Егор Степаныч решил пойти в кино. Непреодолимое желание вместо домашнего ящичка посмотреть новинку в Долби Сурраунд мучило его весь рабочий день. И вот заветный билет в руках, ведерко попкорна под мышкой, зал наполовину пуст. Свет гаснет, сразу после титров на экране погоня. Низенький мужичонка в кепке удирает от мрачных парней с небольшим чемоданчиком. Уже преследователи близко, мужик оглядывается и бросает чемоданчик в зал. Егор Степаныч инстинктивно зажмурился и с усмешкой открыл глаза. На соседнем сиденьи лежал тот самый чемоданчик, а на экране мужик ему красноречивый жест показал: «я, мол, тебя вижу» и бросился за угол дома.
Егор Степаныч дальше фильм не смотрел. В нем боролись два чувства: любопытство и страх. В ряду больше никого не было, можно, не торопясь, поразмыслить. Дрожащей рукой провел по крышке, словно стряхивая пыль. Чемодан был самым что ни на есть настоящим, кожаным. Егор Степаныч попробовал приподнять крышку, заперто. Разочарование слегка испортило настроение, но ведь дома можно будет ножичком подцепить.
Что там на экране-то? Фильм продолжался эротической сценой. Мужика видно не было. Егор Степаныч схватил чемоданчик и быстро пошел к выходу из зала. Никто на него внимания не обратил. В фойе также пусто, а ему невтерпёж. Дергает замок, а справа колесико — шифр набирать. Почесал затылок да и накрутил просто так свой день рождения 12 марта. Замок щелкнул и открылся. Егор Степаныч от удивления прикусил собственный ус.
В чемоданчике ровными рядочками лежали пачки денег, перевязанные резинками. «Реквизит,» — подумал Егор Степаныч, но одну зеленоватую пачечку вынул и даже понюхал. Запах был правильный. «Неужели, повезло?» Такая куча прямо с неба упала! О том, что не с высот небесных, а с той стороны экрана прилетело, он уже не рассуждал. В голове под бравурный марш проносились мечты, которые можно теперь себе позволить.
Егор Степаныч закрыл искусительный чемоданчик и тихонечко на цыпочках пошел к выходу. Как чувствовала его спина, что не все пройдет гладко. Что-то острое уперлось под лопатку. Инстинктивно захотелось хендехохнуть, да заняты руки подарком судьбы. Отдавать-то полученное не хочется. Тут сзади хихикнули и прижались к нему. Женщина явно. Он чемоданчик вперед подвинул, а она его руками гладит, ласково так, да за мочку уха кусает.
Взыграло тут естество! Да ну его, чемодан этот, тут счастье семейное, любовь наклёвывается. Обернулся Егор Степаныч, да чуть не подпрыгнул от удивления. Невероятная красавица к нему руки тянула, губы зовуще приоткрыла, зубки жемчужные к устам его устремила, всем телом жарко прижалась. Чемодан с громким стуком на пол упал, а они не заметили.
Выстрел разрушил нежное очарование страсти, женское лицо побледнело и медленно так стало по Егору Степанычу съезжать. Он руки подставил, тело тяжело повисло. Крик ужаса замер в горле, а из-за портьеры тот самый мужичонка гнилыми зубами скалится.
Сирена, полиция. Эй, да вы что! Скрутили Егора Степаныча, в грязный пол лицом вжали, обыскали. Как-то странно разговаривают, вроде не по-русски.
А один почему-то в костюме самурая склонился над арестованным и трясет его за плечо. Егор Степанович чихнул некстати. Глядь, а он опять в зале, свет горит, места пустые, только уборщица рядом. Все, мол, милок, кончилось кино, шел бы ты восвояси. Протер устало лицо ладонью, стирая наваждение сна, так явственно все было.
— Погодите!
Оглянулся. А уборщица чемодан ему протягивает. Да ну его, опять в историю попадешь! Помахал головой, не мой, мол, да и вышел не оглядываясь. Больше всего ему жаркой красавицы жалко было. Уж так сладко целовались. В дверях с ней столкнулся, обрадовался, кинулся обнимать, да оплеуху злобную заработал — обознался. Чудес не бывает..