Симон
Снежинки летели на свет фонаря, ночь января тихонько тает. Иосиф Виссарионович Сталин без всякой связи с предыдущим повествованием неожиданно сказал:
- Именно в январе 1922 года в Москве встретились два самых знаменитых авантюриста начала двадцатого века… Яков Блюмкин и Симон Тер-Петросян.
- Я о них слышала, - призналась Валентина Истомина, - но не знала, что они такие важные персоны!
Сталин начал что-то тихонько петь. Слов было не разобрать. Валентина терпеливо дождалась, пока он заговорил вновь.
- Симон Аршакович Тер-Петросян, известный под партийной кличкой Камо был моим другом и товарищем! После установления Советской власти в Баку Симон переехал в Москву, где учился в Академии Генштаба.
Камо познакомился и сблизился с Эммануилом Лифшицем, который заведовал отделом печати ЦК комсомола. Это был умный, забавный и остроумный мальчишка.
- У него одна слабость, он панически боится собак... - знал Симон.
Когда они шли вместе по улице, а навстречу шёл безобидный пёс, Эммануил брал товарища за локоть и говорил:
- Послушай, давай лучше перейдём на другую сторону улицы. Я еврей и не люблю, когда меня кусают собаки.
- Ты бы лучше автомобилей боялся… - пошутил Камо.
Они шли по шумному Арбату и, поравнявшись со старинным роскошным буржуазным домом, Лифшиц сказал:
- Здесь живёт Яков Блюмкин. Я с ним созвонился, он меня ждёт.
Симон не был с ним знаком. Эммануил догадался, что он не прочь восполнить пробел и предложил:
- Идём вместе. Не пожалеешь. Блюмкин редкий дурак, особой, чистой воды. Ожидая меня, он будет сидеть в шёлковом красном халате, курить восточную трубку в аршин длины и перед ним будет раскрыт том сочинений Ленина, на одной и той же странице.
Камо ревновал Якова к его славе, затмившей его былые революционные подвиги на ниве экспроприаций, поэтому услышав слова спутника, буквально расцвёл и произнёс:
- Об убийстве немецкого посла Мирбаха мне рассказывали знающие люди, что дело было не так, как описывает он. Когда Блюмкин и его люди были в кабинете Мирбаха, он бросил бомбу и с чрезвычайной поспешностью выбросился в окно, причём повис штанами на железной ограде в некомфортной позиции. Сопровождавший его матросик не спеша ухлопал Мирбаха, снял Блюмкина с решётки, погрузил его в грузовик и увёз.
- Матрос погиб на фронтах гражданской войны, - продолжил Эммануил, - а Блюмкин был объявлен большевиками вне закона. Вскоре он перешёл на их сторону, предав организацию левых эсеров, был принят в ЧК.
Камо знал, что мае 1920 года Волжско-Каспийская военная флотилия под командованием Фёдора Раскольникова и Серго Орджоникидзе направилась в персидский порт Энзели, с целью возвращения российских кораблей, которые увели туда эвакуировавшиеся белогвардейцы.
- В результате последовавших боевых действий белогвардейцы и английские войска отступили, - сообщил он. - Блюмкин участвовал в свержении Кучек-хана и способствовал приходу к власти хана Эхсануллы, которого поддержали коммунисты. В боях он шесть раз был ранен. После переворота Яков участвовал в создании на базе социал-демократической партии «Адалят» Иранской коммунистической партии, стал членом её ЦК и военным комиссаром штаба Гилянской Красной Армии.
- Отсутствие осознания последствий своих поступков может восприниматься людьми как храбрость! - усмехнулся Лифшиц. - Вернувшись в Москву, Блюмкин работал с Дзержинским и по личной рекомендации главного чекиста вступил в РКП (б).
- Направлен Троцким на учёбу в Академию Генерального штаба РККА на восточное отделение, - добавил Симон. - Но я там с ним не пересекался…
Пока шли до места жительства Блюмкина, он вспомнил, как под началом Джугашвили совершил ряд экспроприаций, нашумевших на всю страну.
- Это были настоящие революционные подвиги, - подумал он, - не то, что эти дешёвые выступления Якова!
Он решил после окончания Академии поступить на работу в ГПУ. Владимир Ильич Ленин спешил укрепить власть и в феврале реформировал ЧК. Она стала именоваться Государственным политическим управлением при наркомате внутренних дел.
- ГПУ официально подчинено Совнаркому, на самом деле Ленину… - понимал Тер-Петросян. - Попрошу Кобу, он меня туда устроит.
Коллегия ГПУ сохраняла право бесконтрольного расстрела всех без исключения граждан России. Эту новую карающую силу использовали для борьбы с другими революционными партиями.
- Туда разрешают брать на работу бывших сотрудников царской охранки, как имеющих большой опыт охоты за революционерами! - удивлялись соратники-революционеры, когда обсуждали эту новость.
Новое постановление ЦК предписывало партийцам информировать ГПУ обо всех «непартийных» разговорах, обо всех партийных оппозициях. Так Ленин и Коба включили ГПУ во внутрипартийную борьбу:
- Партийцы обязаны доносить на своих товарищей по партии.
Высшие партийные функционеры жадно наслаждались жизнью. ГПУ регулярно докладывало генсеку о шалостях новых владык. Громких похождениях высоких партийных функционеров Калинина и Енукидзе с балеринами бурно обсуждались москвичами. Описывали приезды в актёрский клуб наркома просвещения Луначарского:
- Под утро после многократных тушений света, сопровождаемых женскими визгами, главу культуры выносят на руках в автомобиль.
Члены коллегии ГПУ были включены в номенклатуру ЦК. Коба контролировал их назначение. Полуграмотные матросы и партийные фанатики исчезли из состава чекистов. Коба в разговоре с ним сказал:
- Чтобы строить, надо овладеть наукой. А чтобы знать, надо учиться. Учиться упорно, терпеливо. Учиться у врагов и у друзей, особенно у врагов!
Из состава ЦК избрали Политбюро. Каждую неделю в четверг, в обстановке величайшей секретности собирались члены Политбюро, чтобы управлять страной. Из главных партийных вождей Ленин ввёл туда Каменева, Троцкого и Сталина.
- Зиновьев и Бухарин только кандидаты... - усмехнулся Коба.
Владимир Ильич назначил его главой сразу двух наркоматов - национальностей и рабоче-крестьянской инспекции, дав ему характеристику:
- Коба жесток истинно, как сама революция, груб, кровав, коварен!
Он делегировал его во все комиссии, отправляя туда и Троцкого. В своё отсутствие Ленин часто поручал Кобе вести заседание правительства. Он член Политбюро и Оргбюро, нарком, представитель ЦК и Реввоенсовета на Петроградском, Западном и Южном фронтах.
- Высоко взлетел Иосиф! - радовался Симон. - Он меня прикроет в любой ситуации…
Они поднялись в квартиру. Всё было, как предвидел гость. Блюмкин был убеждён, что является историческим персонажем и настороженно отнёсся к ним. Он показал квартиру из четырёх комнат и Камо сказал:
- И вы здесь живёте один?
- Нет, со мной двоюродный брат Максимов, он занимается хозяйством.
Лифшиц шепнул ему, что брат одессит, как и Яков:
- Максимов его партийная кличка, в Одессе он заведовал хозяйством кавалерийского полка, но проворовался, продавая казённый овёс.
Фамилия была Биргер, брат пытался его устроить на службу, но тщетно.
- Человека исключённого из партии за кражу казённого имущества, никто не принимает, - злорадствовал Эммануил, когда они вышли из дома. - Блюмкин пишет воспоминания о Дзержинском.
- Было бы интересно почитать…
- Правды там не увидишь! - заверил Лифшиц. - Вот если бы ты написал мемуары - это была бы бомба!
Знакомство двух знаменитых террористов не удалось, напряжение висело в воздухе. От постоянных волнений здоровье Сталина ухудшилось. В истории болезни врачи кремлевской поликлиники записали:
- «В 1908 году пациент перенёс возвратный тиф. На фоне общего переутомления обострились старые болезни».
Нашумевший процесс над эсерами начался 8 июня в Колонном зале Дома Союзов в Москве. Тридцать четыре человека, среди которых одиннадцать знаменитых членов ЦК этой партии, прославившихся борьбой с царём, предстали перед судом.
- «Звезда» процесса глава их боевого отряда Семёнов, - сообщил Симону Лифшиц. - Арестованного ЧК в 1919 году, его должны были расстрелять, но он чистосердечно раскаялся, искренне порвал с прошлым и прямо в тюрьме вступил в ряды большевиков. Семёнова внедрили в эсеровскую партию в качестве осведомителя…
На следующий день они пошли на судилище. Трое судей, во главе с Юрием Пятаковым сидели на слегка приподнятом помосте в конце большого зала под большим красным знаменем рабочего с наковальней перед красным восходящим солнцем со словами:
- «Пролетарии всего мира, соединяйтесь!»
Зал, вмещавший около 1500 зрителей, усиленно охраняли вооружённые солдаты. Семёнов выступил с заявлением о террористических и диверсионных актах, тайно разработанных ЦК правых эсеров, о связях с иностранными разведками и заявил:
- Стрелявшая в Ленина Каплан действовала по поручению ЦК правых эсеров и состояла в моей террористической группе...
Николай Крыленко, новый прокурор Республики, потребовал смертной казни для эсеровских руководителей. Двенадцать человек были приговорены к смертной казни. После окончания Академии Блюмкин стал адъютантом наркома по военным делам Троцкого.
- Кому плаха, - расстроился Тер-Петросян. - А кому ордена и квартиры в центре столицы…
Он попросил о встрече боевого товарища. Сталин нашёл время встретиться с Симоном в Кремле. Они посидели за бутылкой грузинского вина, вспоминая былые сражения.
- Хочу написать свои воспоминания, - неожиданно признался Камо. - Товарищи уговорили заняться мемуарами о бурной молодости!
Коба никак не отреагировал. Симон отметил, что за пару лет, пока они не виделись, Сталин ничуть не изменился.
- Он человек привычек, - помнил он, - если какая-то из его одежд была для него комфортной, он прикипал к ней и изнашивал её до дыр.
У Иосифа имелось пара туфлей которые он носил постоянно. Коба ни при каких обстоятельствах не хотел менять туфли на новые, даже когда они приобрели совершенно непригодный вид.
- Поэтому, его коллеги заказали пошить абсолютно такие же и подменили их ночью, но он быстро обнаружил подделку и потребовал любимые башмаки назад! - улыбнулся воспоминаниям Камо.
15 июля Камо вернулся на Кавказ и ехал на велосипеде по Тифлису. На пустой дороге, на него наехал грузовой автомобиль, чрезвычайно редкий в южном городе.
- «Удар был настолько силён, - написала тифлисская газета, - что товарища Камо отбросило в сторону, и, ударившись головой о тротуарную плиту, он потерял сознание... В больнице, не приходя в себя, он скончался».
Симон погиб, когда друзья настояли, чтобы он написал автобиографию и приставили к нему стенографистку для записи воспоминаний.
- Какая насмешка судьбы! - сказал Сталин, узнав о глупой смерти боевого товарища.
Иван Афанасьевич
У Ивана Афанасьевича Козина со временем развилась мания преследования. Ему казалось, что за ним кто-то ходит, а это был всего лишь сотрудник следственных органов.
- Меня уволили со службы! - однажды он пришёл домой и сообщил эту плохую новость жене Марине Николаевне.
- Нужно выяснить причину… - посоветовала она.
5 октября 1938 года он выехал из Ленинграда в Москву, чтобы выяснить причину увольнения. Начальник Главного управления союзного наркомата, выслушав его в течение трёх минут и сказал:
- Будем выяснять ваше положение.
Спросил, где остановился Козин, обещая сообщить результат по месту его временного проживания. Днём гулял по столице, и он послал жене телеграмму:
- Положение выясняется.
В два часа ночи раздался стук в дверь его номера в гостинице.
- Кто там? - спросил сонный Иван Афанасьевич.
Ответил милый женский голос:
- Вам поступила срочная телеграмма.
- Очевидно, от Марины, - подумал он, открывая дверь.
Но в номер вошли трое особистов, и один из них с места в карьер объявил ему об аресте. Козин потребовал ордер, но услышал в ответ:
- Сами видите, кто мы! Ордера нам не нужны…
У него отобрали партийный билет и удостоверение личности. Под конвоем он вышел из гостиницы и его втолкнули в легковую машину.
- Сидеть смирно! - приказал старший.
Машина помчалась по пустынным ночным улицам Москвы. За Иваном Афанасьевичем закрылись массивные ворота на Лубянке, потом дверь камеры. Он увидел людей, поздоровался, в ответ услышал дружное:
- Здравствуйте!
Их было семь. После недолгого молчания один сказал:
- Товарищ, вероятно, думает, что сам я ни в чём не виноват, а попал в компанию государственных преступников... Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы.
Они были в прошлом ответственными работниками и произвели впечатление серьёзных людей. Он пришёл в ужас, когда узнал, что все на допросах у следователей признались в мнимых преступлениях:
- Мне это совершенно непонятно!.. Ведь ваши оговоры приносят несчастье не только вам и тем, на кого вы лжесвидетельствуете, но также их родственникам и знакомым.
Его доводы никого не убедили. Одни пошли на это после физического воздействия, а другие потому, что были запуганы рассказами о всяких ужасах. Некоторые придерживались странной теории:
- Чем больше посадят, тем лучше, потому что Сталин скорее поймёт, что всё это вреднейший для партии вздор.
- Ни при каких обстоятельствах, - твёрдо сказал Козин.
У него пропало к ним сострадание, он почувствовал отвращение к этим трусам. Иван Афанасьевич так рассердился, что сказал им:
- Своими ложными показаниями вы совершили тяжёлое преступление, за которое положена тюрьма...
На это сидельцы иронически ответили:
- Посмотрим, как ты заговоришь через неделю!
Трое суток его не вызывали на допрос. Обдумывая положение, он пришёл к мысли, что, вероятно, некоторые из соседей по камере нарочно подсажены, чтобы обрабатывать новичков, психологически подготовлять их:
- Тем самым облегчая задачу следователю…
На четвёртый день Козина отвели к следователю. Сверив анкетно-биографические данные подследственного и посадив его напротив, тот дал бумагу, ручку и предложил описать все имеющиеся преступления.
- Если о моих преступлениях, то писать нечего, - ответил Иван Афанасьевич.
- Ничего! - сказал он. - Сначала все так говорят, подумают хорошенько, вспомнят и напишут, У тебя есть время, нам спешить некуда. Кому писать нечего те на свободе, а ты пиши.
Он вышел из комнаты. Прошло много времени, пока следователь вернулся. Увидев, что Козин ничего не написал, удивился:
- Ты что, разве не понял, что от тебя требуется? Имей в виду, мы шутить, не любим! Так изволь выполнять! Тебе не выгодно портить со мной отношения. Не было случая, чтобы кто-нибудь у меня не написал. Понятно?
Снова вышел из комнаты. Приблизительно через час, увидев, что Иван не пишет, следователь сказал:
- Ты плохо себя вёл с самого начала. Жаль! Ну, что ж, подумай в камере.
Два дюжих охранника, скрутив руки назад, водворили его в камеру. Как только за ним захлопнулась дверь, сокамерники засыпали вопросами:
- Что спрашивали? Как отвечал? Что показал?
Выслушав его, они пришли к выводу, что метод допроса не изменился.
- Тебе нужно ждать следующих вызовов, - посоветовал один, - на которых начнёшь писать, или повезут в Лефортово.
На следующий день открылась дверь камеры, вошедший спросил:
- Чья тут фамилия на букву «К»?
Иван Афанасьевич назвал свою фамилию. Ему приказали готовиться на выход с вещами. Всем кто находился в камере, стало ясно:
- Тебя повезут в Лефортовскую тюрьму.
Козину сочувствовали, давали советы и желали всего хорошего.
- Нет, напрасно я плохо думал об этих людях… - подумал он, сев в чёрную машину.
Он услышал, как зашумел мотор. До него иногда долетал говор и смех на улицах. Иван Афанасьевич услышал, как открылись и захлопнулись ворота Лефортовской тюрьмы. Он оказался в маленькой камере.
- Заходи! - его соседями оказались комбриг и начальник одного из главных комитетов Наркомата торговли.
Они уже написали чепуху, подсунутую следователями, аргументируя:
- Надо писать сразу, потому что если не подпишешь сегодня, подпишешь через неделю или через полгода.
- Лучше умру, - сказал Козин, - чем оклевещу себя, а тем более других.
- У нас тоже было такое настроение, когда попали сюда...
В камере увидел кота, администрация смотрела сквозь пальцы на защиту от крыс. Во время «шмона» камеры, когда заключённые выстроились вдоль стены, кот подошёл к шеренге, вставал на задние лапы, а передние, в полном соответствии с тюремными правилами, положил на стену, терпеливо дожидаясь конца процедуры.
- Даже животных выдрессировали! - мрачно заметил он.
Прошло три дня. Начались вызовы к следователю, который был грубее, площадная брань и слова «изменник», «предатель» у него больше в ходу.
- Напишешь! - пугал он. - У нас не было таких, которые не пишут!
- Нет! - отрезал Иван Афанасьевич.
- Какие взаимоотношения с женой? - спросил следователь.
Иван ответил, что жили они дружно. Дознаватель стал угрожать:
- Ах, вот как. Ну, тогда мы её арестуем и заставим писать на тебя!
На четвёртый день вызвал кто-то из начальников и спокойно спросил:
- Представляешь ли ты, к чему себя готовишь, хорошо ли это оценил?
Допросов с пристрастием было пять с промежутком двое суток. Иногда Козин возвращался в камеру на носилках. Затем дней двадцать ему дали отдышаться. Затем стали вызывать на допросы. Следователь твердил, когда его, обессилевшего и окровавленного, уносили:
- Подпишешь, подпишешь!
Иван Афанасьевич постоянно думал о жене.
- Может быть, среди них найдутся такие, что отвёрнутся от неё, как от жены «врага народа»... - эта мысль не давала ему покоя.
Марина Николаевна не находила себе места. Она не любила мужа, но чувство долга заставляли женщину думать о пропавшем супруге:
- Неужели его арестовали?
Последнюю телеграмму мужа, отправленную в день ареста, она получила. Прошло несколько дней, от него вестей не было. С каждым днём её беспокойство росло, и она решила ехать в Москву.
- Там его видели последний раз… - знала Козина.
В гостинице, где он остановился, ей ответили, что убыл. Но когда жена уходила, её обогнала в коридоре девушка и, не останавливаясь, тихо сказала:
- Его арестовали в ночь на двадцать второе.
Выйдя в сквер, что напротив гостиницы, Марина Николаевна опустилась на скамейку, долго сидела, плакала и обдумывала:
- Что же мне теперь делать?
Решила идти на Лубянку. Оттуда её послали в справочную. Дождавшись очереди, она спросила:
- Где мой муж?
- А почему вы думаете, что муж арестован? - задали встречный вопрос.
- Потому что долго не имею от него никаких известий, - ответила она.
- У нас вашего мужа нет.
Однако ей дали адреса всех тюрем, кроме Лефортовской, и сказали:
- Ищите сами, нам о нем ничего не известно.
В тюрьмах и на пересыльных пунктах ей давали тот же ответ. Наконец, обойдя весь круг, Козина снова пришла в справочную НКВД и встала в очередь. Рядом стояла женщина с обезображенным шрамами лицом. Она поразила Марину Николаевну взглядом, заставив подумать:
- Её глаза полны ужаса, а лицо каменное…
Она вдруг заговорила, медленно, монотонно, как бы отсутствуя душой:
- Я не сумасшедшая. Моя фамилия Матыка. Я партийная, а теперь не хочу быть в партии!
Женщина поведала, что, будучи надзирательницей женского изолятора, она подслушала беседу двух следователей:
- Один из которых похвалялся, что может заставить любого заключённого сказать и сделать всё, что захочет!
- Не может быть!
- В доказательство своего всемогущества он рассказал, как выиграл пари, заставив одну мать переломить пальчик своему собственному годовалому ребёнку… - сказала Матыка.
- Не может быть такого ужаса! - побледнела Козина.
- Секрет был в том, что он ломал пальцы другому, десятилетнему её ребёнку, - прошептала женщина, - обещая прекратить эту пытку, если мать сломает только один мизинчик годовалому крошке. Мать была привязана голой к крюку на стене. Десятилетний сын закричал: «Ой, мамочка, не могу!» Она не выдержала и сломалась.
Марину Николаевну поразила история, не могла вымолвить ни слова.
- А потом та женщина с ума сошла, - закончила рассказ бывшая надзирательница, - и ребёнка своего маленького убила. Схватила за ножки и о каменную стену головкой хватила... Как я услышала это, так себе кипяток на голову вылила!.. Ведь я мать, у меня дети. И муж здесь под следствием… Почему арестовывают мужчин, а страдают женщины?
- Потому, - ответила Козина, - что все войны идут за женщину. Прошлые битвы и будущие имеют одну цель, отпускать ли женщину из векового рабства, дать ли ей возможность учиться, свободно выбирать партнёров, самостоятельно воспитывать потомство. Эти идеи идут с Запада и сталкиваются с Востоком, где женщине по-прежнему отведена роль домашнего животного…
Матыка посмотрела на неё, как на сумасшедшую, но научила, как разузнать, где муж. Войдя во двор тюрьмы, Марина Николаевна подошла к окошечку и обратилась к дежурному с просьбой принять передачу. Окошечко захлопнулось. Через некоторое время дежурный спросил у неё паспорт и взял пятьдесят рублей. Так она узнала, где находился Козин.
продолжение http://www.proza.ru/2019/12/08/575