Там, далеко-далеко. Киносценарий

Персонажи:
Ракитин Илья Ильич, бывший актёр, режиссёр в школьной театральной студии 
«Авось», 38 лет.
Чуковская Кира Михайловна, учительница литературы в школе, 35 лет.
Чуковский Олег Аркадьевич, её бывший муж, следователь прокуратуры, 40 лет.
Браслетов Родион Андреевич, музыкант, 36 лет, «Брас».
Фаина Марковна, директор школы, «Тактак», 48 лет.
Амир, драматург, 45 лет.
Шура, актриса, 35 лет.
Карен, футболист, 25 лет.
Хакер1, хакер2.
Мира Александровна, учительница-пенсионерка, 68 лет.
Станицын Сергей Семёнович, театральный деятель, 50 лет.
Студийцы-школьники, 15-16 лет:
Юля Чуковская – «Чука», Настя Зимина – «Зима», Антон Малышев, Рома   
Паршин, Боря Сорока, Аня Бойко, Яна Колечкина и ещё 5-6 человек.
Глеб Рогов, школьник, начинающий писатель, «Граф», 16 лет.
Эльдар Павлович, его отец.
Школьники, родители, члены фестивального жюри.

                1.
Начало фильма. Пролог с «нарезкой» коротких эпизодов. Титры. Музыка. 
Город. Ранняя весна.
Студийцы репетируют в зале студии «Авось».
Глеб Рогов за компьютером, пишет.
Юля Чуковская с Ракитиным на репетиции.
Нудная собранка в школе, Ракитин переглядывается с Кирой Михайловной.
Мальчики чинят световую аппаратуру, девочки моют сцену.
Аплодисменты и поклоны студийцев после спектакля.
Ракитин вытаскивает из дома Браслетова, их спор на улице.
Школьные уроки.
Двор школы, ребята видят, как Настю Зимину увозит чёрная иномарка.
          
               
                2.
Школа. Класс со студийцами. Учительница литературы Кира Михайловна Чуковская задумалась. Класс шушукается. Чуковская очнулась, вспомнила, что слушала ответ Насти Зиминой.
ЧУКОВСКАЯ. Неплохо, Настя. Только…
НАСТЯ. Что, Кира Михайловна?   
ЧУКОВСКАЯ. Присаживайся, пожалуйста… Давайте поговорим о любви. Вот             
      Тургенев. Несмотря на то, что он для вас старомоден, что ли...
АНТОН. Скучен.
ЧУКОВСКАЯ. А рассказ «Ася»? Роман «Дым»? Или пьеса «Месяц в             
      деревне»? Скучно то, что непонятно. Но, может быть, просто
      мода другая, язык, желания?
СОРОКА. Желанья всё те же. Плазма, туса, экспа. Нам лень в старье 
    копаться. 
ЧУКОВСКАЯ. Лень… Пока лень… Но вот тургеневские стихи в прозе…
ГЛЕБ. «Голубое небо, как пух лёгкие облака, запах цветов, сладкие
           звуки молодого голоса, лучезарная красота великих творений
           искусства, улыбка счастья на прелестном женском лице и эти
           волшебные глаза… к чему, к чему всё это? Ложка скверного,
           бесполезного лекарства через каждые два часа - вот, вот что
          нужно».
ЧУКОВСКАЯ. Что ты хочешь этим сказать, Глеб?
ГЛЕБ. Давайте вернёмся к «Отцам и детям»? Кирсанов, Базаров, Одинцова.
           Сражение новья и старья насмерть. Кстати, любви и лени тоже.
ЧУКОВСКАЯ. Ну, если никто не против. Хотя мы в прошлом году
                останавливались.
ГЛЕБ. Давайте остановимся ещё раз? (К классу.) Мы же не против, да? Там
           такие вавилоны чувств и мыслей.
                Звонок. Конец урока.
ЧУКОВСКАЯ. Хорошо. Это интересно. Все могут идти.
               
                3.
                Класс опустел. Чуковская опять сидит задумавшись.
ЮЛЯ.  Мам! Что с тобой?
ЧУКОВСКАЯ. Устала, наверное… Лети домой! У меня ещё сегодня с одиннадцатым «Б»
                семинар по «Мастеру и Маргарите». И Фаина Марковна просила
                задержаться (целует Юлю). И обязательно поешь перед репетицией. А то
                опять до ночи засидитесь в своей «Авоське».
ЮЛЯ (дурачась). « А не пролечу ли я всю землю насквозь? – подумала Алиса. - Вот будет               
           смешно! Вылезаю - а люди вниз головой! Как их там зовут?.. Антипатии, 
           кажется...»  (Убегает.)
ЧУКОВСКАЯ. Сражение насмерть… Странный мальчик… И опасный…

                4.
                Школьный коридор.
ГЛЕБ. Зимина!
НАСТЯ.  Ну?
ГЛЕБ. Я спросить тебя хочу. Насчёт вашей «Авоськи».
НАСТЯ. И что?
ГЛЕБ. Как там у вас?
НАСТЯ.  Cool! Ильич в трансе, мы в релаксе.
ГЛЕБ. Ты можешь по-серьёзке?
НАСТЯ. С тобой – нет.
СОРОКА, АНТОН, ПАРШИН. Граф! Ты идёшь?
ГЛЕБ. Сейчас!
НАСТЯ. Ты же у нас «граф». Глеб Рогов, самовлюблённый графоман. Жирофле-          
              Жирофля! Опереттка.
ГЛЕБ. Да погоди ты, Зимина. Я хотел к вам на репу прийти. Можно? У вас там какие-то
           проблемы, говорят?
НАСТЯ. Тебе-то что?
ГЛЕБ. Есть тут одна идея.
СОРОКА, АНТОН, ПАРШИН. Граф!
ГЛЕБ. Да отстаньте!
НАСТЯ. Заинтриговал. Проводи.
                Уходят вместе.
СОРОКА, АНТОН, ПАРШИН. Ну, всё. Зима очередного приморозила.

                5.
                Зал  студии «Авось». За режиссёрским столиком Ракитин.  Рядом          
                Фаина Марковна и Чуковская. На сцене студийцы.
РАКИТИН. Юля, Настя! Эту сцену надо играть по-другому. Весело, легко, торопливо.
                Говорить, обгоняя друг друга.
ЮЛЯ. Мне кажется, я Чеширского Кота боюсь.
РАКИТИН.  Наоборот. Вы – словно две подружки, которые хвастаются секретами. Чей 
                грандиознее. А вы засыпаете, как на скучном уроке.
НАСТЯ. Мне тоже не нравится. Какие-то мы с Алисой тормознутые. 
РАКИТИН. Ладно, на сегодня хватит. Дайте свет в зал. Всем спасибо. В понедельник         
                репетиция в пять, как обычно. Начнём со сцены «безумного чаепития».
                Побезумствуем. Что-нибудь родим.
                Студийцы прощаются, уходят.
ФАИНА МАРКОВНА. Ну и что всё это значит?
РАКИТИН. Крах.
ФАИНА МАРКОВНА. Так-так-так… Илья Ильич, не сходите с ума. Вы говорили, что
                половина спектакля готова. До фестиваля осталось два месяца. А у
                вас крах. Что будем делать?
РАКИТИН. Вы же слышали.
ФАИНА МАРКОВНА.  Я слышала только, что вы собираетесь безумствовать.
ЧУКОВСКАЯ. Фаина Марковна, они что-нибудь придумают.
РАКИТИН. Надеюсь на музыку.  Мне обещали конец света. В хорошем смысле,
                естественно.
ФАИНА МАРКОВНА. Ну и где ваш гений?
РАКИТИН. Должен был подойти к восьми.
ФАИНА МАРКОВНА. Передайте ему, что он трепло.
                Фаина Марковна и Чуковская уходят.
БРАСЛЕТОВ (со сцены). Я здесь.
РАКИТИН. Как ты там оказался, Браслетов?
БРАСЛЕТОВ.  «Я здесь и не здесь, я везде и нигде.
                Я тенью скольжу по прозрачной воде…»
РАКИТИН.  Ты слышал, что она сказала?
БРАСЛЕТОВ.  Да чего только я о себе не слышал.
                «…Но уйду я в тот мир – мир безмолвных теней,
                Где чёрное сердце моё всё сильней».
РАКИТИН. Не дури, Браслетов. Куда ты собрался уйти? Дел выше крыши. Я же тебе             
                объяснял.
БРАСЛЕТОВ. Видишь ли, бросает в дрожь. Кровь закипает. Скоро весна.
РАКИТИН.  Вот именно.
БРАСЛЕТОВ. Но я помню всё, что ты говорил. Твой лучший спектакль, твоя мечта, тебе
                нужна моя гениальная музыка.
РАКИТИН. Да, нужна.
БРАСЛЕТОВ. Я видел из-за кулис репетицию. Тайком. Классные ребята. Особенно, эта.               
                Которая Чеширский Кот… Какая мордашка, какая спинка, какие…               
                Клеопатра.
РАКИТИН. Нас из-за тебя…
БРАСЛЕТОВ. Брось, Ракита. Я же художник. Влюбчивость, темперамент, экстаз.
РАКИТИН. Это среди своих, Брас. А здесь это – уголовка.
БРАСЛЕТОВ. Для полиции – да. А для нас – катарсис.
РАКИТИН. Ладно. Будешь писать музыку?
БРАСЛЕТОВ. Уже.
РАКИТИН. Ну и где она?
               Браслетов хлопает себя по груди – там! Потом показывает пальцем в      
               зал. Ракитин оборачивается к залу. Видит там Глеба Рогова.
РАКИТИН. Тебе что, Рогов?
ГЛЕБ. Вот. Это вам. (Протягивает флешку.)
РАКИТИН. Что это?
ГЛЕБ. Моя пьеса.
РАКИТИН. Хорошо, оставь. Я посмотрю.
БРАСЛЕТОВ. Посмотри, посмотри. Чем чёрт не шутит.
                Ракитин берёт флешку, кладёт её в карман.
РАКИТИН. Как называется? Название у пьесы какое?
ГЛЕБ. «Зимина».
РАКИТИН. Тут про неё? Про Настю?
ГЛЕБ. Не только. Про всех. И про вас тоже.

               

                6.
                Вечер. Возле дома Чуковской. Легковой автомобиль,
                рядом с ним стоит  Олег Чуковский.  Появляются
                Чуковская и Юля. Юля бежит к Олегу.             
ЮЛЯ. Папа!
ОЛЕГ. Как дела?
ЮЛЯ. Оки! А ты уставший. Но держишься молодцом.
ОЛЕГ. Поедем сейчас к моим на дачу?
                Юля кивает, садится в машину. Подходит
                Чуковская.
ОЛЕГ. Мы с Чукой решили…
ЧУКОВСКАЯ. Я слышала. Поезжайте. Только не пичкай её холодным. У них сейчас             
                сплошные репетиции. Илья Ильич требует стопроцентного здоровья и
                дисциплины.
ОЛЕГ. Ты теперь с ним?
ЧУКОВСКАЯ. А ты ревнуешь?
ОЛЕГ. Упаси господи! Радуюсь. Юлиане нужен положительный мужской пример.
ЧУКОВСКАЯ. Мне не нравится, когда ты так шутишь.
ОЛЕГ. Я вполне серьёзно.
ЧУКОВСКАЯ.  Тем более, Олег.
ОЛЕГ.  Тогда мы отчаливаем. (Садится за руль.)
ЮЛЯ (из окна машины). «Лопатами, как в листопад,
                Гребут берёзы и осины.
                На даче спят, укрывши спину,
                Как только в раннем детстве спят».
ЧУКОВСКАЯ. Поцелуй от меня бабушку и дедушку. Скажи им, что я без них скучаю.
                Автомобиль уезжает.
               
                7.
 Чуковская заходит в прихожую своей квартиры. Прихорашивается у зеркала. Идёт в комнату, где за столом у открытого ноутбука сидит Ракитин.
ЧУКОВСКАЯ.  Устал? Что ты улыбаешься?
РАКИТИН (стучит по экрану ноутбука). Фишка! Будем ставить!
ЧУКОВСКАЯ. Не рано ли такие подарки шестнадцатилетнему пареньку?
РАКИТИН. Все главные вещи пишутся до 25 лет. Потом главным становится вопрос
                карьеры.
ЧУКОВСКАЯ. Всё равно, по-моему, рановато.
РАКИТИН. Самое время. Ведь это про них. И про нас. И знаешь, о чём пишет этот пацан?            
                Что все мы любим друг друга, но не понимаем этого, потому что забыли о том,               
                что такое любовь. Заменяем её черте чем: сексом, назиданием, обманом, 
                страхами, запугиванием, порой даже хамством. А надо просто постараться
                понять тех, кто рядом. И ещё раз влюбиться в них.
ЧУКОВСКАЯ. Откуда он про это знает?
РАКИТИН. Молодой - и поэтому обострённо чувствует то, что старые люди –               
                для него  сорокалетние мухоморы - уже забыли. Не говоря уже о
                семидесятилетних пеньках, которые у нас руководят всей жизнью. Им пора
                на свалку, а они всё пыжатся и протирают штаны возле науки, экономики,
                политики и искусства.
ЧУКОВСКАЯ. Теперь я понимаю, почему тебя выгнали из театра. Треплев столкнулся с      
                Тригориным. Нужны новые формы?
РАКИТИН. Да. Нужны.
ЧУКОВСКАЯ. Но не в школьном же театре? «Ad hoc», - как говорили римляне. Тут
                особый случай. Подростки. Дети. Не многого ли ты хочешь от мальчиков               
                и девочек?
РАКИТИН. Да они сами давно этого хотят! Неужели ты не видишь?
ЧУКОВСКАЯ. Нет, не вижу. Комплексы и игры в «царя горы».
РАКИТИН. Чёрт бы побрал всех вас с вашей педагогикой и Сухомлинским! Мы же
                для них старики. Ушедшая натура. Они уже живут в другом мире, а мы всё 
                тычемся к ним со старыми мерками. Нужны новые формы, свежие мысли,
                живая жизнь. Хватит смотреть в рот динозаврам. Цепляться за их хвосты. Они
                же тащат нас в прошлое. В прокисшее болото глупости и пошлости. И Чехов
                был прав, и Вахтангов, и Вампилов. Новое витает в воздухе. Надо его
                почувствовать и всем рассказать. Вот что сейчас нужно. А старья и в театре
                выше крыши. И Треплев был прав: если ничего нового нет, то лучше ничего
                нужно. Как говорят наши мальчики и девочки: зашквар, трэш.
                Чуковская обнимает Ракитина, целует. Он растерянно умолкает.         
ЧУКОВСКАЯ. Пойдём ужинать?
РАКИТИН. А как же Юля?
ЧУКОВСКАЯ.  Она у отца.
РАКИТИН. Дурацкая история.
ЧУКОВСКАЯ.  Обычная. Как в живой жизни.
               
                8.
                Репетиция в зале. Студийцы вокруг стола,
                Ракитин дочитывает пьесу.
РАКИТИН (читает). «Н а с т я. Всё будет по-другому? Д е н и с. Абсолютно. И мы   
 будем другими. Н а с т я. Какими? Д е н и с. Счастливыми. Только
 это будет не здесь, а там. Н а с т я. Где? Д е н и с. Пока не знаю.
Там. Далеко-далеко. З а н а в е с».
                Пауза.
РАКИТИН. Ну, как?
                В зал вбегает Браслетов, кладёт на стол букет
                тюльпанов рядом с Настей.
БРАСЛЕТОВ. Прошу простить за опоздание. Первые тюльпаны нашим артисткам. Ну, что    
                у нас плохого? Как «безумное чаепитие»?
РАКИТИН. Во-первых, у нас всё хорошо. Во-вторых, никакого «чаепития» не будет. В-
                третьих, вы обещали новую музыку, Родион Андреевич.
                Браслетов идёт к фоно.
БРАСЛЕТОВ. Ну, раз обещал… Начинается всё с темы Шляпника, Сони и Мартовского   
                Зайца. Жаркий свинг. Все кочумают (играет). Потом тема Алисы.               
                Грустный менуэт. Меланхолия и нежность (играет). А потом две темы             
                сливаются в дуэт (играет.) Общее безумие!.. (играет.) Крышак срывает у               
                всех!.. (играет.)
                Юля резко встаёт и выходит из зала.
БРАСЛЕТОВ (перестав играть). Что-то не так?
РАКИТИН. Будем ставить другую пьесу. Вот автор. Вот текст. Распределяем роли.
АНТОН. Вы только что нам её прочитали. Какие роли? А если мы не согласны?
РАКИТИН. С чем?
АНТОН. Например, с тем, чтобы вместо «Алисы в Стране чудес» играть эту…
ГЛЕБ. Муть?
АНТОН. Я этого не говорил.
ГЛЕБ. Ну так скажи!
АНТОН. Что сказать?
ГЛЕБ. Всё!
АНТОН. Что всё?
ГЛЕБ. Зачтокал. Ну, например, скажи нам всем, что обижаешься за Юльку,
            ревнуешь её к каждому столбу, теперь готов загрызть Илью Ильича,
            который не даёт ей сыграть главную роль в сказке. Разве не так?
АНТОН. Не так! Просто я в твоей пьесе ничего не увидел. И не знаю, зачем она нам
                нужна.      
               
                9.
                Кабинет директора школы. Фаина Марковна и Чуковская.
ФАИНА МАРКОВНА. Что сейчас происходит в студии?
ЧУКОВСКАЯ. Они взяли новую пьесу.
ФАИНА МАРКОВНА. С ума сошли! Какую, если не секрет?
ЧУКОВСКАЯ. Их одноклассника, Рогова Глеба. Ракитин считает, что она потрясающе
                современна. Именно для подростков, школьников. И нас, их учителей.
ФАИНА МАРКОВНА. Действительно, безумное чаепитие. Где эта пьеса? (Чуковская               
                растерянно пожимает плечами.) Как она хоть называется?
ЧУКОВСКАЯ. «Зимина».
ФАИНА МАРКОВНА. То есть? (Чуковская опять растерянно пожимает плечами.) Вы               
                её читали?
ЧУКОВСКАЯ. Да.
ФАИНА МАРКОВНА. И как?
ЧУКОВСКАЯ. Потрясающе.
ФАИНА МАРКОВНА. Это хуже  безумного чаепития.
                У Чуковской звонит мобильник.
ЧУКОВСКАЯ. Да? Привет!
ОЛЕГ. Юлиана рассказала мне странную вещь. Насчёт вашего Ракитина. По-
            моему, у девочки едет крыша.
ЧУКОВСКАЯ. Хорошо. Давай встретимся, поговорим… Я тоже обеспокоена поведением
                Чуки… Сейчас не могу… Извини. Пока!
ФАИНА МАРКОВНА. Кто это?
ЧУКОВСКАЯ. Мой бывший муж. Юлин папа.
ФАИНА МАРКОВНА. Он всё там же, в прокуратуре?
ЧУКОВСКАЯ. Да, следователь.
ФАИНА МАРКОВНА. Кажется, у нас тоже зреет детектив. Ракитин и «Авось».
                (Сосредотачивается.) Так-так-так… Достаньте мне пьесу Рогова.            
                Я хочу знать, в какой заднице мы все скоро окажемся. Завтра же             
                достаньте, Кира Михайловна!
               
                10.
     Репетиция в зале. Продолжение эпизода 8. Студийцы спорят, кричат
    друг на друга. Ракитин бродит по залу, Браслетов сидит у фоно.
РАКИТИН (хлопает в ладоши, все умолкают). Настя, в целом, права. Глеб написал об
                очень хороших людях, только несчастных. И каждый из них несчастен по-
                своему. Помните начало «Анны Карениной»?
СОРОКА. Помним. Все счастливы одинаково, но несчастны по-разному. Только
    причём здесь Толстой?
РАКИТИН. Рогов точно заметил, что мы хохочем вместе, а плачем, как правило,       
                поодиночке. И только плача, начинаем ощущать то, что с нами происходит на
                самом деле.
СОРОКА. Зачем? Не проще ли вообще держаться от несчастных людей подальше?
РАКИТИН. А это от нас не зависит.
СОРОКА. Да бросьте! Всё зависит только от нас. Если я иду на тусу и у меня на глазах
                кого-то метут полисы, моё дело – лезть в мочилово и тоже огрести по
                полной или идти мимо по своим делам. Я ничем никому не обязан и имею
                право жить так, как хочу. Чужие беды и чужие радости всегда будут для
                меня чужими. Можно притвориться Львом Толстым, травить себя бедами
                человечества, но лично мне своё дороже.
НАСТЯ. А ты, оказывается, у нас Печорин.
ПАРШИН. Да просто он топит за сказку Кэррола. Там он Шляпник, а тут будет
     какой-то Мурзиков, троешник-лошара.
СОРОКА. Да это вообще не пьеса. Это голимый фейк.
РАКИТИН.  Давайте по-русски, ребята.
АНЯ, ЯНА (между собой).  Кажется, Ильич чего-то задумал. Между Зимой и
      Чукой обязательно будет драка.
АНТОН. Можно мне? 
РАКИТИН. Конечно.
АНТОН. Чего мы ссоримся? И обвиняем друг друга? Маленький сбой - и уже свара.
               Но все хотят как бы одного: сыграть хороший спектакль. И зря ты,
               Сорока, обвиняешь меня в ревности. Чуковская Юлька тут ни при чём. Она
               прирождённая Алиса, сказка выходила на тыщу с плюсом. Кстати, и музыка в
              тему (Браслетов благодарно кивает.) А наша новая работа не всем понравится. Я               
              это чувствую. Ведь кто-нибудь будет против.
РАКИТИН. Кто?
АНТОН. Например, «Тактак». Все слышали, что она спит и видит на сцене
                «Авоськи» именно Алису. Она целый год торопила нас со сказкой. И пьесу
                Рогова утопит как пошлую и безнравственную.
СОРОКА. Супер, Антоша. Вот уже и союзника себе нашёл, чтобы укатать Рогова в
                асфальт. Чужими руками. А свои оставить белыми.
АНТОН. Ты меня не понял, Сорока.
АНЯ. Да нет. Он тебя как раз хорошо понял. Приятно жар разгребать чужими
          руками.
ЯНА. И загребать тоже.
АНЯ. Жаль, Чука ретировалась. А то бы она тебя расцеловала.
                Пауза.
РАКИТИН. Ладно, кто ещё хочет высказаться? (Глеб поднимает руку.) Давай, Глеб,               
                только покороче. И так уже засиделись.
ГЛЕБ. Два слова. Не хотите брать мою пьесу в репертуар – не берите. Может быть,
            она пока сырая. Первый блин комом.
ПАРШИН. А второй – ломом.
РАКИТИН. Прекрати, Паршин. Мы тебя слушаем, Глеб. Кстати, лично меня пьеса
                заинтересовала. Есть в ней какая-то хорошая загадка.
ГЛЕБ. Я сам в своей же пьесе до конца не разобрался. Кто-то диктовал, а я записывал.
           И старался не наврать. И передать то, что услышал, точно. В общем, там две
           главные героини, и центр всей драмы – их внезапное понимание друг друга.
          Там  же никто ничего не понимает, ни учителя, ни ученики, а они вдруг… всё
          угадывают… словно, смотрят друг на друга в зеркало… такие два отражения.
         Сначала чужие, а в конце – почти родные.  И ещё. Про Зимину. Она в пьесе
         единственная, кто знает самую важную вещь.
РАКИТИН. Какую?
ГЛЕБ. Как страшно, когда тебя никто не любит.
               
                11.
                Двор школы. Поздний вечер, темно, ветрено. Из дверей на               
                улицу выходят студийцы, расходятся. Настя появляется с
                букетом жёлтых тюльпанов. Сзади торопится Глеб.
ГЛЕБ. Зимина! (Настя останавливается, оборачивается.) Цветы подарили не тебе
            одной. Слышала?
НАСТЯ. Граф, я тебе нравлюсь?
ГЛЕБ. Пока ещё не понял.
НАСТЯ (прикладывая букет то к одной щеке, то к другой). А так? А так? (Бросает    
               букет на ступеньки.) А вот так? Нравлюсь?
                Цветы на ступеньках.
                Из дверей школы выходят Ракитин и Браслетов.
БРАСЛЕТОВ. Дай сначала прочитать пьесу. Может, там нужна не музыка, а что-то типа…
           (Ракитин останавливает его, прижимает палец к губам и показывает          
           рукой  вдаль. Во дворе в темноте целуются Настя и Глеб. Потом они               
          быстро  уходят.) Клеопатра! Интриганка! (Подбирает цветы и хочет               
         бежать за Настей и Глебом.)
РАКИТИН. Не смей, Брас! Не будь чудовищем!
БРАСЛЕТОВ.  Ага! Если я люблю азарт, красоту и независимость – сразу чудовище.
РАКИТИН. Ты себя любишь.
БРАСЛЕТОВ. А без этого никуда. Тебе бы тоже не помешало собой полюбоваться.
                Тебя бы здесь дороже ценили. Особенно женщины. Они так красиво      
                волнуются, когда их не любят.
                Браслетов уходит. Ракитин один.
               
                12.
ЮЛЯ. Илья Ильич!
РАКИТИН (замечает её в темноте). Я думал, ты давно дома.
ЮЛЯ. Вы куда теперь?
РАКИТИН. К другу на день рождения. Он актёр, у них там «капустник» в театре и             
                вечеринка после спектакля. Меня пригласили, я уже опаздываю.
ЮЛЯ. Можно с вами?
РАКИТИН. И как ты себе это представляешь?
ЮЛЯ. Не знаю. Побезумствуем. Что-нибудь родим.
РАКИТИН. Иди сюда. (Юля подходит.) Я хочу, чтобы ты сыграла роль Златы в пьесе               
                Глеба.  Она не главная, но… Без неё ничего не будет. Спектакля не будет. Как               
                Гамлета без Офелии или Отелло без Дездемоны. И эту девочку-заику,       
                талантливую и жутко одинокую, измученную своей болезнью и своим
                талантом, никто не сможет сыграть, кроме тебя. Ты обиделась за Алису, ушла 
                с обсуждения, и я вдруг понял, как тебя не хватает. Лично мне. Это странное
                чувство… Потерять человека и ощутить, что вместе с ним теряешь
                почти всю жизнь… Ты меня понимаешь?
ЮЛЯ. Когда папа ушёл, я себя так чувствовала.
РАКИТИН. Ну вот… Ты убежала, я что-то говорил ребятам, а у меня всё время твои глаза               
                в памяти…  Как два ожога на моей коже… У этой Златы должны быть такие   
                же глаза, понимаешь? Как у тебя.
ЮЛЯ. Илья Ильич…
РАКИТИН. Что?
ЮЛЯ. Я сегодня хочу с вами… Всё равно куда… Пусть в театр, на «капустник»… Мне без
           вас так плохо… Как тогда, без папы…
РАКИТИН (берёт её за руки). Продрогла… (Дыханием греет ей руки.) Так хорошо?
ЮЛЯ. Да. Ещё погрейте.
РАКИТИН. Так?
ЮЛЯ. Так… Сказка!
                Пауза.
РАКИТИН. Сыграешь Злату - вот тогда и будет сказка (Отпускает её руки). Всё. Беги             
                домой.
ЮЛЯ. Вы сегодня не придёте?
РАКИТИН. Не знаю. Как получится.
ЮЛЯ. Позвоните обязательно маме.
                Юля прячет ладони в карманы, словно драгоценности, и уходит.
               
                ##.
Ночь. Позднее возвращение Юли. Чуковская за письменным столом, готовится к         
             урокам.
ЧУКОВСКАЯ. Задерживаешься. Есть будешь?
ЮЛЯ. Спасибо, нет.
ЧУКОВСКАЯ. Что вдруг?
ЮЛЯ.  Печалька.
ЧУКОВСКАЯ. Решили что-нибудь?
ЮЛЯ. Не знаю. Я там не была.
ЧУКОВСКАЯ. Ну, может, и правильно.
ЮЛЯ. Я гуляла. И ждала его.
ЧУКОВСКАЯ. Кого?.. А, понятно. 
ЮЛЯ. Мама, ты его любишь?
ЧУКОВСКАЯ. Пока не знаю.
ЮЛЯ. Да что в нём такого? (Вдруг плачет.)
                Чуковская встаёт, обнимает Юлю, садится с ней на диван.
ЧУКОВСКАЯ. Ну, всё, всё… Случилось, и ладно. Это же не специально. Главное, чтобы               
                по-настоящему (Покачивает Юлю, как ребёнка, и читает стихи.):
                Рояль дрожащий пену с губ оближет.
                Тебя сорвет, подкосит этот бред.
                Ты скажешь: — Милый!
                - Нет,— вскричу я,— нет!
                При музыке?! — Но можно ли быть ближе,
                Чем в полутьме, аккорды, как дневник,
                Меча в камин комплектами, погодно?
                - О пониманье дивное, кивни,
                Кивни, и изумишься! — ты свободна.
                Я не держу. Иди, благотвори.
                Ступай к другим. Уже написан Вертер,
                А в наши дни и воздух пахнет смертью:
                Открыть окно — что жилы отворить.
ЮЛЯ. Это мужские стихи.
ЧУКОВСКАЯ. Это просто гениальные стихи.
ЮЛЯ. Илья Ильич трус? Слабак? Тютя?
ЧУКОВСКАЯ. Илья Ильич сложный человек. В нём много слоёв, как в хорошем            
                стихотворении и в настоящем романе.
ЮЛЯ. Ты рада?
ЧУКОВСКАЯ. Стараюсь понять.
ЮЛЯ. Он будет моим новым папой?
ЧУКОВСКАЯ. У тебя есть папа.
ЮЛЯ. Но кем-то ему нужно быть?
ЧУКОВСКАЯ. Он просто будет. Хотя бы пока. Может быть, в вашем театре. Может быть,               
                со своими друзьями. Может быть, со мной.
ЮЛЯ. А со мной?
                Чуковская резко встаёт, садится за письменный стол.
                Хочет работать, но вдруг тоже плачет. Юля начинает её
                успокаивать.
                Звонок мобильника.
ЮЛЯ (удерживая Чуковскую на месте). Ну и пусть. Пусть надрывается. Хоть лопнет. А         
          мы не слышим. И не хотим слышать. Правда?.. Правда?.. Правда, мамочка?..
                Плачут обе. Телефон звонит.

                14.
                День. Школьный буфет. Глеб обедает. К нему
                подсаживается Настя.
НАСТЯ. Рогов! Почему ты вчера  не позвонил?
ГЛЕБ. Зачем?
НАСТЯ. Ты обещал.
ГЛЕБ. Забыл.
НАСТЯ. Круто! Только врать нехорошо.
ГЛЕБ. А тебе какая разница?
НАСТЯ. Может, я ждала.
ГЛЕБ. Кончай заливать! Ничего ты не ждала. Я видел, как ты после школы укатила с тем      
            лохом на его «мерине».
НАСТЯ. Он не лох, а Карен, латераль. Это раз. У него не «мерин», а «лёха». Это два. И            
               хороший контракт, потому что он играет в основе. Три.
ГЛЕБ. Геймер что ли?
НАСТЯ. В основном составе футбольного клуба. Ты вообще смотришь футбол?
ГЛЕБ. Бог миловал.
НАСТЯ. Не смотришь?
ГЛЕБ. Нет, Зимина. Это занятие для имбецилов.
НАСТЯ. Спасибо. Пригрел.
ГЛЕБ. Пожалуйста.
НАСТЯ. Когда ты злишься, у тебя кончики ушей белеют.  Отрасти волосы, Граф.
               Прикройся. Смотреть противно.
                К ним подсаживается Браслетов.
БРАСЛЕТОВ. Привет, господа артисты и драматурги! Не помешаю?
ГЛЕБ. Ладно, я пойду. Привет господам музыкантам.
БРАСЛЕТОВ. Вижу, что уже помешал. Предлагаю выпить мировую. Что можно заказать          
                в этом благородном заведении?
НАСТЯ. Компот из сухофруктов.
ГЛЕБ (зло). Вот она говорит, что у меня мерзкие уши. Врёт?
БРАСЛЕТОВ. Красивые девушки никогда не врут. Они просто иногда преувеличивают.          
                От обиды. (Пауза.) Что у вас случилось? Поссорились? Сейчас помирю.            
                Вот вам приглашения на наш джем-сейшн. Сегодня вечером в клубе 
                «Слепой лётчик». Адрес на обороте.
НАСТЯ. Вы играете?
БРАСЛЕТОВ. Я кайфую. И со мной ещё трое джазменов. Обещаю полный крутяк.
                Агримся?
ГРАФ. Спасибо, Родион Андреевич. Я подумаю. (Уходит.)
НАСТЯ. Рогов не придёт.
БРАСЛЕТОВ. И правильно. Умный парень. Я, собственно, тебя пригласил. И он понял.
НАСТЯ. Не боитесь?
БРАСЛЕТОВ.  Кого?
НАСТЯ. Меня.
БРАСЛЕТОВ. Сегодня будет ясно.

                15.
                Вечер. Ракитин подходит к подъезду многоэтажного дома,
                набирает номер на домофоне.
               
 РАКИТИН. Амир! Это я, Ракитин… Всё, поднимаюсь.
                Ракитин останавливается в коридоре, рассматривает из окна двор.
АМИР (с порога квартиры). Как всегда, держит гениальную паузу. А я думаю, куда    
             пропал Ракита? Вроде бы до второго этажа ходу полминуты.
РАКИТИН. Засмотрелся. Что за фигня у вас во дворе?
АМИР. Реновация. Ломают детскую площадку. Говорят, будет паркинг.
РАКИТИН. Смешно.
АМИР. Не очень. Ладно, заходи.

                16.
                Вечер. Квартира Роговых. Глеб стоит у зеркала, рассматривает
                себя, корчит рожи. Из двери выглядывает Эльдар Павлович.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Что делаешь?
ГЛЕБ. Не знаю.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Загляни ко мне на пять минут.
                Глеб заходит в комнату отца, присаживается к письменному
                столу с компьютером, книгами и рукописями. Эльдар Павлович               
                работал, но  отвлёкся, чтобы потолковать с сыном.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Как дела?
ГЛЕЬ. Норм.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. А в школе?
ГЛЕБ. Норм.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Извини, конечно… Но чем ты сейчас по большому счёту занят?
ГЛЕБ. По гамбургскому?
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Ну, как тебе угодно.
ГЛЕБ. Живу.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. И как?
ГЛЕБ. Бывает лучше.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Глеб, мне кажется…
ГЛЕБ. Пап, тебе кажется. Вам с мамой вообще всё время что-то кажется. Кроме того, что               
            есть на самом деле. Потому что «на самом деле» вас не интересует. Она парится на         
            своей фирме, ты пишешь свои статьи, которые читают такие же сумасшедшие, как    
            ты. Остальное – это для вас паль. Дребедень по-вашему. И я там, в этом
            «остальном».
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Не надо так линейно. Ты же много читаешь, многое понимаешь.      
                Если изменить угол зрения, картинка будет другая.
ГЛЕБ. Картинка - наверное. А я - всё тот же.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ.  Чего ты хочешь?
ГЛЕБ. Сейчас? Нобелевскую премию.
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Так… Ты можешь серьёзно?
ГЛЕБ. А ты?
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Пойми, мы с мамой уже постоянные величины. Скалярные.               
                Константы. А ты меняешься. Вот и посмотри на нашу жизнь в       
                динамике. Она того стоит, уверяю тебя. И, кстати, тебе новый         
                взгляд подскажет свежее решение.
ГЛЕБ. Изменить угол зрения?
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Допустим. Однажды, когда Гаусс был ещё учеником в школе,               
                учитель предложил классу сложить все числа от одного до ста   
                вместе. Один плюс два - три, три плюс четыре - семь, семь плюс
                пять – двенадцать и дальше. Он решил, что эта морока, сложение в   
                столбик, займёт весь урок.  Но Гаусс через минуту поднял руку и   
                сказал: 5050. Как ты это просчитал, удивился учитель? Он сам не    
                знал ответа. «Если представить числа от единицы до ста,
                выстроенные в линейку, то видно, что сумма противоположных
                крайних чисел равна 101, - сказал восьмилетний мальчик,            
                будущий «король математики». - 1 и 100, 2 и 99, 3 и 98 и так
                далее. Всего 50 таких пар. Я умножил 101 на 50 и получил 5050».
                То есть он не стал складывать в столбик, а увидел вместо
                вертикали горизонталь. Вот и ты ищи другой способ решения
                задачи.
ГЛЕБ. А если я уже нашёл?
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. Тогда Нобелевка.
               
                17.
                Ракитин и Амир в рабочем кабинете драматурга. Продолжение эпизода 15.
АМИР. Пей чай.
РАКИТИН. Ваш?
АМИР. Наш. С талканом.
РАКИТИН. Спасибо. (Берёт чашку и лепёшку с  тарелки, пьёт.) А по делу?
АМИР (листая рукопись). Ну, не Островский, не Ионеску, но что-то на уровне раннего
            Арбузова. Хороший язык, держит интригу, чувствует сцену. Немного наивен, но               
            это возраст. Ему сколько, шестнадцать?
РАКИТИН. Вроде того. Про сцену и язык я сам знаю. Ты скажи мне как профи. Ты в
                тренде, твои пьесы нарасхват. Чего сейчас зритель хочет? Он живой, этот      
                зритель, он видит и слышит, что с нами происходит, или просто курит
                бамбук? Ведь парень откровенно написал о себе и о нашей жизни.
                Оказывается, он и его друзья давно выросли и хотят до нас докричаться.
                Только боятся, что мы им не поверим. Это интересно? Может вызвать
                инфаркт? Вдруг вышибить мозг?
АМИР.  Ты что, Илья? Только не сейчас… И вообще… Это же театр.
РАКИТИН. Ну да. Место для фестивалей, премий и торжественных юбилеев. Умирать от               
                чувств теперь не модно.
АМИР. Ты хотел услышать моё мнение?
РАКИТИН. Конечно, хотел. Мне нужен живой Рогов, а не чучело из музея мадам Тюссо. 
                Откровенно, без дураков: это драма или юношеский бред?
АМИР. Бред. Но очень талантливый.  И почти драма.
РАКИТИН. Что значит почти?
АМИР. Я тут кое-что отредактировал. Посмотри. Пошепчись со своим
             автором келейно, может, он согласится ещё посидеть над материалом. Кое-где             
             надо мягче, кое-где причесать речь героев, скорректировать сленг, убрать            
                лишнее.
РАКИТИН. Амир, ты чего-то не договариваешь. Почему?
АМИР. Почему? Да потому что я завидую твоему шестнадцатилетнему наглецу! Я тоже               
              так начинал. Ярко, смело, без оглядки на всю эту якобы профессиональную
              хватку, а на самом деле - оплачиваемую чушь. Нет такой профессии – писатель и
             драматург. Есть Гоголь, Булгаков или…
РАКИТИН. Ты талантливый парень, Амир. Просто сжучился. И жужжишь иногда не по             
                делу. А я помню твою пьесу «Кислородная подушка». Бомба! Как мы её
                играли! Хотели Москву поразить. Помнишь?
АМИР. С трудом… На, забирай! (Швыряет на стол рукопись). И иди к чёрту. Венки
             поставь в угол.

                18.
                Глеб стоит на балконе. Поздний вечер, внизу городские огни. Глеб
                вынимает из кармана мобильник и швыряет его как можно дальше.
ГЛЕБ (кричит). Зимина! Я не столбик! 

                19.               
                Поздний вечер. Клуб «Слепой лётчик». Браслетов и Настя.
                Он в ярком пиджаке и узких брюках, она в стильном платье.
БРАСЛЕТОВ. Располагайся… Жора, девушке по её выбору!.. Я пока пошёл, а ты сиди и             
                отдыхай. Скоро начнём. (Уходит на сценический подиум, здоровается с
                музыкантами, садится  за рояль.)
                Настя звонит по мобильнику. Ей не отвечают.
                Она набирает другой номер.
НАСТЯ. Карен!.. Это хорошо, что не ожидал. Я сама сегодня себе удивляюсь… Если               
               хочешь, встречай… Но я буду не одна… А мне тем более! (Выключает             
              мобильник.)               

                20.
                Ракитин выходит из подъезда на улицу. Звонит по мобильнику.
РАКИТИН. Кира, привет. Я тут кое-что понял. На сцене будет детская площадка, только               
                сломанная. Кривые качельки, дырявая песочница, какая-нибудь косая лесенка,   
                избушка на курьих ножках. И всё действие происходит там… Школьное
                тоже... Как?.. Неправда, я вчера звонил.   Но ты не ответила… Сегодня    
                приду. Обещаю.
               
                21.
                Клуб. На подиуме трио джазменов и Браслетов
                за роялем исполняют джазовую композицию. Настя
                и другие посетители клуба слушают. Музыка фоном
                переходит в следующий эпизод.

                22.
                Музыка из предыдущего эпизода. Поздний вечер.
                Браслетов и Настя возвращаются  из клуба,
                подходят к  её дому. Микшер. У подъезда иномарка
                и рядом с нею Карен.
КАРЕН (Браслетову). Привет, брателло. Отойдём?
БРАСЛЕТОВ. Куда?
КАРЕН. Поговорим.
БРАСЛЕТОВ. О чём?
КАРЕН. О ней.
БРАСЛЕТОВ. Пошли.
НАСТЯ. Не тронь его, Карен! Он здесь ни при чём. Я сама пригласила его на свиданку.
КАРЕН. Так я тебе и поверил. Уйди отсюда!
НАСТЯ (вцепляется в Карена). Стой! Смотри мне прямо в глаза. Может быть, я от него в               
               кайфе, может, ненавижу, может быть, люблю. Ты должен стоять в сторонке и   
               ждать моего решения. Ты, он или кто-то другой - решать мне, а не тебе. Если
               тронешь этого человека - ты для меня навсегда чужой.
КАРЕН. Пусти меня, сумасшедшая!
НАСТЯ. Ещё раз: тронешь его - садись в свою тачку и проваливай. Мне психопаты не      
               нужны.
КАРЕН. Я психопат?
НАСТЯ. Ты.
КАРЕН. Сама ты идиотка!
НАСТЯ. От идиота слышу!
                Карен и Настя борются, не отпуская друг друга.
НАСТЯ. Какие мы, оказывается, сильные! А так не хочешь? (Бьёт Карена коленкой меж       
               ног.)
БРАСЛЕТОВ. Саломея!..   
НАСТЯ. Беги, Брас! Я сама с ним разберусь.
БРАСЛЕТОВ. Кажется, я тут лишний. Досвидос, брателло! (Быстро уходит.)
               
                23.               
                Репетиция. Ракитин в зале  и студийцы на сцене.
РАКИТИН. Давайте ещё раз. Злата и Зимина молчат, все остальные обозлены тем, что      
                надо после уроков сидеть в школе и разбираться в чужой жизни. Которая 
                никому не интересна. Свои заботы одолевают.  Денис ходит, потому что
                нервничает.
АНТОН. Переживает за Настю?
РАКИТИН. За себя он переживает. Заварил кашу, которую теперь надо расхлёбывать.
                Ходи, ходи, как заведённый.
АНТОН (ходит между стульев, расставленных в беспорядке). Так?
РАКИТИН. Так. Теперь текст. Только в ритме своего движения. Как маршал на параде на       
                Красной площади.
АНТОН (кружит по сцене и говорит). Да, сейчас… (В роли.) Хватит страдать
                фигнёй!..
РАКИТИН. Как маршал: «Здравствуйте, товарищи танкисты!» Словно что-то сладкое ешь.             
                Только громко, на всю площадь.
АНТОН (в роли). Хватит страдать фигнёй! Зимина не могла ничего такого про Аллу   
              Сергеевну и  Латынина сказать. Или вообще солгать.
СОРОКА (в роли). Почему же не могла? Все мы люди и ничто человеческое нам, как       
                говорится, не чуждо.
АНТОН (в роли). Зимина не такая.
ЯНА (в роли). А какая?
АНТОН (в роли). Она лучше каждого из нас.
РАКИТИН. Нет! Ты хотел сказать «из вас», но сам себя вовремя оборвал. Чтобы не         
                накалять обстановку.
АНТОН (в роли). Она лучше каждого… из нас. (От себя.) Илья Ильич, может так, с               
              цезурой? Как бы сомневаясь?
РАКИТИН. Да ни в чём твой Денис не сомневается. Он обожает Зимину и мечтает
                вытащить её  незапятнанной из этой гадкой, по его мнению, истории.
АНТОН. Но он же сам затеял эту разборку?
РАКИТИН. Именно. Вот и играй. Влюблённого и страдающего из-за собственной               
                глупости. Давай, Антон, милый! 
АНТОН (в роли). Она лучше каждого из нас. И она не могла видеть, чтобы Аллочка и   
               Латынин прямо в классе целовались.
ПАРШИН (в роли). А если она подглядывала в щёлочку? Чтобы потом всем раззвонить?    
                Ведь она же там была. Или нет?
РАКИТИН. Небольшая пауза. Все словно набирают дыхания перед новым нырком   
                вглубь… И вдруг!
ЮЛЯ (в роли Златы). Нет. Зимина была со мной.
                Пауза.
РАКИТИН. Молчите, молчите! Долго, сколько можете! А ты всё ходишь, ходишь, но уже 
                как подстреленный… Так… Вот теперь ты, Настя!
НАСТЯ (в роли). Злата врёт. Я была в классе. И целовалась с Борисом Платновичем.
                Я, а не Алла Сергеевна. Поняли вы, придурки? Я, я, я!..
РАКИТИН. И тут будет музыка, вроде странного вальса такого, с синкопами. И все    
                поодиночке кружатся, кружатся, словно в воде, оглохшие и без воздуха…
                Этот вальс я Родиона Андреевича попрошу для нас сочинить.
СОРОКА. А сейчас что, Илья Ильич?
РАКИТИН. Сейчас ещё раз всю сцену со слов Антона.
АНТОН. Илья Ильич, а можно мне подумать? А то у меня пока вместе не укладывается.   
                Сложно.
РАКИТИН. Всё нормально. Думай. Двадцать минут перерыв. Юля! Подойди, пожалуйста,
                ко мне. Надо посоветоваться.
                Студийцы выходят из зала, Юля подходит к Ракитину.
ЮЛЯ. Я здесь.
РАКИТИН. Давай решим: Злата заика от рождения или это её выдумка?
ЮЛЯ. Не понимаю. Это же дефект, который вызывает у неё страдания. Как она сама 
            может такое придумать?
РАКИТИН. Люди и не такое придумывают. Мне вдруг стало ясно, что Злата притворяется         
                заикой.
ЮЛЯ. Для чего?
РАКИТИН. Чтобы её пожалели. Синдром жертвы. Злата очень одинока, папы нет, мама
                вся в работе, вот она и показывает свою проблему. Чтобы её не отталкивали.
                А добивается обратного. Многие не любят людей с проблемами. Потому
                ребята и гонят Злату от себя. Как тебе такой фокус-покус?
ЮЛЯ. Не знаю.
РАКИТИН. Я тоже пока ищу. Но ты попробуй заикаться не очень уверенно, а иногда даже         
                забывать про болезнь. Хорошо?
ЮЛЯ. Всё-таки в театре интереснее, чем в жизни.
РАКИТИН. Неправда.
ЮЛЯ. Правда. И вы сами об этом знаете.
РАКИТИН. Ерунда какая-то.
ЮЛЯ. Ничего не ерунда. А с вами интересней, чем со всеми другими.
РАКИТИН. Ладно, Юля. Иди, отдыхай.
               
                24.
                День. Ракитин вбегает в служебный вход театра. У него в руке
                букет цветов. Здоровается с гардеробщицей, торопится дальше по
                коридорам.
                Гримёрная. Шура отдыхает. Стук в дверь, в щель просовывается
                букет.
ШУРА. Входи, входи, Ракитин. Жду тебя вместо обеда.
РАКИТИН (входит в гримёрку, дарит Шуре цветы). Привет, Шурик. А у тебя ничего не      
                изменилось.
ШУРА. С нашим Леопардычем только давление меняется. У меня уже 180 на 100. А у 
              тебя как?
РАКИТИН. С давлением? Нормально.
ШУРА. Рада за тебя. И выглядишь прекрасно. Пьёшь кровь младенцев? Поднимаешь себе
              гемоглобин?
РАКИТИН. Перестань, ради бога. Смотри, какая ты красивая. И добрая. Зачем эти               
                кусачки? Я же к тебе по делу. Как… как к хорошей актрисе.
ШУРА. Ладно. Будем считать, что выкрутился. А я тебя, Ракитин, видеть не могу. После
             твоего бегства. Разве я тебя держала? Мог уйти, просто поговорив со мной 
             откровенно. Но ты сам всё испортил. Бежал, как Подколесин через окошко. Какие
             же вы, мужчины, кисломолочные! Срок хранения самый короткий.
РАКИТИН. Можно серьёзно?
ШУРА. Давай попробуем. Насколько я понимаю, о твоей студии «Авось». Проблемы?
РАКИТИН. Нет. Предложение. Сыграй у нас.
ШУРА. Кого?
РАКИТИН. Директрису. Она любит учителя-математика и…
ШУРА. Математик, конечно, ты?
РАКИТИН (кивнув). Но он её не любит. Он фанатик своего дела. И возникает ситуация       
                взрыва, когда директриса ревнует его ко всем в школе, а он никак не может 
                вырваться из её рук. В общем…
ШУРА. В общем, нет, Ракитин. Ты герой не моего романа.
РАКИТИН. Но там ещё конфликт с учениками. Мои играют, но пока не тянут. Им надо
                объяснить, что такое любовь.
ШУРА. Это тебе надо объяснить. А они скоро всё сами поймут. В отличие от тебя.
РАКИТИН. Шура, подожди! Ещё два слова!
ШУРА. У меня репа через минуту. Леопардыч съест, если опоздаю. Пожалей красивую,
              добрую, хорошую актрису. Акуна матата!

                25.
                Торговый центр. Среди суеты ходят и скороговоркой
                общаются Карен и два хакера-юноши. КАРЕН быстро
                передаёт хакерам записку.
КАРЕН. Тут их адреса.
ХАКЕР 1. Деньги отдашь потом.
ХАКЕР 2. И не фони. Мы тебя сами найдём.
               
                26.
                Браслетов в своей музстудии, пишет музыку.
                Стук в дверь. Он открывает. Там стоит Настя.
НАСТЯ. Сорян. Можно?
БРАСЛЕТОВ. Нет.
НАСТЯ. Обиделись за Карена?
БРАСЛЕТОВ. Я работаю. Пока. (Захлопывает дверь. Опять стук. Открывает.)
НАСТЯ. Можно без нервов?
БРАСЛЕТОВ. Можно. Короче, меня сегодня не вштыривает, детка. Не мешай и позвони
                завтра. Увидимся.
НАСТЯ. Ты что-то спутал, Брас. Я не милфа по вызову. И не клуша из ваших «Лётчиков». 
                Когда хочу, тогда вижусь. Я думала – ты человек, а ты (показывает средний
               палец).  Работайте, дедушка. (Сама захлопывает дверь.)
БРАСЛЕТОВ (походив по студии). Теперь вштырило. (Открывает дверь.) Погоди, Настя!       
                Я передумал! (Выскакивает за дверь, дверь за собой захлопывает.)

                27.
                Кухня в квартире Чуковских. Ракитин, Чуковская и Юля ужинают.
ЮЛЯ. Спасибо, мам. Я пойду.
ЧУКОВСКАЯ. Куда в такой час?
ЮЛЯ. Меня Антоша ждёт. Хочет срочно увидеться. По-моему, он в меня влюбился.
                Ракитин под столом наступает на ногу Чуковской и она
                удерживается от продолжения разговора. Юля уходит.
ЧУКОВСКАЯ. Думаешь, им уже можно?
РАКИТИН. Всем можно (сажает её к себе на колени, они целуются. Юля
                возвращается и смотрит на них из открытой двери).
ЧУКОВСКАЯ (увидев дочь). О, боже! (хочет слезть с колен Ракитина., но тот её не       
                отпускает.)
РАКИТИН. Вот так же твоя Злата застала в классе целующихся Латынина и Аллу      
                Сергеевну. И не понимает, зачем Зимина их выгораживает. И врёт, что с      
                учителем целовалась она сама. А ты понимаешь?
ЮЛЯ. Да.
РАКИТИН. Так почему же?
ЮЛЯ. Зимина специально всех бесит. Потому что в классе она изгой. Как и Злата.
РАКИТИН. Отлично. Возьми это на заметку для роли.
ЮЛЯ. Я хотела спросить.
РАКИТИН. Спроси.
ЮЛЯ. А вы сюда приходите, потому что тоже изгой? И пробуете себя для новой роли?
ЧУКОВСКАЯ. Прекрати!
РАКИТИН. Не надо, Кира! В какой-то мере изгой. Все, кто занимаются искусством, изгои.               
                Для обычных людей. Но потом оказывается, что правы изгои, а не те, другие.
                Потому что больше узнали про жизнь через своё изгойство. А ведь это
                интересно: знать, несмотря на высокую цену? Счастье всегда дорого стоит.               
                Иногда оно ценою в жизнь.
ЮЛЯ. Я поняла: «Авоська» - стая счастливых белых ворон. Пойду поделюсь открытием с
           Антошей. А вы не уходите, Илья Ильич. Целуйтесь с ней хоть до утра.  Как это у
           вас хайпово получается (изображает объятия). Потом мне расскажете. Мне теперь               
           это тоже интересно. Для роли!
                ЮЛЯ выходит, хлопает дверь в передней. Чуковская
                хочет дать пощёчину Ракитину, но тот ловко               
                перехватывает её руку и опять обнимает.
ЧУКОВСКАЯ. Что ты с нами делаешь, изувер!
РАКИТИН. Изувер. Изверг. Изгой. Извращенец. Идиот.
ЧУКОВСКАЯ. Именно!
РАКИТИН. Второй такой Златы, как в исполнении твоей Юли, нет и не будет. Наверное,    
                она талант с пелёнок. Всё может. Сначала роль, потом характер, а дальше
                судьба. Не мешай ей, пожалуйста!
ЧУКОВСКАЯ. Быть белой вороной?
РАКИТИН. Быть на грани.
ЧУКОВСКАЯ. Зачем, Илья? Это же наши дети. Зачем в их возрасте вставать на грань?
РАКИТИН. Пора. Оттуда лучше видно.
               
                28.
                Репетиция в зале. Браслетов за фоно, играет синкопированный,
                медленный  вальс. На сцене несколько студийцев кружатся в танце.
РАКИТИН (из зала). Не спешите!.. Плавно!.. Как будто проснулись, но нет желания
                вставать!.. Не обращайте внимания друг на друга!.. Так хорошо, что неохота ни
                с кем делиться этим кайфом!..
                Открывается дверь в зал.
ЧУКОВСКАЯ (из двери). Илья Ильич!
РАКИТИН. Да?
ЧУКОВСКАЯ. Извините! Вас к Фаине Марковне. Срочно!
РАКИТИН (студийцам). Так уже неплохо. Но попробуйте другой вариант. Придумайте
                сами. Может быть, более свободно, по-вашему. Я скоро. (Уходит вместе с
                Чуковской.)

               
                29.
                Школа. Чуковская и Ракитин идут быстро по коридору.
РАКИТИН. Что случилось?
ЧУКОВСКАЯ. Твой Браслетов… Главное, держи себя в руках и не лезь на рожон.
                «Тактак» за тебя, но… Короче, терпи и не говори глупостей!
                Чуковская и Ракитин заходят в кабинет директора школы.
ФАИНА МАРКОВНА. Заприте дверь. Теперь смотрите. Пять минут назад получила на
                свой адрес.
                Все у стола, смотрят на экран монитора, нам слышен
                только звук.
ГОЛОС НАСТИ. Хватит, Родион Андреевич. Идите домой.
ГОЛОС БРАСЛЕТОВА. И всё?
ГОЛОС НАСТИ. Ну, хорошо… (звук поцелуя.) Теперь хватит?
ГОЛОС БРАСЛЕТОВА. Теперь - нет.
ГОЛОС НАСТИ. Только без рук!
ГОЛОС БРАСЛЕТОВА. Пианисту - и без рук? Как ты себе это представляешь?
ГОЛОС НАСТИ. Веди себя прилично, Брас!
ГОЛОС БРАСЛЕТОВА. Уже не могу…
                Шумы. Мелькание света. Все смотрят на монитор.
ФАИНА МАРКОВНА. Они поднимаются в квартиру. Теперь дальше.
                Звуки якобы интимной сцены.
ГОЛОС НАСТИ. Хватит!.. Хватит!.. Всё!..
ГОЛОС БРАСЛЕТОВА. Активней!.. Телом!.. Диафрагмой работай!..  Освободи
                гортань!.. Вот так!.. Вот так!.. Вот так!.. 
ФАИНА МАРКОВНА (выключив компьютер). Это статья, господин Ракитин. Я вас      
                предупреждала. Знаете, что  будет дальше?
РАКИТИН. Позвольте. Интересно, а что будет дальше? (Включает компьютер. Звуки   
                интимной сцены.)
ФАИНА МАРКОВНА (выключает компьютер). Дальше всё это разместят в сети, если я    
                не прекращу немедленно работу вашей студии. Таково условие            
                неизвестных.
РАКИТИН. Фаина Марковна! Это же примитивный монтаж. Голоса Зиминой и         
                Браслетова  идентичны только вначале. Потом запись репетиции. Вокальный
                тренинг. Диафрагма, горло и всё такое. Как она попала к этим мерзавцам,             
                надо выяснить. Потом подмонтирован какой-то пошлый фильм. Ни
                Браслетов, ни тем более Настя, на это не способны.
ФАИНА МАРКОВНА. На что на это?
РАКИТИН. На видео только начало снято онлайн. Потом - монтаж. Как люди с камерой      
                могли попасть в комнату к Насте?
ФАИНА МАРКОВНА. А это мы будем объяснять уже прокуратуре. Всё, ваша студия
                закрывается с этой минуты! Всех ребят отправьте домой. Сами –
                тише воды, ниже травы. И пусть Браслетов молит бога, чтобы ему
                дали по статье как можно меньше. Идите!

                30.
                Квартира Роговых. Эльдар Павлович выходит из комнаты
                и слушает, как за соседней дверью – в комнате Глеба – шумят и
                спорят студийцы. Внезапно оттуда выскакивают Аня и Яна и выбегают
                из квартиры.
КРИК ИЗ КОМНАТЫ. Остановитесь, девчонки! Это уже не трусость, а подлость! Теперь
                вы нам вообще не нужны!
ЭЛЬДАР ПАВЛОВИЧ. И я им тоже не нужен. Да-а…               
                Эльдар Павлович ретируется к себе в комнату и прикрывает за собой               
                дверь.
                Комната Глеба. В ней он и все студийцы.
ПАРШИН. Заложат.
АНТОН. Нет. У них временный перегрев. Ты пережал со своим темпераментом.
                Проветрятся – вернутся. Аня и Яна – всегда с нами.
ПАРШИН. Я бы им возвращаться не советовал
НАСТЯ. Какой ты страшный, Ромик. Забыл, что здесь не туса с девочками, а сбор труппы.
ПАРШИН. И что?
НАСТЯ. Думать надо, а не орать, как кот на крыше.
ГЛЕБ. Хватит, ребята!.. Настя, он всё понял. Теперь давайте по делу.
СОРОКА. Мне вся эта история – голимая подстава. Стопроцентная. Как говорят
                юристы, qui prodest. Найдём, кому это выгодно – порвём, как тузик тряпку.
НАСТЯ. Ещё один супермен с Пердиловки.
ГЛЕБ. Зимина! Чего тебя разбирает?
СОРОКА. Да потому что она сама в мандраже. Колись, Зима, кому на этот раз дорожку
                перебежала? Кто нас из-за тебя фальцует? Кого так прёт? Твой апдейт, Зима?
                Точно?
НАСТЯ. Какой же ты… Ладно. Запикали.
ЮЛЯ. Настя тут ни при чём. Я ей верю.
ПАРШИН. Это из новой Роговской пьесы?
ЮЛЯ. Нет, это я сама.
АНТОН. Расскажи.
ГЛЕБ. Что она тебе должна рассказать? О чём вы все? Мы собрались, чтобы принять
            решение. Как спасать Ильича, Браса и пьесу. А вы грызёте Зимину, как будто она в
            чем-то виновата. Со своим прайвиси она сама разберётся.
ЮЛЯ. Я продолжу. Будь Настя не с нами – она бы сюда не пришла. Мы об этом даже не
           подумали. Мы должны её защищать, даже если чего-то  не догнали. Она с нами, она
           в театре – значит, всё.
АНТОН. Правильно! В самую точку, Чука!
                Общий спор, бурная разноголосица.    
ЮЛЯ (дождавшись тишины). Глеб предложил объявить сидячую забастовку, чтобы 
        показать: мы готовы отстаивать своё право быть театром. Вообще, людьми, а не
        безликими тинами, с рэпом и баттлами. Давайте оставим последнюю ремарку из
        «Годунова» в шестнадцатом веке и крикнем всем, что мы из двадцать первого.
СОРОКА. Какую ремарку?
АНТОН. «Народ безмолвствует». «Борис Годунов», Пушкин. Почитай на досуге, дитё
                райка.
СОРОКА. Читал. Вспомнил.
ПАРШИН. Сидячая забастовка – это стрёмно. Нас могут повязать. Законны только
                одиночные пикеты. На расстоянии три метра друг от друга.
ГЛЕБ. Вот и сядем все в «Авоське» на пол через три метра. А двери запрём. Мобильники
            отключим. Никаких переговоров ни с кем. Пусть они нас боятся. Гадают, чего от
            нас ждать, если не выполнят наши требования.
ЮЛЯ. Пусть дадут нам возможность репетировать и не трогают Илью Ильича.
НАСТЯ. И Родиона Андреевича.
ПАРШИН. Ну и как это заявить?
ГЛЕБ. Фигня вопрос. Я напишу и сброшу текст нашего требования на мейл «Тактак».
           Пусть играют по нашим правилам.
                Студийцы переговариваются между собой.
ГЛЕБ. Все «за»? Давайте руки! Как там по-вашему?
                Студийцы собираются в тесный круг, соединяют руки и
                дружно  скандируют:
СТУДИЙЦЫ. «Авоська» открывается, спектакль начинается!
ГЛЕБ. Завтра до конца первого урока все сидим спокойно в классах, а потом собираемся в
            зале и начинаем пикет.
НАСТЯ. Чука! Это будет покруче Кэррола с его «чаепитием».
ЮЛЯ. О чём ты сейчас подумала? (Настя пожимает плечами.) И я о том же.

                31.
                День. Двор школы. Перед входом толпятся родители,
                среди них Фаина Марковна, Чуковская, Ракитин.
ФАИНА МАРКОВНА. Прежде всего, успокойтесь. Ничего страшного не произошло.
                Ребята из студии «Авось» решили что-то там отрепетировать и
                потом нас всех удивить. Это детское чудачество, а никакой не
                скандал.
ЖЕНЩИНА. Зачем вы врёте? Час назад сын прислал мне смску со словами: «Студии
                капец, но мы умрём вместе с нею». Что здесь происходит?
ЧУКОВСКАЯ. Вам же объяснили: детское чудачество.
МУЖЧИНА. А почему у них молчат мобильники?
ФАИНА МАРКОВНА. Скорее всего, ребята берут на испуг. Успокойтесь, пожалуйста!
                Скоро всё закончится и вы увидите ваших детей.
РАКИТИН. Поверьте нам! Они умные и сами выйдут из зала.
МУЖЧИНА. Пустите в школу! Я сам поговорю с дочкой! Вы не имеете права лишать
                меня этого права!
                Все смеются, потом начинается общий шум.
                Подъезжает легковая машина, из неё выходит
                Олег Чуковский в форме работника прокуратуры.
ОЛЕГ. Всем добрый день. Вы вовремя к нам обратились за помощью,
            госпожа директор. Чтобы избежать осложнений, сначала выслушаем ребят. Они
            хотят серьёзного разговора – значит, будем, прежде всего, разговаривать.
ЖЕНЩИНА. А потом?
ОЛЕГ. По обстановке. Пропустите, пожалуйста! И ещё: постарайтесь их понять, когда они
            опять будут с вами. Они того стоят.
                Родители расступаются, Олег, Фаина Марковна, Чуковская
                и Ракитин заходят в школу.

               
                32.
                Олег, Фаина Марковна, Чуковская и Ракитин поднимаются по               
                школьной лестнице.
ФАИНА МАРКОВНА. Это началось после первого урока. Студийцы куда-то исчезли, а      
                потом охрана доложила, что дети заперлись в зале. Хотели
                взломать дверь, но я запретила. Дети вели себя тихо. Тут я
                получила на свою почту сообщение о мирной забастовке и         
                требование оставить в покое Илью Ильича, Родиона Андреевича    
                и…
ОЛЕГ (Чуковской). Чука тоже там?
ЧУКОВСКАЯ. Она меня она даже не предупредила.
ОЛЕГ. Значит, всё окейно. И серьёзно. Юлиана – девочка с принципами.
ФАИНА МАРКОВНА. Вы меня не слушаете?
ОЛЕГ. Я всех слушаю. Как доктор Айболит. Рецепт следующий. Первое – удалите это
            сообщение. Его не было. Второе – не трогайте родителей. Пусть выпустят пар. И
            третье – оставьте нас с Ильёй Ильичом одних. И займитесь уроками.
                Фаина Марковна и Чуковская уходят.
                Олег и Ракитин у двери в зал.
ОЛЕГ. Ну?
РАКИТИН. Кто-то их спровоцировал, завёл по полной. Сами бы они на такое не   
                решились.
ОЛЕГ. Это мы их завели, родители хреновы. Теперь давайте выводить  обратно, господин
            Ракитин.
                Стучит в дверь. Она неожиданно открывается
                и они заходят внутрь.
               
                33.
                Кабинет директора школы. Фаина Марковна и Чуковская               
                у окна, наблюдают за  родителями.
ФАИНА МАРКОВНА. Стыд и позор на мою голову. Позвоните Юле!
ЧУКОВСКАЯ (набрав номер). Телефон не в сети.
ФАИНА МАРКОВНА. Зато мы с вами в сети. Завязли по уши. И боюсь, что навсегда.
ЧУКОВСКАЯ. Олег Аркадьевич с ними разберётся. Я ему верю.
ФАИНА МАРКОВНА. А нам что делать?
ЧУКОВСКАЯ. Удалить их письмо из почты. А у меня сейчас урок в 9-м «В». Маяковский.
                То что надо. (Уходит.)
ФАИНА МАРКОВНА. «Так-так-так» - говорит пулемётчик, «так-так-так» - говорит
                пулемёт. (Садится за компьютер и работает). Ранен… ранен… 
                убит!
               
                34.
                Зал. Студийцы поодиночке сидят на полу. Среди них
                Браслетов. Ракитин остаётся в стороне, Олег опускается в
                центре на корточки и достаёт сигарету.
АНТОН. В театре курить нельзя. Тем более, посторонним.
                Олег протягивает ему сигарету, тот отказывается,
                Олег   убирает сигарету в пачку.
ОЛЕГ. Из всех моих дел - это самое неинтересное.
ГЛЕБ. А что, мы побеспокоили прокуратуру?
ОЛЕГ. Да не вы. Одна сволочь, которая давно нас водила за нос. Думали, что тут статья о
            насилии над несовершеннолетними. Но всё оказалось липой. Дела из этого не
            сошьёшь, хотя сволочь следовало бы проучить.
ГЛЕБ. Зачем вы грузите нас этим фейком?
ОЛЕГ. Но вы же мне верите. Как и той сволочи, которая вас использовала.
ПАРШИН. Для чего?
ОЛЕГ. Это я у вас хотел узнать.
ГЛЕБ. Вы из какого сериала, товарищ капитан?
ОЛЕГ. Не капитан, а юрист первого класса.
ГЛЕБ. Простите.
ОЛЕГ. Я не понял насчёт сериала.
ГЛЕБ. То-то и оно, что вы ни черта не поняли. Мы театр и хотим выпускать спектакль.    
            Поэтому есть мы, пьеса, режиссёр и больше никого. В том числе и сволочи из               
            вашего гнусного сериала. Её нет и не было.
ОЛЕГ. Была. И её вштырило то, о чём вы говорите. Театр, пьеса, режиссёр или кто-то из
            труппы. В каждом действии, даже самом бредовом, есть логика. Чаще всего, кто-то
            хочет иметь больше других. Чего-то или кого-то. Верно, Юля? Чего ты молчишь?   
            А вы как думаете, господин Браслетов.
БРАСЛЕТОВ. Просто я думаю, что она не хочет с вами разговаривать.
ОЛЕГ. Спасибо. Объяснили.
ЮЛЯ. Нет, я хочу разговаривать. Папа, ты прав. Скорее всего, мы знаем, что произошло и
            кто это сделал. Но мы другие. Для нас его проделки – глупость. И мы знаем, что         
           вы, взрослые, нас уже не поймёте. Потому что у вас сериал, а у нас жизнь.  И мы       
           сами хотим в ней разобраться. Не мешайте нам. Просто поверьте, что мы на это
          способны. Извини, папа, что я это сказала. Но это правда.
ОЛЕГ. Окейно. При всех говорить правду приятно и не страшно.
ГЛЕБ. Не так. Правду говорить легко и приятно.
ОЛЕГ. Знаю. Особенно, римскому прокуратору. Сотруднику прокуратуры, видимо, тоже.
РАКИТИН. Олег Аркадьевич, давайте оставим ребят в покое. Они ведь актёры. Могут и 
                ещё чего-нибудь придумать. Я-то их знаю.
ОЛЕГ. Ещё чего-нибудь? Хорошо. Уходим не солоно хлебамши. Что передать родителям?
                Студийцы молчат.
ОЛЕГ. Передам слово в слово.
                Олег выходит из зала, за ним идёт Ракитин.
СОРОКА. Зима! А чего этот кент в прикиде на тебя всё поглядывал?
БРАСЛЕТОВ. Оставьте её в покое. Пожалуйста.
НАСТЯ, ЮЛЯ (вместе декламируют). Над чёрной слякотью дороги
                Не поднимается  туман.
                Везут, покряхтывая, дроги
                Мой полинялый балаган.

                Лицо дневное Арлекина
                Ещё бледней, чем лик Пьеро.
                И в угол прячет Коломбина
                Лохмотья, сшитые пестро...
                Браслетов садится за фоно, играет.
                Тащитесь, траурные клячи!
                Актёры, правьте ремесло,
                Чтобы от истины ходячей
                Всем стало больно и светло!

                В тайник души проникла плесень,
                Но надо плакать, петь, идти,
                Чтоб в рай моих заморских песен
                Открылись торные пути.
                Браслетов играет, все слушают.

                35.
                Школьный коридор. Олег и Ракитин.
РАКИТИН. Что вы задумали?
ОЛЕГ. Давай на ты? Мы же почти одна семья. (Ракитин молчит.) Я обратил внимание,               
            что из всех ребят молчала только вот эта красивая девочка… С видео. Твоя
            театральная прима?
РАКИТИН. Зимина.
ОЛЕГ. Именно. Поэтому, скорее всего, есть кто-то, кого она знает и о ком не хочет   
            болтать. Этим кем-то я и займусь.  А сейчас пойду к мамам и папам. Блесну
            погоном. А ты успокой директора и Киру. Да! А музыканта в шею. Он нам всю
            музыку испортит.

                36.
                Ночь.  Зал. Все спят. Тихий вибровызов мобильника.
                Браслетов встаёт и прячется в кулисах.
БРАСЛЕТОВ (говорит по телефону). Я пока с ними, Ракита… Не могу… У меня своя             
                тема… А ты не понял самого главного, хотя и взял пьесу Глеба, где речь
                только об этом… О любви и обмане… Да потому что для них это сейчас
                самая фишка!.. Да мы же с тобой оттуда, где второго больше, чем первого…
                И как они нас ещё терпят, я сам не понимаю… Что?.. Любят?
                Резкий театральный свет. Вокруг Браслетова стоят студийцы.
БРАСЛЕТОВ. Вау!
ГЛЕБ. Ты нарушил общий договор, Брас. Мы никому не звоним. Дай айфон.
ЯНА. Куда он звонил? Своим скилам?
ГЛЕБ. Ильичу.
АНЯ. Они нас жалеют?
ГЛЕБ. Типа того.
СОРОКА. Чтобы поджарить потом до румяной корочки.
ПАРШИН. С любовью.
ГЛЕБ. Со вкусом.
АНТОН. И схряпать с аппетитом.
НАСТЯ. Да он просто перетрусил. Давайте выгоним этого ящера. Мы для них школота.       
               Почти уголовка. Верно, Брас?
БРАСЛЕТОВ. Нет. Но говна в вас пока никак не меньше, чем в нас, скилах и ящерах.
ГЛЕБ. Уходи отсюда. Мы тебя выпустим. Вали, Брас!
БРАСЛЕТОВ. Люблю быть в мейнстриме, Глеб. Хотя бы и на полу. Спокойной ночи!
                Идёт в дальний угол зала и ложится у стены,  укрыв голову своим свитером
               
               
                37.
                День. Стоянка машин. Карен в кабине своей машины.
КАРЕН (разговаривает по телефону). В воскресенье будет рубилово с «конями»…             
              Колено нормуль… Меня больше Гаврилыч парит… Потому что  он повёлся на
              этого старпёра из Уфы… А я устал на лаве сидеть. Мне сейчас надо…
                Внезапно открывается дверь и рядом с Кареном  в салон  усаживается Олег.
ОЛЕГ. Тебе сейчас надо не спалиться. Знаешь, почему?
КАРЕН. Вы кто?
ОЛЕГ. Олег Аркадьевич. Из городской прокуратуры. (Протягивает руку.)
КАРЕН (пожимая протянутую руку). Карен. А вы, собственно…
ОЛЕГ (забирает у Карена телефон, смотрит номера). Джинн - это он?
КАРЕН. Слушайте…
ОЛЕГ. Я тебя слушаю, но пока ничего не услышал. Хотя задал уже два вопроса. Ладно,
            третий вопрос. Сколько ты им заплатил за палёное видео с твоей подружкой?
КАРЕН. Что?
ОЛЕГ. Окейно. Сам узнаю. (Набирает вызов). Привет, Джинн!..  Да неважно… Прямо в
            руки… Ну… А тебя сдал. Вместе с другом… Олег Аркадьевич Чуковский,
            следователь… Хорошо, что просёк. Кое-кто тут менее умный…  Стопер?
           (смеётся, Карену.) Слышал?.. (В телефон) Короче, Джинн. Я Центр
           информационной безопасности пока беспокоить не буду. Они же тебя за полчаса
           найдут. Но нам с тобой этот кейс не нужен. И твоим маме и папе. Жду, что через 
           пять минут видео с девочкой и музыкантом из интернета исчезнет навсегда. А
           жёсткий диск ты отформатируешь… Ну, да, вместе со всей остальной лабудой…
          Через две?.. Окейно. Да, а деньги Карену верни… Потому что не заработал… Я тебе
          верю. (Отдаёт телефон Карену.) «Коней» в воскресенье накормите? Я в вашего 
          Гаврилыча тоже верю.

                38.
                Кабинет директора школы. Фаина Марковна сидит за столом и пишет.               
                Входят Ракитин, Браслетов и студийцы.
ГЛЕБ. Добрый день, Фаина Марковна.
ФАИНА МАРКОВНА. Здрасьте.
ГЛЕБ. Нам сообщили, что все наши требования вы приняли без возражений. Поэтому мы
            прекращаем сидячую забастовку и  надеемся, что конфликт исчерпан. Но если 
            что…
ФАИНА МАРКОВНА. Если что – не надо. Я тоже надеюсь. Когда будет готов спектакль?
РАКИТИН. Не знаю.
ФАИНА МАРКОВНА (резко). Когда премьера? Через неделю? Через три? Через месяц?
РАКИТИН. Вы что? В роддоме? Хотите точного срока? Не надо от них требовать быть
                гениальными по заказу. На этом целая страна уже башку свернула. Мы         
                работаем и пока сами не знаем результата. Хотим его, но осторожны.
ФАИНА МАРКОВНА. А я не с них требую, а с вас, Илья Ильич. Где ваша смелость? Я             
                читала пьесу Глеба Рогова. В ней есть всё и для успеха, и для
                провала. Так где ваша личная надежда на успех? Или вы не
                руководитель студии, а  пустой прожектёр?
РАКИТИН. Я требую смягчить тон!
ФАИНА МАРКОВНА. Нет! Это я требую от вас понять ситуацию. В середине мая      
                просмотры. Студия «Авось» должна быть к ним готова. Мне лично
                осточертел этот Станицын с его вампуками. Мы должны взорвать
                фестиваль. Вы, Илья Ильич. И они. То, что произошло вчера в
                студии – только манёвры. Я это понимаю. Теперь спокойно
                займитесь творчеством и, в конце концов, добейтесь задуманного.
ЮЛЯ. Вы поняли нас, Фаина Марковна, а мы поняли вас. И все мы – наша « Авоська» и               
            Илья Ильич - с вами заодно.
АНТОН. Дайте время, дайте срок – будет вам и белка, будет и свисток. 
БРАСЛЕТОВ. И музон обещаю - просто отпад. А кто этот Станицын? Давайте набьём ему
                баки?
                Все смеются.
ФАИНА МАРКОВНА. Вон отсюда! И запомните – я жду от «Авоськи» взрыва! 

                39.
                Антон звонит в дверь. Открывает Ракитин,
                одетый по-домашнему, с рукописью в руках.
АНТОН. О-па!
РАКИТИН. В смысле: здравствуйте?
АНТОН. Ну да. Добрый день.
РАКИТИН. Заходи.
                В прихожей.
АНТОН. А что вы здесь делаете?
РАКИТИН. Живу.
ЮЛЯ (появившись из комнаты). Илья Ильич, это ко мне.
РАКИТИН. Не задерживайся. Сейчас у нас с тобой самое главное. (Уходит.)
АНТОН. Что он здесь делает?
ЮЛЯ. Живёт.
АНТОН. С кем?
ЮЛЯ. С мамой.
АНТОН. Как? Почему? Не догнал.
ЮЛЯ. Любовь.
АНТОН. И у них тоже?
ЮЛЯ. Какие вы нелепые, мальчики. Вам, значит, можно, а другим нельзя?
АНТОН. Прикол! А я уже подумал…
ЮЛЯ. Успокойся. Зря подумал. Если что, я бы тебе сказала. Но как бы нечего.
АНТОН. Странно как-то ты говоришь. Сама что ли на Ильича запала?
ЮЛЯ. Зря ты так про Ильича. И про меня. Какие-то сны в школьную ночь.
АНТОН. Главреж в отцовских тапках! Быть беде!
ЮЛЯ. Ты чего хотел?
АНТОН. Пойдём куда-нибудь? В мультиплексе сегодня фильм новый. Что-то про    
                Голливуд. Может, прокатит? Ну, до конца можно будет высидеть. Актёры,
                вроде, центровые.
ЮЛЯ. Пойдём. (Снимает с вешалки куртку, надевает.)
РАКИТИН (из приоткрытой комнатной двери). Чуковская! А наш план на сегодня? Ещё               
                целых две страницы текста. Я что, вместо тебя твой кусок репетировать буду?
ЮЛЯ. Извините, Илья Ильич. Иду! (стоит, не раздеваясь).
АНТОН. Теперь догнал. Одним можно, а другим нельзя!
                Уходит, громко хлопнув дверью.

                40.
                Репетиция в зале.
РАКИТИН. Давайте снова. Только уверенней. Бог с ним, с текстом. Подучите и скажете
                как надо. А сейчас главное – смысл.
АНТОН. А можно своими словами? Близко к тексту?
РАКИТИН. Пока можно.
АНТОН (в роли). Злата, Латынин старше тебя на двадцать лет. Прикинь, сколько ему
               будет,  когда ты институт закончишь.
ЮЛЯ (в роли). Я не закончу. Я умру, если он с лекций меня встречать не будет.
АНТОН. Не будет.
ЮЛЯ. П-п-почему?
АНТОН (передразнивая). П-п-потому что ты больная. Заика. А он женат.
ЮЛЯ. На ком?
АНТОН. На своей математике. Мечтаешь лишить его самого главной конфетки? И занять 
                её место?
ЮЛЯ. Г-гадина! Трус! Боишься, что все другие тебя засмеют, если ты со мной дружишь?
           З-з-зачем ты так? Что я тебе… что я вам всем сделала?
РАКИТИН. Вхожу в класс… (В роли Латынина,  с портфелем в руке). Что за шум, а               
                драки нет? Почему не на уроках?
ЮЛЯ. Потому что… Потому что…
РАКИТИН. Юля! Чего ты замолчала? Мы же вчера столько раз эту сцену проходили.
ЮЛЯ. Я хочу сыграть её по-другому.
РАКИТИН. Ну, ради бога! Играй, как чувствуешь.
АНТОН. А мне сбежать из класса, когда вы появились?
РАКИТИН. Нет. Стоишь в стороне, смотришь и съедаешь всё увиденное, переживая до       
                самых пяток.
АНТОН. За неё?
РАКИТИН. За себя. Напросился, дурачок, и получил. Ты готова, Юля?
ЮЛЯ. Да. Только войдите ещё раз.
РАКИТИН (повторяя, в роли). Что за шум, а драки нет? (Юля кидается ему на шею.)    
                Почему… чёрт!.. Почему… не на уроках?
ЮЛЯ (в роли). Потому что… Потому что мне нужны вы, а не уроки. Я это поняла сразу,    
           когда пришла к вам школу. Я заика. Больная. Дурочка. И становлюсь ещё  большей
          дурочкой у вас на математике. Вы так говорите, словно колдуете. И мне ничего не
         понятно, кроме вашего голоса. И я твержу про себя весь урок: «Говорите, говорите, а
         я буду вас слушать». Это такое счастье – молчать и слушать того, кого любишь.
РАКИТИН (от себя). Чуковская! Опомнись! Прекрати эту отсебятину.
ГЛЕБ (из зала). Она говорит текст слово в слово из пьесы. Это вы мухлюете.
РАКИТИН. Она разрушает всю архитектонику пьесы. Твоей пьесы. Можно мне, как
                постановщику, работать с артистами и делать им замечания?
ГЛЕБ. А можно мне, как автору, делать замечания постановщику? Вы им мешаете, потому
            что боитесь, что ребята будут слишком откровенны в своих ролях. А мне хотелось      
            именно  этого. Проорать всю правду о нас, подростках. Чука играет гениально,
            и я сам от неё без ума. Чука, я тебя обожаю! Жми дальше на всю катушку!
НАСТЯ. А я? Между прочим, пьеса названа моим именем. Играть надо про меня… О    
               моей Зиминой, а не о Чуке. В смысле, Злате. Давайте разберёмся, Илья Ильич, о      
               ком вы делаете спектакль? Обо мне, о Чуке, или об этой ведьмочке, директрисе
              Аллочке?
РАКИТИН. Нашла коса на камень.. Мы десять раз разбирали пьесу, спорили, выясняли,
                чуть не дрались, потом договорились и… пожалуйста! Что, опять по новой?
НАСТЯ. А если мне, главной героине, непонятно?
ГЛЕБ. Тогда сядь и подумай, Зимина. Иногда это полезно. Илья Ильич, можно мне 
           поговорить с ребятами?
РАКИТИН (садится в зале). Ровно две минуты.
ГЛЕБ. Спасибо!.. Так вот. Любой режиссёр ставит спектакль о своих проблемах. Это на
            вопрос Насти. Как писатель или поэт пишет про себя.  Я сам недавно это просёк.   
            Но вы, артисты, об этом не думайте. Вернитесь к сюжету.  Злата - новичок в школе, 
           она без ума от Латынина. Класс в лице Антона, который завис на Злате, против них.
          Директор Аллочка подзуживает класс, так как сама льнёт к математику. Настя
          Зимина, чудачка и фрик, защищает Злату и разыгрывает любовь с математиком,
          чтобы привлечь внимание к себе. Потому что она одинока из-за своей прикольности.
          То есть все любят всех и все обижают друг друга, потому что боятся говорить о
          своих чувствах правду. И беречь чувство другого... Вот и всё. Чего тут непонятного?
                Пауза.
ЮЛЯ (со сцены). Илья Ильич, мы будем продолжать?
РАКИТИН. Если все готовы - всю сцену с самого начала.               
               
                41.
                День. Весна. Первая зелень на кустах и деревьях. Дача. Настя
                внутри дома у окна. Потом рассматривает комнату. Книги на
                полках, школьные фото на стенах, на нитях с потолка свисают
                маленькие колокольчики. Входит Мира Александровна с
                подносом, на нём чайник, чашки, нарезанный торт.

МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Присаживайся, Настя. Чай готов.
НАСТЯ. Это наш класс?
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Тогда ещё седьмой «В». Перед самой моей пенсией.
НАСТЯ. Кайфово тут у вас. Фотки, тишина, колокольчики.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Степан Николаевич собирал всю жизнь. До самой смерти. 
                Называл их звонцы. Размещал по тону. Слышишь? 
                (Проводит рукой по колокольчикам, те звенят). И так
                же звенят при любом ветерке. Мне это напоминает голоса тех,         
                кого знаю. Сказочный хор, словно поют.
НАСТЯ. Хайпово! 
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Садись, пей чай. Так почему ты приехала?
НАСТЯ. Сама не знаю. Ехала – знала. А тут – забыла. Может быть, придумала. Какая-то
               бодяга, в общем.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Влюбилась?
НАСТЯ. Было б в кого! Вы же помните наших троллей? Просто… Вот тут теснота
               (показывает на грудь), а в голове… вроде ваших звонцов. И не проходит.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Как его зовут?
НАСТЯ. Кого?.. Да не в нём дело, а во мне. Ему-то что? Сегодня – здесь, завтра – там… А 
               мне как будто внутри всё льдом забили. И страшно, и весело одновременно.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Он кто?
НАСТЯ. Музыкант. Джазмен. Прикольщик.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. А второй?
НАСТЯ. Второй?.. Одноклассник.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. И тоже не от мира сего?
НАСТЯ. Хуже. Говорит по-нашему, подкалывает, ругает, смеётся, а глаза… словно с 
               другой планеты смотрят. И я чего-то всё время боюсь. Сказать не то, посмотреть
               не так, надеть что-нибудь не то.
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. И так с обоими?
НАСТЯ. Запуталась я, Мира Александровна. Совсем одна. Спросить не у кого. Что мне 
               делать?
МИРА АЛЕКСАНРОВНА. Ну и  не спрашивай, Настя. Всё у тебя нормально. Это они
                запутались, а не ты. Во-первых, пусть они сами разбираются.
                Между собой. Во-вторых, ты же не одна. Это в такие моменты
                просто так кажется. В-третьих, давай пить чай. А то остынет.
НАСТЯ. Ну что же мне, в конце концов, делать?
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА. Терпеть. Ждать. Надеяться. Любовь ничего другого нам,         
                женщинам, не предложила.
НАСТЯ. А счастье?
МИРА АЛЕКСАНДРОВНА.  Ну, если дождёмся.

                42.
                День Улица. Ракитин и Глеб.
РАКИТИН. Я всё спросить у тебя хочу. Что-нибудь новое пишешь?
ГЛЕБ. Само собой.
РАКИТИН. Покажешь?
ГЛЕБ. Пока нет.
РАКИТИН. Правильно. Декорации видел?
ГЛЕБ. Детская площадка мне понравилась.
РАКИТИН. Мне тоже. Хорошая идея. Есть с чем повозиться.
                Пауза.
ГЛЕБ. Что с вами, Илья Ильич?
РАКИТИН. Ничего. Я решил на роль Аллочки кого-нибудь из наших взять. Но не из
                студии. Мне моя знакомая актриса обещала, но у неё сейчас в театре выпуск,
                интриги, и вообще… Отказала, короче.  Поэтому хочу  рискнуть.
ГЛЕБ. Кто?
РАКИТИН. Чуковская. Кира Михайловна. Думаю, она справится.
ГЛЕБ. И у вас пять пудов любви? Как у Чехова? А вы-то справитесь?
РАКИТИН. Как тебе идея?
ГЛЕБ. Жесть. Но вы рискните.   
               
                43.
                Репетиция. Браслетов за фоно. На сцене все участники спектакля и               
                Чуковская. Музыка. Персонажи танцуют – ловят друг друга
                среди  декораций детской площадки.
ЧУКОВСКАЯ (в роли, поймав Ракитина-Латынина). Почему ты вчера меня здесь не
                дождался?
РАКИТИН (в роли). Алла, отпусти меня.
ЧУКОВСКАЯ. Пожалуйста. Беги в своё никуда. С детишками-недорослями. Я
                предложила тебе быть счастливым, но ты хочешь беды.
РАКИТИН. О чём вы, Алла Сергеевна?
ЧУКОВСКАЯ. О вашей тупости, Борис Платонович. Аллочка, Настенька, Злата.   
                Уравнение с тремя неизвестными. Без ответа. Не ясно? А перед вами я, вся               
                нараспашку. Берите.
РАКИТИН. Зачем так откровенно?
ЧУКОВСКАЯ. Пора стать взрослым и умным. Вы это заслужили…
                Ракитин машет Браслетову, музыка обрывается.
РАКИТИН. Кира Михайловна, не так. Она Латынина не понимает, но внутренне готова ко 
                всему. Даже к голой правде. Брать за горло свою любимую добычу. Но 
                вежливы оба, как иностранцы. Мысль у него и неё – только бы не обидеть!
                Международный скандал. Взаимности  - ноль. Нет перевода. Языки чужие и
                смешные. Представьте: она японка, а он африканец.
ЧУКОВСКАЯ. Хорошо, я попробую.
РАКИТИН. Пробуйте. Только быстрее. Неделя до премьеры. На сегодня всё. Всем
       спасибо.
                К Ракитину подходит из зала Глеб.
ГЛЕБ. Он не африканец. Он русский. Но он компьютер, и она за ним не успевает. Она
            вообще другая.
РАКИТИН. Ну и кто же она?
ГЛЕБ. Княжна Мери.
                Все внимательно следят за их диалогом.
РАКИТИН. Ещё раз – все свободны.
                Студийцы и Чуковская уходят со сцены.
РАКИТИН. Ты тоже, Глеб.
ГЛЕБ. Я не понял?
РЕАКИТИН. Рогов, ты осточертел мне! Я ищу решения, а ты лезешь со своими вечными
         подсказками. И мешаешь мне хуже слепого сеттера на охоте.
ГЛЕБ. Но я же…
РАКИТИН. Послушай себя: я, я, я! И никого рядом. Мне нужно заниматься делом,
      выпускать спектакль, а не бороться с твоим эго, пережравшим снобизма. Уйди
      в сторону и убери своё оскорблённое лицо. Я ведь не лез к твоему столу, когда
      ты рожал пьесу? Так дай и мне родить ребёнка таким, как я его задумал.
ГЛЕБ. Скандал?
РАКИТИН. Пока работа с упрямым и зазнавшимся автором. Когда я закачу скандал, тебе
      белый свет в рогожку покажется.
ГЛЕБ. Но, Илья Ильич…
РАКИТИН. И с этого момента – никаких «но». Тем более, во время репетиций. После
      премьеры наговоримся.
БРАСЛЕТОВ. Кстати, я тоже не очень понял. Сижу рядом и туплю. Зачем тут эта Кира?          
                Ты опять  что-то затеял?
РАКИТИН. Да. Меня не устраивает название пьесы. Слишком однобоко. У нас будет
                общая метафора, полифоничный образ. Я хочу назвать спектакль «Там,
                далеко-далеко». Автор согласен?
ГЛЕБ. Посмотрим.
РАКИТИН. И ещё всем, кто сейчас здесь или за кулисами. Часто то, что рядом,    
                непонятно. Нужно посмотреть на всё со стороны. Совсем издалека.
БРАСЛЕТОВ. Откуда?
РАКИТИН. С другой планеты.
БРАСЛЕТОВ. Какой?
РАКИТИН. Театр.
ГЛЕБ. Я, кажется, понял. Только вы напрасно волновались, Илья Ильич. С новым
           названием я согласен. А с вами не соглашусь никогда. Ещё раз прочитайте
           мою пьесу, и врубитесь в неё окончательно. Мы от вас уже далеко. Вы от нас
           безнадёжно отстали. Но мы можем вас подождать. Хотите - догоняйте!             
           (Уходит.)       
БРАСЛЕТОВ. Осталопо кретинато! Надо было остановить его.
РАКИТИН. Сам вернётся.
БРАСЛЕТОВ. Дождался? Яйца учат курицу.
РАКИТИН. Пошёл ты.
БРАСЛЕТОВ. Пошли вместе. Мне самому с ними страшно.

                44.
                Музыка в стиле регтайм. Нарезка эпизодов:
Кира Михайловна Чуковская дома, собирается в студию на спектакль.
Студийцы поодиночке и группами по улице спешат в студию.
Настя и Юля идут в студию вместе.
Ракитин смотрит из зала на сцену с закрытым занавесом.
Браслетов разминает руки.
Студийцы одеваются, гримируются за кулисами.
Школьники, родители и гости заполняют школу.
Фаина Марковна говорит приветствие зрителям, стоя перед первым рядом в         
переполненном зале.
В зале среди зрителей Олег, Мира Александровна, Станицын, члены жюри фестиваля.

                45.
                За кулисами..
РАКИТИН. Все в сборе? Все готовы? Отлично. Играйте, как на последнем прогоне. Легко
                и свободно. Спектакль – самое весёлое на свете дело. Ну, что?
                Все собираются в кружок, соединяют руки.
ВСЕ ХОРОМ. «Авоська» открывается, спектакль начинается! «Авоська» открывается,
                спектакль начинается! «Авоська» открывается, спектакль начинается!
РАКИТИН. С богом!

                46.
                Зал. Регтайм. Занавес открывается. Все участники               
                спектакля сидят на детской площадке.
ЧУКОВСКАЯ (в роли). Какой сегодня странный день.
РАКИТИН (в роли). Почему странный?
ЧУКОВСКАЯ. Всё не на месте. Словно в дурном сне.
РАКИТИН. Чепуха. Всё в норме. Простите, я - на урок.
ЧУКОВСКАЯ. Будьте внимательны, Борис Платонович. В вашем десятом «В» новенькая.
                По-моему, она слегка того… с приветом.
РАКИТИН. Хорошо, Алла Сергеевна. Приглядимся…

                47.
                Квартира Роговых. Глеб ходит по комнатам, не находя себе места.               
                Потом срывается, бежит в коридор, надевает куртку и несётся по
                улицам, потом по школьным коридорам, потом стоит в зале за последним
                рядом и смотрит  на сцену, на которой продолжается спектакль.

                48.
                За кулисами. Ракитин ждёт своего выхода. Вбегают Настя и Юля.
                Настя, покрутившись у зеркала, выходит.
РАКИТИН. Юля!
ЮЛЯ. Что, Илья Ильич?
РАКИТИН. Я понял, что нашу сцену надо играть по-другому. Спокойно и обыкновенно.   
                Страшно буднично. Тогда она станет по-настоящему трагичной. На разрыв.
ЮЛЯ. Я постараюсь.
РАКИТИН. Вот Латынин и Злата стоят напротив друг друга, он закрыл глаза, ждут, ждут
                оба, и, наконец, она говорит, словно отвечает урок: «Я вас не люблю». Без
                эмоций.
ЮЛЯ. Хорошо.
РАКИТИН (закрывает глаза). Попробуй…. Отдельными словами… Как будто вызубрила
                ответ…  Ну?
ЮЛЯ. Я… вас… люблю! (Целует его и убегает).

                49.
                Финальная музыка спектакля. Занавес закрывается.               
                Зрители аплодируют. В зале фурор.
СТАНИЦЫН. Это сумасшествие! Такая откровенность! В школе! Зачем вы
           сделали этот спектакль?
ФАИНА МАРКОВНА. Они сами сделали.
СТАНИЦЫН. А вы – разрешили.
ФАИНА МАРКОВНА. С каких это пор я должна следить за тем, что думают и делают 
                нормальные люди? И давать им нелепые разрешения? Дикость
                какая-то, Сергей Семёнович! Вы не находите? 
СТАНИЦЫН. А что будет с нашим фестивалем?
ФАИНА МАРКОВНА. Фестиваль прогремит на весь город. Благодаря нашей «Авоське».
                И вам тоже.
СТАНИЦЫН. Я не ожидал такой смелости в обычном школьном театре. Мне буквально             
                голову снесло. Рана на всю жизнь.
ФАИНА МАРКОВНА. Errare humanum est.  Пойдёмте зализывать раны и пожинать лавры!

                50.
                За кулисами.
БРАСЛЕТОВ. Ты что, Ракита? Нервы?
РАКИТИН. Слушай, неужели спектакль получился?
БРАСЛЕТОВ. Если начнут гнобить – значит, попад.
РАКИТИН. А где все ребята?
БРАСЛЕТОВ. Там… Ты, кстати, ничего не заметил?
РАКИТИН. Что?
БРАСЛЕЙТОВ. По-моему, они самородки. Огранка – твоя.
РАКИТИН. Брось.
БРАСЛЕТОВ. А твоя Юлька – шедевр. Гений. Ты слышал, как она сказала, что тебя не
          любит? Если бы мне так сказали, я умер от счастья. Так чува говорит только
          избранному чуваку.
РАКИТИН. Куда тебя опять понесло?
БРАСЛЕТОВ. Вверх! Юлька – как в космосе тёмная материя. Знаешь, что это? Тайна, 
                которая пронизывает и удерживает Вселенную от хаоса. Эта девочка
                рождена для чуда. Как музыка. Если тебе удастся расслышать и понять её –
                ты почти Моцарт.
РАКИТИН. Да. Хорошо бы вверх. Только с кем?
БРАСЛЕТОВ. Вот и я говорю: давай соберём всех наших и сбежим отсюда. Подальше от
           головоногих и поближе к звёздам.
РАКИТИН. Это куда?
БРАСЛЕТОВ. В мою студию. Невесомость я тебе обещаю. Слышал мою новую музыку?
           Услышишь – взлетишь. Хватит кемарить. Вставай! Ходу отсюда!

                51.
                Музстудия. Всюду воздушные шарики, украшения,
                цветные лампочки. Медленная музыка. Студийцы
                парами танцуют, Чуковская танцует с
                Браслетовым. Ракитин и Олег стоят в стороне у аппаратуры.
ЧУКОВСКАЯ. Я устала. Хочу присесть.
БРАСЛЕТОВ. Вон там (кивает в сторону Ракитина и Олега). Извини, не провожаю.
                Чуковская подходит к мужчинам.
ЧУКОВСКАЯ. Вы похожи на Ленского с Онегиным.
РАКИТИН. Скорее, на фон Корена с Лаевским.
ЧУКОВСКАЯ. И о чём договариваетесь?
ОЛЕГ. Кто будет стрелять в воздух.
ЧУКОВСКАЯ. Всё так серьёзно?
ОЛЕГ. Шутить лично мне надоело.
ЧУКОВСКАЯ. Олег! Хватит разыгрывать из себя мальчишку. Тебя кто-то обидел? Не
             купил тебе  билет в кино? Отнял любимую игрушку? Почему ты всё время
            влезаешь между нами? Мы с Ильёй решили, что нужны друг другу и хотим
            быть вдвоём. Третий – лишний.
ОЛЕГ. А третья?
ЧУКОВСКАЯ. Не унижай меня. Я – мать и за Чуку беспокоюсь не меньше тебя. Даже
            больше. Потому что это – природа, а не ваши мужские игры.
ОЛЕГ. Он тоже беспокоится?
ЧУКОВСКАЯ. Он – тоже. И всерьёз. Чего ты молчишь, Илья?
РАКИТИН. Думаю.
ЧУКОВСКАЯ. О чём?
РАКИТИН. О том, что ты, Кира, наверное, права. Третий тут лишний.
ЧУКОВСКАЯ. Илья! Что с тобой?
РАКИТИЯН. Кажется, я тебя обидел. И Юлю.
ЧУКОВСКАЯ. Замолчи!
РАКИТИН. Прости, если можешь. Я виноват.
ОЛЕГ. Тогда к барьеру!
РАКИТИН. К барьеру!
                Ракитин и Олег выходят из музстудии, Чуковская через несколько
                секунд бежит за ними.

                52.
                Музстудия.
БРАСЛЕТОВ. Стоп! Тишина! Знаете, что будет дальше?
АНТОН. Что?
НАСТЯ. Что, Брас?
БРАСЛЕТОВ. Новый спектакль. По новой пьесе.
ГЛЕБ. Откуда она возьмётся?
БРАСЛЕТОВ (ткнув в него пальцем). Оттуда. Новая музыка для него уже готова. Ч-ш-ш!
                Садится за синтезатор, кладёт руки на клавиши.
БРАСЛЕТОВ. Полетели!
                Браслетов играет, фортепианная музыка
                переходит в следующий эпизод.               

                53.
               
                Вечер. Городская панорама.               

Студийцы дружно идут по улице и оживлённо болтают.               
Перекрёсток. Ракитин, Чуковская и Олег пожимают друг   
другу руки и расходятся каждый в свою сторону.               
На сцене декорация детской площадки. На полу разбросаны
обрывки целлофана, цветы, нотные листы, лежит портфель.               
Свет с декорации по-театральному медленно уходит.
               

                КОНЕЦ 


                15 октября – 21 ноября 2019 года