В городе М было общеизвестно, что сама вкусная душа у русых. Столь изысканная, тающая во рту, обволакивающая каждый вкусовой рецептор. Если бы кто-нибудь задал вопрос о том, какая же она, других слов не было бы найдено ни в одном языке мира. Просто вкусная.
Рыжие особенно были падки на них, русых, со вкусной душонкой. Если бы кто-то попытался попробовать на вкус душу рыжих, он бы не ощутил абсолютно ничего. Хотя, быть может, ощутил бы пустоту, ничтожность, апатию и отстраненность. Потому что у рыжих не было души.
Они испытывали постоянный голод и зудящую пустоту внутри. Будь они брюнетами, их черной дыре в груди цвет волос подходил бы больше. Но они согревали всех своим видом, яркими кострами и теплыми каплями разбавляли серость любого дня. Люди летели на них, как мотыльки. Русые, блондины, брюнеты, шатены – а рыжие смаковали каждую сияющую душу и тщедушную душонку.
Началось это несколько сотен лет назад. Даже больше. В сущности, с того самого момента, как рыжие появились в этом мире. У первой рыжей волосы были – как алая дорога, ведущая прямиком в ад. Прямиком туда, куда ты попадаешь без души. Ими можно было убивать и лелеять, их можно было любить и ненавидеть, в них можно было греться и остыть. Создал ли Рыжую бог или какое-то другое существо – неведомо. Но создание это было некрасивое и болезненное: бледная с синими прожилками кожа, шершавая местами до безобразия; огромные зеленые глаза в обрамлении светлых ресниц; россыпь уродливых янтарных клякс по всему лицу; широкий, как у лягушонка, рот. Несмотря на всю некрасивость девочки, с Рыжей дружила детвора. Им нравились ее солнечные волосы. Девочки вплетали в них полевые цветы, а мальчишки таскали ее за эти прекрасные косы. Каждый любил Рыжую по-своему, но любил. Взрослые же боялись ее, ее огромных жутких глаз и страшной улыбки. Ее солнечные волосы казались им тем самым пламенем, на котором в аду жарятся души.
В чем-то они были правы.
Дети выросли, стали взрослыми и каждый – немного рыжим. У одного борода оказалась получерной, полурыжей; у второй – вместо седых волос в русой копне проглядывали рыжие прядки. Никто и никогда не говорил о том, что увидел во время их смерти: изможденное тело, покрытое янтарными кляксами и копной солнечных волос. От икон их отворачивало. А в груди всю оставшуюся жизнь зудело, словно там чего-то не хватало, какого-то важного кусочка.
А Рыжая выросла, выросли и ее волосы, ставшие целой рекой солнечного света. Ее стали бояться еще больше. Обходили стороной, когда она шла по грязной улице, высоко вскинув голову, со своей надменной и неприветливой улыбкой. Огромная копна волос была обернута вокруг ее шеи несколько раз, образуя какую-то жуткую удавку. Насколько красивой была эта копна, настолько некрасивой была Рыжая и ее одежда. Но с ее лица никогда не сходила сытая улыбка.
У детей тех, кто умер в своей рыжине, солнечные волосы стали проявляться лет в двенадцать-тринадцать. Сначала просто отливали золотом, а потом заиграли всеми красками. Уродливыми кляксами частично покрылось и их тело. Дети их детей родились уже рыжими. С веснушками и бесцветными ресницами. И тоже почувствовали, насколько же вкусна душа русых.
Город М был полон рыжеволосых. Куда ни кинь свой взгляд – серая безжизненная масса, а в ней – яркие костры. Стоило лишь подуть зимнему ветру – костры вспыхивали ярче и стремились далеко в облака, тесно жавшиеся друг к другу и так плотно укрывшие город, что рыжеволосые были единственными солнцами, что там сияли.
Рыжая бродила по его улицам. Ее любимым временем года была почему-то весна, когда она терялась в яркости природы и толпы и больше не выглядела такой заметно бездушной. Ее голод становился сильнее, и она выходила на охоту. Она любила души мужчин: пряные, жестковатые, отличные от сладкого желе, которое обычно попадалось у женщин. Недавно она заприметила рыжину в щетине своего очередного мужчины. И ей стало еще лакомее поедать его душу каждый день, заполняя зияющий голод у себя внутри.
Всю свою долгую жизнь она влачила именно в этом городе. Он менялся на ее глазах, менялись люди, но все они с каждым новым поколением становились все рыжее и рыжее. Приезжие удивлялись этому удивительному месту, полному дождя, сумрака и таких ярких людей. И увозили с собой немного рыжины и свою покусанную душу.
Когда-то был в этом городе сумасшедший, пытавшийся доказать всем, что Рыжая и ее отпрыски, солнечные искры, поедают души простых смертных. Он пытался найти на нее управу, сжег несколько ее дочерей, смог бросить в церковные подвалы и саму Рыжую. Ему казалось, что это так символично: сжечь ходячий огонь, посадить его на цепь. Но потом его урезонил священник, скрывавший свои янтарные пятна под рясой. Он был рыж лишь частично, но поедание души уже доставляло ему столько же удовольствия, сколько и самые изысканные блюда.
Рыжая и священник сполна насладились душой сумасшедшего жителя города М. Пусть он был не рус, пусть его волосы были ужасного мышиного цвета, они смаковали его долго, перекатывали на языке, не сглатывая настолько долго, насколько это было возможно. Чтобы прочувствовать всю горечь поражения его души и сладость собственной победы.
Город М с тех пор мрачнел с каждым днем. Дожди пытались потушить это обилие рыжих волос, но не могли. Облака закрывали солнце, чтобы оно не давало энергии этим существам. Но каким-то неведомым образом все было бесполезно. Город был черный, серый, серо-черный. Даже снег не был белым: весь в темных кляксах.
Здесь царила бездушность. Такая, что даже Бог отвернулся от этого места.
Здесь царила Рыжая. И долго-долго облизывалась, предвкушая вкус следующего города.