Глава 3. Народный директор.
Удивительна сила воздействия феноменальных личностей на людей, которым посчастливилось быть рядом с ними. Один из них - Виктор Федорович Новокшенов, тридцать лет стоявший у руководства Ангарского электролизно-химического комбината. Строительство, пуск, становление атомного гиганта - это все он, Новокшенов. Его миссия – в том приращении ядерного потенциала СССР, который обеспечил стране паритет с Вооруженными силами США.
Родился легендарный директор в Вятке, в семье медиков. В его биографии - переезд семьей в Свердловск, энергетический техникум, работа в системе «Уралэнерго». Воспитание было дано правильное, если мама, учительница, награждена орденом Ленина. Сын тоже не подкачал. Ему давалось все. Вятский богатырь стал мастером спорта по тяжелой атлетике. С отличием окончил энергофак УПИ. Прибыв по призыву партии и правительства в атомную отрасль на рабочую должность аппаратчика уральского завода-813, он уже через девять месяцев (!) стал начальником основного цеха. Феномен. С должности начальника цеха уральского комбината феномена направили директором строящегося ангарского предприятия мирового значения. Тайга, персонал с десяток человек и задание за три года пустить в эксплуатацию атомный гигант на Ангаре. Кому такое по силам?
Виктор Федорович был порождением командно-административной системы, в которой режимом секретности был ограничен партийный, советский и прокурорский контроль, но это не мешало ему держать опору на коллектив, на специалистов, которых он называл коллегами. История комбината – это непрерывный путь реконструкции и модернизации оборудования, позволивший вдвое увеличить производственную мощность без расширения площадей, а ресурсные сроки эксплуатации в три-четыре раза. Директор принимал личное участие в технических разработках; он лауреат Сталинской, Государственной премий и премии Совета министров СССР, автор многих изобретений. На собраниях по выполнению Коллективного договора не раз докладывал, что комбинат сэкономил народному хозяйству электростанцию средней мощности.
Он был широко известен не только как блестящий организатор и крупнейший хозяйственный руководитель, но и как большой оригинал. Занятные истории с его участием одна за другой передавались из уст в уста среди работников комбината. Вот одна из них. Начальники двух крупных подразделений затеяли раздрай на почве столкновения производственных интересов, решив «пробить вопрос» с помощью генерального директора. С каждой противоборствующей стороны к нему посыпались депеши по наболевшей проблеме. Наконец, Виктор Федорович вызвал обоих и провел с ними краткий и назидательный разговор:
- Почитал ваши письма, из которых напрашивается интересный вывод. Если бы передо мной сидели два умных руководителя, то они давно бы решили этот вопрос. Если один из вас был бы умный, а другой дурак, то умный решил бы вопрос в свою пользу. Но я вижу, что передо мной сидят два …
На этой фразе, смысл которой был более чем понятен, оба претендента на звание дурака вскочили со своих мест:
- Виктор Федорович! Мы все поняли! Разрешите нам самим управиться с этим делом!
***
Крупная авария в здании № 3Б напомнила комбинату, что с ураном шутки плохи. Меня не вызвали на ее устранение посреди ночи, и в описании чрезвычайного события ссылаюсь на воспоминания Владимира Григорьевича Молодина, тогдашнего начальника смены, живо стоящего в моей памяти. Его биография напоминает многие другие. Раскулаченная семья, учеба в УПИ, работа в Свердловске 44, оттуда переезд в 1958 году в Ангарск. На этот раз в помещении КИУ рванул уже не малый осадитель объемом 24 литра при комнатной температуре, а баллон один метр кубический, установленный для питания цепочки и разогретый в индукторе. Подвела автоматика, перекрывшая трассу подачи газа из баллона в коллектор питания. Огромное здание мгновенно заволокло урановым облаком. «В цехе кромешный ад, – вспоминает Владимир Григорьевич в книге «АЭХК: 60 лет», - Все мечутся. Вентиляцию закрыли, чтобы не было загрязнения на улицу. Но внутри цеха – ужас!»
К входу в здание прибежал Новокшенов: «Что вы стоите? Срочно мне противогаз!» Принесли, но на такую крупную голову размер было не подобрать, к тому же противогаз был простейший, с угольным фильтром, а на химзаводе они были изоляционные, с подачей воздуха из баллончика. Натянув кое-как резину на голову, он кинулся в здание, но быстро вернулся, забросил средство индивидуальной защиты, схватил марлю, облил ее водой, обмотал рот и кинулся в радиоактивное пекло на отыскание места выброса. В эти решающие минуты ему важнее важного был опыт аппаратчика, приобретенный в диффузионном цехе на Урале. Туда, в белый туман, рвался не директор, а рабочий, обращавшийся с оборудованием на «ты». Нашел! Выскочил обратно, намочил водой с кого-то снятый халат, скомандовал: «Начальник смены и механик, за мной!» и снова туда, в урановое облако, обматывать дыру и заблокировать основную массу перегретого урана. Таков был директор.
После аварии Новокшенов проходил медицинское обследование, установившее получение семнадцати радиоактивных доз и снижение близорукости на две диоптрии. По воспоминаниям Нины Петровны Новокшеновой, директорской супруги (книга «Мы жили в неизвестных городах»), при возвращении домой Виктор Федорович выпил литр молока, и пошел в ванну, как-то странно опираясь о стены. Молоко для нейтрализации желудка. Одежда была сожжена. Зрение со временем восстановилось.
Двое суток отмывали цех. Цехом Владимир Григорьевич называл подразделение КИУ. На некоторых родственных предприятиях он и числился самостоятельным цехом. Об ангарском ЧП докладывали председателю правительства А.Н. Косыгину, на разборку приезжал заместитель министра А.И. Чурин и начальник Главка А.Д. Зверев с комиссией из Свердловска. Меня вызывали в комиссию для беседы и измерили на одежде уровень радиации. На следующий день Б.С. Пужаев, директор завода, сообщил мне о завышенной норме замеров, что в той обстановке послужило определенным оправдывающим фактором; начальник не прятался за подчиненными. Халат и чепчик были мне защитой. Одежду я не сжег, все одно другая через неделю даст те же показания. Не напасешься.
Борис Сергеевич тоже отреагировал на аварию, направив в КИУ с проверкой соблюдения технологического режима С.М. Кошелева, сменного начальника производства завода, позже ставшего техническим директором комбината. Сергей Михайлович обошел установки и щит управления, перекинулся фразами с персоналом, на том завершив обследование. Ему, настоящему профессионалу, все было видно с первого взгляда. Вспоминается контрастом инспектор отдела ТБ комбината Ганьшин, вносивший в Акты обследования до двухсот замечаний и дефектов, вплоть до любой мелочевки. Виктор Федорович иной раз пугал провинившихся начальников подразделений угрозой прислать с проверкой въедливого контролера, приводя их в паническое состояние.
На заводском совещании по разбору аварии Новокшенов заявил:
- Еще одна такая авария, и начальник КИУ прекратит существование.
О грозном заявлении директора мне передавали со всех сторон, но оно оставило меня невозмутимым.
- Пусть сам покомандует этим хозяйством с недельку, тогда поймет, что к чему, - беззаботно отвечал я, но задумывался, не придется ли возвращаться в родной уральский городок, где тоже действует атомный комбинат, ничем не хуже. Защитил меня, конечно, Дрождин.
***
Настоящий подвиг совершил Новокшенов, принимая самостоятельное решение о частичном демонтаже действующих газодиффузионных машин с целью их замены на новое оборудование. Не проведены испытания на сейсмоустойчивость центрифуг, не было проекта на их монтаж, а он силами комбината за восемь месяцев 1983 года провел демонтаж оборудования с первой по семнадцатую ось первого корпуса, положив в карман первый вывернутый болт. Дерзость неслыханная! Без разрешения министерства решиться на подобное мог только безумец или бесконечно храбрый человек. Он и не обращался за разрешением, зная, что его не получит. Об этой черте характера говорил академик И.К. Кикоин: «Виктор Федорович отличался от многих других директоров храбростью…». Не знал Б.Н. Щербина, секретарь Иркутского обкома, с кем имеет дело, когда в грубой форме сделал замечание ангарскому директору на непозволительность появления в партийном учреждении в зауженных брюках. Партийный босс тут же получил ответную оплеуху: «Не думал, что широта марксистского мировоззрения измеряется шириной брюк».
Полвека назад Москва принимала за аксиому невозможность освоения центрифужного производства в сейсмически опасной зоне байкальских тектонических разломов, и головному предприятию отрасли по газовой диффузии ставилась задача надежной работы оборудования до 2000 года. Она и была решена: отлаженное оборудование работало лучше и устойчивее, чем новое. Новокшенов мог почивать на лаврах, но он лучше других понимал, что отказ от перспективной технологии обогащения урана уже в обозримом будущем будет равнозначен полному закрытию Ангарского комбината.
Разве мог директор допустить бесславную кончину своего ангарского детища, которому он посвятил всю свою жизнь? Разве для того он создавал большой боеспособный коллектив? И Виктор Федорович, с его изношенным сердцем и больными ногами, как в последний бой, пошел на прорыв, понимая, что кроме него, Новокшенова, никто не в состоянии разбить московский запрет. Но где оно, то звено, которое надо разорвать, чтобы вырваться из окружения? Вариант единственный из всех: если технической преградой внедрения новой техники стала сейсмичность Прибайкалья, то надо произвести такие эксперименты, которые бы доказали, что советские центрифуги способны выдержать максимальный уровень местных землетрясений.
Но не ждать же разрушительного землетрясения, когда претендентов на новейшую атомную технологию в Советском Союзе более чем достаточно! Нужно его вызвать искусственно! Первая попытка произведена под боком комбината, на речке Еловка, где был организован взрыв, поднявший водяной столб высотой с семиэтажный дом, но вызванные сейсмические волны были слишком слабы, чтобы сделать какие-то выводы. Нужен был другой масштаб испытаний на сейсмоустойчивость. Новокшенов нашел авторитетного союзника в лице академика И.К. Кикоина, с которым были установлены добрые отношения еще на заре атомного века. Исаак Константинович взялся за научное руководство испытаниями строительных конструкций, предназначенных для расстановки вертушек, в пустынной местности Таджикистана, под Душанбе, организовав на экспериментальном полигоне «Ляур» искусственные подземные толчки силой в девять баллов.
От Ангарского комбината испытаниями занимался Геннадий Сергеевич Кондобаев, выпускник УПИ, заместитель главного инженера по науке. Габариты стенда были внушительными, в двадцать пять метров длиной и девять метров высотой. Для запуска серии подземных толчков пробурено двести скважин, в них заложено шестьдесят пять тонн взрывчатки. Огонь! – и расставленные по конструкции датчики зафиксировали ее устойчивость. А тут еще на помощь пришла природа или даже сам Бог: землетрясение, как заказанное, из Афганистана докатилось до Ляура, и вновь отличные результаты при семибальных показаниях сейсмографа! Благодаря успешным испытаниям, проведенным в искусственных и естественных условиях, Ангарский комбинат получил вторую жизнь. С 1982 года, еще под руководством В.Ф. Новокшенова, на АЭХК началось опытное освоение центрифужной технологии, а в 1987 году, уже без него, состоялся монтаж двух первых блоков промышленных центрифуг.
Пуск центрифужного производства в Ангарске состоялся в 1990 году, что позволило комбинату приступить к переработке скопившихся полувековых запасов отвала с доведением концентрации обедненного урана до природного значения; а это для комбината практически бесплатное сырье, обеспечившее ему самую низкую в отрасли себестоимость продукции. Первым начальником модуляторного цеха заслуженно стал Виктор Александрович Парамонов, опытный инженер-атомщик и сильный руководитель. Шахматист первого разряда, он защищал спортивную честь цеха-81, занимая место на первых досках команды. Нередко Виктор Парамонов, Шакир Кулимбетов, Леонард Тапхаров, Юрий Фомин, Юрий Афонин и автор сих воспоминаний, составляющие костяк цеховой команды, собирались тесной компанией погонять шахматные партии блиц.
С 1986 года в цехе В.А. Парамонова трудился молодой специалист А.В. Дудин, выпускник УПИ, назначенный в 2005 году начальником Модуляторного цеха, а сегодня возглавляющий АЭХК. В высоких начальственных кабинетах мы часто видим портреты руководителей страны, а над столом Александра Викторовича (Дудина) висит портрет Виктора Александровича (Парамонова). Нынешний директор в своем первом начальнике видел Учителя.
АЭХК на долгие годы вперед стал востребованным поставщиком гексафторида урана для производства тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ), применяемых в атомных электростанциях. Доход (выручка) комбината за 2016 год, с численностью персонала девятьсот человек, составил более пяти миллиардов рублей, чистая прибыль близка к двум миллиардам. Налоговые отчисления во все виды бюджетов превысили миллиард с четвертью миллионов рублей. За мой период работы на комбинате было складировано более трети накопленного отвального продукта, потому-то мне вручена награда АО «ТВЭЛ», являющегося дочерним предприятием концерна «Росатом». Не скрою, мне, ветерану атомной промышленности, было приятно получить Свидетельство от 12.09.2016 года и Памятный знак Росатома «20 лет АО ТВЭЛ».
Не сделай Новокшенов в те решающие годы отчаянно смелый шаг, и сегодня АЭХК представлял бы собой мрачный могильник из пустующих корпусов, таких же, какими оказались корпуса химического завода, в которых гуляют призраки вчерашних сотрудников да заунывные сквозняки. Не в пример обогатительному заводу, участь химического производства без новокшеновского пригляда оказалась никудышной. В бытность Виктора Федоровича заводу «С» ничто не угрожало, продукция выпускалась с превышением мировых стандартов, а когда возникла критическая ситуация, Новокшенова уже не было. Не стало и химзавода.
***
На комбинат прибыл космонавт Г.М. Гречко, известный не только космическими достижениями, но и склонностью к шуткам и розыгрышам. В январе 1978 года их жертвами стали космонавты Владимир Джанибеков и Олег Макаров, пристыковавшиеся к станции Салют-6. Макаров, выпускник знаменитого МВТУ, кандидат технических наук и сотрудник ОКБ самого С.П. Королева, уже имел за плечами два космических полета, один из которых оказался аварийным. Тогда Олег чудом остался в живых, испытав при аварийном спуске чудовищную двадцатикратную перегрузку с кратковременной остановкой сердца. Володя Джанибеков с пятилетнего возраста уверял родителей, что станет астронавтом, и добился своего. Оба имели высочайшую квалификацию, каких на мякине не проведешь, но попались на крючок, заброшенный Георгием Гречко, и крепко попались.
Георгий Михайлович, уже месяц несущий космическую вахту, пригласил новоселов к иллюминатору взглянуть на неопознанные летательные объекты, не дающие землянам покоя. Космонавты усмехнулись, а приблизившись, оцепенели от жуткого зрелища. Группа «тарелок» шла строгим строем по курсу космической станции, готовая отразить вторжение землян в их вековечное освоенное пространство. Что ждать от инопланетян, обладающих энергией невероятной силы?
- Будет ли атака? – крупные знаки вопроса выпирали из глаз присмиревших космонавтов, обращенных к старожилу станции.
- Атаки не будет, они нас уже не впервой изучают. Скоро исчезнут, они же на страшных скоростях, - успокоил Гречко взволнованных товарищей.
Через пять суток живые свидетели парада тарелок покинули станцию, поведав землянам о встрече с иноземными кораблями. Шокирующая информация Джанибекова и Макарова стала известна Главному конструктору Глушко, естественно, органам КГБ и даже ЦК. Газеты запестрели сенсационными заголовками. Заинтригованная общественность ждала возвращения Гречко.
Между тем, Георгий Михайлович готовился к встрече очередных посланцев планеты. Третьего марта к станции пристыковался корабль Союз-28, на борту которого находились советский и зарубежный космонавт. Станция стала международной. Объятия, приветствия, обмен впечатлениями. Но вот настала очередь передачи адресатам корреспонденции, отправленной с земли. Прибывший космонавт, гражданин страны народной демократии, звавшийся симпатичным именем Влад, вручал коллегам почту, письма и фотографии от родных. Он и не подозревал, что в его багаж любитель розыгрышей незаметно подложил пикантную «бомбочку»…
- Здесь периодическая печать, свежие газеты, номера журнала «Огонек»… - охотно давал пояснения космический курьер.
- А это что за журнал?
- Здесь лучшие модели чехословацких мотоциклов, - не задумываясь, ответил посыльный, глядя на глянцевый журнал, на обложке которого была изображена красотка вызывающей наружности, восседающая на двухколесной гоночной машине.
- Влад, покажи мне эти модели, сын уже давно просит купить мотоцикл.
- Да, конечно! Чешские мотоциклы – лучшие в Европе! – с восторгом отозвался о рекламируемой продукции выходец европейской цивилизации. Он начал было листать страницы журнала, вызвавшего интерес у советских товарищей, но тут настроение знатока техники для любителей быстрой езды быстро изменилось. Со страниц издания его изумленному взору предстали откровенные иллюстрации обнаженных девиц! От былого воодушевления представителя братского народа, включившегося в программу освоения космоса, не осталось и следа. Растерянность и недоумение сквозили во всем его облике.
- Полистай дальше, может быть, там модели появятся, - не терял надежды заказчик продукции европейского стандарта. Но дальше открывались картинки одна умопомрачительнее другой…
- Ты что нам привез? – в голосе Георгия Михайловича зазвучали официальные нотки.
- Не знаю, - подавленно промолвил незадачливый курьер.
- А кто знает? Ты понимаешь, что на международной космической станции совершена идеологическая диверсия? Нет, Влад, мы от тебя такого не ждали. Ты находишься на территории Советского Союза, и здесь подрыв моральных устоев карается судом. Юрий, что будем делать? – обратился Георгий к командиру корабля.
- Сообщим в Управление полетами, там органы разберутся, что к чему.
- Постойте, я не брал этот журнал! Я вижу его в первый раз!– взмолился побледневший Влад. Упоминание об «органах», о которых он наслышался столько кошмаров, повергло беднягу в полное уныние…
- Да ладно, бог с ним, с этим журналом… Мы тебя знаем, Влад, и в обиду не дадим, - заверил командир опечаленного космического сподвижника. – Ты парень надежный, коммунист… Георгий, где там у нас коньячок? Организуй помаленьку за дружбу народов. Кстати, где этот журнал с мотоциклами?
Когда Георгий Михайлович после длительного полета вернулся на землю, то не ожидал, что его со всех сторон засыплют вопросами о таинственных НЛО. Пришлось признаться, что «тарелки» запускал не кто иной, как он сам, космонавт Гречко. Как!? Очень просто. Надо было всего-то постучать по стенке станции изнутри, чтобы с наружной стенки отскочили прилипшие мелкие частицы и поплыли перед иллюминатором, создавая вполне правдоподобное впечатление светящихся летающих объектов. Но общественность нуждалась в сенсациях, и космонавту, признавшемуся в шутке, уже не верили, тем более что американцы тоже видели подобные явления. Бесконечные истории о НЛО заполонили мировую печать.
***
Космонавта Г.М. Гречко Виктор Федорович сам водил по корпусам диффузионного завода. Космонавт-инженер не мог поверить тому, что видел собственными глазами:
- Виктор Федорович, смею Вас заверить, что я разбираюсь в технике, но не могу согласиться с тем, что ваши двухметровые компрессора, огромные махины, работают без остановки на протяжении пяти лет. Это технически невозможно.
Так заявил космонавт, окончивший с отличием Ленинградский военно-механический институт, трудившийся в КБ Королева и НПО «Энергия», автор двадцати восьми научных статей и доктор физико-математических наук. Может быть, и над ним надумали пошутковать? Но с Гречко номер не пройдет! Директор велел доставить журнал эксплуатации любого из блоков диффузионных машин, в котором по датам были расписаны все действия по пуску, контролю и подаче смазки действующих компрессоров. Георгий Михайлович ознакомился с документацией, но с сомнениями так и не расстался. На встрече с В.Д. Суминым, первым секретарем Ангарского горкома партии, он признался, что оказался под неотразимым воздействием могучей новокшеновской натуры. На вопрос Василия Дмитриевича, почему космонавт на фотографирование вышел без главной награды на груди, он ответил: «Сдернул я свою звезду Героя. У Виктора Федоровича таких звездочек наверняка полно, а я трясу перед ним одной штучкой».
Но со звездочками у Новокшенова, отмеченного двенадцатью государственными наградами, складывались нелады. В становлении и развитии огромного хозяйства ошибки и просчеты были неизбежны. На начальном этапе – крупная авария на ТЭЦ-10, унесшая жизни семи человек, затем – серьезные сбои в эксплуатации диффузионного завода 1963-64 годов; авария с выбросом газа из кубового баллона в здании № 3Б тоже не способствовала укреплению директорской репутации. Ко всему прочему, ангарский директор всегда шел впереди времени, не вписываясь в систему и привычные представления начальства, был для министерства неудобным местным князьком, от которого только и жди сюрпризов. Более охотно ему лепили выговора.
К политической трескотне Виктор Федорович относился равнодушно. Не боялся выражать «крамольные» мысли. На партийно-хозяйственном активе, где обсуждался вопрос разделения Ангарска на два района, его колкие замечания разносились на весь президиум: «Лучше бы двести шоферов приняли на работу, чем двести новых управленцев». А ведь они носили принципиальный характер. Новокшенов, являясь хозяйственником, противился расширению партийной надстройки с установлением еще одного контролирующего органа над городом и комбинатом, уже третьего по счету: обком, горком и городской райком. А был еще партком комбината. Не много ли? Признаться, меня коробили те филиппики, но их правота подтвердилась, когда через восемь лет город опять объединился.
Натура Виктора Федоровича была многогранной, он обладал огромным объемом знаний по самым разным направлениям человеческой деятельности. На его доклады в заводской Дом культуры «Современник» люди шли с удовольствием, зная, с каким остроумием и юмором он обыгрывает отдельные моменты речи. Бывало так, что он брал на трибуну газету с материалами очередного партийного постановления, на полях которой делал пометки, и живой, зажигательный доклад начинался.
ДК «Современник», когда-то по ошибке строителей построенный «задом наперед», т.е. парадным входом в сторону леса, был перепроектирован и быстро стал популярным центром культуры. Прославленные творческие коллективы, корифеи науки, искусства, звезды эстрады и спорта в разные годы блистали на этой сцене. Здесь звучал великолепный бас Бориса Штоколова, испускала неотразимые чары Алиса Фрейндлих, вел задушевные беседы Олег Ефремов. Перечислять их – дело долгое и хлопотливое, кто-нибудь обязательно будет упущен. Спросите лучше, читал ли на сцене «Современника» стихи Роберт Рождественский? Ответ предсказуем – читал. Валерий Брумель, чьи космические прыжки воспринимались на уровне подвига Ю. Гагарина, прямо из курганской лечебницы Елизарова взял курс на Ангарск, чтобы отчитаться перед Виктором Федоровичем об успешном срастании поломанной ноги.
***
Они встретились в Литературном институте, яркие представители восходящей плеяды советских поэтов-шестидесятников, и не могли не увидеть друг в друге фигуру, отмеченную особым дарованием. Каждый из них в избранной личности полюбил талант. Молодые люди, а это были Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина, в 1957 году скрепили свои отношения брачным союзом и поначалу были необыкновенно счастливы. Так бы всю жизнь, но вот беда – счастье бывает изменчиво. Приглядевшись ближе, молодожены увидели, что они не стали исключением из тех молодоженов, которые «не сошлись характером». Об уходе из замужества Белла отозвалась известными по рязановскому фильму «Ирония судьбы» строками:
А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
К высокой степени безумства…
В начале семидесятых Ахмадулина находилась на гастролях по Прибайкалью, где В.Ф. Новокшенов не упустил возможности зазвать очередную залетную знаменитость в Дом культуры «Современник». Публика была наслышана, что Белла, красавица с раскосыми глазами, одна такая из всех, которая обладает неповторимой манерой чтения с гордо приподнятой головкой и выгнутой лебединой шеей. Голос нежно напряжен, в речитативе – проникновенная плавность, замедленность произношения. Ахмадулина – это смелая фантазия, некая велеричавость лексики с неожиданными и не затертыми рифмами. Ее стиль сравнивали с импрессионизмом, характерным направлением живописи, с той кажущейся небрежностью и мятежностью, что завораживает людей.
Она явилась зрителям, стройная, элегантная, освещенная яркими юпитерами. Благожелательно осмотрелась, и вот уже приподнята головка к единению с благословенными небесными силами, и раздался чарующий голос: «Идут белые снеги…», затем – глубокомысленное молчание… Зал понимающе затих, ожидая продолжения игры мастера эстрадной сцены. И вновь вскинута головка: «Идут белые снеги…», и - новая пауза, а в зале пронзительная тишина в ожидании чего-то необыкновенного. Очаровательная головка вскидывалась трижды, посылая залу первую строку евтушенковского стиха, каждый раз без продолжения, пока чтица, невнятно извинившись, не покинула сцену. Ведущий концерта что-то сказал о внезапном недомогании поэтической звезды и объявил следующий номер. Чудодействие закончилось, не начавшись, а в нем Ахмадулина пыталась донести до ангарчан недавно вышедшие из-под пера ее первого мужа философские рассуждения о бренности человеческой жизни:
Идут белые снеги,
Как по нитке скользя,
Жить и жить бы на свете,
Да, наверно, нельзя…
На этой тонкой нити и поскользнулась поэтесса. Вскоре на случившийся казус по комбинату разошлась шутливая пародия местного юмориста, Игоря Витушкина, получившего направление в Ангарск в Старомонетном переулке. В нем автор оттолкнулся от стихотворения Беллы «Страшнее дружбы в мире нет любви», посвященного Евгению Евтушенко. Упомянутый здесь Микаэл (Таривердиев) входил в состав гастрольной творческой группы. Директорское присутствие в дружеском застолье скромно опущено. Опуская начальные четверостишия, приведу последние два, написанные от имени героини:
Чтоб чувствовать себя на сцене смело
И все подряд читать, включая ерунду,
«Налей сто грамм» - прошу я Микаэла,
А он налил мне двести, на беду.
Темно в глазах, я ничего не вижу,
Пойду на звук, ты только позови,
Поможешь мне и станешь еще ближе,
«Страшнее дружбы в мире нет любви».
Тем временем, Евгений Александрович обрел славу защитника гонимых Советской властью деятелей науки и искусства. Он заступался за Б. Пастернака и Б. Окуджаву, в 1968 году отправил телеграмму протеста Л. Брежневу на ввод советских войск в Чехословакию.
Поэт не остался в стороне от притеснений академика Сахарова, отца водородной бомбы, вставшего на путь инакомыслия и отстаивания прав и свобод, которыми и без правозащитников гордилась советская страна. Одно время, в разгаре семидесятых годов, Москва была завешена афишами к предстоящему выступлению Евгения Евтушенко перед любителями поэзии. Тогда-то поэту вздумалось позвонить Генеральному секретарю ЦК КПСС и высказать ему рекомендации по обращению с Сахаровым, выдающимся ученым, отстраненным от всех секретных разработок и трудоустроенным старшим научным сотрудником в том институтке, в котором он начинал грандиозную научную деятельность. Рекомендации поэта были приняты во внимание и учтены, что и было засвидетельствовано всеми рекламными площадками, с которых махом исчезли афиши, приглашающие москвичей и гостей столицы на желанную встречу с шестидесятником. Но нельзя сказать, что имя поэта было предано забвению, напротив, газеты запестрели статейками в адрес вольнодумца с подрывной идеологией. Вот и в стихотворении «Танки идут по Праге» им расписано подавление свободы не только на пражских улицах, но и в душах советских людей.
1977 год. Опальному поэту оставалось покинуть столицу и податься в очередную поездку по родной с детства Сибири, до самой Колымы. В Прибайкалье он отвел душу на сплаве по северной реке Вилюй, откуда попал в объятья Виктора Новокшенова, большого знатока и любителя культуры и искусства. Два неординарных человека, засекреченный директор и запрещенный поэт, прекрасно поладили и повязались крепкой дружбой, сроднившись душевно. «С Высоцким мы проводили концерты в ДК «Современник», когда они были запрещены в Москве», - вспоминал позднее Евтушенко. Надо ли пояснять, что выступление поэта, собиравшего стадионы, в Ангарске прошло более чем успешно.
ДК «Современник». Поэт захватил слушателей, внешне не прилагая к тому усилий. Захватил поэзией, близкой и понятной каждому, мощной энергетикой и мастерством исполнения. Отрывки из поэмы «Станция Зима» слушались с затаенным дыханием. Его голос то неудержимо рвался в космические выси, то затихал, приглашая слушателя вникнуть в сокровенные чувства и мысли поэта, и вновь накалялся до звенящей вибрации. Чтец – тот же актер. Когда он пропускает рифмованные строки через себя, через пылающую пламенем грудь, тогда извлекаемый из нее стих охватывает притихший в темноте многосотенный зал, настраивает сердца слушателей на поэтический ритм чтения. Таков Евтушенко. Если исполнительское мастерство Ахмадулиной схоже с импрессионизмом, то его творчество ближе к экстравагантности, вызывающей манере читки.
Впрочем, оба великие оригиналы. Двухчасовой спектакль, в котором поэт, в отличие от Беллы, ни разу не сбился с чтения, пролетел как миг. Были еще претензии к ДК «Современник» со стороны Иркутской филармонии, представляющей интересы Росконцерта, за организацию концерта без согласования с верхами и без отчисления в центральную кассу доходной части от продажи зрительских билетов. Но оказалось, что мудрец Новокшенов предусмотрительно распорядился билеты на Евтушенко не продавать, и концерт из кассового мероприятия превратился в творческую встречу любителей поэзии. Претензии отпали. Тогда вперед, на Колыму!
***
Начальные кадры известного фильма Сергея Герасимова «У озера» также снимались в заводском ДК. В них можно углядеть фигуру засекреченного директора, которого органы безопасности разрешили представить миру, но только со спины. Бывал в гостях у секретного директора другой сверхсекретный человек – знаменитый советский разведчик К. Филби, он же один из первых руководителей британской контрразведки. Только за военные годы выдающийся разведчик всех времен переправил в Москву без малого тысячу донесений, из них - о готовящейся вермахтом операции «Цитадель» на Курской дуге. Он прерывал все попытки объединения Германии и Британии в военный союз против СССР. В Москву тайно перебрался в 1963 году, когда после десяти лет слежки его разоблачение стало неизбежным. Из источника не для распространения можно сообщить, что встреча Филби-Новокшенов состоялась в 1971 году. Для чего бы она была нужна? Не только для посещения Байкала, но и для поднятия духа английского аристократа, испытывающего разочарование от тусклой стороны советской действительности. Затем он душевно воспрянул в брачном единении с русской красавицей Руфиной Пуховой. К Брежневу относился со скептицизмом, в радужных речах Горбачева видел негатив.
На сцене Дворца "Современник" Филби почему-то не появлялся, зато здесь творили свои мастера эстрады. Огромным успехом пользовались заводские команды КВН, певческий дуэт Нины Кожевниковой и Надежды Бахановой, самодеятельные коллективы многочисленных кружков и студий. Человек разносторонних знаний, Виктор Федорович разбирался в музыке, читал наизусть поэму «Братская ГЭС», любил театр, следил за творчеством выдающихся режиссеров Ю. Любимова и Г. Товстоногова. В свободный час он и сам брался за стихосложение, вот одно из них, способное заменить целую поэму о жизни в неизвестных городах:
Мы жили в неизвестных городах -
В Сибири, Подмосковье, на Урале.
Сюда нас завозили впопыхах.
Отсюда выезжать не разрешали.
До внешней зоны это был предел,
Куда ты изредка из цеха выбирался,
Здесь демократию вершил политотдел,
И он же централизмом занимался.
Не выбирали здесь мы горсовет,
Здесь наши письма вежливо читали,
Казалось, здесь Советской власти нет,
Но здесь-то мы её как раз и защищали.
Мы жили здесь на страшных скоростях,
В работе спаянные крепкой дружбой,
И первыми держали в емкостях
Могучее и грозное оружие.
Мы первыми узрели на блочках
Сиянье неба, неба голубого,
И проверяли на своих боках
Значение эффекта Черенкова.
Когда откроют эти города,
О них напишут небыли и были.
О нас, о нас вы вспомните тогда,
Мы в них работали, работали и жили!!!
Моя задача в том и состоит, чтобы присоединиться к тем, кто открывает эти города, довести до читателя больше былей, чем небылей, и кому-то напомнить, а другим рассказать о тех людях, которые там работали и жили. Блочками атомщики называли обогащенную урановую продукцию, получаемую на первом этапе в малых количествах на машинах низкой производительности. Автор ассоциирует ее мирное применение в образе неба голубого. Еще одно замечание: внимательный читатель, конечно, заметил, что названия некоторых частей и глав книги заимствованы из этого стиха. Это признание, не плагиат.
***
Денег на социальную политику предприятие выделяло столько, что их куры не клевали. При въезде на улицу Социалистическая комбинат построил центр общественного питания под романтическим названием «Баргузин», который мог украсить старый московский Арбат. Здание оказалось настолько шикарным и не по-советски элегантным, что комиссия недремлющего Комитета народного контроля РСФСР без промедления прибыла на смотрины нового сибирского чуда. Директор радушно принял москвичей, устроил им полагающуюся поездку на Байкал и даже под приближающуюся зиму проявил заботливость о здоровье гостей, одарив их модными меховыми шапками.
Но дружба дружбой, а служба службой, и ревизоры в положенный срок положили на директорский стол разгромный Акт по вопиющему расточительству народных средств, выброшенных на строительство дорогостоящего ресторана «Баргузин», не способствующего укреплению нравственности советских людей. Виктор Федорович, готовый к неблагоприятному исходу проверки, прикрепил к Акту набор красочных фотографий, на которых члены высокой комиссии ликовали за примеркой головных уборов, служащих для утепления головного мозга, и возвратил пакет составителям. Надо ли было сомневаться в том, что ревизорское заключение было перекроено, а приложенные фотографии разобраны гостями на долгую добрую память.
Другой объект, введенный в строй в 1967 году, касался всех тружеников комбината. Превосходный комплекс санатория-профилактория был построен на тихой окраине жилого поселка, в заботливом окружении ангарских сосен и елей. Трудящиеся здесь оздоравливались бесплатно и «без отрыва от производства»: утром пилюли, завтрак и автобусы у санаторского подъезда с доставкой на работу; вечером – процедуры, ужин, отдых и отбой. В дежурном журнале отдыхающим пациентам ставились «крестики» об их фактическом нахождении в номерах.
Отделавшись от непрошеных ревизоров от народного контроля, Виктор Федорович удивил народ перенесением в холодную Сибирь теплолюбивой южной растительности, которой природа отвела место произрастания в Центральной и Южной Америке. Экзотические цветущие растения были закуплены в Сочинском дендрарии и привезены в четырех вагонах. В ДК «Современник» появился великолепный зимний сад, украшающий Дворец по сей день. Здесь можно увидеть веерные, финиковые и кокосовые пальмы и другие растения, названия которых мало знакомы сибирякам. Для воссоздания ландшафта муссонного климата во Дворце и в административных зданиях предприятия выставлены камелии и азалии; в «мексиканских прериях» красуются юкки и пампасские травы с оттенками цветения от зеленых и голубоватых до серебристых. Пустынная зона представлена разновидностями кактусов – опунциями с тонкими острыми шипами и нежными цветениями, а также цериусами, эпифилиумами…
Директор не знал пределов совершенствования, и следом за цветочной галереей на комбинате появилась галерея картинная. Художники Приангарья встрепенулись, выставляя залежавшиеся творения богатому покупателю. Сбыв одни картины, они спешно принимались за новые шедевры изобразительного искусства. Стены административных помещений и производственные участки запестрели художественными изображениями, отражавшими современную эпоху в стиле социалистического реализма. Атомщики ходили по холлам административно-бытового здания № 5 и соединительному коридору завода, скособочив головы на холсты новокшеновской «третьяковки». Они приобщались к высокому искусству живописи, а приобщившись, перестали обращать внимание на произведения мастеров кисти, будто они висели на стенах вместо обоев. Со временем часть галереи передали в одно из учреждений культуры.
***
Трассу от Иркутска к Ангарску и сейчас пересекают два канала, обозначенные табличками как «р. Большой канал» и «р. Малый канал». Откуда бы взялись такие реки, и почему по Большому каналу вода течет из Ангары на подъем куда-то в тайгу, словно так и надо, а навстречу ей, по Малому каналу, обратно в Ангару? Это и был круговорот воды на АЭХК, задействованный двумя крупными насосными станциями для подачи воды в теплообменные установки уранового завода. Между тем, значение каналов не переоценить. Дело в том, что электроэнергия, потребляемая в диффузионном процессе, компрессорами переводилась в тепло, отводимое системой охлаждения. Стало быть, без отвода тепла обогатительный процесс невозможен, но с рукотворными каналами, протянувшимися от Ангары до промышленной площадки, творились свои заморочки. Теплый (сбросной) канал быстро обрастал водорослями, превращая его в болото. Проблема. Как с ней бороться? Заседания Научно-технического совета раз за разом заходили в тупик.
Тут и выступил с предложением по биологической очистке канала ихтиолог предприятия Горшков, деятельность которого до тех пор оставалась незамеченной. «Надо запустить в канал рыбное стадо белого амура, - утверждал специалист подводного мира. – Прожорливый амур, поедающий в сутки массу водорослей, равную собственному весу, не допустит зарастание канала». Оригинальный вариант, предложенный изобретательным ихтиологом, пришелся по нраву директору, ведь теплый канал одновременно превращался в настоящий рыбозавод, а это – ощутимая добавка к меню для трудящихся в заводской столовой. Об этой операции кратко упоминается в книге «АЭХК: 60 лет. История из историй». На странице 59 читаем: «Рыбу нашли, выпустили в канал, создав ей все условия для размножения. Очень быстро ситуация разрешилась». Но история с белым амуром настолько занимательна, что ее можно привести в некоторых подробностях.
Директор с присущей ему энергией принялся за новое дело. Строители приступили к рытью двух котлованов под водоемы, в которые, по замыслу проектантов, амур, насытившийся за день, должен был из канала заходить на ночной отстой, наслаждаясь отдыхом в неподвижной воде. Поперек устья канала возводилась хитроумная схема слабых электрических полей, преграждающая амуру выход в просторы Ангары. Ответственная работа велась под руководством главного энергетика комбината А.И. Рыбинцева, прибывшего в Ангарск с такой же должности с Урала, без повышения. В книге «АЭХК. Полвека в строю» сделана многозначительная запись: «В канале построено искусственное заграждение (игнитронный рыбозаградитель)». На том запись обрывается; видимо, последствия рыбной истории показались редколлегии малозначащими.
Отловленные на Амуре травоядные были загружены в специально изготовленные резервуары из нержавейки и доставлены в Восточную Сибирь. Драгоценных особей длиной под метр каждый поштучно запускали в новую среду обитания. Всего их было сорок шесть красавцев, отливающих чешуйчатым серебром. Дежурный охраны сделал в журнале историческую запись: «Принял по смене амуров в количестве 46 (сорок шесть) голов», поставил дату и витиевато расписался. Амуры вяло передвигались по заводи пруда, осваиваясь в промышленных стоках уранового производства. Ответственный сотрудник Управления рабочего снабжения уже разливал коньячок соратникам, готовым поднять чарку за успех мероприятия, как всеобщее внимание привлек один из новоселов, всплывший на поверхность заводи брюхом кверху. В рядах энтузиастов наступило замешательство.
- Им просто не хватает кислорода! Вода-то промышленная, прогрелась в теплообменниках, - подал кто-то здравую мысль, тут же одобренную высоким консилиумом. Не более как через полчаса, со станции жидкого азота к месту событий были доставлены кислородные баллоны для оказания экстренной помощи терпящим бедствие амурам. В пруд сбросили несколько кислородных шлангов, но количество дохляков неуклонно увеличивалось.
- Вызовите сюда Сусанну, - проговорил директор, ни к кому не обращаясь. Слова прозвучали в абсолютной тишине, которая мгновенно устанавливалась, едва он начинал говорить. Фамилию начальника заводской санэпидстанции можно было не называть по случаю ее редкого имени. Привезли встревоженную Сусанну с еще более редкой фамилией: Най.
- Проверьте, можно ли эти туши сдать в заводскую столовую,- дал задание директор и отбыл с рыбного полигона. Заключение на рыбу оказалось отрицательным по причине возможного бактериоза. На том и закончилась эпопея с белым амуром, затеянная по случаю зарастания растительностью теплого канала.
Научно-технический совет комбината продолжил было заседания по актуальной теме, от которой зависел круговорот воды промышленного назначения, когда мастера-умельцы цеха ПВК, проявив смекалку, разработали для очистки канала от водорослей простейшую конструкцию. Они закидывали поперек русла стальной трос и с помощью лебедки волочили его по берегам, срезая под корень подводную растительность, уносимую течением в Ангару. Проявленная снизу инициатива дала желаемые результаты, и как указано в Книге «АЭХК: 60 лет», «ситуация разрешилась».
***
Забота о трудящихся была сильной и последовательной чертой Новокшенова. Ему в заслугу относится сооружение искусственного теплого пруда с благоустройством берегов под массовый отдых горожан. Раньше жители городка отдыхали в пойме холодной и быстрой реки Китой, по которой с верховьев лесоповальщики сплавляли бревна. Бревен было так много, что по ним можно было переходить с берега на берег. Никто тогда не задумывался о последствиях массовой вырубки леса, которые наступили внезапно и как-то очень быстро, на протяжении человеческой жизни, да и думать о том не полагалось, за людей думали партия и правительство.
Начало водной эпопеи относилось к 1962 году, когда была введена в эксплуатацию система водоснабжения комбината с забором воды из Ангары и ее возвратом из теплообменных установок (ТОУ). Часть теплой воды спускалась по Еловке, которую запрудили с образованием водоема площадью в четыре-пять квадратных километров. Жители Ангарска быстро перекочевали с берегов горного Китоя на теплую новокшеновскую запруду, из которой любителям плавания хоть часами не вылезай. Для тех, кто не мог вывезти детишек на море, Еловское «южное взморье» было даром Божьим, спущенным с небес аккурат к городу, в пятнадцати минутах ходьбы по лесу от трамвайного кольца.
В распоряжении отдыхающих имелась лодочная станция, смельчакам - десятиметровая вышка для прыжков в воду, детям - огражденный «лягушатник» на мелководье. На дорожках открытого бассейна коллективы комбината сдавали нормы ГТО. Лица, не умеющие плавать, от сдачи зачета не освобождались и преодолевали водный рубеж, цепляясь за канаты и демонстрируя готовность к труду и обороне. Директор наравне со всеми сдавал нормы ГТО. Плавал он превосходно. Здесь же, на деревянном помосте бассейна, мне довелось сыграть несколько шахматных партий с директором, видевшим во мне сильного игрока.
- А почему ты не рубил слоном, я боялся этого хода, - спросил он по ходу партии, - В чем тут комбинация?
- Слоном? Не видел я этого хода, Виктор Федорович, - чистосердечно признался я в своей промашке.
Взрыв гомерического хохота потряс большое директорское тело. Он завалился на спину в хохоте до изнеможения. Он мучился в поисках сложной многоходовой комбинации, оказавшейся простейшим ляпом! Авторитет повержен! С ними, авторитетами, оказывается, надо играть смелее, диктовать свою волю на шахматной доске так же, как и на производстве.
В отношении к персоналу, к трудящимся, проявляется суть любого руководителя. Приемные дни Виктор Федорович проводил раз в месяц, но принимал всех записавшихся без ограничений, сколько бы времени для этого ни требовалось. В один из таких дней, утомленный многочасовым приемом, он потянулся занемевшим телом и произнес: «Эх, коньячку бы…». Каково же было его удивление, когда работница отдела кадров, услышавшая никого не обязывавшее директорское пожелание, в очередном перерыве поставила на стол перед опешившим Виктором Федоровичем бутылку коньяку. Так директор узнал, что его забота о народе была взаимной.
***
Прослышав однажды о поступлении на комбинат красавицы «Волги», в приемную директора слетелись, как пчелы на мед, соискатели дара небесного. Не машина, а мечта автомобильным гурманам. Первым из них к директору прорвался Виктор Алексеевич, начальник цеха связи:
- Виктор Федорович, я к Вам с просьбой. Несколько лет прошу завком выделить мне «Волгу», но мое заявление до сих пор не рассмотрено, - посетовал связист на свою печаль.
- Что значит, не рассмотрено? Уже и в профсоюзе бюрократы развелись? А что говорит председатель завкома? – поинтересовался директор.
- Говорит, что заявление надо подписать у Вас.
- У меня, так у меня. Давайте Ваше заявление, я подпишу.
Виктор Алексеевич не поверил своим ушам. Неужели свершилось чудо? Мир преобразился в его глазах, наполнившись волшебным светом нового качества жизни. Не помня себя от счастья, он положил заявление на стол директора. Тот, не раздумывая, наложил на прошении резолюцию.
- Огромное спасибо, Виктор Федорович! Я просто не знаю, как Вас благодарить! – начальник цеха положил драгоценную бумагу в элегантную кожаную папку.
- Пожалуйста, Виктор Алексеевич! Заходите с любой просьбой.
Не чуя под собой ног, проситель вышел из кабинета в приемную. Там сидели его конкуренты, теперь уже бывшие, ожидавшие, чем завершится вояж претендента на роскошный приз о четырех колесах.
- Ну и как, подписал? – спросил наиболее нетерпеливый из коллег, хотя по неописуемой радости автолюбителя все уже поняли, что акция завершилась более чем успешно.
- Подписал! – выдохнул счастливый связист. Собравшиеся командиры служб и подразделений комбината приуныли. Снова им ждать очередного распределения, но ничего не поделаешь, хозяин – барин, мирились они со своей безысходностью.
- Виктор Алексеевич, покажи хоть, что он написал на заявлении, - попросил перед уходом кто-то из невезучих соискателей удачи. Присутствующие сгрудились вокруг, чтобы полюбоваться заветной резолюцией хотя бы на чужом прошении. Главный связист комбината великодушно протянул им заявление…
Поначалу никто ничего не понял. У одних в недоумении брови полезли на лоб, другие ухмыльнулись. На заявлении круглыми, словно скатывающимися с кончика директорского пера буквами было написано «Отказать». Ниже дата и всем знакомая подпись. Вот это фокус! Нет, с таким директором его подчиненным жизнь скучной не покажется! До чего же правильно поется в казачьей народной песне: "С нашим атаманом не приходится тужить". Общая унылость, терзавшая охотников за удачей, вдруг покинула их головы, вернув к прежней жизни, наполненной устоявшимся смыслом существования.
По достоинству оценив очередную директорскую заморочку, сослуживцы весело расхохотались. Лишь Виктор Алексеевич, сброшенный капризной птицей счастья с заоблачных высот на грешную землю, растерянно хлопал глазами, пытаясь прийти в себя от шока. Между тем, директор неспроста разыграл шутку над подчиненным. Он знал о пренебрежительном отношении этого, в общем-то, толкового руководителя к служебным бумагам, в которых тот усматривал придаток бюрократии, и преподнес ему урок должного обращения с документацией. С тех пор отношение начальника цеха к бумагам изменилось, - он стал внимательно изучать каждый документ с первой строчки и до последней. А вдруг где-то кроется подвох?
***
Мне часто приходится бывать в жилом районе АЭХК, встречаться с товарищами по прежней работе. Здесь многое напоминает о первом директоре, который любил жизнь и все делал для того, чтобы она стала краше, добротнее для жителей городка. Ведомственные детские садики – лучшие в городе. На торцах жилых зданий – огромные мозаичные изображения, отражающие исторические вехи развития России. Жилой поселок украшался световыми рекламами, что было тогда в диковинку. За чистотой и порядком в поселке следил цех благоустройства, входивший в состав комбината.
В середине шестидесятых годов, когда комплекс КИУ был переведен в новое здание № 3Б, фреоновые установки, отслужившие свой срок в старом здании, были смонтированы на зимнем стадионе «Ермак». Ангарск первым в Сибири получил искусственный лед. Сюда на тренировочные сборы прибывали конькобежцы, близко не подпускавшие к пьедесталу зарубежных соперников по ледяной дорожке. Имена супругов Бориса и Валентины Стениных, Виктора Косичкина, уральской молнии Лидии Скобликовой, Евгения Гришина навсегда вписаны в мировую летопись, но из этой великой когорты на ангарском льду блистала Инга Артамонова, высокая и статная русская красавица.
Ныне наши сборные раскатывают по европейским тренировочным базам, но представьте себе ледяную площадку, обнесенную простеньким деревянным забором, как это выглядит на нынешних дворовых кортах, а вдоль забора королева льда нарезала круг за кругом, словно отлаженная машина, и непременно с улыбкой на лице. Незабываемое зрелище. На тренировочные сборы в Ангарск часто приезжала команда биатлонистов СССР во главе с лучшим биатлонистом двадцатого века Александром Тихоновым. Команда стреляющих лыжников, не знавшая в мире равных, тренировалась на базе заводского пионерлагеря имени Героев-космонавтов, что в десятке километров от Ангарска среди нетронутой тайги.
Хоккейная школа, благодаря директорской поддержке, с 1958 года прочно закрепилась на комбинате; команда «Ермак» принимала участие в чемпионате страны по классу «Б». Хоккейный корт, поначалу примитивный и в деревянном исполнении, был центром спортивной жизни поселка атомщиков. Посмотреть искрометную игру рыцарей ледового поля и поболеть за любимую команду съезжался весь Ангарск, в кассах – столпотворение. При входе на стадион велась бойкая торговля шашлыками под водочку, где болельщики перед игрой кучковались за небольшими столиками и при появлении директора наперебой зазывали его угоститься. Виктор Федорович, народный директор, переходил от столика к столику, не отказываясь от рюмочки, и заводил с людьми короткие оживленные разговоры.
Из хоккеистов красивой и техничной игрой отличался В. Брынских; позже в его манере заиграет блистательная звезда советского хоккея А. Мальцев. Хороши были капитан команды Юрий Белан и Владимир Меньшов, играющий на любой позиции. Позднее Владимир Сергеевич Меньшов занимал должности начальника ремонтного цеха и коммерческого директора комбината. Он и на руководящих позициях был хорош, не хуже, чем на ледовом поле. При клубе действовала детская секция из ста ангарских мальчишек. Бывал в Ангарске прославленный тренер Анатолий Тарасов, который проводил здесь игры «Золотой шайбы» по зоне Сибири. «Канадский гость» с новокшеновских времен прочно прижился в Ангарске, команда «Ермак» и сегодня достойно представляет прибайкальский хоккей на российской арене.
***
Все новшества, украшающие жизнь людей, давались директору ценой выговоров и выволочек. Сколько у него их накопилось? Известны выговоры за строительство стадиона «Ермак» и в привесок к нему - за организацию хоккейной команды, как будто стадион мог существовать сам по себе, без команды. В дни рождения нашей дочурки на стадионе всегда проводились грандиозные торжества, и именинница стремглав неслась на «свой праздник». С годами она осознала, что город в ее день рождения, девятого мая, торжествует в знак Победы в Великой Отечественной войне. И за турбазу «Героев-космонавтов», куда устремлялся весь комбинат, особенно зимой с катанием по лесистым лыжным трассам, а летом открывался пионерлагерь, как было не объявить выговор директору, налаживающему быт людей? И за стеклянное оформление ДК «Современник», где разместился великолепный зимний сад южных растений, выговор сам по себе напрашивался; не слишком ли кудряво захотели жить сибирские атомщики, поставившие заслон американским ястребам с урановыми бомбами в когтях?
По воспоминаниям Анатолия Алексеевича Лавелина, еще одного выходца из УПИ, работавшего на постах директора химического завода и председателя объединенного заводского комитета (ОЗК-37), Виктору Федоровичу вручено около двадцати больших наград и званий и фактически за то же самое объявлено более тридцати выговоров. В год по одному. В Главке министерства его считали «партизаном». Где они сейчас, столоначальники, чем отличились, кроме того, что костерили ангарского воителя? А он, Виктор-победитель, навсегда вошел в историю великой страны, ведь величие большого человека не снижается, лишь ярче высвечивается, с его уходом из бренной жизни. На жизненные перипетии своего друга Евгений Евтушенко отозвался стихотворением «Карликовые березы»:
… Мы, карликовые березы.
Мы хитро придумали позы,
но все это только притворство.
Прижатость есть вид непокорства.
Мы верим, сгибаясь увечно,
что вечномерзлотность – не вечна,
что эту паскудину стронет,
и вырвем мы право на стройность.
Но если изменится климат,
то вдруг наши ветви не примут
иных очертаний - свободных?
Ведь мы же привыкли - в уродах.
И это нас мучит и мучит,
а холод нас крючит и крючит.
Но крепко сидим, как занозы,
мы - карликовые березы.
Затем наступила тяжелая болезнь. Онкология. Начальник МСО-28 Олег Малов вспоминал, что Виктор Федорович сознавал свое положение, но вел себя с поразительным спокойствием, мужеством и достоинством, заслужив у медиков высочайшее уважение. Никаких каприз. Его сущность и сила духа проявились в личной беде. Мы с первым секретарем Иркутского обкома Василием Ивановичем Ситниковым приехали в медсанчасть комбината навестить директора, имя которого еще при жизни стало легендой. Он вышел навстречу из палаты при поддержке главного врача, с трудом удерживаясь на ногах. Припал к плечу руководителя области и слабым голосом повторял: «Все силы отдал, все силы…». Они стояли, обнявшись, почти без слов, понимая, что эта встреча полагается по ритуалу, она последняя. Вскоре с Виктором Федоровичем прощался весь комбинат, весь город. Люди не могли сдержать слез. В час предания земле того, кто стал мне кумиром, кто выглядел в моих глазах исполином, глыбой человеческой, состоялась моя прощальная речь, самая трудная, самая тяжелая.
Подлинным детищем Виктора Федоровича стал ледовый спортивный комплекс «Ермак». Поначалу это была деревянная коробка, затем появился искусственный лед, где блистали лидеры мирового конькобежного спорта, члены сборной СССР. Наконец, над полем было возведено бетонное сооружение с трибунами и вспомогательными помещениями, после чего мечтой директора стало завершение строительства крытого ледяного Дворца. Сегодня его мечта сбылась, в городе появился грандиозный памятник Директору, памятник сибирского значения. Великолепный ледовый комплекс, который был заложен и выпестован Виктором Новокшеновым, назван его именем.
К всеобщему удовлетворению горожан, печать сообщила, что Ангарск ожидает еще одно событие по увековечению памяти легендарного директора АЭХК. Это решение принято по инициативе мэра города С. Петрова и получило поддержку руководства Ангарского электролизно-химического комбината и топливной компании «ТВЭЛ». Бронзовый памятник Виктору Федоровичу, человеку государственного масштаба, безусловно, станет символом беззаветного служения Отчизне, ее людям, в сердцах которых будет всегда жива память о первом директоре атомного гиганта на Ангаре.