УСТАВ
СЕРГЕЙ ЦУРА
Мой отец, после окончания школы механиков реактивных самолетов, в Приморском крае, в городе Спасск-Дальнем, был направлен для прохождения дальнейшей службы на Семипалатинский ракетный полигон. При выполнении поставленной боевой задачи – подвешивание бомбы к самолету, его напарнику стало плохо, потерял сознание и лежал на полу без движения, не проявляя никаких признаков жизни, в ангаре, в месте дисклокации самолетов. Отец растерялся, что делать ? Или помогать товарищу и оказать ему первую медицинскую помощь, или действовать согласно служебной инструкции, «забить» на товарища и продолжать выполнять боевую задачу. Секундного замешательства было достаточно, чтобы бомбу, стоящую на боевом взводе, он чуть не выронил из кран- балки. В рапорте начальству, так и доложил, при описании сложившейся ситуации: « Засомневался, как поступать дальше, и я принял решение остановить кран-балку, с подвешенной на ней бомбой, и оказать, в начале, необходимую помощь товарищу». Жизнь товарища, мой отец, взвесил на своих внутренних весах совести и поставил выше своих служебных обязанностей.
«Рядовой, Вы понимаете, что Вы создали чрезвычайную ситуацию, Вы могли уронить бомбу, «особую бомбу», стоящую на боевом взводе, и от всей части, при взрыве, дислоцированной на полигоне, остались бы только одни «воспоминания», - так начальство оценило проступок моего отца, - 10 суток карцера и как особо отличившегося, дать солдату самую лучшую камеру на гауптвахте – «камеру Лазо».
Как рассказывал отец: «Камера Лазо, одиночная, была достаточно большая, но без окон, вверху горела тусклая лампочка, был туалет, раковина, дверь с окошком, его открывали, когда приносили еду. Смысл наказания заключался в полной изоляции человека от внешнего мира. Я просидел в ней сутки, а кажется, что это были не сутки, а целая вечность. В камере на меня навалилась такая тоска и безысходность, что жить не хотелось, лучше умереть, чем сидеть здесь и дальше, нужно, что-то предпринимать, немедленно, для поднятия духа, а то и правда, «сдохнешь» или сойдешь с ума в этом гадюшнике. Я забарабанил в дверь. Пришел начальник гауптвахты.
«Книги, журналы, хоть что-нибудь принесите почитать», - задал я ему вопрос.
«Не положено, - последовал ответ, - это карцер, а не изба-читальня».
«А что положено ?», - взглянул я на него со злобой.
«Только устав».
«Так несите его скорее, устав, так устав, хоть что-то, для души, можно почитать».
Принесли устав и все 9 оставшихся дней, я маршировал по камере, держа устав в руке, как библию, разучивая его положения и параграфы. Как же я благодарен армии, что в ней есть такая, исключительно, волшебная книга, как устав, читая его наизусть, мой дух укреплялся, сознание прояснялось и до меня, наконец, дошли понимание, суть и назначение этих сухих, но очень точных слов и предложений. Я понял такую простую вещь, истину – жить по уставу – это порядок и дисциплина в армии, в части, во взводе. Не уставные же отношения ведут к хаосу и беспределу и последствия могут быть самыми непредсказуемыми, как для солдата, так и для армии.
P.S. Приведу два фрагмента из писем от 08.10.60, 11.01.61 лучшего приятеля моего отца Лобанова Анатолия Алексеевича из моего произведения «Механик реактивного самолета».
Дисциплина есть. Но в командирах у нас, по моему, все достойные авиации люди, так что «партизанских» порядков здесь нет.
Начальники мои, тактичные люди: один любит устав, другой - Бетховена и Баха, третий – «лазать» по тумбочкам, но в общем, это весьма порядочные люди.