Глава 27. СМЕНА РОЛЕЙ (ОКОНЧАНИЕ)
После выходных Женя провёл в Елегорске половину следующей недели, утряс все организационные вопросы, выдал Миле две тысячи долларов — как зарплату местному распорядителю — и уехал в Москву. С учётом послесвадебного отдыха, поездки и дороги он уже две недели не показывался в институте — на всякий случай ради безопасности надо было раздобыть справку от врача. С этой мыслью он и ввалился в распрекрасный особняк к заждавшейся жёнушке.
Ира пребывала в самых мрачных раздумьях: менструация у неё закончилась, она снова принялась за старые игрушки — и ничего не добилась, кроме возбуждения. Дальше дело не шло, она не могла кончить, сколько ни пыталась. Напрасно она втыкала флакончики, вводила пальцы: влагалище молчало, его стенки, такие чуткие и отзывчивые всего десять дней назад, застыли и не откликались. Ира теряла голову, закусывала губы, злилась, распалялась и раздражалась попусту. Она не могла понять, что случилось: перестаралась ли, пережала, выцедила из себя больше разумной нормы — это приходило на ум прежде всего. Как отреагирует муж, тоже представлялось с трудом. Ира очень боялась оказаться неполноценной, почти так же — обнаружить это перед Женей. Может быть, попробовать просто сжать мышцы? Сойдёт ли это за оргазм, или Женя догадается, что она подставляет фикцию? И куда же это всё девалось, если на прошлой неделе так прекрасно работало?
Первую ночь после возвращения мужа супруги провели раздельно: Женя извинился, сказал, что вымотался (отчасти это было правдой), и ушёл в свою спальню. На самом деле после Милы ему никого не хотелось. Никого, кроме Алёшки: он вдруг почувствовал, что по горло сыт этими щёлочками и отростками. Исследования были проведены, новшества таковыми быть перестали, ничего неизведанного не осталось — и весёлое время истекло. На вторую ночь в спальню жены он вошёл ПО ОБЯЗАННОСТИ. Ира была как деревянная, зацикленная на своей неожиданной фригидности, она отвечала вяло и напряжённо прислушивалась к реакции тела, но и на плоть обожаемого мужа её не последовало.
— Ты что, устала? — спросил Женя, ему вдруг стало стыдно за то, что он от души оттягивался в провинции, пока жена сидела и скучала одна.
— Н-не знаю, — запинаясь, выдавила Ира. — Может, после перерыва…
Женя откинулся на подушку и закурил. Снова вспомнил Алёшку, в памяти промелькнула красивая фигура Милы, в мозгах воцарилась какая-то бестолковщина…
Полчаса прошло в молчании, отличающемся от гробового только выдохом сигаретного дыма.
— Ещё хочешь?
— Я не знаю, — повторила Ира. — Мне трудно сказать…
Ей нечего было хотеть.
— Ну хорошо, давай я тебя пока оставлю, а то сама себя будешь подстёгивать — и снова ничего не получится.
— У меня критические дни закончились недавно. Может, пока что-то с гормонами…
— Наверное. Просто идёт гормональная перестройка, в начале половой жизни это вполне допустимо. Я пока пойду, а ты отдохни и ничего не бери себе в голову, самое главное, не зацикливайся. Спокойной ночи!
С чистым сердцем и заметным облегчением Женя вышел и провёл в своей спальне и вторую ночь.
Прошло несколько дней. Ситуация не изменилась. Раньше Ира теряла голову — теперь она сходила с ума. Ей стоило больших усилий принимать беспечный счастливый вид, приезжать в институт с многозначительным выражением лица и высокомерно задирать голову перед подружками; спасали новые туалеты и пустопорожние пересуды — перед лицом других, только внешне. Промаявшись с неделю, Ира не выдержала и записалась на приём к гинекологу — той самой женщине, у которой наблюдалась мать, которую и сама Ира навестила в первый после бракосочетания день. Вообще-то в таких ситуациях требовался сексопатолог, но специализации были родственные — и нежданно-негаданно обобранная природой молодая решила начать со старой Светланы Гамидовны, у неё, помимо основного, можно было осведомиться, не страдала ли Ирина мать такими провалами.
Выслушав сбивчивый рассказ г-жи Меньшовой-Резниковой о постигших мадам бедствиях, сухонькая врач, одна их тех женщин, которые после сорока пяти практически не изменяются, понимающе кивнула и улыбнулась с высоты и опыта, и возраста:
— Это не совсем мой профиль…
— Я понимаю, — заторопилась Ира, не дав старушке докончить мысль. — Здесь нужен сексопатолог, но я подумала, что это смежное… И, потом, это против врачебной тайны, но, — пациентка принуждённо улыбнулась, — скажите, у моей мамы не было таких расстройств, это не наследственное?
— Что касается сексопатолога, то долгое время эти проблемы в отдельную дисциплину не выводились, я практикую уже больше сорока лет, мне приходилось заниматься и этим. У твоей мамы ничего подобного не было, по крайней мере, она об этом ни разу со мной не заговаривала. Ты лучше скажи, в первые дни после свадьбы у вас были интенсивные отношения?
Ира вспомнила свои опыты и слегка покраснела:
— Да, очень.
— Ну вот. Новые впечатления, новый статус и сразу такая нагрузка на половую сферу. В это надо было входить размереннее. Будем считать, что твой срыв — просто следствие избыточной нагрузки на молодой организм.
Ира внимательно посмотрела на Светлану Гамидовну, ей показалось, что врач что-то недоговаривает.
— И за какой срок всё восстановится?
— Ну по максимуму — год.
— Год?! Да вы что!
— Я беру самый худший вариант. Возможно, всё уляжется и за пару дней. У меня к тебе только два предупреждения: во-первых, не зацикливайся на этом, природа сама себя восстановит без понукания; во-вторых, если всё-таки решишь обратиться к сексопатологу, не налегай на гормоны.
— А разве вы сами не гормонами лечили?
— Я прописывала их в несколько иных ситуациях.
— А с такой, как моя, часто встречались?
— Приходилось, но достаточно редко.
— Значит, у меня исключительный случай?
— Не то чтобы… Ты знаешь, что некоторые женщины вообще не испытывают оргазм?
— Да, я где-то читала, но ведь это ненормально, они ущербные.
— Ты читала, а я с ними общалась и могу сказать, что отсутствие оргазма было вовсе не первой и даже не второй проблемой в их жизни. Они с удовольствием поменялись бы с тобой местами, ты благополучна и не знаешь своего счастья, не сознаёшь его, потому что с оборотной стороной жизни не сталкивалась. Впрочем, это уже отступление…
— Значит, пока ничего не надо предпринимать?
— Подожди. Хотя бы месяц.
Светлана Гамидовна наотрез отказалась взять деньги, Ира вышла от неё с каким-то неприятным осадком, её не покидало ощущение, что многоопытная женщина о чём-то умалчивала. Жене загвоздку она решила представить не стоящей выеденного яйца:
— Да всё нормально. Новый эмоциональный фон, интенсивное вхождение в процесс. Обычный дисбаланс, это бывает. У некоторых даже целый год в норму входит, прикинь!
— Что-то я о таком не слышал, — засомневался муж.
— Да ладно, не грузись. Тебя ведь это не сбивает?
— Нет, но приятнее с ответом.
— Что, совестно одному? — заржала Ира. — Ерунда, не обращай внимания. Меня больше отец беспокоит. Ты представляешь, я ездила к нему два раза. Один раз хотела, чтобы он магазин отстроил для твоих дел, а второй — чтобы мне что-то порекомендовал. С недвижимостью там, арендой… А он упёрся и начал твердить о самостоятельности.
— В чём-то он прав, — задумчиво протянул Женя.
— Он вообще ко мне переменился! Ревнует, что ли?
— Ну не завидует же… Грустит, наверное, что не целует тебя на ночь.
— Если бы! В последний раз звонила, так весёленький такой! У него работа с отдыхом, видите ли, в гармонии, а до единственной дочери и дела нет!
— Может, женщину завёл?
— Ещё чего! А вообще проверить не мешает. — По лицу Иры пробежала тень. — Но Алина мне говорила, всё чистенько, он какие-то земли на юге оценивает. Нет, я у прислуги осведомляюсь об отце — на что это похоже?! Это же ни в какие ворота не прёт…
Ира дала волю своему раздражению, слишком долго оно копилось без выхода. Что-то было разбито, горничная — за что-то отчитана, какая-то подружка — вычеркнута из списка избранных, какой-то туалет не прошёл строгий отбор. Женя смотрел на это с удивлением и неудовольствием, первый раз он сталкивался с нравом, бытом и проблемами в своей собственной ячейке общества — с семейной жизнью во всей красе.
С того дня молодожёны стали спать раздельно, сходясь в одной опочивальне только дважды в неделю, да и в этих случаях всё ограничивалось одним разом. Ире секс без оргазма был в тягость и только утомлял, возбуждение тоже ослабло и по-прежнему не разрешалось естественной кульминацией; Женя смотрел на свои посещения, как на своего рода больничный обход: пациент скорее мёртв, чем жив, состояние стабильно тяжёлое, динамики в какую-либо сторону нет. Перед Ирой он был чист: врачиха же сказала, что усердствовать не надо, да Ира и сама не хотела — на самом деле ему просто наскучили женщины. И если о Миле он в общем-то сохранил не дразнящие, но приятные воспоминания, то Ира его разочаровала полностью. Ей было стыдно за то, что у неё что-то не в порядке, — и она неумело пыталась изобразить, что её это нисколько не волнует, но это то и дело прорывалось в любое время дня, чаще всего спусковым крючком служила какая-то мелочь, самого Женю пока не трогали, но постоянные нотации прислуге и ворчание по поводу и без утомляли. Кроме того, он не понимал, куда это вдруг пропала страстная отцовская любовь и что из её отсутствия воспоследует — для него лично и для его родителей.
Проблема никогда не приходит одна: у Артемия Денисовича возникли какие-то значительные шероховатости на работе, грозящие развернуться в серьёзные неприятности, Алла Арчиловна попала в больницу с язвой желудка, бизнес пока ещё не принёс ни копейки — и всё чаще островком отрады в этом неспокойном океане житейских неурядиц вспоминался Алёша, но ни звонки, ни SMS, ни сообщения в Facebook;е не поступали — идти на контакт и плыть надо было самому…
Резников сумел выдержать паузу и позвонил Алёше через восемь дней, двадцать второго октября, во вторник, вечером:
— Сигареты достал, держу пока у себя, с курьером присылать не рискую, а то ещё родители конфискуют.
— Вообще-то они не курящие и посматривают косо, но особо не лютуют.
— Ну и схоронишь у себя без предосторожностей.
— Спасибо, а сколько я вам должен?
— Разве ты забыл? — старший платит.
— Просто неудобно.
— Так я с умыслом: друзьями обзавожусь. Ты к теннису как относишься?
— В основном сидя на диване перед телевизором во время полуфиналов и финалов открытых чемпионатов.
— Соблазн почувствовать себя в шкуре Джоковича не возникал?
— Иногда посещал.
— Ну и прекрасно. Тогда я завтра за тобой заеду, а после тренировки посвящу тебя за обедом в то, что собрался покупать. Проводил консультации даже с агрономами, собственно говоря, поэтому так и задержался с ответом. Земельные угодья — хорошее помещение валюты.
— О, здорово! И по какому профилю будете специализироваться: животноводство или земледелие?
— По широкому. Коровы, теплицы и тому подобное. Жаль, ягода уже сошла.
— А, так всё-таки окрестности Елегорска?
— Именно. Так завтра в 16.00 тебя устроит?
— Да.
— Выйдешь, я подъеду. До скорого!
«Похоже, завтра в моей комнате появится ещё и теннисная ракетка. Хорошо, Павел Дмитриевич бобслей не упоминает. А вообще нормальный мужик, с ним легко. И понтово: выйду из подъезда, спущусь по ступенькам, пойду к навороченной тачке… Только чего не пристаёт? Наверное, специально хочет растянуть конфетно-букетный период, чтобы я и вовлёкся, и привык. Ну и правильно».
Никаких изощрённых планов покорения Алёши Резников не строил, он просто чувствовал, что вечер в ресторане сильно сблизил их, как Каренину и Вронского сблизила встреча на станции по пути из Москвы в Питер. Особенно тот момент, когда Алёша, сидя на диванчике, после обзора информации с планшета повернул голову и посмотрел ему в глаза — и из объекта исследования стал предметом страсти. Павел Дмитриевич скептически смотрел на всю постсоветскую поросль, считая её озабоченной исключительно потреблением и, конечно, хотел, чтобы Алёша выделялся на этом печальном фоне, но новые веяния надо было учитывать — и, разумеется, соблазнять не только мозгами, значительностью, манерами и вниманием, но ещё и деньгами. В Резникове совершился переворот: детей и, следовательно, наследников у него не оказалось, трястись над состоянием и копить его стало не для кого, общественное мнение и пересуды за спиной его не заботили — только слегка горячили кровь и подмывали произвести сенсацию экстраординарным разворотом. Всё это привело к тому, что владетельный мультимиллионер действовал как в последний раз. Окажется Алёша мелким стяжателем, корыстолюбцем, лжецом, интриганом — капитал отправится в церковь или обожаемому государству (не забыть выделить пособие Алине и две тысячи баксов в месяц падчерице), будет нормальным парнем, не зацикленным на деньгах, не подлецом, пробудит сильную страсть — почему бы не оставить ему всё? В конце концов, он сто лет ни за кем не ухаживал — опробует себя в давно забытом качестве.
Таким образом, Павел Дмитриевич был воодушевлён, Алёша — взбудоражен новым в своей жизни (ведь Женя раньше его не обрабатывал с целью покорения — просто валил в постель) — и строительный магнат встретился со школьником в прекрасном расположении духа и с той, и с другой стороны. Не прошло и часа (конечно, заполненного посещением того же самого «EuroSport»'а) — и Резников с Алёшей, облачённые в «Sergio Tachini», уже вышагивали на корт. Абонемент последнему был выписан без проблем, оба обворожительно улыбались и вполне приличной публике, и сомнительным субъектам, выловившим свои первые миллионы в бандитских разборках девяностых.
— Королёв Алексей Константинович, мой партнёр и мозговой центр нового профиля моей компании, — откровенно ухмылялся Павел Дмитриевич в растерянные озадаченные физиономии.
— Так вы перепрофилируетесь?
— Промышленный шпионаж не приветствуется, — тоненьким голоском протянул Алёша, отвёл глаза в сторону и нарочито заинтересованно стал любоваться предвечерними небесами.
— А кроме того, Ришелье никогда не говорил «я сделаю» — всегда «я сделал».
— Павел Дмитриевич, я не Ришелье — я сейчас вас… Держитесь!
Подробности последующих двух часов на корте, а также счёт исторического матча летописцы не сохранили и могут поведать только о том, что смятение разномастной аудитории на кортах и окрест было очень велико. Наутро вся Москва только и говорила о русоволосом прелестнике, засечённом рядом со строительным магнатом; отвергнутые охотницы могли утешиться хотя бы тем, что проиграли из-за извращённой натуры капиталиста, возжаждавшего на склоне лет мальчишку, а не из-за недочётов своей красы или неудачно скроенной пластическим хирургом жопы.
И в ресторане после тенниса Резников остался верен себе, не позволял в отношении к Алёше не только фамильярных объятий и поцелуев, но и томных вздохов, больше всего он боялся пережать, поспешить — и тем самым всё испортить. Парень должен был созреть. Павел Дмитриевич не хотел принуждать его и вламываться грубо, всему своё время — и беседа легко крутилась вокруг предполагаемых операций.
— Жаль, что около Елегорска аэродрома нет…
— Нет, а зачем он вам?
— Можно было бы слетать на самолёте, так было бы быстрее.
— А у вас и самолёт есть?
— Есть, правда, поменьше, чем у Путина. Я тебя как-нибудь покатаю, но, раз посадочная площадка отсутствует, придётся на поезде. Вот, смотри, этот участок от леса за речкой. — И Резников активировал планшет. — Его на пробу и купим.
— А он сейчас чей? Государственный?
— Нет, приобрело частное лицо, но по сельскохозяйственному назначению не использует — значит, возникнет угроза изъятия. Поэтому предварительная договорённость достигнута. Тебя родители на пару дней отпустят?
— К деду?
— К деду с дедом.
«И ведь даже не скажешь, что кокетничаю: он вполне бы мог быть моим внуком. Вот ведь бес в ребро саданул. Чёртова Анка», — подумал Павел Дмитриевич.
— Ну это перебор…
— С отпуском?
— С дедом. А родители — наверное, им всё покоя не даёт, что у меня никакие послешкольные планы ещё не оформились, так что не будут ворчать, если два дня потрачу на экскурсию: авось, чем и увлекусь. Только какой смысл вам меня везти? — вы же землю будете покупать, а не я.
— А ты не понял, что я тебя на трудоустройство в своём холдинге заманиваю? Приедем, купим, отстроим, запустим. Коровник, птицеферму, теплицы, мясо-молочный комбинат. Пойдёт прибыль — прекрасно. Не пойдёт — сделаем заключение о нерентабельности земли в сельскохозяйственном отношении, снесём навороченное и коттеджи понаставим.
— А реализовывать где будете?
— Супермаркет откроем. Для начала — в Ростове. С мэром надо будет договориться, надо встречу организовать. А тебя — оформить на работу. Будь готов к переходу от «Sergio Tacchini» к «Versace» — прошвырнёмся по бутикам, справим тебе парочку представительских костюмчиков.
— Павел Дмитриевич, с вашими замыслами моя экипировка скоро в шкаф не влезет.
— Точно, нужна отдельная гардеробная, а она разместится в просторной квартире. Или сразу отдельный дом. Тебя какой район соблазняет?
— Я не думал даже, — Алёша смутился. — Слишком пышно. Может… это… повременить?
— А зачем? Пока суд да дело, проект, участок… Время быстро идёт, отметишь восемнадцатилетие в следующем году — и въедешь, то есть въедешь раньше, а через год оформим собственность без всякого опекунства.
— А вы знаете, когда у меня день рождения?
— Знаю. Послезавтра. У тебя же это в сети выложено.
— Ну да… Если я приглашу, вы придёте?
— Ни в коем случае: во-первых, день рождения устраивают твои родители — они и приглашают; во-вторых, мой приход может заронить в них нехорошие подозрения, причём абсолютно беспочвенные… пока ещё. А вот курьера с букетом и поздравлениями нового сотрудника пришлю. Оформляешься на работу менеджером по непрофильным активам в «XXI Строй»?
— «Двадцать первый» — это век? Поэтому римскими?
— Точно, я проштудирую Кодекс насчёт несовершеннолетних, в крайнем случае возьму стажёром.
— Я согласен, — решился Алёша. — И спасибо за доверие.
— Тогда выпьем за славные начинания.
У Алёши голова шла кругом, он почти физически ощущал, что его вовлекает в какой-то водоворот, но это была не воронка, утягивающая в омут, а поток, выносящий на широкие полноводные реки. Страха он не чувствовал, это было будущее не сомнительное, тёмное и неприятное, которое ещё недавно, представляя чёрное белым, очерчивал ему Женя, — это была манящая открытиями и свершениями светлая дорога, и единственное пятнышко на ней — возраст спутника — таяло и исчезало практически бесследно. «Ему даже пластическая операция не нужна, — почему-то пришло в голову. — Прекрасно сохранился, классный мужик. Возится со мной, несомненно, неспроста, но намерений пока не обнаруживает. Кстати, и с моей стороны в шкафу один скелет имеется: мои отношения с Женькой не закрыты окончательно, но то, что я раньше считал невозможным, невыносимым, — развод, разрыв, разлом — теперь меня почему-то не пугает. Ну и спасибки тебе, Паша, за облегчение!»
— А почему вы не предложили это своему зятю? — поинтересовался парень, когда бокалы с шампанским были отставлены.
— А ты мне больше нравишься, — невозмутимо ответил Резников.
— В каком смысле? — Алёша удивился, он не знал, принимать ли это откровением в личном плане.
— Во многих. Во-первых, ты умнее: ты же подал эту идею о вынесении бизнеса за пределы столицы. Москва не резиновая и деяния на её территории — тоже. Единственное, на что хватило бы ума Меньшова-младшего, — магазин здесь открыть. То же самое обслуживание, ничего не создающее, перекладывание денег с места на место. А реальное дело, производство, шло от тебя. Причём ты не продавал свои идеи, как и в случае с этим АПК, — значит, открыт и честен. Жене же я не доверяю — ни его способностям, ни его чувствам. Впрочем, это не моя сфера, пусть Ира с этим разбирается… Это второе. Ты не боишься нового, изобретателен, активен, смел. Ну и последнее: ты красивый и очень эффектный парень, с такими людьми эстетически приятно работать, а им самим легче будет налаживать контакты по бизнесу. Красивые лица привлекают и располагают к себе, недаром капитал имиджмейкерами пользуется.
— Честное слово, у меня сейчас уши покраснеют. Вы меня переоценили.
— Не думаю, я обычно взвешенно подхожу к вынесению вердиктов. Но, даже если предположить, что мне шампанское ударило в голову, разве человек на склоне лет не имеет права пофантазировать?
— Фантазии иногда далеко уводят. Ещё влюбитесь… — Алёше очень хотелось взглянуть на Павла Дмитриевича, чтобы оценить реакцию на свои слова, тем не менее что-то мешало ему поднять голову.
— Вообще-то обычно я влюбляюсь с первого взгляда. Если вспомнить, что он состоялся ещё в конце июня, то в течение четырёх месяцев я вёл себя довольно прилично, — усмехнулся Резников. — А теперь послушай…
Павел Дмитриевич протянул руку через стол и, подхватив подбородок Алёши двумя пальцами, приподнял его голову и поймал взгляд. Парень так беспомощно и непосредственно несколько раз хлопнул пушистыми ресницами, что сотрапезника с головы до пят прошило приличным электрическим разрядом. Огромным усилием воли сиятельный капиталист сдержался, не ухватил Алёшу за подбородок всей рукой, не сжал другой его плечо, не потащил парня на себя через стол, снося тарелки и заляпывая изысканными яствами белоснежную скатерть. Пришлось только прикрыть глаза и встряхнуть головой, чтобы прогнать наваждение.
— Послушай… Даже если это произойдёт, я никогда, нигде, ни к чему и ни при каких обстоятельствах не буду тебя принуждать, я помню и о своих, и о твоих годах, но мне не нужен театр из-под палки или в реверанс за что-то. Если я что-то для тебя сделаю, это тебя тоже ни к чему не обяжет. Отношения между нами могут быть только на добровольной основе. Как в ту субботу: ты пришёл, высказался, предложил — я принял. Мог бы и не принимать, тогда общение естественно бы закрылось. И твоя свободная воля ответит на моё так, как захочет. А пока вообще ни о чём не думай: в твоём «ещё влюбитесь» глагол стоит в будущем времени, правильно?
Алёша коротко кивнул, хоть ему и стало немного спокойнее, было всё-таки грустновато: он бы не возражал, если бы этот импозантный приятный мужчина разложил его на столе. Но это были совсем другие отношения, абсолютно не то, что связывало его с Женей, и он принимал — новое, изучал — неизведанное, разгадывал — таинственное, уяснял — непознанное…
— Ты можешь не отвечать, но, так сказать, откровенность за откровенность, — продолжил Резников, когда немного пришёл в себя. — У тебя с Женей связь?
— Была. — Алёша удивился, как открыто и легко прозвучало это слово. — Встречались с начала года. Сперва всё в порядке было, но потом он увлёкся другим ухаживанием, да и родители желали ему иной доли. Может быть, в нём бисексуальная ориентация была заложена с рождения… В общем, начались размолвки, ссоры, а после свадьбы разругались по-крупному, даже до матюков дошло с моей стороны.
— С таких прелестных уст перлы изящной словесности?
— Да, богатства русского фольклора. Он мне предлагал вместе в Елегорск поехать, но я отказался: пусть хранит верность семейным традициям. Джентльменское соглашение по разводу мы, правда, не озвучивали, но и так всё ясно.
— Скучаешь?
— Не знаю, это как-то раньше было, потом больше злился… Была какая-то зависимость, видел — и не мог сопротивляться. Хотелки, привычка, потребность… А сейчас третью неделю не видимся — и так… Говорят, с глаз долой — из сердца вон. Может, и правда… Так что пока не стреляюсь.
— Да, недостатком искренности ты не страдаешь.
— Вас это радует?
— Очень.
Резников слов на ветер не бросал, и уже на следующий день, в четверг, Алёша был зачислен в штат его компании.
В пятницу днём Оксана Витальевна хлопотала на кухне с праздничным обедом. День рождения Алёши решили отметить в узком кругу, гостей предполагалось не больше десяти человек. Около трёх часов раздался стук в дверь, именинник пошёл открывать. На пороге стоял Женя.
— Пришёл поздравить тебя с днём рождения.
— Спасибо.
— Алёша, кто там? — донеслось из кухни.
— Соседка пришла за луковицей, — прокричал виновник торжества и издевательски посмотрел на экс-любовника.
— Женя, что ли? — ещё раз попыталась установить истину мать.
— Разве это 3-я улица Строителей? — Алёша снизил тон и обратился к стоящему в дверях: — Женя теперь тут может только заблудиться.
— Ну понятно, ты не один. Завтра встретимся?
— Извини: дела.
— Какие?
— Разные: трудоустройство, смена компании для общения и отъезд по работе.
— Какая работа, какая смена? Я ничего не понимаю.
Хлопнула, раздвигаясь, дверь лифта, Женя машинально обернулся. По направлению к ним бодрым шагом шёл приятной наружности молодой человек с огромным букетом из орхидей и белых лилий.
— Алексей Королёв?
— Да. — Алёша с интересом оглядел незнакомца.
— Очень приятно, курьер холдинга «XXI Строй» Саврасов. Компания поздравляет вас с днём рождения. — Посыльный вручил букет.
— Спасибо! — Алёша принял изумительные цветы и заулыбался.
— И ещё я уполномочен передать подъёмные, представительские, командировочные и билет. Вас не затруднит поставить подпись для отчётности?
— Нет, конечно, проходите. — Алёша впустил курьера в прихожую и кинул на Женю соболезнующий взор: — Сам видишь: запарываюсь. Good-bye, my love, good-bye! — тон сказанного, как и взгляд, был издевательский и нарочито-соболезнующий.
Дверь перед носом Жени захлопнулась.