Наф-Наф

Артур Кангин
1.

Босс вызвал к себе в дубовый кабинет, глянул внимательно и строго.

— Елена Васильевна, вы хоть понимаете, какой сейчас исторический момент?

У Лены Зверковой задрожали коленки, и перехватило дыхание:

— Что-то не так?

Лазарь Борисович громыхнул по столу кулаком:

— В настоящее время российское свиноводство переживает архисложный период. А вы фамилию президента нашего животноводческого союза пропустили с маленькой буквы. И это дипломированный корректор!

— Мама дорогая! Наверное, я сошла с круга.

— Так вернетесь, умоляю вас, вернитесь на круг!

— Мне нужен отпуск. Нелады у меня в семье. Конфликт с мужем.

— Морально-этический?

— Все гораздо серьезней. Вчера, например, супруг огрел меня по голове кастрюлей. Заметьте, пятилитровой! Из нержавейки.

— Таки пятилитровой? М-да… Ну что мне с вами делать?

Главред взял фирменную бумагу журнала «Свиноводство», стремительно застрочил бисерным почерком. Пояснил:

— Пишу Ерофеевне, в бухгалтерию. Гуляйте десять дней.

— Как я вам благодарна!

— Куда мотнете?

— В Амстердам. Город на дамбах.

— Вот как! В цитадель порока?

— Как сказать…

— А квартал «Красных фонарей»?

— Уступка европейской толерантности.

— Поезжайте. И помиритесь, мой вам настоятельный совет, с благоверным. Психопат-корректор нам без надобности. Вы не психопат? Так станете им, если каждый божий день вас будут бить кастрюлей по голове.

Домой Леночка летела на крыльях. Неужели сокровенная мечта осуществится? Не помешал бы только благоверный, Владислав Мутный. Странная фамилия? Это псевдоним. В 90-е годы Стасик гремел на всю Русь, повсюду был ангажированным юмористом. Теперь же сидит тупо дома, строчит роман, в стиле М.А. Булгакова. Куда ему до классика? Ничтожество! Жупел!

Дверь открыл муж:

— Как, птичка, твоя голова?

— Отзынь!

— А я такие страницы написал, ты прямо вздрогнешь. Не хуже Афанасича. А, может, как пить дать, и много лучше.

— Не стыдно сидеть у меня на шее? Устроился бы на службу.

— Какая там шея?! Тебя увековечат в анналах истории, как спонсора безусловного гения.

Брезгливо дернув плечом, Леночка удалилась в свою комнату.

— Дать почитать или нет? — крикнул ей вслед супруг.

— Потом… Я улетаю в Голландию. Кстати, могу привезти тебе резиновую бабу.

— Ха! Смешно… Хочешь обидеть? Не получится. Даже, если получится, всё в кассу. Писатель должен страдать. Достоевский об этом много писал. А он был далеко не дурак. Как некоторые.

— Ну-ну!



2.

Лена слегка перегнула. На шее ее Владик не сидел. Ежемесячно ему приходили денежные переводы из Мичигана, от родного брата, Гарри Бутылко, преуспевающего дельца, торгующего женскими нижним бельем, под брендом «Дольче Вита».

Переводы были, увы, скромны, не развернешься. В мечтах же, конечно, хотелось сделать прорыв, в корне изменить жизнь. Не будет же она до гробовой доски рассматривать в журнале мордуленции хряков и свиноматок? Ей грезилась тонкая, закатная любовь. В стиле Ивана Бунина, в рассказе «Солнечный удар». Что-то вроде. А может и лучше, еще насыщенней, пронзительней и сексуальней.

Лена нащелкала на мобиле свою однокашницу, Светочку Жмых, перебивающейся корректурой в издании «Олени и лоси».

— Светулька, поздравь меня, лечу в Амстердам. Босс, русская душа, выписал удвоенные отпускные.

— Возьми, лапка, с собой!

— Денежки-то есть?

— Нам выдали стопроцентную премию ко Дню российского охотника.

Подругу Лена обожала. Хотя более контрастной пары и не представить. Зверкова — могучая мэм, кг под 120. Света же напоминала карманного мопса, тоща, остроноса, с крошечными ступнями и ладошками. Елена импульсивна и властна. Светуля дьявольски осторожна, в разговоре смахивает на виртуозного адвоката. Хотя эта расчетливость не уберегла ее от пяти-шести браков. Один из мужей в нее даже стрелял из охотничьей двустволки. Ангел-хранитель, молодец, не дремал, муженек промахнулся.

Собрались в темпе престо. Благо, все ходы-выходы оформления документов мадам Зверкова знала назубок. Осталось только под Амстердам одеться. На улице стоит марток, без двух порток нос не кажешь.

В «Шоколаднице» на Петровке пили арабский кофе.

— Надену-ка я лисью шубу, она почти новая, и беличью шапку, — щурилась Лена.

— Шуба за бугром не канает, — выкатывала голубые глазки Света. — Моветон! А ля рюс… Не в тренде-бренде.

— Помолчи, а? — Елена взяла хрустальную вазу с мимозой. Представила, как крушит эту вазу о голову подруги. Нет, таким горным хрусталем можно и убить. И лишится попутчицы. Тьфу-тьфу. — У меня, Светик, мечта, грёза. Чтобы меня сексуально взял молодой подпоручик, вроде, как из «Солнечного удара» Бунина. Сорвал с остервенением с меня лисью шубу и грубо на амстердамском парапете. Ну, ты понимаешь…

— Грубо?

— Да! Или на каком-нибудь теплоходе, на яхте под алыми, или какими иными, парусами.

— О таком экстриме я и не мечтаю. Мне бы попроще. Натопленная деревенская изба. Пахнет овсом и квасом, наверное, жмыхом. На стенах рыжие вязанки лука.

— Так езжай под Рязань. К поселянам и поселянкам. К сеновалам.

— Ага! За седьмым мужем? Шалишь… Мне нужен голландец какой-нибудь, чел побогаче. Стабильность — вот ключевое слово.



3.

И угораздило же родиться с моим умом и талантом в России! И какой дикий я себе взял псевдоним — Мутный. Чем не угодила моя хохлацкая фамилия Бутылко? Надо себя окончательно вывести из состояния мути. Написать метафизический роман о разложившейся властной вертикали, взять коррупционеров за гнилые жабры.

И пусть меня потом распнут как Христа. Пусть! Именно в этом состоит моя земная миссия.

О, как же я ненавижу тушу своей жены, Лены Зверковой… Как она в масть пришлась в своем «Свиноводстве». Точно в лузу! К своим соплеменникам по лестнице Дарвина.

И всё шастает по заграницам. И как она там общается, не зная языков? С помощью мотания рук и горлового мычания? Идиотка!

В 45-ть баба ягодка опять? Ложь! Хороша же ягодка с двухпудовыми грудями. Ее можно демонстрировать в кунсткамере, вроде бородатой женщины.

Ну да ладно…

Быстрей бы она умотала в свой Амстердам.

Странно, в синхроне судьбы, Гарри кличет меня именно в Амстердам. Так сказать, оттянуться.

Братец меня почитает за лузера. Сочинять же эпохальный опус горазд покруче, чем промышлять кружевными труселями. Еще увидим, кто схватит жар-птицу за радужный хвост.

Но и супруга будет там…

Как бы там не столкнуться.

А любопытно, впрочем, было бы ее увидать в паре с тощей Светланкой. Те еще Гога и Магога. Сладкая парочка.

Трезвонит телефон. Это, скорее всего, мой мичиганский брателло, Гарри.

— Привет, Игорек! Билеты куплю. Сводишь меня в кофешоп? Конопляные глюки подарят мне свежую идею. Для чего? Для моего романа! Да ты просто за скобками русского контекста. Моя звезда вот-вот взойдет. Зуб даю! Даже всю челюсть!



4.

Прилетели в Амстердам в состоянии взведенного курка. Лена вертела головой. Нигде атлетически сложенного поручика не видно. Лишь сытые и самодовольные физии бюргеров, чем-то напоминающие козырных и сквозных героев журнала «Свиноводство».

Из аэропорта мчались на такси. Серые бетонные высотки. Небоскреб офиса «Филипс» в такой же невзрачной, приглушенной гамме. Будто всё присыпано пеплом.

— Как тебе? — косилась Лена на Свету. Самой ей под лисьей шубой и беличьей шапкой с бубоном было отчаянно жарко. Пот стайками бежал по хребту. Светке, заразе, в болоньевой куртке, наверняка, уютно.

— Пока не въеду. А где канал с мачистыми гондольерами? Они с гульфиками?

— Гондольеры в Венеции. Не путай!

— Где тогда пресловутые «Красные фонари»?

— Не гони лошадей, а!

— Поехали бы лучше в Валдай. Или в Гусь-Хрустальный, — носик Светы заострился и слегка посинел.

— Родины своей еще всласть нахлебаешься, — огрызнулась Лена.

Отель «Радуга на дамбах» располагался рядом с блудливым кварталом. Номер оказался вполне ничего. Скромненько, но со вкусом. Махровые белоснежные полотенца. Плоский телевизор местной сборки. Икебана из засохших чайных роз. Круглый балкончик, нависший над пованивающим каналом.

После душа с оливковым шампунем Света натянула черные, вызывающе эротичные, лосины. Энергично перед зеркалом отклячила тощую попку. Ничего, сгодится.

Лена мучительно перегнувшись, тяжело дыша, постригала ножные ногти:

— Неужели не подвернется поручик? Я ведь ничего не таю. Жажду залихватского секса!

— И что ты в этом сексе находишь? Совокупляются ведь и воробьи, и, прости господи, навозные мухи.

— Тьфу, на тебя. Какое грязное сравнение?! Вожделею высокой романтики.

— Не понимаю.

— Подруга! Лет 20 назад я сошлась в Каире с одним египтологом. Как же мы терзали друг друга возле саркофага Тутанхамона. Это же был не секс, а песня о Нибелунгах.

— Ага. Поняла. Наноси боевой раскрас. Идем!

Шагали вдоль канала, держась под ручку. Хоть бы их не приняли за лесбиянок. Хотя кого этим здесь удивишь? Точнее, наоборот. Они в мейнстриме.

Посидели в баре «Бухой бобер». Выпили по рюмке виски с содовой. Настроение, если честно, было на троечку, даже с минусом.

Лена вертела в руках рекламную открытку. На ней изображена сисястая блондинка в маске хавроньи.

— Глянь, Светулька, карнавал какой. Никуда мне от своего «Свиноводства» не деться. Эротическое шоу «Наф-Наф». В одноименном баре.

— А что? Пойдем! Ведь прикольно.



5.

Странная же идея пришла в китайские головы! Организовать спонсорскую встречу в амстердамском баре «Наф-Наф». И вот мне, Лазарю Борисовичу, главреду «Свиноводства», пришлось срочно лететь в город на дамбах.

Почему китайцы? Так правительство РФ субсидировать нас отказалось. Какой-то шутник из обложки нашего журнала сотворил в сетях фотожабу. Наслоил физиономию президента РФ на мордочку медалиста хряка. Свиночел долго гулял по просторам инета. Вертикаль, понятно, ушла в глухие обидки.

Тут подсуетились китайцы, Ван Хо и Ху Ван. Члены Политбюро КПК и, само собой, миллиардеры, правда, только в юанях. Обещали поднять тираж «Свиноводства» до миллиона. И нахрена им? Вот с этим-то я и должен разобраться.

Где-то здесь тусит моя корректорша, отоваренная кастрюлей по башке. Не столкнуться бы… Начнутся вопросы.

Официант с пятачком на носу и хвостиком сзади разносит маски хрюшек из упругого латекса. Вот и надену. Не страшна Зверкова. Только как меня опознают Ван Хо и Ху Ван? Проблемка…

Батюшки светы! А как здесь оказался Владислав Мутный, муж Зверковой? Сидит в углу с каким-то плотным и лысым господином. Владик постарел. Сучьи годы берут за глотку. В девяностые он был знаменитость, орёл. Сейчас ни то, ни сё. Типа, мавзолейного тухлого дедушки.

А вот и мои китаезы. На один миг снимаю маску.

— Здравствуйте, господин Ван Хо. Добрый вечер, товарищ Ху Ван.

О чем говорили дальше, под масками чушек, позвольте от вас утаить.

Тут в зал вошла Лена Зверкова с какой-то тощей девицей. Хорошо я уже снова в маске!

— Лазарь Борисович, мы договорились? — щурится Ван Хо.

— Надо подумать.

— Думай скорее! — Ху Ван ткнул меня под столом стальным дулом пистолета.

И тут я сорвал мерзкую личину. Если уж погибать, то со своим лицом, а не в свиномаске.

— Здравствуйте, Лазарь Борисович! — через зал ко мне рванула Лена Зверкова.

— Лена, привет! Я здесь! — издалека крикнул Владислав Мутный.

Лысый сосед его оскалился:

— Есть предложение — объединить столики.

— До скорой встречи! — китайскими болванчиками поклонились Ван Хо и Ху Ван, стремительно удалились.



6.

Я — Гарри Бутылко, человек с тройным гражданством, понятно, агент ЦРУ. Обстоятельства заставили меня прилететь в Амстердам. Журнал «Свиноводство» использовался нами для передачи конфиденциальных данных о передвижениях российских войск. Лена Зверкова вставляла ошибки-шифровки. Иногда текст выправлял сам Лазарь Борисович. Выход его на связь с китайскими разведчиками Ван Хо и Ху Ван многое объясняет.

— Привет, Лазарь Борисович! — ударил я главреда по плечу.

— Так вы знакомы? — воскликнул мой братец, Владислав Мутный.

— Никуда от русских не деться! — простонала Светуля.

— Вы меня застрелите? — опустил голову Лазарь Борисович.

— Не сейчас! — щелкнул я языком, хотя всадить пулю в этого продажного кабана мне бы хотелось.

— Мы прокололись? — будто весенняя роза вспыхнула Леночка.

Я достал толстенную гавану:

— Есть подозрения.

— Господа, о чем вы лепечите? — простонала Светка. — Мы приехали сюда искать мачистого поручика из «Солнечного удара».

— Что сказали китайцы? — схватил я Лазаря за глотку.

— Выразили недовольство операцией на Украине. Особенно их смущает Крым, — прохрипел главред.

За столом воцарилось гробовое молчание.

— Чего они хотели? — зло прошептал я.

— Попросили перенаправлять шифрограммы в Шанхай.

— Дал, сука, согласие?

— Взял тайм-аут.

Глаза Лазаря закатывались. Щеки посерели. На шее вздулись, что жгуты, лиловые вены.

И тут поднялся мой ненаглядный братец, отставной юморист, Владислав Мутный. Поднялся и приставил к моему виску дуло обреза «АКМ-47».

— Не обижайся, брателло. Лубянка давно взяла тебя на прицел.

— Муж, что за дела? — вскрикнула Лена Зверкова.

Владик оскалился:

— С тобой, сладкая половинка, мы поговорим в другом месте.

— Что значит другом? Опять будешь бить стальной пятилитровой кастрюлей?

— Полковники ГРУ не дерутся кастрюлями.

— Ты же юморист? — я, Гарри, сглотнул.

— Господа! — выскочил на сцену конферансье с жемчужной бабочкой. — Озорные куплеты. Из, только не смейтесь, Шанхая.

На подиум поднялись… Ван Ху и Ху Ван. Почему-то с русской гармошкой. Широко разевая рты, запели:

С добрым утром, тетя Хая!

Вам посылка из Шанхая.

А в посылке три китайца.

Три китайца красят яйца.

Я увернулся из-под дула полковника ГРУ, моего ловко законспирированного братца. Несколько раз выстрелил из беретты по китайцам и, разбив кулаком витражное окно, прямиком в мутный канал.

Что ж… С прикрытием журнала «Свиноводство», похоже, песенка спета.

Надо поискать какой-то другой.

Скажем, «Олени и лоси».

«Убить внутреннюю обезьяну» (изд. МГУ), 2018, «Наша Канада» (Торонто), 2016, «Kontinent» (Чикаго), 2015