ЛЕРИК
(Из цикла "Жил был художник один")
В последних шестидесятых или в первых семидесятых, точно уже и не помню, после длинной тренировки на воде протёр и занёс лодку, сижу в эллинге, перевожу дух. Обратил внимание на свежеразрисованную дощатую стенку кладовки для вёсел. Весьма недурной то ли букет, то ли натюрморт, здесь же и чей-то портрет. В общем, винегрет, но смотреть хочется.
- А это откуда?
- Лерик на каникулы приехал.
Позднее познакомился и с Лериком – байдарочником, студентом Мухинского высшего художественного училища, что ныне гордо зовётся Санкт-Петербургской Академией Художеств. Лерик был совсем не гордый, а очень даже простой.
При нечастых встречах, как бы между делом, я узнавал, что летом он работал в конкурсной бригаде (сегодня сказали бы в команде) оформляющей Артек, что-то вроде художественного стройотряда. Потом, уже с дипломом художника Лерик оформлял усадьбы колхозов и совхозов, дело не очень прельщающее настоящего художника, но хлебное и надёжное, как в то время и наша держава. И всё время рисовал, рисовал для себя.
То, что было для себя, не очень умиляло взыскательные и идейные художественные советы, и чем более зрелым и требовательным к себе становился художник, тем труднее ему становилось находить общий язык с законодателями мира искусства.
Человеку тонкой нервной организации, а у Лерика безусловно нервы не верёвки, обязательно требуется сохранять равновесие между мятежным летящим духом и грешной приземлённой «плотью». Точнее, необходимо снимать стресс от вечной неудовлетворённости духовной. Делают это люди по разному. Кто дружит со стаканом, кто колёса заглатывает или на иглу садится, кто на даче лопату в землю втыкает или, как Челентано, хватается за топор. Лерик бегает. Притом помногу и быстро.
В начале восьмидесятых, когда у меня в очередной раз появились проблемы со здоровьем, мы с Лериком стали регулярно встречаться на тренировках клуба любителей бега «Барс» - клуба спортивных инвалидов, как про себя я стал называть это объединение через несколько месяцев.
Отставные лыжники, гребцы, бегуны-марафонцы, вытесненные из большого спорта, немилосердно истязали себя по воскресеньям длительными групповыми забегами. Плюс ещё две-три индивидуальные тренировки на неделе. Думаю, не одна жена про себя тихонько говорила: «Может, лучше бы он пил… Лишь бы умеренно». Но в том-то и дело, что широкая натура меры не знает.
У меня после тридцатикилометрового забега начинали поскрипывать суставы. Да «Барсы» и бегали уж больно азартно: то и дело кто ни будь взвинчивал темп и остальным хочешь не хочешь приходилось поддерживать инициативу ретивого скакуна. Участвовать в показательных выездных гастролях – марафонских и сверхмарафонских пробегах «Барсов» я не собирался и поэтому, ограничив нагрузки, вышел из клуба неистовых любителей. Лерик же продолжал бегать. Ни в члены Союза художников, ни в его молодёжную секцию он так и не вступил.
Как-то, отправляясь на очередной сверхпробег в Финляндию, Лерик по совету какого-то практика положил в чемодан пару своих небольших картин – плод труда последнего месяца. Он был очень удивлён, что за две работы, которые в Союзе продавались со скрипом по тридцатнику штука, ему, не торгуясь, отвалили сумму в финских марках равную месячной зарплате квалифицированного рабочего.
В то время квалифицированный рабочий в Финляндии, как и наш новый русский сегодня, вполне мог позволить себе ежегодный двухнедельный отдых с семьёй на Канарах.
По причине смены места жительства не видел я Лерика лет десять. Но всё возвращается на круги своя. Идём мы с сыном по лесу, мокрый снег, туман, промозгло. Навстречу кто-то. Ещё не разглядев, узнаю по силуэту и характерной лёгкой пробежке. ЛЕРИК.
Всё так же бегает, всё так же рисует. Поистине, человек без возраста, вместе с мастерством, талантом и зрелостью сохранивший в себе что-то от детства. Я далёк от мира искусства, но немало повидав за последние годы «загадочного и непонятного» в нашей жизни, принял приглашение Лерика и забежал к нему как-то после работы.
То, что я увидел в скромной двухкомнатной квартире, поразило. Я был «импрешен» и манерой, и техникой, и философией художника, его бережным отношением к псковской старине, умением показать чудеса рук человеческих в сочетании с не менее чудесными творениями природы своей земли.
Лерик не бедствует. Понемногу выставляется. Понемногу продаёт свои работы. Знают его в Скандинавии, признают и покупают его работы в Голландии. Там безошибочно определяют и ценят неповторимую и незамечаемую нами РУССКОСТЬ.
Всё так же Лерик не член Союза художников, хотя это давно его, похоже, и не волнует. Знают ли его во Пскове? Может «кому следует» и знают. А псковичи, народ наш? Боюсь, народу, когда он решит проблему хлеба насущного, придётся вновь расти до понимания своих корней, своей культуры. Не той культуры, которую, «разжевав», впихивают ему насильно, и не той истеричной, попсовой, которую навяливают пополам с рекламой, а той ненавязчивой, которая сейчас иногда, и чаще всего, не кормит своих создателей и хранителей.
Не побоюсь отнести к последним и немного смешного, когда он бежит по городу, но такого серьёзного, когда глядишь на его работы, псковского Художника Лерика. – Валерия Васильевича Иванова.
Василий Овчинников
«Вечерний Псков» от 27 августа 1998 года.
Несколько экземпляров газеты со статьёй занёс Лерику.
Прочитали. У Нефертити, жена у Лерика красавица, даже глаз загорелся.
Что и требовалось. Лерик расчувствовался: "Володя! Картина с меня!"
Директор «Курсива» художник-карикатурист Володя Кузнецов, прочитав очерк в газете, даже взревновал. Говорит за такую пиар-рекламу картина Лерика должна висеть на стене в редакции.
«Эх ты, Лерик… Забыл о добром, 05.05.2001.», – запись, сделанная в сердцах на газете с очерком о Лерике.
Накануне Юбилея у Питерского свояка Юры. Что подарить? У него «всё есть». Решили посмотреть подходящую картину с псковским сюжетом. По развалам на рынке и на заборе напротив Пушкинского театра как-то не впечатляет. Стандартные поделки. В салоне Союза художников дорого.
Позвонил Лерику. Говорю, рублей за пятьсот, тогда это деньги были, моя зарплата за пол месяца. Лерик в ответ: «Володя, тюбик краски сейчас сто рублей стоит». Забыл Валера, как четыре года назад, прочитав очерк, говорил: «Володя, картина с меня». Не стал я напоминать, и без обид. Каждому – своё.
Снова он один, жена, претенциозная красавица Нефертити сбежала к упакованному полковнику МЧС. Да и понятно, жизнь с талантом, особенно не очень-то и признанным, не каждому по плечу. Да и бегать без меры – та же наркомания, сродни лудомании, не каждому нравится.
Обратился к Боре Киселёву, товарищу по школе. У Бори что-то вроде галерейки в его подвальной мастерской учебного центра "Псков". Боря снял с антресоли несколько небольших работ. Выбрал я вид Кремля со стороны Великой, это и на заборе на Пушкинской предлагают. Но у Бори как-то оригинально сделано. Пасмурный зимний день, всё в каком-то мягком тумане. Понравилось. Говорю, что дёшево, неудобно как-то брать у тебя.
Не жалко, в Питере, у хороших людей висеть будет, отвечает Боря.
«Лира» с Лериком. Рассказчик хороший, живо и увлекательно. Когда бегом, когда на велосипеде, в хорошей компании таких же как он, Лерик пересёк Россию с севера на юг и с востока на запад, участвовал и в международном заплыве в холодных водах Шпицбергена – есть о чём рассказать. Он, оказывается, ещё и стихи пишет, книжку рукописную оформил… Вот только один всё, и всё так же, бегает…
15.11.16. Во время очередного выезда в город забежал в библиотеку на Конной. В разговоре упомянул имя Лерика. От Близняшки Вики узнал, что его больше нет.
По осени, через несколько дней после смерти был найден в своей запертой квартире. Один...
Слева Пскова, справа Великая.
Совсем как на картине Лерика.
Фото из интернета.