Летом я летал в Дели. Как всегда, на конференцию по русскому языку и русской культуре. У меня был доклад на тему «Слова-биномы в современном русском языке».
Сначала не про Индию, а про эти самые «слова-биномы». Это, кстати, интересно. Не знаю, как вам, а мне – точно. А что по-настоящему интересно одному, то интересно всем. Проверено.
У нас в русском языке еще до т.н. развала СССР существовали такие слова, как: «диван-кровать», «штык-нож», «плащ-палатка»…
Нет, не могу: еще одно псевдонаучно-лирическое отступление.
Все повторяют за Фаиной Георгиевной Раневской: «Красота – страшная сила». А я хочу сказать: «Язык – страшная сила». Вот мы всё время после 1991 года долдоним: «развал», «развал»… (В лучшем случае – «распад»). Ну да, нехорошо получилось, безалаберно-трагично. Подло. Гадко. Обидно. Жалко.
А вот для сравнения, в состав Индии, как минимум, раньше входили: Пакистан (197 миллионов на минуточку, населения), Бангладеж (165 миллионов), Непал (30 миллионов), Шри Ланка (22 миллиона). Итого – 418 миллионов. Почти три России.
Территории, тоже, мягко говоря, приличные (вместе – примерно 1150 квадратных километров, это учитывая что современная Индия – под 3300).
И никто, ни один индиец, будь то священник-брахман, воин-кшатрий, торговец или крестьянин, вайшья, шудра-слуга или даже неприкасаемый ни при каких обстоятельствах не говорит о «развале» Индии.
Потому что «развал» – депрессивное слово. Оно из прошлого неизбежно тянет негативный шлейф в будущее. А «Индия» и «депрессия» – «два слова несовместные». Ибо даже если всё было плохо, всё равно все было правильно. Поскольку – Карма. Надо учиться оптимизму у наших индоарийских товарищей. Они немножечко старше нас. Лет так тысячи на три-четыре.
Возвращаясь к словам-биномам («би» – два, «номос» – имя) раньше у нас были только «штык-нож» с «плащ-палаткой», а в 90-ые хлынули тысячи английских «топ-менеджеров», «фейс-контролей» и «селфи-палок». В английском языке ведь куча коротких, как бульдожьи ножки, словечек: «топ», «пут», «гет»… По-английски хорошо собакам команды давать. Не то, что у нас: «телемотовелофотобаборадиомонтер» и тому подобное. Не слов; – эпические полотна. Индийские сериалы. Анфилады ролей Армена Джигарханяна. И вот эти куцые английские словесные плевочки и липнут друг к другу, как спаривающиеся тараканы. Одиноко им, этим «путам» и «топам».
Когда у нас появились бесконечные англоязычные тараканьи «топ-модели» с «хэш-тегами», наши ученые сразу очень сильно озаботились, как же их писать: слитно, раздельно или через дефис: «айс крим», «айскрим» или «айс-крим»? Вселенская проблема! Типа «в чем смысл жизни?»
Американцы с англичанами вообще об этом не думают. Пишут как придется. Они прагматики: как ни напиши, все равно понятно. А наши – в орфографическом захвате. И это ясно. У нас, к примеру, напишешь в тесте по ЕГЭ «Москва-река» без дефиса или, наоборот, «река Москва» через дефис – иди в армию служить, чурка безграмотная. Плевок культуры. Отрыжка среднего образования.
И вот я сделал доклад на конференции, где изложил все вышесказанное, правда, другими словами, без «спаривающихся тараканов» и «ролей Джигарханяна». И пошел гулять по Дели.
Был август. Где-то 42 в тени. Влажность – 240%. Ну, не 240, шучу, 85. В отеле ещё кондишены (или, опять же, кондишны»?) гудели, как свихнувшиеся шершни. А на улице и в «заведениях» – никаких кондиционеров. Сауна с хаммамом. Где хоть какая-нибудь тень – везде возлегают индийцы, как раки в кипятке. И вокруг – заливистое караоке клаксонов, исполняемое тысячами желто-зеленых моторикшей, которые называются тук-тук.
И тут я понял, что не зря выступал на конференции. Как правильно: «тук тук», «тук-тук», или «туктук»? «Вот в чем вопрос» (Шекспир).
Я залез в Интернет, и, разумеется, нашел все варианты. Нашел даже вариант «тук, тук».
Сорок два – это всё-таки жарко. Плюс влажность. Чувствуешь, как безнадежно лопаются пузырьки пота где-то в трусах. Чуть хлопает влажный зной в ботинках, как в двух твоих персональных миниболотах. Дышишь, перекося рот, в сторону, чтобы при прямом дыхании не вспотели окончательно и бесповоротно очки. Иначе собьет тук-тук (или туктук, тук тук?)…
Словом, Индия.
Конечно, очень грязно. Пахнет просроченным ипритом. Или задумчивыми носками Василия Ивановича Чапаева. Или компостом, где упокоился древний крупнокалиберный ёжик. Трудно определиться.
Но – пахнет.
И к этому странно быстро привыкаешь. Ну пахнет и пахнет просроченными носками ежика Василия из компоста. Ну и что?..
Дели – город большой. Прост так пешком не обойдешь. Нужны колеса. Конечно, в Дели полно «;ber»’ов. Но это скучно и не так дешево. А вот на тук-туках – весело, демократично, дешево и познавательно. Надо быть ближе к народу. Да, стрёмно, потому что гоняют они – мама не горюй. Но – это какая-никакая настоящая, народная Индия. Как писал Николай Рубцов:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом ещё, на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пойду по в;локу с мешком –
И буду жить в своем народе!
То есть, переводя на делийскую тематику, получается примерно следующим образом:
Салфеткой влажной вытру руки.
«Ну что, Шумахер, на тук-туке?..
И он ответит: «Не трухай!»
«Вези ж меня, потомок Шивы,
И пусть останемся мы живы…»
И улыбнется он: «Нехай!»
Ну, как-то так…
Водители тук-туков по-английски обычно совсем не говорят. Иногда говорят совсем немного. Иногда тут же находится с ломаным английским какой-нибудь сопровождающий. Брат или другой родственник туктукера. И начинается веселая «Туктукиада». Примерно такая. Подхожу к тук-туку. Водитель – благородный усато-бородатый старичок, очень напоминающий сильно загоревшего академика Павлова. Я:
– Кутб-Минар. (или Кутб Минар?) Сто рупий.
Академик Павлов сочувствующе смотрит на меня, как на свою обреченную собачку, потом кричит куда-то в сторону:
– Раджниш!
Появляется сияющий Раджниш, парень лет двадцати пяти. Ковырнув в правой ноздре:
– Хеллоу, сэр!
– Хеллоу! Кутб Минар.
Ковырнув в левой ноздре:
– Четыреста рупий, сэр.
– Сто.
– Триста пятьдесят.
– Сто пятьдесят.
– Триста, сэр.
– Двести пятьдесят.
– Триста, сэр.
– Двести пятьдесят…
Всё, у меня Сталинград. Раджниш-Паулюс, ковырнув в левом ухе, не очень разочарованно:
– О’кей, сэр.
Мы садимся в тук тук.
Академик Павлов смачно плюёт в окно, бормочет что-то вроде:
– Бхагаван ке сатх… – и срывается сразу на восемьдесят, за десять секунд, как кудесник, совершив тройной обгон. Я шепчу «мама» и спрашиваю Раджниша:
– Что он сказал?
– Он сказал «с Богом» («уиз год»).
«А-а-а, – думаю я, – Интересно, с каким. У них их, как в Подмосковье яблок в этом году.
Раджниш, поковыряв одновременно в обоих ушах:
– Может, триста, сэр?..
– Двести пятьдесят.
– О’кей, сэр.
Мы едем, мягко говоря, с ветерком. Ветерок медленно, но бесповоротно, имплантирует мне очки в лицо. Раджниш, поковыряв одновременно в левом ухе и правой ноздре:
– Триста – это хорошо, сэр.
– Двести пятьдесят еще лучше.
– О’кей, сэр.
До чего же настырный этот мёсьё Ковыряев.
Мёсьё Ковыряев, совершив тщательные археологические раскопки в обеих ноздрях и аккуратно разместив раскопанные экспонаты в залах Музея Драной Майки:
– Кашемир, сэр.
– Что кашемир?
– Купить, сэр.
– Нет, спасибо.
– Очень хороший кашемир, сэр.
– Нет, не надо.
– Лучший кашемир в Индии, сэр.
– Нет.
Какое-то время Раджниш молчит и совсем ничего не ковыряет. Потом опять долго терзает обе ноздри и уверенно говорит:
– Кашемир – завтра, сэр.
– Хорошо, кашемир – завтра.
– О’кей, сэр.
Товарищ Ноздрев абсолютно доволен. Протерев левый глаз:
– А сегодня – чай, сэр.
– Нет, чай – завтра.
– Сегодня – это хорошо.
– А завтра – еще лучше.
– О’кей, сэр.
Начинается долгая и вдумчивая Археология Ушей. Артефакты ушиных раскопок – в залах Музея Засс…ых Шортов.
– Кашемир и чай в один день – трудно, сэр.
– Тогда чай – послезавтра.
– А может сегодня – чай, завтра – кашемир?
Ну, Бендер, ну, сына индийскоподданного…
Я:
– Сегодня – Кутб-Минар, завтра – кашемир, послезавтра – чай.
– О’кей, сэр. А послезавтра –пряности, species, сэр.
– Хорошо.
– О’кей, сэр.
Уховертка-носопырка счастлива. Я физически, как говорится, спинным мозгом, чувствую, как он про себя умножает двести пятьдесят на четыре. Сеньор археолог молча продолжает свои раскопки. «Ну, Шлиман, блин, ну, палка-копалка, – думаю я про себя. – Сильная личность. Типа шахтера Стаханова».
А академик Павлов мчит нас, словно легендарный Колесничий из «Махабхараты» куда-то в делийские дали, ровно каждые полминуты (я засёк) страстно плюя в окно. Отгоняя злых духов, наверное.
В Кутб-Минаре Раджниш долго уговаривает меня провести экскурсию за двести рупей. Я с трудом отстаиваю своё право на молчаливое одиночество.
Павлов-Шумахер и Шлиман-Стаханов ждут меня полтора часа, и мы возвращаемся.
Павлов довозит меня до отеля. Раджниш даёт мне свой телефон. Задушевно, с вибрирующем пальцем в левом ухе:
– Завтра – кашемир, сэр. Это очень важно, сэр.
– Оф корз, Раджниш. Вери импотнт.
Конечно, завтра не будет никакого кашемира. Это немножко нечестно, я понимаю. Но я еще целый день не выдержу такой матёрой археологии. Прости меня, разведчик носоухих недр Раджниш…
Завтра будут Ворота Индии.
И будет водитель тук-тука с бровями, как у Леонида Ильича Брежнева. И при нём – местный переводчик Суходрев. Он получит мою персональную кличку Херр Чесоткин. Потому что он перечешет у себя все, что можно, и под конец начнет чесать меня, чтоб я завтра поехал в магазин, где продают лучший в мире рис.
И потом будет еще много-много интересного.
А как писать «тук-тук» (а равно как и «бхай бхай), слитно, раздельно или через дефис, я так и не знаю, да простят меня Шива, Вишну, Брахма, Ганеша и все остальные индуистские боги, которых много, как яблок в Подмосковье в урожайный год, когда фактически каждое наливное яблочко кричит на языке Махатмы Ганди (сам слышал): «Хинди руси бхай бхай!».
И никаких «развалов» и «распадов».