Мистер Аттерсон, нотариус, чье суровое лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным. Но был в его жизни день, когда добрая улыбка впервые озарила его вечно мрачное лицо. Причиной стало обычное письмо с многочисленными зарубежными марками и штемпелями, написанное запомнившимся много лет назад навсегда почерком.
"Дружище старая английская плесень Аттерсон! Помнишь ли ты ещё своего старого друга доктора Генри Джекила, он же мистер Хайд? Или получив отписанное тебе моё наследство и получив гонорар за рассказанную мной свою историю возгордился, забурел или допился до белой английской горячки? Спешу сообщить тебе, что я жив и здоров как никогда. Конечно, после того как ты издал эту книжонку о моих экспериментах по перевоплощению под порошком, я уже не могу быть кем был. Да и все порошки остались у тебя, доброго тебе от них здоровья, если не смыл их ещё в унитаз. Но настоящий доктор, сообщу я тебе, всегда эксперементирует над препаратами и находится в постоянном поиске. Вот и я, друг ты мой клистерный, присел сейчас прочно на настоящий живой русский спирт. И весь ваш вечно чахоточный туманный Альбион по сравнению с весёлой разгильдяйской российской сегодняшней действительностью мне стал смешон. Поначалу сбежав я конечно много поэксперементировал, и даже создал рецепт так называемого "Балтийского чая", на который подсадил для начала весь Балтфлот. Гремучая смесь кокаина с неразведёным спиртом и последующее поголовное народное перевоплощение привело к необратимым государственным последствиям в стране, где я скрылся после твоего разоблачения. Но весело было только сначала, потом даже мне стало как-то не по себе. Мистер Хайд, в образе которого мне приходилось жить в то время подолгу, неделями дрожал от ужаса в забаррикадированной им Петроградской квартирке. Пришлось бежать снова, и теперь уже не от себя, а от них. Остановился уже надолго в небольшой прибалтийской республике на берегу моря. Работаю по специальности как всегда - доктором. А зовут меня сейчас - доктор Айболит. Продолжаю опыты и эксперименты исключительно с растворами уже на базе чистого медицинского спирта, который мне выдаёт местный Горздрав неограниченно. И ты знаешь, мой старый пыльный друг Аттерсон, я очень, очень изменился к лучшему. Мало того что я теперь не просто доктор, а "Добрый Доктор Айболит", под влиянием обстоятельств последних лет я полностью прекратил насилие над людьми. Мои сегодняйшие пациенты теперь только исключительно беззащитные животные. Каждый день к доктору Айболиту приходят лечится звери. Лисицы, кролики, тюлени, ослы, верблюжата – все приходят ко мне издалека. У кого болит живот, у кого зуб. Каждому доктор даёт лекарство, и все они сейчас же выздоравливают. Недавно пришил крылышко мотыльку и вытащил занозу у медведицы. О моих исключительно добрейших и бескорыстных подвигах кругом идёт заслуженная народная слава, а известный русский писатель Корней Чуковский, проживающий по соседству, написал даже книгу. Да не такую гадость, мерзость и ужасы которые ты, Аттерсон, описал надеюсь только под влиянием мрачного дождливого Лондона в своих диких историях о докторе Джекиле и его двойнике мистере Хайде. Русский чистый медицинский спирт, дружище, творит настоящие чудеса. Фигуры моих сегодняйших невинных перевоплощений - бездушная стерва сестрица Варвара, а уж когда серьёзно хочется настоящей живой горячей крови, пыток и извращений - злой разбойник Бармалей. Впрочем, как и писал выше, крошу, бью и калечу исключительно только животных и насекомых. Но! И лечу назавтра сам же! Собираю порубленную ночами бухим Бармалеем или замученную Варварой несчастную живность да и врачую потихоньку. Неужели ты думаешь что без этого у меня набралось бы столько пациентов? По правде говоря не обходится без курьёзов и настоящего хирургического творчества. Один только по пьянке порубленный Бармалеем Тянитолкай чего стоит. Из кусков двух зебр пришлось собирать с похмелья одну, а что осталось, скормить зашедшему Крокодилу. Скучать здесь не приходится, дорогой старый друг. До конкретной зоофелии пока не дошло, но окружён, в отличии от Лондонской жуткой неблагодарности настоящими друзьями. Собака Авва, свинка Хрю-Хрю, утка Кика, попугай Карудо, сова Бумба, да и что уж греха таить, моя любимица обезьяна Чичи.
Вот только вспоминаю частенько тебя, старый дружище Аттерсон, твою доброту и участие в моей непростой жизни. Как бы хорошо встретится, как бы порадовался ты моей сегодняйшей доброте и милым, добрым и безобидным моим приключениям и путешествиям. Приезжай! Всегда твой сегодня Айболит, в прошлом Dr. Г.Джекил он же Mr. Хайд".
Много лет радуясь за своего непутёвого знаменитого друга Аттерсон с улыбкой на лице читал и перечитывал затёртое письмо, но приехать так и не решился. Может боялся провокаций, а может боялся спровоцировать коллегу. Достоверно известно одно. Когда Аттерсон умер в своей постели, на тумбочке рядом с ней лежало это письмо, написанная им знаменитая «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» («Strange Case of Dr. Jekyl and Mr. Hyde») и книга на каком-то славянском языке с множеством картинок. На каждой картинке был изображён доктор в окружении многочисленных животных.