Заступница

Пётр Родин
Восклицательный знак на снимке ультразвукового исследования (УЗИ) был малиновый, как стоп – сигнал, торжествующий и вызывающий животный страх.
     Как это часто бывает, раковую опухоль левой почки у Валерия Сергеевича Переяслова заподозрили эскулапы совершенно случайно. Это не был вынужденный поход ко врачу или плановая диспансеризация. В дальний, забытый Богом сельский район как – то по весне заехал передвижной диагностический центр областной больницы.
           Бывший многолетний глава района и воспользовался этим случаем. Покрутили – повертели его на своих приборах заезжие доктора и вынесли неутешительный вердикт: -требуется срочная госпитализация на дообследование в стационаре и, возможно, операцию.
          Побаливала поясница. А у кого этого не бывает, особенно в семьдесят лет? Слабость, голос подсел да ноги малость отекают? Опять же: «Отбегали ножки, отпел голосок», годики – пароходики дают себя знать. Так или иначе, сдал Валерий Сергеевич анализы ещё и в районной больничке, собрал необходимые бумаги и уже через три дня заселился в хирургию печально знаменитого пятого корпуса областной больницы. В тщательно вымытую и прокварцованную двухместную палату на третьем этаже он заехал с утра.
       После обеда, с котомкой в одной руке и с пачкой документов и снимками в другой явился и обладатель второго койко - места.
     Высокий мужчина средних лет с клешневатыми, костистыми руками, морщинистым лицом, будто влажными чёрными волосами и водянистыми складками под маленькими, чёрными же глазками по хозяйски прошаркал к свободной кровати. Звали однопалатника Валерия Переяслова Костей или «Костяном», как он и представился. Своё прибытие в «онкологию» шустрый новосёл пояснил необходимостью подремонтировать печень.
- Вот печёнку малость подрихтую, и видел я в гробу эти казённые стены с тёплыми унитазами, - уверял он скорее сам себя, нежели собеседника.

  Игорь Андреевич, - лечащий врач был молодым ещё человеком скромного росточка, в очках и с ранней залысиной, в безукоризненно – белом,  отутюженном  халате и такой же шапочке. Его сопровождала медсестра Лена, миловидная полненькая блондинка. Она что – то услужливо записывала, пристроив папку с историями болезней на спинке кровати.
- Ну и как мы сегодня? –
Врач присел на табуретку у кровати Переяслова и расправил трубку тонометра.
- Да, вроде бы ничего. Только вот ночью не очень - то спалось.
- Боль в пояснице? –
-Есть ещё, но, кажется, меньше стала -
Игорь Андреевич замерил давление, которое оказалось чуть повышенным.
   -А капельницы как переносите?
-Всё хорошо, - ответила за больного медсестра, - никаких побочек.
- Биопсию назначаем на утро понедельника. Надо будет воздержаться от завтрака. Общий анализ крови – на завтра.
- Так ведь два дня назад кровь брали -.
- В лабораторию спускаться не надо, к Вам придут, - произнёс Игорь Андреевич, завершая осмотр.

      Костяна на всех парах готовили к операции. Мужичок быстро освоился в больничных условиях, завёл знакомства с обитателями соседних палат и был источником новостей. Перед тихим часом он заявился из столовой, где был телевизор со свежей порцией информации.
-Слышь, Сергеич, чего наш ВВП отчудил. Это он про Президента.
- Чиновников, говорит, надо терзать и трясти почём зря. -
-А это как? –
- Вот и я думаю, как! –
-Вот к примеру, ты был большим районным начальником. -
- Где чего не так, велит Путин людишкам к вашему брату заявляться и трёпку устраивать. –
- Так давайте, Константин, выбирать хороших руководителей, чтобы терзать никого нужды не было. –
- Ой, уж про выборы, Сергеич, ты мне не заливай, я на этом деле собаку съел. –
- Ну и как на вкус, собачка?
- А ты не смеись, - ни хрена хорошего. –
- Чего же так? –
- А вот так. Слушай сюда. -
-Костян поудобнее улегся поверх одеяла, пристроив подушку под спину. -
 В моём сельсовете меня «Политологом» кличут. Не хвалюсь, но любую проблему могу осветить, как фарой галогеновой. Агитатором постоянным числюсь.
   - Прошлой осенью выборы в Госдуму мы проводили. Волеизлияние жителей целых трёх деревень должен был я организовать да, блин, незадача вышла.
- А что хоть случилось? –
-Да ты слушай, знай. – Костян явно входил в азарт.
- Лисичек у нас тогда, как грязи навылазило по перелескам. Вот я и шастал за ними по три раза в сутки. Заработка – то больше никакого нет. Только выборы да лисички. Я их на семьдесят две тысячи тогда сдал, а вот на агитацию времечка- то и не хватило. За неё тоже денег да кой – чего из продуктов дают.
- Так какой же выход ты, Константин нашёл? – поддержал Переяслов увлечённый рассказ собеседника.
- Вот – вот, слушай, знай! –
Два дня оставалось до голосования, а у меня «и конь не валялся». Ни у одной старухи в округе ещё не бывал. Целую ночь не спал, всё думал, как быть. И ведь придумал! –
Костян от волнения присел на кровати и стал помогать своему повествованию руками.
- Сноха моя, Валюха в сельсовете работает. Недавно главой стала. В эту блатную палату она же меня и пристроила. В самый день выборов они с наблюдателем от КПРФ всех моих избирателей объехали. Ну и на чаёк с самогонкой на «уазике» ко мне заскочили. Пока они с дождя да холода обогревались, я выборы – то и оформил –
-Так ведь поздно уж было. Как же сумел? –
- Стопаньки!  Секундочку! – Костян уже не мог сидеть. Он, как актёр на подмостки, вышел к окну и после многозначительной паузы почти шёпотом изрёк заключительный монолог своей пьесы:
- Пока гости мои, коих я к себе и зазвал, принимали по стопарику первача под жареные в сметане лисички, я в сараюшке, оппаньки! – ящичек – то их на свой и обменял. Он урной переносной называется. Один в один заранее сколотил. А красную материю вместе с печатью пластилиновой с сельсоветской коробочки на свою натянул.
- Да что – то не очень верится, как же тебе это с рук сошло? –
- Эх, Сергеич, мил человек,- золотое яблочко! Сам, блин, с расстройства тогда едва не захворал. А главное тут что? Боязно было, как бы не лишку я тех правильных бюллетеней, которых мне Валюха же и сподобила в урночку свою понапихал.  Да, слава Богу, всё сошлось, ровно сто процентов моих избирателей за партию начальников голоснуло. –
- А вот сейчас ВВП, - вернулся рассказчик к тому, с чего начал, - трясти и терзать их велит. -
- Крутой он у нас.  Ага, поди –ка потряси, дотянешься до них хрена с два, как до высоченной ветки яблоневой. –
Костяну нестерпимо захотелось курить, он шарил по карманам больничной куртки в поисках сигарет и зажигалки. Уже на ходу, прикрывая дверь палаты, добавил:
- Да фиг бы с ними со всеми, мне бы, Сергеич, вот только бы печень подрихтовать. А бизнес свой я и без выборов, на лисичках да клюкве сбацаю… -

А Сергеичу не дремалось в тихий час, не спалось ночами в ожидании результатов биопсии. Хотелось пообщаться с кем – то доверительно. Но уж никак не на тему выборов, хотя за жизнь много раз приходилось «избирать и быть избранным».
Ощутимо, до запахов, память представляла картины далёкого прошлого и недавних лет, будто рисовались они ярким фломастером на листе мелованной бумаги.
Детство. Зимний морозный вечер. Семилинейной керосиновой лампой на политической карте мира, занимающей полстены, как проектором высвечиваются разные страны, океаны и моря. Восьмилетний Валерка, засыпая, слышит невнятный шепоток бабушки Агафьи. Она молилась перед божницей. Причудливые тени от крестных знамений и наклонов метались от окошек до чулана. Колено трубы подтопка потрескивает, остывая. Вот под потолком мелькнула тень химика Менделеева. Такой его портрет с огромной шапкой волнистых волос висит в коридоре школы – восьмилетки.
А вот и Белка со Стрелкой – знаменитые тогда собачки, которые в космос слетали и живыми вернулись на Землю.
Вот и сам Валерка на самодельных лыжах с пеньковыми завязками смело рассекает крутоватый горб своей первой жизненной вершины - горы Княжухи.
Бабушка молилась истово и много. В старинных, закопчённых образах ей, должно быть, виделись живые глаза самого Бога. Над ним, конечно же несуществующим, внук частенько подсмеивался не только в мыслях, но и в разговорах…
Ночью вспомнилось, как много раз приходилось с наезжающими в район делегациями бывать в знаменитом селе Казанском, что на старице реченьки Яруги, на овеянной легендами Лысой Горе, в хаме Казанской Божией Матери.
Деревянная церковь в плане – кораблик, с пятискатной крышей и шатровым верхом ещё с начала века восемнадцатого принимала православных под свой кров. Было время, под тёсаными топорами половицами и резным кленовым иконостасом хранились колхозные минеральные удобрения. Несколько раз храм был обворован. Но в целом, внутреннее убранство сохранилось близким к изначальному. Стены из огромных, цвета матового мрамора лиственниц, казалось, не уступят своей мощью каменному детинцу. Во всегда прохладном намоленном внутреннем сумраке такими естественными были мысли о вечном. На паперти, рядом с крылечком врос в землю камень – валун с выемкой - следом босой ноженьки самой Богородицы. Так гласила легенда. Рядом с этим углублением ставились зажжённые свечи, люди прикасались к нему ладонями прося милости у Царицы Небесной.
     Обычно завершались вояжи в село Казанское организованными властями обильными застольями с возлияниями. В тостах за здравие власть имущих, в цветастых сарафанах и рубахах местных артистов будто бы дробилась на несвязное бурчание недавняя проповедь настоятеля. А образ Казанской иконы Божией матери, чудом уцелевший в российских смутах и плачущий по всем сгинувшим в них, будто рассыпался на мелкие блёстки.
Валерий Переяслов по строгому счёту не был человеком воцерковлённым. И во взрослой жизни, будучи молодым, сильным и, конечно, «бессмертным» он подсмеивался иногда над церковными установлениями. Но были и такие моменты, когда сама душа просила без соглядатаев посетить церковь. Однажды, когда он был ещё молодым председателем колхоза, его непреодолимо повлекло в Казанское, к образу Богородицы…
Сенокосная пора. Воскресный день. Какие там выходные?  Валерию не хватало времени заехать домой даже на обед.  Именно в этот выходной жена его затеяла большую стирку. Как могла, помогала ей их младшенькая дочка Ксюша.
Каким – то образом, пятилетняя девчушка на минуту оказалась одна. Рядом с баней топилась печка – прачка. Здесь же и пускала дочура бумажные кораблики в тазике. Но огоньки под закипающим бачком, конечно, интереснее. Взяла она маленькое полешко и попыталась положить в печку, стоящую на кирпичах. Видать не очень крепко стояла. Кипяток плеснулся ребёнку на живот и ножки.

Уже после Переяслов с ужасом представлял, что бы произошло, если бы Ксюха посильнее толкнула бачок. До сих пор мураши по телу от сознания такой близкой и непоправимой беды.
Вот тогда и нашёл время, посетил село Казанское, прислонился горячим лбом к иконе Богоматери со сбивчивым благодарным шепотком.
 И ещё запомнил лишь одну, мелодично выводимую под сенью святого образа квартетом старух строчку молитвы:
- Богородице, Дево, радуйся… просвети нас светом Сына Твоего…. –

-Что, поприжало, дяденька, молитву вспоминаешь… - Переяслов усмехнулся, но всё -таки и перекрестился, не прячась под одеяло.

К утру он, кажется, впервые за ночи, проведённые на больничной койке он по - настоящему и без тревожных сновидений заснул.