В общем, где-то через час, может даже чуть-чуть побольше, я входил в детскую поликлинику, к которой был прикреплён. Очереди к хирургу не было, я постучал в дверь, на которой красовалась табличка "Хирург Швецов Сергей Иванович", затем заглянул туда и, увидев приглашающий жест рукой, вошёл в кабинет. Пожилой дядечка в очках и белом халате с любопытством наблюдал, как я пытался вытащить руку из кармана. По-видимому, у меня было написано такое страдание на лице, что он встал, подошёл ко мне и сам начал аккуратно отлеплять карман от промокшей тряпки. Наконец, ему это удалось и началась вторая стадия – постепенное разматывание тряпки. Этим уже медсестра занялась, тоже немолодая женщина, которая, когда я вошёл, за соседним столом сидела. Она наливала на тряпку какую-то жидкость с лёгким, приятным запахом, и, подождав немного, отматывала несколько оборотов. Затем опять поливала и отматывала. Это продолжалось достаточно долго. Я сидел на кушетке за ширмой, а доктор принимал больных детей, но, как только очередной пациент выходил из кабинета, он спешил ко мне. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, немало, но вот мой почти голый мизинчик с ногтём, болтающимся на содранной коже, предстал перед врачом. Он даже очки на лоб сдвинул и мою руку к своим глазам поднёс, наверное, чтобы получше всё рассмотреть:
- Как умудрился-то? – вопрос застал меня врасплох, я ведь тоже, как и хирург, правда, совсем без любопытства, а с жалостью, рассматривал свой мизинец.
Я вопросительно посмотрел на доктора. Он понял, что я не расслышал его вопрос и повторил, на этот раз погромче:
- Что произошло? Давай, рассказывай.
- А ничего не произошло, задел просто.
- Задел просто? Здорово придумал. Сам или подучил кто? Поподробней, пожалуйста. Где задел? Чем задел? А самое главное – зачем задел?
Я растерялся. Установку Петровича я помнил. Она во мне так глубоко и надежно сидела, что ничего другого я придумать был не в силах:
- Дома, дверью задел.
- А дом у тебя во Владивостоке, наверное, находится?
- Почему во Владивостоке? Вон он виднеется, - и я на окно показал, где действительно наш дом был виден.
- Ладно. К дому, который из этого окна виден, мы ещё вернемся, а пока давай, довершим начатое тобой. Кожу эту, вместе с ногтем сорванным, нам удалить придётся. Мясо нарастёт, а затем и ноготь должен вырасти, к счастью ногтевая пластинка частично сохранилась, так что пройдёт время и ноготь отрастёт. А вот то, что ты от дома, который из окна виден, сюда часа полтора добирался, значительно хуже. Тряпка к счастью чистой оказалась, но все равно, нагноения вряд ли удастся избежать, так что мы с тобой часто теперь видеться будем. Ну, а пока небольшой обезболивающий укольчик тебе сестра сделает, - он помолчал немного пока сестра подошла, шприц достала, из ампулы бесцветную жидкость в него набрала, иголку новую надела и мне укол сделала, а затем продолжил, - вот так, замечательно, - и опять замолчал, палец мой разглядывая, и вдруг такое сказал, что я чуть на пол от испуга не сел:
- Ты посиди ещё немного, подумай, что в милиции говорить будешь.
- Дяденька, - я чуть не расплакался, - не надо милиции. Я правда дома об дверь задел. А потом идти боялся, вдруг больно будет.
- Любопытно. Когда ноготь сорвал под корень, больно, значит, не было. А вот показаться врачу – боли испугался? Ладно. Давай я расскажу, как дело было, а ты хочешь, кивай, а хочешь, моргай. Ты в институте учишься, и судя по всему, первый, ну от силы, второй курс закончил, так?
Я, как заговоренный, кивнул головой.
- Молодец. Усвоил, что надо делать. Дальше. Куда-то ты устроился на лето работать, может на завод, а скорее всего на стройку какую-нибудь. Грузчиком, например, так?
Я опять кивнул головой.
- Ну, вот, и ладненько. Значит, давай рассуждать дальше. Предприятие это, не в нашем районе находится. Ты там травму получил, тебя в травмпункт послали, но не отвели, а ты с испугу домой помчался, ведь кроме этой поликлиники ты других не знаешь, так?
Я снова кивнул и голову опустил, покраснев. Лицо прямо загорелось, так мне стыдно стало.
- Хорошо. В местный медпункт тебя не отвели, поскольку ты или инструктаж по технике безопасности не прошёл, но это мало вероятно, его и задним числом оформить можно, а скорее всего ты там вообще не зачислен. Вернее так, все документы оформили, на случай вдруг проверка какая будет, а то, что ты сверх утвержденного штатного расписания там болтаешься, нарушение, конечно, но не так уж и серьезное. Ну, а как действие вашего договора закончится, все бумажки, тобой подписанные, в печку пойдут, на растопку. А вот, ежели ты в их медпункт попадешь, да у директора с его врачебным персоналом какие-нибудь тёрки происходят, пиши пропало. Все сразу же на поверхность всплывёт.
О помолчал немного, мой палец со всех сторон рассматривая, а затем неожиданно закончил:
- Ладно, это их боли и печали, забудем про них грешных, а у нас здесь вульгарная бытовая травма. Вот ей мы и будем теперь заниматься, с её последствиями бороться. А всё остальное не наше дело, нечего осиное гнездо ворошить. Итак, начнём.
Палец мой совсем затвердел, как будто я его в морозильнике держал. Медсестра, как только тряпку размотала, на стул в углу кабинета уселась, да там всё это время молча и находилась. А тут вскочила, в металлическом шкафчике со стеклянной дверкой покопалась, и быстренько доктору какой-то ножик подала. Он, взяв в одну руку ноготь, прикрепленный к коже, которая в воздухе болталась и хоть и содрана была, но окончательной связи с моим пальцем еще не потеряла, а была с ним соединена не широкой полоской, другой рукой по её краю резанул. От боли я вверх куда-то взвился и чуть не заорал во всё горло, но сдержался, а вот слезы сами по себе по щекам потекли.
- Вот те на, - произнёс хирург, - поздравляю тебя парень. Никогда из тебя алкоголик или наркоман не получится, как бы ты не старался. Заморозка на тебя не действует, значит и алкоголь с наркотой тоже тебя не возьмут. Нечасто, но это в моей практике встречалось. Ты – последний экспонат в моей коллекции исключений, - задумчиво произнес он, - ладно, терпи, ещё раз резануть придется. Тут, совсем немного осталось. Знал бы, что так случится, резанул бы одним махом, да вот осечку дал. Терпи казак.
И он дорезал до конца. В глазах у меня потемнело, слезы лились градом, но я, стиснув зубы и зажмурив глаза, молчал.
- Молодец, парень, уважаю, - сказал доктор, а медсестра в это время какой-то мазью вонючей мне весь палец извазюкала, и забинтовывать его принялась.
Закончила медсестра палец бинтовать, доктор опять очки на лоб сдвинул, посмотрел, какой палец аккуратным да красивым стал, под бинтом же не видно, что он ободранный весь, и сказал:
- Сиди и помогай Вере Петровне историю болезни твою заполнять, а я пока никого нет, книжку почитаю, - и опять очки на нос опустил.
Вера Петровна, так медсестру, оказывается, звали, меня прямо допрашивать стала. Как фамилия, имя, да как моего папу зовут, в общем, всё-всё выспросила, да в книжечку такую, на которой напечатано было "История болезни", всё это записала. Ну, а потом, ни о чём меня больше не спрашивая, сама в ней начала что-то писать. Много исписала, целых полстраницы, если не больше, да доктору на его стол положила. Тот свою книжку в сторону отложил, эту историю болезни взял, и читать начал. Прочитал, ничего не сказал, а так, молча, свою подпись поставил и всё. На меня посмотрел и сказал:
- Так, Иван ибн Саша, домой шлепай, да не забудь завтра утром, не позже чем к восьми на перевязку прийти, ну, а, если сильно заболит, то анальгинчику или ещё чего-нибудь обезболивающего, что мама дома держит, прими, но никуда больше не обращайся. Ясно?
Я головой кивнул, спасибо сказал, да домой отправился. Мама руками всплеснула, прямо как в кино, но ничего спрашивать не стала, а голову мою потрогала, не горячая. А с чего ей горячей быть, я же не ей о дверь стукнулся, а пальцем задел? Интересно, почему все женщины так руками машут, когда забинтованную руку видят? Есть я не хотел, и, как меня мама не уговаривала, чего-нибудь поесть, я отказался, а пошёл в свою комнату, да спать лёг. Я вообще днём редко спать хочу, а тут почему-то так захотел, что невтерпеж, стало. Переволновался, наверное. Лёг на постель и заснул сразу.
Проснулся я, когда за окном совсем темно было. Палец дергался сам по себе, но больно не было, скорее, щекотно. В общем, непривычное состояние. Я в коридор заглянул, смотрю, на кухне свет горит. Значит, родители там сидят, чай пьют или просто так разговаривают. Очень мне не хотелось с папой встречаться, нет, не потому, что я с ним конфликтовал или ещё что, наоборот всегда очень даже любил с ним поговорить, но вот сегодня никакого желания отвечать на его вопросы не было. Но делать нечего, в туалет хочется, а туда, чтобы из кухни не заметили, никакой возможности попасть не было. Пришлось идти. Руку с больным пальцем за спину спрятал, и пошёл, в пол глядя. Даже какая-то надежда, ну может не надежда, а так мыслишка промелькнула, что, если я на них глядеть не буду, они на меня тоже внимания не обратят. Буквально на цыпочках шёл, бесшумно совсем, как разведчики на войне ходят или охотники-следопыты по следам тигра или медведя. В туалет проскочил, они меня не окликнули, подумал даже, вдруг обойдётся, но не тут-то было. Я только оттуда вышел и дверь туалетную закрывать стал, тихонько так, чтобы не скрипнула, как слышу:
- Чего прячешься, герой? Иди сюда, чайку с нами попьёшь.
- Привет, пап, - пришлось ответить, - спасибо, но я лучше пойду к себе, спать что-то хочется.
- Ну, иди, - неожиданно согласился отец, а мама только вздохнула. Да громко так, что даже я услышал.
Лег я на постель и думаю, почему он меня ни о чём не спросил? В чём там дело? Интересно, что ему мама наговорила? А вдруг доктор позвонил, ведь не зря у меня спрашивали, как отца моего зовут. Точно позвонили, уверился я, но затем подумал - ладно, имя, отчество отца я им, там, в поликлинике сказал. Но ведь номер нашего телефона они не знают, я им не говорил, а они и не спрашивали. Конечно, номер можно и в справочной узнать, только зачем это врачу или медсестре. Хотели бы позвонить, сами спросили бы. А то в справочную звонить, по адресу номер телефона узнавать. Глупость, какая в голову лезет. Никто моим родителям не звонил, и звонить не мог. Надо снова заснуть и все это из головы выбросить.
Сна ни в одном глазу, а вот в голове всяких мыслей полным-полно. И первая, которая меня больше всего беспокоит – что это мой палец так дергается? Как я его не пытался успокоить, не слушается он меня, дергается и всё тут. Попробуйте, засните в десять вечера, после того как почти целый день этим занимались, сами поймёте, сможете или нет. Мне кажется, что никак это у вас не получится, также, как и у меня не получалось. А тут ещё этот палец.
В общем, прокрутился я на кровати часа полтора, на часы, которые на противоположной стене висят, каждые пять минут смотрел. Всю спину отлежал, слышу, родители к себе в комнату тихонько, чтобы меня, наверное, не разбудить, прошли и дверь осторожно прикрыли. Только она все равно скрипнула слегка. Днем этот скрип и не услышался бы, а ночью, когда вокруг тишина, до моих ушей донёсся. Я ещё полежал немного, чтобы наверняка они заснули, да на кухню прокрался. Свет включил и на стул уселся. Накануне вечером я там книжку оставил, которую дочитать не успел, вот её в руки и взял. Только открыл на нужной странице, мама пришла. Лицо уставшее, печальное:
- Может, поешь, чего-нибудь.
- Да вроде не хочу, - начал я говорить, и тут вдруг почувствовал, что очень даже хочется есть. Просто сил нет, как хочется.
Мама рядом стоит, на меня смотрит, ждёт, наверное, когда я одумаюсь и попрошу, чтобы она меня накормила. Я рукой и махнул:
- Ладно, давай, что попроще. Только ничего специально не готовь. Достань из холодильника, что там есть, да подогрей. Вот и все.
Через несколько минут я уже с удовольствием ел макароны с котлетами, по своей привычке, запивая всё холодным молоком. Мама сидела рядом, подперев, как она это обычно делает, голову правой рукой. Мне стало, так спокойно и уютно, что я взял да рассказал ей всё, всё, без утайки.
Она меня выслушала, ничего не сказала, а, поднялась, и к себе в комнату пошла. Только перед самым входом, она обернулась:
- Очень сильно разболится, разбуди, чем-нибудь помочь попытаюсь.
Я головой кивнул, да за книжку принялся. Читаю и чувствую, как палец всё сильней дёргаться начинает. Прошло ещё минут двадцать, боль тянущая такая появилась, я вначале её пытался терпеть, но она всё усиливалась и усиливалась. Пришлось к аптечке обратиться. Доктор мне посоветовал анальгин принять, вот я его поисками и занялся. Нашёл, выпил, а боль не утихает, а наоборот усиливается. Я ещё одну таблетку выпил, да дошёл в книжке до интересного места, зачитался и про боль как-то даже забыл.
Книгу дочитал, там немного и оставалось, на часы посмотрел – два часа ночи. Палец слегка ноет, но той боли, которая пару часов назад меня мучила, не было. "Наверное, анальгин помог, вот одной таблетки мало оказалось, а две в самый раз". Подумал я так и успокоился, решил, что, если снова заболит я опять пару таблеток анальгина приму и всё в порядке будет. Обрадовался даже, что такую грамотную дозу лекарства нашел. Решил, что сидеть на кухне просто так, глупо. Книги все в комнате родителей, читать нечего, придётся спать идти, хотя спать совсем ещё не хочется. Лёг, устроился поудобней и неожиданно для себя быстро заснул.
Утром проснулся на удивление поздно. Папа даже успел собраться и на работу уйти. Я на кухню вышел, гляжу, а на часах уже почти восемь. Я за голову схватился, мне же на перевязку нужно. Маме только два слова и успел сказать, да бегом на встречу с врачом. Прибежал, а там очередь собралась, пять человек сидит, а ещё не меньше стоит, к стенке прислонившись, стульев на всех не хватило, а так стоять легче. Ну, думаю, мне здесь торчать часа два придется, а я ведь ничего дома съесть не успел. Зачем спешил, интересно? Знал бы, что так получится, ни за что бы ни спешил. Доктор до двенадцати принимает, вот к полдвенадцатого и идти надо было.
Тут дверь кабинета приоткрылась, и медсестра выглянула. Меня увидела, рукой махнула:
- Давай скорее на перевязку, а то больные стоят, ждут, когда мы с вами со всеми закончим.
Тут я понял, почему доктор меня предупредил, чтобы я не позже восьми пришёл – он с восьми уже больных начинает принимать, а работу они с тех, кто сюда на перевязку вынужден ходить, начинают.
Захожу, доктор сидит, в сторону двери смотрит. Меня увидел, заулыбался:
- Ну, что герой, больше дверью руку не задевал? Ну, а если без шуток, - он улыбаться перестал и сам серьезным сразу стал, - как рука? Ночью сильно беспокоила?
Я ему и рассказал, как все было. Он послушал, послушал и говорит:
- Ты к анальгину, пожалуйста, серьезней относись. Вторую таблетку не спеши в себя запихивать. Он действовать начинает не ранее, чем через полчаса после приёма, поэтому прими и жди, когда он помогать тебе начнёт. А в остальном хорошо. Тряпка, которую мы вчера так долго отколупывали, наверное, чистой была.
Пока он мне все это объяснял, медсестра палец мой от бинта освобождала. Разматывала потихоньку, а вот когда бинт уже сняла и осталась лишь небольшая салфеточка, в которую кончик моего пальца был упакован, она её сняла достаточно быстро, почти рывком. Ничего, соскочила салфетка, не пристала ни капельки. Боль небольшая проскочила, но исчезла очень быстро. Доктор посмотрел, что-то, непонятное мне, сестре сказал, и опять на палец мой уставился.
- Так, хорошо, вроде всё чисто. Ну, будем молиться, чтобы и завтра мы такую же картину увидели. Ты молитву-то хоть одну знаешь? – поднял он голову и на меня прямо в упор уставился.
Я растерялся и не знал, что ему ответить. Он усмехнулся:
- Понял, всё понял. Значит, зря вопрос задал. А вот Отелло Дездемону свою не зря спрашивал. Хоть и говорят, что перед смертью не намолишься, но, наверное, помолившись, морально легче старуху с косой встретить. Так что настоятельно советую, к тому времени, когда помирать соберешься, хоть одну молитву, но выучи. А пока иди домой, завтракай, а то у тебя взгляд голодный какой-то. Видать не успел перекусить. Да завтра приди чуток пораньше, чем сегодня. Завтра другой доктор будет, так что мы с тобой теперь только в пятницу встретимся.
Сестра палец бинтовать закончила, и я домой пошёл.
Поел, телевизор немного посмотрел, за книжку принялся. А у самого в голове одни только мысли о том, что делается там, на заводе, где мои друзья вкалывают. Очень мне захотелось съездить туда и помочь им, если я, конечно, на это со своим покалеченным пальцем способен. Нет, сегодня я, разумеется, к этому не готов. Пусть палец немного заживет, но вот завтра, в крайнем случае, послезавтра, я туда обязательно поеду и постараюсь работать наравне со всеми.
Эти мысли меня успокоили, и я начал читать недавно приобретенную книгу Аркадия и Бориса Стругацких "Страна Багровых туч". Авторы были мне совершенно незнакомыми, но, несмотря ни на это, ни на то, что это была их первая повесть, она понравилась мне настолько, что я забыл про все на свете и не отрывался, пока не дочитал её до конца.
- Вот это фантастика, так фантастика, - рассказывал я за вечерним чаем родителям, - они всех Жюль Вернов переплюнут. Прекрасные писатели. Теперь будем ждать их новые книги. Эта до сих пор в продаже лежит, а вот за следующими придется побегать.
- Рука как, - спросил меня папа, когда я уже собрался идти к себе в комнату, - не беспокоит?
- Да всё в порядке, я уж и забыл почти, - проговорил я в приоткрытую дверь, после чего плотно её прикрыл.
Продолжение следует...