестным и закончить три класса церковно-приходской школы. Но одна грамотная и удачная сделка  сразу принесет  тебе  миллионы. Так, что чушь  вся эта ваша журналистика и кино. Иди к Лехе в фирму работать. Он тебе хоть денег больше платить будет.
               - Мне нужно свободное время, хотя и деньги  не помешают.
               - Ну, не знаю, как совместить одно с другим… - пьяно  покачал он головой.
               - Тогда слушай сюда! – властно сказал я, -   У меня есть одна идея.  Ты должен помочь  мне осуществить ее, иначе я все расскажу мужу Карины, будет скандал, и тогда свои мозги ты точно будешь по Тверской улице собирать.  Ну,  и сам я тебе еще морду расквашу за нее.
               

                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 18  февраля. ДЕНЬ.

           - Врет твоя продюсер Грановская,  - сказал Дима Косте, положив перед ним пачку бумаг, -  Вот антенны Грановский и Ковалева.  Грановская  довольно часто  бывала  у него дома.  То есть встречались и общались они именно у него дома, а не  у нее в офисе. Все- таки версия «личные мотивы» имеет место быть…
           - Так… - медленно  сказал Костя.
           - И еще. Вот исходящий с мобильного Грановской. 11 февраля в 9.00. Неотвеченный вызов. Телефон, на который она звонила,  зарегистрирован на Лапина Г.Н. аж в 2005 году. Лапин Г.Н. – пенсионер, утрачивал паспорт в 2005 году. На этот же телефон есть исходящие с телефона Ковалева. Вот даты исходящих. А вот даты входящих  на телефон Ковалева с телефона, зарегистрированного на «Лапина». У Ковалева и «Лапина»  общение было достаточно интенсивным. Но в определенные периоды времени. Вот периоды, когда аппарат был выключен. А вот самое интересное. Это даты, когда «Лапин» и «Еремин» одновременно проследовали из Ростова.  Вот даты входящих и исходящих с телефона Грановской на телефон «Лапина». И главное. Вот антенны телефона зарегистрированного на «Лапина». За 10 февраля. Аппарат целый день и всю ночь находился в районе метро «Красногвардейская». И утром – на него звонила Грановская.
         - Значит, она знает  этого человека.  Неужели и она в этом замешана? Пиши  запрос  и на ее антенны…

                МОСКВА.
                УЛИЦА ВАСИЛЬЕВСКАЯ. 18 февраля. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

             - Карина Игоревна, простите, что просил вас встретиться со мной, в такой час, - сказал Костя,  проходя в кабинет к продюсеру.
             - Ничего страшного. Вы же по делу, - пожала плечами Карина.
             - Как Андрей Вадимович? – спросил  Костя.
             - Уже лучше. Спасибо.  Проходите.
              Костя с интересом осмотрел кабинет продюсера, со всякими  стоящими на стеллажах призами, коробками, картинами, макетами, и другим творческим хламом.
              Он сел на стул и достал из кармана пачку сигарет.
              Карина подвинула ему пепельницу.
              - Почему вы на похоронах не были? – спросил он у Карины, закуривая.
              - Зачем? На шоу это смотреть? Вы видели, что  его бывшие коллеги там устроили? Чуть ли не с ротой почетного караула, и орудийными залпами.  Бовина с такими почестями не хоронили…  Уже сидят, и подсчитывают, как у них сейчас тираж подскочит! - усмехнулась она, тоже закуривая.
              - Да, я уже ознакомился с несколькими материалами в прессе по этому поводу, - сдержанно кивнул Костя.
              - Весь Интернет этой новостью забит. Два федеральных телеканала целый день только об Андрее и говорят. Политическое убийство, борец с коррупцией, разоблачитель мафии! Я уже позвонила Вите Рыбину и высказала, все, что  я об этом думаю. Андрей – разоблачитель  мафии! Комиссар  Каттани отдыхает. Нельзя же так беззастенчиво врать!
              Костя усмехнулся.
              - А вам в голову не приходило, что подобная версия может быть озвучена по нашей просьбе?
              - По вашей?! –  округлились у Карины глаза, - Зачем?
              - В интересах следствия, - витиевато сказал Костя.
              - Константин Сергеевич,  может,  выпьем? – спросила она, помолчав, -  Помянем Андрея…
              Костя подумал, и решил, что в такой ситуации алкоголь может и не оказаться лишним.
              - Пойдемте  тогда, в бухгалтерию, - сказала Карина.

              В бухгалтерии они расположились на креслах, рядом с журнальным столиком.
              Карина достала из холодильника бутылку водки и сделала бутерброды.
              Костя разлил водку по рюмкам.
              Они молча выпили, и закусили – Карина сыром, а Костя бужениной.
              - Я вас просил в прошлый раз вспомнить о друзьях или знакомых Ковалева, которые служили в армии, или имели отношение к военным структурам.
              Карина задумчиво посмотрела на Костю.
              - Я помню. Но никого в окружении Андрея не могу назвать. Если только какие-то случайные связи, о которых он мог и не упоминать. 
              - Он вам никогда не озвучивал желание заняться деятельностью  экстремистских организаций, учитывая его авантюрный характер?
              Карина чуть не подавилась сыром.
              - Каких? Экстремистских?.. Еще этого не хватало…
              - Никогда таких разговоров не возникало?
              - Нет, конечно. О политике мы с ним вообще не говорили. Нам хватало разговоров на киношную тему.   А вы, что, рассматриваете и эту версию?
              - Мы все версии рассматриваем, - спокойно сказал Костя, разливая еще водку в рюмки.
              - Константин Сергеевич, Андрей был человек излишне эмоциональный. Тот же кинематограф он, например, рассматривал, как образ жизни.
              - А  разве это не так? А для вас это что?
              - Для меня?  - женщина удивленно посмотрела на Костю, - Для меня это всего лишь один из видов бизнеса. Высокодоходного, но и с высокой степенью риска. А риски в кинематографе – это человеческий фактор.  В виде всех этих режиссеров, операторов, осветителей и актеров. А Андрей относился к этому всему очень серьезно.
             По интонации, по тому, как это было сказано, Костя, понял, что женщина просто бравирует. Нет. Это для нее не просто «один из видов бизнеса».  А нечто большее. Достаточно посмотреть ей в глаза, чтобы это понять.
             - Карина Игоревна, прошлый раз вы были не совсем искренни со мной, - как можно мягче сказал ей Костя.
              - В чем? – спросила она.
              - Я спрашивал, где вы встречались и общались с Ковалевым? Вы сказали, что у вас в офисе. Но это не так.  Встречались и общались вы, в основном,  у него дома.
                Она  сразу все поняла.
               - Нет, точно,  рации с собой носить нужно, а не мобильные телефоны. По антеннам установили?
               - Какая вам разница, - скромно ответил Костя.
               Карина усмехнулась.
               - Да, мы встречались и общались в основном, у него дома. И что?
               - Эта деталь как-то меняет характер ваших с ним взаимоотношений?
               - Нет, не меняет, - твердо ответила она, - почему вы считаете, что мужчина и женщина могут общаться только посредством постели?
               - Я считаю это только потому, что есть такая версия «личные мотивы». Чтобы рассмотреть или исключить ее, я  только поэтому вам и задаю подобные вопросы.
               - «Личные мотивы» - это ревность моего мужа? Я же вам в прошлый раз сказала, что это глупость. Неужели вы думаете, что мой муж рассматривал Андрея, как соперника?
               - Не обязательно мужа, - расплывчато ответил Костя.
               Карина с интересом посмотрела на Костю.
               - А кого еще? Константин Сергеевич, что-то у вас следствие совсем не туда зашло. Вы решили искать убийцу Андрея в моей постели?
               - Карина Игоревна, - мягко ответил Костя, - предоставьте мне самому решать,  куда зашло следствие, хорошо?
                Карина пожала плечами.
                - Да ради Бога, решайте.
                - Скажите, а вы знали каких-нибудь друзей  Андрея? С кем он дружил?
                - Честно говоря, никого не знала. Он рассказывал о каком-то Ваньке, своем друге, у которого есть яхта, и с которым они вместе ходили на Онежское озеро. Потом еще кто-то.  Паша, Олег… Он меня с ними не знакомил, да и мне это не нужно было.
                - А друзья детства у него были? – осторожно спросил Костя, - из них вы кого-нибудь знаете?
                - Нет, тоже никого не знаю. Он мне рассказывал об одном – Тимке. Они в детстве с ним вместе хотели Андрея Миронова похитить.
                - Какого Андрея Миронова? Артиста? – удивился  Костя.
                - Да. Представляете?  Из-за Миронова  Андрей и стал журналистом.  То есть вхождение у него в искусство и творчество приобрело вот такие вот формы.
              - Странно у него это трансформировалось в голове, - сказал Костя. –  Это, действительно,  говорит только об  его излишней эмоциональности.
              - Человек всегда подсознательно стремится реализовать свои тайные желания, - ответила Карина. – Вот вы в следователи пошли от собственной неуверенности. Вы по натуре человек мягкий и неуверенный в себе. Уверенность в жизни вам дает ваше положение и «ксива» в кармане, которая,  защищает вас от реального мира. Разве не так?
              - Я как-то не задумывался об этом, - сделал наивные глаза Костя, боясь утратить так хорошо возникший контакт.
              - Тогда почему пошли работать следователем, а не гражданским юристом, в какую-нибудь фирму?
              - Так уж получилось…  Жизнь – штука сложная.  А где сейчас  Тимур? – небрежно спросил Костя.
              - Не знаю, - пожала плечами  Карина, даже,  не обратив внимания  на имя, которое назвал ей Костя, и тем самым признав свое знакомство с  Тимкой – Тимуром Галкиным.
               
                АНДРЕЙ   ГРАНОВСКИЙ
                ДЕКАБРЬ. 2010 год.
                В воскресенье вечером мне позвонил тесть.
                - Андрей,  неужели больше нигде нельзя найти деньги, чтобы отдать эти чертовы 250 тысяч долларов? Неужели для этого надо продавать квартиру в центре Москвы и дачу в таком престижном месте? Мой отец, конечно, был большой оригинал, когда именно на Карину составил завещание, но делал это он все-таки не для того, чтобы она разбазарила его наследство на раздачу долгов!  И может,  вы все-таки о детях подумаете? И что за фильм вы опять  собрались снимать за собственные деньги? У Министерства культуры уже деньги закончились?   
              Для меня самого эта новость стала шоком.
              - Что?!  Карина продает квартиру  Игоря Сергеича  на Патриарших? – заикаясь, спросил я.
              - Так ты, что, сам  ничего не знаешь? – удивился тесть, - Ну и семейка у вас! Правая рука не знает, что делает левая? Ну, приезжай, объяснимся… Поклонники «авторского  кинематографа»…  Давай, я хоть тебе  на истинное положение вещей глаза открою.
             
               
               В понедельник утром я нашел в записных книжках  его телефон и позвонил…
               
               В тот же вечер, в понедельник, когда в офисе уже никого не было, он пришел и робко поскребся в косяк двери…
               - Проходи, Андрей, - сказал я ему, - Садись…
               - Андрей Вадимович, - он так же робко присел на краешек кресла перед моим столом, - вы сказали мне подойти к вам в восемь вечера…
               - Да. Хорошо, что пришел. Я хочу  серьезно поговорить с тобой.
               - Я вас слушаю, - напрягся он.
               Я решил не ходить вокруг да около, а начать сразу «в лоб».
               - Андрей, ты знаешь, был такой сценарист Артур Макаров?
               - Да, конечно…  - растерялся он, не ожидая от меня подобного вопроса, - Это приемный сын Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Один из авторов сценария «Золотой мины».
               - А ты знаешь, как он умер?
               - Его, вроде, убили в собственной квартире…
               - Не вроде, а именно убили в собственной квартире.  Знаешь, что у него из квартиры пропала большая сумма денег? В последнее время он занимался не совсем законным бизнесом, связанным с огранкой алмазов. А на деньги, вырученные от этого незаконного бизнеса,  он хотел снимать кино. А актера Сергея Шевкуненко ты знаешь? Ты еще маленький был, наверное,  смотрел фильмы  «Кортик» и «Бронзовая птица»? Он там главную роль играл, Мишу Полякова?
               Он кивнул.
               - Знаешь, как он погиб?  Его расстреляли на пороге собственной квартиры, вместе с его матерью, 73-летней старухой. Он был одним из лидеров московской преступной группировки. Занимался рэкетом, другими незаконными делами.  Из его квартиры так же пропала большая сумма денег. На эти деньги, которые он зарабатывал преступной деятельностью, он  так же собирался снимать кино. 
             Он молчал, и внимательно смотрел на меня.
             - Ради своей безумной идеи – любой ценой снять кино – эти люди  пошли на преступления...  Знаешь, режиссера Родригеса?  Ради того, чтобы снять свой фильм, он продал свою почку. А Эдвард Вуд-младший, который  продал все, что у него было – дом, машину, землю, взял кредиты в банках, а потом умер в полной нищете, так и не дождавшись признания.  А Бунюэль, который годами сидел голодный, и жил только на подачки и подаяния друзей, и немногочисленных поклонников? Ты знаешь все  это? Ты  тоже хочешь жить такой же жизнью?
             - Я вас не понял, -  недоуменно ответил он, - Почему?
             - Потому, что кино – это  никакой не вид  деятельности, и даже  не искусство. Кино – это болезнь. Это опасная заразная болезнь, от которой нет  ни лекарств, ни  вакцины, ни исцеления.    Нет, не было и не будет ни одного человека, который вылечился бы от этой  болезни.  Когда  на съемочной площадке раздается команда: «Мотор! Начали!», у  тебя, как у собаки Павлова срабатывает условный рефлекс и выделяется слюна. И вот  только тогда  ты  бываешь абсолютно  счастлив,  только тогда у тебя наступает такая эйфория, которую не достигает ни один  наркоман.   Твой  организм  уже  полностью  отравлен этой командой.   Ты   становишься рабом этой команды.  Ты уже не представляешь свою жизнь без этой команды.  Ты  постоянно живешь  ее ожиданием.   Ты  подстраиваешь  свою жизнь под это ожидание. И вот если эта команда  не поступает -  тогда для тебя начинает рушиться мир,  тогда ты чувствуешь себя выброшенным из жизни,  тогда, зачастую,  бутылка водки    становится для тебя  спасательным кругом, за который  ты  хватаешься,  не слыша этой магической фразы. И тогда для тебя наступает катастрофа, апокалипсис. И жизнь для тебя просто останавливается…   
          Он достает из кармана пачку сигарет, и мнет ее в руках.
          - Кури, если хочешь, - разрешаю я.
          - У вас же здесь не курят… У вас сердце…
          - Ничего, дверь открой, и кури. Вон пепельница…
          Он  подходит к двери, открывает ее, берет  сигарету, и прикурив,  внимательно смотрит  на меня.
         - Андрей, я так понял, что и ты теперь  подсел на эту команду. Ты тоже от нас не вылезаешь…  Еще и сценарии писать стал.  Да не просто сценарии, а «авторское кино» в духе Тарковского. Что, тоже заболел этой болезнью?
         - С чего вы взяли? – вяло    врет он.
         - Вижу.  Я достаточно долго прожил на этой земле, и вижу тебя насквозь. Общение с моей женой не прошло для тебя даром. Или ты еще и раньше тоже был поклонником творчества Тарковского?
          - И раньше, - признается он, - Ваша жена просто стала толчком для написания этого сценария.
          - Я это уже понял.  Видишь, ли, Андрей, ты прекрасно знаешь нашу фильмографию. Я и сам долгое время снимал то, что интересно мне и моим друзьям. То, что и называется искусство. Но сейчас между дилеммой творчество или деньги – я все-таки  выбираю деньги. Потому, что именно от меня зависит благополучие сотни людей с их семьями, детьми, собаками и кошками. Потому, что именно я  кормлю их, и даю им работу, а они все хотят кушать, одеваться, развлекаться и сажать огурцы на своих дачах. А то, чем вы собираетесь заниматься с моей женой, никогда до хорошего не доводило. И никогда ничем хорошим не заканчивалось. Тот же ваш кумир Тарковский умер в чужой стране, в полной нищете, захоронили его в чужую могилу, потому, что у семьи даже не нашлось денег, чтобы купить для него клочок земли. То кино, которое вы хотите делать, денег никогда никому не приносило, а приносило их создателям только одни неприятности.
            - И это говорите вы? Вы же сами дружили с Тарковским.
            - Именно поэтому я это и говорю. Потому, что творчество и деньги понятия несовместимые. Но именно творчество и стоит денег. Вот такой вот парадокс.
            - Точнее, противоречие.
            - Ничуть.  Я не хотел тебе этого говорить, Андрей, но, видимо, придется.
            Я помолчал, все еще раздумывая, стоит ли продолжать с ним этот разговор дальше, или все-таки выгнать взашей. А толку-то с этого будет? Они все-равно будут продолжать общаться и пускать слюни от фильмов своего кумира. Да и сделка по продаже дедовой недвижимости,  скорее всего,  уже состоялась.
           - Видишь ли, Андрей, дед моей жены был одним из тех, кто в свое время  якобы  запрещал творчество Тарковского. Ты знаешь, как девичья фамилия Карины?
           - Нет, - удивленно  сказал он, - мы никогда на эту тему не говорили, а я не спрашивал… Она все-время просто  говорила – дед, дед… Я просто знаю, что ее дед работал в ЦК партии…
           Я произнес фамилию деда Карины, и он открыл рот еще шире.
           - Что?!
           - По твоей реакции, я вижу, что тебе хорошо известна эта фамилия.
           - Конечно, - растерянно кивнул он, - так это, что,  ее дед?..
           - Это ее дед,  - сказал я, - Когда он был еще жив, я как-то –затронул в разговоре с ним   эту тему. Я  ведь тоже хорошо знал Андрея Тарковского, и неоднократно участвовал с ним в совместных выпивках, в пору нашей бурной молодости. Одно время мы даже дружили с ним. И нам тогда, молодым и глупым,  было искренне  непонятно, как можно  было не давать ему деньги на его фильмы, как можно  было запрещать, «травить» его  и не принимать его творчество. Ты ведь тоже этого не понимаешь, да?
           - Признаться, да…
           - Я задавал  деду Карины тот же вопрос. И он всегда посмеивался, и не отвечал на него.  Но вот только недавно, отец Карины, который в свое  время был сотрудником Пятого Главного управления КГБ,  а ныне пенсионер, полковник КГБ, рассказал мне то, что повергло меня в полный шок, и  заставило  взглянуть на все  те события совершенно под другим углом зрения.  Ни Игорь Сергеевич, дед Карины,  ни его коллеги, чиновники и партийные работники,  ни сотрудники КГБ,  никогда ничего не запрещали и уж, тем более,   никогда не «травили» этого режиссера. Напротив, многие из них, возможно, даже и сам  председатель КГБ Юрий Владимирович  Андропов,  были большими поклонниками его творчества и  прекрасно понимали, что Андрей Тарковский – штучный товар, который в любой стране мира появляется один раз в сто лет. Таких режиссеров, как он, в  инкубаторах не выращивают.  Но Андрей Тарковский, сам того не ведая, оказался пешкой и разменной картой  в больших  политических, а главное финансовых играх.
        Он раскрыл рот и удивленно смотрел на меня.
        - Да, да, - сказал я ему, - и у меня была такая же реакция.  Потому, что все,  что он  мне рассказал, абсолютно не укладывалось в моей голове. 
           Я помолчал, отпил остывший чай из чашки и начал свой рассказ, который два дня назад услышал от своего тестя.
        - Стремительное восхождение молодого кинорежиссера Тарковского началось в конце 60-х годов. Что это за был период?
       - Период «хрущевской оттепели».
       - Совершенно верно. Когда советскому руководству стало ясно, что выиграв Вторую мировую войну, в «холодной войне», мы терпим полное поражение. А что такое «холодная война»? Это война идеологий. А что такое идеологическая составляющая? Это – прежде всего искусство. Литература и кинематограф. Кинематограф  в то время был одной из главных  составляющих в  идеологической работе.  Кино имеет очень большое  воздействие на психику человека, и именно кинематограф и является  мощным идеологическим  рычагом воздействия на сознание масс.
        - Я знаю, - ответил он.
        - А знаешь ли ты, что всех работников искусства и идеологической сферы, каждый ВУЗ, а уж тем более творческий, каким был ВГИК, обязательно курировали сотрудники Пятого Главного Управления КГБ?
        - Да,  и  это  я знаю, - кивнул он.
        - Отец Карины работал именно в этом управлении, и именно его отдел и курировал кинематограф в то время. На студента Андрея Тарковского сразу обратили внимание, хотя с ним на курсе учились не менее талантливые люди – Андрон Кончаловский, Василий Шукшин и Элем Климов.  Почему именно на него – история умалчивает. Нет,  его никто не вербовал, никто не пытался сделать его агентом,  никто из этой «конторы» даже никогда с ним не встречался.  Но первую серьезную  постановку  на «Мосфильме»– незавершенный в производстве фильм «Иваново детство», он получил по негласному  указанию  сотрудников  этой организации. А эти люди ошибаются редко. И  «Золотой лев» Венецианского кинофестиваля «Иванову детству» стал тому подтверждением. И тогда люди из государственного аппарата поняли, на кого им в ближайшее время  предстоит делать ставку в сфере политики и идеологии. Не думай, что только на Диком Западе и сейчас у нас в капиталистической России существует такая профессия, как маркетолог. Маркетинговые исследования рынка советские экономисты  и ученые проводили и в советское время. Только называлось тогда это по -другому – «голос  широкой общественности». И вот,  когда «широкая общественность»  в лице доярок и комбайнеров, не  поняла и, естественно,  не приняла  «Иваново детство», который «провалился» в советском прокате,  у тех людей,  кто в то время руководил советским кинематографом,  было всего два пути –   либо поставить на режиссере Тарковском жирный крест, и навсегда забыть его имя,  либо… как завещал великий В. И. Ленин – «пойти  другим путем».  В случае с Андреем Тарковским пошли «другим путем». Из него предстояло  сделать  «наш ответ Бунюэлю». Противопоставить русский артхаус -  западному,  социалистическое «авторское кино»  - капиталистическому. Но традиции советского соцреализма начисто отвергали такую возможность. И поэтому открыто иметь в  Советском Союзе   такого режиссера  было бы «неправильным» с идеологической точки зрения. Но и разбрасываться талантами тоже  было бы слишком большой роскошью. Поэтому, из   Тарковского   предстояло сделать  великого, непонятого, непринятого и всеми гонимого режиссера, которого признают…  только на Западе.  И потому, несмотря на провал с «Ивановым детством»,    в 1964 году молодой режиссер Андрей  Тарковский получает…  вторую полнометражную постановку – фильм  «Андрей Рублев», с бюджетом в один миллион рублей! Вдумайся в эту цифру. Один миллион рублей в 1964 году. Когда 1 доллар  по тогдашнему курсу Госбанка  СССР  стоил  88 копеек. Достаточно сказать, что себестоимость пятиэтажного  шестидесятиквартирного дома в то время составляла 95 тысяч рублей. Посчитай, сколько пятиэтажек можно было построить на деньги, которое государство в лице Госкомитета по кинематографии выделило молодому и почти неизвестному режиссеру.
      - М-да.. – задумчиво произнес он.
      - То, что  и «Андрей Рублев» провалится в советском прокате,  было понятно сразу, еще на стадии утверждения сценария  тем же Госкино. Картина была  бы достаточно сложна для понимания среднестатического советского зрителя. Именно поэтому многие чиновники в Госкино и  требовали внести правки и изменения в сценарий. Именно поэтому многие были, вообще, против запуска этой картины. Но… была команда «сверху»: запустить! И  приказ о запуске был подписан.  К  пониманию любой  картины, даже того же «Андрея Рублева»   зрителя нужно уметь подготовить. И его стали готовить. Но только не нашего, советского зрителя, а…  западного.
       - Что вы хотите этим сказать? – удивленно поднял он голову.
       - Да, - кивнул я, - Да, да, да. Советская  пропагандистская  и идеологическая машина, запущенная очень умными аналитиками, которые умели считать и просчитывать ситуации на десять ходов вперед,  целенаправленно стали создавать и лепить из Андрея Тарковского «непризнанного гения». Именно поэтому в  1966 году, когда «Андрей Рублев» был завершен,  акт о приемке фильма долго не подписывали. Фильму долго не присуждали категорию, и  он  не мог выйти в прокат. А  в советскую прессу  «вдруг» хлынули потоки писем от той же «широкой общественности» - тех же доярок и комбайнеров,  «творческая общественность» и чиновники из Госкино «вдруг» ополчились на молодого режиссера, который «снимает кино,  непонятное простому народу».  И вот когда, общественное мнение уже было подготовлено, «травля» режиссера достигла апогея, вот  тогда,  на волне всей этой «кампании»,  в 1968 году в Париже,   сотрудниками «Совэкспортфильма», под крышей которого работали в основном штатные сотрудники КГБ, была поднята шумиха вокруг продажи прав на фильм «Андрей Рублев». Права на Западную Европу пытались получить известный прокатчик Сержио Гамбаров и его фирма «Пегаус-фильм» и известная французская прокатная фирма «ДИС» Алекса Московича. Но советское руководство под различными предлогами отказывалось вообще  продавать этот фильм, так же как и представлять его на Каннский кинофестиваль. В ситуацию  вмешались министр культуры Франции, западные деятели культуры и искусства и «широкая западная общественность». В результате  всего этого, как сказали бы сейчас «холивара»,  права на фильм  «Андрей Рублев» были проданы фирме «ДИС»  за космическую сумму, за которую  права на советские фильмы никогда не продавались. «Андрей Рублев»  тут же получил премию ФИПРЕССИ на Каннском фестивале, после чего, разумеется,   фильм с таким шлейфом скандала, был с огромным успехом  прокатан в том же Лондоне и Париже. А в Советском Союзе  он прошел  только в 1971 году в ограниченном прокате, хотя и было напечатано 270 копий, и  фильм собрал более трех миллионов зрителей.
       - Вы хотите сказать, что это был всего лишь рекламный трюк?
       - Ну, в переводе на современный язык, можно и так сказать. Да, это была хорошо просчитанная и спланированная рекламная кампания. Потому, что следующий фильм Тарковского «Солярис»   прокатчики из Западной Европы ждали уже на стадии производства.  И  тот же «Совэкспортфильм» продал  права на  «Солярис» в тридцать стран мира, а права на Западную Европу были опять  проданы за небывалую сумму - 350 тысяч долларов! Кстати говоря, сам Тарковский никаких авторских отчислений с  зарубежного проката  никогда не получал. Только постановочные и потиражные. Но поскольку его фильмы печатались ограниченным числом копий, то и потиражные были не очень большие.
       - Я не знал об этом… - произнес он.
       - Это не многие знают. О том, что режиссера  Тарковского всячески опекали и берегли, как ту самую «курицу, несущую золотые яйца»  говорит хотя бы тот факт, что скандальный эпизод с сожжением  живой коровы на съемках фильма «Андрей Рублев» был замят и представлен широкой общественности, как слухи, домысли и сплетни. Хотя статью Уголовного Кодекса «Жестокое обращение с животными», пусть даже в интересах искусства,  и тогда никто не отменял. Но все анонимки и письма, пришедшие по этому поводу в ЦК КПСС, были удачно  «похоронены» в архивах.  Сам референт Брежнева в одном из интервью говорил, что он лично делал все от него зависящее, чтобы история с коровой не попала в прессу.  Знаешь, наверное, эпизод с той же коровой на съемках «Андрея Рублева»?
        - Конечно, - кивнул он, - Тарковского тогда обвинили в том, что он сжег живое животное.
        - И, заметь, все  эти скандалы всегда заминались и спускались на тормозах. Когда ни одному режиссеру, даже мэтру советского кино Сергею Бондарчуку, такого бы не простили. И только  Тарковскому  почему-то все сходило с рук…  А бесконечные перерасходы сметы на съемках почти каждой его картины и те же горы анонимок  в Госкино и ЦК КПСС по этому поводу, куда именно были разбазарены государственные деньги? Да любую картину закрыли бы после этого,  возбудили бы уголовное дело по факту хищения государственных средств в особо крупном размере, после чего,  режиссера отправили бы в места не столь отделенные. Но, опять, не Тарковского… Потому, что опять все спускали на тормозах, и каждый раз чиновники из Госкино  по  негласному поручению  КГБ и ЦК КПСС ломали головы -  под каким предлогом закрыть тот или иной проект на «Мосфильме»,  а экономисты Госкино мучительно высчитывали с какой картины перекинуть деньги на незавершенные проекты Тарковского. Как это, например,  происходило с картиной «Сталкер». Изначальный бюджет этой картины составлял 900 тысяч рублей. Снимался он на дефицитнейшей в то время пленке «Кодак», которая была строго лимитирована, и предназначалась только «избранным» режиссерам.   И  никто, так же как и  сам Тарковский,  опять   не задавался вопросом - а почему, собственно, «гонимый  и непонятый» режиссер, творчество которого запрещали,  входил в число «избранных»?  Что за парадокс? Да потому, что  и  «Сталкер» изначально предназначался для показа только западной публике. А снимать «экспортное» кино на «Свеме» или на «Шостке» по меньшей мере – несерьезно.  И вдруг – перерасход по смете, более чем на 300 тысяч рублей. Чтобы завершить  производство «Сталкера» Тарковскому требовалось еще 300 тысяч рублей. И что? Производство  фильма было приостановлено, режиссер вызван «на ковер» и предан анафеме? Фильм  перемонтирован или, вообще, закрыт, и затраты списаны в убыток? Ничего подобного. Производство  картины было приостановлено, но только на то время, пока эти 300 тысяч не были перекинуты с другого «мосфильмовского» проекта, который тут же был закрыт, а режиссер «закрытой» картины обвинен в «политической незрелости» и «непрофессионализме».  И никто ничего понять не мог. Ни один фильм Тарковского, здесь, в Союзе,  не был кассовым, ни один  его фильм не окупился в советском прокате. О прибыли речь вообще не шла. А  деньги ему на постановки продолжали давать?! Ту же Киру Муратову, Александра Аскольдова и многих других режиссеров просто почти на 20 лет отлучили от кинематографа. Не потому, что их творчество представляло какую-то идеологическую угрозу существующему строю, а всего по причине полной «некассовости» их фильмов.  Почему такого не произошло с Тарковским?  Да, все, как заклинание,  любят повторять, что за 24 года работы в кино, здесь в Союзе, он снял всего пять фильмов. Да, всего пять. Но! Каждый фильм при себестоимости его производства  в один миллион рублей, то есть почти 1.2 млн. долларов приносил государству прибыль в валюте.  Прибавьте  сюда сроки  окупаемости и возврата денежных средств. Чтобы один миллион рублей вернулся в государственную казну, при убыточности этих картин чуть ли не в 50%,  нужно не меньше четырех-пяти лет. Деньги-то ведь в любом случае возвращать надо. Не могли ему постановку давать каждый год чисто экономически, как бы этого не хотели.  Но никто ему этого не объяснял, и никогда не говорил,  а  он сам, так же как и его ближайшее окружение,  не понимали этого. И,  он, разумеется, был обижен на того же Филиппа Ермаша, председателя Госкино, которого и считал виновником всех своих бед. Что опять как нельзя лучше вписывалось в изначальную версию – «запрещенный, непонятый и всеми гонимый». А  почему здесь в СССР  не ставили задачу хоть как-то окупить его фильмы? И, вообще, могли ли они здесь окупиться? Конечно! Свой зритель у Тарковского всегда  был. И было его не так уж  и мало – практически вся советская интеллигенция. В одной только Москве и Ленинграде,  во всех  столицах  союзных республик  и в крупных областных центрах фильмы Тарковского всегда шли при полном аншлаге. Но фильмы Тарковского всегда демонстрировались в кинотеатрах один или два дня, и, как правило, был только один сеанс – вечерний. Можно ли было сделать  этим фильмам дополнительную  раскрутку и рекламу, в той же прессе, как это делалось для других фильмов?  Конечно.  И  на фильмы  тогда пошел бы и массовый зритель.  Ничего сложного для понимания того же «Соляриса» для среднестатического зрителя в нем  нет. По большому счету – это обыкновенный  фантастический фильм, вроде «Дознания пилота Пиркса», тоже снятого по произведению  Станислава Лема. Только «Солярис»  излишне затянутый и не такой динамичный. Фильмы того же Годара или Бергмана гораздо сложнее для ума простого  обывателя, который  во всем мире и   делает кассу любому кинотеатру. Но  никакой рекламы  для  фильмов  Тарковского никогда не было. Все было с точностью до  наоборот. Например,  «Сталкер» в Москве шел премьерным показом только в трех кинотеатрах.  На всех сеансах были распроданы все билеты. Но  на весь СССР было отпечатано всего 196 копий. Тогда как, те же индийские мелодрамы печатали тиражом не менее 1400 копий.  Поклонники творчества  режиссера  недоумевали.  Сам Тарковский  в 1974 году, после того, как «Зеркало» прошло  в СССР  опять же ограниченным прокатом, писал: «Родился какой-то миф о моей недоступности и непонятности».  Сам того не зная, режиссер Тарковский попал в точку. Да, это был именно миф. Миф, который,  искусно поддерживался и подогревался. А почему? Потому, что Главкинопрокату   и не нужно было, чтобы здесь в СССР  его фильмы окупались и шли в широком прокате! Иначе, «Совэкспортфильм» не смог бы их с таким успехом  и за такую цену продавать на Западе и в США. Потому, что здесь в Союзе, деньги на фильмы Тарковскому   зарабатывали Леонид  Гайдай, Эльдар  Рязанов, ГДРовская «Дефа», и  французский «Гомон» с индийцами. Наши зрители Гешу Козодоева с Лёликом, «высокого блондина», Гойко Митича  и Раджа Капура очень любили.  Вот они государству прибыль и приносили.   А  сколько комедии  того же Гайдая или Рязанова  стоили в производстве? Копейки, по государственным меркам.  Средняя стоимость производства художественного полнометражного фильма в то время не превышала 500 тысяч рублей. А сколько стоили права на то же «Золото Маккены»? Вместе с расходами на покупку прав, тиражирование и прочее,  «импортный» фильм обходился государству  чуть более 200 тысяч рублей. А собирал в прокате миллионы. К примеру, та же мелодрама Владимира Меньшова «Москва слезам не верит», вышедшая в прокат  одновременно со «Сталкером» в том же 1979 году, при себестоимости ее в 500 тысяч рублей  в первый же год принесла  государству совершенно сумасшедшую прибыль – почти 9 млн. рублей!  А «Пираты ХХ века», того же 1979 года,  при бюджете в те же 500 тысяч собрали в прокате,  вообще, около 20 млн. рублей! То есть, те же В. Меньшов и Б. Дуров  абсолютно спокойно перекрыли убытки  от  фильмов Тарковского.  Именно поэтому, многие режиссеры  не любили Тарковского  и не принимали его творчество.  Не потому, что  завидовали ему в профессиональном плане, хотя и это было. А потому, что подсознательно, где-то в глубине души,  понимали, что все они на НЕГО работают. На ЕГО кино.  Они ЕМУ деньги зарабатывают. Так кого  советское государство  все-таки больше поддерживало и  ценило, если уж любовь в денежных единицах   измерять?  А?
        - Получается, что Тарковского?.. – призадумался он.
        - Получается… Когда во время пресс-конференции в Милане  западные журналисты спрашивали у Тарковского – кто давал деньги ему на кино, он отвечал: Госкино. А кто же тогда  запрещал ваши  фильмы в СССР? Тоже  Госкино, отвечал он. И у людей, привыкших мыслить более рациональными категориями, нежели в то время советские люди, концы не сходились с концами… Ну, действительно, как можно  сначала давать деньги на фильм, чтобы потом его же  взять и запретить?.. Есть ли в этом хоть какая-то логика? Сам Тарковский этой логики не видел. Но государство эту логику видело и знало, что  творчество всегда стоит денег и денег  немаленьких. Не было бы этих государственных вложений, не было бы и творчества Тарковского. Потому, что такие сложнопостановочные картины, какие снимал он, за «три копейки» на мобильный телефон  не снимают, и на «Ютубе» не выкладывают. Государство  всегда знало - кто  чем в нашем кинематографе  заниматься должен. Кто должен, как Гайдай и Рязанов, деньги для казны  зарабатывать, кто, как Бондарчук и Матвеев  идеологию в жизнь проводить, а кто русское искусство за рубежом представлять.  Вот поэтому кинематограф при коммунистах и был на третьем месте по доходности в госбюджете. И приносил  государству прибыль.         Вот поэтому,  те же советские  режиссеры  понять не могли, за что их  умное кино  на «полку» кладут, и тридцать копий делают, а какие-то  индийские мелодрамы    тиражом в полторы тысячи копий печатают.  Вот поэтому, Андрея Тарковского никто  никогда ни на какие «ковры» не вызывал, особенно партийные. Поэтому его   в партию и не принимали, потому что тогда пришлось бы по-другому с него спрашивать.
          - Можно подумать,  он  пошел бы в  партию.
          - Куда бы он делся с подводной лодки? Пошел бы, как миленький. И не таких  в те времена обламывали.  Но такие люди, как дед Карины,  знали,  что этого делать нельзя. Истинный художник   всегда должен быть  над суетой, и вне политики.  Другое дело – ремесленники от искусства. Вот с них и спрос другой – и партбилет на стол, и вызовы  «на ковер», и выговор с занесением, и тому подобное. Потому, что  умные люди в государстве  были во все времена и именно они всегда понимали, что такое русская культура и истинные ценности будущих поколений.  И знали, что  слава и престиж страны превыше всего и  никогда  и никакими деньгами не измеряются.   И именно поэтому   денег на его кино  и  не жалели.
        -  А почему  Тарковский  все-таки остался в Италии?
        - Много причин было, в основном,  лежащие   в сфере  его личной жизни.  В том же его окружении ему постоянно внушалась мысль, что  раз его фильмы с таким успехом идут на Западе, то стало быть и оценить его творчество могут только там, на Западе, а советское государство его недооценивает и не дает ему «зеленую улицу». Переубедить его в том, что это не так,  были бессильны даже люди из «конторы», где тогда  работал отец моей жены.  И, когда, по окончанию съемок «Ностальгии», он решил не возвращаться в Союз,  официальные сотрудники советского посольства  неоднократно встречались  с ним за границей, и от имени высокого руководства на уровне ЦК КПСС,    предлагали ему  вернуться в СССР  и оформить нормальные документы на выезд и на работу за границей. Поскольку на момент нахождения в Италии, когда сроки  рабочей визы истекли, Тарковский находился там  уже на положении «гастарбайтера». О том, что государство продолжало выказывать Тарковскому свое расположение, говорит и такой факт, что его не лишили советского гражданства. Хотя, эта «мера наказания»   в то время автоматически применялось ко всем «невозвращенцам». Выезд же  в 1986 году, за границу его семьи был таким жестом государства, на который могли, действительно, рассчитывать только «избранные». Ни к одному «невозвращенцу» семью никогда не выпускали.  Сам же Тарковский, оставшись за границей,  оказался абсолютно   не готов к тому, что западные продюсеры и прокатчики не выстроились перед ним в очередь с предложениями финансирования его проектов. Иллюзии развеялись. Его фильмы готовы были  покупать и смотреть, но только в том случае, если затраты на их производство будет нести Советский Союз… Потому, что не каждый  западный частный продюсер  и инвестор может позволить себе вложить больше миллиона долларов в совершенно убыточное предприятие. То есть, по большому счету – просто выкинуть деньги на ветер, финансируя чужие фантазии.  Именно поэтому  Тарковский и писал позже в своих дневниках: «здесь все меряется на деньги». Хотя, к тому времени, с высоты своего возраста, он уже начинал понимать, что и Советском Союзе, в общем-то,  тоже все мерялось на деньги.  И не могло быть по-другому. Экономика – она и в Африке экономика. А идеология –  это всего лишь ширма, под которую можно списать убытки и обозначить прибыли.   Отсюда и его непростые  взаимоотношения со шведскими  продюсерами «Жертвоприношения», у которого, как известно, был очень мизерный бюджет  по сравнению с теми  бюджетами   картин, с какими привык работать Тарковский, и какие предоставляло ему советское государство. 
         Он молчал и затушив одну сигарету в пепельнице, тут же схватился за другую.
         - Когда  «Ностальгия» была закончена на итальянские деньги, а  «Жертвоприношение» уже были профинансировано  Шведским  киноинститутом, дед  Карины,  Игорь Сергеевич тогда сказал:  «А ведь я предупреждал их… Нельзя играть в идеологические игры с творческими людьми, да еще и использовать их «втемную».  Они не понимают ни законов экономики, ни правил политики и все воспринимают всерьез.  И  это  однажды плачевно заканчивается. Никак вы его сейчас в Союз не вернете.  Мало того, что его имя  уже  в политических играх используют, мы еще и деньги потеряли.  Вот теперь пусть шведам  и итальянцам все права на его фильмы принадлежат. А в США пусть Бражник «Ностальгию» прокатывает… (В данный момент права на фильм «Ностальгия» принадлежат RAI(Итальянское радио и телевидение), и частично «Совинфильму».  Дистрибьютером  фильма в России и странах СНГ является московская дистрибьютерская фирма. Сноска в конце страницы).  А с «Жертвоприношения» пусть  шведы купоны стригут со всех фестивалей…  А «Совэкспортфильм» пусть лапу сосет, и  идеологически выдержанные «Мы, нижеподписавшиеся» в тридцать стран мира попробует продать!   А,  мы, потом,   творческое наследие  Тарковского   выкупать за бешеные деньги будем». Как в воду смотрел.  Так  оно и получилось. Архив Тарковского 28 ноября 2012 года  был выкуплен на торгах   аукционного дома «Сотбис»  у Ольги Сурковой  за 1.497. 250 фунтов стерлингов, это почти 74 миллиона рублей,  нашим государством, через «официального представителя Ивановской области», который «пожелал остаться неизвестным»,  то есть,  через  подставное лицо. Перед аукционом Министр культуры «пригласил на ковер» и  «поставил на уши» всех  известных бизнесменов. Ультиматум был коротким:  не дадите денег – перекроем кислород! Деньги нашлись  буквально на следующий же  день…  Государство,  даже сейчас, по прошествии стольких лет,   хоть и сделало реверанс в сторону великого русского кинорежиссера, но до сих пор не может открыто признаться в своем почтении к этому человеку.  Слишком многого они – Государство и Художник -  так и не успели  сказать друг другу, слишком много осталось между ними обид и недопонимания…
        Он опять прикурил сигарету.
        - Ни отец, ни дед Карины никогда ей этого не говорили. Потому, что узнай она все это и  это была бы  полная трагедия для нее. ТАКОЙ Тарковский ей был бы просто не нужен…   
        Вторую сигарету он выкурил в три затяжки, и теперь сидел и молчал.
        - Андрей, как назывался  последний фильм Тарковского? – коварно спросил я.
        - «Жертвоприношение», - буркнул он, не глядя на меня.
        - Символическое название, не правда ли?..  Потому, что  его  жизнь и было то самое жертвоприношение, которое он  ежедневно, ежеминутно, ежесекундно приносил его величеству КИНО и сам в результате стал той самой жертвой.
         Он молчал и, насупившись,  смотрел на меня.
         - Андрей, ты все понял, что я тебе сказал? – строго спросил я.
         - Да, конечно, - подозрительно смиренно кивнул он.
         - Ты журналист, вот и занимайся своим делом. Тем более, что именно за это моя компания, в  лице моей жены,  и платит тебе деньги.  А все это «авторское кино» выбрось из головы. А главное – не морочь больше этим голову моей жене. Это ведь твой фильм она собирается запускать? Пока я жив - этого не будет. Только через мой труп. Ты все понял?
          Он поднялся с кресла.
          - Я все понял по поводу Тарковского, Андрей Вадимович. Но я не понял,  почему именно вы говорите мне это. Вы  сами всю жизнь снимаете кино. Вы в этой жизни не умеете делать ничего другого. И ради того, чтобы снять  свое кино вы идете на все – занимаете деньги, берете кредиты, «кидаете» банки, предаете друзей, подставляете близких вам людей. Попросту - идете по головам. По чужим головам. И все –ради чего? Неужели, ради этих 24 кадров в секунду? Ради вашего самовыражения? Ради ваших амбиций? Разве они стоят того? Или все-таки ради чего-то другого? Разве вы никогда не задавали сами себе этот вопрос? И разве вы не знаете на него ответа? Потому, что кино-  это ваш идол, это ваша болезнь, хроническая болезнь, «от которой нет ни лекарств, ни вакцины, ни исцеления». Но почему же вы заражаете этой болезнью  еще сотню людей? Почему этому идолу  вы приносите  в жертву других, в том числе и свою жену и своих детей? Это и есть ваше жертвоприношение? Наше с вами и с Тарковским отличие в том, что у меня нет жены и детей. И в жертву мне приносить нечего кроме  своей жизни.  И  именно поэтому я и буду снимать свой фильм.  Даю вам честное слово, слово мужчины, что ваша жена не будет иметь к нему никакого отношения. Я сам сниму свой фильм. Я пойду до конца.  Я так решил.
            Вот ведь дурачок!
            Ничего он не понял! И ни в чем я его не переубедил. Но он прав во всем.
            И именно за это и стоит его уважать…

                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ. 19 февраля. УТРО.

            Утром следователь –стажер Игорь отчитался Косте о результатах исследования страничек Ковалева в соцсетях в Интернете.
            – На свою страницу в Фейсбуке  в последний раз он заходил  9 февраля.  Вот все распечатки. Последняя запись – «Нет в жизни щастья». Вот комментарии к этой записи, в основном шутливые. В личной переписке ничего интересующего нас нет. В основном ему писали молодые женщины, с предложениями о встрече и продолжении знакомства. Все-таки, журналист. Им это льстило. Ни с кем из них он не встречался. Вот переписка. Это его переписка с электронной почты. Практически вся деловая. С Грановской он ни в Фейсбуке, ни по электронной почте не переписывался.
              -  Рыкин  В.Н.   1945 года рождения, сильно пьющий пенсионер, паспорт не утрачивал. Но кому он его одалживал, и одалживал ли вообще,  вспомнить не может. Своего мобильного телефона у него нет. Никто и никогда его не просил оформить на него номер. А может и просил. Не помнит, хоть на куски режь. Журналиста Ковалева не знает. Только из «Новостей» по телевизору узнал о его убийстве. Вот протокол его допроса.
              Дима положил на край стола два  исписанных листа бумаги.
              - Наши коллеги из Ростова  сегодня допросят Еремина.  К вечеру будет информация, - сказал Женя. 
              - К вечеру будут и распечатки и антенны номера Еремина из Ростова. Коллеги подробно постараются выяснить все точки местонахождения этого аппарата в Ростове, - сказал Сергей.
              - Значит,  будем ждать до вечера…

              ТО ЖЕ. 19 февраля.  ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.

              - Та же самая ерунда, - сказал Женя Косте, протягивая распечатки телефона «Еремина», – А вот ксерокопия протокола допроса. Оригиналы передадут  завтрашним ростовским рейсом, с командиром  экипажа самолета. Сам Еремин никому паспорт не передавал, не утрачивал. Но так же сильно пьющий, да еще и на учете в ПНД состоит.
              - А антенны? – спросил Костя.
              - С антеннами поинтереснее будет. Вот точки приблизительного местонахождения этого аппарата. Это многоквартирный дом. Это торговый центр… А вот это бизнес-центр… Пока ничего не понятно…
              - Мне завтра утром руководству докладывать,  а им  до широкой общественности эту информацию доводить, - грустно сказал Костя. – Неделя прошла, а у нас  пока раскрытием и не пахнет.    Подозреваемый еле-еле  на горизонте  нарисовался.
              - А может, и не подозреваемый…
              - Может.
              - Мотива  нет.
              - Мотив, если  эксперты не ошиблись, всегда в таком случае бывает один. И цель одна. 
              - Так все-таки «профессиональная  деятельность»  или «личные мотивы»?  - уточнил  Дима.
            - И то, и другое. Плюс «хулиганские побуждения». Эту версию пока тоже до конца не отработали.
            - Короче, каша какая-то, - развели руками оперативники.
            - Вот и разгребайте эту кашу.


                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ
                ЯНВАРЬ. 2011 год. ВЕЧЕР.
            
               С того вечера, когда Грановский пригласил меня на тот разговор прошел уже месяц. После это разговора я ехал на метро   в полной прострации. Где какая станция, на какой я ветке? Мне было просто все-равно. Куда я еду, зачем?..  Домой? Можно и домой… Включаем автопилот. Кольцо,  «проспект Мира», переход на «рыжую ветку»… Все это очень плохо укладывалось в моей голове.
                Неужели все так и было? Тогда, тридцать лет назад? Неужели талантливый  режиссер был только игрушкой в чужих руках политиков?..
                А чему, собственно удивляться?  Времена такие были. «О, времена, о, нравы!». Впрочем, времена всегда одинаковые. И во все времена искусство служит для удовлетворения вполне корыстных интересов какой-то правящей элиты. А что, во времена Шекспира было по-другому? Если бы! Зачем тогда граф Эссекс платил труппе театра «Глобус»  и самому Шекспиру деньги за показ спектакля «Гамлет» накануне своего выступления-  заговора против королевы? Зачем ему нужна была реакция и сочувствие простого  народа? Для того, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше заговорщиков. И искусство в политических играх всегда как нельзя кстати.
              Искусство всегда соприкасается и идет рука под руку с политикой. Или политика подпитывается искусством.
              Глобальные у меня однако мысли. Поближе бы к делу. Значит, доступ к «Мальвине Игоревне» мне с тех пор закрыт. Да и мы с ней этот месяц  и не встречались.               Встретились в прошлом году, в конце декабря.
              На похоронах.
              Влада.
              Нештатная ситуация, как я и предсказывал Карине, закончилась трагедией. Влад умер в съемной квартире от очередного запоя. Но, как официально объявили публике, «от сердечной недостаточности». Да, именно той самой сердечной недостаточности ему и не доставало в этой холодной и бездушной Москве…
              В квартире он пролежал почти три дня, пока ассистент режиссера, наконец, сама не поехала к нему, потому, что он не отвечал на звонки. Вызвала МЧС, они вскрыли дверь… Приехавшая дежурная группа причину смерти определили сразу – алкогольная интоксикация. Асфиксия рвотными массами…
              Закрутилась карусель с похоронами и  тут оказалось, что у Влада при всех его бешеных гонорарах просто нет денег, да еще и вдобавок куча долгов! Куда он их девал было совершенно непонятно, если приехавшая на похороны жена, точнее уже вдова, удивленно озвучила суммы, которые Влад нерегулярно переводил им во Владимир. Деньги на его похороны собирали «с миру по нитке»…
               На кладбище я ни к «Мальвине», ни к Андрею Вадимовичу не подошел, а на поминки в Дом Кино не поехал. Да меня туда никто и не приглашал. Кто я для них такой? Ну, делал пару материалов про известного артиста. Так мало ли кто про него их делал… Я вернулся домой, взяв бутылку водки,  и в одиночестве помянул Влада. Поставил диск со спектаклем «Безумный день или женитьба Фигаро» Владимирского театра, который мне подарил Влад. Фигаро – это была его любимая роль. Чем-то он пытался подражать в ней Андрею Миронову, той же бешеной энергетикой.
             «Я вынужден был идти дорогой, на которую я вступил, сам того не зная, и с которой я сойду, сам того не желая, и я усыпал ее цветами настолько, насколько мне позволяла моя веселость»…
              А ведь я ей не сказал тогда, что Влад хотел, чтобы его похоронили в костюме Фигаро. А его похоронили в обыкновенном сером костюме…
              И  после его смерти работу над сериалом не приостановили. Съемки продолжались. Интересно, остались ли там сцены с Владом или нет? Да если и остались, доснять их не проблема. Загримируют под Влада другого актера, кое-что подделают с помощью компьютерной графики – и вперед, в эфир! Техника и технологии  сейчас такие, что весь фильм можно снимать, не выходя из монтажной.
              А чему тут удивляться? Когда умер Андрей Миронов, а следом за ним Анатолий Папанов  театр Сатиры не отменил свои гастроли в Риге, и доиграл спектакли. Неважно, что один за другим выбыли два ведущих актера.
             Главное – «Show must go on!»
             «Шоу должно продолжаться!»
             После похорон Влада мы с ней перезванивались пару раз. Я ссылался на занятость, а у них в самом завершении был съемочный период. Интересно, поговорила она уже с Марзиевым, показала ему мой опус? Я у не стал у нее  это  спрашивать из гордости, а она мне ничего не сказала. А  зачем уже было спрашивать? Я же слово дал ее мужу.
               Где мне самому теперь брать деньги на кино? И как самому снимать его?
               Перво-наперво, нужен сценарист, переписывать мою повесть в сценарий. Второе- нужен режиссер. Ну и я сам тоже буду участвовать в этом. Может, того же Лешу попросить? Он хоть и философ, но он же и дипломированный режиссер.  Он хоть ремесло знает. А как кадр ставить – это мы вместе с ним, пожалуй.
                Вобщем, так я и сделал. Позвонил  Леше и пригласил его к себе домой.  Леша прочел мою повесть,  и слово в слово повторил мне то, что сказала «Мальвина Игоревна» - диалоги и монологи сокращать или разбивать, прописывать действие и характеры героев. Сценарий – это не литература. Надо же! Недаром Лешу учили во ВГИКе.  Но главное - Леша тут же согласился быть режиссером на этом фильме.
                Значит, режиссер у меня уже есть. Теперь  -  деньги. Тимка сказал – он даст сто тысяч. Но этого мало. Надо продать квартиру. А мать куда? Хоть мать и живет теперь круглый год на даче, но прописана-то она в Москве, и пенсию получает здесь московскую, со всякими надбавками, добавками. А сам я куда пропишусь? К Наталье? Но для этого придется жениться на ней. Она-то будет счастлива. А я?
                Сколько же сложностей. И все ради чего? Ради этих 24 кадров в секунду? Как мы там с «Мальвиной» насочиняли очередную песТню? Опять же исполнять на музыку Таривердиева из фильма «Семнадцать мгновений весны»
                Не думай о ПМ-ах свысока
                Наступит время – сам поймешь, наверное,
                Не станет финансировать МК
                Твоих фантазий буйствие нетленное.
                У каждого ПМ-а свой бюджет,
                И КПП и прочие отметины
                А денег столько у Минкульта нет,
                Чтоб подарить всем авторам бессмертие.
                От сериалов всех бросает в дрожь,
                Течет с экрана хрень обыкновенная.
                А ты с ПМ-ом все полжизни ждешь –
                Когда оно придет – твое мгновение.
                Придет оно, когда ты будешь стар.
                Глоток воды во время зноя летнего
                Подаст тебе в больнице санитар
                От первого мгновенья до последнего.
                У всех сюжетов есть всегда свой срок.
                ПМ не юбилея ждут столетнего.
                Ты лучше на ПМ спусти курок,
                И расстреляй обойму до последнего.

               
                И тут зазвонил мой мобильник. Мой второй мобильник, который появился у меня недавно. Абонентом его был только один человек.
                Я взял трубку и нажал кнопку вызова. На том конце трубки знакомый мужской голос произнес только одну фразу:
                - У меня все готово.



                МОСКВА.
                СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ.  20 февраля.  ДЕНЬ.

            Костя  внимательно просматривал материалы уголовного дела.
            Стажер Игорь сидел за соседним столом и старательно печатал на компьютере.
            - Игорь, у тебя там, в столе карандаши лежат. Подай, пожалуйста, - сказал ему Костя.
            Игорь пошарил в ящике стола и встав, подошел к Косте.
            Положил на край стола карандаши, и скользнул взглядом по раскрытой странице тома уголовного дела.
           Потом, внимательно стал рассматривать ее, после чего удивленно сказал Косте:
           - Константин Сергеевич, а почему вас убийство Кеннеди интересует?  Оно-то каким боком в этом уголовном деле?
           Настало время удивляться Косте.
           - Какое убийство Кеннеди?
           - Ну, вот же, - ткнул Игорь в раскрытое уголовное дело, на ту самую схему, изъятую из квартиры убитого журналиста, – Это маршрут следования   кортежа Президента Джона Кеннеди в Далласе, 22 ноября   1963 года. Вот  машина,  в которой ехал сам Кеннеди. Он ехал в открытой машине. А вот  это место, где находился его убийца – Ли Харви Освальд. Вот здесь, на шестом этаже  здания школьного книгохранилища.
          Костя встал из-за стола и склонился над схемой.
          Потом, осмотрел Игоря.
          - Ты точно это знаешь?
          - Константин Сергеевич, ну это же самое известное из всех убийств  глав государства. И схема  это классическая. Откройте Интернет, если мне не верите, и посмотрите.
          - У меня нет Интернета, - помолчав,  сказал Костя. – Только в канцелярии. А, ну, пошли туда…
          Стажер пожал плечами.
 
               
                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ.
                10 февраля 2011 года. НОЧЬ.
   
        Ночью я вдруг проснулась. Посмотрела на часы – 3 часа 12 минут…
        Заснула я прямо в одежде,  на диванчике, у себя в кабинете.
        Во сколько я легла? Во сколько он ушел? Полпервого ночи… А сейчас 3.12…
        Странно…  Почему я вдруг почувствовала беспокойство?.. Что-то дома, с детьми? Нет, они бы мне позвонили, сказали. Я же позвонила мужу, сказала, что мне нужно договора доделать, и я останусь в офисе.
          С чем связано это беспокойство? Значит, с ним… Что там с ним могло произойти – в аварию попал? Нет, он же не пил сегодня. Значит, что-то все-таки  с ним случилось... Что?  Позвонить?.. Нет, уже чуть ли не четыре утра. Если  все нормально, и он спит, мой звонок будет выглядеть глупо. А если что-то случилось, то ему уже ничем не поможешь… И все-таки,  почему идет беспокойство?..
        Что я сделала не так сегодня ночью? 

        Днем он позвонил и напросился на встречу. В восемь вечера  приехал к нам в офис.
        Пока я сидела,  рассортировывала документы, он возился в интернете.
        - Водку будешь? – спросила я, подходя к холодильнику.
        - Неа, - ответил он, - я на машине  сегодня.
        - Что это вдруг? В метро забастовка? Или спиртное во всех ларьках кончилось?
        - Много дел было сегодня, на метро не успел бы.
        Проходя мимо стола,  я мельком глянула на монитор.
        - Что это тебя вдруг покушение на  Призорова заинтересовало? – удивленно спросила я.
        - Случайно открылся этот сайт. Я другой запрос набирал, - поспешно  ответил он, - как ваш «мувик»? Много еще осталось снимать?
        - Все уже отсняли. Сейчас  монтажно-тонировочный период.
        - А Влада кто будет озвучивать?
        - Игорь Архипов.
        - Понятно. «Помер Максим, да и хрен с ним. Положили его в гроб, мать его… сильно плакала»…
         - У тебя есть другие предложения? Деньги на работу выделены и работу нужно закончить.
          - Нет, конечно, какие у меня могут быть предложения? Разве что - возложить весь отснятый материал Владу на могилу. «Show must go on!» Смерть не помеха для продолжения спектакля или съемок.
          - Да. Именно так! А знаешь почему?
          - Нет и знать не хочу.
          - А напрасно. Вот когда догадаешься и будешь знать это, тогда и сможешь что-то сделать в искусстве. 
      
        Мы сидели и остроумничали, вроде, все, как всегда. Только почему-то в этот раз все было не так,  как всегда. В воздухе висела какая-то напряженность, которая от него исходила.
         - Андрей, у тебя, что-то случилось? – спросила я.
         - С чего ты взяла? – он глянул на меня взглядом кроткой овечки.
         - Водку не хочешь пить.
         - Я же тебе сказал – я за рулем сегодня.
         - А кофе будешь, с тортиком?
         - Кофе буду, неси.
          Еще час мы пили кофе с тортом, который принес  моему мужу  какой-то сценарист, и он продолжал ковыряться в Интернете. Потом посмотрел на часы.
          - Я сейчас поеду. Ты домой  поедешь? Подвезти тебя?
          - Нет, я останусь. Мне еще документы кое-какие просмотреть нужно.
          - Закрыть Интернет? Или ты, что-то смотреть будешь?
          - Оставь, надо будет – сама закрою.
          Он вышел из комнаты, и вернулся в своей ярко-красной куртке.
           Я подошла к нему.
           - Помнишь, как вы в прошлом году работали ночную смену в Новый год? –вдруг спросил он.
           - Помню, - улыбнулась я.
           - В 10 вечера вдруг все вспомнили, что через два часа Новый год и отправили Женю за продуктами в «Ашан». А он позвонил и сказал, что кроме шампанского, «Доширака» и дорогущей колбасы уже ничего не осталось. Все остальное нужно жарить и варить. И привез шампанское, лапшу «Доширак», брауншвейгскую колбасу и зелень. И мы встречали Новый год шампанским и «Дошираком», накрошив туда зелень и колбасу. Помнишь?
           - Да, было дело, - сказала я.
           - Знаешь, я именно тогда понял, что счастливее Нового года у меня  в жизни никогда еще  не было… 
           Что произошло в этот момент? Удар молнии?  Атомный взрыв? Помутнение рассудка? Но почему одновременно у обоих?
           - Мальчик  мой, глупый мой…
           - Что, мой хороший…
           - Мальчик мой…  Неужели ты так до сих пор не понял, как я отношусь к тебе?
           - Пытаюсь понять…
           - Скажи мне сейчас только одно слово: «да». Прошу тебя,  если ты сейчас скажешь мне «да», я все  брошу ради тебя. Семью, мужа, детей…
         - Нет… Нет…
         - Почему, почему -  нет?
         - Карина…  ты кто? Ты продюсер, ты деловая женщина…   У тебя  бизнес, фирмы… А я? Чем я могу быть тебе интересен?   Я не хочу быть игрушкой в твоих руках.
         - Что ты плетешь, глупый…    Какие фирмы, какие продюсеры…  «Я всего лишь  официантка, а ты пианист»... Ты мужчина, я женщина – и все…  Этим все сказано…  Другого в этой жизни просто не дано…
         - Нет…
         - Ты трус!..  Ты просто боишься что-то менять в своей жизни…
         -  Да… Может быть…
         - Какой же ты дурак…
         - Считай, как хочешь…
         - Какой же ты дурак…
         - Мне нужно ехать…  Сейчас…
         - Зачем?..  Куда?..  Останься…
         - Нет… Я не могу… Я должен ехать…
         - Не уходи от меня, я прошу… Я хочу, чтобы ты остался, сейчас, здесь, со мной…  Я хочу, чтобы ты был мой…  Сейчас… Этой ночью…
         - Я не могу… Меня ждут…  Меня человек ждет…  Я вернусь к тебе, хорошо?.. Я вернусь к тебе, но не  сейчас… И  вернусь не нищим журналистом, а  богатым и знаменитым…  Я  сам сниму этот фильм и обязательно вернусь к тебе…  И тогда я буду только твой…
               


                ТО ЖЕ. 20 февраля. ДЕНЬ.

          Приехавшие    Женя с Сергеем  молча сидели над схемой и курили.
          Стажер Игорь не курил, и старался не особо морщиться от сигаретного дыма, которым его старшие коллеги до краев  наполнили кабинет.
           - Вот так, - наконец, сказал Женя. – Просто, как все гениальное. Самые простые версии всегда лежат на поверхности…
          - Ну, и ладно, – затушив сигарету в пепельнице, сказал Сергей. – Экстремистская версия отпала. А то, действительно концы с концами не сходились. Бумага двадцатилетней давности, текст выполнен подростком…  Дата мероприятия  проставлена самим Ковалевым. 
          - Вместе со своим другом они и рисовали  в детстве эту схему, - сказал Женя.
          - А дата? 16 марта? – спросил Сергей.
          - 16 марта день рождения его друга  детства – Тимура Галкина, - хмуро ответил Костя.
          Он посмотрел на Женю.
          Тот на него.
           - Ну, что, остается раскрыть само убийство, - сказал Костя.
           Женя внимательно за ним наблюдал.
           - Поедешь со мной? В 49-ю больницу, к Грановскому. А потом по известному адресу, – спросил у него Костя.
           - Помощь нужна будет по известному адресу? – спросил Дима, - Двери вышибать  будете?
           - Нет, на этот раз обойдемся.  Двери мне сами хозяева откроют,  - ответил Костя, вставая из-за стола.
               
                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ
                11 ФЕВРАЛЯ 2011 года. УТРО.
          
           В  8.10 в офис   позвонил мой муж:
           - Карина, включи телевизор. По «Новостям» только что передали. Андрея  Ковалева  убили…
           В 9.00 я взяла свой мобильник, нашла  номер,  записанный туда не очень давно, и нажала на кнопку вызова.
           Но на звонки вызова никто не брал трубку…
           А в 11.00 из дома позвонил  Артем:
           - Мама, папе с сердцем плохо. Похоже, опять инфаркт. Он рукой не может шевелить. Я уже «Скорую» вызвал. Быстро приезжай!
 
                МОСКВА.
                ЗУБОВСКИЙ БУЛЬВАР. РЕСТОРАН «ЭЛЬДОРАДО». 20 февраля. ДЕНЬ.

          Съемки в ресторанном зале  были в самом разгаре.
          Весь зал был опутан кабелями от осветительных приборов.
          Около камеры копошились оператор и полный человек в очках – режиссер.
          Продюсер Карина сидела за одним из ресторанных столиков, наблюдала за возней съемочной группы, курила сигарету, и что-то лениво обсуждала с парнем в бейсболке.
          Костя и Женя,  предъявив охране у входа в зал удостоверение, подошли  к Карине.
          Она изумленно посмотрела на них.
           - Константин Сергеевич?   Еще что –то случилось?
           Костя молчал.
           Карина тут же кивнула парню в бейсболке, и он тут же растворился в толпе съемочной группы.
           Она встала из-за стола.
           - Что случилось? –  с тревогой спросила она у Кости.
           - Карина Игоревна, - строго произнес Костя, – Сегодня в 21.00 я жду   Тимура Галкина у вас в офисе на Васильевской. Если в 21.05 его там не будет, в 21.06 я  выношу постановление о его задержании, а  в 21.08.  постановление о вашем задержании. Вы будете привлечены к уголовной ответственности за организацию   особо тяжкого  преступления.
           Проговорив эту фразу, как можно официальнее и строже, Костя не отказал себе в удовольствии понаблюдать, как на лице продюсера сменилась целая гамма чувств – от удивления и растерянности до испуга.
           Но это продолжалось всего несколько мгновений.
           Карина тут же взяла себя в руки и открыла рот, что бы что-то произнести, но Костя тут же пресек и эту попытку.
           - В 21.00. Пока у вас в офисе. И что бы  кроме вас и Галкина  там больше никого не было. Позаботьтесь об этом.


                ТО ЖЕ.  20 февраля. ДЕНЬ.

          В машине Костя и Женя одновременно закурили.
          - Ты уверен, что все сделал правильно? – спросил Женя, – Может, лучше задержать его?
          - Задержать можно и сегодня вечером, – посмотрел на него Костя, – Вот только Ковалеву этим уже не поможешь. Да и оружия у него наверняка нет, он его сбросил где-нибудь в другом месте, телефон ты к нему пока не привяжешь, от дачи показаний он может отказаться.  Вдобавок, он гражданин США, это нужно будет вызывать представителя Посольства США.  А через десять дней я должен буду либо отпустить его, либо предъявить обвинение.  А отпустить я его не смогу.
          Женя посмотрел на дорогу.
          - Зачем же все-таки она ему звонила тогда,  утром следующего дня? Так все-таки она знала об этом?
          - Вот вечером все и узнаем. И мы и она.
          - Решай сам, - сказал Женя, - мы из дела уже вышли, а дело у тебя в производстве.
          Костя повернул ключ в замке зажигания.
          - Поехали  где-нибудь в кафе хоть пообедаем.  А то я с утра только кофе пил.

                АНДРЕЙ КОВАЛЕВ.
                10 февраля 2011 года. НОЧЬ.
       
         Что она сделала со мной?
         «Если ты скажешь «да»…
         Что я ей мог ответить?
          «Да»? И что потом? Она действительно уйдет от Андрея Вадимовича? Я в это не верю. Научилась от своих актеров лицедействовать, где гарантия, что это не очередной ее прикол? Я ей не верю… Хотя и хочу верить.
            Все-равно, ну, сказал я «да». И что дальше?  Что я могу дать ей? Где мы с ней поселимся? У меня в двухкомнатной малогабаритке? Поживем там дня два, потом она уедет  обратно, к себе в  двухэтажный особняк, с потолками в 3,5 метра,  в Павловскую Слободу. Она привыкла к другому образу жизни. Она за один вечер по пьянке  может просадить  в ресторане сумму, за которую я месяц «пахать» должен. Правда, на следующий день она будет сожалеть об этом, но это будет завтра. У нее бесшабашность  и расточительность удивительным образом сочетаются с  откровенным скупердяйством, в виде рваных джинсов.  Смогу я ей обеспечить такой образ жизни? Нет. Значит, я буду сидеть на ее шее? Значит, буду просто игрушкой в ее руках. 
           А ее дети? Артем и Никитка? Что она им скажет? Что у мамы на пятом десятке лет  «съехала крыша» от любви, и она   решила уйти от папы и поселиться в «хрущевке» с нищим журналистом?  Да никогда она такого не сделает!  Темку и Никитку она никогда не бросит. Она им в попу дует, по ее любимому выражению, они оба у нее избалованы до крайности.  Достаточно и тому и другому только  произнести  слово «хочу».  У них в семье на этот счет даже есть две шутки: «Мама, купи мне эту игрушку», «Темочка, проси сразу купить тебе   игрушечный магазин путем смены учредителя» и «Никиточка, какая  книжка  у тебя самая любимая?» «Чековая, мамочка»…
           Но зачем, зачем тогда она мне это сказала? Просто поиграть со мной? Она опять перепутала жизнь со съемочной площадкой?  И я просто очередной герой ее очередного сюжета? Нет, не похоже было, когда она это говорила…  Не бросаются такими словами.    И все-таки,  все-таки, я ей не верю… 
         Но и не хочу признаваться себе в том, что она именно та женщина, которая мне и нужна.  Она лидер по натуре. А я лидером никогда не был. Мне всегда нужен был поводырь.  А ей наоборот – ведомый. Раньше моим поводырем  был Тимка. А теперь могла бы стать она… 
         Если бы мы встретились с ней раньше… Когда  раньше? Двадцать  лет назад?    Двадцать лет  назад  мы  оба были зелеными сопляками, и не нужны были бы друг другу, мы просто не обратили бы друг на друга внимание.
         Я сворачиваю на Шереметьевскую. Здесь ночные ларьки и всегда можно купить водку в любое время суток, хоть это и запрещено законом. Но здесь свои законы. Законы спроса и предложения.
         Покупаю водку и по просьбе продавщицы прячу ее под куртку. Итак…
         Что мы имеем в активе?
          Водку.
          Я сажусь в машину и еду по направлению к своему дому.
         Час назад я мог бы круто изменить свою жизнь.
         Свою и ее.  Но вправе ли я это делать?
          Я останавливаю машину неподалеку от своего дома и открываю бутылку. Стаканчика нет, да и фиг с ним. Прямо из горла. Сколько там времени? 2.10. Еще рано. Есть время выпить и подумать. Что я мог изменить сегодня ночью?
         

         Ну, вот и все. Все решится сегодня. Сейчас. 
         А завтра утром я проснусь богатым и знаменитым…

                МОСКВА.
                УЛИЦА ВАСИЛЬЕВСКАЯ. 20 февраля. ВЕЧЕР.

          Без пяти девять вечера Костя поднимался по ступенькам лестницы жилого дома, где на первом этаже был расположен офис  кинокомпании.
          Входная дверь была открыта.
          Костя потянул на себя  ручку двери и оказался в коридоре.
          Карина стояла в коридоре с сигаретой в руке и нервно курила, стряхивая пепел на ковролин.
          Чуть поодаль от нее стоял красивый черноволосый мужчина в синем свитере и джинсах, тоже с сигаретой в руке.
           Увидев Костю, он затушил сигарету и бросил ее в урну, стоящую рядом.
           Некоторое мгновение они напряженно смотрели друг другу в глаза.
           Потом, Костя спокойно  обошел их обоих и направился по коридору к кабинету продюсера.
           Мужчина с Кариной пошли за ним.
           В кабинете Карины Костя снял свою куртку, и небрежно бросив ее на кресло, занял место за столом Карины.
           Мужчина прошел и сел на стул, за приставным столом, бросив на стол пачку сигарет и зажигалку.
           - Карина Игоревна, посидите пока в своей бухгалтерии, -  посмотрев на нее, сказал ей Костя.
           Карина тихо вышла, закрыв за собой дверь.
           - Тимур Георгиевич, давайте ваш паспорт, - сказал Костя.
           Тимур полез в задний карман джинсов и протянул Косте синий документ с орлом на обложке.
           - Я гражданин Америки, - сказал он хрипло.
           - Я это знаю, -  спокойно кивнул Костя, раскрыв документ и сличая фотографию в паспорте с оригиналом, сидящим перед ним.
           - Вы можете допрашивать меня только в присутствии сотрудника посольства США, - сказал Тимур, уже другим,  более уверенным голосом.
           - Я  не буду  вас допрашивать, - сказал Костя, возвращая ему паспорт, –  Я не веду протокол, и не записываю нашу беседу на диктофон. Я лишь хочу знать, что произошло  ночью  10 февраля. Поэтому, мы и встречаемся с вами здесь, в офисе, а не у нас в Управлении.
           Тимур молчал, опустив голову.
           Костя достал сигарету из пачки и прикурил.
           - Тимур Георгиевич, есть такая наука криминалистика, - выждав некоторое время, сказал Костя, – Так, вот. Согласно  данным баллистической экспертизы  и  заключениям криминалистов 10 февраля на вашего друга Андрея Ковалева  не было совершено покушение на убийство. Была  предпринята  лишь  попытка инсценировки убийства. Человек,  стрелявший в Андрея, не покушался на его жизнь, не стрелял на поражение.  Он лишь пытался его ранить в левое  плечо.  И только нелепая случайность, в виде льда перед подъездом, на котором  поскользнулся Андрей,  и привела к такому  трагическому  исходу. Тимур, что произошло, как все получилось?..
          Тимур тут же выхватил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой, глубоко затянувшись, и не поднимая головы, произнес:
          - Константин Сергеевич, как мне тете Вере теперь в глаза смотреть?.. Мы ведь с Андреем как братья были… Даже ближе, чем братья… А моя мать… Как я ей это скажу?..
          - Она уже знает о гибели Андрея?
          - Нет, - помотал головой Тимур,  – Как я ей об этом скажу?..
          - Она сейчас в Америке?
          - Конечно, - кивнул он, - где же ей еще быть?.. 
          Тимур,  наконец, поднял голову, и посмотрел на Костю.
          - Я пил всю эту неделю… У меня квартира около «Красногвардейской», я ее снимаю… Я всю неделю пил там… Утром, когда в «Новостях»  передали об убийстве… Я даже не понял сначала, почему убийство? Не должно было быть никакого убийства. Я целился ему в руку… Не может быть убийства… Какое убийство… Утром и днем  по всем радиостанциям, по «Новостям» - убийство…  Я не понимал, что произошло. Я не мог его убить… Пошел в магазин, купил водку… Вобщем, когда понял, что Андрея больше нет… всю неделю пил. А сегодня, когда  в шесть вечера Карина позвонила…  Сказала, что следователь тебя и меня арестовывать собирается, если ты сегодня в девять  вечера ко мне не приедешь.  Она ничего не знала… Как мы с Андреем договаривались…
          Тимур еще раз затянулся сигаретой, смял ее в пепельнице, и тут же прикурил новую.
           - Константин Сергеевич, я готов в тюрьму…  Только тете Вере не говорите, что это я… Я еще и ее убью этим…
           - Где оружие? – спросил Костя.
           - Я его выбросил, - сглотнул  слюну Тимур.
           - Куда? – стараясь  говорить спокойно,  спросил Костя.
           - Я его разобрал на детали…  еще в машине…  пружину отдельно, затворную раму… вобщем все… и разбросал по мусорным бакам, по урнам… когда ехал, утром… после этого…
           Вот и все.
           Произошло то, чего Костя боялся больше всего.
           Оружия нет, и найти его невозможно.
           Мусорные баки, урны,  мусор, из которых,  еще неделю назад  был  вывезен на городские свалки…
           Хоть дивизию солдат и полк археологов туда отправь...
           Найти детали от пистолета в мусорных отходах такого мегаполиса, как Москва, просто нереально.
           - Константин Сергеевич, - Тимур еще раз затушил в пепельнице недокуренную сигарету, и встал из-за стола, – Я не могу… Я вам все расскажу…  Хотите, арестуйте меня. Только тете Вере ничего не говорите.
           Он направился к двери.
           Костя тут же встал из-за стола и пошел за ним.
           В бухгалтерии Тимур, не обращая внимания на Карину,  подошел к  холодильнику и достал оттуда бутылку водки.
           Открутив крышку, он отхлебнул прямо из горлышка.
           Карина удивленно смотрела на него.
           Костя прислонился к косяку двери, засунув руки в карманы брюк.
           Тимур еще раз отхлебнул водку и сел на стол.
           - Что ты смотришь? – сказал он Карине. – Да, это я сделал! Это я убил Андрея! Понимаешь? Это я убил его…
           - Я знаю… - спокойно ответила она, с насмешкой смотря на него.
           Костя  удивленно  посмотрел на нее.
            - Я не хотел его убивать! – зло сказал ей Тимур, - Скажите  вы ей, что я не хотел его убивать!
            - Это было не убийство, - сказал Карине   Костя, -   Тимур не собирался убивать Андрея.  Это была всего лишь инсценировка покушения на убийство. 
           - И это я знаю, - ответила она,  -  почему он этот сайт и  смотрел…
           - Какой сайт? – тут же спросил Костя, начиная догадываться.
           Но она молчала, исподлобья глядя на Костю.
           Тимур опять приложил горлышко бутылки ко рту.
           Потом, взял у Карины сигарету и прикурил.
           - Хватит пить! – разозлилась она. – Только двум таким дебилам , как вы, могло такое прийти в голову.
           - Отвали! –  грубо ответил он.
           - Тимур,  - сказал ему Костя. – Что произошло 10 февраля? 
           - Что произошло? Да ничего особенного не произошло, не считая того, что я  случайно убил своего друга, - усмехнулся тот.
           - А конкретно, - строго сказал ему Костя, -  причина, по которой вы оба пошли на это?
           - Причина? Причина… Андрей хотел, чтобы о нем заговорили… В общем, как-то летом я приехал к нему домой поздно вечером. Они  с ней,  - кивнул Тимур на Карину, - сидели на кухне, водку пили… Вот… Потом мы все вместе сидели,  пили… Потом, мы с  ней  ушли, уже полвторого ночи было… В общем, мы вместе  с ней ушли…
            - Я понял, - кивнул Костя, стараясь не смотреть на женщину.
            - Потом, мы сидели с ней в ночном кабаке, поехали туда, продолжать пьянку,  и она попросила меня сказать Андрею, что мы с ней переспали. Чтобы я выяснил его реакцию – ревнует он ее или нет. Но я  уехал в Ростов. Потом  через месяц, когда  приехал в Москву,  вечером поехал к Андрею. Он сразу же на меня наехал из-за нее.  Чуть не ударил меня тогда. Вобщем, как мы с ней и договорились, я проверил его реакцию.  Реакция у него была еще та! Я даже пожалел его. Вобщем,  я  понял, что он  любит ее.  Тогда   Андрей   мне и сказал, что она не хочет снимать фильм по его сценарию, потому, что он никому не известный журналист, и непрофессиональный сценарист.  Андрей сказал, что  ему нужно «имя».  А быстро пропиарить журналиста можно только одним способом – либо громким скандалом, либо какой-то  громкой акцией. После чего  ты сразу попадаешь в верхушку  хит-парада.   Давай, сказал он, организуем на меня покушение.  Когда журналист  Призоров организовал на самого себя покушение и ему  прострелили плечо – его рейтинги сразу поднялись на небывалую высоту, а потом он стал еще и депутатом Госдумы.  Беллу Кулькову всего лишь ограбили и легонько по голове дали, так у Президента на контроле дело было – нападение на свободную, демократическую  прессу.  Журналисту Шакину, которого и знали-то всего лишь слушатели «Радио ТМ», и никому он был неизвестен,   челюсть  случайно сломали в пьяной драке. Так какой шум тогда поднялся,  о нем все СМИ два месяца писали – тоже борец с коррупцией, дорогу перешел мафии. Тут же срабатывает корпоративная журналистская солидарность, и никто уже не разбирает - кому набили морду просто по пьянке, а кого застрелили по делу. Главное - это шум! Кроме того, любое нападение, а тем более, покушение на журналиста, как на общественного деятеля и публичного человека,  сразу ставится на контроль в Ген.Прокуратуре  и получает общественный резонанс.   А Прокуратура обязана доводить до широкой общественности ход расследования.  И я автоматически становлюсь «героем дня».   Ты же мастер спорта по стрельбе, пальни мне в плечо -  и все! Я  сразу выскочу в «дамки»! Какая разница, какой ценой я заработаю себе это «имя»… Главное, что мое имя будут мусолить не меньше трех месяцев.  В общем, мы  стали весь этот план разрабатывать…
        - Классная идея… - усмехнулась   Карина. – Я сразу так и поняла.  Один авантюрист решил повторить  путь другого.
        - Заткнись, дура! – прикрикнул на нее Тимур, –  Ты,  что не понимаешь, что это ты во всем виновата?! Он тебе такой  классный сценарий написал!  Ты что ему сказала? «Ты никто и звать тебя никак!» Был у вас с ним такой разговор? Был.
        - Не вали с больной голову на здоровую, - твердо  сказала она.
        - А ты понимаешь, что он на это из-за тебя пошел?  Из-за кино твоего дурацкого! Он тихо- спокойно работал в своей газете, до встречи с тобой. Ты его «отравила»  этим кино,  запудрила ему мозги!
         - Ты ошибаешься, - холодно  ответила  женщина, - это произошло гораздо раньше. Тогда, когда вы  вместе   с ним хотели похитить Андрея Миронова. Только ты тогда еще не понял, во что это все  у него может вылиться.  Все эти детские игры.
          - Он давно забыл об этом!  Он поступил в  МАДИ, стал инженером. И забыл об этом!
          - Он ни о чем не забыл.  Это была его мечта. Это была его  цель. И он шел к этому всю свою жизнь.
          - Неправда! Это ты сломала ему жизнь!  Это ты  возникла в его жизни  со своим кино! Он же любил тебя, я же тебе сказал тогда об этом!  А ты? Ты его  таскала  за собой на съемки, как пуделя. И обещаниями его кормила! Да, я не сегодня-завтра по твоему сценарию кино снимать буду! Дура!
        Карина презрительно смотрела на Тимура.
        - Ты хоть знаешь, что  на этот  фильм уже смета составлена и деньги получены?
        - Врешь! Откуда у тебя деньги на это?
        - Карина Игоревна продала  недвижимость, которая перешла к ней по наследству от ее деда -  квартиру на Патриарших прудах  и дачу в поселке Загорянка , и заняла деньги у своего  брата,  – сказал Тимуру Костя.
        - Откуда вы знаете? – повернулась к нему Карина.
        - Это правда? – встал со стола Тимур.
        - Истинная правда, - кивнул Костя, - мне об этом сказал муж Карины Игоревны – Андрей Вадимович Грановский. Извините, Карина Игоревна, я вынужден был сегодня днем  допросить вашего мужа, разумеется, с разрешения его лечащего врача.  Показания Андрея Вадимовича подтвердил  брат Карины Игоревны – Юрий Игоревич и ваш исполнительный продюсер Людмила Викторовна Чернявская.
         - Как?.. Почему же ты Андрюшке об этом ничего не сказала? – повернулся к Карине Тимур.
         - Почему я должна была ему это говорить?   Зачем ему было знать, где я взяла деньги на этот проект?
         - Так, ты что… Из-за него… Квартиру  на Патриарших продала?… - удивленно смотрел  он на Карину.
         -  Да. Из-за него, -  так же спокойно сказала она, -  Чтобы  он снял  этот  фильм.  Поэтому я тебя и просила выяснить его реакцию. Поэтому я тебе и сказала тогда: «ставки слишком высоки», помнишь?  Я не могла вкладывать деньги в постороннего человека. Впрочем… Я и сама потом это выяснила. Но. Как оказалось – поздно…  А  ты дурак, не соображал, что делал. В руку выстрелить. Надо же…   Боевым патроном.  Тоже мне, Вильгельм Тель нашелся…
         - Ты же сама… сказала ему, что «имя» нужно… - растерянно пробормотал Тимур.
         - С таким сценарием можно и без «имени».  «Имя»  он получил бы после этого фильма,   -  устало ответила  Карина.
         - Что же ты  наделала… - покачал головой Тимур, - Что ты наделала?..   Почему ты ему ничего не сказала?
          - Потому что мой муж, оказывается, еще до меня уже успел с ним поговорить. И взял с него слово, что он не будет делать этот проект со мной. Но против Марзиева и мой муж бы не стал возражать. Знаешь такого режиссера - Марзиева? Вот он и должен был быть режиссером на фильме Андрея. А  Марзиев – это ИМЯ. Это - фестиваль класса «А». Это Канны. Это – «Золотая пальмовая ветвь». Но  Марзиев дал свое согласие только две недели назад. Он был занят на другом проекте. И я сама еще ничего не знала.  И Андрею ничего сказать не успела.
          - Бог ты мой… Что же вы оба наделали… Он ведь  из-за  тебя под пулю полез,    а я, как последний дурак,  теперь во всем виноватым  оказываюсь… Я, теперь – убийца…
           Тимур  снова поднес бутылку ко рту.
         - Хватит сопли распускать, -  так же презрительно посмотрела на него Карина, -   Раньше надо было думать, чем все это может закончиться.  Боевое оружие  - не «пукалка»  из «Детского мира». 
         Карина встала, подошла  к холодильнику и достала  оттуда тарелку с нарезанной колбасой и сыром.
         - Закусывай,  хотя бы, -   сказала она. – Тебе сейчас плохо станет. Водку из горла, как воду пьешь!
         - Мне плохо? –  нервно засмеялся Тимур, – Я за  эту неделю столько выпил водки, сколько вы за всю свою жизнь не вылакаете.
         - Тимур Георгиевич, где вы взяли оружие? – спросил  у него Костя.
         - Зачем вам это знать?
         - Я почти знаю это. Просто хотелось бы кое-что уточнить.  Это как-то связано с Алексеем Кузьминым?
         - А, вы уже и на Леху вышли… . Да, это он мне достал «ТТху».
         - Кто такой Кузьмин?- спросила Карина.
         - Одноклассник наш бывший с Андрюшкой. Только он потом пошел в бандиты, а мы в журналисты и бизнесмены.
         Тимур бросил недокуренную сигарету в угол комнаты, и взял с тарелки кусок колбасы с сыром.
          - Да, Алексей Кузьмин. Кличка «Кабан». В 90-х они с пацанами начинали с обычного рэкета, но я тогда уже в Америке уехал с родителями. А Андрей с Лехой не общался. Ну, а потом, когда я сюда, в Москву приехал уже в 2000 году, первым, кого я нашел – это Андрюшку, а потом Леху. Они меня тут же в киллеры вербовать стали.  Я же мастер спорта по стрельбе.  Как дети малые. А то в России своих отморозков мало.  В общем, я Леху быстро на место поставил. Снайпер – это не киллер. Но общаться мы с его командой не прекратили. Они мне и помогли  в Москве фирму открыть, и в Ростове у нас с ними совместные магазины.  Ну, а потом, когда мы с Андреем всю это  замутили, я Лехе сказал, что мне  срочно нужен чистый ствол. Он сказал, как будет возможность – сделаю.  Через две недели  он мне и принес эту «ТТху». Сказал, чистая. Ну, я и сам это уже увидел. На пистолете даже заводского номера не было. Значит, ворованное, с завода. Патронов только одна обойма была. Я сказал, мне больше не понадобится. Леха еще спросил, кого я валить собрался. Я сказал, никого. Для самообороны. Здесь Россия, а не Америка. Кстати, если бы в прессе где-то прошла информация, что Андрей был убит из пистолета «ТТ», вы бы и меня сейчас по частям собирали. Леха бы меня вычислил в шесть секунд. Он Андрюшку любил… И никогда бы не поверил в то, что я вам сейчас говорю.  Он когда узнал об этом… В общем, он сейчас по своим каналам этого человека ищет…  Меня, то есть…
          - Что за  мобильные телефоны, оформленные на двух пьяниц?
          - Тоже Леха сделал. У меня еще два таких телефона, на каких-то придурков оформленные.
          - Один из них на Лапина, а другой на Еремина?
          - Понятия не имею, как зовут тех, на кого оформляли номера. Может быть, и на Лапина и на Еремина.
          - И это вы дали Ковалеву номер, оформленный на Рыкина?
          - «Симку» дал. А на кого она оформлена, я же сказал, не знаю. У Лехиных ребят таких «симок»  пачки.
          - Где находилась машина, в которой вы ждали Ковалева  около его дома с восьми вечера до трех утра?
          - Около детского садика. Темно-синий «Форд». Лехиной команды. Тоже на какую-то бабульку оформлена. Леха с командой, они же нищие все. У них даже телефонов мобильных нет. Все на других лиц оформлено.
          Тимур опять взялся за бутылку с водкой, потом прикурил сигарету.
          - Вобщем, я приехал к восьми вечера в Проточный переулок, припарковался около садика. Пока жители не подъехали. Там, у них своего места ни у кого нет. Где свободно, там и паркуются. Так, что чужая машина ни у кого никаких подозрений не вызывала. Подъехал, и ушел дворами в «Ашан». Там рядом. До десяти вечера там, в баре посидел. Потом вернулся, в переулке уже почти никого не было. Я лег на заднее сиденье машины.
           - Зачем? – спросил Костя.
           - Андрей сказал, что по переулку  ночью  и под утро проезжает патрульная машина ППС. И даже их время приблизительно назвал. Так они и проехали, ну плюс минус десять минут.
           - Вы знали, где в этот вечер был Андрей?
           - Да, знал. У нее, в офисе,  - кивнул Тимур на Карину, - мы с ним договорились, что он должен будет откуда-то подъехать к дому.  Он сказал, что поедет к ней в офис. 
           - На какое время вы запланировали свою акцию? –  спросил   Костя.
           - А? – уставился на него Тимур. – А… Акцию… Так и запланировали на три часа ночи.
           - Почему именно на это время?
           - Все спят. Свидетелей никого не будет. Машины в это время уже тоже не ездят. Патруль уже проехал…
           - Что было дальше?
           - В  три часа ночи он мне позвонил, сказал: «я подъехал, паркуюсь». Я вышел из машины, окна домов, действительно, все были темные.  Только в двух домах в двух окнах светились мониторы компьютеров. Я полез через сугробы к углу дома. Позицию, мы с Андреем обговорили заранее. Я должен был стрелять в него из-за угла  его дома. На торцевую сторону его дома не выходят окна. Она глухая…
            Тимур опять приложился к бутылке.
            - Дальше, - требовательно сказал Костя.
            - Дальше, дальше… Дальше,  я видел, как он припарковался, и направился к подъезду. Прицелился…  Выстрелил…  Он взмахнул рукой и стал падать… Я тут же стал пробираться обратно,  к машине. Подошел к машине, открыл, и опять лег на сиденье. Андрей должен был после выстрела выбросить в сугроб мобильный телефон, ну этот, второй, который на пьяницу оформлен, позвонить в «Скорую», полицию, вобщем , как всегда.
            - А когда вы должны были уехать?
            -  Часов в пять утра. Тогда уже по переулку начинают первые машины ездить. Я так и уехал. В полпятого утра. Телефон тоже выбросил на Шереметьевской улице... А другой дома лежал.
            - После того, как подъехала бы полиция,  переулок был бы  перекрыт. Вы об этом не подумали?
            - И что дальше? Ну, перекрыли бы. Проверили бы документы и отпустили бы. Кто бы заподозрил гражданина Америки в чем-то?
          - А где в этот момент было оружие?
          - У меня, в кармане куртки. Кто бы меня стал обыскивать? Или посла стали бы вызывать в Проточный переулок?
          Действительно,  кто бы в чем заподозрил гражданина США, а уж о личном досмотре и речи быть бы не могло…
          Ну, приезжал  гражданин США к  какой-то бабе в этот переулок.
          Уезжает в пять утра… 
          Проверили бы документы и отпустили бы.
          На международный скандал никто нарываться не стал бы…
          И посла  в пять утра в Проточный переулок тоже вызывать  никто  бы не стал.
          Все ребята продумали, все учли…
          Все… Кроме…
          Льда перед подъездом…
          И еще одного…
          - В каком месте вы разбирали оружие?
          - На стоянке, около «Ашана».
          - А в какие мусорные баки разбрасывали части оружия?
          - А я помню? – пьяно спросил Тимур, – Как к себе на «Красногвардейскую» ехал, где-то во дворах и  на улицах швырял их то в урны, то в баки…
          - Почему же вы все-таки не отговорили своего друга от этой затеи? – спросил Костя.
          - Первое, что я ему сказал тогда: «Ты, что, брат, оху…л в атаке? Я на это не подписываюсь».  Вы Андрюшку не знали. Тупой и упрямый был…  Если он уже что-то решил, то все.  Если бы не я, кто-то другой это все-равно сделал бы. Те же Лехины ребята.  Так, что, я решил, пусть уж лучше я… Я не промахнусь.  Для снайпера  – пара пустяков  в  плечо попасть. А Лехины уроды, не снайперы. Они киллеры. Они  человека только «валить» могут.
          Он  затушил окурок  и прикурил новую сигарету.
           Костя достал из папки схему проезда Президента Кеннеди и протянул Тимуру.
           - Это вы рисовали?
           Тимур взял рисунок в руки.
           - Да… Это мы с Андрюшкой играли в убийство Президента Кеннеди…  Нам тогда лет по 12 было… Машинки на столе раскладывали, солдатиков, фигурки.  Куклу Освальда сюда посадили. Я эту схему и нарисовал. А, что Андрей  все это время ее хранил?..
           Тимур положил на стол бумагу и медленно  пошел к окну.
           Повернувшись спиной, он  стоял и курил...
           Карина молча смотрела на Костю…
           Костя  так же молча вышел из бухгалтерии.
           Пошел в кабинет  Карины,  надел свою куртку, потом вернулся в бухгалтерию.
           Тимур продолжал неподвижно стоять около окна.
           Карина внимательно  смотрела  на Костю.
           - А ведь, вы все знали с самого начала, - сказал ей Костя.
           - Да, знала, - ответила она, - он  в тот вечер у меня в офисе открывал  сайт о покушении на Призорова. И я сразу все поняла. Поняла, и хотела остановить его… любой ценой…  Но это было уже  бесполезно. Если он уже это задумал – он пойдет до конца… Он ушел в ту ночь. Сказал - меня человек ждет. А утром, когда я все узнала – паззл сложился. Я поняла, какой человек его ждал и для чего.
          - Поэтому вы звонили утром Галкину? На телефоне, который оформлен на Лапина и которым пользовался Галкин,  есть ваш неотвеченный вызов. Этот аппарат в тот день находился в квартире, которую снимает Тимур Георгиевич,  - сказал Костя.
          Тимур с недоумением посмотрел на Карину.
          - Так ты все знала, и молчала все это время?
          - Да, я предположила, что если Андрей пойдет на ЭТО, то ЭТО будет делать только очень близкий ему человек. Других вариантов в таких случаях не бывает. А Тимур – мастер спорта по стрельбе. Мне Андрей это говорил.
          -  Жаль, что вы мне с самого начала ничего   не сказали, - с сожалением сказал Костя, - мы потеряли восемь дней, но, собственно,  мы и сами все это поняли уже по результатам  баллистической экспертизы.
           - Я пыталась вам подсказать. Помните, я вам сказала, что это могло быть случайностью. Но вы не обратили на это внимания… А даже если бы и обратили. Как я могла тогда назвать его имя?  Я же не знала, какой информацией вы располагаете против него.  Значит, я должна была  сдать его?.. А сейчас вы и сами все знаете, что это было не умышленное убийство, а  инсценировка.  Арестуйте его  сейчас. Только ведь, не можете. Улик никаких нет. Мальчики все продумали. Умные мальчики, ничего не скажешь… Только вот рациями не додумались пользоваться, а не мобильными телефонами.
           - Умные мальчики все продумали? -  усмехнулся Костя, - Мы бы и с рациями их вычислили бы.  Мобильные телефоны просто упростили задачу.  У  меня остался еще один, главный,  невыясненный вопрос. Но на него я, скорее всего,  не получу ответа от вас, - Костя посмотрел на Галкина, - Скажите, Тимур Георгиевич, как сам Андрей, в том случае, если бы он остался жив, собирался объяснять органам следствия покушение на него? Ведь и в том случае было бы возбуждено уголовное дело, либо по статье  «Покушение на убийство», либо «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью».  Он был бы признан потерпевшим и его бы мы допрашивали в первую очередь, и я не уверен, что он не путался бы в показаниях. Ну, я допускаю, что он попытался бы увести следствие по ложному пути, например, озвучивая версию по  мусорному бизнесу, чьим боссам он якобы перешел дорогу. Но это все легко проверяется. В покушения на того же Призорова,  и его версии были шиты белыми нитками. И преступление было раскрыто оперативным путем.  Потому что результаты экспертиз – это научно обоснованный факт, и против них не пойдешь. А по результатам  баллистической экспертизы  в покушении на Андрея, на вас  мы вышли бы в любом случае. Вышли же сейчас.  Как именно – вам знать необязательно. То есть, ради своей безумной идеи – снять кино -  Андрей  подставил вас, своего близкого друга, понимаете?  Как он  собирался вас обезопасить? Какое алиби у вас у самого было на ту ночь?
             - Не знаю,  - растерянно ответил Тимур, - мы с ним об этом не говорили… И никакого алиби у меня на ту ночь, действительно, не было… Мы даже не думали об этом…
           - Тимур Георгиевич, вы понимаете, что если бы Андрей остался жив, я бы сейчас выписал постановление о вашем задержании.  И предъявил бы вам обвинение по статье «Покушение на убийство». И это дело было бы доведено до суда. И суд бы вас осудил самое малое на пятнадцать лет.
          Костя, взял со стола свою папку и посмотрел на Карину.
           - Вот так.  Не все умные мальчики продумали.
           Он посмотрел на замершего Тимура.
           - Тимур Георгиевич, - сказал он, - у вас  завтра утром, а лучше сегодня  ночью самолет на Нью-Йорк.
           Тимур удивленно поднял на Костю глаза.
           - Вы меня поняли?  Самолет на Нью-Йорк. Или на Чикаго. Или на Майами. Не опаздывайте,  - настойчиво повторил ему Костя, и повернулся к Карине. 
           - Видите ли, Карина Игоревна, кинематограф существует всего чуть больше ста лет. И за эти сто с небольшим лет,  мало кто из кинематографистов умер своей смертью, в своей собственной кровати,  в присутствии любящих родственников…  Потому, что кино – это  Минотавр, который питается только  живой кровью, и  постоянно требует  себе очередную жертву.  Нелепая смерть, подставленный близкий друг,  инфаркт вашего мужа, проданная квартира  и дача вашего деда…   Это и есть то самое  жертвоприношение Минотавру?  Разве не так?

               

               
                КАРИНА ГРАНОВСКАЯ
         
         Нет,  Константин Сергеевич, все не так…
         Все гораздо проще.
         Квартира и дача деда проданы.
         Удостоверение национального фильма получено.
         Календарно-постановочный план  утвержден. 
         Сейчас я  возьму ручку и подпишу приказ о запуске.
         Одним росчерком пера  огромная машина  кинопроизводства будет  запущена.
         Вот только сценариста уже нет…
         И имя свое в титрах он уже никогда  не увидит…
         Только смерть - это не повод для того, чтобы останавливать съемки или отменять спектакли.
         А знаете почему?
         Потому, что все в этом мире проходяще,  и только Искусство вечно.
         И именно поэтому - 
        «Show must go on»!..
        «Шоу должно продолжаться!»…
        Это - непреложный закон Искусства…

                МОСКВА.
                ЦВЕТНОЙ БУЛЬВАР. 21 февраля. ДЕНЬ.

    Костя и Дима стояли в обычной полуденной московской пробке.
    - Да, - сказал Дима, - опять у тебя на выходе приостановленное дело получается. За неустановлением лица подлежащего уголовной ответственности.  Так тебе и до неполного служебного недалеко.
    - Не скажи, - усмехнулся Костя, прикуривая сигарету, - За прошлый год  было два дела, раскрытые оперативным путем. А  год начался – сразу – на, тебе, за десять  дней раскрыли, а в суд идти не можем.  Доказательная база есть,  но какой суд тут может быть?  Мать Ковалева из суда прямо на то же кладбище и увезут. Пусть лучше ни она, никто другой  не знают правду.  Не всю правду можно озвучивать. Многие знания – многие печали. 
    - Мда… - Дима тоже прикурил.
    - Галкин   уехал? – спросил у него Костя.
    - Да, ночью, - кивнул Дима, - Прямо от вас рванул в аэропорт. Даже на свою квартиру на «Красногвардейской» не заезжал. Мы проследили. На США билетов не было. Он улетел во Франкфурт.
    - Понятно. И в Россию больше уже никогда не вернется… Как же он жить-то с этим дальше будет?..
    Дима пожал плечами.
    - Да… Наворотили делов… Неужели все это ради кино?
    - Что-то мне мороженого захотелось, - сказал вдруг Костя, осматривая впереди стоящие машины, и увидев, что одна из них выруливает из бокового кармана, вывернул руль и виртуозно занял ее место. Они с Димой вышли из машины.
    - Пойдем,  купим мороженое и прогуляемся по бульвару, пока мы гуляем пробка еще стоять будет.
    Они взяли по брикетику мороженого, и перейдя, точнее обойдя стоящие в пробке машины, перешли на бульвар.
    - Что за толпа там? – прищурившись,  спросил Дима, - подойдем, посмотрим?
    Они зашагали по бульвару и вскоре поняли, что за толпа собралась в центре Москвы, на Цветном бульваре. Поверх голов любопытных видны были характерные осветительные приборы.
    - Кино снимают, - усмехнулся Дима, - сериал, наверное, очередной.
    - А может, полный метр? – иронично сказал Костя, - В чем мы с вами уже только не научились разбираться…От строительства до кинематографа.
    Они подошли поближе.
    На площадке, видимо, в это время объявили перерыв, и люди занимались своими делами. В плетеном кресле сидел молодой человек с волосами, схваченным хвостиком и задумчиво смотрел в лежащий на коленях планшет.
    -Режиссер, - кивнул Костя Диме. Дима понятливо кивнул.
    - А ведь  и они тоже готовы на все, ради своего кино. Посмотри в его глаза, - сказал Костя.
    Режиссер вдруг, словно услышав его слова, поднял глаза,  и отрешенно оглядывая людей, встретился взглядом с Костей.
    Костя смотрел в его глаза и знал, что эти глаза он уже видел и не раз. Этот взгляд был у  всех киношников проходивших по уголовному делу об убийстве Ковалева.
    И режиссер вдруг понял, что и он знает Костю.
    Но откуда?
    А вот этого он никак не мог себе  объяснить и, смотря Косте в глаза, мучительно пытался это  вспомнить…

СТОП – КАДР
ФИНАЛЬНЫЕ ТИТРЫ – 40 сек.