1
Ночь была беспокойная. Не раз я просыпался, поправлял под головой скомканную подушку и снова возвращался в темень снов. Под утро этот плотный туман чуть рассеялся, и в сонном воображении я оказался вдруг в слабо освещённой комнате. Передо мной был широкий диван, на котором рядком сидели жена и обе наши дочери. В руках у каждой по смартфону, и заняты они просмотром изображений на экранах. На стене позади них – ковёр с оленями на фоне лесного пейзажа: самца, горделиво запрокинувшего назад голову с богатой короной ветвистых рогов, и мирно улегшуюся рядом на травянистом склоне самку. На первый взгляд, явилась обычная картина нашего семейного вечера. Особенность её лишь в том, что ковра такого в нашей квартире никогда не было, да и комната, интерьеры вокруг – не наши.
Относительно ковра – я тут же определил, что он из спальни бабушки. По той же, свойственной снам, логике я догадался вдруг, что комната эта – Веры Андреевны, моей бывшей школьной учительницы русского языка и литературы. Более того, явилось досадливое чувство, что она вот-вот вернётся домой, и мне предстоит объяснять жене и детям, кто такая Вера Андреевна и почему мы здесь.
К счастью, объяснять ничего не пришлось – я проснулся. Поднявшись, я вспомнил сон, давно умершую Веру Андреевну и посмотрел в окно: зарождалось пасмурное утро. «Покойники снятся к дождю, а раз декабрь – к снегу», – мысленно пробормотал я себе и стал собираться в командировку. Выпив чашку кофе и перецеловав сонных родных, я в прихожей облачился в тёплую куртку с логотипом компании «МАГНИТ», подхватил собранную женой с вечера дорожную сумку и заспешил к Распределительному Центру торговой сети.
Моя фура загружена с ночи. Остаётся пройти медосмотр, оформить транспортные документы и – в рейс. Сложилось удачно: менее чем за час мне удалось решить все необходимые путевые вопросы, и по дороге почти без пробок я выехал за город.
На трассе пустынно, ветрено. Низкое хмурое небо, уходящие до горизонта вспаханные поля. Стаи галок, кувыркающихся в низком полёте над пашней. Ближе к обеду пошёл снег и ехать стало веселее: разлетающиеся по сторонам лобового стекла снежинки, упруго скрипящие дворники.
2
...Вера Андреевна любила свою работу. Помню её на уроках литературы в нашей сельской школе: среднего роста ладно сложенная городская дамочка лет двадцати пяти. Мерно вышагивая вдоль прохода между партами, она листает учебник «Родной литературы» и, отыскав нужную страницу, звонким чувственным голосом начинает читать нам стихотворение Фёдора Тютчева:
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора.
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…
За окном школы – плавно уходящая вниз широкая станичная улица: ворота, фронтоны, золотящаяся на осеннем солнце листва высоких тополей вдоль дороги. Издали, со стороны конторы управления, медленно поднимается трактор. В открытом его прицепе, сидя на лавках в несколько рядов, едут колхозники и колхозницы. Видно, как на выбоинах дороги покачиваются их плечи, покрытые фуражками и косынками головы, поблёскивают боками оцинкованные вёдра…
На уроках той осени Вера Андреевна чаще бывала в сером шерстяном платье крупной вязки. Изначально оно было коротким, и у нас имелась возможность наблюдать её стройные ноги, заманчивую округлость колен. Но стирка за стиркой шерсть платья растягивалась, и к зиме колен было уже почти не видно. Впрочем, в часы подростковой бессонницы я в воспалённом воображении порой видел её вовсе без этого платья.
Её муж Сергей Павлович был ветеринаром. В нашу станицу они приехали по программе привлечения в колхозы молодых специалистов. И в новом коттедже на улице Молодёжной им от администрации выделили отдельную квартиру. Колхозная животноводческая ферма год за годом расширялась, и врачебной практики для Сергея Павловича имелось предостаточно. Более того, станичники часто звали его к себе домой – лечить домашний скот. Помню, раз он был и у нас, лечил нашу корову Зосю.
Ко мне Вера Андреевна относилась с явной симпатией. Подсказывала, где ставить ударения при чтении стихотворений великого Пушкина, какую часть текста интонацией голоса усиливать, а где говорить тише, проникновеннее. Не раз мы обсуждали творчество Максима Горького, озарялись светом пылающего сердца Данко, революционным характером песен «О соколе», «О буревестнике».
«Буря, скоро грянет буря», – вдохновенно цитировала Вера Андреевна.
Каждую осень, в сентябре и в начале октября, мы работали в колхозе на уборке урожая. Помню прохладный день, возможно, уже октябрьский. Из-за лёгшего тумана дальних лесополос не видно, и поле впереди кажется безграничным. Широкой цепью мы продвигаемся между грядок опавших помидорных кустов, обрывая оставшиеся невызревшие плоды. Во главе нашего отряда медленно движется трактор с прицепной тележкой, куда мы высыпаем урожай. Рядом с тележкой Вера Андреевна; ведёт в тетради учёт собранных каждым из нас вёдер помидоров. Мне удалось собрать больше других, и звонким голосом она призывает всех равняться на меня.
Видимо, для кого-то похвала в мой адрес показалась неприемлемой, ибо тут же откуда-то из-за трактора я получил в лицо чуть пониже правого глаза мощный удар зелёным помидором – жёстким, как голыш. От боли у меня помутилось в голове. С трудом я огляделся, убедился, что кинувшего помидор недруга теперь не определить, и побрел с поля к ближайшей лесополосе. Присев на поваленное дерево, я закрыл лицо руками: боль отступала медленно. Вдруг я почувствовал, что кто-то положил руку на моё плечо, и поднял голову: рядом стояла Вера Андреевна. Мне не хотелось, чтобы она видела меня в столь неприглядном виде. Дёрнув плечом, я скинул её руку и попросил уйти.
– Приложи вот к щеке холод, чтобы гематома не увеличивалась, – посоветовала Вера Андреевна и, сунув мне в руку влажное полотенце, ушла.
Однажды она принесла в школу роман Анатолия Иванова «Вечный зов» – толстую книгу в тёмном переплёте и на виду у всех передала её мне со словами:
– Хорошая книга, читай. Это интереснее, чем смотреть кино.
Такая форма наших взаимоотношений вызывала зависть у одноклассников. Помню, как сидевший за партой впереди Вова Дрочкин долго мечтательно глядел в окно, затем обернулся и заметил мне с нехорошей ухмылкой:
– Вон, Верка твоя уходит куда-то за ворота школы, некому будет сегодня тебе стихи читать…
Урок литературы у нас в тот день почему-то действительно не состоялся.
3
…Распался СССР, распался колхоз, закончилась моя сельская жизнь.
В начале девяностых я перебрался жить в город. Отучившись в автошколе, устроился работать водителем «КамАЗа» в автотранспортное предприятие треста «Ростстрой». По благосклонности главного механика мне, как не имеющему собственной жилплощади молодому сотруднику, выделили комнату в ведомственном общежитии треста. А спустя пару лет, когда трест тоже распался, я приватизировал эту комнату. И более того – при распродаже активов автотранспортного предприятия мне удалось выкупить свой «КамАЗ» по остаточной стоимости. И я занялся частным извозом.
Время было интересное, живое: что-то разрушалось, что-то созидалось. У меня было достаточно заказов по перевозке грузов для «новых русских» – цеховиков, разных дельцов, бандитов. Жил не богато, но и не бедно. Когда перевалило за двадцать пять, родители всё чаще заговаривали о женитьбе.
Однажды зимним воскресным днём, прохаживаясь вдоль торговых рядов Центрального рынка, я случайно увидел за прилавком Веру Андреевну – повзрослевшую, чуть пополневшую, в ярком цветастом платке и с жизнерадостной искоркой в тёмно-серых глазах.
Увидев меня, Вера Андреевна обрадовалась:
– Возмужал, похорошел, – похвалила она. – В городе живёшь или приехал за покупками?
Я вкратце рассказал о себе.
– А мы с сыном Лёвой тоже здесь недалеко живём. Снимаем квартиру. Муж остался жить пока в станице, а у нас бывает наездами. Работаю в 36-й школе. Зарплата учителя невелика, приходится в выходные подрабатывать, – рассказала Вера Андреевна и кивнула на свой прилавок с препаратами для борьбы с «вредоносными» насекомыми – колорадскими жуками, тараканами, муравьями.
– Эти товары муж закупает дёшево на какой-то оптовой ветеринарной базе, – объяснила она. – Ну а мы с сыном продаём их дороже по выходным.
– Жива ли любовь ваша к стихам? – спросил я.
– А как же, конечно! Поэзия со мной навсегда! Послушай вот строки из новой песни Юрия Шевчука, – всплеснула она руками и театрально раскинула их, обращаясь к торговому ряду:
Новая жизнь… разбежалась весенним ручьём,
Новая жизнь... разлилась по ларькам, по базарам.
Новая жизнь, посидим, помолчим ни о чём,
Новая жизнь, никогда не даётся даром.
– Вы всегда замечательно читаете, – восхитился я. – Интересно бы поговорить нам в другой обстановке. Здесь шумно, суетно.
– Да, конечно, приходи в гости, – легко согласилась Вера Андреевна. – Вспомним школу, выпуск ваш. Ведь лет-то уже сколько прошло? Десять?
Она назвала адрес своей квартиры, и мы условились о встрече.
Купив на гостинец несколько килограммов мандаринов, я в назначенное время позвонил в дверь квартиры Веры Андреевны. Открыла сразу. В глазах та же жизнерадостная искорка:
– Здравствуй, проходи!
Комнаты освещены слабо. Старая мебель, в зале – видавший виды диван, журнальный столик. На стене позади дивана ковёр арабской вязи с преобладанием красных тонов.
– Не обращай внимания на всё это, – проговорила Вера Андреевна, чувствуя моё смущение. – Квартира съёмная, мебель не наша. Скоро я получу от городской администрации комнату в общежитии. И туда перевезём свои вещи из станичного коттеджа.
Присев на диван, она придвинула ближе ко мне вазу для фруктов на журнальном столике и улыбнулась:
– Ну, не смущайся, выкладывай свои мандарины.
Развязывая узел целлофанового пакета, я нечаянно порвал его: рассыпавшиеся мандарины весело покатились по полу во все стороны. Неловко опустившись на четвереньки, я принялся собирать их. За одной, наиболее шаловливой мандаринкой мне пришлось подползти к месту, где сидела Вера Андреевна. Достав мандаринку, я стал выпрямляться и поднял взгляд… Полы халата Веры Андреевны чуть сползли вниз, и близко перед собой я увидел её обнажённое колено – белое, округлое. Кровь прилила к моей голове: в глазах помутилось, мысли завертелись, будто вскочил на диковинную карусель.
Кое-как совладав с собой, я поднялся, посмотрел ей в глаза: она всё поняла!
– Сейчас чай приготовлю, – встав с дивана и оправив халат, изменившимся голосом сказала она. – Тебе чёрный или зелёный?
Моё волнение постепенно улеглось. Мы пили чай вприкуску с мандаринами. Вера Андреевна была полна оптимизма. Стараясь не встречаться со мной взглядом, рассказывала о хороших переменах в своей городской жизни, успешной учёбе, спортивных увлечениях сына.
– Время мчится вперёд, стремительно увлекая за собой! – с пафосом говорила она и, оборвав себя, вдруг засмеялась и переменила тему: – Видел, какие сейчас бывают телефоны? Небольшая разговорная панелька, вроде футляра для очков, с выдвижной антенкой. Меньше трубки обычного телефона. Кнопки с цифрами прямо на панели. И проводов никаких нет. Иди себе, куда хочешь, общайся, с кем хочешь… Говорят, что скоро такие телефонные трубки будут у каждого.
Мы ещё долго беседовали на разные темы. Только о своём муже, Сергее Павловиче, Вера Андреевна не упомянула ни разу.
– А ты изменился в лучшую сторону, деловой стал, – напоследок сказала мне Вера Андреевна. – Но литература, чувствую, не питает тебя. Книги читаешь?
– Да почему же не питает? – запротестовал я. – Недавно вот прочитал «След пираньи» Александра Бушкова.
– Пираньи?.. – с искрой сомненья улыбнулась Вера Андреевна, и мы попрощались.
4
По выходным я стал чаще заглядывать на рынок. Увидев меня, Вера Андреевна светлела в улыбке, в глазах появлялся характерный блеск. Невзирая на то что достойный ценитель литературы из меня не вышел, она охотно рассказывала о веяниях культуры, рождающихся на крутых виражах новой эпохи.
Однажды она похвалилась, что получила наконец две смежных комнаты в коммунальной квартире на улице Станиславского. Дом хотя и старый, но подъезд и места общего пользования ухожены. Соседи аккуратны и чистоплотны.
Сделав в комнатах ремонт, она попросила меня помочь перевезти мебель и прочие вещи. Я отказывать не стал, и свежим летним утром мы с Верой Андреевной и её тринадцатилетним сыном Лёвой на моём «КамАЗе» поехали в станицу за их вещами.
В дороге Вера Андреевна восхищалась хорошей погодой, пьянящими запахами жнивья, угощала всех компотом и домашними пирожками. Лёва молчал.
По мере приближения к станице её настроение становилось хуже. После долгого молчания она вдруг обмолвилась:
– Должна тебя предупредить, что мой муж болен. Сейчас увидишь. Не придавай, пожалуйста, этому большого значения.
Когда приехали, я с первой минуты понял характер болезни мужа Веры Андреевны.
На лавочке в тени липы у калитки Сергей Павлович праздно коротал свой день. За минувшие годы он заметно пополнел, обрюзг.
– Здравствуйте, гости… – неловко поднявшись, он принялся неуклюже обнимать жену и сына.
– Опять пил? – отстранилась и негромко произнесла Вера Андреевна. – Мы же говорили об этом…
– Да что здесь такого? – пробормотал Сергей Павлович. – Просто Володька Куприянов приходил в гости, ну, выпили по маленькой. Я же на прошлой неделе его собаку лечил! Вот он магарыч и принёс…
– Мы мебель забираем, помогать будешь? – оборвала его Вера Андреевна.
– Конечно же, давайте грузить… Но что такого в том, что выпил? Меня же селяне не просто угощают. А в благодарность за помощь… – видя, что жена слушать его не желает, Сергей Павлович обратился ко мне: – Знаешь, сколько животных я вылечил? Тысячи!
– А ты что молчишь, чего насупился? – отвернувшись от меня, обратился он к сыну. – Как жизнь городская?
– Хорошо, – кратко молвил Лёва и неприязненно отстранился.
Вера паковала ящики, узлы, а мы с Лёвой разбирали и носили мебель. От Сергея Павловича толку не было, больше мешал, приставая то к одному, то к другому с никчемными разговорами.
– Вера! Верка! – вдруг резко крикнул он во двор из открытого окна кухни, и Вера Андреевна оглянулась, но не на окно, а на меня и глянула в глаза. Я почувствовал, что ей столь же нежелательно представать передо мной в такой неприглядной обстановке, сколь некогда мне – с глазом, подбитым помидором.
Назад ехали молча. Неожиданно загремел гром и хлынул ливень.
С этой поездки с души Веры Андреевны будто что-то сорвалось. Стала вольнее в словах, разудалее. При встречах со мной игриво заглядывала в глаза, двусмысленно шутила. Я чувствовал, что более и более интересен ей как мужчина.
– Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король… – однажды, когда провожал её домой, в шутку воскликнула Вера Андреевна.
– Что-то с мужем случилось? – спросил я её.
– Нет, ничего с ним не случилось, пьёт, как прежде, – так же нараспев отвечала Вера Андреевна и, посерьёзнев, добавила: – А впрочем, действительно случилось. Умер он для меня…
5
Хотел ли я, чтобы мы с Верой сблизились? Да, хотел. Думал ли, что Вера старше меня на одиннадцать лет? Думал… Точнее, почти не думал.
Той осенью, когда Лёва уходил на вечерние спортивные тренировки, я стал приходить в гости к Вере Андреевне… просто Вере, как она попросила себя называть. И вскоре я узнал, что столь вожделенное для меня ещё со школьных лет её тело и впрямь восхитительно!
Встречая меня, Вера обычно приглашала к столу, угощала разными вкусностями. И в свете настенного абажура её глаза светились любовью:
– Я знаю, ты моя награда
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не придавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: «Ты любим»,
За то, что всем я всё простила,
Ты будешь ангелом моим, –
однажды прочитала она стихотворение Ахматовой, обняв меня за шею.
Это смущало, я не чувствовал себя «ангелом» Веры. К тому времени я уже имел опыт близких отношений с женщинами. И вскоре понял, что, невзирая на любовный пыл и даже пламень наших отношений, Вера в постели скучна. Вся та яркая образность, лиричность, присущая ей в духовном общении, в теле находила слабый отклик.
Долгими осенними вечерами она рассказывала о своём детстве, учёбе, много говорила о переменах в образовательном процессе. С гордостью показывала дипломы и прочие награды, полученные за многолетнюю работу в школах. Однажды она сообщила, что ей предлагают работу завуча, и спрашивала совета, идти или не идти на эту должность.
Такое участие в её жизни мне казалось излишним. К тому же я впрямь мало что знал о работе в школе. В общем, ответил грубовато:
– Тебе виднее.
– Виднее-то виднее… – огорченно согласилась она. – Но мне просто хотелось услышать мнение близкого человека.
В другой раз она заговорила о работе в Москве. Одна из её подруг уехала в Мытищи работать преподавателем в каком-то частном институте. Зарплата в разы выше, жильё оплачивается из бюджета института. В общем, другой уровень жизни! Более того, подруга сообщила, что в этом институте имелась вакансия преподавателя русского языка и литературы!
– Может быть, поедем в Москву жить? – спросила меня Вера. – Продашь свой «КамАЗ», а там другой купим – новее…
Это показалось мне слишком уж. Поехать на заработки в Москву у меня давно зрела мысль, но с Верой ли?.. Не помню, что в том случае ответил ей – о переезде она больше не вспоминала.
Теперь уж не смогу толком объяснить причину, но почему-то выходило так, что, невзирая на любовь Веры, я с каждым месяцем испытывал к ней всё большее отчуждение. Вероятнее всего, дело было в значительной разнице нашего возраста, несовпадении биологического ритма.
Помню, как в один из солнечных весенних дней я заглянул к ней на рынок. Щурясь от ярких лучей, Вера улыбалась мне. На бледном после зимы её лице сквозь макияж вокруг глаз играли мелкие морщинки, а под слоем частью стёршейся помады обнажилась бледность губ. В то время ей ещё было далеко до сорока, однако мне эти детали показались удручающими, и я принял решение больше к Вере не ходить.
Прошла весна, лето, зима… Снова пришла весна. За этот период я сделал выгодный обмен с доплатой своей комнаты в общежитии на двухкомнатную квартиру. Летом познакомился с Любой, своей будущей женой, и вместе мы строили планы на будущую жизнь. Об отношениях с Верой стал забывать.
Спустя, наверное, год, а возможно и больше, я случайно повстречал Веру в подземном переходе. Заметно напрягшись, она прошла мимо, но я догнал её:
– Привет!
– Здравствуй, – не подняв головы и не сбавляя хода, пробормотала Вера.
– Как ты живёшь, как дела у Лёвы? – спросил я, пытаясь завязать разговор.
– Живу нормально, у Лёвы всё хорошо. На областных соревнованиях по боксу занял первое место. Подрабатывает с приятелями на рынке. За порядком следят.
– Молодец Лёва! – похвалил я. – Да сбавь ты ход, давай поговорим.
– О чём? – приостановилась Вера и посмотрела мне в глаза. – О чём мы будем говорить?
Я не нашёл, что сказать ей на это, и сбивчивой походкой Вера двинулась дальше. Глядя ей вслед, я вдруг осознал, что, так запросто оборвав наши отношения, поступил нехорошо.
Эта мысль не покидала меня несколько дней. В ближайшую субботу я отправился на рынок, чтобы увидеть Веру, ещё раз поговорить с ней. На этот раз она теплее приветствовала меня. После долгих уговоров согласилась выпить со мною в ближайшем буфете по чашке чая.
В беседе я рассказал ей о своих делах, знакомстве с Любой, желании создать с ней семью. Вера долго молчала, глядя на свой чай в чашке. Потом нехотя заговорила, срываясь на плач:
– Это было слишком неожиданно для меня. Жестоко. Ведь ты пропал, ни слуху ни духу… Поначалу я думала, что с тобой случилось что-нибудь ужасное… Я ведь ничего о тебе не знаю. Где живёшь, где твои близкие. Догадалась съездить в станицу, там от знакомых твоих родителей узнала, что с тобой всё в порядке. Потом я бесконечно думала, что не так сказала, не так сделала, за что ты бросил меня?
– Как твой муж? – спросил я, чтобы переменить тему.
– Мы развелись, – хлюпая носом, проговорила Вера.
– Как самочувствие его?
– Болеет, пьёт… – нехотя отвечала Вера и опять сорвалась в слёзы: – Ты предал меня! Предал!..
– Пойми, – попытался я её успокоить. – Мне ведь нужно устраивать свою жизнь, создавать семью. Ведь ты же и сама понимаешь, что перспективы семьи в наших отношениях не было и быть не могло.
– Почему ты мне честно обо всём этом не сказал? Я же ведь ничего не понимала…
«Да всё ты понимала», – хотелось сказать ей, но я сдержался. Чувство вины пересиливало, и мне было её искренне жаль…
6
…Много лет спустя – двенадцать, а может быть, пятнадцать я по заказу перевозки домашних вещей оказался у дома на улице Станиславского, где некогда получила жильё Вера. По государственной программе расселения ветхого жилья граждан переселяли в новые квартиры, а дом подлежал сносу.
На своём стареньком «КамАЗе» я подъехал к полуразрушенному парадному подъезду, и грузчики взялись носить мебель и вещи. В ожидании окончания погрузки я поднялся на второй этаж. Дверь в комнаты Веры давно не крашена, запылена.
Заметив моё появление в коридоре, из соседней комнаты вышла пожилая женщина с вопросом:
– Кого-то ищете?
– Да, здесь Вера Андреевна проживала…
– Так она умерла. Лет пять назад… – вздохнула соседка. – А вы, наверное, её ученик?
– Да, ученик. А что же случилось? Почему умерла? А сын её как, Лёва?
– Ну вот, Лёвку-то её убили, а через год и сама умерла. От рака.
– Как же такое случилось?
– Он же крутым был! Спортсменом! Друзья, «Мерседесы» постоянно у подъезда стояли, не пройти было. Они тогда на нашем рынке хозяевами стали. Видимо, деньги пришли большие, да не поделили.
– А муж?
– Ну, с первым мужем они развелись, и вскоре он умер. Пил, говорят. Он здесь почти не бывал. Отдельно жил. А со вторым мужем, Колькой, она прожила недолго, лет пять, наверное. Однако он успел прописаться здесь. Теперь тоже квартиру получает, как переселенец. Хотя после смерти Веры Андреевны не бывал больше здесь ни разу…
– А комнаты её как?
– Так пустуют уже давно, как Веры Андреевны не стало, так и пустуют. Жалко, хорошая была женщина! Столько стихов знала! А когда читала, прямо душу завораживало!
За окнами кабины моего «МАNа» ночь, снег. Впереди по всему горизонту мерцают огни большого города. Там – разгрузка, погрузка, опять разгрузка… В моём маршрутном листе пунктами посещения указано восемь магазинов «МАГНИТ».